Оставшись всемером, отрезвленные смертью Алана Пейса, члены иезуитской группы встряхнулись и начали подготовку к тому, чтобы покинуть Эдем, в котором они прожили почти месяц.

Подводя итоги в день похорон, когда отзвучали заключительные аккорды гимна иезуитов «Прими и обрети», Д. У. Ярбро тщательно взвесил все «за» и «против», решая, возвращаться ли им на «Стеллу Марис», прежде чем отправляться искать Певцов. Горючего для катера было не так много. Оценив расход топлива во время первого их приземления, он заключил, что баки катера вмещают от 103 до 105 процентов того, что требуется для полета с корабля на планету и обратно, — в чем им чертовски повезло, подумал он, взглянув на небо. В хранилище на борту астероида было достаточно топлива, чтобы совершить пять ходок в оба конца. Возможно, шесть, но это уже впритык. Тогда пять, решил Д. У. Рассчитав количество горючего для отлета, он вывел, что на четыре года приходится четыре ходки, необходимые для транспортировки припасов и товаров на обмен, — с небольшим резервом на экстренные ситуации.

Пока они понятия не имели, что может понадобиться для обмена, зато уже представляли, на сколько им хватит еды. Все больше переходя на местные продукты и здешнюю воду, они могли продержаться дольше, чем оценивали вначале. Лишь Энн и Эмилио все еще пребывали на контрольной диете, питаясь провизией, доставленной с Земли, но оба ели понемногу. К тому же теперь на один рот стало меньше. У них вполне хватало продуктов еще на одну неделю, но Д. У. решил, что ему будет спокойней, если они устроят тут полномасштабный продовольственный склад с запасами по меньшей мере на двенадцать месяцев. Поэтому он заставил всех трудиться, составляя списки вещей, которые не поместились в катер при первом спуске.

В собственный список Д. У. включил ружье, которое намеревался доставить сюда, не сообщая никому, поскольку не хотел по этому поводу никаких чертовых дискуссий. А еще дополнительную бухту троса. И хотя Д. У. скорее бы умер, чем признал это, он хотел привезти еще кофе. Здешний климат оказался довольно мягким, хотя от здешних гроз волосы буквально вставали дыбом, а когда три солнца светили одновременно, делалось жарко настолько, что не хотелось шевелиться. Людям требовалось здесь меньше одежды и больше крема от ожогов.

Но больше всего Д. У. не хватало «ультра лайта». Как и все оборудование, которое земляне привезли с собой, тот питался от солнечных батарей — крохотный двухместный самолет с крыльями, одетыми в пленку из фотогальванического полимера и снабжавшими энергией мотор в пятнадцать лошадиных сил. Изящный, как стрекоза, и в полете безупречен. При первом спуске для него не нашлось места. Теперь они могли бы использовать самолетик для обследования территории. Карты Марка были хороши, но Д. У. хотел слетать и своими глазами увидеть, с чем они столкнутся, — до того как группа двинется в путь.

Сунув планшет под мышку, он направился через поляну к Энн Эдвардс, сразу его заметившей. Прислонившись спиной к стволу «дерева» и уложив на колени ноутбук, подключенный к библиотеке «Стеллы Марис», она проверяла свои записи.

— Это мог быть эндокардит, — негромко сказала Энн, когда Д. У. приблизился. — Бактериальное заражение сердечных клапанов. Перед нашим отлетом я слышала о его новой форме. Он способен убить совершенно здорового человека, а при вскрытии хрен выявишь причину — даже на Земле.

Хмыкнув, он присел на корточки рядом с ней:

— А где он мог подхватить микробы?

— Убейте меня веником, Д. У, — сказала Энн, помахав рукой перед лицом, чтобы отогнать рой похожих на комаров существ, которых они прозвали маленькими педиками. — Мог носить их в себе, пока что-то не ослабило его иммунную систему настолько, что они смогли одолеть защиту. Иммунную систему могло подавить ультрафиолетовое излучение, мы ведь получаем тут приличную дозу ультрафиолета.

— Но вы не уверены, что это было то самое… как вы его назвали? Это эндо-дерьмо.

Подобрав прутик, Д. У. стал играть с ним, пропуская между пальцами, сгибая в обруч.

— Нет. Просто это лучшая догадка, которая есть на данный момент. — Энн закрыла ноутбук. — Трудно поверить, что он умер лишь вчера. Я сожалею о прошлом вечере.

— Я тоже, — сказал Д. У., глянув на нее одним глазом, а затем отведя взгляд и уставившись на лес — Допекать даму после такого трудного дня было не лучшей идеей.

Он отбросил прутик. Она протянула руку:

— Мир?

— Мир, — подтвердил Д. У., взяв ее руку и подержав несколько секунд, затем отпустил пальцы Энн и встал, закряхтев от боли в коленях. — Но он вряд ли будет прочным, если скажу, что я решил насчет наших ближайших планов.

Сузив глаза, Энн вскинула на него взгляд.

— Я собираюсь обратно на «Стеллу Марис» и хочу, чтобы вторым пилотом со мной полетел Джордж.

— Ничего себе, — сказала она.

Мимо ее ноги пронесся сине-зеленый быстрый элли, метнувшись в опавшие листья неподалеку, а в лесу был слышен вой доминиканцев.

— Энн, на симуляторе он был лучшим из группы, и я хочу, чтобы Джордж потренировался на реальной машине. К тому же, пока я буду грузить припасы, он сможет проверить системы жизнеобеспечения. Особых проблем с космической болезнью у него не было, поэтому надеюсь, что и в этот раз он не заболеет. Я знал, что вы будете злиться, но таков расклад.

— Наверное, он обрадуется, — удрученно произнесла Энн. — О черт, ненавижу эту затею!

— Миссис Эдвардс, я не спрашиваю разрешения, — сказал Д. У., но голос его звучал очень мягко. Он криво усмехнулся. — Просто подумал, что следует сказать заранее, чтобы вы могли обругать меня без свидетелей.

— Считайте себя обруганным, — сказала Энн, засмеявшись, хотя ее трясло. — Что ж, ладно. Это не первый раз, когда я стою неподалеку, ожидая, что Джорджа разорвет на куски. Или размажет по мостовой. Или раздавит, как жука. Чего только этот человек не вытворит для забавы!

Она покачала головой, вспоминая спуск по речным порогам, белым от пены, лазанье по скалам, гонки на мотоциклах по бездорожью.

— Вы когда-нибудь слышали старую шутку про парня, спрыгнувшего с Эмпайр-стейт-билдинг? — спросил Д. У.

— Ага. Во время полета он повторял: «Пока все идет неплохо. Пока все идет неплохо…» Это история жизни Джорджа в кратком изложении.

— Энн, он справится. Это хороший самолет, а у Джорджа талант к этим делам. И прежде чем мы отчалим, я еще раз усажу его за симулятор. — Д. У. поскреб щеку и улыбнулся. — Я ведь и сам не спешу разбиться и сгореть. Если мы запорем посадку и расплющимся о землю, то меня не причислят к святым мученикам. Мы будем осторожны.

— Говорите за себя, Д. У. Вы не знаете Джорджа Эдвардса, как знаю его я, — предупредила Энн.

На самом деле полет прошел почти идеально, без сучка и задоринки, а Джордж великолепно выполнил приземление. Хотя Энн была слишком напугана, чтобы на это смотреть, и пряталась за спинами Эмилио и Джимми, закрыв ладонями глаза. Когда она наконец осмелела, Джордж уже выбрался из катера и бежал к ней, вопя и улюлюкая. Затем подхватил и закружил ее, тараторя о том, как это было здорово.

Когда они угомонились, София улыбнулась Джорджу и направилась к Д. У., чтобы помочь провести послеполетную инспекцию.

— Вы выглядите слегка бледным, — негромко заметила она, двигаясь вдоль левого крыла.

— Он справился отлично, — пробормотал Д. У, — для чертова сукина сына, у которого больше храбрости, чем соображения.

— Несколько более волнующий полет, чем вы предполагали, — рискнула высказаться София и улыбнулась одними глазами, когда Д. У., буркнув что-то, нырнул под фюзеляж, где осматривал системы правого борта, пока его пульс не вернулся к норме.

Все еще дрожа, подошла Энн и поздравила Софию с очевидной эффективностью полетного симулятора.

— Меня подмывает сказать: «Благодарю, Господи!» — прошептала она, обнимая подругу. — Но спасибо тебе, София.

Софии это признание доставило удовольствие.

— Я тоже рада, что они вернулись здоровыми и невредимыми, — сказала она.

— Особенно радует, что цел и невредим катер, — без сантиментов заметил Марк, вдвоем с Джимми извлекая из грузового отсека упаковочный ящик.

И все молча согласились с ним. С этой планеты был лишь один путь, и каждый это знал.

Джордж, в полном восхищении от полета, теперь хотел попробовать пилотировать «ультра лайт», но на следующий день ему пришлось довольствоваться сборкой этого прозрачного миниатюрного самолета. Д. У. уже решил, что в первый раз с ним поднимется Марк, поэтому натуралист получил возможность оценить, насколько снимки из космоса совпадают с фактической топографией и распределением растительности.

Пока Джордж и Д. У. находились в воздухе, наземная команда готовила взлетную полосу для «ультра лайта», которому для разбега требовалось сорок метров. Осталось выкорчевать два пня, а затем подождать, пока выпадет надлежащее количество осадков, чтобы разрыхленный грунт сделался плотней, но не превратился в болото, — поэтому прошла почти неделя, прежде чем Д. У. и Марк смогли полететь вниз по ущелью, рассекавшему невысокую горную гряду, расположенную к северо-востоку от их поляны.

Несмотря на две весьма шумные посадки и один взлет, пока ничто не указывало на то, что о присутствии землян кто-то знает, и это было к лучшему. Свой маршрут они выбрали так, чтобы свести к минимуму возможность пролета над обитаемыми районами, а в здешних местах, похоже, перемещение по воздуху пока не получило развития. Еще пребывая на «Стелле Марис», Джордж составил список частот радиовещания, применяемых Певцами, и рекомендовал, чтобы для связи с корабельными системами и друг с другом иезуитская группа использовала УКВ и практически не обнаруживаемое широкочастотное кодирование — дабы не привлекать к себе внимание раньше времени. Но даже и так во время заключительной фазы их первого разведывательного полета Д. У. и Марку пришлось хранить радиомолчание. Спутники, используемые землянами для передачи сигналов, были не всегда доступны, и их уход из зоны видимости совпал по времени с завершением подготовки посадочной полосы.

Через пятнадцать часов, в последние пять из которых связи не было, Джимми нарушил тишину криком. Затем все услышали мотор «ультра лайта» и вскочили, обшаривая глазами небо в поисках самолетика.

— Там! — крикнула София, и они увидели, как Д. У. делает круг, заходя на посадку, а затем снижается для тряского приземления.

Выбираясь из кресла, Марк широко улыбался.

— Мы нашли деревню! Наверное, шесть или семь дней пути отсюда, если двигаться по речной долине, — сообщил он. — Прилепилась на утесе, примерно в тридцати метрах над рекой. Мы едва ее не пропустили. Очень любопытная архитектура. Почти такая, как у скальных поселков Анасази, но совсем не геометрическая.

— О, Марк! — простонала Энн. — Да всем наплевать на архитектуру.

— Вы нашли кого-нибудь из Певцов? Как они выглядят? — спросил Джордж.

— Мы никого не видели, — сказал Д. У., выбравшись наружу и потягиваясь. — Чертовщина какая-то. Место не выглядит брошенным. Не как город-призрак. Но мы не видели ни единой души.

— Место очень странное, — подтвердил Марк. — Мы приземлились по другую сторону реки и долго наблюдали, но смотреть было не на кого.

— Ну и что будем делать теперь? — спросил Джимми. — Искать другую деревню, где есть жители?

— Нет, — сказал Эмилио. — Нам следует идти в деревню, которую нашли Марк и Д. У.

Повернувшись, все с недоумением уставились на него, и Эмилио понял, что никто не ожидал, что у него есть мнение на этот счет. Не удержавшись, он расчесал пальцами волосы, но тут же выпрямился и вновь заговорил, с большей уверенностью, чем обычно:

— Мы пробыли тут некоторое время — в уединении. Как и надеялись, мы привыкли к планете, да? И сейчас у нас есть возможность обследовать эту деревню, причем тоже без посторонних глаз. Мне кажется, ситуация развивается шаг за шагом. А на следующем мы, возможно, встретимся с теми, с кем предназначено встретиться.

— Ты полагаешь, — нарушив молчание, спросил Марк Робичокс, с сияющими глазами поворачиваясь к Д. У, — что эта деревня является черепахой на шесте?

Фыркнув, Д. У. коротко рассмеялся, поскреб затылок и некоторое время пялился в землю, от души жалея, что когда-то помянул черепах. Затем он оглянулся на добровольцев. Джордж и Джимми явно были готовы взвалить на спины рюкзаки и отправиться в путь. Покачав головой, Д. У. беззвучно воззвал к Энн и Софии, надеясь, что хотя бы одна из них предложит что-нибудь логичное или практичное. Но Энн лишь пожала плечами, разведя руками, а София просто спросила:

— Зачем идти, когда можно лететь? Думаю, нам следует использовать «ультра лайт» в качестве транспорта. Мы можем переправить персонал и оборудование в несколько приемов.

Услышав это, Д. У. воздел руки и посмотрел на небо, сдаваясь, а затем пошел по кругу, уперев руки в бедра и бормоча под нос, что вся эта чертова затея сведет его в могилу. Но в конце концов остановился перед Эмилио Сандосом, которого знал со времени, когда тот был мальчиком, — на протяжении почти тридцати лет. Чьи изумленные, застенчивые, произносимые шепотом исповеди он теперь слушал, сам еле удерживаясь от слез. На секунду Д. У. захлестнуло чувство, будто он видел, как эта душа пускает корни, зреет, расцветает — причем в нечто такое, чего он никогда не ожидал, на что едва ли мог рассчитывать и что с трудом понимал. Мистик! — изумленно подумал он. В мои руки попал пуэрториканский мистик.

Все ждали его решения.

— Конечно, — наконец сказал Д. У. — Хорошо. Я согласен. Почему бы и нет? Там есть плоский участок, где я могу приземлиться, — не на виду, в нескольких милях к югу от деревни, на той же стороне реки. Самое тяжелое оборудование мы переправим с Мендес, поскольку она ничего не весит. А Квинн, когда до него дойдет очередь, может везти с собой эти чертовы зубные щетки.

Раздались радостные возгласы, все разом начали говорить, радостно хлопая ладони друг друга. Посреди этой кутерьмы молча стоял Эмилио Сандос, вроде бы слушая. Но он не слышал ничего из обсуждения планов, происходившего вокруг него. Когда Эмилио вернулся оттуда, где он был, то увидел неподалеку Софию Мендес, столь же отстраненную от остальных, как и он, и наблюдавшую за ним умными, изучающими глазами. Он встретил ее взгляд без смущения. А затем этот момент прошел.

Одного за другим их доставляли через лес, вдоль течения реки, в более сухую, заслоненную горами от ветра местность, на исходную позицию, которую присмотрел Д. У. Они взяли с собой палатки, радиоаппаратуру и двухнедельный запас продуктов, основную часть груза оставив храниться в катере, который Д. У. запер и замаскировал. Последнее, на что каждый из них посмотрел, поднимаясь со взлетной полосы к небу, была могила Алана Пейса. На ней лежали цветы, но никто не признался, что их положил, и никто это не комментировал.

К востоку от гор все казалось несколько уменьшенным и не таким цветистым, как в лесу. Краски здесь были более приглушенными и запыленными, а безопасность животных больше зависела от маскировки и умения скрываться. Вместо изящных пологов леса тут произрастали древоподобные растения, отстоящие друг от друга далеко, но с многими стволами и переплетенными ветвями. Тем же вечером, между вторым и третьим заходами солнца, Джордж нашел место в скалах, чтобы спрятать разобранный «ультра лайт», пока остальные сооружали новый продовольственный склад. Во время работы они постоянно вздрагивали из-за маленьких серо-голубых животных, которых Энн окрестила сердечниками за их взрывные, как взлет куропатки, прыжки, от которых могло остановиться сердце. Голоса людей звучали громко, даже если они говорили тихо. Не сговариваясь, в эту ночь поставили палатки очень тесно. Впервые с момента приземления все ощущали себя чужими, неуместными и слегка напуганными, когда, забравшись в спальные мешки, пытались хоть немного поспать.

На следующее утро Марк повел их вниз по долине реки, к укромному месту, откуда можно было видеть деревню, — хотя сначала никто не мог понять, на что он указывает. Было удивительным, если не чудесным, что Марк вообще ее заметил, пролетая мимо на «ультра лайте». Устроенные так, чтобы сливаться с окружением, террасы и каменная кладка безупречно смыкались со слоистым, обточенным рекой камнем обрыва. Линии крыш обнаруживали внезапные сдвиги, меняя высоту и материал, чтобы имитировать просадку и сдвиги скальной породы. Проемы не были ни квадратными, ни единообразными, они разнились, подстраиваясь под затеняющие выступы, где настоящая скала раскалывалась и осыпалась к реке.

Даже на таком расстоянии были видны комнаты, которые открывались прямо на террасы, нависавшие над рекой. И большие, сплетенные из речного тростника зонтики, почти незаметные в окружении листвы и вьющихся растений. Эти сравнительно хрупкие сооружения подтверждали впечатление Д. У., что еще недавно деревня была заселена, — без ремонта они не выдержали бы долго.

— Эпидемия? — негромко спросил Джимми у Энн.

Они ждали, но никто не появлялся, и вид опустелых жилищ наводил ужас.

— Нет, не думаю, — сказала она тихо. — Тогда мы увидели бы трупы, услышали плач или что-то в этом духе. Может, идет война и всех эвакуировали?

Какое-то время они наблюдали, размышляя и изучая деревню, пытаясь оценить численность населения и шепотом высказывая мрачные предположения насчет пропавших жителей.

— Ну ладно, давайте глянем поближе, — наконец сказал Д. У.

Он назначил Джорджа и Джимми наблюдателями. Прихватив радиопередатчики, они расположились над деревней, чтобы видеть разом реку и равнину к востоку от утесов. Затем Д. У. разрешил Марку провести остальных вверх по обрыву, где они начали осторожный осмотр жилищ, в которые можно было войти с террас, ничего не трогая и не ломая.

— Я чувствую себя, словно девочка из сказки про трех медведей, — прошептала Энн, пока они заглядывали в комнаты, шли по коридорам, пробирались по наружным скальным тропам.

— Я надеялся найти какие-нибудь вещи, по которым можно было бы судить, как выглядят люди, — признался Марк.

Стены тут были голыми, камень не штукатурили и не красили. Скульптуры не попадались — вообще никаких предметов изобразительного искусства. Меблировка комнат скудная, домашних пожитков тоже немного, хотя на всем лежала печать мастерства. В некоторых помещениях были разбросаны большие подушки с прекрасно вышитыми яркими чехлами; в других комнатах имелись низкие платформы из зернистого материала, похожего на дерево, — они могли служить столами. Или, возможно, скамьями. Отделка была превосходной.

Исход обитателей не выглядел поспешным. Тут были комнаты или же места, явно используемые для приготовления пищи, но никакой еды не было оставлено. Люди нашли закрытые контейнеры, возможно, содержащие продукты питания, но, не желая взламывать печати, не стали ничего открывать. Высокие полки, вырубленные в скале, были заполнены горшками, чашами, тарелками, керамическими емкостями всех видов, а высоко над головами, с рам, врезанных в стропила, свисали ножи и прочие кухонные инструменты.

— Что ж, у них есть руки, — сказала Энн, глядя на рукояти ножей. — Не могу вполне решить, как я держала бы эти штуковины, но что-то вроде пальцев тут задействуется.

— Наверное, они ближе к росту Джимми, чем к нашему, — сказала София.

Почти все хранилища располагались намного выше, чем она могла достать. На Земле у нее возникали схожие проблемы, но здесь это ощущалось сильней. Ей показалось странным, что все тут помещалось или слишком низко, или слишком высоко.

После первого обхода они не смогли понять принцип, по которому устроены здешние жилища. Помещения варьировались по размерам и форме, часто копируя естественные полости в скале, но с небольшим расширением объема. В одной очень большой комнате они обнаружили многочисленную коллекцию огромных корзин. В другой, поменьше, — красивую, плотно закупоренную стеклянную посуду, наполненную какой-то жидкостью. Еще довольно долго люди продолжали бродить в жутковатом безмолвии, каждую секунду ожидая столкнуться неизвестно с чем. А когда уже собирались уходить, из крохотного радиодинамика прозвучал голос Джорджа, нарушив тишину:

— Д. У.?

Услышав собственного мужа, Энн едва не подпрыгнула, а вокруг раздался удивленный смех, который Д. У. прекратил взглядом.

— Слушаю.

— Угадайте, кто идет к обеду?

— Далеко они? И сколько их?

— В данный момент я вижу только одного. Он огибает холм примерно в пяти милях к северо-востоку отсюда. — Последовала короткая пауза. — Ну и ну! Да тут целая банда. Шагают. Большие и маленькие. Похожи на семьи. Несут что-то. Корзины, я думаю. — Джордж опять ненадолго умолк. — Что прикажете нам делать?

Наскоро выяснив мнение остальных, Д. У. уже собирался ответить, когда Эмилио внезапно устремился наружу через ближнюю террасу. На секунду задержавшись, чтобы сорвать, непонятно зачем, маленькие цветы с лиан, он стал взбираться к сторожевому посту Джорджа. Открыв рот, Д. У. смотрел, как Эмилио уходит. Затем глянул на Энн, Марка, Софию и сказал в микрофон:

— Мы идем. Встречайте нас.

Они догнали Эмилио, когда он уже поднялся к плато, нависавшему над речным ущельем, и там к ним примкнули Джимми и Джордж. С этого возвышения они могли видеть грунтовую дорогу, которая вела к группе из нескольких сот особей, топавших по своим делам. Повинуясь некоему внутреннему приказу, Эмилио уже направился вниз по дороге — ровным шагом, без спешки, но и без колебаний.

— Похоже, моих приказов уже не ждут, — пробормотал Д. У., не обращаясь ни к кому конкретно.

А откликнулся на его слова Марк:

— Ах, mon ami, полагаю, мы сейчас на том самом столбе, и угодили туда не сами по себе. Deus qui incepet, ipse perficiet.

Бог, который это начал, доведет затею до завершения, подумала Энн и задрожала, несмотря на жару.

Все шестеро последовали за Эмилио, глядя, как он нагибается, подбирая маленькие яркие камешки, листья — что подворачивалось под руку. Словно сознавая, что его действия могут показаться безумными, он обернулся к ним и коротко улыбнулся, сияя глазами. Но прежде чем они смогли сказать что-то, Эмилио снова отвернулся и продолжил свой путь по тропе, пока не прошел половину расстояния до жителей деревни. Здесь он остановился, дыша чуть учащенно — отчасти из-за ходьбы, отчасти из-за важности момента. Остальные подтянулись ближе, но, признавая его главенство, оставили Эмилио стоять на несколько шагов впереди, где его серебристо-черные волосы раздувал ветер.

Теперь люди могли слышать высокие мелодичные голоса и обрывки речи, приносимые к ним шаловливым ветром. Они не заметили, чтобы кто-то отдал приказ перестроиться, но Д. У. вдруг осознал, что малыши стягиваются к центру толпы, а спереди и по бокам возникают рослые, могучие с виду особи, невооруженные, насколько он мог видеть, но настороженные и глядевшие прямо на иезуитский отряд.

— Никаких внезапных резких движений, — тихо посоветовал Д. У., стараясь говорить так, чтобы его слышали все, включая Эмилио, сохранявшего неподвижность, — стройная прямая фигура в черном. — Стойте немного порознь, чтоб они видели каждого. И руки держите на виду.

Ни в одном, ни в другом отряде не было паники. Остановившись в нескольких сотнях шагов от Эмилио, туземцы сгрузили с себя большие добротные корзины, наполненные чем-то легким, судя по тому, как их ворочали даже более мелкие особи. Никто из них не носил одежды, но у многих вокруг конечностей и шеи были повязаны яркие ленты, развевавшиеся на ветру. В эту секунду бриз подул в лицо людям, и Д. У. вдруг ощутил изысканный цветочный аромат, исходивший, как ему сперва показалось, от толпы. Затем он пригляделся к ажурным корзинам и сообразил, что они наполнены белыми цветами.

Несколько минут обе группы просто стояли и смотрели друг на друга, тонкие голоса подростков пресекались шиканьем взрослых, бормотание и перешептывание стихали. Толпа успокоилась. Д. У. взял на заметку тех, кто говорит, а кто помалкивает во время дискуссии, развернувшейся затем. Особи, стоявшие по краям, оставались настороже и в обсуждение не встревали. Пока Д. У. разбирался с командной структурой аборигенов, Энн Эдвардс изучала их анатомию. Два вида различались не настолько, чтобы показаться друг другу уродливыми. Тела были сконструированы по общей схеме: двуногие, с передними конечностями, приспособленными для хватания и манипулирования.

Лица тоже были во многом схожи, а различия не казались Энн шокирующими или безобразными; она сочла туземцев красивыми, как находила красивыми многие другие виды, и на Земле, и здесь. Крупные подвижные уши, стоящие торчком и помещенные по сторонам головы, в верхней ее части. Роскошные глаза — большие и с густыми ресницами, невозмутимые, как у верблюдов. Нос выпуклый, широкий сверху, а ниже плавно выгибавшийся вперед, дабы соответствовать челюстям, выступавшим заметнее, чем у людей. Рот безгубый и широкий.

Конечно, различий было немало. Прежде всего бросалось в глаза, что у людей, в отличие от аборигенов, нет хвостов, — аномалия даже на их родной планете; у подавляющего большинства земных позвоночных имеются хвосты, и Энн не могла понять, почему их утратили некоторые приматы и гвинейские свиньи. И другая человеческая странность проступила здесь, как и на Земле: сравнительная безволосость. Мускулистые плечи жителей деревни покрывала гладкая плотная шерсть. Каждый из них лоснился, точно сиамский кот, — цвета буйволовой кожи, с восхитительными темно-коричневыми отметинами вокруг глаз, похожими на макияж Клеопатры, и темной полосой, сбегавшей по хребту.

— Они так прекрасны! — выдохнула Энн и удрученно задумалась, не сочтет ли такой красивый народ отталкивающими людей — плосколицых и уродливых, с нелепыми клочьями белых, рыжих, коричневых, черных волос; разных по высоте, бородатых и гололицых, а вдобавок различающихся по половым признакам. Мы чужеземцы, подумала она, — в полном смысле этого слова…

Из центра толпы вышел индивидуум среднего роста и неопределенного пола. Едва дыша, Энн смотрела, как он отделяется от группы, направляясь к ним. Она поняла, что Марк занимается похожей биологической оценкой, потому что когда существо приблизилось, он вполголоса воскликнул:

— Глаза, Энн!

Каждый глаз содержал сдвоенную радужную оболочку, устроенную в форме горизонтальной восьмерки вокруг двух зрачков разного размера, — подобно причудливому глазу каракатицы. Такое люди видели и раньше. Но от чего Энн остолбенела, так это от их цвета: темно-голубой, почти фиолетовый, светящийся, словно стекло витражей в Шартрском соборе.

Эмилио продолжал сохранять неподвижность, позволяя субъекту, стоявшему перед ним, проявить инициативу. Наконец тот заговорил.

Это был язык с резкими взлетами и понижениями звука, полный гласных и мягких жужжащих согласных, текучий и плавный, без отрывистых перепадов и ритмичной переменчивости языка Песен. Он даже более красив, решила Энн, но ее сердце упало. Этот язык был также непохож на язык Певцов, как итальянский непохож на китайский. Вся работа впустую, подумала она. Джордж, как и все члены группы учившийся у Эмилио узнавать язык Певцов, видимо, подумал о том же. Наклонившись к Энн, он прошептал:

— Дьявольщина! В «Звездном пути» все говорили на английском.

Она ткнула его локтем, однако улыбнулась уголками губ и, продолжая вслушиваться в чужую речь, взяла Джорджа за руку. И стиснула ее крепче, когда существо перестало говорить, и ждала, чем ответит Эмилио.

— Я не понимаю, — сказал Эмилио мелодичным звонким голосом, — но я могу научиться, если вы станете меня учить.

Что произошло затем, было загадкой для всей иезуитской группы, кроме Сандоса. Говорун вызвал из толпы некоторое число особей, включая нескольких подростков, — одного за другим. Каждый коротко говорил что-то Эмилио, который встречал их спокойным взглядом и повторял каждому: «Я не понимаю». Он был почти уверен, что те обращаются к нему на разных языках или диалектах, один из которых несомненно был языком Певцов, и Эмилио понял, что они переводчики и что их лидер пытается найти какое-нибудь наречие, которое окажется для них общим. Не преуспев в этом, взрослый вернулся в толпу. Там опять началось обсуждение, длившееся довольно долго. Затем подросток, значительно более мелкий, чем кто-либо из говоривших ранее, вышел вперед вместе с другим взрослым, который что-то произнес успокаивающе, прежде чем мягко подтолкнуть малышку, понуждая приблизиться к Эмилио в одиночку.

Она была худосочным ребенком, тощим и нескладным. Видя, как она подходит, испуганная, но решительная, Эмилио медленно опустился на колени, чтобы не возвышаться над ней, как над ним маячил тот взрослый. Казалось, в эту минуту они остались одни, забыв про остальных, сосредоточившись друг на друге. Когда малышка приблизилась, Эмилио выставил руку ладонью вверх и сказал:

— Привет.

Помедлив лишь мгновение, она вложила свою руку — теплую, с длинными пальцами — в его ладонь, и повторила:

— Привет.

Затем произнесла голосом столь же мелодичным и звонким, как у Эмилио:

— Чаллалла кхаери.

И наклонилась вперед, положив голову на его плечо. Когда она это сделала, Эмилио расслышал легкий вздох.

— Чаллалла кхаери, — повторил он и с серьезным видом воспроизвел ее телесное приветствие.

Жители деревни разом загалдели, громко и возбужденно. Это было неожиданно, и люди отступили на шаг, но Эмилио продолжал смотреть не малышку и видел, что она не испугалась и не отодвинулась. Он удержал ее руку и, осторожно подтянув к своей груди, сказал:

— Эмилио.

Малышка вновь повторила слово, но на сей раз не справилась с гласными, и получилось:

— Ми-ило.

Улыбнувшись, Эмилио не стал ее поправлять, думая: «Довольно близко, chiquitita, довольно близко». Он почему-то решил, что это девочка, и уже полюбил ее всей душой. Теперь он ждал, зная, что малышка потянет его руку к себе. Она так и сделала, хотя прижала ее ко лбу, а не к груди.

— Аскама, — сказала она.

Эмилио повторил слово — ударение на первом слоге, а второй и третий едва обозначаются, произносятся быстро и слитно, слегка понижаясь в тоне.

Затем он сел, скрестив ноги, в тонкую коричневато-желтую пыль тропы. Аскама тоже чуть сдвинулась, чтобы смотреть ему в лицо, и Эмилио знал, что обе группы, туземцы и пришельцы, видят их с двух сторон. Перед своим следующим шагом он повернул голову и встретился глазами со взрослым, который вывел малышку вперед и сейчас стоял невдалеке, неотрывно следя за Аскамой. Привет, мама, подумал Эмилио. Потом опять сосредоточился на девочке. Подавшись назад в легком удивлении, он издал тихий возглас и, широко открыв глаза, спросил:

— Аскама, что это?

Протянувшись за ее ухо, рука Эмилио внезапно вынула цветок.

— Си зхао. — воскликнула Аскама, изумленная сверх всякой меры.

— Си зхао, — повторил Эмилио. — Цветок.

Он оглянулся на взрослого, широко открывшего рот. Та не пошевелилась, поэтому Эмилио продолжил, сотворив из пустоты уже два цветка.

— Са зхай. — вскричала Аскама, называя, по-видимому, форму множественного числа.

— Воистину са зхай, chiquitita, — прошептал он, улыбаясь.

Вскоре вперед вышли и другие дети, их родители тоже придвинулись, и вот уже обе группы, пришельцы и местные, соединились, увлеченные представлением, окружив Аскаму и Эмилио, который заставлял камушки, листья и цветы множиться, исчезать, появляться, а заодно узнавал то, что могло быть числами, существительными и, что более важно, выражениями удивления, озадаченности, восторга, следя за лицом Аскамы, поглядывая на взрослых и детей, чтобы проверить реакцию, впитывая язык тела и отражая его в танце открытия.

Улыбаясь, исполненный любви к Господу и Его творениям, Эмилио наконец протянул руки, и Аскама с готовностью устроилась на его коленях, удобно свернув вокруг себя мускулистый, сужающийся к концу хвост и наблюдая, как он приветствует других детей, начиная узнавать их имена в свете трех солнц, прорвавшемся сквозь облака. Эмилио ощущал себя призмой, преломляющей Божью любовь, словно дневной свет, испускающей ее во все стороны, и это чувство было почти осязаемым, пока он усваивал и повторял как можно больше из того, что ему говорили, мигом улавливая музыкальность и ритм речи, звучание фонем, охотно принимая негромкие поправки Аскамы, если что-то он произносил неверно.

Когда разговор стал более хаотичным, Эмилио рискнул и залопотал какую-то бессмыслицу, с серьезным видом подражая мелодике и базовому звучанию фраз, но более не стараясь быть точным в выборе слов. Такая тактика неплохо сработала при общении с гикую, а вот островитяне Трука оскорбились. К его облегчению, здешних взрослых это, похоже, позабавило; не было возмущенных криков или угрожающих жестов, а дети визжали и наперебой требовали, чтобы он «поговорил» с ними в этой веселой и глупой манере.

Эмилио понятия не имел, сколько прошло времени, но почувствовал, что спину ломит, а ноги затекли под весом Аскамы. Сняв малышку со своих колен, он с трудом поднялся, но держал ее за руку, озираясь, словно впервые все это увидел. Он заметил Джимми и Софию, которая крикнула ему: «Волшебные фокусы! Сандос, вы скрыли это от меня!» — поскольку этого не было в ее ИИ-программе. Потом Эмилио увидел Марка Робичокса, затерявшегося в толпе, — с малышом на плечах, который гордо смотрел поверх взрослых. И был там Д. У., чьи глаза, как ни поразительно, наполняли слезы. Эмилио поискал взглядом Джорджа и Энн Эдвардс. В конце концов он нашел их, взявшихся за руки, и Энн тоже плакала, но Джордж радостно ему улыбнулся и сказал, повысив голос, чтобы пробиться сквозь гвалт, устроенный детьми:

— Если кто-то спросит, мне сто шестнадцать!

Откинув голову, Эмилио Сандос засмеялся.

— Боже! — крикнул он в солнечный свет и, наклонившись, поцеловал Аскаму в макушку, а затем притянул малышку к себе, будто хотел заключить в объятия все мироздание.

— Боже, — снова прошептал он, закрыв глаза, с ребенком на руках. — Вот для чего я был рожден!

И это была чистая правда. Вся его жизнь была лишь прелюдией к наступившей гармонии.