Троны Хроноса
ПРОЛОГ
Согласно закону, от которого ничто в прошлом не было свободно, зло способно расти бок о бок с добром и в конце концов достигнуть пароксизма в какой-нибудь специфически новой форме.
Если есть вершины, должны быть и бездны.
Благодаря игре внутренних сил сцепления в человечестве высвобождается огромная энергия, но вполне вероятно, что эта энергия и в будущем будет использоваться столь же дисгармонично, как в настоящем и в прошлом. Что будет скрываться за этой грубой силой — механическая синергия или синергия любви к ближнему? Будет ли человек стремиться осуществить свое «я» через коллектив или попытается осуществить индивидуально нечто большее, чем свое «я»? Чего мы должны ожидать — отвержения или принятия Омеги?
Св. Тейяр
(Пьер Тейяр де Шарден)
«ФЕНОМЕН ЧЕЛОВЕКА», ок. 200 до Исхода
ПОЖИРАТЕЛЬ СОЛНЦ
Отуманенный наркотиками темпат Норио ворвался, обогнув дипластовый барьер, в Палату Хроноса. Мотыльковое биение тайной жизни Пожирателя Солнц преображалось в барабанную дробь, и с каждым ударом в него вливалась энергия, ускоряющая ритм сердца. По шероховатому бугру урианской машины он вскарабкался к сталагмиту, столь похожему на трон, не предназначенный, однако, для человека, где покоилось Сердце Хроноса. Бездна позади, словно ведущая в недра черной дыры, вокруг которой вращалась станция, притягивала взгляд, но зеркальная сфера, заключающая в себе тайну Пожирателя Солнц, влекла еще сильнее.
Пульсирующая в ней жизнь сливала пульс, дыхание и все внутренние функции Норио в одно целое с древним, почти органическим механизмом — такого экстаза он никогда еще не испытывал. Время и пространство открывались перед ним в вихре эмоций, идущем от обитателей станции. Перебарываемый сознанием долга страх тарканцев, вбегающих в Палату, ужас и бешенство Моррийона, боязливое любопытство Лисантера, ощущения других людей за стенами отсека. Власть Норио все время росла. В экстатическом триумфе он сознавал, что вот-вот поглотит умы всех, кто находится па станции. Пусть это продлится одно мгновение — его потерявшему чувство времени разуму это представлялось нескончаемым удовольствием, не идущим в сравнение с его жалкой коллекцией.
Но тут он увидел мистическое свечение двух умов в причальном отсеке — столь яркое, что он не мог не смотреть. Борясь с этим ненавистным, отталкивающим его светом и желая поглотить разум Вийи первым, Норио черпал силу из Сердца. Внезапная боль пронзила его, и он вспомнил мерзкую штуковину, отнявшую у него Хрима, — теперь он чувствовал пальцами ее пышущую жаром субстанцию.
У Норио вырвался вопль. Разум его вскрылся по шву, ослабленному этим уколом памяти, и развеялась наркотическая дымка, до сих пор скрывавшая от него истинную природу того, что он пытался пробудить. Теперь, когда было уже поздно, он страстно желал укрыться в неведении, в умственной слепоте нормальных людей. Острым колом в него входила боль, которую не мог выразить ни один доступный ему звук. Норио чувствовал, как рвутся жилы у него в горле и лопаются голосовые связки — что-то жуткое в своей огромности искало выхода сквозь его мозг, дробя его на миллион осколков, и каждый из них был жив и не терял сознания в пытке этого нескончаемого мгновения...
* * *
Свет начал мигать.
По тому, как стиснули оружие руки тарканцев из почетного караула, по сузившимся глазам и окаменевшим челюстям Анариса ахриш-Эсабиана, должарского наследника, Вийя поняла, что это — явление ненормальное. Ее тело напряглось, и взгляд, обежав отсек, снова остановился на Анарисе.
Наследник застыл неподвижно менее чем в метре от нее. Она чувствовала его гнев, как обжигающий огонь, и пыталась заслониться от него своим ментальным щитом. «Если жизнь на Пожирателе Солнц такова, придется принять предложенные Монтрозом наркотики», — подумала она, стараясь хотя бы внешне сохранить невозмутимость.
Огни замигали снова, бросив зеленовато-серую тень на лицо Анариса, потом потускнели и погасли совсем, оставив от него едва различимый силуэт. Причальный отсек сделался красновато-серым, словно каменный чертог, освещаемый солнцем сквозь розовые стекла, и Вийя, не отрывавшая взгляда от Анариса, узнала, к своему ужасу и отвращению, собор в Нью-Гластонбери на Дезриене.
Отталкивая от себя воспоминание об этом месте и о видении, которое ее там посетило, Вийя уцепилась за единственную связь с реальностью, еще доступную ей, — за фигуру Анариса, зеленовато-серую на фоне света, идущего от стен. Но тут в соборе словно открылась дверь — тень расширилась и неотвратимо увлекла ее в Сновидение.
* * *
Серый туман вокруг разошелся, и она услышала знакомый шум прибоя.
Брызги оросили ее лицо — соленые брызги.
Подняв голову, она увидела над собой зеленовато-серые облака Должара. Сверкнула молния, и раскат грома заглушил рокот моря. От запаха соли щипало в носу. Каким-то образом она перенеслась с урианской станции сюда, на остров Хореи.
«Я уже была здесь когда-то», — подумала она, все еще пытаясь вернуть... что? Ей помнилось высокое здание из ажурного камня, его кристаллические окна, старая женщина... Но память ускользала, ноги вязли в песке и соленая пена жалила глаза.
Еще мгновение она слышала эхо своей мысли — даже не эхо, а вопрос, — но и он отошел куда-то на край сознания, вытесненный настоятельной потребностью сделать что-то, и сделать немедленно.
Она осмотрелась, привыкая к повышенной силе тяжести, повернулась спиной к темно-серому Должарскому морю, взобралась, тяжело дыша, на каменную осыпь и увидела перед собой многоярусный город, врезанный в склон горы с двумя вершинами.
«Джар ат-Хореид», — пришло откуда-то извне.
Она изумленно смотрела на высокие арки, фигурные окна и мозаики, которые при кратком проблеске заходящего солнца вспыхнули золотом, рубинами и изумрудами.
Вийя не ждала, что увидит такую красоту. На Должаре никогда не было ничего красивого, и она думала, что должарианцам чуждо само понятие прекрасного, хотя в массивных башнях властителей Дола ей не доводилось бывать.
Внезапно она вскинула глаза, но не увидела ничего, кроме туч. Астероид!
Как бы она здесь ни оказалась, причина теперь стала ей ясна. «Я должна предупредить их», — сказала она себе и бросилась бежать.
Ветер дул навстречу, предвещая шторм. Теплые капли шлепались на нее и на истертый кирпич дорожки. Она перескочила через низкую загородку, грохнув сапогами о камень.
Ее окружали незнакомые запахи трав и душистых кустарников. Она мельком подумала, что климат здесь много мягче, чем на севере.
Потом она увидела человека и остановилась, смигивая дождевые капли с глаз.
Он сделал старинный жест, означающий «мир тебе». Вийя ответила тем же, и он поманил ее к себе.
Она свернула с дорожки на другую, поуже, раздвинула занавес пальмовых ветвей и увидела длинный низкий дом с нависающими краями крыши.
Вслед за незнакомцем она взошла на крыльцо, и ветер внезапно утих. В закругленных окнах горели огни, и она ясно видела смуглое лицо со светлыми глазами. Мужчина был на ладонь ниже ее, крепкого сложения. В длинных, как у нее, волосах сквозила седина. Он был старше, чем показалось ей на первый взгляд.
Одет он был просто: в длинную разноцветную тунику и мешковатые штаны, заправленные в тканевые сапоги. Все это, в отличие от костюма Вийи, нисколько не напоминало военную форму, да и оружия, судя по всему, он при себе не имел.
Не успев ничего сказать, Вийя почувствовала у самого своего щита осторожный вопрос, а за вопросом — твердый, как сталь, контроль.
— Добро пожаловать, дочь моя, — сказал мужчина. Его выговор искажал слова, но за ними чувствовались любопытство и неподдельное радушие, а еще глубже — сознание чего-то неотвратимого и печаль, которую даже его контроль не мог скрыть.
— Астероид, — сказала Вийя. — Люди с материка...
— Это неизбежно, — ответил он, обратив поднятую ладонь к городу. — Неизбежно.
Дождь перестал на время — словно занавес открыли, — и Вийя увидела на балконе каждого дома, от уровня моря до вершины горы, людей самого разного возраста. Все они стояли очень тихо, глядя на юг.
Повинуясь знаку незнакомца, Вийя посмотрела туда же, в желтое вечернее небо.
С небес медленно, неотвратимо, почти величественно нисходил яркий свет. Вот он исчез за южным горизонтом, и в сумерках расцвел световой купол, пронзенный стрельнувшим ввысь голубоватым копьем, — это удар астероида превратил сотню кубических километров воды и морского дна в перегретый пар.
— Свершилось, — сказал мужчина.
Первой реакцией Вийи был гнев от бесцельности всего этого. Она явилась слишком поздно, чтобы спасти их. Если бы она лучше рассчитала время, если бы у нее был корабль, она расстреляла бы этот астероид еще в космосе... но «Телварна» исчезла за много веков и световых лет отсюда.
— Не сердись, дочь моя, — сказал мужчина.
— Зачем я здесь? — спросила она. — Появившись хотя бы на день раньше, я могла хотя бы предупредить вас.
Человек развел руками с печальной улыбкой. Она заметила, как дрогнул уголок его рта. «Он боится», — мелькнула мысль.
Он был телепат и тут же эту мысль уловил:
— Никому не хочется умирать до срока.
— Людям вообще не хочется умирать.
Он сделал глубокий вдох — запах трав в воздухе напоминал аромат специй, добавляемых в вино, — и улыбнулся.
— Прежде чем поговорить о терев ха-зхад (это выражение, как поняла Вийя, значило «об интимных вещах»), надо хотя бы познакомиться. Я Мас, ликтор Хореи.
— Я Вийя, — ответила она спокойно, несмотря на учащенное биение сердца. Прошло уже полминуты. Значит, я тоже умру с ними — и он полагает, что в этом во всем есть смысл?
— Твое имя звучит не по-нашему. Ты из Служителей Дола?
— Имя мне дал другой народ, ведь там, — она указала на север, — у рабов нет имен. — Увидев, как сдвинулись его брови и поджался рот, она добавила: — Не надо меня жалеть. Властители полагают, что, оставляя нас безымянными и брея нам головы, они лишают нас личности — но тех, кто хочет свободы, подобные меры только подзадоривают.
Мас кивнул с пониманием.
— А ты? Ты не считаешь смерть врагом, с которым надо сражаться до последнего? — спросила она. В ее памяти возникло смеющееся лицо Маркхема за миг до того, как Хрим его поджег, и объятое огнем тело; и вопрос получился злым, но она снова увидела спокойные лица людей на балконах и поняла, что в этом хореяне солидарны с ней.
— Во вселенной ничто не исчезает бесследно, — с грустной улыбкой ответил Мас. — Но мы любим наш дом, наш остров — и нашу планету тоже. Мы знали, что Дети Дола уничтожат нас тем или иным способом, и оттягивали это, как могли. Но, убедившись, что их сила возросла, мы изменили свои планы. Мы сольемся с Единосущием, но передадим свой дар будущему. И если этот дар будет принят, в конечном счете выиграем мы все — и те, кто служит Долу, и те, кто любит Хора.
— Нам внушают, что вы были демонами, — сказала Вийя и осеклась — к чему губить мечту приговоренных к смерти?
Мас коротко ахнул, и она взглянула на него — неужто он так легко отказался от своей веры?
Но его широко раскрывшиеся глаза искрились радостью.
— Так ты пришла из грядущего? — Он прочел ответ в ее уме, не дожидаясь слов, и на ресницах у него блеснули слезы. — Наш дар! Наш дар!
Ветер донес сверху странный звук: слитые голоса опускались от высоких нот к низким, и красота этого пения обжигала душу.
Мас обратил взор к южному горизонту, который слегка изменился
— Там, над нами, в самых недрах горы, ждут те, кто попытается выжить: на каждую разновидность Дара приходится хотя бы один человек.
Вийя поморщилась при мысли о том, что будет с этими выжившими. Она решила молчать, но Мас читал ее мысли.
— Мы знаем натуру Служителей Дола. Все эти люди — добровольцы. Среди них моя жена.
От слова «жена» Вийя поразилась в третий раз.
— Видимо, то, что дается свыше, не умирает, — промолвил он, глядя на нее. — Ибо ты слышишь нас, в отличие от Детей Дола нашего времени. Есть и другие, такие, как ты?
Поняв, в чем заключался их «дар», Вийя быстро кивнула. Волна приближалась: Вийя слышала, как она шуршит, вздымаясь выше точки любого прилива.
— Да, есть. Жители материка поработят взятых в плен хореян, но дар проявится в потомках этих рабов. Но скажи: если вы не признаете войн, каким образом исчезали корабли всех прежних завоевателей?
— Они никуда не исчезали. Эти завоеватели здесь, среди нас — мы убедили их сложить оружие и присоединиться к нам. Ты получила свой дар, Та, Что Слышит. Храни же его — и помни о нас.
Хор запел громче, и к нему примкнули другие, духовные голоса, слившиеся в псалме радости и единства, а глаза ожидающих гибели хореян смотрели на пронизанную водорослями стену дымящейся воды, следом за которой шла взрывная волна.
Вийя закрыла глаза. Рокот усиливался, заглушая пение в воздухе, но в мозгу оно звучало по-прежнему, и в последний миг она, отбросив защитные барьеры сердца и духа, устремилась к общему хору.
Но волна прокатилась, тихая и холодная, и увлекла ее в небытие.
