На следующее утро после завтрака я отправился на набережную. За последние несколько дней яркий солнечный свет сменился лёгкой туманной дымкой, которая предшествует наступлению грума, но, тем не менее, день был прекрасный, и я втайне надеялся, что он пройдёт без каких-либо чрезвычайных событий. Морских птиц было меньше, чем обычно; большая их часть уже улетела на север, чувствуя приближение грума. На рыбном рынке было не слишком оживлённо, но я ненадолго остановился, чтобы понаблюдать за аукционистом, Продающим разнообразный улов. Скоро, когда начнётся грум, день уже будет недостаточно длинным для того, чтобы распродать весь улов, и аукцион будет затягиваться до поздней ночи.

Постоянно приходилось иметь в виду, что Парламент, с его ненасытной жаждой контролировать все и вся, не упустит своего, установит определённые квоты, и в итоге половина улова сгниёт на каком-нибудь заброшенном складе.

Рядом с рынком стоял монумент в честь какого-то давно забытого события.

Я никогда не понимал страсти Парламента к возведению монументов в честь самых незначительных событий или персон, но обелиск в Паллахакси служил отличным местом встречи. Облокотившись на ограждение, спиной ко мне, стояли Вольф, Лента, Сквинт и Кареглазка. Внезапно у меня перехватило дыхание.

– Привет, – сказал я, подходя к ним сзади. Вольф и Лента, естественно, не обратили на меня внимания, поглощённые какой-то сугубо личной беседой, но Сквинт обернулся и следом за ним Кареглазка.

Кареглазка слегка улыбнулась, а Сквинт сказал:

– Привет. Все готовы?

– Готовы к чему?

– Мы же собираемся поймать этого вонючего шпиона, верно? Выследить и поймать.

– Это не шпион, – сказал я и рассказал ему о том, что говорил мой отец, но он не желал со мной соглашаться.

– Ладно, – сказал он, – мы всё равно собирались прогуляться вокруг Пальца, так что можно будет заодно и пошарить вокруг.

Вольф небрежно обернулся, впервые заметив моё присутствие.

– Как хочешь, – сказал он. – Мы идём. Пошли, Лента. – Он взял её за руку, и они двинулись прочь.

– Пошли, Дроув, – сказал Сквинт, и, поскольку я не знал, что собирается делать Кареглазка, и, естественно, вовсе не хотел оставаться в стороне, то пошёл за ними.

Дорога к Пальцу идёт вдоль края гавани, прежде чем начать плавно подниматься, углубляясь в густой лес. Мы поднялись в тень деревьев, где дорога превращалась в тропинку. Несколько лоринов наблюдали за нами из ветвей и в своей обычной манере предупреждали нас криком каждый раз, когда мы приближались слишком близко к опасному дереву анемону, пожирающему людей, распространённому в этих краях. Некоторые говорят, что сначала это была водяная тварь, но в результате бесчисленных отливов и грумов она приспособилась к жизни на суше и теперь населяет большую часть прибрежной зоны. Оно намного больше, чем её материковая разновидность и, видимо, оно состоит в отдалённом родстве с ледяным дьяволом.

Вольф остановился, глядя вниз на гавань, все ещё видимую сквозь деревья.

– Смотрите! Там, внизу, та лодка с жёлтой рубкой! – Он показал в ту сторону. – Это та самая лодка, о которой я вам говорил. Та самая, которую они используют для контрабанды!

Мы сошли с тропинки и направились между деревьями к краю утёса, который обрушивался неподалёку водопадом громадных валунов к голубой воде далеко внизу. Мы увидели, как из рубки появилась фигура, прошла на нос и начала вытаскивать якорную цепь.

– Это Сильверджек, – с благоговейным трепетом прошептал Сквинт. – Сильверджек – контрабандист!

Вольф обернулся с видом человека, который уже достаточно увидел.

– Помнишь, что я говорил, Дроув? Он взял Ленту за руку, и они направились обратно к тропинке.

Мы с Кареглазкой молча шли сзади, а Сквинт носился вокруг нас четверых, не в силах скрыть своей радости.

– Сильверджек – контрабандист, – распевал он снова и снова, пока Лента грубо не велела ему заткнуться.

Я смотрел на Ленту и Вольфа, которые шли впереди, рука об руку, склонив головы друг к другу и тихо переговариваясь. Лента была одета в короткое платье, которое демонстрировало её, без всякого сомнения, хорошенькие ноги, и я обнаружил, что смотрю на обратную сторону её коленок.

– Лента очень красивая, правда? – спросила Кареглазка.

Я все испортил. У меня была прекрасная возможность превознести до небес внешность Кареглазки за счёт Ленты, но у меня не хватило духу.

– Нормальная девчонка, – пробормотал я.

– Тебе нравятся высокие девочки? Я бы хотела быть такой высокой, как Лента.

Я повернулся, чтобы взглянуть на неё. Она улыбалась мне своими чудесными глазами, и на щеках её появились знакомые ямочки. Я поколебался.

Думаю, я уже собирался сказать, что мне нравятся девочки, которые выглядят, как Кареглазка, но Вольф в ту минуту умолк и мог нас услышать.

– Они строят там внизу пристань, – сказал он. – Смотрите.

Мы обогнули оконечность мыса. Тропинка извивалась вдоль самого края скалы. Далеко внизу работали люди – рыли землю, погоняли локсов, тащивших гружённые булыжниками телеги, долбили кирками поверхность скалы.

– Там глубоко, – заметила Лента. – Вероятно, потребовалось громадное количество камней, чтобы построить эту дорогу. Зачем всё это нужно?

Вольф молчал. Он не знал.

– Когда наступит грум, они не смогут проводить большие рыболовные суда в устье, к новому заводу, – объяснил я. – Когда построят пристань, то смогут где-то разгружаться; затем можно будет доставлять рыбу на завод с помощью запряжённых локсами телег. Можно будет даже построить рельсовый путь. Там, в море, – показал я, – канал Паллахакси, который выходит прямо в океан. Там никогда не бывает мелко, даже во время грума, так что суда всегда могут подходить с той стороны, прямо к этой пристани.

– Я все знаю про канал, – сказал Вольф.

– Смотрите, – воскликнула Кареглазка.

Светлая голубизна моря была нарушена в нескольких местах коричневыми, в белой пене, пятнами выступающих камней, которых не было ещё вчера. Уровень моря быстро понижался – вскоре грум будет здесь.

Мы начали спускаться по откосу с Пальца, и деревья вокруг стали реже; под нами простирался сельский пейзаж. Вольф и Лента с серьёзным видом начали обсуждать цели экспедиции, словно это имело какое-то значение.

– Мы собираемся произвести разведку местности вокруг консервного завода, или вы намерены целый день ходить вокруг да около? – сурово спросил нас Вольф.

– Разведку! – с энтузиазмом заорал Сквинт, брызгая во все стороны частичками ореха.

– Я с вами, – сказала Кареглазка.

– Ладно. – Вольф встал на пень, окидывая взглядом местность. – Завод в той стороне; я вижу трубы. Между нами и заводом – река. А прежде чем мы доберёмся до реки, нам, похоже, придётся преодолеть нечто вроде болота.

Мы покинули дорогу, направившись прямо через луг к реке. Деревьев здесь было немного; растительность была представлена в основном низким кустарником безвредной разновидности и высоким тростником. Вскоре земля под ногами стала мокрой, и нам пришлось перепрыгивать с кочки на кочку, размахивая руками, чтобы удержать равновесие, а в траве блестела вода.

– Постойте, – сказал Вольф, когда мы выбрались на более сухой участок. – Мы сбиваемся с курса. Нам нужно туда. – Он показал налево.

– Мы промочим ноги, – возразил я. – А здесь земля сухая. Вольф посмотрел на меня, изображая удивление.

– Ты что, боишься промочить ноги, Алика-Дроув?

– Да, я боюсь промочить ноги, – твёрдо сказал я. – Тебя это волнует?

– Что ж, в таком случае ты можешь пойти здесь, а мы пойдём там.

– Я с тобой, Дроув, – улыбнулась Кареглазка. Сквинт беспокойно переводил взгляд с одной пары на другую.

– А мне что делать?

– У тебя есть выбор, Сквинт, – ответил Вольф.

– Что ж, спасибо. – Он угрюмо нахмурился, чувствуя, что Вольф не хочет видеть его рядом с собой, но всё же склонялся к тому, чтобы остаться с сестрой. – Чтоб вас всех заморозило, – внезапно сказал он, направляясь в другую сторону. – Я пойду один.

Мы с Кареглазкой двинулись вперёд по сухой земле, и голоса остальных постепенно утихли вдали; вскоре тростники скрыли их из виду. На нашем пути лежал небольшой ручеёк, и я перепрыгнул его, потом протянул руку Кареглазке. Она опёрлась о неё и тоже прыгнула. Рука об руку мы шли среди густой травы и кустов, направляясь примерно на восток. Я думал, что делать дальше. Разговор как-то сам собой прекратился, как бывало, когда мы с ней оставались одни.

– Я… Я рада, что мы здесь, – вымолвила она.

– Хорошо, правда? Я имею в виду, что мы вместе.

– Мне тоже нравится, – сумел сказать я.

– Я боялась, что остальные всё время будут вертеться рядом, а ты?

– К счастью, они не боятся промочить ноги, – ляпнул я.

– Дроув… – сказала она, внезапно сглотнув, и я наконец понял, что она волнуется так же, как и я. – Я… люблю тебя, Дроув. В самом деле люблю тебя!

Я уставился на неё, думая, как она сумела сказать это, и надеясь, что она знает: я испытываю то же самое чувство. Я несколько раз открыл и закрыл рот, потом сжал её руку, и мы пошли дальше.

Мы подошли к большому неглубокому озеру, которое извивалось среди тростников и кустарников, и немного постояли, глядя на воду и ничего не говоря. Однако на этот раз молчание было непринуждённым, поскольку нам обоим нужно было много о чём подумать.

Потом внезапно всё переменилось.

Думаю, Кареглазка увидела это первой. Она сильнее сжала мою руку и слегка приоткрыла рот – и в этот самый момент я увидел, что поверхность озера дрожит.

Оно появилось из-за поворота, где рукав озера исчезал из виду; оно появилось, словно ледяной луч вдоль поверхности, простирая сверкающий кристаллический отросток, потом другой, стремительно заполняя все пространство блестящими алмазными гранями, вытягиваясь вперёд, в то время как озеро стонало и скрипело и внезапно стало тихим, неподвижным, кристально-твёрдым.

Послышался далёкий пронзительный вопль, полный ужаса, затем испуганный мальчишеский крик.

– Там, в озере, ледяной дьявол! – крикнула Кареглазка. – Он кого-то схватил!