Двадцатый век оставил двадцать первому долгоживущее наследие: радионуклеиды, загрязнение атмосферы, ядовитые химикаты и пластики. Из них пластики — самые выносливые. Десять миллиардов гамбургеров давным–давно съедены, переварены и позабыты, но десять миллиардов бессмертных упаковок из стирофоума никуда не исчезли. Пластики в большинстве своем, легче воды и поэтому не тонут. Если сейнер теряет нейлоновый невод, сеть не опускается на дно морское, а дрейфует по волнам, убивая рыбу, пока не распадется, то есть до конца времен. Флаконы из–под шампуня и бутылочки от кока–колы можно обнаружить на любом пляже по всему миру. Скалистые горы пойдут прахом, Гибралтарский исполин рухнет, но пластиковая упаковка на шесть баночек не умрет никогда. Пластики сродни бриллиантам, они — вечны. Для кого–то из подданных животного царства это добрая новость. К примеру, медузы только выиграли при сложившейся ситуации. Животные, поедающие медуз, по ошибке проглатывают заблудившийся пакет от сандвичей и погибают, а медузы множатся в числе, и процветают. Но несладко приходится тюленям, морским птицам, черепахам, рыбам и… людям.

* * *

По пути через широкую реку Гудзон Маргарет почему- то сидела тихо, словно ушла в себя. Но Сэнди не замечал перемены в ее настроении. Мысли его были заняты. Он уже не опасался, что его опять укачает, хотя поначалу волны были приличной высоты, потому что текущая на юг река столкнулась с устремившимся на север приливом. Сэнди размышлял над словами Гамильтона Бойла.

— Хочешь еще бутерброд? — спросила Маргарет, запустив руку в коробку.

Сэнди заметил, что до сих пор держит недоеденный сандвич.

— Спасибо, Маргарет, чуть позднее. А как ты думаешь, хакхлийцы в самом деле способны…

— Бомбардировать наши города? Не знаю, Сэнди. А ты?

— Не может быть! Полностью противоречит их принципам!

Маргарет кивнула, но сказала лишь:

— Доедай сэндвич.

Как только они пересекли основную струю течения, путешествие стало приятным — настоящая речная прогулка, как тому и надлежало быть!

Инерционный мотор маленькой лодки бодро мурлыкал. Они медленно приближались к пристани на 34–й улице западной стороны, как объяснила ему Маргарет.

«Берега» в обычном смысле слова не было. Старый ушел под воду. Справа и слева поднимались стены зданий, они защищали от ветра и сильного течения, и поэтому гладь воды была почти зеркальной. Иногда, перегнувшись через поручень, Сэнди видел сквозь прозрачную толщу воды дно: улицы, брошенные автомобили вдоль тротуаров, грузовики и громадные штуковины, которые, по словам Маргарет, назывались «автобусами».

Они высадились между двумя высотными зданиями и втащили свою лодку повыше, ориентируясь по отметке, обозначавшей высший уровень прилива. Тротуар усеяли разноцветные пластмассовые упаковки, принесенные волнами. Маргарет объяснила, что это — «мусор», «отбросы», оставшиеся от прошлых дней. Сэнди брезгливо поджал губы, глядя на воду.

— И вы купаетесь в «отбросах»?

— Не бойся, биологические компоненты давно распались сами собой, — заверила его Маргарет. — В воде нет болезнетворных организмов или веществ. По крайней мере, здесь. Вот южнее — там серьезные проблемы. Когда затопило атомные станции, вымыло наружу столько разной дряни… Но, это далеко отсюда. Итак, не желаешь ли подняться на крышу?

Сэнди задрал голову, прищурился, глядя на здание, на которое показывала Маргарет. Дернув плечом, он скинул забавную оранжевую штуковину, которую Маргарет заставила надеть — «спасательный жилет».

— А что это?

— «Эмпайр стейт билдинг». С самой верхушки — отличный обзор.

— Ну, как?

Сэнди шагнул назад, попятился, чтобы ласковая речная волна, вдруг набежавшая, не замочила туфли.

— Конечно, — сказал он с кислым видом. — Мы ведь должны повеселиться, правильно?

Но Сэнди не пожалел почти. Если бы не бремя огорчения, он бы чувствовал себя на седьмом небе от счастья, потому что сейчас он видел и чувствовал как раз все то, о чем мечтал всю свою юную жизнь. Он проник в самое сердце Большого Яблока! (Прозвище Нью—Йорка. (Прим. перев.)) Конечно, не совсем тем способом, каким мечтал, но вот он, Нью—Йорк, справа и слева, впереди и сзади, повсюду! Над головой раскинулось голубое небо, и проплывали громады белоснежных облаков; а вокруг — окна и фасады зданий, тех самых, что сделали Манхэттен первым городом небоскребов.

Маргарет и Сэнди не боялись почувствовать себя одинокими. Всего в квартале от них, там, где текла река, сновали разноцветные лодки и катера — и с инерционными моторчиками, как у их лодки, и пыхтящие струйками пара из двигателей, сжигающих водород. На границе между рекой и улицей была причалена громадная баржа, носом на одной стороне, кормой — на другой, и краны трудолюбиво ее нагружали, витки похожих на спагетти кабелей, ящики с люстрами и оргтехникой.

— Добытчики, — коротко сказала Маргарет. — В зданиях до сих пор полным–полно полезных вещей, и они пропадут зря, если вода поднимется, что, вероятно, и случится… Сколько же меди они тратили в старину! Поэтому

мы собираем, что попадется полезного, пока есть возможность.

— Опасное занятие, — предположил Сэнди, глядя, как двое мужчин в дальнем здании, свесившись из окна до отказа, руководят спуском связки каких–то стержней, кажется, металлических.

— Не без того, — согласилась Маргарет. — Фундаменты у некоторых зданий подгнили, их разъела вода. Время от времени они рушатся сами по себе. Но не волнуйся, «Эмпайр стейт билдинг» возводили на века!

Запрокинув голову, Сэнди рассматривал знаменитый небоскреб и беспокоился преимущественно не о том, простоит ли здание предполагаемые века, а о том, что ему с Маргарет придется карабкаться на самый верх. Впрочем, в выносливости собственных мышц Сэнди не сомневался: мышцы, налитые силой двадцати с хвостиком лет, прожитых в полуторном поле тяготения звездолета, в один присест справятся с жалкой тысячью футов или около того. Но вот как справится с такой высотой Маргарет? Вестибюль здания украшали высохшие потеки. Маргарет грустно кивнула в ответ на вопросительный взгляд Сэнди.

— В ветреную погоду нагоняет штормовую волну, и вода даже сюда добирается, — объяснила она. — С каждым годом их все больше, видимо, потепление продолжается. Идем!

Как выяснилось, им не было нужды пешком взбираться на самый верх. Покинув вестибюль, они миновали четыре лестничных пролета. Нижние этажи были заняты складами, а один целиком отведен под местную электростанцию — там жужжали динамо–машины на водородном топливе, снабжавшие электричеством все остальные этажи до самого верха. Электричества в городе почти не было, потому что подземные магистрали затопило. Но благодаря генераторам, Сэнди и Маргарет доехали в удобной кабине лифта до смотровой площадки на восемьдесят каком–то этаже.

Кроме них здесь никого не было, и панорама открывалась такая, что, не будь лифта, подъем на собственных двоих того стоил бы. Картина заворожила Сэнди. Внизу, до самого далекого–далекого горизонта раскинулся мир людей! На севере и западе — Гудзон–сити, отделяемый шириной реки и простором залива от старого города, на юге и востоке — почти ничем не нарушаемая безбрежная ширь океана, только кое–где чернели точечки островов, это были поднимавшиеся над затопленным Бруклином и Куинзом верхушки холмов, много–много тысячелетий тому назад оставленных наползающим ледником, возвышались башни небоскребов (из тех, что еще не успели рухнуть) особенно выделялась парочка высотных близнецов, стоявшая там, где когда–то остров заканчивался. А дальше — Сэнди видел ее как на ладони — почти посередине обширного залива по–прежнему возносила к небу факел знаменитейшая героическая скульптура — статуя Свободы.

— Как здорово здесь! — воскликнул Сэнди, сияя улыбкой.

Маргарет не ответила. Она внимательно рассматривала потолок, в частности светильник, на потолке укрепленный, и когда она взглянула на Сэнди, взгляд у нее был отсутствующий.

— Маргарет! — позвал Сэнди, немного громче.

Маргарет тряхнула головой, посмотрела вокруг. На

старой смотровой площадке они по–прежнему были одни, хотя на этаж или два ниже упорно колотила молотками бригада добытчиков. Маргарет вновь посмотрела на светильник в потолке, потом словно бы приняла решение — только Сэнди не мог сказать, какое именно. Она повернулась к нему и улыбнулась тепло и искренне, чего Сэнди не ожидал.

— Ты прав, — сказала она — Хорошо побыть одним, верно?

Сэнди ничего не понимал, и от напряжения на лбу собрались морщинки. Он хмуро смотрел на Маргарет. Кажется, женщина подает ему некий знак, сексуальный сигнал! Сэнди чертыхнулся про себя, проклиная человеческое либидо и его обескураживающие ритуалы. Как надлежит ему поступать? Схватить Маргарет в объятия, и пусть все свершится прямо здесь, на залитой солнцем смотровой площадке небоскреба, где их в любую секунду могут застать — вдруг вот сейчас створки лифта раздвинутся и кто–нибудь выйдет на площадку?

Сэнди почти принял решение. Маргарет шагнула ему навстречу улыбаясь. Она даже наклонила голову в его сторону, и теперь губы ее замерли в дюйме или двух от губ Сэнди.

Рассердившись, Сэнди потянулся к ней. К огромному его изумлению, Маргарет, позволив обнять себя, вдруг отвернула лицо в сторону. Она ткнулась носом в ухо Сэнди, а когда он попробовал повернуться к ней лицом, она ему не дала, крепко прижалась, обняв его за шею.

Сэнди понял, что Маргарет что–то шепчет ему.

Он чувствовал, как щекочет ухо ее дыхание, но не слышал ни звука, потому что слуховой аппарат был вставлен в другое ухо. Он отстранился немного и сказал:

— Слуховой аппарат с другой стороны.

Маргарет, лишь на секунду нахмурившись, вновь заставила себя улыбнуться. Приблизив губы к уху Сэнди на этот раз с правильной стороны, она зашептала:

— Сэнди… Молчи, не говори ни слова. Это очень важно. Сейчас я задам тебе вопрос вслух. Просто ответь «да» и не спорь. Понимаешь? Не спорь.

Пораженный, Сэнди отодвинулся, и еще больше его удивила улыбка, с которой смотрела на него Маргарет — улыбка была откровенно обещающей.

— Ах, Сэнди, — шепнула она, ласково погладив его шею, — все–таки место не подходящее, правда? Знаешь, солнышко, дальше к центру есть одно укромное местечко… Правда, придется нырять, но ты справишься. Как тебе моя идея? Ты не против того, чтобы уединиться со мной — только ты и я?

И она ему подмигнула.

Сэнди глубоко вздохнул и выдохнул. Он не понимал, что происходит, но, что бы ни произошло, скучно ему не будет.

— Еще бы, — сказал он. — Солнышко.