Глава 18
Кмузу, сказал я по дороге домой, — не пригласишь ли ты Умм Саад с нами пообедать?
Он покосился на меня. Вероятно, Кмузу решил, что я окончательно спятил, но предусмотрительно держал свое мнение при себе.
— Конечно, яа Сиди, — ответил он. — Накрыть в маленькой столовой?
— Ага. — Я смотрел, как за окном машины проплывают улицы христианского квартала, еще не зная в точности плана дальнейших действий.
— Надеюсь, вы правильно оцениваете силы этой женщины, — сказал Кмузу.
— Наверное. Она способна на многое. Однако, как мне кажется, психических отклонений у нее нет. Если я расскажу ей, что мне известно о «Деле Феникса» и о причинах ее появления в нашем доме, она поймет, что игра проиграна.
Кмузу постучал указательным пальцем по рулю.
— Если вам понадобится помощь, яа Сиди, я буду рядом. Вам нельзя действовать в одиночку, как тогда у шейха Реда.
Я улыбнулся:
— Спасибо, Кмузу, но не думаю, что Умм Саад настолько безумна, как выживший из ума Абу Адиль. И к тому же у нее нет такой власти, как у него. Мы просто пообедаем вдвоем. За себя я ручаюсь, иншаллах.
Кмузу еще раз задумчиво взглянул на меня, продолжая сосредоточенно вести автомобиль.
Мы подъехали к дому Фридлендер Бея, я поднялся наверх и переоделся. Надев белое длинное одеяние и белый кафтан, в карман которого переложил статический пистолет, я отключил дэдди, блокирующий боль. Особой надобности в нем уже не было, кроме того, на всякий случай у меня оставалась куча соннеинок. После отключения блокиратора, я немедленно ощутил пульсирующую боль во всем теле, особенно неприятно дергало плечевые суставы. Решив, что геройство в данном случае неуместно, я вытащил коробочку с таблетками.
Ожидая ответа Умм Саад на приглашение к обеду, я услышал призыв Папочкиного муэдзина к молитве. Со времени своего разговора в мечети на улице Сук-эль-Хемис я молился более или менее регулярно. Может, на принятые пять раз в день меня и не хватало, но зато я делал это более осмысленно, чем прежде. Я спустился в Папочкин кабинет. Там у него были коврик для молитвы и вырубленный в стене михраб. Михраб — это полукруглое углубление в стене, обращенное в сторону Мекки; оно есть в каждой мечети. После омовения я развернул коврик, отстранил разум от суетных мыслей и обратился к Аллаху.
Когда я закончил молитву; вернулся Кмузу.
— Умм Саад ожидает в маленькой столовой.
— Спасибо.
Я скатал и убрал Папочкин коврик. Я был бодр и исполнен решимости. Прежде я считал, что подобные ощущения — временная иллюзия, вызываемая молитвенным состоянием. Но сейчас я был уверен, что моя прошлая теория ошибочна. Состояние было реальным.
— Благо, что вы вновь обрели веру, яа Сиди, — сказал Кмузу. — Когда-нибудь, если захотите, я расскажу вам о чуде Иисуса Христа.
— Мусульмане знают об Иисусе, — ответил я, — и чудеса, сотворенные им, для них не секрет.
Мы вошли в столовую, и я увидел Умм Саад и ее сына за столом на своих местах. Мальчика я не приглашал, но его присутствие не остановило бы меня от того, что я намеревался сделать.
— Приветствую вас, — объявил я, — и пусть Аллах сделает эти яства полезными для вашего здоровья.
— Спасибо, о шейх, — ответила Умм Саад. А как ваше здоровье?
— Слава Аллаху, превосходно.
Я сел, а Кмузу встал за спинкой моего стула. Я заметил, что в комнату вошел Хабиб (а может, это был Лабиб), в общем, один из Камней, свободный от дежурства в больнице. Мы с Умм Саад продолжили обмен любезностями, и вскоре служанка внесла поднос с тахини и соленой рыбой.
— У вас замечательный повар, — одобрила Умм Саад. — Я наслаждаюсь здешней пищей.
— Я рад, — сдержанно откликнулся я.
Появились новые блюда: холодный фаршированный виноград, тушеные артишоки, баклажаны, фаршированные сыром. Жестом я пригласил гостей угощаться.
Умм Саад навалила своему сыну с каждого блюда полную тарелку, а затем обратилась ко мне:
— Могу я поднести вам кофе, о шейх?
— Минутку, — ответил я. — Мне не хотелось бы, чтобы юный Саад бен Салах услышал то, что я собираюсь вам сказать, но, к сожалению, время для этого наступило. Я знаю о ваших делах с шейхом Реда и о том, что вы пытались убить Фридлендер Бея. Знаю также, что вы приказали вашему сыну поджечь дом. Знаю об отравленных финиках.
Лицо Умм Саад побелело от ужаса. Только что положив в рот фаршированную виноградину, она выплюнула ее на тарелку.
— И что же вы сделали? — хрипло спросила она.
Я тоже взял виноградину и сунул ее в рот. Проглотив, я обронил:
— Вовсе не то, что вы подумали.
Саад бен Салах встал и двинулся ко мне. Его юное лицо было искажено ненавистью.
— Клянусь бородой Пророка! — закричал он. — Я не позволю вам в таком тоне говорить с моей матерью!
— Все что я сказал — правда. Разве не там, Умм Саад?
Глаза мальчика сверкнули гневом.
— Моя мать не имеет никакого отношения к пожару. Это была моя идея. Я ненавижу вас и Фридлендер Бея. Он мой дед и отрицает это. Он обрекает свою дочь страдать в нищете. Он заслуживает смерти.
Спокойно отхлебнув кофе, я отвечал:
— Не верю. Похвально с вашей стороны, Саад, взять вину на себя, но виновата здесь ваша мать, а не вы.
— Лжец! — завопила женщина.
Мальчик набросился на меня, но Кмузу встал на его пути. А сложением он был намного крепче Саада.
Я снова повернулся к Умм Саад:
— Чего я никак не могу понять, так это зачем вам понадобилось убивать Папочку. Вам-то какая выгода?
— Значит, вы не знаете всего, — вздохнула она с облегчением. Взгляд Умм Саад переметнулся с меня на Кмузу, который мертвой хваткой вцепился в ее чадо. — Шейх Реда обещал мне, что если я разузнаю планы Фридлендер Бея или устраню его единственного соперника, то он сделает меня законной наследницей шейха. Я стану хозяйкой поместья Фридлендер Бея и его капиталов, а политические дела предоставлю вести шейху Реда.
— Да уж, — сказал я. — И всего-то для этого надо: полностью положиться на Абу Адиля. А как долго вы намереваетесь прожить после того, как устраните Папочку? Ведь Абу Адиль хочет объединить под своим влиянием два самых могущественных дома в этом городе.
— Вы лжете! — Она встала и обернулась к Кмузу: — Отпусти моего сына!
Кмузу посмотрел на меня. Я отрицательно покачал головой.
Умм Саад вынула из сумки небольшой ручной игломет.
— Я сказала — отпусти моего сына!
— Леди, — вмешался я, поднимая обе руки и показывая, что оружия у меня нет, — вы проиграли. Уберите ствол. Если вы будете продолжать в том же духе, то никакой шейх Реда не спасет вас от мести Фридлендер Бея. Абу Адиль потерял всякий интерес к вам. Ваше положение безнадежно.
Она выстрелила несколько раз в потолок, чтобы доказать серьезность своих намерений.
— Освободите мальчика, — хрипло сказала она, — и дайте нам уйти.
— Не могу вам этого позволить, — отрезал я, — думаю, что Фридлендер Бей захочет…
Услышав близкое шипение, я понял, что на этот раз Умм Саад выстрелила в меня. Я глубоко вздохнул, ожидая почувствовать боль, которая укажет место ранения, но ничего не последовало. Умм Саад была настолько взволнована, что промахнулась даже на столь близком расстоянии.
Затем она вскинула было ствол на Кмузу, который не двигался с места, защищенный телом юного Саада, — и вновь повернулась ко мне. Но тут подоспел Говорящий Камень и резко ударил ее по запястью. Игломет выпал из руки Умм Саад. Говорящий Камень занес над ней тяжелый кулак.
— Нет! — закричал я, но было слишком поздно. Мощным ударом он сбил ее с ног. Умм Саад лежала на спине, шея ее была неестественно вывернута набок. Из уголка рта вытекла струйка крови. Я понял, что Камень убил ее одним ударом.
— Вот и номер второй, — прошептал я. Теперь я мог полностью переключиться на Абу Адиля и Умара, эту наивную игрушку в руках старика.
— Сын шакала! — вскричал мальчик. Он стал вырываться, и Кмузу выпустил его. Он наклонился над матерью и обнял ее. — Мама, мама… — безутешно рыдая, повторял он.
Мы с Кмузу подождали некоторое время. Наконец я вмешался:
— Саад, вставай.
Он поглядел на меня. В жизни в глазах человека я не видел столько злобы.
— Я убью тебя, — прошипел он. — Обещаю тебе. И всем вам.
— Вставай, Саад, — повторил я, — Жаль, что все так случилось, но сделанного уже не поправишь.
Кмузу положил руку ему на плечо, но мальчик стряхнул ее.
— Слушай, что тебе говорит мой хозяин, — посоветовал Кмузу.
— Нет, — ответил Саад, и его рука молниеносно метнулась к игломету. Камень наступил ему на руку. Саад скорчился рядом с матерью, со стоном схватившись за запястье.
Кмузу наклонился и поднял оружие. Выпрямившись, он передал его мне.
— Что делать дальше, яа Сиди? — спросил он.
— С мальчиком? — Я задумчиво посмотрел на Саада. Я знал, что от него нельзя ждать ничего хорошего, но жалел его. Он был лишь заложником в сделке его матери с Абу Адилем, доверчивым простаком в его честолюбивых замыслах. Вряд ли сам Саад понимал это. Для него мать навсегда останется мученицей и жертвой несправедливости.
— Что с ним сделать? — спросил Кмузу, вторгаясь в мои мысли.
— Отпустите его. Он и так достаточно натерпелся.
Кмузу отступил, и Саад поднялся на ноги, прижимая к груди почерневшую руку.
— Я позабочусь обо всем необходимом для погребального обряда, — пообещал я.
Еще. раз его лицо исказила ненависть.
— Не трогайте ее! — закричал он. — Я похороню ее сам. — Спотыкаясь, он пятился к двери.
У самого выхода он обернулся. — Если проклятия сбываются, — срывающимся голосом проговорил он, — призываю их на вас и весь ваш дом. Я отплачу вам стократ за то, что вы сделали. Я клянусь троекратно жизнью Пророка Мухаммеда! — И он выбежал из столовой.
— Вы приобрели заклятого врага, яа Сиди! — заметил Кмузу.
— Знаю, — сказал я, покачав головой. — Но что я могу поделать?
На столике зазвонил телефон, и Камень взял трубку.
— Да? — сказал он. Послушав немного, он передал ее мне.
Я взял трубку.
Это был второй из Камней.
— Приезжайте, — лаконично сказал он. Я похолодел.
— Мы едем в больницу, — объявил я. Поглядев на тело Умм Саад, я заколебался.
Кмузу верно истолковал мое замешательство.
— Если вы считаете нужным, яа Сиди, Юсеф займется необходимыми приготовлениями.
— Да, конечно, — сказал я. — А вас обоих я беру с собой.
Кмузу кивнул, и мы вышли из столовой в сопровождении Лабиба — или Хабиба. Кмузу подогнал седан к крыльцу. Я забрался на заднее сиденье, предоставив Камню втискиваться на место рядом с водителем.
Кмузу мчался по улицам с такой же быстротой, как в свое время мой знакомый таксист Билл. Мы были у дверей палаты номер один как раз в тот момент, когда оттуда выходила медсестра.
— Ках состояние Фридлендер Бея? — спросил я, ожидая самого худшего.
— Он еще жив, — отвечала она. — Он в сознании, но не задерживайтесь у него долго. Его готовят к операции. В палате доктор.
— Спасибо, — поблагодарил я. — Подождите меня здесь, — обернулся я к своим попутчикам.
— Хорошо, яа Сиди, — отозвался Кмузу. Камень не издал ни звука, бросив враждебный взгляд на раба.
Я вошел в палату. Там санитар брил Папочке голову, готовя его к операции. Рядом, волнуясь, стоял Тарик, Папочкин камердинер. Доктор Йеникнани и еще один врач сидели за столиком, что-то обсуждая вполголоса.
— Хвала Аллаху, вы пришли, — сказал камердинер. — Хозяин спрашивал вас.
— Что случилось, Тарик? — спросил я. Он хмурился, с трудом сдерживая слезы.
— Не знаю. Врачи, наверно, скажут. Идите поскорее к хозяину, пусть он видит, что вы здесь.
Я подошел к Папочке и посмотрел на него. Казалось, он дремлет. Лицо его стало неестественно серым; веки и губы почернели. Дыхание еле слышалось. Медбрат закончил бритье, и голый череп Папочки еще больше усилил его сходство с покойником.
Он открыл глаза и посмотрел на меня.
— Мы скучали по тебе, мой племянник, — сказал он. Его голос звучал еле слышно, как будто из-за спины.
— Пусть Аллах никогда не покинет тебя, о шейх, — сказал я, наклоняясь, чтобы поцеловать его в щеку.
— Ты должен сказать мне, — начал он, но задохнулся, не в силах закончить фразу.
— Слава Аллаху, все благополучно, — сказал я. — Умм Саад устранена. Мне осталось только поговорить с Абу Адилем по поводу заговора против тебя.
Его рот искривился:
— Ты будешь вознагражден за это. Как тебе удалось избавиться от женщины?
Хорошо бы он перестал, наконец, делить людей на должников и вознаграждаемых, подумал я.
— Я достал модификатор личности шейха Реда, — сказал я. — Из него я почерпнул много полезных сведений.
Папочка перевел дыхание и с грустью проговорил:
— Значит, ты уже знаешь…
— О «Деле Феникса»? Конечно, о шейх. Мне известно, что ты творишь это недоброе дело вместе с Абу Адилем.
— Да. И теперь тебе известно, что я дед твоей матери. Что ты мой внук. Но знаешь ли ты, почему мы держали это в тайне?
Нет! До сего момента я не знал об этом, хотя и пользовался модди Абу Адиля. Меня давно уже перестал интересовать вопрос об отце и о нашем с Папочкой возможном родстве.
Значит, когда я спрашивал об этом мать, она вела себя дальновидно и осмотрительно. Конечно, она знала правду. Вот почему Папочка был так расстроен, когда я в тот раз выставил ее из дома! Вот почему его так раздражало присутствие Умм Саад: все, кроме меня, понимали, что с помощью Абу Адиля она пытается устранить законных наследников. Вдобавок Умм Саад использовала «Дело Феникса», шантажируя им Папочку. Сейчас я понимал, почему он так долго терпел ее в своем доме и поручил мне избавиться от нее.
С тех пор как указующий перст Фридлендер Бея избрал меня для своих целей, у меня появилось высокое предназначение. Был ли я избран для того, чтобы стать подневольным помощником и правой рукой Папочки? Или же для того, чтобы унаследовать богатство и власть, неотделимые от принимаемых им ежедневно страшных решений о чужой жизни и смерти?
Каким же я был идиотом, когда думал, что смогу так просто сбежать! Я стал не просто правой рукой Фридлендер Бея — я полностью принадлежал ему, его клеймо было намертво впечатано в мой генетический код. Я сник, осознав свою вечную зависимость от шейха, навсегда потеряв надежду на освобождение.
— Почему вы с матерью не сказали мне всей правды? — спросил я.
— Потому что ты у меня не один, сынок. В юности я успел стать отцом многих детей. Когда умер мой старший сын, ему было куда больше лет, чем тебе сейчас, а умер он в прошлом веке. У меня много внуков, и твоя мать — лишь из многих. А в твоем поколении потомков и вовсе невозможно сосчитать. Я не хотел, чтобы ты чувствовал себя единственным избранником и использовал родство со мной в личных целях. Я хотел убедиться, что ты достоин стать моим наследником.
Я воспринял его слова без должного энтузиазма. Мне он казался сумасшедшим, возомнившим себя Божеством. Он дарил мне свое благословение, словно подарок на именины. Папочка не хотел, чтобы я использовал родство с ним «в личных целях»! Бог мой, что за ирония!
— Да, о шейх, — отозвался я наконец. Мне ничего не стойло казаться послушным. Ведь через несколько минут он будет лежать на операционном столе со вскрытым черепом. Тем не менее я не давал ему никаких обещаний.
— Ты должен помнить, — еле слышно прошептал он, — что у тебя много соперников — двоюродных братьев, которые могут навредить тебе.
Великолепно. Хоть какая-то перспектива:
— Значит, компьютерные записи, которые я искал…
— Часто менялись в течение многих лет. — Он слабо улыбнулся. — Не стоит доверять одной электронике. В конце концов, не наше дело доводить истину до народов мира. Разве ты не знаешь, сколь многолика бывает истина?
Чем дальше, тем больше вопросов у меня возникало.
— Значит, моим отцом был действительно Бернар Одран?
— Да. Матрос из Прованса. Хорошо, хоть это я знал наверняка.
— Прости меня, дорогой мой, — пробормотал Папочка. — Я не хотел открывать тебе правду о «Деле Феникса», и тебе нелегко пришлось с Умм Саад и Абу Адилем.
Я взял его за руку, она дрожала. — Не волнуйся, о шейх. Почти все неприятности позади.
— Мистер Одран… Я почувствовал на своем плече жесткую ладонь доктора Йеникнани. — Мы должны везти вашего патрона в операционную.
— Что с ним? Что вы собираетесь делать? Однако я понимал, что сейчас не время для дискуссий.
— Ваше предложение насчет отравленных фиников подтвердилось. В течение некоторого времени кто-то постоянно давал ему яд, основательно повредивший часть мозга, которая отвечает за дыхание, сердечный ритм и бодрствование. Если не принять срочных мер, вашего патрона ожидает необратимое коматозное состояние.
Во рту у меня пересохло, сердце бешено колотилось.
— Что вы намерены предпринять? — произнес я, задыхаясь.
Доктор Йеникнани посмотрел на свои руки.
— Доктор Лизан верит в возможность частичной трансплантации продолговатого мозга. Дело лишь за здоровой тканью от подходящего донора.
— И вы нашли такого донора? — Интересно» кого на этот раз выбрали из проклятого списка?
— Я не могу заранее обещать успешный исход, мистер Одран. До нас эту операцию производили всего три или четыре раза, и то не в нашей части света. Но доктор Лизан верит в успех. Я ему буду ассистировать. На стороне вашего патрона — все наше профессиональное умение и молитвы преданных друзей.
Я молча кивнул, глядя, как два санитара перекладывают Фридлендер Бея с больничной постели на каталку.
— Еще кое-что… — послышался его хриплый шепот. — Ты дал приют в нашем доме вдове полицейского. Когда истекут четыре месяца траура, ты должен жениться на ней.
— Жениться на ней? — Я был так удивлен, что забыл о приличиях.
— А когда я поправлюсь, — он зевнул, с трудом удерживаясь от дремоты, вызванной воздействием лекарств, — как только я встану на ноги, мы отправимся в Мекку.
Этого я также не ожидал. Кажется, я даже застонал.
— В Мекку…
— Паломничество. — Папочка открыл глаза, словно что-то его встревожило — не предстоящая операция, нет! но невыполненные обязательства перед Аллахом. — Давно пора, — сказал шейх, и его увезли в операционную.
