Глава 11
ДОРОГА НА ТАРЕНСКИЙ ПЕРЕВОЗ

По плотно наезженной Северной Дороге лошади понеслись во весь опор, они мчались на север, гривы и хвосты развевались в лунном сиянии, копыта выбивали ровный ритм. Впереди скакал Лан, черная лошадь и всадник, облаченный в тень, были почти незаметны в холодной ночи. Белая кобыла ни на шаг от жеребца не отставала — бледным копьем пронзала темноту. Следом скакали остальные, такой тесной цепочкой, будто Страж тянул их всех на одной веревке.

Серый конь Ранда галопом мчался последним, чуть впереди Том Меррилин, дальше — все остальные. Менестрель ни разу даже головы не повернул, глядя перед собой и только вперед. Если сзади появятся троллоки, или Исчезающий на своей беззвучно ступающей лошади, или та летающая тварь, Драгкар, то тревогу поднимать придется Ранду.

Каждые несколько минут Ранд вытягивал шею и оглядывался, цепляясь за гриву Облака и поводья. Драгкар... Хуже, чем троллоки и Исчезающие, сказал Том. Но небо было пусто, а на земле глаза видели лишь тьму и тени. Тени, которые могли скрывать целую армию.

Теперь, когда серого пустили свободно бежать, он призраком несся сквозь ночь, с легкостью поддерживая темп Ланова жеребца. И Облако хотел бежать еще быстрее. Он стремился нагнать вороного. Приходилось твердой рукой осаживать его, дергая поводья. Облако же, не обращая на одергивания Ранда внимания, рвался вперед, словно считал, что он на скачках, борясь со всадником за каждый шаг. Ранд слился с седлом и поводьями, чувствуя их каждым мускулом. Он лишь желал, чтобы лошадь не заметила тревоги всадника. Обнаружь ее Облако, юноша потерял бы свое единственное реальное преимущество, сколь бы непрочно оно ни было.

Пригнувшись к шее Облака, Ранд озабоченно посматривал на Белу и ее всадницу. Когда он говорил, что косматая кобыла не отстанет от остальных лошадей, то имел в виду отнюдь не такую скачку. Сейчас она вполне поспевала, хотя он не думал, что Бела угонится за другими. Лану не хотелось брать с собой Эгвейн. Снизит ли он из-за нее скорость, если Бела начнет сдавать? Или же он решит бросить ее? Айз Седай и Страж считали, что Ранд и его друзья чем-то важны, но, как там ни говорила Морейн об Узоре, он не думал, что Эгвейн значит для них что-то важное.

Если Бела отстанет, он тоже останется сзади, что бы ни сказали Морейн и Лан. Останется. Там, где Исчезающий и троллоки. Там, где Драгкар. Всей душой, полной отчаяния, он безмолвно приказывал Беле мчаться как ветер, без слов внушая ей быть выносливой. Скачи! Кожу защипало, кости словно заморозило так, что они вот-вот расколются. Да поможет ей Свет, скачи! И Бела скакала.

Все дальше и дальше спешили они на север в ночи, время сливалось в размытое пятно. Тут и там мелькали вспышками окошки ферм, затем сразу же, в один миг, словно их и не было, исчезали. Неистовый собачий лай быстро стихал позади или резко обрывался, когда псы думали, что уже прогнали чужаков. Они скакали во тьме, из которой внезапно выступали придорожные деревья, а потом так же внезапно исчезали в ней. Мрак, один лишь мрак окружал их со всех сторон, и только редкий крик ночной птицы, одинокий и печальный, нарушал мерный перестук копыт.

Внезапно Лан замедлил бег своего вороного, затем и совсем остановил колонну. Ранд не знал точно, сколько времени они уже скакали, но после такой скачки тупая боль разлилась по ногам. Впереди в ночной мгле сверкали огни: как будто небывалый рой светлячков завис между деревьев.

Ранд в замешательстве сдвинул брови, глядя на огоньки, потом чуть не задохнулся от изумления. Светлячки оказались освещенными окнами, окнами домов, что теснились на склонах и на вершине холма. Это был Сторожевой Холм. Ранду с трудом верилось, что они унеслись уже так далеко. Всадники проделали весь этот путь, наверное, быстрее, чем когда-либо. По примеру Лана Ранд и Том Меррилин спешились. Облако стоял, опустив голову, бока его вздымались. Клочья пены, почти неразличимые на дымчатых боках коня, покрывали пятнами его шею и плечи. Ранд подумал, что этой ночью Облако нести своего седока больше не в состоянии.

— Больше всего мне хочется, чтобы все эти деревушки остались у меня за спиной, — заявил Том, — а отдохнуть несколько часов было бы кстати. Как, мы достаточно оторвались, чтобы позволить себе передышку?

Ранд потянулся, потирая костяшками пальцев поясницу.

— Если мы хотим остановиться на остаток ночи в Сторожевом Холме, то, может, лучше продолжить путь?

Приблудившийся порыв ветра донес из деревни куплет песни, а еще — запахи стряпни, от которых у Ранда потекли слюнки. В Сторожевом Холме все еще праздновали. Там не было троллоков, чтобы расстроить у них Бэл Тайн. Ранд повернулся к Эгвейн. Она тяжело опиралась о Белу, едва не падая от усталости. Остальные тоже сползли с лошадей, со вздохами, потягиваясь, растирая ноющие мускулы. Лишь Айз Седай и Страж не выказывали никаких видимых признаков усталости.

— Я стерплю немного пения, — слабым голосом заговорил Мэт. — И может быть, в «Белом Вепре» найдется горячий пирог с бараниной. — Помолчав, он добавил: — Дальше Сторожевого Холма я никогда не бывал. А «Белому Вепрю» ох как далеко до «Винного Ручья».

— «Белый Вепрь» не так уж плох, — сказал Перрин. — От пирога с бараниной я бы тоже не отказался. И уймы горячего чая, чтобы выгнать холод из костей.

— Нам нельзя останавливаться, пока мы не переправимся через Тарен, — резко сказал Лан. — Только на несколько минут, и не дольше.

— Но лошади, — запротестовал Ранд. — Мы их загоним до смерти, если поскачем этой ночью дальше. Морейн Седай, вы, конечно же...

Он видел, как она ходит между лошадей, но не обращал особого внимания на то, что делает Морейн. Теперь она проскользнула мимо него и положила руки Облаку на шею. Ранд замолчал. Вдруг лошадь с тихим ржанием вскинула голову, чуть не вырвав поводья из рук Ранда. Серый затанцевал на месте с таким норовом, словно неделю простоял в конюшне. Не сказав ни слова, Морейн направилась к Беле.

— Я и не знал, что она умеет такое, — тихо сказал Ранд Лану, щеки юноши горели.

— Все вы склонны в этом сомневаться, — ответил Страж. — Ты же наблюдал за нею у постели своего отца. Она изгонит всю усталость. Сначала из лошадей, потом из вас.

— Из нас? А как же вы?

— Из меня — нет, овечий пастух. Пока я в этом еще не нуждаюсь. И не из самой себя. То, что она делает для других, она не может сделать для себя. Усталым будет скакать только один из нас. Вам лучше надеяться, что она не слишком устанет до того, как мы достигнем Тар Валона.

— Слишком устанет для чего? — спросил Ранд Стража.

— Ты оказался прав насчет своей Белы, Ранд, — сказала Морейн, стоя возле кобылы. — У нее хорошее сердце и столько же упорства, как у всех вас, двуреченцев. Странно, но она, похоже, устала меньше всех.

Вопль распорол тьму, вопль, словно сорвавшийся с губ умирающего под острыми ножами человека, и низко, над самыми головами отряда, просвистели крылья. Под тенью пронесшейся над отрядом твари сгустилась ночь. Испуганно заржав, лошади дико заметались из стороны в сторону.

Поток воздуха от крыльев Драгкара обдал Ранда, — и у него возникло ощущение, как от прикосновения липкого ила, как от сырой мути ночного кошмара, когда стучат зубы. Он даже испугаться не успел, как с пронзительным ржанием рванулся, встав на дыбы, Облако, неистово мотая головой, словно пытаясь сбросить какую-то прицепившуюся тварь. Ранда, ухватившегося за поводья, сбило с ног и проволокло по земле, а Облако ржал так, будто волки щелкали зубами, уже вплотную подбираясь к подколенным сухожилиям серого.

Каким-то чудом юноша удержал в руке поводья, он с трудом поднялся на ноги, снова рискуя оказаться на земле, пока серый беспорядочно метался туда-сюда. Дыхание Ранда стало тяжелым, судорожно-неровным. Нельзя позволить Облаку вырваться и убежать. Отчаянно выбросив вперед руку, он едва сумел перехватить поводья у морды серого. Облака вскинулся, встал на дыбы, поднял юношу в воздух; Ранду оставалось лишь цепляться за уздечку, уповая на то, что лошадь в конце концов успокоится.

От удара о землю Ранд чуть не откусил себе язык, но неожиданно серый встал спокойно, раздувая ноздри и вращая глазами, с дрожащими от напряжения ногами. Ранд тоже весь дрожал, тяжело повиснув на поводьях. Должно быть, бедному животному тоже досталось, подумал он. Юноша сделал три-четыре глубоких, с хрипом вдоха. Только потом он смог оглянуться по сторонам, чтобы выяснить, что там с остальными.

В отряде царил хаос. Все, натягивая поводья, едва удерживали при резких рывках лошадей, дергающих головами, тщетно стараясь успокоить шарахающихся животных, — люди и лошади беспорядочно кружили по дороге. Только у двоих, судя по всему, не возникло вообще никаких проблем с лошадьми. Морейн сидела в седле, выпрямив спину, ее белая кобыла деликатно отступила в сторону от всеобщей сумятицы, словно бы не случилось ничего необычного. Лан, все еще спешившийся, внимательно разглядывал небо, с мечом в одной руке и поводьями в другой; холеный вороной жеребец спокойно стоял рядом с ним.

Шум веселья больше не доносился из Сторожевого Холма. В деревне наверняка тоже услышали тот вопль. Ранд знал, что они какое-то время будут внимательно вслушиваться, возможно, и выглянут полюбопытствовать, что послужило причиной этого вопля, а потом вернутся к своему празднеству. Вскоре они позабудут про этот странный случай, воспоминание о нем утонет в песнях и в угощениях, в танцах и в шутках. Вероятно, когда они прослышат новости из Эмондова Луга, кто-то и припомнит пронзительно-жуткий крик и будет удивляться. И вот начала пиликать скрипка, чуть погодя к ней присоединилась флейта. Деревня вновь окунулась в праздник.

— На коней! — отрывисто скомандовал Лан. Вложив меч в ножны, он вскочил в седло. — Драгкар не стал бы появляться, если бы уже не доложил Мурддраалу о нас. — Ветер донес еще один резкий взвизг — издалека, куда слабее, но от этого не менее неприятный. Музыка в Сторожевом Холме разом оборвалась. — Теперь эта тварь следит за нами, отмечая наш путь для Получеловека. А он не так далеко.

Лошади, теперь не только освеженные, но и охваченные страхом, гарцевали и шарахались от своих седоков, пытающихся есть в седла. Сыплющий проклятиями Том Меррилин оказался на своем мерине первым, за ним вскоре в седлах сидели все остальные. Все, кроме одного.

— Поторопись, Ранд! — крикнула Эгвейн. Драгкар вновь испустил душераздирающий вскрик, и Бела пробежала несколько шагов, прежде чем девушке удалось удержать кобылу. — Скорее!

Вздрогнув, Ранд понял, что вместо того, чтобы сесть на Облако, он стоит, запрокинув голову в небо в тщетной попытке обнаружить источник этих отвратительных, режущих слух воплей. Более того, неосознанным движением он выхватил меч, будто готовясь сразиться с летающей тварью.

Ранд покраснел, в душе порадовавшись, что в темноте краску, залившую его лицо, никто не разглядит. Неуклюже, так как в другой руке он сжимал поводья, он сунул клинок в ножны, бросив быстрый взгляд на остальных. Морейн, Лан и Эгвейн втроем смотрели на него, хотя он и не знал, что им удалось разглядеть лунном сиянии. У других седоков была одна забота — удержать своих лошадей в подчинении, что и поглощало все их внимание. Ранд оперся рукой о переднюю луку и одним прыжком оказался в седле — будто только этим всю жизнь и занимался. Если кто-то из друзей и заметил обнаженный меч, наверняка Ранд об этом вскоре узнает. Потом будет время побеспокоиться и об этом.

Не успел Ранд устроиться в седле, как они снова поскакали галопом вверх по дороге, мимо купола холма. В деревне загавкали собаки, так что появление отряда совершенно незамеченным не прошло. Или, может быть, собаки учуяли троллоков, подумал Ранд. Лай быстро пропал за спиной, вместе с огнями деревни.

Лошади неслись плотной группой. Лан снова приказал растянуться в цепь, но никому не хотелось ни на миг остаться один на один с ночью. Откуда-то с высоты упал резкий крик. Страж уступил, и они вновь сбились вместе.

Ранд скакал сразу за Морейн и Ланом, серый всеми силами старался вклиниться между вороным Стража и изящной кобылой Айз Седай. По бокам юноши мчались наперегонки Эгвейн и менестрель, а друзья Ранда теснились позади. Облако, подгоняемый криками Драгкара, бежал так, что Ранд и помыслить не мог замедлить его бег, даже если бы и хотел, тем не менее серому никак не удавалось отыграть у двух других лошадей больше чем шаг. Леденящие крики Драгкара по пятам преследовали отряд в ночи.

Упорная Бела бежала, вытянув шею, с развевающимися на скаку гривой и хвостом, ни шагу не уступая большим лошадям. Айз Седай нужно было сделать нечто большее, чем просто избавить ее от усталости.

На лице Эгвейн сияла в лунном свете восторженная улыбка. Коса ее развевалась, как гривы лошадей, и глаза девушки блестели не только от луны, в чем Ранд был уверен. Рот у него раскрылся от изумления, пока от попавшей в горло мошки он не закашлялся.

Должно быть, Лан задал какой-то вопрос, поскольку Морейн вдруг громко, перекрикивая ветер и топот копыт, сказала:

— Я не могу! Тем более на спине скачущей галопом лошади. Их не так просто убить, даже когда видишь. Мы должны скакать дальше и надеяться.

На полном скаку они пронеслись сквозь клочья тумана, почти прозрачного, стлавшегося на высоте колен лошадей. Облако пролетел сквозь него в два шага, и Ранд оторопело заморгал — не почудилось ли ему. В самом деле, для тумана ночь была слишком холодной. Еще один рвано-серый лоскут, побольше первого, промелькнул мимо сбоку. Постепенно дымка росла, будто туман вытекал из земли. Над головами яростно вскрикнул Драгкар. На несколько мгновений туман окутал всадников и пропал, опять появился и исчез позади. Холодный как лед, он оставил на лице и руках Ранда промозглую сырость. Затем перед всадниками проступила стена тускло-серого сумрака, которая внезапно окутала всадников. Стук копыт словно бы увязал в ее толще, а крики сверху доносились приглушенно, как сквозь стену. Ранду удалось различить по обе стороны от себя смутные очертания фигур Эгвейн и Тома Меррилина. Лан мчался впереди, не сбавляя скорости.

— Все равно нам нужно попасть в одно-единственное место! — крикнул он, голос звучал глухо, без повелительных ноток и непонятно откуда.

— Мурддраал хитер, — отозвалась Морейн. — Я обращу его хитрость против него самого.

Дальше они мчались во весь опор, не говоря больше ни слова.

Темно-серый, наплывающий волнами туман затянул и небо, и землю, и всадники, сами обернувшиеся тенями, будто плыли меж ночных облаков. Исчезли из виду даже ноги лошадей.

Ранд поерзал в седле, отстраняясь от знобкого тумана. Одно дело — знать, что Морейн может творить такое, даже видеть ее за подобным занятием; но когда все это происходит с тобой, оставляя влагу на твоей коже, — это совсем иное. Ранд понял, что сдерживает дыхание, и обозвал себя по-всякому за тупость: нельзя же скакать всю дорогу до Таренского Перевоза вообще не дыша. Морейн применила Единую Силу на Тэме, и с ним вроде бы все в порядке. Однако ему пришлось заставить себя дышать нормально. Воздух был тяжелым, хоть и холоднее обычного, но более эта ночь ничем не отличалась от любой другой туманной ночи. Ранд сказал себе об этом, но, похоже, убедить себя не сумел.

Лан разрешил всем держаться плотнее, чтобы теперь каждый мог видеть контуры остальных в этой сырой, знобкой серости. Однако Страж по-прежнему не замедлял бешеный бег своего жеребца. Лан и Морейн, мчась бок о бок, уверенно вели отряд сквозь туман, словно ясно видели, что лежит впереди. Остальным оставалось только доверять им и скакать следом. И надеяться.

Они мчались галопом, и те жуткие вопли, что преследовали их, слабели, а потом затихли совсем, но на душе легче не стало. Лес и дома ферм, луна и дорога — все было закутано в туманный саван и скрыто от глаз. Когда отряд проносился мимо ферм, начинали лаять собаки, лай звучал в серой дымке глухо и отдаленно, но больше — никаких звуков, кроме монотонного перестука копыт. В этом невыразительном мертвенно-бледном тумане не менялось ничего. О том, сколько прошло времени, не говорило ничего — только усиливающаяся боль в бедрах и спине.

Ранд был уверен: должны пройти часы. Пальцы так долго сжимали поводья, что он сомневался, сможет ли разжать их, и гадал, в состоянии ли будет нормально ходить. Оглянулся юноша всего лишь раз. Сзади в тумане метались тени, но сколько их, он определенно сказать не мог. Даже не знал, на самом ли деле эти тени — его друзья. Сквозь плащ, сквозь куртку и рубашку просочились холод и сырость, они проникли чуть ли не до костей, — ощущение, по крайней мере, было именно такое. В том, что он не стоит на месте, а мчится сквозь ночь, убеждали лишь бьющий в лицо ветер да перекатывающиеся мускулы под шкурой его лошади.

Наверняка должны были пройти часы.

— Медленнее! — вдруг крикнул Лан. — Подбирайте поводья.

Ранд был так поражен, что Облако вклинился между Ланом и Морейн, вырвавшись вперед на полдюжину шагов, прежде чем Ранду удалось остановить своего серого. Тогда он смог изумленно оглядеться.

Со всех сторон в тумане смутно вырисовывались дома, непривычно высокие для Ранда. Раньше он никогда не бывал в этих местах, но часто слышал о них. Своей высотой дома были обязаны приподнятым фундаментам из рыже-коричневого камня — нелишняя предосторожность, когда весной Тарен выходит из берегов, разливаясь после таяния снегов в Горах Тумана. Итак, они достигли Таренского Перевоза.

Лан пустил вороного боевого коня рысью вслед за Рандом.

— Не будь таким нетерпеливым, овечий пастух.

Смутившись, Ранд без всяких оправданий занял свое место в колонне; отряд двинулся дальше по деревенской улице. Лицо Ранда пылало, и с минуту туман приятно холодил щеки.

Не видимая в тумане приплутавшая собака яростно залаяла на всадников, потом убежала прочь. Тут и там засветились окошки — засуетились какие-то ранние пташки. Глухой стук копыт, далекий собачий лай, — больше поздний ночной час не тревожил ни единый звук.

Кое-кого из Таренского Перевоза Ранд встречал. Он постарался припомнить то немногое, что знал о жителях этой деревни. Они редко предпринимали поездки в те места, что называли «нижними деревнями», задирая при этих словах носы кверху, словно унюхав что-то неприятное. Те немногие, которых он встречал, носили странные имена, типа Бугрень и Камнебот. Каждый в отдельности и все вместе, жители Таренского Перевоза имели репутацию прожженных плутов и мошенников. Говорили, что если вы пожали руку человеку из Таренского Перевоза, то надо не забыть после пересчитать свои пальцы.

Лан и Морейн остановились возле высокого темного дома, который ничем от других домов в деревне не отличался. Страж спрыгнул с коня, туман водоворотом закружился вокруг него, поплыл за ним полосой, когда Лан поднялся по лестнице к парадной двери. Оказавшись возле двери, что была на высоте человеческого роста от улицы, Лан забарабанил по ней кулаком.

— Мне почему-то казалось, что ему нужна была тишина, — пробормотал Мэт.

Лан дубасил по двери, в окне соседнего дома загорелась свеча, раздались негодующие крики, но Страж продолжал стучать.

Внезапно дверь распахнулась, в проеме возник мужчина в ночной рубашке, болтающейся у голых лодыжек. Масляная лампа у него в руке выхватывала из темноты узкое лицо с острыми чертами. Он открыл рот для гневной тирады, да так и остался стоять с открытым ртом, выпучив глаза, лишь вращая головой, озирая кружащиеся лохмы тумана.

— Это еще что такое? — произнес он. — Что это такое?

Холодные серые усики спиралью вползли в дверь, и человек поспешно отступил от них.

— Мастер Каланча, — сказал Лан. — Вы тот самый человек, кто мне нужен. Мы хотим переправиться на вашем пароме.

— Он ни разу не видел каланчи, — хихикнул Мэт. Ранд протестующе махнул рукой. Мужчина с острым лицом приподнял лампу и с подозрением всмотрелся вниз.

Спустя минуту мастер Каланча сварливо заявил:

— Паром ходит днем. Никак не ночью. Никогда! И не в такой туман. Возвращайтесь, когда взойдет солнце и рассеется туман.

Он было повернулся, собираясь уйти, но Лан ухватил его за запястье. Паромщик возмущенно открыл рот и втянул воздух. В свете лампы блеснуло золото — Страж стал отсчитывать ему в ладонь монеты, одну за другой. Каланча облизывал губы, пока звякали монеты, и придвигал голову ближе к своей руке, будто не веря глазам.

— И столько же потом, — сказал Лан, — когда мы благополучно окажемся на том берегу. Но отправляемся мы сейчас же.

— Сейчас же? — Пожевав нижнюю губу, напоминающий лицом хорька мужчина переступил с ноги на ногу и вгляделся в затянутую плотным туманом ночь, потом резко кивнул. — Значит, сейчас же. Ладно, руку отпустите. Мне нужно разбудить моих перевозчиков. Не думаете же вы, что я сам собираюсь тянуть паром, а?

— Я буду ждать у парома, — без всякого выражения сказал Лан. — Недолго.

Он выпустил руку паромщика.

Мастер Каланча прижал руку со стиснутыми в горсти золотыми к груди и, согласно кивая, суетливо захлопнул дверь бедром.