Лучи утреннего солнца, проникавшие сквозь иллюминаторы, дрожали светящимися узорами на потолке и заставляли блестеть посуду. Людмила Леонова, бывший полковник терранского флота, обеими руками взяла чашку кофе, облокотилась на стол камбуза и с наслаждением прихлебывала любимый напиток. Ее распущенные каштановые волосы рассыпались по плечам, обтянутым еще одной футболкой Эстона. На ней был нарисован орел, эмблема «Харлей-Дэвидсона» – такой подарок преподнес Эстону его бывший старший помощник, отличавшийся по меньшей мере странным чувством юмора. Эстон вынужден был признать, что на Людмиле футболка смотрелась не в пример лучше, чем на нем. Вдобавок ее яркие цвета просто гипнотизировали Леонову, которая по-детски радовалась броскому рисунку.

Как это странно, подумал он, глядя на Людмилу. Несмотря на ее откровения, он не ожидал, что ночью она пригласит его в свою койку. Неожиданностью оказалась и ее страстность и опытность. Конечно, этого следовало ожидать: кто угодно, обладая такой внешностью и практикуясь в любви на протяжении семидесяти лет, преуспел бы на этом поприще. При этом, как ни странно, он ощущал странную ранимость Людмилы, почти застенчивость.

Ему показалось, она намеренно открывает для него потайную дверь в свою душу.

Людмила, размышлял Эстон, очень сложная личность. Это не бросалось в глаза из-за ее внешней открытости и готовности приспосабливаться к своему необычному положению, но сложность ее натуры от этого не уменьшалась. Быть может, все «фусаилы» такие же? Возможно, общение с недолговечными «нормальными» людьми, которые стареют и умирают, в то время как ты остаешься вечно юным, вынуждает их тщательно скрывать огромный опыт, состоящий не только из приобретенных знаний и усвоенных навыков, но и из скопившихся за долгие годы переживаний? Интересно, может ли «нормальный» человек по-настоящему дружить с «фусаилом»? Даже если она откроется навстречу ему, сможет ли он принять без ропота существование глубочайшей пропасти, разделяющей их? Разумом Эстон верил, что она в самом деле так стара, как утверждает, но его чувства не поспевали за разумом. В голове не укладывалось, что сидящая напротив прекрасная юная женщина едва ли не вдвое старше его!

– Гм-м… – проворчал он, открыл ящик стола и вынул оттуда сверток. – Наверное, самое время вернуть тебе твое имущество, – сказал Эстон, протягивая Людмиле ее комбинезон, покрытый пятнами засохшей крови.

– Запачкался-то как, – сказала она безучастно, разглядывая собственную кровь, размазавшуюся по всему костюму. Спокойное выражение ее лица напомнило Эстону, что он имеет дело с бойцом. Она развернула сверток, и профессиональный военный со стальными нервами мгновенно уступил место перепуганной девушке.

– О боже… что это? Чем ты его кромсал?! Топором?

Он впервые внимательно посмотрел на дело своих рук. Он не видел ее комбинезона с той ночи и вынужден был признать, что не слишком деликатничал. От ворота до паха ткань была распорота самым бесцеремонным образом. Леонова печально покачивала головой, проводя пальцем по краю разреза.

– Нужно же было как-то снять его с тебя, – объяснил он несколько виноватым тоном. – А я не нашел ни одной молнии.

– «Молнии»? –повторила она и, перевернув костюм, прикоснулась к какому-то месту на правом плече. Вдоль всей спины мгновенно образовался ровный, как будто проделанный бритвой, разрез. Леонова с укоризной взглянула на Эстона.

– Варвар! – фыркнула она, и он с облегчением услышал в ее голосе искреннее веселье.

– Прости, но я в самом деле не видел иной возможности.

– Я понимаю, – вздохнула Леонова.

Она прикоснулась к какой-то невидимой кнопке на левом манжете, и у Эстона округлились глаза: узкая полоска ткани сдвинулась, открыв панель управления толщиной с вафлю, которая тянулась от манжета до локтя. По ней были рассыпаны крохотные индикаторы и циферблаты. Из множества точек зеленым светились очень немногие.

– Бог ты мой! – вздохнула Леонова, склонившись над приборами.

– Много я напортил? – с любопытством спросил Эстон, вытянув шею, чтобы лучше видеть.

– Ну, я бы сказала, примерно на миллион кредитов, – ответила она.

Пробежав пальцами по ряду выпуклых точек, она добилась того, что многие красные огоньки загорелись желтым светом.

– Н-да-а, могло быть и хуже.

– Что ты делаешь?

– Провожу диагностику. – Она замолчала, полностью уйдя в работу.

Эстон терпеливо ждал, наблюдая за тем, как Леонова колдует над миниатюрной панелью управления. Прошло несколько минут, прежде чем она глубоко вздохнула и выпрямилась.

– Да, все не так уж и плохо. Сеть связи уничтожена напрочь, но сенсики ты не задел.

– Что не задел? – спросил Эстон, глядя на нее с изумлением. – И что это вообще за штука, черт возьми?!

– Гермокостюм, как видишь, – ответила Леонова, удивляясь наивности вопроса, и улыбнулась, заметив растерянное выражение его лица. – Э-ге-ге! Кажется, теперь я могу отомстить! Может, мне не следует ничего тебе рассказывать…

– Только попробуй – я тебя за борт выкину! – проворчал он.

– С помощью какой же армии? – вызывающе спросила она, но тут же, смеясь, подняла руки вверх: Эстон решительно встал с грозным выражением на лице.

– Пощадите! Пощадите! Я все расскажу!

– Немедленно!

– Хорошо, но я не знаю, с чего начать.

Она на мгновение задумалась.

– Об эксплуатации техники в боевых условиях я знаю гораздо больше, чем о ее устройстве, и сомневаюсь, что ваши технари смогли бы понять подробные объяснения. Даже если бы я была на них способна… В общем, это то, что вы назвали бы космическим скафандром. Он гораздо совершеннее, чем любой из созданных вами скафандров, к тому же в него встроен довольно мощный компьютер.

– Компьютер?

– Да. Он весь набит молекулярными электрическими цепями. Это необходимо, так как каждый квадратный миллиметр внутреннего слоя снабжен сенсорами, отслеживающими состояние пилота. Внешний слой отражает вредное радиоактивное излучение и поглощает энергию извне, чтобы питать внутренние цепи. Весь костюм, кроме того, поглощает и перерабатывает выделения тела – в этой штуке можно жить неделями, не снимая ее, если потребуется. Не слишком приятно, но очень удобно.

– Если это космический скафандр, то где же запас кислорода? – спросил Эстон, глаза которого блестели от возбуждения.

– Вот тут. – Она прикоснулась к ткани – Конечно, старые скафандры были гораздо толще – в некоторых местах толщина достигала сантиметра, – но сейчас их усовершенствовали. Средний слой представляет собой сплошную массу микровакуолей. Ты можешь их представлять себе в виде миллионов крошечных контейнеров, содержащих воздух, воду и питательные вещества.

Заметив недоверчивое выражение лица Эстона, она усмехнулась:

– Все запасы хранятся под давлением более двадцати тысяч атмосфер. Кстати, эти запасы должны быть почти нетронуты, потому что во время полета я ими не пользовалась.

– Неудивительно, что его было так трудно резать, – негромко сказал Эстон.

– Трудно? – фыркнула Леонова. – Дик, если бы инженеры не позаботились об этом нарочно, ты никогда не смог бы его разрезать. Я не знаю, заметил ли ты, что именно так, – она провела пальцем по рваному краю разреза, – его и стал бы резать любой человек если бы это ему понадобилось. Разработчики нарочно расположили большую часть запасов воздуха и воды на спине и по бокам. Так что ты резал в основном электронику и распилил почти четверть всех цепей. – Леонова улыбнулась. – Ты разъединил почти все мои каналы связи, но сенсики не задел.

– Сенсики?

– Активные и пассивные сенсоры. Визуальные, звуковые, те, которые напоминают ваши радары, – они все встроены в костюм.

– Боже мой… но ведь твой шлем утонул вместе с остатками машины?

– Шлем обеспечивал нейросвязь с органами управления истребителя. Если в бою кабина разгерметизируется и нормальное давление воздуха упадет, его можно использовать и как обычный шлем, но больше он ни для чего не нужен. Смотри. – Она прикоснулась к какой-то точке на костюме, ничем не отличавшейся от остальной ткани, и из рукавов послушно высунулись тонкие прочные перчатки, а над плечами комбинезона замерцал шар света. – Однонаправленное силовое поле, – небрежно пояснила Леонова, поглаживая рукой светящуюся сферу. – Сенсики работают на прямой нейросвязи, так что не нужно даже приборной доски.

– Это производит… сильное впечатление… – произнес наконец Эстон, и она снова усмехнулась.

– Еще бы! Эта чертова штука стоит примерно десятую часть истребителя!

– Жалко, что я его испортил, – виноватым тоном сказал Эстон.

– Нет, не испортил, – успокоила его Леонова. – Конечно, нанотехнологические функции сейчас отключены, и для починки потребуется столько энергии, что я не собираюсь их включать, пока костюм работает за счет аккумулированной энергии. Но если мне удастся подключиться на несколько часов к подходящему источнику, я включу систему самовосстановления, и большинство повреждений будет исправлено.

Эстон уставился на нее, открыв рот. Способность гермокомбинезона к самовосстановлению произвела на него потрясающее впечатление. Он был рад, что внимание Людмилы было поглощено изувеченным комбинезоном – это дало ему время придать лицу обычное выражение.

– А какие еще штуки он может делать? – нарочито спокойным тоном спросил он.

– Да вот вроде все, – ответила Леонова, пожимая плечами.

Эстон покачал головой. Не стоит так удивляться, сказал он сам себе. Матрос Христофора Колумба тоже был бы поражен, увидев авианосец класса «Нимиц» или ударную подводную лодку «Сивулф».

– Производит сильное впечатление, – повторил он, и Леонова понимающе улыбнулась в ответ. – Я решил, что вот это, – он показал на кобуру, – какое-то оружие. А вот эта штука, – добавил он, прикоснувшись к предмету, который снял некогда с ее шеи, – заинтриговала меня больше всего. Ну, я имею в виду, до того, как ты мне продемонстрировала Великий и Удивительный Костюм.

Леонова не поняла его юмора, но ей было ясно, что он пошутил, и она улыбнулась, взяв в руки металлическое кольцо, которое мысленно Эстон называл то ожерельем, то ошейником.

– Это? Как бы тебе сказать… это моя… «собачья этикетка». – Людмила неуверенно выговорила эти слова, но Эстон кивнул, сообразив, что она имела в виду. – Из этой штуки можно узнать не только мое имя, – продолжала она. – Это еще один маленький компьютер – всего лишь около терабайта памяти, – в котором записана история моей жизни. Медицинские данные, служебная карьера, сведения о родственниках. – Она пожала плечами и повертела кольцо туда-сюда. – Боюсь, теперь это всего лишь бесполезная безделушка.

– Почему?

– Компьютерный язык порядочно изменился за последние несколько веков, – сухо сказала она. – Кроме того, это плагин, а не самостоятельное устройство, и внутри сплошные молецепи, как в костюме. Сдается мне, что обеспечить подходящий интерфейс будет невозможно. Когда мы уничтожим тролля, – Эстон отметил, что она нашла в себе силы обойтись без слова «если», – я отдам мою этикетку вашим инженерам, но не очень-то верю, что им удастся разобраться в ее устройстве.

– Ну, знаешь ли! Представляю себе, как я буду объяснять людям: гермокомбинезон не работает, к компьютеру не подключиться… После этого, Мила, они точно поволокут меня в палату с пробковыми стенами.

Она вопросительно приподняла бровь.

– В больницу для психически нездоровых людей, – пояснил он.

– Тебе не о чем беспокоиться. – Она взяла в руки кобуру и направилась на палубу. – Надеюсь, мы сможем показать кое-что убедительное. Пошли.

Он выбрался за ней на палубу, чувствуя, что голова начинает кружиться от всех чудес, которые Леонова описывала как нечто само собой разумеющееся. Она ждала его: пояс с кобурой был надет на ее талию, а пистолет она вынула и держала в руке. Людмила внимательно осмотрела свое оружие.

– Ты ничего тут не переключал?

– Неужели я выгляжу полным дураком? – спросил Эстон. – Не отвечай, – добавил он поспешно, и она с улыбкой закрыла рот. – Я тебе лучше просто скажу, что ничего не трогал. Я не смог догадаться, что какие кнопки делают.

– Тебе бы это все равно не помогло, – сказала Леонова. – Пистолет закодирован на определенную личность.

Он приподнял брови с выражением усталого любопытства, и она погладила его по плечу:

– Расслабься, Дик. Пойми: хвастаясь своими игрушками, я обретаю чувство уверенности в себе – ясно? Видишь ли, все в твоем мире кажется мне таким же удивительным, как тебе – эти штучки.

– Но ты, по крайней мере, более или менее понимаешь, что к чему, а я…

– Правда. Ну, ладно, пистолет закодирован на мою личность – значит, я одна могу из него стрелять.

– И это навсегда? – Идея показалась ему интересной.

– Угу. Когда я умру, игрушку придется отправить в переплавку, потому что перекодировать ее невозможно. Из-за этого, должна добавить, флотское начальство очень недовольно, если мы теряем оружие – оно стоит дорого, и его невозможно кому-либо передать. Но зато – никакого черного рынка ручного оружия!

– Тоже решение проблемы.

– Смотри. – Она прикоснулась к одной из кнопок сбоку. – Я ставлю его на одиночную стрельбу на самой низкой мощности – нам ни к чему слишком шуметь.

Она подняла пистолет на уровень грудной клетки и навела – с такой же небрежностью, как если бы просто указывала на что-то пальцем. Эстон тут же узнал эту манеру, характерную либо для опытного стрелка, либо для самоуверенного новичка.

Леонова нажала на спуск.

С самим пистолетом ровно ничего не произошло. Не было ни отдачи, ни шума, ни вспышки огня из ствола, ни даже просто щелчка, зато кое-что произошло там, куда целилась Леонова. Слух Эстона поразило чудовищное шипение, а на расстоянии примерно пятидесяти ярдов от «Аманды» среди океанских волн возникла кипящая дыра пара. Большая дыра в форме полусферы, глубиной примерно в десять футов.

Он уставился на нее в немом изумлении, но она исчезла так же внезапно, как и возникла.

– Мм-да… – протянул Эстон, когда пар превратился в легкий туман и обдал обоих крохотными каплями дождя. Затем он спросил внезапно осипшим голосом: – И это была минимальная мощность?

– Угу. – Леонова небрежно засунула пистолет в кобуру, и в ее глазах вспыхнул и погас жестокий огонек.

– И это – одиночный выстрел… То есть ты можешь стрелять очередями?

– Конечно. Но это приведет к большому расходу боезапаса. На полной мощности я опустошу магазин за двенадцать импульсов.

– А что это такое, черт возьми? – спросил он. – Как это называется?

– Как ни смешно, мы называем эту штуку бластером, – сказала она виновато, и Эстон закрыл глаза. Мог бы и сам догадаться, подумал он. – А вот что это такое, объяснить довольно-таки непросто…

Она с пониманием взглянула в его усталые глаза.

– Это можно представить себе таким образом, Дик. Энергетическое оружие, питающееся от накопителя энергии, проецирует на цель заряд плазмы. В полностью автоматическом режиме на максимальной мощности оно выдает примерно одну целую восемь десятых килотонн энергии в секунду – или чуть больше двадцати одной с половиной килотонн из одного полного магазина, так как делает выстрел в секунду. Разумеется, – добавила она, подумав, – если разряжать магазин с такой скоростью, после каждой очереди придется перезаряжаться.

– Бог ты мой! – воскликнул он, вспомнив о запасных магазинах в кобуре. – Да ты просто ходячая атомная бомба! А не слишком ли это сильная штука?

– Не слишком, – ответила Леонова. – Мы ведь из бластеров не друг по другу стреляем. Они предназначены для уничтожения троллей, а это работа не шуточная. Я не слишком много знаю о степени развития вашей металлургии, но подозреваю, что ваши лучшие оружейники даже не могут предположить, насколько прочны эти мерзавцы. А скорость реакции у них столь велика, что их необходимо убивать с первого выстрела. Но ты, конечно, прав: у бластера огромная огневая мощность, и именно поэтому их кодируют, как я объясняла.

– Да, это понятно, – с готовностью согласился Эстон.

От одной мысли о том, какая разрушительная сила висит у нее на бедре, ему было неуютно. Он встряхнулся, стараясь усилием воли прогнать слабость.

– Ладно, – произнес он. – Не забудь мне напоминать, чтобы я вел себя очень осторожно, когда общаюсь с тобой.

– Обещаю, – ответила она с едва заметной полуулыбкой. – Но скажи-ка, – добавила она, внезапно посерьезнев, хотя озорные огоньки по-прежнему мерцали в глубине ее глаз, – заменит ли эта штука мой неработающий гермокостюм?

– Думаю, что да, – медленно ответил Эстон. – Да, Мила, она произведет сильное впечатление.