Книга: Светоносец (сборник)
Назад: ГЛАВА 40. НЕКРОН
Дальше: ГЛАВА 42. РАССВЕТ

ГЛАВА 41. РАЗБИТАЯ ЛЮТНЯ

Таласса сидела на корточках рядом с Фурталом подле затянутого ряской пруда. За прудом виднелась ведущая куда-то арка. Туннель, начинающийся за ней, уходил во тьму. Сверху в пруд с унылым звуком капала, колебля тину, вода.
Видно было, что Фуртал очень плох. Перчатка Фарана оставила багровый рубец на правом переднем полушарии его лысого черепа, и вся половина головы превратилась в сплошной кровоподтек. Один глаз так налился кровью, что в темноте казалось, будто один глаз у Фуртала красный, а другой белый.
Увидев свет фонаря, Таласса подняла глаза, но никак не отозвалась на неожиданное возвращение Джайала: ее взгляд вновь обратился к Фурталу, который силился прийти в себя.
— Не надо бы его трогать, — тихо сказала она. Старик, как видно, услышал ее: он поднял костлявую руку и вцепился в рукав ее платья, пробормотав:
— Оставьте меня.
— Вздор! — с жаром сказала Аланда, опускаясь рядом с ним на колени. — Помнишь, о чем мы говорили на кухне? К рассвету мы будем на болотах!
Слабая улыбка скользнула по окровавленным губам Фуртала:
— Помню, госпожа моя, мы собирались идти на север.
— Вот-вот! Давай-ка мы поднимем тебя на ноги.
— Болот мне не одолеть, — слабо качнул головой Фуртал. — Оставьте меня. — Голос его звучал решительно, хоть и слабо. Аланда с отчаянием оглянулась: кому-то придется нести Фуртала. Уртред, делавший это и раньше, с готовностью выступил вперед, не дожидаясь просьб. Продев руки под мышки старику, он осторожно поставил его на ноги, а потом перекинул его себе через плечо. На другом плече он нес посох Ловца Пиявок.
— Пошли, — сказал он. Лишь легкое напряжение в голосе показывало, как ему тяжело — под маской усталости не было видно. Из коридора до них докатился новый мощный толчок, и камни заколебались под ногами. Уртред едва не упал. По всей гробнице слышался грохот летящих вниз камней. Следовало поспешить. Пруд нельзя было обойти по краю, и оставался единственный путь — вброд. Аланда, подняв фонарь, осторожно ступила в воду.
Внезапно пруд взбурлил, заставив всех зажмуриться. Аланда упала назад, на каменную кромку. Раскаленный фонарь зашипел, когда на него попали брызги, но Аланда смотрела не на мигающий фитиль, а на то, что явилось из глубины пруда.
На миг все приросли к месту, не в силах пошевельнуться.
Змея футов восьми в длину, в зеленой слизистой чешуе под цвет воды, с красными глазами и желтыми зубами, истекающими ядом, выгнув шею, нависла над Аландой и готовилась нанести удар.
Но тут из глубин гробницы до них дошел новый толчок. Змея шлепнулась на пол и уползла, скользнув мимо ног Уртреда, прочь, во тьму.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила Таласса, опускаясь на колени рядом со своим старым другом.
— Хорошо, дитя, я только промокла, а от этого не умирают. — Аланда встала и, не смущаясь тем, что только что чудом избежала смерти, снова вошла в пруд. Под водой оказались ступени, и она спускалась по ним, пока вода не дошла ей до пояса. Тогда она двинулась вброд, высоко держа фонарь и волоча за собой плащ, точно свадебный шлейф.
Остальные последовали за ней. Таласса помогала Уртреду удержаться на скользких ступенях, а Джайал замыкал шествие. Они прошли под аркой. Туннель впереди вливался в какое-то просторное помещение. Все его пространство, насколько достигал свет, было покрыто черной водой. Футах в двадцати над головой шла галерея, поддерживаемая кирпичными столбами. На нее вела обросшая тиной лестница, а во все стороны из зала расходились коридоры.
Аланда остановилась, не зная, какой путь выбрать. Крепко зажмурив глаза, она задумалась. Путь надо искать в голове. Она уже как-то прошла через катакомбы, когда уносила останки своего мужа с поля битвы. Тогда она руководствовалась старинной картой. Теперь карты под рукой нет — остается положиться на прозрение. Но, как и всякий раз, когда Аланда пыталась предсказать собственную судьбу, будущее представлялось ей полнейшим мраком. Она открыла глаза. Ох, как много коридоров. Одни ведут к спасению, другие — к смерти. Впервые чувство полной безнадежности овладело ею. Но не успела она предаться отчаянию, как Таласса крикнула:
— Смотрите! — и указала на галерею. Прямо над ними мерцал свет фонаря. Сначала Аланда видела лишь круг света и трехпалую руку, держащую фонарь, и только потом различила вверху голову, похожую на змеиную.
— Это Сашель! — вскричал Уртред.
— Кто? — переспросил Джайал, отпрянув при виде этого существа.
— Ловец Пиявок — он друг нам.
Существо уже спускалось вниз, отбрасывая фонарем широкую полосу света. Джайал покрепче взялся за рукоять Зуба Дракона. Но Уртред уже брел по воде навстречу Сашелю, согнувшись под тяжестью Фуртала. Тот ждал его на нижней ступеньке.
И снова Уртред услышал его слова у себя в уме:
— Где Сереш?
— Погиб в гробнице.
Ловец Пиявок торжественно кивнул головой:
— Он был слишком горяч, чтобы прожить долго, да упокоит Огонь его душу. А с тобой, Маска, как я и предсказывал, мы встретились еще до исхода этой ночи. Старец увидел тебя в огненном горшке — он узнал, где находится посох, и понял, что ты нуждаешься в помощи. Теперь я отплачу тебе услугой за услугу и выведу тебя с твоими друзьями на волю.
От нового толчка вода дождем хлынула с потолка на тихую гладь озера, шипя при соприкосновении с фонарями и Зубом Дракона. Ловец Пиявок остался невозмутим.
— Кончилось время человека на этой скале, которую вы зовете Траллом. Много веков назад, когда она была островом посреди моря, мой народ жил здесь в мире. Потом сюда явились люди со своими мертвецами: с тех пор и доныне вы не дали нам ничего, кроме смерти. Но теперь пришел ты и пришла она. — Он кивнул на Талассу. — Она заплатит за вас все долги: я видел это на огненных шарах ночью, когда другие спали. Она принесет нам Второй Рассвет.
— Но как быть с демоном, которого вызвал Фаран? — спросил Уртред.
— Это порождение Червя — он может существовать лишь во мраке ночи или катакомб. Когда настанет рассвет, мой народ выйдет и встретит солнце. Больше мы не будем хворать.
С этими словами Сашель повернулся и стал подниматься наверх. Уртред сделал остальным знак следовать за ним.
Бесконечные залитые водой темные коридоры сменяли друг друга, а Сашель все шел вперед ровным шагом, удаляясь от источника разрушительных колебаний. Они прошли через пещеру, где собрались другие ловцы пиявок, греясь у своих огненных горшков. В голове Уртреда звучали их испуганные речи, в то время как новые взрывы сотрясали подземелье. Голоса саламандр преследовали его и тогда, когда Сашель повел отряд вниз по вырубленным в скале ступеням.
Впереди Уртред увидел сумрачное пространство Большой Дыры — они вышли в ущелье, бегущее по ее дну.
Сашель повел их вдоль бурного потока сквозь арку, где вода падала шумным каскадом с пятидесятифутовой высоты. Они спустились по ступеням у края водопада. Внизу водяные пары насыщали воздух густым туманом. Призрачно мерцая фонарями во мгле, отряд вышел к широкому подземному каналу. Полузатопленные барки, обросшие зеленой тиной, гнили у его берегов. Крысы разбегались прочь, увидев свет. Сашель вел их еще полмили, пока они не уперлись в железные ворота, заграждающие большую арку. За воротами мрак казался уже не столь густым, и на путников пахнуло зловонным болотным воздухом. Ворота, видимо, выходили в ров, окружающий Тралл.
— Здесь я должен оставить вас, — сказал Сашель, — я нужен своим сородичам. Ворота — последняя преграда на вашем пути, и в твоей, Маска, власти открыть их.
Уртред положил Фуртала на пол и поклонился.
— Ты спас нас всех.
— А девушке еще предстоит спасти нас — смотри, береги ее. — Сашель взглянул напоследок на Уртреда своими красивыми глазами, повернулся и исчез во мраке столь же внезапно, как и появился.
— О чем вы с ним толковали? — спросил Джайал, от которого ускользнула суть мысленной беседы.
— Он нам друг: он вывел нас на волю.
— Мой отец, бывало, охотился па них в катакомбах ради их шкур.
— Тогда просто чудо, что он помог нам. Давай подумаем, как выйти за ворота.
Уртред хотел опять поднять Фуртала, но Джайал сделал это за него.
Толчки и колебания, сопровождавшие их во время всего пути через подземелье, стали слабее, словно то, что зародилось в темных глубинах Маризиановой гробницы, теперь замоталось в кокон и обдумывало свой следующий шаг. Уртред порадовался, что они уходят и не узнают на себе, что это будет за шаг.
Чем ближе к воротам, тем сильнее делался запах болотных газов. За воротами виднелся заросший водорослями ров и белая пелена тумана. Засовами служили железные брусья в руку толщиной. Уртред осмотрел те, что запирали ворота с его стороны, взялся за брус и потянул на себя так, что мускулы вздулись. Древнее железо заскрипело и подалось, осыпав пол ржавчиной. Уртред отодвинул второй засов и вышел за ворота, а остальные за ним.
Они оказались на каменном карнизе над рвом тридцатифутовой ширины. Ров этот был вырыт, чтобы оборонять город во время осады, но теперь стал непреодолимым препятствием для желающих уйти из города. Уртред взглянул вверх: там поднималась отвесная скала, и неведомо было, что там на вершине. Неужто они оказались в ловушке?
Аланда протиснулась мимо Уртреда и стала вглядываться в растительность, покрывающую ров. Потом двинулась по узкому карнизу, придерживаясь за обросшую лишайником стену. Таласса на вопросительный взгляд Уртреда только пожала плечами: у старой дамы явно был какой-то план. Они последовали за ней. Вскоре она нашла то, что искала: место, где растения так переплелись, что образовали настоящий мост между берегами. Но человека этот мост, на взгляд Уртреда, выдержать не мог. Травяной настил покачивался от ветра, веющего с болот, заставляя колебаться водоросли внизу. Аланда нагнулась, и ее фонарь отразился в воде, как звезда. Она простерла руки ладонями вверх, и растения вдруг будто ожили. Корни, стебли и листья начали сплетаться, точно под парой невидимых рук. Эти руки продвигались все дальше к другому берегу рва, оставляя за собой ковер из лилий и камыша, прочный на вид, как циновка.
Таласса во все глаза глядела на Аланду, словно погруженную в транс. Девушка не раз видела доказательства пророческого дара Аланды, но понятия не имела, что та умеет колдовать.
Старая дама, очнувшись и заметив изумление остальных, с улыбкой распрямила спину.
— Идемте, это вполне надежно, — сказала она и ступила на ковер. Он слегка заколебался под ее ногами — Аланда раскинула руки в стороны, чтобы удержать равновесие, и пошла через ров. Другие, переглянувшись, последовали за ней. Она была права: травяной мост оказался очень прочным и лишь слегка прогибался под их тяжестью. Они перешли на тот берег, где стеной стоял камыш в рост человека. Воздух казался сладким после затхлой гробницы и городской вони, хотя, по правде говоря, здесь клубился такой же сернистый туман, как и во всем Тралле: это свобода пахла столь сладостно. Тишь и покой нарушал только шелест камыша.
Джайал принялся прорубать мечом тропу в камышах, Аланда светила ему, а Таласса поддерживала Фуртала — и Уртред получил возможность оглянуться на городские утесы. Сквозь туман просвечивал огонь пожаров, а справа, где скалы спускались к Городу Мертвых, чернела пирамида Маризиана, вздымаясь высоко над пятидесятифутовыми стенами города.
Помимо тумана и зарослей камыша, вокруг чувствовалось что-то еще — сначала Уртред не мог взять в толк, что, но потом понял: небо, едва видное сквозь туман и валящий из города дым, чуть заметно просветлело. Приближался рассвет, а ночь была на исходе. Другие уже углубились на двадцать футов в камыши, и Уртред поспешил за ними.
Он вошел в Тралл всего двенадцать часов назад, а теперь они казались ему двенадцатью годами, если не веками. Все события, последовавшие за гибелью брата и смертью Вараша, произошли под покровом тьмы. Во тьме Уртред узрел видение, обрел свою прежнюю силу, во тьме сражался с упырями, попал под чары Талассы и увидел в гробнице Маризиана такое, что за предшествующие века видел только один человек. Точно ураган промчал его сквозь эту ночь, а ныне занимающийся рассвет сулил возвращение к здравому разуму и вселял надежду. Уртред догнал Талассу, тащившую Фуртала по прорубаемой Джайалом тропе.
— Светает, — взволнованно шепнул он. Таласса обернулась к нему. Лицо у нее было изнуренное и грязное, волосы слиплись, и она вся дрожала от холода. Уртред и сам должен был бы устать до предела, но огонь, помогавший ему сражаться с исполинским червем в гробнице, все еще бежал по его жилам. Он мог бы идти еще хоть целый день. Впрочем, им всем придется пересечь болото до того, как настанет ночь и вампиры пустятся за ними в погоню. Но у Талассы был такой вид, словно она и шагу больше не в силах ступить.
— Давай-ка его мне, — сказал Уртред, снова взваливая Фуртала на себя. Старик опять бредил, и всякое резкое перемещение только ухудшало его состояние.
Таласса поблагодарила и вновь повернулась к Джайалу, рубившему камыши. Джайал молчал все время, пока они шли по залитым водой коридорам гробницы, хотя не раз мог бы заговорить с ней. Глядя на него, Таласса никак не могла преодолеть замешательство, охватившее ее при первой встрече. Он так похож на того, другого — только по шраму их и можно различить. Тот, другой злобен и жесток — этого Джайала она помнила восемнадцатилетним, выезжающим на битву ровно семь лет назад: гордым, молчаливым и непреклонным.
Неужто он вернулся сюда за ней? И да, и нет, полагала Таласса. Он вернулся в Тралл не только из-за нее. Но она помнила, каким идеалистом он был в свои восемнадцать лет. Его подавлял отец, а ровесники, считая его идеалы устаревшими, потешались над ним. Перед нашествием Фарана эти его приятели таскались по кабакам и непотребным домам — все, кроме Джайала. Она могла себе представить, что он пережил, узнав, что его невеста сделалась частью того гнусного мира, который он некогда так презирал. Гордость была присуща ему еще с юности — она сжигала его изнутри.
Лучше бы они не встречались. Ее собственным идеалам настал конец семь лет назад, а вместе с ними погибла и всякая память о Джайале. Она была уверена, что его череп лежит в пирамиде на болотах вместе с тысячами других.
И вот теперь, по воле судьбы, они приближаются к месту битвы на болотах. Джайал рубил камыши так неистово, что ясно было, он тоже сознает это. Он оглянулся, и Таласса поймала его затравленный взгляд. В этом взоре не было радости, не было огня: проклятие давило его тяжким грузом. Он, точно призрак, явился нарушать покой ее и других живущих, чтобы вкусить жизни, которой не способен более наслаждаться.
Уртред боролся с мечущимся в бреду Фурталом. Под ноги жрецу подвернулся болотный корень, и он упал на колени. Старик скатился с него, продолжая молотить руками, несмотря на все попытки Уртреда утихомирить его. Таласса и Аланда поспешно склонились над Фурталом. Он приходил в себя.
— Где моя лютня? — ворчливо спросил он, хватившись, что она больше не висит у него на плече.
— Ты разбил ее о голову вампира, — сказала Таласса, стараясь обратить это в шутку. Старик, как видно, услышал ее — он затих и наморщил свой окровавленный лоб, стараясь вспомнить.
— Да, помню! И что же, убил я его?
— Нет, его убил другой.
— Сереш?
Таласса взглянула на Аланду: говорить или нет? Старушка, стиснув плечо Фуртала, сказала как можно мягче:
— Сереш погиб.
— Да, теперь я вспомнил, — сморщился старик. — Их было слишком много. Сереш сражался, но... Джайал, подойдя к ним, спросил:
— Как он?
— Этот голос мне знаком, — удивился Фуртал.
— Верно. Это я, Джайал Иллгилл. Я вернулся в Тралл.
Лицо старика оживилось:
— Я знал, что ты жив! Ты принес меч?
— Да. — И Джайал поднял светящийся клинок перед слепыми глазами Фуртала.
— Я вижу что-то — это свет! Сколько раз мы говорили об этом с твоим отцом — теперь я умру счастливым. Ступай к отцу и скажи, что в рабстве я пел прежние песни и умер, думая о нем! — Разговор истощил силы старика, и он снова впал в полузабытье, но вдруг встрепенулся снова: — Где моя лютня?
— Разбилась, — терпеливо повторила Таласса, утирая ему лоб своим подолом.
— Как же я воспою возвращение моего господина?
— Мы найдем тебе другую на севере.
— На болотах нет ни одной. А лучшие в старину делались из дерева, добываемого в Лесу Потери — там, в Чуди. — Старик заморгал, перебарывая боль. — Возьми меня за руку, малютка, — сказал он Талассе. Она протянула белую руку — Уртреду казалось, что в жемчужном предутреннем свете ее рука сияет подобно водяной лилии. Старик сжал ее в своей. — Мне открылось будущее — ты увидишь место, где делают эти лютни, золотые лютни...
— Ты тоже увидишь его! — воскликнула Таласса, но старик затряс головой.
— Нет, песок утекает — я мог лишь надеяться, что умру вот так, свободным — на болотах, вдали от своей темницы... — Он приподнял голову, прислушиваясь к ветру в камышах, и ветер, точно только этого и ждал, налетел с запада, разогнав пелену тумана, и горный воздух порвался в сернистый смрад болота. Фуртал вдохнул полной грудью. — Слушай, я расскажу тебе кое-что о Чуди о которой ты знаешь лишь из баллад да из старушечьих сказок. Я побывал там много лет назад...
— Там никто не бывал! — вмешался Уртред. Но старик продолжал:
— В последние дни, когда боги жили на Земле, их дворец, говорят, стоял на Сияющей Равнине. Я видел это место — тогда я еще был зрячим: их костры до сих пор горят там, и днем и ночью посылая столбы дыма в небеса. Но к ним нельзя подходить, хотя ночью они служат хорошим путеводным знаком. Увидишь огненные столбы, а к востоку от них — безверхие башни. К ним тоже не подходи: их посещают призраки богов. Что же до тамошних жителей, вспомни баллады: они такие и есть, как там говорится, непримиримые враги человека. Лишь те, кто живет около Кузницы, помогут тебе и станут твоими друзьями.
— Но как нам найти эту Кузницу? — спросил Уртред.
— Ты уже видел ее — в гробнице. — «Откуда старик знает, что мы видели Сферу?» — подумал Уртред, но не стал придираться к словам умирающего. Быть может, тот первый огонек и есть Кузница.
Старик впадал в забытье, и всем пришлось нагнуться совсем низко, чтобы слышать, что он говорит.
— Моя лютня пропала, — бормотал он, — а без лютни я петь не могу. Никогда уж мне больше не петь. — Это были его последние слова — старик захрипел, и смертная судорога свела его члены. Таласса хотела ему помочь, но он дернулся только раз и затих. Аланда сморщилась, и слезы потекли у нее по щекам. Она уронила голову на грудь Фуртала. Слепые глаза старика смотрели в затянутое туманом небо.
— Он ушел от нас, — сказал Уртред, кладя руку па плечо Аланде.
— Ушел, чуть-чуть не дождавшись рассвета, — простонала она, глядя в светлеющую высь.
Таласса помогла ей подняться. Встал и Уртред. Таласса, содрогаясь от тихого плача и поддерживая Аланду, смотрела на серую ленту рассвета над восточными горами.
В Уртреде все омертвело, и он ничего не чувствовал. Он посмотрел на лицо старика при свете фонаря и отвернулся. Джайал уже ушел вперед по прорубленном им тропе.
— Нельзя хоронить его здесь, — сказал наконец Уртред. Все его существо восставало против мысли о похоронах приверженца Ре в сырой болотной земле. — Священные птицы не слетают на топкие низины, и Фуртал в День Воскресения достанется Червю.
— Не бойся, жрец, — подавив слезы, сказала Аланда, — мы поднимем его туда, где вода не коснется его тела.
Мягко высвободившись от Талассы, она расправила плащ и этим будто вернула себе прежнюю уверенность. Повернувшись к зарослям камыша, она протянула руки ладонями вверх— и растения начали сгибаться и переплетаться, образуя четыре столба по краям прямоугольника. Потом верхнее пространство между ними перехлестнули зеленые побеги, за ними последовали более толстые стебли — и вскоре на столбах возник прочный помост.
А среди камыша и травы на нем вдруг расцвели шиповник и эглантерия.
Никто за все это время не произнес ни слова — не было надобности в словах и теперь. Уртред поднял старика на руки. Тот весил не больше ребенка, и его лысая голова тоже походила на младенческую — так безмятежно он спал. Уртред с благоговением возложил старика на помост.
— Пусть найдут тебя птицы Ре, — молитвенно произнес жрец, — пусть они, насытившись тобой, отнесут тебя к Ре, дабы он хранил твое тело вплоть до Возрождения. И да сделает сияние Ре светлыми твои дни в раю. И да услышат твою лютню во Дворце Белой Розы.
Уртред почти не знал старика, но слова заупокойной молитвы застревали у него в горле. Он отвернулся, не в силах смотреть на заплаканные лица женщин, и поплелся по тропе за Джайалом — вся бодрость покинула его, и губы шептали мольбу о скором пришествии рассвета.
Назад: ГЛАВА 40. НЕКРОН
Дальше: ГЛАВА 42. РАССВЕТ