Двойник далеко прошел по длинному пути, ведущему из Леса Лорн в Искьярд. Но его путешествие не измерялось в милях или ярдах, хотя он пересек огромные пространства. Невозможно было сказать и сколько времени он провел в пути, так как ему самому казалось, что нет разницы между дорогой, длинной как вечность, и короткой, как мгновение ока; а все из-за природы мира, по которому он путешествовал, Мира Теней. Однажды он уже жил в мире, через который шел сейчас — жил в изгнании. Он хорошо помнил этот мир, и его странную особенность — отсутствие времени, сводящий с ума ход часов. Он так страдал, а его тень, Джайал, жил в настоящем мире. И он, Двойник, был осужден оставаться там до тех пор, пока, однажды, Джайал не умрет, и только тогда он сам погибнет, превратится в призрак, его дух выплывет из Теней и вплывет через ворота в Мир Смертных, где присоединится к миллионам призраков, собравшимся перед солнцем.

Но, внезапно, его ссылка закончилась, но не из-за смерти Джайала, а из-за магии Жезла. Его выбросило из Теней на землю, где его душа вошла в искалеченное тело Джайала, а брат присвоил себе его.

Ни человек, ни дух не вернутся добровольно в место своей ссылки, но он вернулся. И теперь путешествовал по миру, который является зеркальным отражением Мира Смертных и в котором живут наши противоположности: добрые половины злых и злые половины добрых. Месть вела его вперед, он хотел отмстить — брату и жрецу Пламени, Уртреду.

Мысли Двойника опять перескочили на вершины Астрагала, где он сражался с жрецом. Там, только там он понял, что без Теневого Жезла ему никогда не победить. Дважды он сражался с магией жреца, и оба раза едва остался жив, во второй раз упав с утеса, на котором они сражались, раненый огненной стрелой.

Тогда он долго летел вниз. А потом ударился об землю, с размаху. Потерял сознание, пришел в себя от боли. Боль: враг, которого он сделал другом, с тех пор, как на поле Тралла унаследовал сломанное тело. Боль: сладкое таинство.

Он оперся на неповрежденную руку и взглянул вверх. Оказалось, что он лежит под нависшим сверху камнем. Луна светила с темного неба, Астрагал был далеко наверху. Да, враги там, но они подождут. Сначала он должен добыть Теневой Жезл. Впереди — долгая дорога.

Двойник сосредоточился на боли. Почему боль жжет, как огонь? Никакой огонь не горит постоянно. И эта боль, она тоже бегает с места на место: сначала ударяет в сломанную руку, потом в спину, а потом в щеку, туда, куда ударил огненный кинжал Уртреда и обжег и без того обожженное лицо.

Голова кружилась. Беспамятство попыталось вернуться, но он не обратил на него внимания. Двойник резко дернул головой вперед, ударив лоб о камень. Потекла кровь, заливая глаза. Боли стало больше, но он только засмеялся — теперь он приказывает ей. Двойник убил боль в руке и сосредоточился на новом ощущении, на крови, заливавшей глаза; он пробежал языком по губам, попробовал кровь, ощутил ее медный вкус, выпил. Это было замечательно — сладко.

Он пошел через лес к Равенспуру, где несколько дней назад видел портал в Черном Пруде — портал, который ведет в Тени.

Когда он в первый раз шел по этому пути, на деревьях еще висели летние листья, нежного изумрудно-зеленого цвета. Но сейчас с неба барабанил черный град, а немногие оставшиеся листья почернели. Призрачные фигуры парили и кружились в воздухе, как змеи обвивались вокруг стволов деревьев, невидимые взгляду обычного человека, но не его. Он жил в Мире Теней. Он был таким же как эти души до тех пор, пока Жезл не перенес его обратно: нематериальным, невидимым для глаз смертных.

Двойник шел по тропинке, петлявшей между деревьями, пока лес внезапно не кончился, и в слабом утреннем свете он не увидел красный склон Равенспура, поднимавшийся перед ним. От ближайшей к нему вершины, высотой в три тысячи футов, вниз, по крутому склону текли призраки, похожие на летящую туманную стену. Он ощутил замораживающий холод их дыхания, когда они пролетали рядом, изрыгая зло в этот мир. Ненависть, понял он, ненависть к миру, из которого они изгнаны.

Так что же такое эта справедливость богов? Случайные приговоры человечеству, периодические катастрофы, капризы, которые смертные никогда не поймут — неизвестные людям правители вершат правосудие и выносят решения, обрекая свои жертвы на неописуемые и почти бесконечные страдания. Эти духи и есть такие жертвы, вырвавшиеся из Теней: он видел, как они летят навстречу ему в Лорн, к бессмертных врагам, живущим там. А откуда взяться человеческой справедливости, если ее нет у отцов, создавших этот мир? Тем не менее через все случайности он пришел к любви, когда понял, что в этом мире нет и не может быть морали, что бы там не говорили слабоумные философы, жившие в древности, когда Золотой Век еще не был забытым сном, как сейчас.

Так что везде хаос, и только его воля и желание — вот что главное.

Призраки пролетели, не обратив на него внимания; месть тем смертным, которые даже в этом умирающем мире жили лучше, чем они — вот то, что они искали. Двойник начал подниматься, стараясь найти место, из которого они вышли: точка связи миров, которая ведет в его дом — в Тени.

И в конце концов он нашел его, под самой вершиной: небольшое темное озеро, из которого вырывались пузыри вместе с теми, кто приходил в мир смертных из мира проклятых.

Он неловко спустился вниз по откосу, призраки летели такой плотной стеной, что он наполовину ослеп от их торопящихся тел. Ни на секунду не задержавшись на берегу, он бросился в мертвенный холод воды и увидел лица, материализовавшиеся под ним. Он шел в другом направлении. Он нырнул в темную воду и поплыл через это проклятое место в Тени.

Теперь вперед — в Искьярд.

Эндил пристально разглядывал потрепанную карту: ее, как и еду, они украли в Зале Жизни, и она стоила еще одной битвы и еще одной смерти, много месяцев назад, когда они впервые прибыли в Искьярд. Она лежала внутри золотой гробницы в шкатулке для свитков, тоже золотой. Крастил оказался не в состоянии сопротивляться ее блеску, но когда он открыл маленький ящичек, то там оказался не только свиток, но и демон, жадно сожравший его душу. Да, душа в обмен на магию свитка.

Эндил держал перо дрожащей рукой: но он дрожал не только от лихорадки, трепавшей их всех из-за стоячей воды, которую они были вынуждены пить все это время, но от страха. Когда он, после Крастила, развернул лист пергамента, тот был почти пуст, и только в самом левом углу можно было увидеть план той части подземного мира, который они уже исследовали. Эндил даже не подумал об этом, но взял карту с собой, сам не зная почему, возможно из-за злости на этот бессловесный лист бумаги, стоивший жизни Крастилу. И только когда они уже забрались достаточно глубоко в подземный мир и никак не могли выйти из одного из его лабиринтов, он вспомнил об этой бумажке и вынул ее из рюкзака. Он собирался написать последние слова своей жене и сыну, находившимся в далеком Тралле, слабо надеясь, что однажды кто-нибудь доберется до этого недостижимого места, позаботится о его костях и, быть может, принесет письмо семье или потомкам, и тогда они узнают о том, что с ним произошло.

Он развернул свиток и подставил его под свет Жезла. И, прямо под его изумленным взглядом стали появляться линии, до этого невидимые; они начали изгибаться, принимать форму, пока не покрыли всю станицу как паутина, изобразив все девять ярусов подземного мира. Те которые они прошли, и те, которые еще надо было пройти. Теперь, с помощью карты, они выбрались из лабиринта и достигли восьмого уровня. Они были очень близко к тайне Маризиана.

Путешествие Двойника закончилось совершенно внезапно: мгновение назад он был в Зеркальном Мире, а потом мир как будто перевернулся, верх стал низом, в внутреннее — внешним. В глазах все помутилось, закрутилось, все было так, как семь лет назад, когда Жезл выбросил его в Тралл. Он опять родился в Мире Смертных, как и тогда, вырванный из Теней и перенесенный на землю. Кто-то рождается из огня, кто-то из воды; некоторые из земли или из железа. Он родился из того, чего нет, из противоположности жизни, бытию. Из небытия. Тени.

Он лежал на спине в бассейне, погруженный по шею в странную жидкость, серую и вязкую, как клей. Он не чувствовал ни холода, ни жары.

Двойник с некоторым трудом вырвался из воды и встал. Бассейн оказался мелким, он пересек его и перевалился через край. Он находился в конце длинного широкого прохода, не меньше ста ярдов в длину, хотя начало терялось в серой полутьме. В стенах были выбиты множество альковов, не меньше тысячи, в которых стояли неподвижные фигуры. Интуитивно Двойник решил, что они тоже пришли из страны теней, сумели пробраться через планы бытия, как и он. Но они не были ни живы, ни мертвы — просто ждали того мгновения, которое придаст смысл их существованию. Здесь стояли они, заточенные призраки. Не он! Он свободен.

Двойник повернулся — за бассейном находилось большое круглое помещение. Он пошел туда. Все раны, которые так болели все время, пока он шел из Лорна, зажили, исцеленные непонятной жидкостью. Двойник чувствовал себя так, как будто родился заново. Все чувства необычайно обострились. Он вскинул голову, услышав отдаленные звуки. В полу комнаты было большое круглое отверстие. Веревка уходила в его темноту. Он посмотрел вниз — почти бездонная глубина. Там, далеко внизу, как светлячок, горел факел. Двойник услышал далекие голоса, о чем-то спорившие между собой, потом молчание. Потом веревка задергалась: один из людей начал подниматься.

Барон зашевелился. Несмотря на то, что он приказал идти вперед, все трое никуда не пошли, а остались сидеть около могилы Отина, не в силах двигаться дальше. Он сам только что проснулся после короткого сна. Что же произошло? Эндил развернул карту, и они глядели на нее, когда загадочная усталость заставила их закрыть глаза.

Карта, единственная надежда: она показывает путь вперед. Оба его товарища клевали носом, полностью истощенные. Он встал сам и разбудил их. — Пошли, — грубым хриплым голосом сказал он. — Это недалеко. — Остальные двое не ответили, но начали собирать заржавленные доспехи, в свете Жезла их лица казались мрачными и костистыми. Барон какое-то время молча смотрел на них — слепое подчинение, как когда-то в Тралле. Тем не менее от их рассудка не осталось почти ничего.

Несмотря на ожоги и усталость, несмотря на то, что их осталось всего трое, он собирался как можно дальше проникнуть в подземный мир, проложить путь, по которому его сын пойдет вслед за ним. Барон повернулся и неловко пошел к нише, из которой сверкал Жезл. На секунду он заколебался, прежде чем взять его своей обезображенной рукой. Барон уже чувствовал на себе его яростный огонь, готовый пожрать его кости. За собой он слышал скрип и звяканье металлических доспехов: Эндил и Суркут с трудом поднимались с пола. Все трое молча посмотрели друг на друга.

— Пошли, — повторил барон, но еще до того, как слово вылетело из его губ, он услышал это, слабый отдаленный звук.

— Шум, — прошептал Суркут, резко поворачиваясь и глядя в темноту длинного темного коридора, того самого, из которого они пришли.

Барон прислушался. Сейчас ничего. Что же это было? Суркут молча глядел на него. Барон вспомнил предупреждение Галастрианина о том, что за ними по пятам кто-то шел. Кого же они привели за собой?

Барон опять уставился в темноту, напрягая зрение и слух. И как далекая звезда, которая появляется только тогда, когда наблюдатель изо всех сил глядит в ночное небо, он увидел другой свет, не Жезла; слабое сияние, возможно свет факела далеко в туннеле. Очень далеко.

Потом он опять услышал шум, похожий на свист ветра, который доносился из коридора. "Уууиии!" Преследователи. Опять, сдавленный стон, или крик, тем не менее наполовину человеческий. На мгновение кровь застыла в его жилах: неужели один из его погибших людей вернулся к жизни? Он видел призраков, когда они проходили через Зал Зеркал: он скосил взгляд и они были там — духи солдат Легиона, отраженные в тысяче зеркал, внезапно ставшие видимыми, марширующие за ним в смерти, как они это делали при жизни. Каждый из его людей, бледные лица печально глядят на своего командира, бесконечная колонна в уменьшающемся туннеле отражений.

Но те призраки не кричали и не жаловались. Звук раздался опять, немного ближе, и теперь барон сообразил, что это такое: крик человека, эхом отразившийся от стен тоннеля и изменившийся почти до неузнаваемости.

Неужели один из Меришадеров? Они крали голоса своих жертв и подманивали ими следующую жертву, а потом набрасывали на голову свою сеть.

Но свет не нужен ни призракам, ни Меришадеру, только людям. Барон вытащил из ножен заржавленный меч, грязный клинок едва отражал свет. У меча было имя, вытесненное на плоской поверхности клинка, которое сейчас звучало как насмешка: Убийца Червя. Да, некоторые вампиры умерли, повстречавшись с ним, их едкая кровь текла по клинку, но их было мало, слишком мало.

Эндил и Суркут тоже вынули свои мечи. Звезда подошла ближе, ее свет из бледно белого стал желтым. Они глядели на нее, как загипнотизированные, и не говорили ничего. Звук опять пронесся по мертвой тишине подземного мира. На этот раз они поняли: кто-то кричал "Эй!".

Барон опять вслушался, пытаясь понять другие слова, но до неведомая фигура была еще далеко. Он повернулся к остальным двоим: на их лицах тоже была написана неуверенность.

— Пошли, — мрачно сказал он. — Давайте посмотри, что это за птица. — И он пошел впереди, наконец взяв Жезл из ниши, на его ладони внезапно выступил пот, но тут же испарился, как только он схватил древний артефакт. Остальные шли сзади, но близко, держа мечи наготове, два света сближались. Опять тот же голос прокричал что-то, и на этот раз он разобрал слова, слова, которые заморозили его сердце, потому что он никак не ожидал услышать их снова.

— Отец, это я — Джайал.

Барон резко остановился, от неожиданности не в состоянии сделать ни шагу.

Этот голос он не слышал семь лет. Как если бы уши предали его, услышали то, что он хотел услышать. Но голос раздался снова, голос Джайала. Сын нашел его!

И пока он стоял, не в силах сказать ни слова, свет факела продолжал двигаться вперед, подходя все ближе и ближе к ним. Тем не менее стало намного темнее. Жезл начал гаснуть, а такого не было никогда, по меньшей мере с тех пор, как восемь лет назад он принес его из гробницы Маризиана в медной шкатулке.

Он хотел что-то прокричать, но слова замерзли на губах. Ум понял раньше, чем сердце. Это не Джайал.

Пришла смерть, а не его сын.

Суркут и Эндил стояли, нервно глядя на барона и чувствуя что-то нехорошее, но не зная, что делать или говорить.

Потом фигура вошла в умирающую арку света, отбрасываемую жезлом, согнутая, сгорбленная фигура, в которой не было ничего от гордой осанки молодого рыцаря, которая всегда отличала Джайала. Половину лица существо закрывало рукой от света Жезла.

Да, это был он, Двойник. Та самая тварь, которая должна была погибнуть, сгореть на погребальном костре восемь лет назад на поле Тралла: почему Манихей не разубедил его? Тот самый призрак, который Манихей изгнал много лет назад. И меч в руке твари был самым обычным оружием смертных; заржавленный, изрытый ямками клинок, а совсем не легендарный меч богов, каким должен был быть Зуб Дракона.

Но, магическое или нет, лезвие выглядело достаточно острым, а у него только затупленный Убийца Червя. Свет Жезла почти погас. Вот теперь фигура подставила свое лицо догорающему свету.

— Отец, — прошептал Двойник. — Как я искал тебя, на высотах и глубинах, по всей этой земле. Ты всегда ускользал от меня, но вот, наконец, я тебя нашел.

— Кто бы ты ни был, мерзость, не называй меня отцом.

— Ах, какие жестокие слова, — издевательски протянула тварь, — так всегда было в Тралле. И всегда ты предпочитал другой голос, голос этого молокососа, которого защищал. Не меня! Выбросил меня в Тени. Но сегодня ты насладишься моими делами, Отец. Смерть идет вслед за мной, как брат идет за тобой, и сегодня она порадуется тому, что я сделаю. Я и она — одно и тоже.

Барон покачал головой. — Пускай сама смерть решит, кто из нас будет победителем. — Он сделал выпад, пытаясь перерезать Двойнику горло. Тварь взмахнула своим мечом, клинки столкнулись, выбивая искры. Двойник легко скользнул в сторону и ударил в ответ. Барон едва успел отреагировать, кончик меча прошел через его изорванную одежду.

— Какой ты неловкий! — подколол его Двойник. — Тебе надо быть побыстрее, если хочешь остаться в живых.

Эндил и Суркут шагнули вперед. Двойник отскочил назад, увлекая барона за собой, а потом бросил фонарь на землю так, что тот упал между бароном и наступающими воинами. Фонарь разбился, горящее масло вылилось на землю, создав огненный барьер между бароном и его людьми. Эндил с Суркутом выругались, отступили и попытались каким-то образом обойти пламя, но барон, с красно-коричневым от гнева лицом, полуобернулся к ним. — Оставайтесь там. Это между нами двоими.

Двойник засмеялся, визгливо, как маньяк. — Рыцарство, Отец! Куда ж тебе без него. Продолжим. Твоих цепных псов я убью после тебя.

— Если создание тьмы может молиться, молись сейчас, — прорычал Иллгилл, опять нападая. Двойник отбил, но не слишком удачно, и клинок просвистел в опасной близости от его лица.

— Поосторожней, Отец, — усмехнулся он, — иначе ты убьешь своего сына.

— Я уже говорил тебе, тварь, что я тебе не отец, а ты мне не сын, — крикнул барон, ударяя опять.

Двойнику опять пришлось отпрыгнуть, подальше во тьму от бассейна горящего масла. Свет Жезла, который барон по-прежнему сжимал левой рукой, вообще исчез; как будто его поглотила тьма, сгустившаяся там, куда не доставал свет.

— Отрекайся от меня сколько хочешь, — ответил Двойник, внезапно опуская руку в мечом, так что его грудь осталась без зашиты, конец меча барона был только в трех футах от нее. Теперь тварь говорила медленно и спокойно. — Отрекись от меня и убей меня. — Барон остановил клинок. — Убей, и убьешь своего сына, Джайала.

— Что? — воскликнул барон.

— Да-да, уши тебя не подвели. Быть может ты удивляешься тому, что гниющее тело, которое ты бросил на груду трупов в Тралле, все еще живо. — Двойник вскинул голову, его кадык прыгал от сдерживаемого смеха, единственный глаза с насмешкой глядел на Иллгилла. — Почему? Да потому, что любой из нас двоих не может жить на этом плане без другого, вот что наделала твоя магия. Убей меня, Барон и убьешь Джайала, где бы он ни был. Он упадет как бык под топором мясника.

Меч барона задрожал. Теперь он понял. Это и было то проклятие, о котором его предупреждал Манихей. Теперь он должен решать. Оставить эту паскуду жить или убить ее, но вместе с ним и Джайала? Внезапно его осенило. Жезл! Он разделил этих двоих. Не выгонит ли он эту тварь обратно в Тени? Барон посмотрел на артефакт в левой руке. Но сейчас это только мертвый кусок металла, потерявший вся свою магию, которая сверкала в нем долгие годы. Неужели присутствие Двойника лишило его силы?

Он никогда так и не узнал этого. Пока он думал, Двойник прыгнул вперед. Кончик меча пронзил сгнившую кожу кольчуги на шее Иллгилла. Барон увидел не рану, а гейзер крови, внезапно хлынувший на его лицо.

Его рот открылся с мучительным, быстро оборвавшимся криком.