Глава 9
СЛАВНАЯ СМЕРТЬ
Лан раскроил голову Мурддраала надвое до самой шеи и заставил Мандарба прогарцевать назад, оставив Исчезающего биться в предсмертных конвульсиях. Куски черепа твари свешивались с шеи вниз. Зловонная черная кровь хлынула на камни, и без того десяток раз залитые кровью.
— Лорд Мандрагоран!
Лан повернулся на зов. Один из его солдат указывал в сторону лагеря, из которого в небо бил луч яркого красного света.
«Как, уже полдень?» — удивился Лан, вскидывая меч и подавая Малкири знак к отступлению. Им на смену уже двигались отряды кандорских и арафельских конных лучников, осыпая массу троллоков волнами стрел.
Стояла чудовищная вонь. По пути с передовой Лан с отрядом миновал Айз Седай Коладару, которая настояла на том, чтобы остаться в качестве советницы короля Пейтара. Женщина вместе с парой Аша’манов поджигала трупы троллоков с помощью Силы. Это доставит дополнительные трудности следующей волне Отродий Тени.
Армии Лана продолжали свою нелегкую работу, сдерживая троллоков в ущелье, как смола сдерживает течь в прохудившемся борту корабля. Армии сражались посменно — по часу каждая. Ночью проход освещали огни костров и светящиеся шары, созданные Аша’манами, не давая Отродьям Тени шанса приблизиться.
Уже через два дня этого изнурительного сражения Лан понял, что подобная тактика в конце концов пойдет на руку троллокам. Люди убивали их сотнями, но Тень годами копила свои силы. И каждую ночь троллоки пожирали трупы убитых, так что им не нужно было заботиться о припасах.
По пути с передовой, уступая место подошедшим на смену войскам, Лан держал спину прямо, стараясь не обмякнуть в седле, но ему хотелось рухнуть и проспать несколько дней кряду. Несмотря на многочисленное подкрепление, переданное ему Драконом Возрожденным, каждому приходилось отбывать на передовой по нескольку смен в день. Лан неизменно участвовал в большем числе смен, чем ему полагалось.
Учитывая необходимость ухода за амуницией, заготовки дров для костров и подвоза припасов через Врата, хорошенько выспаться солдатам не удавалось. Оглядев тех, кто вместе с ним возвращался с передовой, Лан задумался, как бы ему добавить им сил. Рядом в седле клевал носом верный Булен. Нужно позаботиться, чтобы тот хорошенько выспался, иначе…
Булен выскользнул из седла.
Лан выругался, осадил Мандарба и соскочил на землю. Подбежав к мужчине, он увидел, что тот, не мигая, уставился в небо, а в его боку, на котором кольчуга разошлась, словно парус, лопнувший под напором сильного порыва ветра, зияла широкая рана. Булен спрятал рану, надев куртку поверх доспеха. Лан не видел ни как его ранили, ни как он прикрывал рану.
«Глупец!» — подумал Лан, ощупывая шею Булена.
Пульса не было. Он был мертв.
«Глупец! — снова подумал Лан, склонив голову. — Боялся оставить меня одного? Поэтому скрывал рану? Боялся, что я умру без тебя, пока тебя будут Исцелять? Или так, или чтобы способные направлять не тратили на тебя свои силы. Ты знал, что они и без того работают на пределе своих возможностей».
Сжав зубы, Лан взвалил тело на плечо. Он положил труп Булена на его лошадь поперек седла и привязал. Андер с принцем Кайселем молча ждали неподалеку верхом на лошадях — кандорский парнишка со своей сотней теперь постоянно находился с Ланом. Под их взглядами Лан положил руку на плечо павшего друга.
— Ты хорошо сражался, друг, — произнес он. — Твои подвиги будут воспеваться многими поколениями. Да укроет тебя длань Создателя, и да примет тебя последнее объятие матери. — С этими словами он повернулся к остальным. — Я не стану скорбеть! Скорбь для тех, кто о чем-то сожалеет. Я не жалею о том, что мы делаем! Булен не мог бы найти смерть достойнее. Я не стану его оплакивать. Я буду радоваться!
Лан сел в седло Мандарба, взял поводья лошади Булена и выпрямился. Он не покажет своей усталости или печали.
— Кто-нибудь из вас видел, как погиб Бакх? — спросил он у спутников. — Он держал заряженный арбалет привязанным к крупу лошади. Никогда с ним не расставался. Я поклялся, если эта штука случайно выстрелит, то прикажу Аша’ману подвесить Бакха за пальцы ног с вершины утеса.
— Он погиб вчера. Его меч застрял в доспехах троллока. Тогда он бросил его и потянулся за запасным, но тут два других троллока свалили под ним лошадь. Я решил было, что он погиб, и уже попытался добраться до него, но вдруг увидел, как тот поднялся на ноги с этим — испепели его Свет! — арбалетом в руках и с двух шагов засадил болт троллоку прямо в глаз, пробив голову твари насквозь. Второй троллок выпустил ему кишки, но прежде Бакх успел всадить ему засапожный нож в шею.
Лан кивнул:
— Я запомню тебя, Бакх. Это была славная смерть.
Они несколько мгновений ехали молча, а потом принц Кайсель добавил:
— Рагон. Он тоже погиб славной смертью. Направил своего коня прямо навстречу отряду из трех десятков троллоков, которые собирались атаковать нас с фланга. Спас своим поступком, наверное, с дюжину человек и выиграл для нас время. Лягнул одну тварь в лицо, когда его стащили с седла.
— Да уж, поступок вполне в духе Рагона. Он был достаточно сумасшедшим для подобного, — согласился Андер. — Я как раз один из тех, кого он спас. — Он улыбнулся. — Да, это была и впрямь славная смерть. Свет, так и есть. Но самым безумным поступком из всего, что я видел за последнее время, было то, что отмочил Крагил, сражаясь с Исчезающим. Видели бы вы это…
К тому времени, как они добрались до лагеря, все уже смеялись и прославляли павших. Лан оставил их и отвез Булена к Аша’манам. Наришма держал открытые Переходные Врата для подвоза продовольствия. Он кивнул Лану:
— Лорд Мандрагоран?
— Нужно поместить его в какое-нибудь холодное место, — сказал Лан, спешиваясь, — Когда все будет кончено, и мы вернем себе Малкир, нам понадобится подходящее место, чтобы похоронить всех павших за нее с честью. А пока я не могу позволить, чтобы его сожгли или оставили гнить. Он был первым из Малкири, вернувшихся к своему королю.
Наришма кивнул, звякнув арафельскими колокольчиками на концах кос. Он дождался, пока очередная повозка пройдет через Врата, потом поднял руку, останавливая другие. Арафелец закрыл эти Врата и сразу же открыл другие, ведущие на вершину горы.
Из проема дул ледяной ветер. Лан снял тело Булена с лошади. Наришма собирался было помочь, но Лан отмахнулся. Кряхтя, он взвалил труп на плечо и шагнул на снег, ледяной ветер вцепился ему в лицо, словно кто-то резанул по щекам ножом.
Лан положил Булена на землю, опустился рядом с ним на колени и аккуратно снял хадори с его головы. Он возьмет ее с собой в бой, так что Булен продолжит свою битву, и вернет повязку, когда все закончится. Это была древняя традиция Малкири.
— Ты молодец, Булен, — тихо произнес Лан. — Спасибо тебе, что не переставал верить в меня.
Он выпрямился, скрипнув подошвами на снегу, и шагнул через Переходные Врата с хадори в руке. Наришма закрыл проход, и Лан уточнил у него, где находится та гора, чтобы найти тело Булена в случае, если Наришма погибнет.
Они не смогут таким образом сохранить тела всех павших Малкири, но даже один лучше, чем ничего. Лан обернул кожаную повязку хадори вокруг рукояти меча прямо под перекрестьем и крепко завязал. Он передал Мандарба конюху, погрозил жеребцу пальцем и, глядя в его темные, влажные глаза, проворчал:
— Не смей кусать конюхов!
Затем Лан отправился на поиски лорда Агельмара. Он нашел командующего беседующим с Тенобией у границы лагеря салдэйцев. Рядом, наблюдая за небом, стояли шеренги двух сотен лучников. На них уже много раз нападали драгкары. Едва Лан шагнул к ним, земля содрогнулась и затряслась.
Солдаты не закричали. Они уже начали привыкать к подобному. Земля стонала.
Скала раскололась почти под ногами Лана. Он был настороже и отскочил назад, наблюдая, как продолжала содрогаться земля, а в камне появлялись крошечные трещины в волос толщиной. В этих трещинах было что-то очень неправильное. Они были слишком темными, слишком глубокими. Хотя скала под ногами еще тряслась, он подошел ближе к трещинам, пытаясь их получше рассмотреть, несмотря на грохочущее вокруг землетрясение.
Казалось, эти трещинки в камне вели в никуда. Они втягивали в себя свет, всасывали его, словно Лан смотрел на разрывы в самой реальности.
Дрожь земли стихла. Тьма в трещинах задержалась на пару мгновений, а потом рассеялась, и тончайшие разломы в скале превратились в обычные трещины. Лан с опаской присел и внимательно их рассмотрел. Действительно ли он видел то, о чем подумал? Что бы это значило?
Немного успокоившись, он поднялся и направился дальше. «Не только люди устают, — подумал он. — Мать-земля слабеет…»
Лан быстро прошел сквозь лагерь салдэйцев. У них был самый ухоженный лагерь из всех сражавшихся в Ущелье, ведь им твердой рукой управляли офицерские жены. Всех неспособных сражаться Малкири Лан оставил в Фал Дара, да и в других армиях в основном были только солдаты.
У салдэйцев все было иначе. Их женщины всегда отправлялись в поход вместе с мужьями — кроме тех случаев, когда те уходили в Запустение. Все салдэйки умели сражаться на ножах и при необходимости были способны оборонять свой лагерь до последней капли крови. И они оказались крайне полезны в доставке и распределении продовольствия, а также при уходе за ранеными.
Тенобия вновь спорила с Агельмаром о тактике. Лан прислушался. Шайнарский великий полководец одобрительно кивал в ответ на ее требования. Она неплохо соображала в военном деле, но была слишком бесшабашной. Тенобия хотела вторгнуться в само Запустение и огнем и мечом пройтись по порождающим троллоков землям.
Наконец она заметила Лана:
— Лорд Мандрагоран, — оглядев его, произнесла она. Тенобия была довольно привлекательной женщиной с огоньком во взгляде и с длинными черными волосами. — Последняя вылазка прошла успешно?
— Мертвых троллоков стало больше, — ответил Лан.
— Мы сражаемся в славной битве, — с гордостью сказала она.
— Я потерял хорошего друга.
Тенобия замолчала, потом заглянула Лану в глаза, возможно, в поисках душевных переживаний, но она бы ничего там не нашла. Булен погиб достойной смертью.
— Сражающиеся обретают славу, — добавил Лан, — но в самой битве никакой славы нет. Битва это просто битва. Лорд Агельмар, на два слова.
Тенобия отошла, и Лан отвел Агельмара в сторону. Пожилой генерал наградил Лана благодарным взглядом. Тенобия еще мгновение смотрела на них, потом вышла прочь в сопровождении двух телохранителей, которые поспешили за ней следом.
«Если за ней не присматривать, она когда-нибудь ринется в бой сама, — подумал Лан. — Ее голова забита балладами и байками».
Разве он сам только что не подбивал собственных солдат рассказывать те же байки? Нет. Разница есть, он ее чувствовал. Учить людей принимать возможность собственной гибели и оказывать честь павшим… это совсем не то же самое, что петь песни о том, как славно сражаться на передовой.
К сожалению, чтобы понять разницу, нужно пройти через настоящий бой. Если ниспошлет Свет, Тенобия обойдется без чересчур опрометчивых поступков. Лану довелось повидать очень много юнцов с подобным блеском в глазах. Единственным выходом было заставить их работать до изнеможения пару недель, выжав их до состояния, когда их единственная мысль будет о постели, а не об обретенной когда-нибудь «славе». Но вряд ли этот способ подойдет королеве.
— С тех пор как Калиан женился на Этениелле, Тенобия стала еще более безрассудной, — тихо сказал Агельмар, присоединяясь к Лану по пути в тыл, кивая на ходу встречным солдатам. — Думаю, прежде ему удавалось ее хоть капельку усмирить, но теперь, когда ни его, ни Башира нет с ней рядом… — он вздохнул. — Ладно, не важно. Так что тебе было нужно от меня, Дай Шан?
— Мы хорошо сражаемся, — ответил Лан. — Но меня беспокоит, насколько устали люди. Сумеем ли мы сдерживать троллоков и дальше?
— Ты прав, рано или поздно враг сумеет прорваться, — признал Агельмар.
— Тогда что же нам делать? — спросил Лан.
— Будем сражаться здесь, — сказал Агельмар. — А потом, когда не сможем более удерживать ущелье, то отступим, чтобы выиграть время.
Лан застыл:
— Отступим?
Агельмар кивнул:
— Мы здесь для того, чтобы задержать троллоков. Нам удастся выполнить эту задачу, если мы продержимся тут еще какое-то время, а потом начнем медленно отходить через Шайнар.
— Агельмар, я пришел в Тарвиново Ущелье не для того, чтобы отступить.
— Дай Шан, мне дали понять, что ты пришел сюда умереть.
Это была истинная правда.
— Я не оставлю Малкир Тени второй раз, Агельмар. Я пришел в Ущелье, а за мной Малкири, чтобы показать Темному, что мы еще не побеждены. И отступить после того, как нам и в самом деле удалось закрепиться здесь…
— Дай Шан, — мягко обратился к нему лорд Агельмар, не сбавляя шаг. — Я уважаю твое желание сражаться. Мы все его уважаем. Твое путешествие сюда в одиночку вдохновило тысячи людей. Может, твоя цель была не в этом, но именно эту цель сплело для тебя Колесо. Решительность одного человека в достижении справедливости трудно оставить без внимания. Однако пришло время уступить и увидеть более важную цель.
Лан остановился и пристально посмотрел на пожилого генерала:
— Осторожнее, лорд Агельмар. Ты почти назвал меня эгоистом.
— Так и есть, Лан, — ответил Агельмар. — Ты — эгоист.
Этим Лана было не пронять.
— Ты шел сюда, чтобы пожертвовать собой во имя Малкир. Само по себе это благородно. Однако, учитывая, что идет Последняя Битва, это очень глупо. Ты нужен нам. Из-за твоего упрямства погибнут люди.
— Я не просил их идти за мной. Свет! Я сделал все, чтобы их остановить.
— Долг тяжелее горы, Дай Шан.
На этот раз Лана все же проняло. Давно никто не мог заставить его дрогнуть с помощью одних лишь слов. Он вспомнил, как учил этому же понятию о долге одного двуреченского юношу. Ничего не знающего о мире овечьего пастуха, напуганного уготованной ему Узором судьбой.
— Некоторым, — продолжил Агельмар, — предначертано умереть, и они страшатся этого. Другим — предначертано жить, но они находят эту ношу невыносимой. Если хочешь продолжать сражаться здесь до последнего человека, ты можешь это сделать, и они умрут, воспевая славную смерть в бою. Либо ты можешь выполнить то, что требуется от нас обоих. Отступить, если нас вынудят, и продолжать сдерживать Тень и замедлять ее продвижение, сколько сможем. Пока нам не придут на помощь другие армии.
У нас исключительно подвижные войска. Каждая армия отдала тебе свои лучшие кавалерийские части. Я видел, как девятитысячный отряд легкой салдэйской кавалерии слаженно выполняет сложные маневры. Мы можем здесь нанести урон Тени, но их силы оказались слишком значительны. Их больше, чем я мог представить. Мы сможем нанести им больший урон, если отступим. Мы отыщем способ наносить им удар с каждым нашим шагом назад. Да, Лан. Ты назначил меня командующим на этом поле боя. И вот мой тебе совет. Пусть это будет не сегодня и даже не на следующей неделе, но нам следует отступить.
Лан продолжил путь в молчании. Но прежде, чем он нашелся, что ответить, воздух озарила голубая вспышка света. Это был сигнал тревоги из Ущелья. Только что сменившимся войскам срочно требовалась помощь.
«Нужно будет это обдумать», — решил Лан. Отбросив усталость прочь, он бросился к коновязи, куда конюхи должны были отвести Мандарба.
Ему не обязательно было отправляться на вылазку. Он едва вернулся из предыдущей, но все равно решил отправиться. Лан обнаружил, что кричит Булену, чтобы тот готовил лошадь, и почувствовал себя дураком. Свет, как же он привык к его помощи.
«Агельмар прав, — подумал Лан, пока конюхи изо всех сил старались надеть седло на Мандарба. Жеребец был норовистым и чувствовал настроение хозяина. — Они последуют за мной. Как Булен. Повести их на смерть во имя павшего королевства… самому отправиться на смерть… чем тогда я лучше Тенобии?»
Вскоре он уже мчался назад к оборонительным порядкам, где обнаружилось, что троллоки почти прорвались. Он вступил в бой, и этой ночью они выстояли. Но однажды они не смогут выстоять. И что тогда?
А тогда… тогда ему вновь придется бросить Малкир на произвол судьбы и исполнить свой долг.
* * *
Армия Эгвейн собралась в южной части Поля Меррилора. Им предстояло Переместиться в Кандор сразу после того, как армия Илэйн отправилась в Кэймлин. Армия Ранда еще не выступила в долину Такан’дар и сдвигалась на север поля, где было проще собрать необходимые припасы. Он заявил, что время для его атаки еще не пришло. Да ниспошлет Свет, чтобы его переговоры с Шончан шли успешно.
Отправка такого количества людей была настоящей головной болью. Айз Седай открыли длинный ряд Переходных Врат, словно распахнули двери в огромный пиршественный зал. Солдаты сгрудились перед ними, ожидая своей очереди пройти. К этой задаче были привлечены лишь немногие из сильнейших способных направлять; остальным вскоре предстояло использовать Единую Силу в бою, а на открытие Врат ушли бы столь необходимые для грядущих важных дел силы.
Разумеется, солдаты уступили дорогу Амерлин. Теперь, когда по ту сторону Врат был разбит лагерь и размещен авангард, пора было и ей выдвигаться. Утреннее заседание Совета Башни прошло в обсуждении отчетов о поставках и оценке местности. Она была рада, что позволила Совету принять больше участия в военных вопросах. Восседающие были мудры, многим из них было уже больше ста лет.
— Не люблю, когда меня заставляют ждать так долго, — сказал ехавший рядом Гавин.
Она покосилась в его сторону.
— Я, как и Совет Башни, доверяю мнению генерала Брина в выборе поля боя, — ответила она, проезжая мимо иллианских Спутников. На каждом солдате был сверкающий нагрудник с Девятью Пчелами Иллиана на груди. Они отдавали ей честь, но их лица были скрыты под забралами конических шлемов.
Эгвейн не знала, радует ли ее то, что Спутники оказались в ее армии, или нет. Они были больше верны Ранду, чем ей, но Брин настоял на своем: в ее армии, и без того довольно значительной, все же недоставало таких элитных частей как Спутники.
— И все равно я утверждаю, что нам следовало отправиться раньше, — продолжил Гавин, когда они оба прошли через Врата на границу Кандора.
— Но прошло всего несколько дней.
— И все эти несколько дней Кандор был в огне.
Она чувствовала его разочарование. А еще она чувствовала, что он страстно ее любит. Теперь он стал ее мужем. Прошлой ночью Сильвиана провела для них скромный свадебный обряд. Эгвейн до сих пор было странно, что она сама себе разрешила провести собственную свадьбу. А что еще остается делать, если ты и есть высшая власть?
Едва они ступили на территорию лагеря на границе Кандора, навстречу ей выехал Брин, раздавая краткие приказы отправляющимся на разведку разъездам. Подъехав, он спешился и низко поклонился Эгвейн, поцеловав ее кольцо, а затем вновь сел в седло и продолжил объезд. Учитывая то, что его едва ли не силой заставили возглавить армию, он был очень почтителен. Разумеется, он высказал свои требования, и они были выполнены, так что, возможно, он отплатил им той же монетой. Для него возглавить армию Белой Башни было благоприятной возможностью. Никому не нравится пребывать в отставке. А уж великим полководцам там не место в первую очередь.
Эгвейн отметила, что Брина сопровождает Суан, и удовлетворенно улыбнулась. «Теперь он крепко связан с нами».
Эгвейн оглядела холмы на юго-восточной границе Кандора. Хотя, как и большинству мест в мире, им не хватало зелени, их мирная безмятежность не давала ни малейшего намека на то, что лежащая за ними страна в огне. Столица, Чачин, теперь превратилась в груду камней. Перед отбытием к остальным сражающимся армиям Порубежников королева Этениелле передала руководство спасательной операцией Эгвейн и Совету Башни. Они сделали все, что могли: отправляли разведчиков сквозь Переходные Врата вдоль большаков в поисках беженцев и переправляли их в безопасное место. Если только теперь какое-либо место можно было назвать безопасным.
Основная армия троллоков оставила горящие города и теперь двигалась на юго-восток к этим холмам и реке, которая отделяла Кандор от Арафела.
Сильвиана подъехала к Эгвейн — с противоположной от Гавина стороны. Женщина едва удостоила его хотя бы взглядом, прежде чем поцеловать кольцо Эгвейн. Этой парочке давно пора было прекратить цапаться друг с другом. Их склоки уже начали надоедать Эгвейн.
— Мать.
— Сильвиана.
— Мы получили свежие новости от Илэйн Седай.
Эгвейн позволила себе улыбнуться. Обе они независимо друг от друга взяли за правило называть Илэйн по ее званию в Белой Башне, а не по титулу.
— И что?
— Она предлагает организовать место, куда для Исцеления будут переправляться раненые.
— Мы обсуждали с ней, что Желтые должны перемещаться от одного фронта к другому, — ответила Эгвейн.
— Илэйн Седай беспокоится, как бы Желтые не оказались уязвимы для атаки, — объяснила Сильвиана. — Она хочет организовать постоянный госпиталь.
— Это и впрямь было бы более эффективно, Мать, — почесав подбородок, произнес Гавин. — Поиск раненых на поле боя по завершении сражения — тяжкий труд. Не знаю, что и думать по поводу того, что сестрам придется искать раненых среди мертвецов. Если великие полководцы правы, эта война может затянуться на недели или даже на месяцы. В конце концов силы Тени примутся целенаправленно уничтожать Айз Седай на поле боя.
— Илэйн Седай была очень… настойчива, — добавила Сильвиана. И хотя ее лицо оставалось маской спокойствия, а голос ровным, она все равно сумела выразить сильное недовольство. В этом Сильвиана была мастером.
«Я сама помогла выбрать Илэйн главнокомандующим, — напомнила себе Эгвейн. — Отказ от подчинения ей станет дурным прецедентом». Как и само подчинение. Возможно, после всего этого у них получится остаться друзьями.
— Илэйн Седай проявила мудрость, — произнесла Эгвейн. — Передай Романде, что нужно будет так и сделать. Пусть вся Желтая Айя занимается Исцелением, но не в Белой Башне.
— Мать? — удивилась Сильвиана.
— Из-за Шончан, — объяснила Эгвейн. При каждом воспоминании о них ей приходилось унимать сидящую глубоко внутри змею. — Не позволю подвергать Желтых риску нападения в то время, когда они остаются одни и ослаблены Исцелением. Белая Башня оставлена почти без защиты и открыта для удара если не Шончан, так сил Тени.
— Веское замечание, — неохотно признала Сильвиана. — Но куда же тогда? Кэймлин пал, а Порубежные королевства слишком уязвимы сейчас. В Тир?
— Едва ли, — ответила Эгвейн. Тир был подвластной Ранду территорией и к тому же чересчур очевидным решением. — Отправь Илэйн в ответ предложение. Быть может, Первенствующая Майена захочет предоставить подходящее здание, что-нибудь очень вместительное. — Эгвейн побарабанила пальцами по краю седла. — Отправьте с Желтыми всех послушниц и Принятых. Я не хочу отправлять этих женщин в бой, а при Исцелении их силы будут кстати.
Соединившись в круг с Желтыми, даже самые слабые послушницы одолжат им хоть крупицу силы и спасут чьи-то жизни. Многие из них будут разочарованы: они мечтали, как будут крушить троллоков. Что ж, так они смогут сражаться, не мешаясь под ногами и не вступая в битву необученными.
Эгвейн обернулась. Переброска войск через Врата затянется надолго.
— Сильвиана, передай мои слова Илэйн Седай, — произнесла Эгвейн. — Гавин, мне нужно кое-что сделать.
Они застали Чубейна за проверкой штабного лагеря в долине к западу от реки, служившей границей между Арафелом и Кандором. Им предстояло углубиться в эту холмистую местность, чтобы перехватить приближающихся троллоков, располагая ударные части в расположенных рядом долинах и расставляя лучников вдоль оборонительных порядков на холмах. План был таков: когда троллоки начнут штурмовать эти холмы, нанести им мощный удар с максимальным уроном. Пока оборонительные порядки сколько возможно будут удерживать холмы, ударные части атакуют врага с флангов.
Шансы на то, что их все равно отбросят от этих холмов за границу в Арафел, были велики, зато на широких арафельских равнинах у кавалерии появится преимущество. Целью армии Эгвейн, как и Лана, было задержать и замедлить продвижение троллоков, пока Илэйн не сумеет уничтожить врага на юге. В идеале им нужно продержаться, пока не подоспеет подмога.
Чубейн отдал честь и проводил их к уже установленному неподалеку шатру. Эгвейн спешилась и направилась ко входу, но Гавин остановил ее, коснувшись ее руки. Она вздохнула, кивнула и позволила ему войти первым.
Внутри, поджав ноги, сидела на полу шончанка, которую Найнив называла Эгинин, хотя сама женщина настаивала на том, чтобы ее звали Лейлвин. К ней и ее мужу-иллианцу были приставлены трое гвардейцев Башни.
Едва Эгвейн вошла, Лейлвин подняла голову, затем немедленно встала на колени и грациозно поклонилась, коснувшись лбом пола шатра. Ее муж повторил за ней поклон, хоть и куда менее охотно. Возможно, он просто был худшим актером, чем его жена.
— Вон, — бросила Эгвейн троим гвардейцам.
Они не стали спорить, но ушли без особой спешки. Словно Эгвейн вдвоем со своим Стражем не сумела бы справиться с парой людей, неспособными направлять. Ох уж эти мужчины!
Гавин встал у стенки шатра, предоставив ей общаться с пленниками.
— Найнив рассказала мне, что тебе можно немножко доверять, — обратилась Эгвейн к Лейлвин. — Ох! Да сядь уже. У нас в Белой Башне никто не бьет такие низкие поклоны, даже самые распоследние слуги.
Лейлвин села, но продолжала смотреть в пол:
— Я не справилась с возложенной на меня задачей и поставила под угрозу сам Узор.
— Верно, — ответила Эгвейн. — Браслеты. Я знаю. Хочешь получить шанс искупить содеянное?
Женщина поклонилась, вновь коснувшись лбом пола. Эгвейн вздохнула, но прежде, чем она успела повелеть женщине подняться, Лейлвин заговорила:
— Светом и моей надеждой на спасение и возрождение, — начала Лейлвин, — я клянусь служить вам и защищать вас, Амерлин, правительница Белой Башни. Хрустальным Троном и кровью Императрицы я предаю себя в ваши руки и клянусь в любых обстоятельствах исполнять любое приказание и ставить вашу жизнь превыше своей. Перед лицом Света, да будет так, — с этими словами она поцеловала пол.
Эгвейн ошеломленно уставилась не нее. Такую клятву способен нарушить только Приспешник Темного. Разумеется, любой шончанин был немногим лучше такового.
— Ты считаешь, что меня плохо охраняют? — спросила ее Эгвейн. — Думаешь, что мне нужны еще слуги?
— Я думаю только о том, как искупить содеянное, — ответила Лейлвин.
В ее голосе Эгвейн уловила горечь и твердость. Это говорило об искренности ее слов. Этой женщине совсем не нравилось так унижаться.
Эгвейн озадаченно сложила руки на груди.
— Что ты можешь рассказать мне о военных силах Шончан, их оружии, мощи и планах Императрицы?
— Я кое-что знаю, Амерлин, — ответила Лейлвин. — Но я была всего лишь капитаном корабля. Мои знания относятся к морскому флоту Шончан и мало вам пригодятся.
«Ну разумеется», — подумала Эгвейн. Она посмотрела на Гавина, тот в ответ пожал плечами.
— Пожалуйста, — тихо произнесла Лейлвин. — Позвольте мне еще как-то проявить себя. Мне мало что осталось. Даже мое имя мне больше не принадлежит.
— Сперва, — сказала ей Эгвейн, — ты расскажешь мне о Шончан. Меня не волнует, что ты считаешь важным, что — нет. Любая информация может оказаться полезной. — Или поможет уличить Лейлвин во лжи, что будет не менее полезно. — Гавин, принеси мне стул. Я хочу послушать, что она скажет. А после посмотрим…
* * *
Ранд просматривал стопку карт, записей и рапортов. Он стоял в одиночестве, заложив руку за спину, в свете единственной настольной лампы. Ее пламя, заключенное внутрь стеклянной тюрьмы, плясало под дуновениями ветра, залетавшего внутрь шатра.
Живо ли пламя? Оно питается, движется само по себе. Его можно задушить, следовательно, по-своему, оно дышит. Что вообще означает «жить»?
Может ли жить идея?
«Мир без Темного. Мир без зла».
Ранд вернулся к картам. То, что он увидел, его впечатлило. Илэйн отлично подготовилась. Он не присутствовал при планировании каждой битвы, его внимание было целиком приковано к северу. К Шайол Гул. Его судьбе. Его могиле.
Ему не нравилось, как эти военные планы с пометками об армейских соединениях и группах низводили человеческие жизни к закорючкам на бумаге. Только цифры и статистика. О, он признавал, что для полевого командира важны четкость и отстраненность, но все равно ненавидел это.
Вот перед ним живое пламя, а рядом — погибшие люди. Теперь, отказавшись от непосредственного руководства военными действиями, он надеялся держаться в стороне от подобных карт, потому что знал, что вид этих приготовлений вызовет в нем печаль по солдатам, которых он бессилен спасти.
По спине вдруг пробежал холодок, волосы на руках встали дыбом — кожа покрылась особыми мурашками, как при волнении, переходящем в ужас. Где-то рядом направляла Силу женщина.
Ранд поднял голову и увидел замершую на входе в шатер Илэйн.
— Свет! Ранд! — произнесла она. — Что ты здесь делаешь? Хочешь, чтобы я умерла от страха?
Он повернулся, опершись пальцами о карты, и залюбовался ею. Вот теперь здесь появилась настоящая жизнь. Румяные щечки, золотистые волосы с оттенком меда и роз, пылкий взгляд. Ее темно-красное платье подчеркивало выпирающий из-за беременности живот. Свет, как же она была красива.
— Ранд ал’Тор? Ты собираешься со мной говорить или будешь и дальше на меня глазеть? — спросила Илэйн.
— Если я не могу на тебя глазеть, то на кого тогда? — удивился Ранд.
— Не ухмыляйся так, фермерский сынок, — продолжила она. — Прокрался в мой шатер, да? Ну, в самом деле. Что скажут люди?
— Они скажут, что я хотел тебя увидеть. Кроме того, никуда я не прокрался. Охрана сама меня впустила.
Она сложила руки на груди:
— Они мне не сказали.
— Я просил их не говорить.
— Значит, несмотря на все отговорки, ты все-таки прокрался, — Илэйн проскользнула мимо него. От нее чудесно пахло. — Право слово, как будто Авиенды было недостаточно…
— Я не хотел, чтобы меня видели обычные солдаты, — пояснил Ранд. — Боялся переполошить твой лагерь и попросил охрану не упоминать о моем визите. — Он шагнул ближе и положил руку ей на плечо. — Я должен был еще раз тебя увидеть, прежде чем…
— Мы же виделись на Поле Меррилора.
— Илэйн.
— Прости, — она повернулась к нему. — Я счастлива тебя видеть и рада, что ты пришел. Я просто пытаюсь осознать, как ты вписываешься во все это. И как мы в это вписываемся.
— Не знаю, — ответил Ранд. — Я никогда об этом не задумывался. Прости.
Она вздохнула, присаживаясь на стул около своего письменного стола.
— Полагаю, приятно знать, что есть вещи, которые невозможно исправить мановением руки.
— Я многое не способен исправить, Илэйн, — он посмотрел на стол с картами. — Очень многое.
«Не думай об этом».
Он опустился перед ней на колени, заслужив удивленно вскинутую бровь, пока не положил, сперва неловко, руку на ее живот.
— До недавних пор я не знал, — произнес он. — До самой ночи перед этой встречей. Говорят, будут близнецы?
— Да.
— Значит, Тэм станет дедушкой, — сказал Ранд. — А я…
Как реагировать на подобные известия? Полагалось ли им потрясти его и перевернуть все вверх дном? На долю Ранда в жизни выпало достаточно сюрпризов. Казалось, он не может пройти и двух шагов, не изменив мир по-своему.
Но такое… не назовешь сюрпризом. Он понял, что где-то в глубине души надеялся, что когда-нибудь станет отцом. И вот это случилось. От этой новости веяло теплом. Хоть что-то в мире было как надо, даже когда многое иное шло наперекосяк.
Дети. Его дети. Он закрыл глаза, глубоко вдохнув, наслаждаясь этой мыслью.
Ему не доведется их увидеть. Они лишатся отца еще до рождения. Но вырос же Ранд без отцовской заботы Джандуина. Всего несколько острых углов — тут и там.
— Как ты их назовешь? — поинтересовался Ранд.
— Если будет мальчик, то я подумывала, не назвать ли его Рандом.
Ранд затаил дыхание и прислушался к ее чреву. Шевельнулись что ли? Брыкаются?
— Нет, — тихо сказал он. — Прошу тебя, Илэйн, не называй ребенка в мою честь. Пусть проживут собственные жизни. Моя тень и так будет длинной.
— Хорошо.
Он встретился с ней взглядом и увидел, что Илэйн с нежностью улыбается в ответ. Она коснулась его щеки мягкой ладонью:
— Ты будешь хорошим отцом.
— Илэйн…
— Ни слова об этом, — подняв палец, предостерегла она. — Не нужно разговоров о смерти и долге.
— Но мы не можем не замечать того, что случится.
— Но и постоянно думать об этом тоже не следует, — возразила она. — Я столькому научила тебя, Ранд, но, кажется, позабыла преподать один урок. Планировать на случай худших вариантов правильно, но не следует жить одним их ожиданием. Не погрязай в них. Прежде всего королеве нужна надежда.
— Я надеюсь, — ответил Ранд. — Надеюсь на мир, на тебя, на всех, кто должен сражаться. Но это не меняет того факта, что я принял свою смерть.
— Довольно, — произнесла она. — Не стоит об этом. Сегодня вечером я спокойно ужинаю с мужчиной, которого люблю.
Ранд вздохнул, но поднялся, присев рядом с нею на другой стул, пока она просила стоявшую у входа в шатер охрану принести ужин.
— Может, по крайней мере, обсудим тактику? — спросил Ранд. — Я глубоко впечатлен проделанной тобой работой. Не думаю, что сам сумел бы справиться лучше.
— Большую часть сделали великие полководцы.
— Я видел твои пометки, — сказал Ранд. — Башир с остальными — прекрасные генералы и даже гении, но они думают только о своих собственных битвах. Кому-то нужно координировать их действия, и ты великолепно с этим справляешься. У тебя подходящая для этого голова.
— Да нет же. Не подходящая, — возразила Илэйн. — Все, что у меня действительно есть — это воспитание Дочери-Наследницы Андора, которую подготовили к возможной войне. Благодари за все, что видишь во мне, генерала Брина и мою мать. Заметил в моих записях что-нибудь, что хотел бы изменить?
— Между Кэймлином и Браймским лесом, где вы планируете устроить засаду силам Тени, больше ста пятидесяти миль, — отметил Ранд. — Это рискованно. Что, если ваши войска сомнут раньше, чем они доберутся до леса?
— Все зависит от того, доберутся ли они до леса раньше троллоков. Наши загонщики воспользуются самыми сильными и быстрыми из имеющихся лошадей. Скачка будет изнурительной, не спорю, и к тому времени, как они доберутся до леса, лошади будут загнаны почти до смерти. Но мы надеемся, что троллоки тоже будут не лучше, что нам на руку.
Они проговорили о тактике весь вечер до самой ночи. Слуги подали на ужин суп и мясо вепря. Ранд хотел скрыть свое появление в лагере, но после того как о его присутствии узнали слуги, скрываться больше не имело смысла.
Он позволил Илэйн усадить себя ужинать и увлечь беседой. Какой из фронтов в наибольшей опасности? Кому из великих полководцев ей отдать предпочтение, если они в чем-то не согласны друг с другом, как это часто бывает? Как во все это вписывается армия Ранда, которая все еще выжидает удобного момента для атаки на Шайол Гул?
Эта беседа напомнила ему о времени, проведенном в Тире, о поцелуях украдкой между уроками политики в Твердыне. Именно тогда Ранд влюбился в нее. По-настоящему влюбился. Это было не восхищение мальчишки, свалившегося со стены и увидевшего настоящую принцессу: в то время он смыслил в любви не больше, чем размахивающий мечом фермерский сынок — в войне.
Их любовь родилась из общности интересов. С Илэйн он мог беседовать о политике и тяжести правления. Она его понимала. Понимала на самом деле, лучше прочих, кого он знал. Ей было известно, каково принимать решения, способные изменить жизни тысяч людей. Известно, каково это — принадлежать народу страны. И Ранд находил довольно примечательным, что эта их связь сохранялась, несмотря на то, что виделись они редко. И на деле даже ощущалась сильнее. Теперь, когда Илэйн сама стала королевой и вынашивает их общих детей.
— Ты поморщился, — заметила Илэйн.
Ранд оторвался от супа. Илэйн не доела свой ужин, потому что он в основном вынуждал говорить ее. Видимо, она и не собиралась доедать и теперь держала в руках чашку теплого чая.
— Что-что? — переспросил Ранд.
— Ты поморщился. Когда я упомянула о войсках, сражающихся в Андоре, ты изменился в лице, хоть и немного.
Не удивительно, что она это заметила. Именно Илэйн учила его читать малейшие знаки по выражениям лиц собеседников.
— Все эти люди сражаются под моим знаменем, — ответил Ранд. — Ежедневно ради меня умирает так много людей, которых я даже не знаю.
— Таково бремя каждого правителя в военное время.
— Я должен был их защитить, — ответил Ранд.
— Ранд ал’Тор, если ты считаешь, что можешь защитить всех и каждого, то ты куда глупее, чем хочешь казаться.
Он встретился с ней взглядом.
— Я так и не считаю, но их смерти бременем ложатся на мои плечи. Мне кажется теперь, когда я все вспомнил, я должен был сделать больше. Он пытался сломить меня и не преуспел.
— Значит, именно это случилось в тот день на вершине Драконовой Горы?
Он никому не рассказывал об этом. Ранд пододвинул свой стул ближе к ней.
— Там, наверху, я понял, что слишком много думал о силе. Я хотел стать тверже, насколько можно. Доводя себя до такого состояния, я рисковал утратить способность сопереживать. Это было ошибкой. Чтобы победить, мне необходимо сопереживать другим. К несчастью, это также означает, что я должен позволить себе чувствовать боль от их смертей.
— И теперь ты помнишь Льюса Тэрина? — прошептала Илэйн. — Все, что он знал? Значит, ты не просто делаешь вид, что ты — это он?
— Я и есть он. И всегда был. Просто теперь я вспомнил.
Илэйн охнула и широко распахнула глаза:
— Как полезно! — Из всех людей, кому он об этом рассказал, только она ответила в подобном духе. Что за удивительная женщина.
— Я владею всеми его знаниями, но это не дает подсказки, что делать, — он встал и прошелся по шатру: — Я должен быть способен справиться с этим, Илэйн. Никто больше не должен умирать за меня. Это мой бой. Почему все остальные должны пройти через эти муки?
— Ты отказываешь нам в праве сражаться? — выпрямившись на стуле, спросила она.
— Нет, разумеется нет, — ответил Ранд. — Я не могу тебе ни в чем отказать. Я просто хочу как-нибудь… как-нибудь положить этому конец. Разве только моей жертвы мало?
Илэйн поднялась и взяла его за руку. Ранд обернулся ей навстречу.
А потом она его поцеловала.
— Я люблю тебя, — сказала она. — Ты — настоящий король. Но если ты попытаешься отказать добрым жителям Андора в праве защищаться, в праве участвовать в Последней Битве… — она сверкнула глазами, ее щеки запылали огнем. Свет! Его слова в самом деле ее разозлили.
Ему никогда в точности не удавалось предугадать, что она скажет или сделает, и это его восхищало. Подобное чувство вызывало в нем наблюдение за ночными цветками: знаешь, что тебя ждет прекрасное зрелище, но никогда не предугадаешь, в какой именно форме предстанет эта красота.
— Я сказал, что не откажу тебе в праве сражаться, — ответил Ранд.
— Дело не только во мне, Ранд. Во всех. Как ты не можешь это понять?
— Думаю, могу.
— Вот и хорошо, — она вновь села и сделала глоток чая, поморщившись при этом.
— Что, испортился? — спросил Ранд.
— Да, но я уже привыкла. И все же это лучше, чем вовсе ничего не пить, учитывая, насколько испортились все продукты.
Ранд подошел к ней и взял чашку из ее пальцев. Он подержал ее мгновение, но не стал направлять.
— У меня кое-что есть для тебя. Совсем забыл.
— Чай?
— Нет, это просто к слову, — он отдал чашку обратно, и Илэйн сделала глоток.
Ее глаза удивленно расширились.
— Он великолепен. Как тебе это удается?
— Это не я, — садясь, ответил Ранд. — Это все Узор.
— Но…
— Я та’верен, — пояснил Ранд. — Вокруг меня с непредсказуемым результатом происходят разные события. Долгое время сохранялся баланс. В одном посещенном мною городке кто-то случайно найдет под лестницей огромные сокровища. А в другом жители обнаружат, что их деньги — подделки, подсунутые хитрым фальшивомонетчиком.
Одни люди умирают чудовищной смертью, другие чудесным образом спасаются. Смерти и рождения. Свадьбы и расставания. Однажды я видел, как с неба упало перо и точно воткнулось концом в землю. Потом следом за ним упало еще десяток и с тем же исходом. Все это случайности. Две стороны подброшенной монеты.
— Но чай не случайность.
— Нет, это тоже случайность, — ответил Ранд. — Но видишь ли, в эти дни на мою долю осталась лишь одна сторона монеты. Все плохое теперь в руках кое-кого другого. Темный впускает в мир разные ужасы, вызывая смерти, зло и безумие. Но Узор… Узор — это баланс. Так, через меня, он работает, являя другую сторону. Чем сильнее влияние Темного, тем сильнее становится эффект вокруг меня.
— Зеленеющая трава, — сказала Илэйн. — Просветы в облаках. Хорошие продукты.
— Верно. — Что ж, порой ему приходилось прибегать и к другим полезным трюкам, но он не стал о них упоминать. Он порылся в кармане в поисках небольшого кошеля.
— Если то, что ты говоришь, правда, тогда в мире никогда не будет все хорошо, — ответила Илэйн.
— Конечно будет.
— Разве Узор не постарается это сбалансировать?
Он помедлил. Нить разговора вплотную приблизилась к тому, о чем он начал задумываться перед Драконовой Горой: что выбора нет, что вся его жизнь предначертана.
— До тех пор, пока нам не все равно, — ответил Ранд, — хороший исход в мире возможен. Узору нет дела до наших чувств. Он не является добром или злом. Темный же — сила, которая воздействует на Узор извне.
И Ранд положит этому конец. Если сумеет.
— Вот, — сказал Ранд. — Это подарок, о котором я говорил. — Он протянул ей кошель.
Илэйн удивленно посмотрела на Ранда. Распустив завязки, она вынула из мешочка небольшую фигурку женщины. Та стояла прямо, обернув плечи шалью, хотя и не была похожа на Айз Седай, так как у нее было пожилое лицо, покрытое морщинами и мудрое. У этой женщины был ученый вид, а на губах застыла легкая улыбка.
— Это ангриал? — спросила Илэйн.
— Нет, это Семя.
— Семя?
— У тебя Талант создавать тер’ангриалы, — ответил Ранд. — Но создание ангриалов — совсем иной процесс. Он начинается с такого вот Семени — предмета, созданного, чтобы вытягивать из тебя твою Силу и переносить ее в другой предмет. Это требует времени и ослабит тебя на несколько месяцев, так что не пытайся это сделать, пока идет война. Но когда я нашел это Семя, всеми позабытое, то подумал о тебе. Я как раз размышлял, что бы такое тебе подарить.
— Ой, Ранд. У меня ведь тоже для тебя кое-что есть. — Она бросилась к костяному ларцу с драгоценностями, стоявшему на походном столике, и вынула из него небольшой предмет. Это оказался кинжал с коротким широким лезвием и с рукояткой из оленьего рога, перевитого золотой проволокой.
Ранд озадаченно посмотрел на кинжал.
— Не обижайся, Илэйн, но в качестве оружия он выглядит так себе.
— Это тер’ангриал, который может быть полезен, когда ты отправишься в Шайол Гул. С его помощью ты будешь невидим для Тени. — Она протянула руку и коснулась его лица. Ранд накрыл ее ладонь своей.
Они оставались вместе до глубокой ночи.
