Книга: Мир на Земле (сборник)
Назад: Солярис
Дальше: Соляристы

Посланец

В девятнадцать ноль-ноль по бортовому времени я прошел мимо собравшихся вокруг шлюзовой камеры и спустился по металлическому трапу в капсулу. Места в ней хватало только на то, чтобы расставить локти. Я присоединил наконечник шланга к патрубку воздухопровода, выступавшему из стены капсулы, скафандр надулся, и теперь я уже не мог пошевелиться. Я стоял, вернее, висел в воздушном ложе, слившись в одно целое с металлической скорлупой. Подняв глаза, я увидел сквозь выпуклое стекло стенки колодца, а вышесклоненное над ним лицо Моддарда. Лицо вдруг исчезло, и стало темносверху опустили тяжелый конический обтекатель. Восемь раз взвыли электромоторы, затягивающие болты. Потом раздалось шипение нагнетаемого в амортизаторы воздуха. Глаза привыкали к темноте. Я различал уже светло-зеленые контуры единственного табло.
— Ты готов, Кельвин?раздалось в наушниках.
— Готов, Моддард,ответил я.
— Ни о чем не беспокойся. Станция тебя примет,сказал он.Счастливого пути!
Прежде чем я успел ответить, вверху что-то заскрежетало и капсула дрогнула. Я невольно напрягся, но ничего не почувствовал.
— Когда старт?спросил я и услышал шорох, словно на мембрану сыпался мелкий песок.
— Кельвин, ты летишь. Всего хорошего!где-то совсем рядом прозвучал голос Моддарда.
Я не поверил, но прямо перед моим лицом открылась смотровая щель, в ней появились звезды. Напрасно я старался найти альфу Водолея, к которой направлялся «Прометей». Небо этих частей Галактики ничего мне не говорило, я не знал ни одного созвездия; в узком просвете клубилась искрящаяся пыль. Я ждал, когда звезды начнут мерцать. Но не заметил. Они просто померкли и стали исчезать, расплываясь в рыжеющем небе. Я понял, что нахожусь уже в верхних слоях атмосферы. Неподвижный, втиснутый в пневматические подушки, я мог смотреть только перед собой. Горизонта пока еще не было видно. Я все летел и летел, совершенно не чувствуя полета, только мое тело медленно и коварно охватывала жара. Снаружи возник противный визгкак будто ножом проводили по тарелке. Если бы не цифры, мелькающие на табло, я не имел бы понятия об огромной скорости падения. Звезд уже не было. Смотровую щель заливал рыжий свет. Я слышал гулкие удары собственного пульса, лицо горело, сзади тянуло холодком из кондиционера; мне было жалко, что не удалось разглядеть «Прометея»он уже вышел за пределы видимости, когда автоматическое устройство открыло смотровую щель.
Капсула задрожала раз, другой, началась невыносимая вибрация; несмотря на изоляцию, она пронизала менясветло-зеленый контур табло расплылся. Но я не испугался, не мог же я, прилетев из такой дали, погибнуть у цели.
— Станция Солярис, Станция Солярис, Станция Солярис! Я посланец. Сделайте что-нибудь! Кажется, аппарат теряет стабилизацию. Станция Солярис! Прием.
И снова я пропустил важный моментпоявление планеты. Она простиралась огромная, плоская; по величине полос на ее поверхности я понимал, что нахожусь еще далеко, точнее, высоко, так как я уже миновал ту неуловимую границу, на которой расстояние от небесного тела становится высотой. Я падал. Все еще падал. Теперь, даже закрыв глаза, я чувствовал это. Я тут же открыл их, мне хотелось как можно больше увидеть. Спустя несколько секунд я повторил вызов, но и на этот раз ответа не получил. В наушниках трещали залпы атмосферных разрядов. Они звучали на фоне шума, такого глубокого и низкого, словно это был голос самой планеты. Оранжевое небо в смотровой щели затянулось бельмом. Стекло потемнело; я отпрянул, насколько мне позволил скафандр, и тут же понял, что это тучи. Они лавиной пронеслись вверх и исчезли. Я все падал то на свету, то в тени; капсула летела, вращаясь вокруг вертикальной оси, и огромный, распухший солнечный диск размеренно проплывал перед моим лицом, появляясь слева и заходя справа. Вдруг сквозь шум и треск прямо в ухо затараторил далекий голос:
— Посланец, яСтанция Солярис! Посланец, яСтанция Солярис! Все в порядке. Вы под контролем Станции. Посланец, яСтанция Солярис. Приготовиться к посадке в момент ноль, повторяю, приготовиться к посадке в момент ноль, внимание, начинаю. Двести пятьдесят, двести сорок девять, двести сорок восемь...
Между словами раздавалось отрывистое попискиваниеговорил робот. Это было по меньшей мере странно. Обычно, когда прибывает новый, да еще прямо с Земли, все бегут на посадочную площадку. Но думать об этом было некогда. Гигантский круг, описываемый солнцем, и равнина, куда я летел, встали на дыбы; за первым креном последовал второй, в противоположную сторону. Я раскачивался, как диск огромного маятника. Стараясь пересилить дурноту, я заметил на иссеченном грязно-лиловыми и черноватыми полосами фоне планеты маленький квадрат, на котором в шахматном порядке выступали белые и зеленые точкиориентир Станции. Тут же от верха капсулы что-то с треском оторвалосьдлинное ожерелье тормозных парашютов резко захлопало на ветру; в звуках этих было нечто непередаваемо земноевпервые за столько месяцев я услышал шум настоящего ветра.
Дальнейшее произошло очень быстро. До сих пор я просто знал, что падаю. Теперь я это увидел. Бело-зеленая шахматная доска стремительно росла; уже можно было различить, что она нарисована на продолговатом, похожем на кита, серебристом корпусе с выступающими по бокам иглами радарных установок, с рядами темных иллюминаторов. «Кит» не покоился на поверхности планеты, а висел над ней, отбрасывая на чернильно-черный фон теньболее темное пятно в форме эллипса. Одновременно я разглядел фиолетовые борозды Океана, они еле заметно шевелились. Внезапно тучи, по краям ослепительно пурпурные, поднялись высоко вверх; небо между ними, далекое и плоское, было буро-оранжевым. Потом все расплылось: я вошел в штопор. Не успел я подать сигнал, как короткий удар вернул капсулу в вертикальное положение; в смотровой щели вспыхнули ртутным светом волны Океана, простиравшегося до самого горизонта, затянутого дымкой; гудящие стропы и купола парашютов внезапно отделились и полетели над волнами, уносимые ветром, а капсула мягко закачалась, по-особому, медленно, как всегда бывает в искусственном гравитационном поле, и скользнула вниз. Последнее, что я успел заметить, были решетчатые взлетные установки и два огромных, высотой в несколько этажей, зеркала ажурных радиотелескопов. Что-то с пронзительным стальным лязгом остановило капсулу, что-то открылось подо мной, и с протяжным сопением металлическая скорлупа, в которой я находился, закончила путешествие длиной в сто восемьдесят километров.
— ЯСтанция Солярис. Ноль-ноль. Посадка закончена. Конец,услышал я безжизненный голос робота.
На грудь давило, в животе чувствовалась неприятная тяжесть. Обеими руками я потянул на себя рукоятки, которые находились на уровне плеч, и разомкнул контакты. Засветилась зеленая надпись ЗЕМЛЯ; стена капсулы раскрылась, пневматическое ложе слегка подтолкнуло меня в спину. Чтобы не упасть, я сделал несколько шагов вперед. С тихим шипением, похожим на печальный вздох, воздух вышел из скафандра. Я был свободен.
Я стоял под высокой, как своды храма, серебристой воронкой. По стенам тянулись, исчезая в круглых люках, пучки разноцветных труб. Я обернулся. Вентиляторы гудели, отсасывая остатки ядовитых газов, проникших сюда при посадке. Пустая, как лопнувший кокон, сигарообразная капсула стояла в круглой впадине стального возвышения. Наружная обшивка капсулы обгорела и стала грязно-коричневой. Я сошел по небольшому скату. Дальше на металл был наварен слой шероховатого пластика. В местах, где обычно катились тележки подъемников ракет, пластик протерся до самой стали.
Вдруг компрессоры замолкли, и стало тихо. Я беспомощно огляделся, ожидая кого-нибудь, но никто не появлялся. Только неоновая стрелка светилась, указывая на бесшумно скользящий эскалатор. Я встал на него. По мере спуска красивые параболические своды зала постепенно переходили в цилиндрический туннель. В нишах грудами валялись баллоны со сжатым газом, контейнеры, кольцевые парашюты, ящики. Это меня тоже удивило. Эскалатор заканчивался у круглой площадки. Здесь царил еще больший беспорядок. Под кучей жестяных банок растеклась маслянистая лужа. В воздухе стоял неприятный резкий запах. В разные стороны тянулись следы, четко отпечатавшиеся в липкой жидкости. Между жестяными банками валялись рулоны белых телеграфных лентвероятно, их вымели из кабин,клочки бумаги, мусор. И снова засветился зеленый указатель, направляя меня к средней двери. За ней тянулся такой узкий коридор, что в нем трудно было бы разойтись двоим. Свет проникал сквозь нацеленные в небо двояковыпуклые стекла верхних иллюминаторов. Еще одна дверь, разрисованная бело-зелеными шахматными клетками, была приоткрыта. Я вошел в полукруглую кабину. В единственном обзорном иллюминаторе горело затянутое туманом небо. Внизу, бесшумно перекатываясь, чернели гребни волн. В стенах множество открытых шкафчиков с инструментами, книгами, немытыми стаканами, пыльными термосами. На грязном полу стояло пять или шесть шагающих столиков, между ними несколько надувных кресел, потерявших всякую формувоздух из них был частично выпущен.
В единственном исправном кресле с откидной спинкой сидел маленький худенький человек с обожженным солнцем лицом. Нос и скулы у него шелушились. Я знал, что это Снаут, заместитель Гибаряна, кибернетик. Когда-то он поместил в «Соляристическом альманахе» несколько весьма оригинальных статей. Раньше я никогда не видел Снаута.
На Снауте была сетчатая майка, сквозь которую виднелась впалая грудь с седыми волосами, и полотняные брюки с множеством карманов, как у монтажника, когда-то белые, с пятнами на коленях, прожженные реактивами. В руках он держал пластиковую грушу, из какой обычно пьют на кораблях без искусственной гравитации. Снаут смотрел на меня, сощурившись, будто от яркого света. Груша выпала у него из рук и запрыгала по полу, как мячик. Из нее вылилось немного прозрачной жидкости. В лице у Снаута не было ни кровинки. Я был слишком растерян и не мог произнести ни слова. Молчаливая сцена продолжалась до тех пор, пока его страх каким-то странным образом не передался и мне. Я шагнул. Он съежился в кресле.
— Снаут,шепнул я.
Он вздрогнул, как от удара, и неожиданно с отвращением прохрипел:
— Я тебя не знаю, не знаю. Чего ты хочешь?..
Пролитая жидкость быстро испарялась. Запахло спиртным. Снаут пил? Он пьян? Чего он так боится? Я по-прежнему стоял посредине кабины. Колени у меня дрожали, уши заложило. Пол уходил из-под ног. За выпуклым стеклом иллюминатора размеренно шевелился Океан. Снаут не спускал с меня налитых кровью глаз; он постепенно успокаивался, но по-прежнему глядел на меня с невыразимым отвращением.
— Что с тобой?..вполголоса спросил я.Ты болен?
— Ты заботишься...глухо сказал он.Ага. Ты станешь заботиться, да? Но почему обо мне? Я тебя не знаю.
— Где Гибарян?
Снаут поперхнулся, глаза у него остекленели, в них что-то вспыхнуло и погасло.
— Ги... Гиба...выдавил он.Нет! Нет!!!
Снаут затрясся, беззвучно, бессмысленно хихикая, и вдруг замолк.
— Ты пришел к Гибаряну?..произнес он почти спокойно.К Гибаряну? Что ты собираешься с ним сделать?
Он смотрел на меня, словно я сразу перестал представлять для него опасность; в его словах, вернее, в оскорбительном тоне звучала ненависть.
— Что ты говоришь?..выдавил я, оглушенный.Где он?
— Ты не знаешь?..удивленно пробормотал Снаут. Он пьян, подумал я. Пьян до потери сознания. Я разозлился. Конечно, следовало уйти, но мое терпение лопнуло.
— Опомнись!рявкнул я.Откуда я могу знать, где он, если я только что прилетел! Что с тобой, Снаут?!!
У него отвисла челюсть, и он снова поперхнулся. Но неожиданно глаза его заблестели, он выглядел теперь совсем иначе. Трясущимися руками Снаут схватился за поручни кресла и встал с таким трудом, что у него хрустнули суставы.
— Как?сказал он, почти протрезвев.Прилетел? Откуда ты прилетел?
— С Земли,ответил я с яростью.Может, ты слышал о ней? По-моему, нет!
— С Зе... о Боже... Так ты Кельвин?
— Да. Чего ты так смотришь? Что тут удивительного?
— Ничего,произнес он моргая,ничего.
Снаут потер лоб.
— Кельвин, извини, это ничего. Знаешь, так внезапно... Я не ожидал.
— Как не ожидал? Ведь вы получили сообщение несколько месяцев назад, а сегодня Моддард телеграфировал с борта «Прометея».
— Да, да... конечно, только, видишь ли, тут такая неразбериха.
— Пожалуй,сухо ответил я,оно и заметно. Снаут обошел вокруг меня, словно проверяя, как выглядит мой скафандр, самый обычный, со шлангами и проводами на груди. Откашлялся. Потрогал свой острый нос.
— Хочешь искупаться?.. Это тебя взбодрит. Голубая дверь с противоположной стороны.
— Спасибо. Я знаю расположение Станции.
— Может быть, есть хочешь...
— Нет. Где Гибарян?
Снаут подошел к иллюминатору, будто не слыша моего вопроса, и встал ко мне спиной. Сейчас он выглядел значительно старше. Коротко подстриженные седые волосы, глубокие морщины на шее, сожженной солнцем. За стеклом блестели огромные гребни волн, поднимавшихся и опускавшихся так медленно, словно Океан застывал. Казалось, что Станция постепенно соскальзывает с невидимой опоры. Потом возвращается в исходное положение и так же лениво наклоняется в другую сторону. Но вероятно, что был оптический обман. Хлопья слизистой кроваво-красной пены скапливались между волнами. Меня затошнило. Я вспомнил строгий порядок на борту «Прометея» как что-то дорогое, безвозвратно потерянное.
— Послушай,произнес Снаут неожиданно,пока только я...Он обернулся, нервно потер руки.Тебе придется довольствоваться только моим обществом. Пока. Называй меня Мышонок. Ты знаешь меня только по фотографии, но это неважно, меня все так называют. Я привык. Впрочем, Снаутродители слишком увлекались космосомзвучит не лучше. Мышонокпо крайней мере что-то земное...
— Где Гибарян?настойчиво повторил я. Снаут заморгал.
— Мне неприятно, что я так тебя принял. Здесь... не только моя вина. Я совершенно забыл, тут такое делалось, знаешь...
— А, неважно,прервал я.Не надо об этом. Что с Гибаряном? Его нет на Станции? Он куда-нибудь полетел?
— Нет.Снаут смотрел в угол, заставленный катушками кабеля.Никуда он не полетел. И не полетит. Именно потому... в частности...
— Что?спросил я. Уши по-прежнему были заложены, и мне показалось, я не расслышал.Что это значит? Где он?
— Ведь ты все понимаешь,произнес Снаут совсем другим тоном.
Он так холодно посмотрел мне в глаза, что у меня по спине пробежали мурашки. Может, он и был пьян, но знал, что говорит.
— Что-нибудь случилось?
— Случилось.
— Несчастье?
Снаут кивнул. Он, видимо, ожидал именно такого вопроса.
— Когда?
— Сегодня на рассвете.
Странно, но я не был потрясен этим, сообщением. Скорее, оно успокоило меня и объяснило поведение Снаута.Как это случилось?
— Переоденься, разбери свои вещи и возвращайся сюда, ну скажем... через час.
— Хорошо,согласился я после минутного колебания.
— Подожди,окликнул он, когда я направился к Двери.
В его взгляде было что-то необычное. Я видел: он не в силах выговорить то, что вертится у него на языке.
— Нас было трое, и теперь, вместе с тобой, снова стало трое. Ты знаешь Сарториуса?
— Как и тебя, по фотографии.
— Он наверху, в лаборатории, не думаю, что до ночи он выйдет оттуда, но... во всяком случае, ты его узнаешь. Если ты увидишь кого-нибудь еще, понимаешь, не меня и не Сарториуса, тогда...
— Что тогда?
Не сон ли все это? За окном кроваво-черные волны блестели в лучах заходящего солнца. Снаут опять сел в кресло, понурив голову и глядя в сторону, на катушки кабеля.
— Тогда... не делай ничего.
— Кого я могу увидеть? Привидение?разозлился я.
— Понимаю. Ты думаешь, что я сошел с ума. Нет. Не сошел. Я не могу тебе объяснить этого... пока. Впрочем, может быть... ничего не случится. Но ты все-таки помни. Я тебя предупредил.
— О чем? Что ты говоришь?
— Держи себя в руках,настойчиво твердил свое Снаут.Веди себя так, словно... Будь готов ко всему. Это невозможно, я знаю, но ты попытайся. Больше я ничего не могу посоветовать.
— Да ЧТО я увижу?!!Я почти кричал, мне страшно хотелось схватить его за плечи и встряхнуть как следует. Я не в силах был видеть, как он сидит, уставившись в угол, смотреть на его измученное, обожженное солнцем лицо, слышать, как он с трудом выдавливает из себя слово за словом.
— Я не знаю. В каком-то смысле это зависит от тебя.
— Галлюцинации?
— Нет. Это реально. Не... нападай. Помни.
— Что ты говоришь?!произнес я не своим голосом.
— Мы не на Земле.
— Политерии? Но они вообще не похожи на людей!воскликнул я.
Я понятия не имел, как привести Снаута в себя: перед его остановившимся взглядом стояло что-то бессмысленное и ужасное,
— Именно потому это так страшно,тихо сказал Снаут.Помни! Будь осторожен!
— Что случилось с Гибаряном? Снаут не ответил.
— Что делает Сарториус?
— Приходи через час.
Я повернулся и вышел. Открывая дверь, я посмотрел на него еще раз. Он сидел съежившись, закрыв лицо руками, маленький, с пятнами от реактивов на брюках. Я только сейчас заметил, что у него на пальцах запеклась кровь.
Назад: Солярис
Дальше: Соляристы