День девяносто восьмой
Шай стояла на коленях среди разбросанных по полу набросков печатей и страниц, исписанных убористым почерком. Наступило утро, солнечный свет лился через окно позади нее, окрасив комнату в красный, синий и фиолетовый.
Единственная печать души, вырезанная из полированного камня, расположилась на металлической пластинке перед ней. Камень души, как порода, особо не отличался от мыльного или другого мелкозернистого камня, но имел красные вкрапления, словно внутри застыли капельки крови.
Шай поморгала уставшими глазами. Она и правда собирается бежать? За прошедшие три дня она спала… сколько? Часа четыре?
Побег может подождать. Необходимо отдохнуть, хотя бы сегодня.
«Отдохнуть, — устало подумала она, — и уже не проснуться».
Шай застыв стояла на коленях. Ей казалось, что эта печать, наверное, самое прекрасное из всего, что она когда-либо видела.
Ее предки поклонялись камням, падавшим с неба. Души низвергнутых богов, как они их называли. Мастера ремесленники, обрабатывая, придавали им форму. Однажды Шай решила для себя, что это глупо. Зачем поклоняться тому, что сам же и создал?
И сейчас, стоя на коленях перед своим творением, переполненная чувствами, вложив саму себя в этот штамп, она поняла почему. Суметь за три месяца выполнить то, что обычно занимает годы, и завершить печать в последнюю ночь неистовой, отчаянной работы… В течение этой ночи она внесла изменения в свои записи, в саму душу. Кардинальные изменения. Шай не до конца понимала, были они вызваны каким-то фантастическим видением финального результата… или эти изменения всего-навсего ошибочные идеи — плод усталости и заблуждения. Станет понятно только тогда, когда печатью наконец воспользуются.
— Это… оно готово? — спросил один из охранников. Двое из них переместились в дальнюю часть комнаты, чтобы быть поближе к теплу и освободить ей больше места. Шай уже и не помнила, как двигала по всей комнате мебель. Какое-то время она копошилась, доставая стопки бумаг из-под кровати, а затем снова лезла под нее за новой порцией записей.
Была ли печать закончена?
Шай кивнула.
— А для чего это? — спросил стражник.
«О, Ночи!» — подумала она. Все верно. Они ведь даже не догадываются. Рядовые стражники покидали комнату каждый раз, на время ее разговоров с Гаотоной.
Бедные Бойцы… их отправят на какой-нибудь отдаленный форпост империи, где до конца жизни они будут охранять тоннели, ведущие вниз к далекому полуострову Теоиш или что-то в этом духе. Их забросят в такие места, где про них все забудут, где они никому не смогут разболтать, пускай даже случайно, о событиях во дворце.
— Можешь спросить у Гаотоны, если интересно, — мягко ответила Шай. — Мне запрещено рассказывать.
Воссоздатель благоговейно взяла печать и положила ее вместе с пластиной внутрь приготовленной шкатулки. Штамп помещался на маленькую подушечку из красного бархата, а пластинка, выполненная в виде большого тонкого медальона — в специальное углубление под крышкой. Она закрыла ларец и поставила перед собой коробку побольше. Внутри лежали пять печатей, вырезанные и подготовленные для предстоящего побега. Если у нее все получится. Две из них Шай уже использовала.
Если бы только можно было поспать хоть немного. Пусть даже пару часов…
Нет. Я все равно не могу лечь в кровать. Но можно уютно устроиться на полу…
Дверь начала открываться. Шай почувствовала внезапно подступающий страх. Клеймящий? Он должен лежать, упившись до беспамятства после стычки с Бойцами!
На мгновение она почувствовала странное чувство облегчения. Если Клеймящий придет, у нее не будет шанса сбежать сегодня. Она сможет поспать. Неужели Харли и Юил не устроили ему взбучку? Шай была уверена, что сумела изучить их правильно… но, несмотря на свою усталость, она поняла, что сделала поспешные выводы. Дверь открылась, и в комнату вошел человек, но не Клеймящий.
Это был капитан Зу.
— Вон, — рявкнул он на охранников.
Те подскочили.
— И вообще, — добавил Зу, — на сегодня вы свободны. Я останусь здесь до конца смены.
Оба отсалютовали ему и ушли. Шай почувствовала себя раненым лосем, отбившимся от стада. Дверь со щелчком закрылась, и Зу медленно, неспешно повернулся, чтобы взглянуть на нее.
— Печать еще не готова, — соврала Шай. — Можете…
— Это и не нужно, — оборвал Зу, широко улыбаясь. — Насколько я помню, грязная воровка, я обещал тебе кое-что три месяца назад. За тобой числится… неоплаченный должок.
В комнате царил полумрак, лампа уже догорала, а утро только-только начало вступать в свои права. Шай отшатнулась от него, быстро пересматривая планы. Дела принимали совсем иной оборот. Она не могла противостоять Зу.
Ее губы продолжали двигаться, не только для отвлечения внимания, но и чтобы разыграть придуманную на лету роль.
— Когда Фрава узнает, что ты приходил сюда, — залепетала Шай, — то будет в ярости.
Зу обнажил меч.
— О, Ночи! — воскликнула Шай, пятясь к кровати. — Да ты что, Зу! Меня сейчас нельзя убивать, печать еще не готова!
— Твою работу есть кому закончить, — плотоядно ухмыльнулся Зу. — У Фравы имеется другой Воссоздатель. Считаешь себя самой умной? Наверняка придумала отличный план побега на завтра. Но в этот раз мы тебя опередили. Не ожидала такого, правда, лгунья? Я буду рад убить тебя. Очень рад.
Он сделал выпад мечом, лезвие коснулось блузы, рассекая ее бок. Шай отскочила, призывая на помощь. Она все еще играла роль, но сейчас актерское мастерство было и не нужно. Сердце учащенно билось, паника возрастала с каждой секундой, Шай забежала за кровать, используя ее как препятствие между нападающим и собой.
Зу ухмыльнулся и прыгнул в ее сторону, приземлившись на постель.
Кровать тут же оглушительно затрещала. Ночью, когда Шай постоянно залезала под свою койку за бумагами, нанесла на нее печать. Воссоздание делало дерево трухлявым и изъеденным насекомыми… Помимо этого, снизу был разрезан матрас.
Зу едва успел крикнуть, как кровать полностью развалилась и исчезла в дыре, образовавшейся под ней. Разрушение, вызванное потопом, запах плесени, который Шай почувствовала, когда впервые зашла в эту комнату, дало ей необходимую подсказку. Согласно свидетельствам деревянные балки сгнили, и потолок мог обвалиться, если бы протечку не заделали достаточно быстро. Небольшое воссоздание очень правдоподобно сделало так, что пол не выдержал.
Зу провалился в пустую кладовку на нижнем этаже. Тяжело дыша, Шай заглянула в дыру. Он лежал среди обломков кровати. Матрас и подушки смягчили падение. Капитан наверняка останется жив — ловушка предназначалась для обычных охранников, которые ей нравились.
«Не совсем так, как я планировала, — подумала она, — но сработало».
Шай бросилась к столу и принялась собирать вещи. Коробка с печатями, душа императора, лишние камни души и чернила. А также две книги, в мельчайших подробностях описывающие создание печатей — официальная и настоящая.
Первую она бросила в камин, когда проходила мимо. Потом Шай остановилась перед дверью, считая удары сердца.
Она мучилась, глядя на пульсирующую метку Клеймящего. Наконец, после нескольких томительных минут, печать на двери вспыхнула в последний раз и совсем исчезла. Клеймящий не вернулся вовремя, чтобы ее обновить.
Свобода.
Шай выскочила в коридор, покидая свой дом, в котором она провела последние три месяца, комнату, теперь отделанную золотом и серебром. Коридор снаружи был так близко, но Шай казалось, что он в другой стране. Одну из трех подготовленных печатей она приложила к своей застегнутой блузке, изменяя ее, дабы походить на дворцовую прислугу, с соответствующими знаками различия, вышитыми на левой стороне груди.
У нее было мало времени. Скоро может появиться Клеймящий, Зу очнется после падения или прибудет следующая смена охранников. Шай хотелось пробежать по коридору и ворваться в конюшни. Но бежать опасно, такое поведение подразумевает одно из двух: либо вину, либо ответственное поручение. И то и другое привлечет внимание. Вместо этого она двинулась быстрым шагом и приняла вид человека, который знает, что делает, и которого нельзя отвлекать.
Вскоре Шай очутилась в более обустроенной части огромного дворца. Никто не остановил ее. На одном из перекрестков, устланных коврами, она остановилась.
Справа, вниз по коридору, располагался вход в покои императора. Казалось, что печать готова была выпрыгнуть из рук. Почему она просто не оставила ее в комнате? Арбитры охотились бы за Шай с меньшим усердием, будь у них штамп.
Можно бросить его прямо здесь, в коридоре, увешанном портретами древних правителей и заставленном воссозданными старинными урнами.
Нет. Шай забрала печать не просто так. Она подготовила инструменты для проникновения в покои императора. Все это время она знала, что будет делать.
Уйти сейчас, значит никогда не узнать, сработал ли штамп. Это как построить дом, но не побывать внутри. Выковать меч, но ни разу им не взмахнуть. Создать произведение искусства и убрать подальше, чтобы никто не увидел.
Шай двинулась по коридору.
Как только никого не оказалось в поле зрения, она перевернула одну из этих ужасных урн и сломала клеймо на дне. Та снова приняла вид невзрачной глиняной версии самой себя.
У нее ушло много времени, чтобы узнать, где и кем были созданы эти урны. Четвертая из заготовленных печатей превратила сосуд в копию золотого ночного горшка. Шай прошагала с ним под мышкой по коридору к покоям императора и кивнула стражникам.
— Я не узнаю тебя, — промолвил один из охранников. Она его тоже не знала, с этим шрамом на лице и твердым взглядом. Как и ожидалось, стражей, назначенных для ее собственной охраны, держали отдельно от остальных, чтобы они не могли трепаться о своих обязанностях.
— О-о-о, — смущенно произнесла Шай, — мне очень жаль, благороднейший. Я назначена только с сегодняшнего утра.
Она покраснела, доставая из кармана небольшой лист плотной бумаги, помеченный печатью и подписью Гаотоны, отлично подделанные без использования воссоздания. Очень удобно, ведь он сам позволил ей помочь с охраной императора, обратившись за советом по улучшению.
Шай прошла внутрь без каких-либо дополнительных вопросов. Первые три комнаты императорских покоев были пусты, а за ними запертая дверь. Ей пришлось прибегнуть к воссозданию и поставить на дверь штамп, сделав ее трухлявой. Она воспользовалась той же печатью, которую применила к своей кровати. Клеймо долго не продержится, но этого и не надо: достаточно пары секунд, чтобы просто пнуть дверь ногой.
Внутри располагалась императорская спальня. То самое место, куда ее привели в день заключения сделки. В комнате не было никого, кроме лежащего на кровати императора. Он бодрствовал, но его взор оставался пустым.
В апартаментах все было по-прежнему. Тихо. И чересчур пахло чистотой. Слишком пусто, безжизненно, как нетронутый лист бумаги.
Шай подошла к краю кровати. Аршаван не смотрел на нее. Его глаза не двигались. Она положила руку ему на плечо. Красивое лицо, хотя он старше ее лет на пятнадцать. По меркам Великих — это не так много, они жили дольше остальных.
Волевое лицо, несмотря на долгое пребывание в постели. Золотые волосы, выступающий подбородок, нос с горбинкой. Великие не были похожи на других, особенно на народ Шай.
— Я знаю твою душу, — тихо промолвила Шай. — Даже лучше, чем ты сам.
Тревогу пока не подняли. Шай ожидала этого в любой момент, но все равно опустилась на колени возле кровати.
— Жаль, что я не знала тебя. Не твою душу, а тебя. Я читала о тебе; я видела твое сердце. Я создала твою душу заново, так хорошо, как только могла. Но это не то же самое, как быть знакомым с кем-то лично, правда?
Не крик ли донесся снаружи, из дальней части дворца?
— Я не прошу многого, — мягко продолжила Шай. — Просто живи. Просто будь. Я сделала, что могла. Пусть этого будет достаточно.
Глубоко вздохнув, она открыла шкатулку, достала знак сущности, нанесла чернила и закатала рукав его рубашки, обнажая плечо.
Шай немного помедлила и опустила печать. Та коснулась плоти и, как всегда, замерла на мгновение. Кожа и мышцы некоторое время сопротивлялись, но потом штамп погрузился еще на дюйм.
Шай повернула печать, окончательно ее закрепила и вытащила. Ярко-красная метка слабо вспыхнула.
Ашраван моргнул.
Шай поднялась и сделала шаг назад, когда он сел и огляделся. Про себя она считала секунды.
— Мои покои, — пробормотал Ашраван. — Что произошло? На нас напали. Я… я был ранен. О, Мать света. Куршина. Она мертва.
Его лицо затмила маска скорби, но через секунду Ашраван взял себя в руки. Он император. Он был темпераментным, но, за исключением приступов ярости, был в состоянии хорошо скрывать свои чувства. Он повернулся к ней, и его живые глаза, которые вновь видели, обратились на нее.
— Кто ты?
Этот вопрос скрутил узел у нее внутри, несмотря на то, что она его ожидала.
— Я своего рода хирург, — ответила Шай. — Вы были тяжело ранены. Я вас исцелила. Однако при этом воспользовалась тем… Что, в вашей культуре, считается немного противным.
— Ты запечатыватель. Ты… Воссоздатель?
— В некотором смысле, — ответила Шай. Он поверит в это, потому что хочет верить. — Это был сложный случай запечатывания. Каждое утро вам придется ставить печать и всегда держать при себе металлическую пластинку, в форме диска… они в шкатулке. Без всего этого, Ашраван, вы умрете.
— Отдай ее мне, — сказал он, протягивая руку к печати.
Она колебалась, хотя сама не знала почему.
— Отдай ее мне, — повторил он более властно.
Шай вложила печать ему в руку.
— Никому не говорите, что здесь произошло, — обратилась она к императору. — Ни страже, ни прислуге. Только ваши арбитры знают, что я сделала.
Крики снаружи становились все громче. Аршаван посмотрел в их сторону.
— Если никому нельзя знать об этом, то тебе лучше уходить. Убегай и никогда не возвращайся, — он перевел взгляд на печать. — Мне следовало бы убить тебя за то, что ты знаешь мой секрет.
Вот и эгоизм, который он приобрел за время своего пребывания во дворце. Да, с этим она угадала.
— Но вы так не поступите, — сказала Шай.
— Нет.
А это уже милосердие, погребенное где-то в глубине его души.
— Уходи, пока я не передумал.
Шай сделала шаг к двери, доставая свои карманные часы — прошла, как минимум, минута. Печать схватилась, хотя бы на некоторое время. Она обернулась и посмотрела на императора.
— Чего ты ждешь? — спросил он.
— Я просто хотела взглянуть, в последний раз, — ответила она.
Аршаван нахмурился. Шум был все ближе.
— Уходи, — сказал он, — пожалуйста.
Император словно знал, почему поднялся такой гвалт или, по крайней мере, догадывался.
— На этот раз постарайся быть лучше, — промолвила Шай. — Пожалуйста.
С этими словами она убежала.
Какое-то время она боролась с соблазном вложить в Ашравана стремление защитить ее. Но для этого не было никаких оснований, по крайней мере, с его точки зрения, а раз так, то и все воссоздание могло оказаться под угрозой. Кроме того, Шай не верила, что император в состоянии хоть сколько-нибудь помочь. До окончания траура ему не дозволено покидать свою комнату или говорить с кем-то еще помимо доверенных арбитров. В течение этого времени именно арбитры управляли империей.
На самом деле, они и так ею управляли. Нет, поспешная переработка души Аршавана, чтобы он хотел защитить ее, не сработала бы. Возле последней двери Шай подхватила свой поддельный горшок, подняла его и выбежала из двери. А затем громко ахнула, реагируя на доносящиеся крики:
— Это все из-за меня? — воскликнула Шай. — О, Ночи! Я же не хотела! Я знаю, что не должна его видеть, что к нему нельзя входить, я просто ошиблась дверью!
Охранники пристально посмотрели на нее. Один из них расслабленно проговорил:
— Ты здесь ни при чем. Иди к себе и не высовывайся.
Шай кротко поклонилась и поспешила прочь. Большинство стражников ее не знают, так что…
Она почувствовала резкую боль в боку и ахнула. Такую же, что приходилось испытывать каждое утро, когда Клеймящий опечатывал дверь.
Шай в панике ощупала свой бок. Разрез на блузке — там, где Зу полоснул ее мечом — прошел насквозь через темную нижнюю сорочку. Она осмотрела свои пальцы, на которых были капли крови. Просто царапина, ничего опасного. В суматохе она даже не заметила, что ранена.
Но на мече Зу… осталась кровь. Свежая кровь. Клеймящий быстро оценил обстановку и начал охоту. Боль указывает на то, что он выследил Шай и повел своих зверушек по следу.
Она отшвырнула горшок в сторону и бросилась бежать. Оставаться незаметной больше не было смысла. Если скелеты Клеймящего догонят ее, она умрет. Нужно найти лошадь, а затем скакать, отрываясь от его собачек ровно сутки, пока ее кровь не потеряет свежесть.
Шай неслась по коридорам. Слуги стали показывать на нее, другие кричали. Она едва не сбила с ног посла-южанина в красных жреческих доспехах.
Шай выругалась, оббегая его. Выходы из дворца уже наверняка заблокированы. Она знала это, так как изучала режим охраны. Выбраться будет почти невозможно.
«Всякий раз имей запасной план», — любил повторять дядя Вон. Он у нее был всегда.
Шай остановилась в коридоре, когда с запозданием поняла, что бежать к выходам бессмысленно. Ею начинала овладевать паника, Клеймящий уже шел по следу, но нужно взять себя в руки и сосредоточиться.
Запасной план. Он был безрассудным, но это все, что у нее оставалось. Шай снова побежала, повернула за угол, запутывая погоню, и вернулась к исходной точке своего забега.
«Ночи! Надеюсь, я в нем не ошиблась, — думала она. — Если он еще больший обманщик, чем я, то мне конец. О, Неведомый, сделай на этот раз так, чтобы я оказалась права».
Сердце колотилось, но усталость не чувствовалась. Она остановилась в коридоре, ведущем к покоям императора.
Шай ждала. Охранники, хмурясь, смотрели на нее, но остались на своих местах в конце коридора, как их и учили. Они окликнули ее. Трудно было оставаться на месте. Клеймящий со своими ужасными тварями был все ближе и ближе…
— Почему ты здесь? — раздался голос позади.
Шай повернулась, когда Гаотона вошел в коридор. Пока другие охотились за ней, он прежде всего пошел к императору, чтобы убедиться в его безопасности.
Осторожно шагнув в его сторону, она подумала, что, наверное, это ее самый худший запасной план.
— Она сработала, — тихо произнесла Шай.
— Ты использовала печать? — Гаотона схватил ее за руку, бросив взгляд на стражников, и отвел подальше от чужих ушей. — Из всех необдуманных, безумных, дурацких…
— Она работает, Гаотона, — повторила Шай.
— Зачем ты пошла к нему? Почему не сбежала, когда могла?
— Я должна была проверить. Должна была.
Он посмотрел ей в глаза. Как всегда, заглянув прямо в душу. «О, Ночи, из него вышел бы замечательный Воссоздатель».
— Клеймящий взял твой след, — сказал Гаотона. — Он призвал… этих, чтобы поймать тебя.
— Знаю.
Гаотона сомневался всего мгновение и вынул деревянную шкатулку, спрятанную в одном из его глубоких карманов. Сердце Шай дрогнуло.
Он протянул ей коробочку, но когда она взяла ее в руки, не отпустил.
— Ты знала, что я приду сюда, — произнес Гаотона. — Знала, что я возьму с собой шкатулку и отдам ее тебе. Меня обвели вокруг пальца, как последнего дурака.
Шай промолчала.
— Как ты это сделала? — спросил он. — Я внимательно наблюдал за тобой. Я был уверен, что мной не манипулируют. И все же прибежал сюда, зная, кто меня здесь поджидает. И что тебе понадобится вот это. До настоящего момента я не осознавал, что все это спланировано.
— Я действительно манипулировала тобой, Гаотона, — призналась она. — Но мне пришлось делать это самым сложным способом.
— Каким?
— Быть искренней, — ответила она.
— Нельзя управлять людьми с помощью искренности.
— Неужели? — спросила Шай. — Разве не так ты сделал карьеру? Был честным, показывал людям, чего от тебя ожидать, рассчитывая на такую же честность взамен?
— Это не то же самое.
— Действительно. Но это лучшее, что я могла сделать. Все сказанное мною — правда. Об уничтожении картины, о секретах моей жизни и мечтах. Искренность была единственным способом заручиться твоей поддержкой.
— Я тебя не поддерживаю. — Он помолчал. — Но и смерти твоей я тоже не хочу, девочка. Тем более от тех зверушек. Возьми это. О, Дни! Бери их и беги, пока я не передумал!
— Спасибо, — прошептала она, прижав шкатулку к груди и порывшись в кармане юбки, вытащила небольшую толстую книжку.
— Храни в надежном месте. Никому не показывай.
Он нерешительно взял ее.
— Что это?
— Правда, — ответила она, затем потянулась и поцеловала его в щеку. — Если я выберусь отсюда, то изменю свой знак сущности. Тот, что никогда не собиралась использовать… Я добавлю в свои воспоминания доброго дедушку, который спас мне жизнь. Мудрого и заботливого человека, которого я очень уважала.
— Беги, глупая девчонка, — вымолвил Гаотона. У него на глазах наворачивались слезы. Если бы Шай не находилась на грани паники, она бы этим очень гордилась. И стыдилась бы своей гордости. Такой уж она была.
— Ашраван жив, — сказала Шай. — Когда будешь думать обо мне, помни об этом. У меня получилось. О, Ночи, у меня получилось!
Она умчалась прочь по коридору, оставляя его позади.
Гаотона слушал удаляющиеся шаги девушки, но не обернулся ей вслед. Он смотрел на двери в покои императора. Двое сбитых с толку охранников и вход… куда?
В будущее Империи Роз.
«Нами будет руководить кто-то не совсем живой, — думал Гаотона. — Порождение наших грязных трудов».
Он сделал глубокий вдох и прошел мимо охранников, распахнув дверь, дабы посмотреть на то, что сотворил.
Просто… пожалуйста, пусть это не будет монстр.
Шай шагала по коридору дворца, держа коробочку с печатями. Она сорвала свою блузку на пуговицах, запихнув ее в карман, оставшись в обтягивающей черной хлопковой сорочке, юбке и лосинах. Одежда не так уж и отличалось от того, в чем она обычно тренировалась.
Слуги расступались перед Шай, которая всем своим видом показывала, что лучше убраться с ее пути. Вдруг она почувствовала себя увереннее, чем за все эти годы. Наконец-то она обрела свою душу. Всю.
Шай на ходу достала один из знаков сущности, обмакнула в чернила, а коробку спрятала обратно в карман юбки. Поставила печать на бицепс и провернула, переписывая свою историю, воспоминания, жизненный опыт…
Долю секунды она помнила обе версии прошлого. Два года, проведенные взаперти, планируя и создавая этот знак сущности. Всю свою жизнь в качестве Воссоздателя. Так же, как и последние пятнадцать лет среди народа Теуллу. Они приняли ее и обучили своим боевым искусствам.
Одновременно две жизни, две истории развития.
Жизнь Воссоздателя отошла на второй план, теперь она — Шайзан, как нарекли ее Теуллу. Тело стало стройнее, сильнее. Тело воина. Она сняла очки — теперь в них нет нужды, раз ее глаза были давно исцелены.
Попасть к Теуллу оказалось невероятно сложно, они не любили иноземцев. За годы этих тренировок десятки раз ее едва не убили, но она преуспела.
Потерять все знания о том, как создавать печати, даже свои наклонности ученого, но быть по-прежнему собой и помнить недавнее прошлое… арест, время в клетке… Логически она понимала, что сделала, поставив печать, и знала, что ее жизнь с народом Теуллу просто фальшивка.
Однако это не чувствовалось. Пока штамп действует, она будет другой версией самой себя, которая вполне могла бы существовать в случае реального вступления в общество суровых воинов и проживания среди них более десяти лет.
Шайзан сбросила туфли. Ее волосы укоротились; от носа вниз по правой щеке тянулся шрам. Наконец, двигаясь, как воин — рыская и подкрадываясь, она добралась до места, где жили дворцовые слуги, как раз перед конюшнями и Императорской Галереей слева.
Перед ней распахнулась дверь, которую открыл Зу, высокий, с широкими губами. На лбу зияла глубокая рана, через повязку сочилась кровь, вся одежда разорвана от падения.
В его глазах бушевала буря. Увидев ее, он усмехнулся.
— Вот и все. Клеймящий вывел нас прямо на тебя. Я собираюсь насладиться…
Капитан осекся, когда Шайзан молниеносным движением нанесла мощный удар ладонью по запястью, ломая его и вышибая меч. Затем, дернув руку вверх, она треснула по горлу и коротким ударом кулака в грудь сломала шесть ребер.
Зу пошатнулся, хватая ртом воздух, широко раскрыв глаза в абсолютном шоке. Меч с лязгом упал на землю. Шайзан подошла к нему, взяла нож с его же пояса и перерезала застежку на плаще капитана. Зу рухнул, плащ остался в ее руке.
Шай, возможно, и сказала бы ему что-то. Но у Шайзан не было желания тратить время на остроты и насмешки. Воин всегда движется вперед, подобно реке. На ходу, не замедляясь ни на секунду, она завернулась в его плащ и вошла в следующий коридор. Зу задыхался… Жить будет, но меч не сможет держать в руках несколько месяцев.
Они возникли на другой стороне коридора: существа с белыми конечностями, слишком худые, чтобы быть живыми. Шайзан встала в широкую боевую стойку, тело слегка повернуто, взгляд направлен на них, колени чуть согнуты. Не важно, сколько у Клеймящего чудовищ-скелетов. И даже не важно, победит она или проиграет.
Главное, это вызов и проверка собственных сил. Остальное не имеет значения.
Их было пятеро, с мужскими, вооруженными мечами, фигурами. Они направились к ней по коридору, гремя костями, безглазые черепа пусто смотрели в ее сторону, рты, будто в улыбке, сверкали редкими зубами. Некоторые кости, видимо, потерянные в сражениях, заменяли какие-то деревяшки. У каждого на лбу светящаяся печать: мертвецы, оживленные кровью.
Даже Шайзан никогда раньше не боролась с такими монстрами. Ножом их бить бессмысленно. Но вот эти деревяшки… некоторые подменяли кое-какие ребра или кости, которые не нужны были непосредственно в битве. Интересно, если все их переломать, сможет ли скелет функционировать?
Похоже, это ее шанс. Больше не раздумывая ни секунды, Шайзан превратилась в дитя инстинктов. Как только твари приблизились, она взяла плащ Зу и кинула его на голову первому монстру. Тот заметался, пытаясь сбросить, а она уже нападала на второго.
Шайзан отразила удар кинжалом Зу, затем практически прислонясь к нему, ощущая запах костей, протянула руку под самые ребра, схватила позвоночник и резко дернула, вырывая сразу несколько позвонков. Грудная кость порезала ее предплечье. Казалось, что их кости специально заострены.
Он рухнул, гремя составными частями. Она оказалась права. Если переломать им основные кости, твари больше не смогут «жить». Шайзан отбросила позвонки в сторону.
Осталось четверо. Из всех ее скудных познаний о скелетах основным было то, что они не утомлялись и были неумолимы. Действовать нужно быстро, иначе твари победят.
Трое напали сзади. Шайзан увернулась, перемещаясь за первого, который, наконец, скинул плащ, и впилась пальцами в его глазницы, однако создание успело ранить ее мечом в руку. Она резко рванула череп, срывая его с позвоночника, кровь из ее руки брызнула на стену. Тело скелета опало грудой костей наземь.
Продолжай двигаться. Не задерживайся. Промедлишь — умрешь.
Она развернулась к оставшимся трем, блокируя удары то черепом поверженного скелета, то кинжалом, обошла одного из них со стороны, но тот успел задеть мечом ее бок.
Шайзан не чувствовала боли. Ее учили не обращать внимания на подобное в бою. Что очень хорошо, иначе ощущения, исходящие от этой раны, были бы мучительны.
Она обрушила череп на голову другого скелета, обе черепушки разлетелись на мелкие кусочки. Он упал, а Шайзан крутанулась между оставшимися двумя. Оба били наотмашь, их мечи лязгали друг о друга, не задевая Шай… Она оттолкнула ударом ноги одного, отчего тот попятился, и всем корпусом налетела на второго, вминая его в стену и раздавливая кости. Потом схватила за остов и вырвала позвонки.
Скелет упал с грохотом. Шайзан слега зашаталась, пытаясь удержать равновесие. Слишком много крови потеряно. Она замедлилась. И когда успел пропасть кинжал? Должно быть, выскользнул при ударе того чудовища о стену.
Соберись. Остался один.
Он атаковал ее, держа в каждой руке по мечу. Шайзан стремительно поднырнула под него, сближаясь с ним, не давая нанести полноценный удар, и резко схватила за предплечья. Выдернуть их не получалось, не тот угол. Она зарычала, не подпуская к себе мечи. Почти. Наступала слабость.
Существо надавило сильнее, вынудив Шайзан закричать. Кровь хлестала из руки и раненого бока.
Она нанесла удар головой.
В реальной жизни это оказалось не столь эффективным, как в книжках. Зрение помутнело, Шай задыхаясь упала на колени. Скелет рухнул перед ней, пробитый череп покатился куда-то в сторону, не выдержав такой атаки. Кровь текла по ее лицу. Она разбила себе лоб и наверняка повредила собственный череп.
Шайзан упала на бок, пытаясь не потерять сознание. Медленно, тьма отступила.
Она лежала среди костей в пустом каменном коридоре. Все было окрашено ее кровью.
Шайзан победила. Еще одно испытание пройдено. Она громко выкрикнула боевой клич своей приемной семьи, разрезала кинжалом блузку и замотала раны. Крови потеряно слишком много. Несмотря на всю свою выучку, еще одного такого сражения она не переживет. Сил на это просто не осталось.
Ей удалось подняться и отыскать плащ Зу. Все еще обездвиженный болью, капитан наблюдал за ней потрясенным взглядом. Шай взяла все пять черепов и привязала их к плащу.
После этого она продолжила движение вдоль коридора, показывая свою силу, а не усталость, головокружение и боль, которые чувствовала на самом деле.
Он должен быть где-то здесь…
В дальнем конце коридора стоял просторный шкаф. Шай резко открыла дверцу и обнаружила Клеймящего лежащим на полу. Остекленевший взгляд источал ужас, все его прихвостни были стремительно уничтожены, один за другим.
Шайзан схватила его за ворот рубашки и мощным рывком вздернула на ноги. От перенапряжения она снова едва не потеряла сознание. Надо быть аккуратнее.
Клеймящий Кровью заскулил.
— Возвращайся лучше в свои болота, — угрожающе произнесла Шайзан. — Пойми, девушке, которая ждет тебя на родине не безразлично, что здесь, в столице, ты зарабатываешь много денег и делаешь все это для нее. Но ты нужен ей там, дома. Перечитай письма и посмотри, что она пишет.
Шайзан сказала ему это от лица Шай, которая чувствовала бы себя потом виноватой.
Он смотрел на нее в недоумении.
— Да как ты… Арргх!
Клеймящий не успел договорить, поскольку Шайзан вонзила кинжал ему в ногу. Он рухнул, как только она выпустила его рубашку из рук.
— А это, — мягко сказала Шайзан, наклоняясь, — для того, чтобы получить твою кровь. И даже не думай возобновлять охоту. Видел, что я сделала со скелетами? С тобой я поступлю гораздо хуже. Я забрала черепа, чтобы у тебя не было соблазна вновь пустить их по моему следу. А теперь соберись. И возвращайся. Домой.
Он слабо кивнул. Шайзан так и оставила его на полу, истекающего кровью и трусливо прижимающего руки к порезу на ноге. Вызванные скелеты разогнали всю челядь вместе со стражниками. Шайзан медленно проковыляла к конюшням, остановилась и задумалась. Это ведь совсем не так далеко…
«С такими ранами не стоит никуда соваться. Не будь дурой. Но все-таки, лучше быть дурой,» — решила она.
Некоторое время спустя Шайзан вошла в конюшню и обнаружила только пару испуганных конюхов. Она выбрала самого видного скакуна… И так, облаченная в плащ Зу, на его же коне, Шайзан галопом вылетела из ворот, и ни одна живая душа не смела остановить ее.
— Неужели все, что она говорила, было правдой? — спросил Ашраван, рассматривая себя в зеркале.
Гаотона взглянул на него. «Действительно, правда ли?» — подумал он про себя. Трудно понять, когда Шай говорила правду, а когда нет…
Ашраван упрямо настаивал на том, что хочет одеться сам, хотя, конечно, было видно, что он очень ослаб после длительного пребывания в постели. Гаотона сидел рядом на табурете, пытаясь разобраться в захлестнувших его чувствах.
— Гаотона? — Ашраван повернулся к нему. — Меня ранили, как она и сказала, так? Но вы предпочли обратиться к Воссоздателю, а не к нашим подготовленным мастерам Запечатывателям.
— Да, Ваше Величество.
«Мимика, жестикуляция… — думал Гаотона. — И как ей удалось подобрать все так правильно? Он ведь действительно хмурился, прежде чем что-нибудь спросить. А если ему не отвечали, также слегка откидывал голову. Весь его вид, манеры, поза, движения пальцев, когда он говорит что-то особенно, по его мнению, важное…»
— МайПонский Воссоздатель, значит, — сказал император, накидывая золотистый плащ. — Почему-то мне кажется, что это было излишне.
— К сожалению, наши мастера не способны вылечить такие травмы…
— Я думал, они у нас умеют лечить все.
— Мы тоже.
Император бросил взгляд на красную печать на руке. Его лицо напряглось.
— Это оковы, Гаотона. Бремя.
— Вы вытерпите это.
Ашраван повернулся к нему.
— Даже несмотря на то, что ваш суверен, можно сказать, был уже мертв, вы так и не научились проявлять чуть больше уважения к моей персоне, Гаотона.
— Я устал за последнее время, Ваше Величество.
— Вы осуждаете меня, — сказал Ашраван, поворачиваясь к зеркалу. — Постоянно. О, пресветлые дни! Когда-нибудь я избавлю себя от вашего присутствия. Ведь все к этому и идет, вы понимаете? Прежние заслуги — единственная причина, по которой вы еще вхожи в мой круг.
Это нереально. Все тот же Ашраван. Воссоздание настолько точное, настолько превосходное, что Гаотона никогда бы и не догадался, что же произошло на самом деле, если бы не знал правды. Как же ему хотелось верить, что душа, настоящая душа императора все еще там, внутри него, а печать просто… вернула ее, раскопав из глубин…
К сожалению, это была бы сладкая ложь. Возможно со временем Гаотона даже поверит в нее. Но, увы, он видел его глаза еще до исцеления и знал, что сделала Шай.
— Я пойду к другим арбитрам, Ваше Величество, — сказал Гаотона, вставая. — Они захотят увидеть вас.
— Очень хорошо. Вы свободны.
Арбитр направился к двери.
— Гаотона.
Он обернулся.
— Я пролежал три месяца, — император разглядывал себя в зеркале, — ко мне никого не допускали. Наши целители ничего не могли сделать. А ведь они могут восстановить любую рану. Но в данном случае был поврежден мой разум. Я правильно рассуждаю, Гаотона?
Он не должен был догадаться. Шай обещала, что не впишет такую возможность в печать.
Но Ашраван умен. Так было всегда. И когда Шай восстанавливала эту его черту, она никак не могла запретить ему думать…
— Да, Ваше Величество, — отозвался Гаотона.
Ашраван хмыкнул.
— Вам повезло, что гамбит удался. Вы могли полностью лишить меня способности думать, могли продать мою душу. Даже не знаю: то ли мне наказать вас, то ли отблагодарить за подобный риск.
— Уверяю вас, Ваше Величество, — сказал Гаотона, уходя, — за эти месяцы я себя уже достаточно вознаградил и наказал.
С этими словами он вышел, оставив императора наедине с собой и зеркалом, позволяя ему взвесить все последствия принятого решения.
Хорошо это или плохо, у них снова был император.
Или, по крайней мере, его копия.
