Книга: Принцесса Инос. Том 1
Назад: Часть седьмая Рассвет пустоты
Дальше: Часть девятая Мёртвое вчера

Часть восьмая
Призрачные тени

Рэп остолбенел. Стук копыт по мостовой насторожил его настолько, что заставил прибегнуть к помощи ясновидения. Мгновенно он обернулся, чтобы как следует взглянуть на кавалькаду, движущуюся по улице вдоль гавани. Первый всадник был, очевидно, конюхом или проводником, а четверо позади него – богатыми гостями: жирный лысый человек впереди, еще более толстая, роскошно одетая матрона позади него, а за ней – две располневшие дочери.
Они ехали верхом на гиппогрифах.
Вихрь воспоминаний вернул его на мрачный чердак в Краснегаре, в ледяную зимнюю ночь, когда обманщик Андор вкрадчивым голосом расписывал наивному юному другу прелести огромного мира. Рассказывая о визите Сагорна на Феерию, который Андор выдавал за собственный, он упомянул о езде верхом на гиппогрифе. Из всех замысловатых историй, которые Андор сплетал длинными вечерами, только этой Рэп отказался поверить. Он так любил лошадей, что мысль о подобном чудовище вызывала у него отвращение. Но очевидно, гиппогрифы действительно существовали, и теперь он видел их собственными глазами.
Они оказались великолепны. Передний гиппогриф был черным как ночь, с головой и шеей орла. Его изогнутый клюв напоминал смертоносный ятаган, взгляд золотистых глаз был свирепым. Когтистыми передними ногами он мог бы разорвать человека, а по камням мостовой они ступали бесшумно, в то время как задние копыта громко цокали по булыжнику. Громадные крылья были сложены и обнимали ноги всадников, перья на них сияли, словно полированный гагат. Второе животное было светло-серым, а три остальных – гнедыми различных оттенков.
Очарованный, Рэп прищурился, стараясь разогнать туман перед глазами. Как и лошади, гиппогрифы оказались краенвыми животными, и головы хищных птиц придавали им особую прелесть. Невольно Рэп задействовал ясновидение и пригладил пышный плюмаж переднего животного. Гиппогриф ничего не заметил, а Рэп почувствовал прикосновение к жестким, но шелковистым перьям.
Но что-то в происходящем ему не нравилось.
Он закрыл глаза, но ясновидение подсказало, что и крылья, и орлиные клювы по-прежнему на месте. Кавалькада поравнялась с Рэпом, продолжая неспешное движение, словно паря над собственными чернильными тенями. Местные жители, привыкшие созерцать такое чудо, невозмутимо спешили по своим делам, но кое-кто из приезжих уставился на всадников с открытым ртом. Некоторые поспешно открывали альбомы для зарисовок.
Рэп снова открыл глаза, пребывая в смущении. Эти великолепные существа выглядели как гиппогрифы, но на них ездили верхом, как на лошадях – смирных, выезженных лошадях. Он заметил, что все они кобылы. Рэп представлял себе гиппогрифов уродливыми мутантами. Солнце играло на их перьях, животные поражали красотой и фацией. Почему же тогда он, Рэп, ощущал такую тревогу?
Кавалькада проехала мимо прежде, чем его осенило. Рэп не мог в прямом смысле слова проникать в мысли лошадей, но ухитрялся почувствовать их эмоции. Он мог подзывать к себе почти любых коней, или отсылать их прочь, или успокаивать. То же самое он проделывал с собаками и другим домашним скотом – почти с любым существом о четырех ногах. Но ощущения при этом были различными: мулов и ослов он чувствовал иначе, чем лошадей, хотя они нравились ему больше овец. Гиппогрифы не только внешне напоминали лошадей, но и мыслили, как кони.
Они считали себя лошадьми.
И древняя кляча, плетущаяся навстречу, тоже считала их лошадьми. Она равнодушно смотрела на гиппогрифов. Ослы вызвали бы у нее раздражение.
Рэп вновь устремился вперед, но на этот раз не с помощью ясновидения. Он проник в мысли переднего гиппогрифа, словно попытавшись потрепать его по шее или протянуть ему руку. Он словно молча поздоровался с ним.
Гиппогриф наклонил свою крупную птичью голову, глядя на Рэпа.
«Привет, – снова повторил Рэп, – Я здесь».
Когти зацарапали камни, задние копыта застучали – гиппогриф повернулся к Рэпу, чтобы дружески обнюхать его, как сделала бы лошадь. Проводник на его спине выругался, потянул поводья и принялся бить пятками по бокам животного.
А Рэп уже приветствовал остальных гиппогрифов.
Богатые гости были не столь искусными наездниками. Их животные понеслись к Рэпу. Дочери завизжали, и гиппогрифы вздрогнули от резких звуков в точности, как сделали бы кони, выкатывая глаза и прижимая уши… но какие уши?
Они дергали головами, словно визг причинял им боль – хотя что могло повредить этим мощным клювам?
Но Рэп уже понял, что натворил. Трое гнедых бежали к нему, не обращая внимания на лихорадочно дергающих поводья седоков. Всадник верхом на сером гиппогрифе утихомирил его так жестоко, что животное испугалось, выкатило желтые глаза на молочно-белой голове и заплясало на месте, борясь с пинками седока. Но почему гиппогрифы не расправили крылья и не взлетели? На улице начали собираться зеваки.
Что за глупая выходка! Рэп поспешно попрощался с животными, успокаивая их и помогая обессилевшим всадникам. Гиппогрифы сразу притихли и повернули в прежнем направлении. Рэп снова уставился на гавань. У пристани быстро восстановилось спокойствие. Фавн думал, что он наверняка спятил, если решился пользоваться своим даром прямо перед носом у Бельведера.
Значит, гиппогрифы – еще один обман? Несомненно, и все прочие чудовища в местном зоопарке были фальшивыми, представляли мнимую угрозу, чтобы гости не забредали далеко от города. Сколько же это продолжалось? Очевидно, много веков подряд – тысячи лет! Такой порядок был установлен Договором Эмина – вероятно, с целью спасти местный народ, феери, от полного истребления.
Олух! Ведь ответ прямо перед ним! Он забыл о своей власти над животными, а здесь ему постоянно попадались лошади. Все, что ему необходимо, – найти бесхозного коня и подозвать его. А затем – распрячь животное, если оно впряжено в повозку, и ускакать в джунгли, пока не срастется щиколотка. Как просто! Откуда-нибудь он уведет собаку – как увел Флибэга у гоблинов. Собака станет приносить ему еду! Почему это раньше не приходило ему в голову?
– Ты – человек по имени Рэп, – произнесла женщина тоном скорее утверждения, нежели вопроса.
– Да, госпожа.
Рэп только теперь заметил соседку: она сидела на том же месте, которое прежде занимал Гатмор, на дальнем конце скамьи, и, по мнению Рэпа, была более подходящей компанией. Несмотря на простой покрой, ее длинное платье без рукавов было сшито из хорошей ткани, а на ногах незнакомки поблескивали серебряные сандалии. Рэп не сомневался в том, что незнакомка не из бедных. К тому же она оказалась весьма привлекательной. Она пряталась от солнца под зонтом с белой, красной, зеленой и синей отделкой, но в остальном предпочитала обходиться без украшений – ни драгоценных камней, ни цветов, ни вышивок. Только алые губы, черные глаза, смуглая кожа, белое платье и серебряные сандалии.
Прошло уже так много времени с тех пор, как Рэпу в последний раз улыбалась красавица.
Его зрение прояснилось, мир вокруг снова стал четким и ярким. В голове перестало гудеть, а опухоль на щиколотке…
Сохрани его Добро!
– Тебе уже лучше? – Вновь вопрос прозвучал почти как утверждение. Блеснули ровные белые зубки.
– Да, благодарю вас.
Она еле заметно нахмурилась. Кожа на ее утонченном, выразительном лице была свежей и нежной, гораздо лучше, чем у большинства импов. Темные волосы незнакомка уложила тугим узлом. Очевидно, она была волшебницей.
– Знаешь, ты сильно разбил голову. И сломал ногу. Как это ты ухитрился уйти так далеко?
– Не знаю, госпожа.
Она с упреком покачала головой, а затем снова улыбнулась, и ее улыбка напомнила Рэпу мелодичный перезвон колокольчиков.
– Я не прочь выслушать всю историю.
– С какого момента, госпожа?
Она держалась со спокойной, неоскорбительной повелительностью, какую Рэп видел у короля Холиндарна и его сестры, – это свойство подразумевало их естественное и неоспоримое право отдавать приказания, при этом не унижая подданных. При последней встрече с Инос Рэп заметил, что подобная манера появилась и у нее. Должно быть, волшебница делала то, что велел ей долг, в том числе и повелевала, а долг Рэпа требовал повиноваться ей. Они были на равных – оба просто исполняли свой долг.
– Разумеется, с самого начала, – ответила женщина. – Нет, ты воспринял мою просьбу слишком буквально – сначала я попрошу тебя ответить на несколько вопросов. Ты в состоянии ответить на них?
Рэп печально кивнул. Он уже жалел, что в голове у него прояснилось. В каком плачевном состоянии он пребывал! Но физически он чувствовал себя вполне здоровым. Если бы незнакомка попросила, он смог бы и спеть, и сплясать.
– Я хочу узнать про импа, – произнесла женщина. – Мы не нашли его, а воровать он перестал. Он пользуется странными силами – очень мощными, но действующими лишь на краткие минуты, и потому я не всегда замечаю их. С Маленьким Цыпленком я уже знакома. Он сильно пострадал, но теперь с ним все хорошо.
– Пострадал, мэм?
– А ты хотел бы, чтобы его убили?
– Ни в коем случае, мэм! – Рэп изумился собственному возбуждению. – Я рад, я и в самом деле рад! Я боялся, что легионеры убьют его.
Она пожала плечами.
– Я подоспела прежде, чем он истек кровью. Но спасти троих легионеров мне уже не удалось.
Это звучало печально, но было нечто почти забавное в том, что один молодой гоблин убил троих вооруженных до зубов воинов имперской армии и ранил многих других – которых, однако, вылечила волшебница.
– Я рад узнать, что он выжил, мэм. Мне не следовало бы радоваться, ведь он ненавидит меня, но я был бы не прочь снова увидеть его.
– Вы еще увидитесь. А теперь расскажи мне про импа.
– Про Тинала, мэм? Это долгая история. – Рэп поставил локти на колени и нахмурился, глядя на залив и пытаясь припомнить все, что ему было известно о шайке Тинала. Он начал рассказ с визита Сагорна к королю и потому был вынужден упомянуть о Краснегаре, а потом описал встречу с Джалоном, Андором и Дарадом.
Едва открыв рот, он заговорил очень быстро – быстрее, чем прежде, глотая слова, но не смущаясь, вытягивая историю из памяти длинной ровной нитью, нанизывая на нес события в логическом порядке, почти не задумываясь. Он мельком поблагодарил собеседницу за зонтик, под которым сидел, – Рэп понятия не имел, откуда и когда тот взялся. Еще более благодарен он был за бокал холодного лимонада, хотя так и не припомнил, как получил его. Каждые несколько минут он останавливался и отпивал глоток, но бокал оставался почти полным. На краткий миг Рэп задумался, как создается такое волшебство.
Но у него не хватало времени думать о чем-нибудь, кроме своего рассказа. Еще до того, как он успевал сделать глоток, его язык вновь начинал работать в полную силу – так бы тро, что Рэп не знал, разбирает ли его бессвязную речь незнакомка. Она перебила его лишь один раз, когда подробнее расспрашивала о событиях в деревне в Феерии.
Наконец-то! Он сделал огромный глоток и надеялся услышать, что соседка им довольна. Тени над скамьей беспокойно шевелились. У Рэпа болели челюсти.
Но женщина, казалось, была недовольна. Она уставилась на свои ладони, прикусив губу и прикрыв глаза длинными ресницами.
– Ты хороший человек, Рэп. Изумившись, юноша сделал еще глоток. Она заморгала.
– Если это что-нибудь значит, я должна извиниться. Я искупила бы свою вину, если бы могла. Могу только заверить тебя, что никогда не сделала бы этого… если бы не необходимость.
– Что же вы сделали, мэм?
– Ввела тебя в транс, чтобы узнать истину. Я выведу тебя из транса постепенно, чтобы избежать судорог. Рэп усмехнулся.
– Похоже, мне следовало встревожиться? Вы колдунья! Она вздохнула.
– Да, этого я не скрываю. Но ты и сам владеешь волшебными силами, верно?
«Незачем отвечать на этот вопрос, – предостерег внутренний голос Рэпа. – Все отрицай – она не сумеет проверить, лжешь ты или нет».
Но эта женщина залечила его щиколотку и опухоль на голове. И потом, Рэп не любил лгать – особенно красивым дамам.
– Да, госпожа.
У нее расширились глаза.
– Сколько же у тебя слов?
– Всего одно.
– И с одним словом ты способен повелевать животными? А людьми?
– Нет, только животными. А еще у меня есть ясновидение.
– Гений в двух областях? – Женщина явно удивилась, – Но слова нельзя выявить с помощью волшебства. Транс тут не поможет. Зачем же ты признался мне?
– Но ведь я уже выдал себя, верно? Вы услышали меня, или увидели, или заметили еще каким-то способом…
– Да, твою способность повелевать животными, но не ясновидение. Даже самые могущественные колдуны с трудом выявляют такой дар, как ясновидение. Но как только ты засмотрелся на гиппогрифов, мы нашли тебя. – Она лукаво улыбнулась, ожидая ответа.
– Значит, они были ловушкой? Женщина кивнула, забавляясь.
– Вряд ли им прежде случалось ловить гениев, но маги и колдуны не в силах устоять перед этими чудовищами. Даже адепты иногда выдавали себя. Но я никогда не слышала, чтобы кто-нибудь из них признавался в этом. Своей честностью ты мог навлечь на себя беду.
– А теперь я в безопасности?
– Пожалуй… да. Кстати, я – Оотиана, доверенная его императорского величества и проконсул Феерии.
Рэп вскочил и поклонился, но тут же почувствовал себя очень глупо с зонтиком в руке и потому снова сел. Проконсул – очень важная персона, наместник императора. Женщина казалась слишком молодой, чтобы занимать такой пост. Если судить по внешности, она была всего несколькими годами старше Инос.
Подняв голову, женщина печально взглянула на Рэпа черными глазами, при виде которых у него перехватило дыхание.
– Твой рассказ занимателен, мастер Рэп, но беда в том, что он не имеет смысла. Вы с Тиналом последовали за гоблином сквозь волшебное окно, но волшебные окна не обладают такими свойствами. Полагаю, оно могло быть совмещено с волшебной дверью, но совершенно особой дверью. – Едва заметная морщинка появилась над ее ровными бровями.
Ее красота была на редкость безупречна: Рэп не замечал ни единой веснушки, ни единой родинки, которая нарушила бы ее совершенство.
– Да, пожалуй, это возможно. Я узнаю. Но ты наверняка передал мне историю так, как ее знаешь ты, и потому придется предположить, что кто-то намеренно ввел тебя в заблуждение. – Оотиана снова прикусила губу. – Боюсь, мне известен человек, который попытался бы это сделать.
Рэп застыл, как пораженный молнией.
– Но я не лгал вам, мэм! Я рассказал вам все, что знаю про Тинала и его товарищей.
Внезапная улыбка женщины напомнила тихий рассвет после грозовой ночи.
– Значит, я неправильно задала вопрос. Хорошо, тебе известно, как вы попали на Феерию?
– Да, мэм. Нас прислала сюда Блестящая Вода. Румянец отхлынул от лица Оотианы, как краски от цветка, погубленного заморозком. Спустя минуту она попросила.
– Расскажи мне, что ты знаешь про Блестящую Воду?
– Она – волшебница Севера, одна из Хранителей…
Язык Рэпа вновь заработал в ускоренном темпе. Эта история оказалась гораздо короче – многое из нее Рэп уже рассказал. Он закончил и сделал еще один глоток из неисчерпаемого и всегда прохладного бокала.
Второй рассказ тоже не устроил его собеседницу. Она заметно встревожилась. Положив ручку зонтика к себе на колени, она задумчиво вертела его туда-сюда, словно игрушку, а не защиту от солнца, но, по-видимому, даже не замечала этого.
– Вот тут я не справилась, – пробормотала она.
– Что, мэм?
– Я и не подозревала, что одному из троих хватит дерзости – нет, прямо-таки нахальства… Но откуда я могла знать?
Замолчав, она повернулась в сторону улицы. Рэп понял, что приближаются легионеры, маршируют по улице вдоль берега, а толпа расступается, пропуская их. Ему следовало бы встревожиться, однако он оставался спокойным – либо благодаря чарам колдуньи, либо просто потому, что сидел рядом с ней, а она была наместницей императора – по крайней мере, так утверждала.
Воины шагали колонной по два, в полных доспехах и с оружием – от секир и топоров до дротиков, мечей и щитов. Наверное, это был тяжкий груз для человека на такой жаре, и Рэп почти слышал, как каплет с них на мостовую пот. Один или двое легионеров шатались, выпучив глаза на багровых лицах.
Он повернулся к женщине, которая с отвращением созерцала шествие.
– Это наказание?
– Отчасти. Справедливо ли оно? Разумеется, нет. Но двести человек, которые не сумели задержать троих юных бродяг, должны быть наказаны. – С пренебрежительной гримаской Оотиана отвернулась.
Постепенно стук подошв и лязг доспехов затих вдалеке. Рэп сидел озадаченный и встревоженный.
– Вы прибыли незадолго до рассвета, – произнесла Оотиана, улыбаясь так, словно ничто не нарушило их беседу. – Вот почему никто из нас не почувствовал волн. – Она помедлила, а у Рэпа появилось странное чувство, что женщина не просто говорит с ним, а придумывает оправдания. Но чего было бояться колдунье и проконсулу имперской провинции?
Вероятно, Оотиана была милой женщиной – когда ей не приходилось управлять островом или заниматься колдовством. Даже если ее молодость и грация были лишь видимостью, Рэп каким-то образом понимал, что во многом они соответствуют реальности. Еще более реальными были манеры Оотианы. Внешность Раши поражала красотой и вместе с тем вызывала мысли о плотских наслаждениях. Она чуть не свела Рэпа с ума. Одержимый любовью к ней – или, вернее, похотью, – он сделал бы все, что угодно, лишь бы угодить Раше, но даже не задумался бы, нравится ли она ему.
– Впервые мы узнали о вас, когда девочка вскрикнула перед смертью, – продолжала женщина. – Затем была еще пара других вспышек – теперь я понимаю, что они исходили от Тинала, но были слишком краткими, чтобы выйти по ним на след. Должно быть, именно потому твой друг так долго оставался свободным. Его заклятие – великолепная работа. Когда я наконец обнаружила тебя, ты выглядел совершенно безвредным. Я приняла вас за трех контрабандистов, выброшенных на берег после кораблекрушения, однако он был настроен подозрительно – как обычно – и велел следить за вами, сообщать, что вы делаете. А вы просто шли сюда, в Мильфлер.
– Кто это…
Разумеется, гном! Рэп не закончил вопрос, не желая подтверждать свою догадку. О Боги! Оотиана вздохнула.
– Мы не знали, которого из вас благословила феери, но следили за тем, как вы воровали, приближаясь к городу. Наблюдать за вами было весьма забавно.
Рэп затаил дыхание, думая, что дальше услышит о тролле. Но этого он так и не дождался.
– Нам и в голову не приходило, что вы, все трое, обладаете силой! Но потом мы увидели гоблина, а теперь я нашла тебя. Остается лишь имп, а он – или они, его компания, – не сумеет долго прятаться от нас. Ну, на что способен престарелый ученый или привлекательный и явно богатый молодой ловелас?
– Или менестрель, мэм, но вряд ли он здесь появится – остальные ему не доверяют. А может, громадный воин-джотунн, но ему понадобится помощь врача, потому что…
– Рэп, – печально перебила женщина, – остановись! Очнувшись, ты возненавидишь себя. Идем. – Она встала и положила зонт на скамейку.
Рэп удивился, ибо еще никогда в жизни собственные мысли не казались ему такими ясными. Ведь он пытался помочь! Подавив обиду, он встал, тоже положил свой зонт и поставил рядом бокал с лимонадом. Оглянувшись минуту спустя, он увидел, что на скамье ничего нет.
Оотиана была довольно высока ростом для импа, но не выше Рэпа. Он шел справа от нее, держась чуть позади из уважения и все время размышляя, почему так делает – по собственному желанию или по желанию женщины – и какая между ними разница. Кстати, что же означает выражение «передумать»?
Оотиана казалась на удивление свежей, шагая вдоль пристани, где все прочие обливались потом под лучами тропического солнца. Никто не замечал Оотиану, и вместе с тем толпа расступалась перед ней. Рэп решил, что ее окружает некий колдовской ореол. Или что-нибудь вроде этого.
Колонна нагруженных оружием и доспехами легионеров возвращалась обратно, по-прежнему выстроившись в два ряда, но теперь под командованием нового центуриона. Легионеров в колонне явно поубавилось, и походка еще нескольких из них утратила твердость. Прохожие поглядывали на них с презрением и замешательством.
– Что будет с теми, которые упадут? – робко спросил Рэп.
Оотиана шла, не отрывая взгляда от булыжной мостовой.
– Это и есть наказание. Первые двадцать упавших будут казнены.
– Что?! Это варварство! Разве они не простые смертные, которые старались изо всех сил? Боролись против магии?
Каким же тогда было наказание для воров, бродяг и убийц?
– Неужели гномам нравится жестокость, как гоблинам? – Рэп понимал, что ведет себя глупо, но ему было почти нечего терять.
Оотиана покачала головой, не поднимая глаз.
– Нет, такие наказания назначаются нечасто. Важен пример.
Пример? Почему-то эта хладнокровная логика придала жестокости еще больший ужас, но, очевидно, проконсул не одобряла ни то ни другое.
– Простите, – пробормотал Рэп, – это ведь не ваше решение?
Оотиана вскользь взглянула на него.
– Нет. Похоже, вопросы уже не умещаются в твоей голове. Можешь задать их. Я отвечу на все, на какие смогу.
– Премного благодарен вам, госпожа. Я просто хотел узнать – те люди, которых убил гоблин… это была месть? Магическое правосудие?
На лице Оотианы появилось озадаченное выражение.
– Что ты имеешь в виду?
– Может, они были теми, кто истребил жителей деревни? А Маленький Цыпленок стремился отыскать их?
– О нет! Слова действуют иначе. А человек, который совершил это преступление… Он был наказан. – Последнюю реплику она произнесла особым тоном, но тут же перевела разговор: – Ты так и не спросил, что тебя ждет.
– Попробую догадаться сам. Не перемена погоды, верно?
– При чем тут погода?
– Мать Юнонини рассказывала мне о Четверке, о бандах джотуннов, об имперских легионах, драконах… но уверяла, что Запад заправляет погодой. Это правда?
– Да, правда. Но самое главное – Феерия, и ты даже знаешь, в чем дело. Это…
Тут внимание проконсула отвлек грохот, донесшийся спереди. Таверны Мильфлера были шаткими, ненадежными строениями, и теперь одна из стен такой таверны рухнула, а из-за нее выкатился клубок из шести-семи дерущихся импов и джотуннов. Шум нарастал, пока из-под обломков выбирались остальные посетители таверны в поисках места, где можно развернуться, разбрасывая вокруг обломки мебели. Проконсул пожала прелестными плечами и двинулась в обход.
Она шагала в молчании, а Рэп гадал, не обидел ли он ее, но вдруг Оотиана произнесла:
– Это страшное зло, но оно неукротимо. Запад всегда был самым могущественным из четырех сторон, мастер Рэп. В Договоре сказано, что после смерти одного Хранителя трое других выбирают ему преемника, волшебника или волшебницу. Разумеется, самые сильные из кандидатов могут выбрать сами себя, как сделал Зиниксо, но обычно пустое место на троне заполняют благодаря выборам. Исключение – Запад. Когда пустеет красный трон, самый могущественный из троих Хранителей занимает его, оставляя прежний свой трон новичку. Ты понимаешь?
– Да, мэм. Но теперь этого не произошло?
– Нет. Аг-Ан скончалась внезапно, а Зиниксо стал Хранителем. Остальные трое волшебников нередко прибегали к убийствам, но с Западом такое случалось всего шесть-семь раз со времен Эмина. Сила Запада проистекает от его прерогатив, хотя в этом случае Зиниксо был могущественен сам по себе.
Теперь они шли мимо кораблей. Как говорил Тинал, большинство судов в гавани составляли галеры, но были здесь и несколько барж, и крупные торговые суда, и неуклюжие посудины с треугольными парусами, которых никогда не видывали в Краснегаре. Рэп с удовольствием полюбовался бы кораблями, если бы его не заботило приближение собственной смерти.
– Это правда, мэм?
Оотиана шагала, не поворачивая головы.
– Вполне вероятно, Зиниксо – самый могущественный колдун со времен Ис-Ан-Ок или даже Трейна. Аг-Ан тоже была не из слабых, но Зиниксо уничтожил и ее, и двух ее подручных в одиночку. Юг и Восток не желали, чтобы Феерия попадала в руки неизвестного волшебника и потому попытались сразу же избавиться от гнома. Он разбросал их, как комки ваты.
Разговор вновь прервался. Десяток подвыпивших полуголых джотуннов брели, шатаясь, по улице, выстроившись плечом к плечу, и ревели похабную песню, размахивая дубинками. Прохожие в страхе расступались. Рэп ждал, что Оотиана вызовет войска, но она почти не обратила внимания на помеху. Прежде чем джотунны столкнулись с ней, все они вдруг повернули влево. С радостным ревом шеренга ввалилась в ближайшую таверну. Вскоре толпа с ворчанием рассеялась, и улица освободилась. Оотиана даже не замедлила шаг.
– Теперь, разумеется, гном неуязвим, – продолжала колдунья. – Он будет веками удерживать красный трон. Только объединившись, остальные смогут расправиться с ним, и это будет нешуточная битва. Возможно, он победит даже в этом случае.
– Долг Запада – притягивать таинственные силы, – произнес Рэп, – значит, теперь ему известны сотни слов?
– Нет, все происходит иначе: четыре слова – предел. Но любой колдун может подпасть под чары и стать преданным слугой более сильного колдуна. Тогда он становится служителем, помощником. Так поступают все волшебники и волшебницы, но остальные должны охотиться за людьми, которые уже знают слова. Их и поставляет Запад. Вот откуда они берутся.
– На каждого жителя Феерии – по одному слову? Она кивнула.
– Так, значит, и вы… прошу прошения, госпожа. Оотиана подняла прекрасные глаза, и Рэп с удивлением заметил в них влажный блеск.
– Да, и я тоже. Я хочу, чтобы ты знал об этом, даже если еще мало что понимаешь. Я ничего не могу с собой поделать, мастер Рэп. Обо всем этом я рассказываю тебе только потому, что мой рассказ не имеет значения, а ты должен знать, почему пострадаешь, но если бы этот разговор повредил моему хозяину, мне пришлось бы молчать. Я не могу ослушаться его ни в чем и должна повиноваться любым приказам: если он велит мне убить себя, я сделаю это. Я не в силах его предать.
– Но ведь вы не любите его? – уточнил Рэп.
– Гномы, – осторожно произнесла она, – склонны к подлости, подозрительности и жадности.
– Разве он не мог заставить вас любить его? Оотиана прошла десяток шагов в молчании, а затем невозмутимо ответила:
– С легкостью. Но разве это было бы лучше? Завтра ты возненавидишь меня, Рэп. А он оставляет мои мысли свободными потому, что ценит мои советы или же желает проверить, не замышляю ли я чего-нибудь. Он не доверяет преданности, будь она магической или реальной. Твое слово – огромная ценность, и мой хозяин велел мне добыть его. И потому я должна сделать то, что он приказал, как бы это ни было отвратительно.
– Значит, то же самое будет и с Тиналом, когда вы поймаете его, и с Маленьким Цыпленком?
– С Маленьким Цыпленком – в особенности.
Целых три слова! Волшебник мог заставить их поделиться друг с другом и получил бы трех магов, а потом убил бы двоих из них, оставив самого сильного. А добавив еще одно слово, он обрел бы колдуна-раба…
– Значит, я стану рабом?
Она прикусила губу жемчужными зубками.
– Еще хуже! Скорее всего, он заставит тебя отдать слово кому-нибудь другому. Даже если он привыкнет к фавну… прости мои слова, но ты не обычный фавн. Ты слишком велик.
Рэп поежился, несмотря на зной.
– Разве он не может придать мне такой облик, как пожелает? Сделать меня импом, гномом, эльфом?
– Конечно, может. Но другой колдун разглядит в тебе заклятие. Как видишь, их будет уже два, и заклятие облика сразу бросается в глаза. Обнаружить заклятие преданности гораздо труднее – к сожалению.
К сожалению!
– Значит, мне придется отдать слово и умереть? Она заговорила, почти отвернувшись:
– Возможно, это произойдет не сразу. Пройдет некоторое время. Но я должна отвести тебя в тюрьму, и, по-видимому, там ты и останешься.
Несколько минут они шли в молчании; женщина смотрела под ноги, не замечая повозок, на которых везли бочки с водой, и лоточников, несущих свои товары на корабли. Теперь, когда его ясновидение восстановилось, Рэп с трудом удерживался, чтобы не рассмотреть корабли. Джотунна в нем всегда тянуло к морю. Наверное, одна из этих галер и есть «Танцор гроз» Гатмора. Но ему, Рэпу, вскоре предстоит умереть на Феерии, и потому корабли для него почти не имеют значения – в отличие от волшебства.
– Значит, помесь фавна и джотунна ему не подходит. Как же он выберет, кого приблизит к себе? Женщина окинула его странным взглядом.
– А ты смышленый юноша, мастер Рэп. Да, он придет в замешательство: не исключено, что он создаст волшебника более могущественного, чем он сам. Вот почему я сказала, что твоя жизнь продлится некоторое время – пока он не примет решение.
Жизнь в клетке!
– А Маленький Цыпленок… почему так получилось с девочкой? Я хочу спросить, почему она умерла? Оотиана смутилась.
– Прежде мне придется взять с тебя слово держать все это в тайне. Ты узнаешь от меня секреты, которые нужно беречь как зеницу ока!
– Понимаю, госпожа. И все-таки не знаю, зачем вы рассказываете мне все это. Но я вам признателен! – торопливо добавил он.
Оотиана сверкнула печальной улыбкой.
– Вероятно, потому, что я не прочь беседовать с честным человеком – для разнообразия.
Рэп быстро отвернулся. Похоже, колдунья не шутила.
– Вот сюда, – показала она и перешла через дорогу, которая разделилась: левая улица тянулась вдоль берега и причалов, а правая поднималась на холм. Рэп чувствовал, что поле вокруг дворца приближается к нему. На горизонте крыша и верхний этаж Бельведера образовали грозное всевидящее око, ярко поблескивающее в лучах солнца над городом.
– Девочка сказала гоблину свое имя. Из всех народов Пандемии только феери не владеют магией, но рождаются зная свои имена, и умирают, произнеся их.
– Но почему? – выпалил Рэп и тут же почувствовал себя болваном. Он еще спросил бы, почему небо голубое! Таким уж Боги сотворили мир.
Но Оотиана, по-видимому, не считала вопрос глупым.
– Никто точно не знает. Мой хозяин говорит – а он, не забывай, сильный волшебник, его мудрость неизмерима, – что, по его мнению, эти слова не являются именами жителей Феерии. Что проку в имени, если его нельзя произносить? Хозяин считает, что эти слова должны быть названиями начал или сил природы, чем-то вроде имен духов-хранителей…
Рэп наконец-то почувствовал какую-то логику в абракадабре магии.
– Однако он признается, что даже он может об этом лишь догадываться, – заключила Оотиана.
Улица упиралась в высокую ограду из плотно пригнанных друг к другу остроконечных кольев с внушительными воротами, увенчанными четырехконечной звездой императора. Этот частокол пребывал в гораздо лучшем состоянии, чем жалкие развалины вокруг города, и, кроме того, здесь был волшебный барьер, препятствующий ясновидению. За аркой ворот Рэп увидел лишь деревья, цветы и лужайки.
Вскоре ему предстояло утратить возможность задавать вопросы. Рэп принялся обдумывать последний из них, но проконсул опередила его:
– По каким причинам жители Феерии могут открыть кому-либо свои тайные имена? Причин этих две, Рэп. Прежде всего, иногда жизнь может показаться менее приятным выходом. Острая и продолжительная боль заставит кого угодно пойти на все, а мужчина решит действовать, если муки испытывают его близкие. Если не считать имен, феери такие же люди, как импы, фавны или джотунны, – и им больно видеть, как страдают их дети.
Рэп припомнил пятна крови, которые Маленький Цыпленок нашел в хижине. Тот, кто сделал это, понес наказание – но какое? И почему? Он содрогнулся.
– А вторая причина?
– Это великая тайна. Изредка случается, что местные жители добровольно называют свое имя какому-нибудь человеку, как твоему приятелю-гоблину. О чем феери спросила его?
– Она задавала всем нам один и тот же вопрос – что нам снится.
У ворот выстроились стражники, вытянувшись в струнку и обнажив мечи, чтобы приветствовать проконсула. Лезвия сверкали так, что на них было больно смотреть.
– Большинству людей неизвестно, чего они на самом деле хотят от жизни, мастер Рэп. Но все мы думаем, что знаем это, хотя часто в том или ином отношении обманываем себя. Мы уверены, что хотим кому-нибудь помочь, а втайне жаждем лишь власти. Мы думаем, что любим, а на самом деле чувствуем лишь похоть. Мы мечтаем о мести, но называем ее справедливостью. Наши самообманы бесконечны. По-видимому, жители Феерии способны раскрыть эти самообманы, но это проклятие для них, поскольку, когда они встречают кого-нибудь, у кого есть ясная, стойкая, неизменная цель, им остается лишь открыть свою тайну – имя. Очевидно, у вас с импом нет такой цели. Вы не знаете, к чему стремитесь. А гоблин знает.
– Он сказал ей, что хочет убить меня!
– Значит, ничего другого он и не ждет от жизни. Он готов умереть, лишь бы достичь этой цели, и феери поняла это. Ее одобрение или недовольство не имеют значения – она не сумела справиться с порывом. Она назвала гоблину свое имя и так отдала ему слово силы, чтобы помочь добиться цели.
– Но я же сказал ей… – попытался возразить Рэп.
– Значит, ты солгал. Я уверена, ты сделал это непреднамеренно, но либо твое желание не слишком сильно, либо на самом деле ты хочешь чего-то другого. Девочка поняла твою душу лучше, чем ты. Это единственное искусство феери, и вместе с тем – их проклятие. А теперь молчи.
Оотиана остановилась прежде, чем дошла до почетного караула у ворот. Начальник стражи сделал шаг вперед и поприветствовал пустое место на расстоянии нескольких шагов от колдуньи. Он подождал, произнес ритуальный ответ и снова застыл в ожидании. Рэп озадаченно взглянул на Оотиану. Она насмешливо улыбалась, наблюдая этот фарс. По-видимому, легионерам представлялось, что проконсула сопровождает многочисленный эскорт. Односторонняя церемония встречи продолжалась несколько минут, но наконец воображаемый отряд получил официальное разрешение войти, и Оотиана зашагала вперед. Ее покорный пленник плелся рядом, и застывшие в момент салюта воины с равным почтением приветствовали и его. Рэп задумался, не видят ли они его едущим в незримой карете, влекомой воображаемыми лошадьми.
Едва Рэп прошел под императорской звездой, ясновидение перестало показывать ему картины города и гавани, зато впереди открылась территория дворца. Она удивила Рэпа – оказалось, что деревья и неровности холма использовались, чтобы скрыть множество строений. Большинство их составляли низкие деревянные дома, довольно открытые, приспособленные для теплого климата. Он нашел конюшни и казармы, а также роскошные особняки у самой вершины холма Дворец окружал громадный парк, и сам дворец был гораздо привлекательнее мрачного замка Холиндарна в Краснегаре или же унылой твердыни импов в Пондаге, которую он видел издалека, отыскивая Инос.
Повернув за поворот и скрывшись от глаз очарованный стражников, Оотиана рассмеялась. Рэп с удивлением повернулся к ней.
– Мне нравятся такие выходки, – объяснила она.
Он улыбнулся. Внезапно оказалось, что его спутница – не знатная дама, а милая девушка немногим старше его самого, и Рэп разделял ее радость, вызванную невинной игрой. Разумеется, Оотиана была не так прекрасна, как Инос, но хороша собой и под внешним величием вполне женственна и человечна.
– После того, как мне приходится подолгу скрывать свою силу, – призналась она, – мне нравится свободно пользоваться ею.
– Вы хотите сказать, колдовать?
– Да, но это было не колдовство, а всего лишь магия – простая иллюзия.
– А мне казалось, это одно и то же.
– О нет! Магия – это то, что делает маг. Магия временна. А колдун может также колдовать, и колдовство – более трудное дело, но и более стойкое. Например…
Ясновидение Рэпа помогло ему заметить незнакомца в тот же миг, как его почувствовала Оотиана. Здесь аллею окаймляли заросшие травой и бледно-голубыми цветами откосы. На верху откоса стоял гном, которого явно не было здесь секунду назад.
Он расчетливо избрал наблюдательный пост, откуда мог смотреть на гостей свысока. Стоя на земле, он не достал бы Рэпу и до плеча, хотя был коренастым и широкоплечим, с большой головой и кистями рук, характерными признаками народа гномов. Его волосы и борода имели металлический серый оттенок и лежали скульптурными завитками, а лицо цветом и видом напоминало камень.
Но если гномы старели так же, как народы, известные Рэпу, этому было за пятьдесят лет – следовательно, он не мог оказаться самим Зиниксо. Более того, волшебник наверняка не стал бы носить такие грубые домотканые одежды и тяжелые башмаки.
– Расписке? – холодно удивилась Оотиана. – А я думала, ты в дозоре.
– Приказ изменился. – Он указал через плечо толстым большим пальцем. – Он ждет тебя.
Оотиана заметно напряглась и коротко вздохнула.
– В Бельведере?
– В Хабе. Тебе придется кое-что объяснить. Лицо женщины мгновенно стало безучастным. Должно быть, это магия, решил Рэп.
– Хорошо, – спокойно отозвалась она. – Я иду. А это один из чужаков…
– Его туда не звали. Я позабочусь о нем.
Оотиана вздохнула и взглянула на Рэпа, словно собираясь что-то сказать, но безмолвно исчезла. Рэп вздрогнул и настороженно посмотрел на Распнекса, который пренебрежительно разглядывал его.
– Терпеть не могу фавнов. Упрямый народ. Бражники и транжиры.
Рэп сомневался, что покорность улучшит его положение.
– А вы отпустите меня, если я пообещаю быть смирным и прижимистым, как гном?
Расписке издал неприятное ворчание.
– Ты рассказал женщине, что твой зеленокожий друг желает убить тебя, и потому, полагаю…
– Вы следили за нами? Гном ухмыльнулся.
– Еще бы! Но веди себя прилично, фавн. Ты хочешь оказаться в его компании или предпочтешь одиночество?
– Посадите меня вместе с ним, – заявил Рэп. – Он хочет убить меня на виду у всех. Без зрителей он не причинит мне вреда.
– Странные у тебя товарищи. Тюрьма вон там…
– Я голоден, – перебил Рэп.
Гном погладил бороду, озадаченно поглядывая на Рэпа, а затем проворчал:
– Подойди сюда, парень.
Рэп приблизился и поднялся на заросший цветами откос. Он остановился, едва его глаза оказались на одном уровне с глазами гнома – двумя тускло-серыми пуговицами, посаженными на лице, словно вырубленном из выветренной глыбы песчаника. Даже морщины вокруг этих глаз больше походили на трещины в камне.
– Тебе же известно, что должно произойти. – Его голос напоминал подземный рокот. – Почему ты не боишься?
Глупый вопрос. Рэп перепугался бы, если бы начал размышлять о своей участи. К счастью, пока у него не находи лось времени для мрачных мыслей и страхов.
– Пока твое сердце стучит, ты еще жив, – ответил юноша, вспомнив одну из поговорок матери. Его сердце сейчас билось ровно и сильно.
Расписке надул губы.
– Понравилась тебе проконсул?
– Приятная женщина.
Ответом ему был еле заметный кивок.
– А ты не чистокровный фавн. Чья еще в тебе кровь?
– Джотунна.
– О Боги, что за странная помесь! Вот и нашлось объяснение твоим вспышкам гнева. Но это неплохо: джотунн действовал бы очертя голову, а фавн просто пришел бы в уныние. А как у тебя с упрямством – при таком-то наследии?
Рэп без труда сдерживал свой нрав, когда знал, что его пытаются раззадорить. Только глупцы попадаются в такие явные ловушки.
Вдруг гном ухмыльнулся, обнажив зубы, напоминающие осколки кварца.
– Возьми, – велел он, протягивая кусок черного хлеба с горячим жирным мясом.
– Благодарю вас! – Рэп схватил бутерброд. Вцепившись в него зубами, он обнаружил, что хлеб уже надкушен.
– Благодари не меня, а тощего новобранца с гнилыми зубами. Чему это ты усмехаешься? Рэп проговорил с набитым ртом:
– Вот уж не думал, что когда-нибудь встречу более искусного вора, чем Тинал. Распнекс хохотнул:
– Тюрьма в той стороне, фавн. Убирайся отсюда!
Тюрьма находилась к северу от ворот, у окончания мыса. Ноги Рэпа сами повели его туда, переступая по середине аллеи, на каждой развилке или перекрестке делая верный выбор. Рэп припомнил, как Раша таким же образом похитила Инос.
Трижды мимо него проносились повозки, окутанные клубами пыли и проклятий. Пешеходы попадались редко, но однажды Рэп столкнулся с целым манипулом, марширующим навстречу. Очевидно, бредущий в трансе Рэп не остался для воинов незамеченным, ибо если любого другого человека просто втоптали бы в грязь, то сейчас центурион проревел приказ шеренгам раздвинуться, и Рэп прошел по коридору из бронзоволицых легионеров. Ему не удалось взглянуть в глаза хоть кому-нибудь из них.
Его путь лежал через заросший травой луг, через рощу и по краю парка. Многие строения были скрыты от его взгляда небольшими барьерами внутри огромного, окружающего всю территорию дворца. Рэп увидел казармы новобранцев, но так и не заметил беднягу, которого лишил завтрака. Он плелся мимо мастерских, библиотеки и частных домов, восхищался клумбами и садами.
На пути ему попадалось великое множество статуй – некоторые из них были такими древними, что дожди и ветра превратили их в бесформенные колонны. Они высились по бокам аллеи, но чаще всего встречались на перекрестках. Рэп предположил, что это изваяния прежних проконсулов или императоров, ибо почти все они изображали мужчин. Большинство было представлено в мундирах или старинных нарядах, а самые новые на вид обходились одними шлемами. Рэп не знал, что может выглядеть глупее совершенно голого человека с мечом в руке – таких статуй он тоже повидал немало.
Наконец он достиг клочка настоящего леса – зарослей неухоженных деревьев и кустов. Ноги безостановочно несли его по вьющейся грязной тропе сквозь лес. Среди кустов мелькали небольшие хижины, но каждую окружал собственный барьер, и потому Рэп не мог определить, кто обитает в этом странном поселении. Хотя он мог бы догадаться. Неуклюжие строения из прутьев ничем не отличались от хижин в деревне и имели те же размеры.
Затем его ноги по собственной воле повернули на узкую боковую дорожку. Он достиг еще одного барьера и прошел сквозь него, а затем ноги замедлили шаг. Рэп чуть не упал, неожиданно остановившись в нескольких шагах от двери дома. На бревне в тени, лениво отмахиваясь от мух пучком веток папоротника, восседал Маленький Цыпленок.
Его узкие глаза расширились, губы растянула усмешка.
– Добро пожаловать в тюрьму, Плоский Нос, – произнес он.
Она сбежала из тюрьмы – Инос цеплялась за эту мысль, как за веревку, протянутую над пропастью.
Караван двинулся в путь незадолго до полудня и сразу очутился на незнакомой местности, обогнув холмы, которые Инос знала благодаря охоте с Азаком. Девушка считала, что уже повидала настоящую пустыню, но оказалось, она ошиблась.
Свет солнца стал подобен обнаженному мечу, зной обрушивался на путников, словно удары дубиной. Впереди расстилалась иссушенная земля, изобилующая лощинами и расселинами – словно при создании мира она была влажной и с тех пор неуклонно сохла и трескалась под безжалостными лучами. Несколько стад газелей и горстка рудокопов составляли всех ее обитателей, если не считать многочисленных муравьев, сороконожек, скорпионов и ядовитых змей. И множества мух. Целых туч мух и мошкары.
Верблюды оказались шумными, остропахнущими и не внушающими доверия существами. При ходьбе они качались не так сильно, как лодка на волнах, но этой качки хватало, чтобы Инос мучила тошнота. Без поводьев она чувствовала себя беспомощным пассажиром в крайне неудобном кресле, плывущем высоко над выжженной землей. Через несколько дней, когда она немного освоится в обществе верблюдов и исчезнут все сомнения, что беглецам удалось перехитрить Рашу, Азак пообещал дать своей мнимой жене несколько уроков в искусстве езды на верблюдах. А тем временем веревка ее верблюда оставалась привязанной к вьючному животному, идущему впереди, а если Инос что-нибудь требовалось, ей следовало попросить у Фуни и извинить Азака за то, что он занят.
Но как бы там ни было, они удрали из Араккарана. Эта мысль была подобна прохладному озеру среди голого мыслительного ландшафта, дождю – после засухи.
Солнце уже нырнуло за темные острые зубцы Агонист, когда караван прибыл в оазис. Инос была разочарована – оазис произвел на нее менее романтическое впечатление, чем она ожидала. Здесь не оказалось ни единого строения, пальмы были считанными и чахлыми, а трава съедена тысячами караванов, направляющихся в столицу. Оазис предлагал колодец людям и два грязноватых пруда животным, но ни тени, ни защиты от обжигающего ветра, который налетал неожиданно, швыряя в глаза и рот пригоршни песка. Верблюды выражали свое мнение громко и недвусмысленно, и Инос полностью соглашалась с ними.
Вновь став на землю трясущимися ногами, она узнала, что ее первая обязанность – раскинуть шатер, в котором Азаку и его мнимой семье предстояло провести ночь. Кроме того, она обнаружила, что теперь Азак стал Третьим Охотником на Львов и гонялся за Вторым, который покамест ускользал от него.
Шатер был наконец раскинут, но большую часть работы выполнила Фуни, высмеивая Инос за ее неумелость и заливаясь пронзительным, как визг стекла под ножом, смехом.
Фуни была одной из правнучек шейха. Ее приставили к Инос в качестве наставницы и помощницы. Фуни досаждала Инос сильнее, чем мухи. Не видя ее лица, Инос не могла определить возраст Фуни, но предполагала, что ей не более двенадцати лет. Девочка была крошечной, визгливой, дерзкой и раздражала Инос обширными познаниями в жизни кочевников. К Инос она относилась как к слабоумной и недалекой чужестранке; изводила ее придирками, описывая рядом круги на одном из вьючных верблюдов, и не упускала случая ее унизить. Следующие полчаса Инос потратила, пытаясь определить место Фуни в своем списке людей, заслуживающих отмщения, и, наконец поставила ее четвертой – после вдовствующей герцогини Кинвэйлской.
Но шатер был все-таки воздвигнут. Он имел не самый внушительный вид среди множества черных шатров, рассыпанных под пальмами, и его строительство завершилось последним. Инос уже собиралась отправиться за водой, когда заметила, что другие женщины носят кувшины на голове; тогда она послала за водой Фуни.
Затем она занялась приготовлением постелей. Шатер не отличался избытком места, особенно когда она устроила защитную зону вокруг ложа Азака. Если кто-нибудь из троих женщин случайно коснется ночью его руки или даже волос, то заработает ожог.
Завершив работу в душном и тесном шатре, Инос вышла наружу, в сумеречный свет. Кэйд сидела у входа на циновке, окруженная ворохом белых перьев.
– Ради священного равновесия, тетушка, скажи, что ты делаешь?
– Ощипываю птицу, дорогая.
Испытывая удивление и угрызения совести, Инос опустилась на колени рядом с ней. Герцогиня Краснегарская ощипывала жалкого тощего цыпленка! Как только у нее, Инос, хватило совести так жестоко обращаться с тетей? Ее совсем не успокаивала насмешка в голубых глазах Кэйд.
Инос виновато потупилась.
– Я не знала… где ты этому научилась?
– Во дворцовой кухне, еще в детстве.
– Давай, я помогу.
– Нет, это занятие так успокаивает – если бы ты знала, то оставила бы его мне.
– Вот уж не думала!
– Не важно, – с довольным видом откликнулась Кэйд. – Я справлюсь сама. Так забавно вновь заняться тем, чего уже давно не делала. Удивительно, как быстро вспоминаются давние навыки!
Инос не нашлась, что ответить. Милая Кэйд! Очевидно, она уже смирилась с путешествием и пыталась извлечь из него всю пользу. Если бы Инос проиграла такой спор, она дулась бы несколько дней подряд.
Но Кэйд не умела дуться.
– Откровенно говоря, дорогая, дворцовая жизнь здесь, в Зарке, показалась мне несколько скучноватой. Путешествия всегда воодушевляют, верно?
– Да, пожалуй. – Инос решила почистить лук и как следует выплакаться. Она оглядела шумный лагерь, но нигде не заметила ненавистной Фуни. Вероятно, девчонка сплетничала с другими детьми или женщинами.
– Я и не думала, – произнесла вдруг Кэйд, – что пустыня может быть такой прекрасной – разумеется, на свой лад.
Прекрасной? Инос осмотрелась повнимательнее. Небо над горными пиками приобрело кроваво-алый оттенок, на востоке поблескивали первые звезды, а вокруг лагеря разгоняли мрак небольшие жаровни. Ветер слегка утих и теперь овевал прохладой ее лицо.
– Ты права, в ней есть… особое очарование, – согласилась Инос. – Но большую и лучшую его часть составляет мысль, что мы сбежали от колдуньи!
– Радоваться еще слишком рано, дорогая. – Кэйд подняла полуощипанную курицу за ногу и прищурилась, разглядывая ее. – Если ей известно, где мы находимся, она может появиться и вернуть нас обратно в любую минуту.
– Похоже, такая участь тебя не слишком тревожит. Кэйд вздохнула и лишила курицу нескольких оставшихся перьев.
– Я по-прежнему склонна доверять султанше Раше, дорогая. А что касается Хаба…
– Хотелось бы знать, какого цвета пижамы предпочитают гоблины? – зло выпалила Инос. – Может, розовые, чтобы оттенить зеленую кожу? Или кроваво-красные – на случай, если на них что-нибудь прольется?
Кэйд укоризненно покачала головой, одновременно продолжая обдирать тощую тушку.
– Я же говорила тебе, дорогая: я не могу поверить, что это они решили всерьез. Несомненно, император…
Инос перестала слушать. Кэйд обладала неограниченной способностью верить в то, в чем себя убедила, и не желала признавать, что волшебники и император могут вести себя неподобающим образом – как и колдуньи. Ей-то что! Не ей придется рожать уродливых зеленокожих младенцев!
Прежде чем Инос сумела подыскать логичный довод и заставить Кэйд отказаться от несостоятельных убеждений, к шатру подошел Азак, шурша длинным кибром. Присев на корточки, он уставился на Инос.
– Значит, вы живы, ваше величество? Инос предполагала, что он шутит, однако сомневалась в этом – понять настроение Азака было нелегко.
– Разумеется, жива! Будь я мертвой, я не чувствовала бы всей этой боли.
Он удовлетворенно кивнул и взглянул на Кэйд, которая сосредоточенно поворачивала курицу над жаровней, опаливая пеньки.
– На севере слабые женщины не выживают, – добавила Инос.
– Это мне известно, иначе я не задумал бы такое путешествие.
Инос уловила в его голосе странную нотку и задумалась: неужели ей удалось высечь искру восхищения у этого великана? Может, дела вроде устройства шатра преуспеют там, где потерпели поражение охота с верховой ездой? Эта мысль вызвала у нее беспокойство, почти угрызения совести. Если кто-нибудь и заслуживал сейчас восхищения, так это Кэйд.
– Вы уже стали Первым Охотником на Львов? Азак ворчливо отозвался:
– Я пока еще Второй. Первый пожелал решить спор в поединке. Особых затруднений я не предвижу, но, если ему повезет прикончить меня, уверен, шейх позаботится о том, чтобы вы благополучно добрались до Алакарны.
Кэйд резко обернулась, а Инос выронила луковицу и нож.
– Прикончить вас?..
– Как я сказал, это маловероятно. Несомненно, я сильнее его, а несколько мелких ран – сущие пустяки, обычные для таких поединков.
Он не шутил!
Да, они явно оказались за пределами Империи.
Но даже в Империи случались дуэли.
Инос так перепугалась, что с трудом сумела произнести:
– Но какая разница, каким по счету Охотником на Львов вы будете – Первым или Вторым? Почему…
– Разница есть, – перебил он.
Разница имелась для него, а что думали по этому поводу остальные, Азака не волновало. Он был волен рисковать своей жизнью, а Инос и ее тетушку считал просто попутчицами. Он не проводник и не стражник, получающий плату, он ничего не должен своим спутницам, и они не имели права удерживать или отговаривать его от поединка.
Каким-то образом новая вспышка ярости заставила Инос иначе взглянуть на эту безумную затею. Верблюды… пустыня… бегство от колдуньи…
– Азак, это же безумие! Да, да – вся затея! Наверняка каждому здесь известно, кто вы такой, и…
– Ну разумеется! – прервал он так сурово, что Инос отказалась от мысли продолжать спор. – Вас следует прятать не от попутчиков, а от местных жителей.
– Каких жителей? – Инос оглядела равнину, расстилающуюся вокруг шатров.
– Чаще всего нам придется останавливаться в более населенных местах – возле копей или поселков. Не забывайте, Элкарас – купец, а не путешественник. На меня как на джинна никто не обратит внимания, разве что заметит рост и властность, но тут уж ничего не поделаешь. Но у вас зеленые глаза, а у вашей тетушки – голубые. Лучше бы слухи о необычных путешественницах не донеслись до Раши. Но люди шейха так или иначе состоят с ним в родстве, и потому они надежны.
– Все, кроме Охотников на Львов. Они ему не родня!
– Конечно. Большинство из них – мои родственники. Первый Охотник – племянник, которого я прогнал всего несколько месяцев назад. Вот почему он считает долгом чести схватиться со мной. Это вполне понятно. На его месте я испытывал бы те же чувства и потому постараюсь сделать так, чтобы он мучился поменьше. Но Охотники на Львов не предадут меня. Их правила достойны уважения.
– А я думала, вы презираете их.
Азак покачал головой. В сумерках Инос не сумела разглядеть выражение его лица.
– Почему вы так решили?
– Нечто подобное Кар упомянул, когда мы покидали дворец.
Казалось, с тех пор прошла целая вечность.
– Вероятно, Кар презирает их. Но мне нет дела до того, как он относится к Охотникам на Львов – я питаю к ним жалость. Их отцы правили королевствами, а сыновья будут пасти верблюдов.
– Кстати, о королевствах: вы рискуете, оставляя свою страну без правителя на целых три месяца.
– Нет, пройдет гораздо больше времени, – возразил Азак, но Инос показалось, что она вновь заметила странную нотку в его голосе, и опять припомнила его подмигивание в саду Элкараса. Кроме того, она почувствовала, что Азак предостерегает ее, хотя единственной, кто слышал их разговор, была Кэйд.
Что за дьявольская интрига созревала в уме хитрого джинна? Неужели он в чем-то заподозрил Кэйд?
Внезапно султан поднялся, возвышаясь на фоне неба.
– Мне пора. Пока еще для поединка довольно светло. Кстати, – добавил он, – я терпеть не могу лук.
И он отошел прежде, чем Инос придумала достойный ответ.
Спустя несколько минут она пришла к выводу, что ответить ей нечего.
Наконец на Феерию спустилась ночь.
Лунный свет проникал сквозь плетенные из прутьев стены хижины, и Рэпу не спалось.
Прежде всего, он не привык спать в гамаке.
Во-вторых, мешал храп Маленького Цыпленка.
Еще одной причиной был избыток клопов. Хотя к клопам фавну давно пора было привыкнуть.
Ему предстояло умереть. Слово, переданное ему матерью, стоило дороже, чем его жизнь; впрочем, вероятно, для волшебника ничего не стоила жизнь любого смертного.
Тюрьмы всегда представлялись Рэпу тесными, мрачными каменными подземельями, вонючими и холодными, как подвалы в Краснегаре. Во времена Холиндарна ими пользовались как кладовыми, а иногда там играли дети. Лет в одиннадцать Инос полюбилась странная игра: она приказывала запереть в подвале кого-нибудь из товарищей, затем притворялась, что долго пытает его, и, наконец ему «отрубали» голову. Поскольку отдавать такие приказания она не позволяла никому другому, остальным детям игра наскучила гораздо раньше, чем самой Инос.
Тюрьма проконсула Оотианы ничем не напоминала отвратительные каменные мешки. В хижине было свежо и довольно просторно, и при этом весьма чисто. Вода била ключом из каменной чаши и стекала в отверстие, которое служило уборной.
Таких хижин в лесу было множество, вероятно, они служили одним и тем же целям и располагались на заросших травой полянах. Вполне возможно, они были самыми приятными из темниц всей Пандемии – со свежим воздухом, местом для прогулок и без уродливых каменных стен. Их заменяло пение птиц и солнечный свет.
Хижину окружал незримый барьер. Закрывая глаза, Рэп определил, что он заканчивается у самых верхушек деревьев, образуя купол, напоминающий барьер вокруг всего дворца или же купол поменьше, над замком в Краснегаре. Только человек, обладающий ясновидением, мог узнать о существовании барьера.
Но волшебный шатер не просто преграждал путь ясновидению – его укрепляло заклятие. Комната Иниссо была защищена таким же заклятием, только оно ослабело со временем. Здесь же заклятие было неуязвимым. Как только Рэп направлялся по тропе, он испытывал неудержимое желание повернуть обратно. Если он упорствовал, его одолевала тошнота. Инос часто обвиняла его в упрямстве, но этого упрямства ему недоставало, чтобы сопротивляться колдовству. Рэп просто не мог подчинить себе собственные ноги.
Как просто!
Приятная тюрьма… Рабы-импы приносили пленникам корзины с едой. Их охраняли легионеры, на которых заклятие не действовало.
Просто, но чрезвычайно эффективно.
Его ждет смерть.
Если только прежде его не сожрут комары, фавна будут пытать до тех пор, пока он не откроет кому-нибудь свое слово силы, а потом погибнет, как жители деревни.
А Инос так и не узнает, что он пытался разыскать ее.
Жужжание насекомых, шум прибоя… Затем ветер зашелестел в верхушках деревьев и донес издалека ритмичный стук.
Рэп рывком сел, не удержался в гамаке и с криком вывалился на земляной пол. Гоблин заворочался, забормотал и снова заснул.
Рэп пошарил по полу руками, чтобы найти башмаки, а затем вышел из хижины на поляну, озаренную луной. Ночь была теплой, ясной и тревожной.
Теперь он отчетливо слышал этот ровный стук, долетающий откуда-то с севера, с холма. Помнится, девочка-феери пообещала хлопать Рэпу, пока тот будет танцевать…
Значит, по крайней мере кое-кто из пленников-феери еще жив и находится где-то здесь, в заточении. Светила луна, и они танцевали. Они отбивали ладонями сложный, возбуждающий и радостный ритм, от которого к горлу Рэпа подкатил ком. Этих людей ждала такая же участь, как и его самого, но они были ни в чем не виноваты. Он воровал, был сообщником убийцы, и любой суд приговорил бы его к смерти. А преступление этих людей состояло лишь в том, что они родились на Феерии.
Со слабой надеждой на то, что заклятие не действует по ночам, он направился к тропе среди деревьев. Через несколько минут его покинуло всякое желание двигаться дальше. Рэп остановился в нескольких шагах от волшебного барьера, препятствующего дальновидению.
Ему предстоит умереть.
Как и гоблину, хотя, возможно, он этого еще не понял. Возможно, запрет, наложенный на Рэпа проконсулом Оотианой, помешает ему предупредить Маленького Цыпленка. Он еще не пробовал это сделать. Спешить было незачем. Вероятно, волшебнику Зиниксо понадобится несколько недель или месяцев, чтобы принять решение, но в конце концов он разделается с пленниками – с каждым по очереди.
Приятная тюрьма… Ночные цветы испускали сильный одурманивающий аромат. Гудели насекомые, плескалось вдали море. Ветер подхватывал ритм танца и разносил его по округе. Рэп решил, что на месте Зиниксо он непременно покончил бы с фавном и гоблином, прежде чем убивать кого-нибудь из пленных феери.
Во внезапном леденящем прозрении он понял: это вовсе не тюрьма, а ферма. Пленники-феери в ней заменяют скот, а лес создает для них привычное окружение. Должно быть, здесь их живут сотни, поколение за поколением, обреченные на смерть. Оотиана же намекала – это зло, справиться с которым невозможно.
Он попытался сбежать еще раз, но заклятие оказалось неуязвимым. Изгибы тропы мешали ему развить скорость, и, как бы упорно ни старался, он всегда натыкался на незримую преграду и отскакивал от нее в панике и отвращении.
Рэп уговорил и Маленького Цыпленка совершить попытку бегства. Гоблину не требовался большой разбег, чтобы развить скорость. Сила позволяла ему срываться с места подобно стреле, пущенной из лука, но и он застывал как вкопанный, когда заклятие приказывало ему сделать это. Большая скорость вовсе не была преимуществом. Тропа была изрыта в том месте, где тормозил Маленький Цыпленок, но ему ни разу не удалось приблизиться к барьеру ближе, чем Рэпу.
Но, возможно, в душе он и не желал бежать. По-видимому, объяснения Рэпа он счел не особенно убедительными, предпочитая доверять собственным выводам о том, что заклятие просто предназначено останавливать его на определенном расстоянии от хижины. Оно действовало как привязь, а не как ограда. Рэп признал такой вывод довольно логичным – для человека, не обладающего ясновидением. Заклятие могло быть даже не связано с барьером. Возможно, его сила росла по мере того, как увеличивалось расстояние от хижины. Доказать обратное Рэп не мог, поскольку не знал, действует ли заклятие за барьером…
Нет, он мог!
С торжествующим воплем Рэп бросился назад, в хижину, – будить гоблина.
Мать Рэпа твердо придерживалась мнения, что ночью все кошки серы. Подобно этому, кожа гоблинов при лунном свете тоже теряла зеленый оттенок. Но разбуженные посреди ночи, они угрожающе мрачнели. Незачем было задумываться о том, какие сны видит гоблин.
Маленький Цыпленок стоял на тропе, почесывался, отмахивался от комаров и обнажал зубы в жуткой ухмылке. Его узкие глаза сердито блеснули, когда он услышал предложение Рэпа. Не раздумывая он согласно кивнул.
– Это запросто!
– Так ты согласен?
– Нет. Тогда ты покинешь остров! И меня! Нет, Плоский Нос, придумай что-нибудь получше.
Он повернулся на пятках, намереваясь вернуться в гамак. Рэп схватил его за плечо. Не оборачиваясь Маленький Цыпленок сбил руку Рэпа с такой силой, что на мгновение Рэпу показалось, будто у него треснули кости.
«Никогда не позволяй ему спасать тебя…»
Встретив исполненный ненависти взгляд, Рэп задумался, не суждено ли ему погибнуть немедленно. Гоблин не называл себя падалью с тех пор, как Рэп появился в тюрьме. Он вообще мало говорил и проводил дни, наблюдая за Рэпом, как кошка за птицей. Вероятно, он считал, что, напав на легионеров, он избавился от любых дальнейших обязательств перед бывшим хозяином. В таком случае Маленькому Цыпленку ничто не помешает осуществить мечту всей жизни. Единственное, что удерживает его, – слабая надежда, что когда-нибудь он притащит свою жертву в деревню племени Ворона и насладится кровавой забавой в кругу родственников и друзей. Лишившись этой надежды, он начнет действовать незамедлительно. Как сейчас.
– Я вытащу и тебя! – запротестовал Рэп, осторожно потирая ушибленную руку.
Даже серебристого света луны хватило, чтобы разглядеть скептическое выражение на лице гоблина.
– Как?
– Я найду лошадь и веревку. Я знаю, где находятся конюшни.
Маленький Цыпленок осклабился.
– А может, двух лошадей?
Неужели он считал, что перетянет лошадь? Вероятно, он был прав, хотя и не разбирался в лошадях.
– На тропе не хватит места для двоих, – объяснил Рэп. – Я брошу тебе веревку, ты обвяжешься ею и повернешься спиной к тропе. Когда лошадь тронется с места, тебе не хватит времени распутывать узлы.
Гигант гоблин обнажил зубы в ухмылке.
– Веревка порвется!
– Я вытащу тебя оттуда прежде, чем она успеет порваться! А в чем дело? Ты испугался?
– Я тебе не верю. – Он развернулся, словно собираясь уйти спать.
– Жаль, – заметил Рэп. – А я думал, мы друзья, иначе не попросил бы посадить нас вместе. Ты не веришь мне, несмотря на то что я вернулся?
Гоблин по-прежнему стоял, повернувшись к нему спиной.
– Нет.
– У меня будет гораздо больше шансов сбежать с острова, если ты поможешь мне. Как ты не понимаешь?
Молчание. Очевидно, Маленький Цыпленок боролся с искушением.
– Я хочу попробовать пробраться на корабль. А когда достигну материка, то отправлюсь в Зарк – искать Инос. Но если захочешь, ты сможешь в любой момент оглушить меня ударом и утащить на север. Трудно знать заранее, где тебя ждет удача. А здесь, на Феерии, тебе ничего не светит.
Гоблин нехотя повернулся и уставился на Рэпа.
– Ты обещаешь вернуться с лошадью и вытащить меня?
– Клянусь!
Маленький Цыпленок хмыкнул.
– Предположим, я сделаю, как ты просишь. Но что, если ты сломаешь обе ноги? Или заклятие окажется крепче, чем ты думал? Что, если ты угодишь прямо в барьер?
– Тогда, вероятно, я лишусь рассудка. И тебе придется всю ночь слушать мои вопли.
– Настоящие мужчины не кричат! – Гоблин шагнул вперед и схватил Рэпа за пояс. – Так, значит, ногами вперед, лицом вверх?
– Можно и так, – согласился Рэп и был немедленно подброшен в воздух. Пальцы обвили его левую щиколотку, как веревки.
Он напрягся, глядя, как верхушки деревьев качаются над ним в освещенном луной небе. Маленький Цыпленок мчался по тропе, неся Рэпа над головой, словно копье. Когда заклятие остановило его, он совершил бросок, и Рэп полетел ногами вперед.
Он ощутил спазм неизъяснимого ужаса, но прошел сквозь волшебную стену прежде, чем успел вскрикнуть.
Нет, он не сломал себе обе ноги, хотя вывихнул щиколотку – ту же самую, что повредил прежде. Если не считать этого, он отделался царапинами и синяками, пролетев сквозь кусты. Он поднялся, отряхнулся и сделал несколько шагов, убеждаясь, что способен идти. Затем он повернулся к гоблину, который остался за барьером.
– Спасибо! – произнес Рэп. – Кажется, нам повезло. Обещаю тебе, я вернусь.
Он и так должен был вернуться – тем или иным путем…
Ковыляя со всей быстротой, на какую он был способен, Рэп направился к конюшням, которые видел у главных ворот. Проконсул Оотиана, гном Распнекс, сам волшебник… вероятно, здесь, во дворце, немало и других колдунов, прислужников Зиниксо.
Юноша брел напрямик, пересекал рощи наперерез, держался под прикрытием, когда это было возможно, и старался подходить как можно ближе к строениям, окруженным барьерами – если они мешали его ясновидению, значит, должны были мешать и колдунам. Поднялся ветер, тучи затягивали лунное небо. Справа от Рэпа расстилался город Мильфлер, поблескивая десятками костров, как искрами падучих звезд. Слева высился хребет горы. Чуть дальше находился океан, и материк, и Зарк. И Инос.
Кроме Рэпа, в темном огромном парке больше никого не было. Он считал, что благополучно доберется до конюшен, но вероятно, их охраняют, и потому, украв одну лошадь посреди ночи, он перебудит всех остальных – если не воспользуется своим даром. Если кто-нибудь из колдунов не спит, его обнаружат. Но даже если он сумеет увести лошадь, ему придется вновь пересечь всю территорию дворца, до самой тюрьмы. Только вытащив оттуда Маленького Цыпленка, он сможет направиться к гавани.
Здравый рассудок советовал ему забыть про гоблина и бежать прямиком к пристани. Рэп боролся с искушением. Он намеревался дожить до старости и потому хотел, чтобы его совесть была чиста. Он пообещал вернуться.
Идти пришлось очень долго, но Рэп вновь чувствовал прилив надежды. Слово силы приносит удачу тому, кто знает его, говорил Сагорн. Пока удача не изменяла Рэпу, ибо он почти достиг конюшен. Выглянув из-за угла обнесенного волшебным барьером здания, он услышал голоса и упал в траву.
Ясновидение не позволяло определить, кому принадлежат голоса, но подсказывало, что неподалеку от входа в здание находится еще один барьер. Голоса доносились оттуда, с края одной из больших аллей. Спустя минуту, поняв, что его никто не заметил, Рэп поднял голову и присмотрелся. Как он и подозревал, одной из собеседников была проконсул Оотиана, белое платье которой поблескивало под луной.
Она стояла в траве между мощеной дорожкой и клумбой причудливой формы, повернувшись спиной к Рэпу, и говорила с каким-то мужчиной приглушенно и торопливо. Рэпу удалось лишь заметить, что этот мужчина высок ростом, что на нем воинский шлем, а в руке копье.
Оотиана не могла обнаружить Рэпа, пока находилась за барьером. Значит, ему надо исчезнуть прежде, чем она выйдет наружу, но…
Но почему эти двое беседовали здесь посреди ночи, почему колдунья окружила их волшебным барьером? Он перекрывал половину аллеи, но заключал в себе только двоих собеседников.
Слово силы приносит своему обладателю удачу. Неужели подслушанный разговор принесет ему какую-нибудь пользу?
Луна величественно уплыла за тучи, парк погрузился во мрак. Рассудок фавна отступил перед опрометчивостью, которой бы застыдился даже имп, – Рэп пополз вперед по росистой траве. Он нацелился на кусты сбоку от аллеи, напротив места, где стояла колдунья. Добравшись до прикрытия, он приподнялся на четвереньки и подполз еще ближе, туда, где мог слышать странный разговор. Здесь он улегся плашмя на землю и напряг слух.
Оотиана говорила о нем! Рассказывала, как поймала его, Рэпа! Этого он не ожидал и тут же понял, что подслушал частную беседу. Еще хуже Рэпу стало, когда Оотиана отпустила несколько недвусмысленных замечаний по поводу его манер и смелости. Но когда луна выглянула в прореху среди туч и тьма рассеялась, волосы у Рэпа на голове встали дыбом. Проконсул Оотиана беседовала со статуей!
Статуя изображала воина, опирающегося на копье, и все его одеяние составлял только шлем. Одной рукой воин сжимал копье у самого наконечника, наклонил голову и опустил плечи, словно под грузом усталости. Это было любопытно – все другие статуи, на которые удосужился взглянуть Рэп, выражали надменность и триумф. Все они стояли на высоких каменных пьедесталах, а эта – на низкой плите, но только эту статую окружал волшебный барьер.
Зачем колдунье понадобилось рассказывать изваянию о Рэпе? Андор упоминал о говорящих статуях, которые предсказывали будущее – точно так же, как волшебные окна и пруды.
Затем женщина заговорила о Блестящей Воде. Кто-то изумленно присвистнул, и по коже Рэпа побежали мурашки.
– Ручаюсь, он струсил! – произнес низкий мужской голос.
– Он был слишком разъярен, чтобы испугаться.
– Да, это историческое событие!
– Он считает, что она объединилась с остальными двумя против него.
– Ха! – воскликнула статуя. – Наш могущественный хозяин подозревает в заговоре против него всех и каждого!
– Но зачем ей понадобилось отправлять их на Феерию? Это нарушение правил!
– Не знаю. – Статуя выпрямилась, вдруг став еще выше, и потерла свободной рукой спину, словно прогоняя боль.
Рэп уткнулся лицом в траву. Оотиана по-прежнему стояла к нему спиной, но изваяние уставилось поверх ее головы прямо на Рэпа – если, конечно, допустить, что изваяния способны видеть.
– Неужели ты ничего не понимаешь? – воскликнула Оотиана. – Если ты придешь к нему с добрыми намерениями, он поймет, что ты – ценный помощник…
– Ерунда! Гораздо больше он ценит меня здесь, и ты это знаешь! Почему он просто не спросит ее?
– Так я и предлагала, – печально произнесла колдунья. – Пожалуй, он последует моему совету. Но тогда он примет участие в событиях в Краснегаре, понимаешь? И теперь ему будет нужна девушка.
Голова Рэпа невольно поднялась. Что еще за девушка?
– Какая девушка? – словно прочитав его мысли, спросила статуя. Она снова ссутулилась и, опустив голову, смотрела на колдунью. Даже если статуя представляла импа, то довольно рослого импа. Стоящая на земле Оотиана рядом с ним казалась невысокой.
– Принцессу… нет, королеву Иносолан.
– А я думал, колдун Востока пообещал доставить ее к императору.
– Но пока не сумел. А теперь оказалось, что ее похитил вовсе не один из его прислужников!
– Тогда кто же?
– Не знаю. Может, никто ее и не похищал. Правда, фавн упоминал о колдунье по имени Раша.
– Вот как? – пробормотала статуя. – Темная лошадка? И все-таки, зачем она понадобилась гному, эта Иносолан?
– Кто знает? Может, по той же причине, по которой она понадобилась остальным. Похоже, она – ценное приобретение.
Статуя хмыкнула.
– Он сумеет найти ее?
– Не знаю! Это поручено мне… о Боги, время! Мне пора, любимый! Я должна выяснить, известно ли фавну, где эта Раша прячет Иносолан.
По коже у Рэпа поползли мурашки. Он сказал Оотиане про Рашу, но не упомянул про Араккаран. Фавн положил голову на влажную, пахнущую землей траву и содрогнулся. Если Оотиана отправится искать его и не найдет, тогда за ним бросятся в погоню. Тогда он уже не осмелится вернуться за Маленьким Цыпленком. Ради спасения Инос он должен бежать сейчас или же покончить жизнь самоубийством, прежде чем его найдут.
Вокруг стояла тишина.
Луна скрылась за очередной тучей. Он рискнул слегка поднять голову. Оотиана встала на плиту и обняла статую, целуя ее. Свободной рукой статуя крепко обхватила ее за талию.
Наконец поцелуй завершился. Оотиана что-то прошептала. Статуя ответила так же тихо – должно быть, это было признание.
– Мне пора, любимый, – повторила волшебница, и ее голос дрогнул.
Рэп хотел уже отползти и бежать, но Оотиана спрыгнула на землю, и он застыл. Она торопливо направилась к зданию. Выйдя за барьер, колдунья могла обнаружить Рэпа с помощью ясновидения, но либо он лежал слишком неподвижно, либо Оотиана была погружена в свои мысли. Когда она скрылась за дверью, фавн тяжело вздохнул и вытер о траву потный лоб.
Помедлив еще немного, он приготовился отползти.
– Эй, фавн! Подойди сюда, – произнесла статуя.
– Как полезно уметь видеть в темноте, – добавила статуя довольным тоном.
Оказавшись за барьером, Рэп с помощью ясновидения нашел подтверждение тому, чему отказывались поверить его глаза. Более того, луна вновь вышла, и в ее свете выяснилось, что статуя каменная лишь наполовину. Твердые мраморные ноги поддерживали торс из плоти, тело живого человека. Его правая рука, та, что сжимала копье, тоже была каменной почти до локтя. Вот что позволяло ему круглые сутки стоять на плите. Левая рука осталась живой – по крайней мере, пока.
– Я – Рэп, – хрипло произнес Рэп, главным образом, чтобы убедиться, что он еще способен говорить.
– Йоделло, отставной легат армии Феерии.
Он был плотным, хорошо сложенным мужчиной, слишком крупным для импа. Даже теперь, когда его полубезумные глаза светились болью и ужасом, в нем сохранились следы прежней повелительности.
– Как же ты выбрался, пленник?
Рэп попятился, но его ноги тут же застыли, словно каменные конечности Йоделло. Его губы зашевелились по собственному желанию.
– Нас держали вместе с гоблином. Он обладает словом и потому чудовищно силен. Он метнул меня сквозь барьер. Йоделло хрипло фыркнул.
– Как это пришло вам в голову? Что тебе известно о заклятии у барьера?
– У меня тоже есть слово силы, и потому я вижу барьеры, а в замке Иниссо сумел преодолеть заклятие.
– В Краснегаре?
– Да, сэр.
– Фавн так далеко на севере? Ты знаешь, где находится эта Иносолан?
Рэп попытался прикусить язык, но тот поступил по-своему.
– Колдунья сказала, что она из какой-то южной страны под названием Араккаран. А вы – маг! – быстро добавил Рэп. Вот почему его ноги словно вросли в землю!
– Ну и ну! Ты слишком много знаешь – для простого гения.
– Вы убили троих жителей деревни. Мне говорили, что ТОТ, кто сделал это, был наказан. – Рэп обнаружил, что с трудом понимает, как даже три убийства оправдывают эту ужасную смерть, медленное окаменение. Сколько ему придется терпеть эту казнь?
– Но наказала меня не женщина! – заявил получеловек-полустатуя.
– Прошу вас, отпустите меня. Я должен бежать и спасти Инос. Мне надо пробраться на корабль… – Наверняка этот Йоделло отнюдь не сторонник Зиниксо.
Воин покачал головой, и лунный свет вспыхнул на его бронзовом шлеме.
– Они наблюдают за всеми кораблями через зеркало. Выбрав другой путь, ты на некоторое время ускользнешь от Оотианы, но гном пойдет по твоему следу, как гончая, если, конечно, удосужится сделать это сам. А может, пошлет своего дядю. У него много прислужников. Никому еще не удавалось сбежать от волшебника, Рэп.
И потом, Маленький Цыпленок тоже был в комнате, когда там появилась Раша. Он тоже слышал про Араккаран. Рэп в отчаянии опустился на траву. У него мучительно ныла щиколотка, но еще хуже был ужас, закравшийся в его сердце подобно арктическому морозу. Инос! Помолчав немного, он произнес:
– Вы ведь маг? Вы могли бы помочь мне.
– Это ты можешь помочь мне.
– Я? – Рэп вгляделся в лицо мужчины, которое под луной казалось серебристым. Он не знал, шутит ли воин или насмехается над ним, а может, сошел с ума от пытки. Должно быть, прошло уже не меньше двух месяцев после нападения на деревню. Неужели Йоделло страдал здесь все это время? Каждый день мимо него проходили бывшие подчиненные. Кто-то должен был кормить его и мыть.
– Чем же я могу вам помочь?
– Пока почеши мне левую лодыжку. Она сводит меня с ума.
– Забавно, – отозвался Рэп. – Если я смогу чем-нибудь помочь, я так и сделаю, но если нет, тогда мне лучше уйти.
– Но мне не с кем даже поболтать! Составь мне компанию. Поговори со мной. И убей меня.
– Что?
– Да, да! – Воин вздохнул и потер бок локтем, словно там у него зудела кожа. – Разумеется, ты сумеешь – и поможешь мне, понятно? Вон там, за домом, есть сарай. Там ты найдешь лопату, а может, даже топор. А потом перережешь мне горло. Ты избавишь меня от мук.
– Этого я не смогу, – с пересохшим ртом пробормотал Рэп.
– Нет, сможешь! – почти веселым отеческим тоном возразил Йоделло. Должно быть, так он подбадривал робких новобранцев. – Для тебя это отличная возможность. Человек узнаёт, кто он такой, лишь когда кого-нибудь убьет. Ты готов?
– Нет! – Рэп упал в траву и ударился о бордюр аллеи локтем. Обезглавить человека лопатой!
– Но ведь ты ответил на мой зов, Рэп! Ты шагнул сквозь барьер, и теперь тебе не вырваться. Я же маг! Ну, не такой уж могущественный маг, но сумею справиться с мальчишкой, который знает всего одно слово силы.
– Но как только я снова окажусь за барьером, вам со мной не справиться! – возразил Рэп. Какую глупость он совершил! Ему следовало удирать со всех ног, услышав голос Йоделло, однако он решил, что статуя может закричать так громко, что ее услышит Оотиана.
– Ну, это мы еще посмотрим! – Йоделло мрачно усмехнулся и понизил голос до заговорщицкого шепота. – Встань. Рэп. Вот так. А теперь, Рэп, ты пойдешь вон туда, к кустам, где ты нас подслушивал, а затем вернешься.
Ноги Рэпа развернули его так внезапно, что он едва сохранил равновесие. Даже не вспоминая о ноющей щиколотке, он пересек аллею, повернулся и бегом вернулся обратно. Остановившись, он поднял голову и усмехнулся воину, сгорая от стыда.
Назад: Часть седьмая Рассвет пустоты
Дальше: Часть девятая Мёртвое вчера