6
— Здесь, на бывшем заводе, мы восстанавливаем оборудование для проекта «Тысячелетие». Как видите, эта работа только началась. Мы не можем приступить к сборке настоящих роботов, как того требует разработанный Циклопом перспективный план, пока не запустим ранее существовавшие производственные мощности.
Проводник вел Гордона среди полок, на которых громоздились приборы, оставшиеся от прошлой эры.
— Первым шагом было, разумеется, спасти как можно больше техники от ржавчины и гибели. Здесь хранится только часть того, что уже удалось получить. То, что мы сможем использовать лишь в будущем, собрано в других местах.
Питер Эйг, долговязый блондин примерно одного с Гордоном возраста, разве что на пару лет постарше, видимо, учился в университете в Корваллисе, когда разразилась война. Он был моложе большинства других служащих Циклопа, однако, как и они, носил белый халат с черной оторочкой; впрочем, и его виски уже тронула седина.
Помимо прочего, Эйг приходился дядей и вообще единственным близким родственником мальчугану, спасенному Гордоном в Юджине. Он не рассыпался в благодарностях, однако Гордон чувствовал, что ученый считает себя в долгу перед ним. Никто из служителей Циклопа, невзирая на ранги, не вмешался, когда Эйг настоял на том, что именно он будет знакомить гостя с предложенной Циклопом программой борьбы с надвигающимся на Орегон каменным веком.
— Вот тут мы взялись за ремонт компьютеров помельче и прочих нехитрых устройств, — втолковывал Эйг Гордону, увлекая его за собой в электронный лес. — Самое сложное — замена схем, сгоревших в момент начала войны из-за высокочастотных электромагнитных импульсов вследствие атомной бомбардировки. Помните первые взрывы?
Гордон снисходительно улыбнулся, чем вогнал Эйга в краску. Провожатый всплеснул руками, признавая возникшую неловкость.
— Простите меня! Просто я уже привык, что объяснения должны быть как можно проще... Разумеется, вы там, на востоке, познакомились с электромагнитным импульсом накоротке, не то что мы.
— Я в технике профан, — ответил Гордон и тут же пожалел, что его актерское искусство достигло таких высот: он был бы не прочь пополнить свои знания.
Однако Эйг вернулся к прерванной теме.
— Вот я и говорю: здесь выполняется вся подготовительная работа. Весьма трудоемкое дело, однако когда мы сможем потреблять электроэнергию в большем количестве, то есть когда ее будет хватать одновременно и на самое насущное, и на нас, ученых, мы приведем в исполнение наши планы и оснастим микрокомпьютерами близлежащие поселки, школы, мастерские. Цель, конечно, амбициозная, однако Циклоп уверен, что мы еще успеем стать свидетелями компьютерного возрождения.
Миновав ряды полок, они оказались в просторном цеху. Потолки здесь были стеклянные, так что днем нужды в люминесцентном освещении не возникало. Тем не менее гудение тока в проводах доносилось со всех сторон; взад-вперед сновали с нагруженными электроникой тележками фигуры в белых халатах. Вдоль стен было свалено то, чем расплачивались соседние города и поселения поменьше за благосклонность Циклопа.
Не проходило дня, чтобы сюда не поступали со всех сторон новые партии техники, а также кое-что из еды и одежды для самих помощников Циклопа. Однако, насколько удалось понять Гордону, население долины легко расставалось со своими электронными находками. На что им, в самом деле, сдалась эта старая рухлядь?
Не приходилось удивляться и тому, что жалоб на «тиранию машины» тоже не поступало. Цена, требуемая суперкомпьютером, уплачивалась безропотно. Взамен долина обрела собственного Соломона — а также, возможно, и Моисея, готового вывести людей к свету. Вспоминая слышанный им когда-то проникновенный, мудрый голос довоенного суперкомпьютера, Гордон признал справедливость сделки.
— Циклоп тщательно спланировал эту начальную стадию развития, — объяснял Эйг. — Вы уже видели нашу весьма скромную линию по сборке водных и ветряных турбин. Помимо этого, мы помогаем местным кузнецам совершенствовать производство, а местным фермерам — планировать севооборот. Раздавая старые ручные видеоигры детям долины, мы надеемся, что тем самым подготавливаем их к приходу настоящих компьютеров, когда для этого наступит срок.
Они подошли к участку, где седовласые люди сидели перед мерцающим огоньками пультом с эк ранами. От всего этого Гордон испытал легкое головокружение; ему казалось, он забрел в мастерскую, где добродушные гномы собирают погибшую вроде бы раз и навсегда мечту.
Работающие здесь были в большинстве своем далеко не молоды. Гордону подумалось, что они торопятся сделать как можно больше, прежде чем их образованное поколение вынуждено будет уступить место неучам.
— Разумеется, теперь, когда налажен контакт с Возрожденными Соединенными Штатами, — продолжал Питер Эйг, — у нас появилась надежда на ускорение работ. К примеру, я могу передать вам длинный перечень чипов, изготовить которые мы никогда не сможем. То ли дело — получить их готовыми! Надо-то всего лишь восемь жалких унций — зато программа Циклопа прыгнет вперед на целых четыре года. Очень надеемся, что Сент-Пол снабдит нас необходимым.
Гордону отчаянно не хотелось встречаться с ним взглядом. Он поспешно нагнулся к разобранной плате, делая вид, что заинтересовался внутренностями компьютера.
— Я плохо разбираюсь в подобных тонкостях, — ответил он, судорожно сглотнув. — Да и вообще, на востоке есть дела поважнее, чем раздача видеоигр.
Он допустил некоторую резкость в тоне специально, чтобы не пришлось больше врать. Однако служитель Циклопа побледнел, словно получил пощечину.
— О, как же я несообразителен! Конечно, ведь им пришлось бороться с радиацией, эпидемиями, голодом, холнистами... Наверное, нам здесь, в Орегоне, попросту повезло. Видимо, придется выкручиваться самим, пока остальная часть страны не оправится достаточно, чтобы оказать нам помощь.
Гордон кивнул. Оба говорили правду, однако лишь один знал, до какой степени печальна действительность, стоящая за правдивыми словами.
В наступившей неловкой тишине Гордон задал первый пришедший ему на ум вопрос:
— Значит, раздача игрушек на батарейках — это для вас нечто вроде миссионерского служения?
Эйг улыбнулся.
— Да, ведь именно так до вас впервые дошел слух о нас? Знаю, звучит слишком примитивно. Но это дает какой-то эффект. Пойдемте, я познакомлю вас с главой этого проекта. Если кто-то разбирается по-настоящему в специфике двадцатого века, то это Дэна Спорджен. Познакомившись с ней, вы поймете, что я имею в виду.
С этими словам он провел Гордона в боковую дверь и дальше по коридору, заставленному всякой всячиной в комнату, наполненную электрическим гудением. Вся она была обвита проводами, напоминающими плющ, карабкающийся по стенам. Сквозь безжизненные ветви этого искусственного вьюна проглядывали какие-то кубики и цилиндры, в которых Гордон быстро узнал перезаряжающиеся батарейки, питаемые сейчас током от генераторов.
У противоположной стены комнаты стояли трое в обычной одежде, внимательно слушавшие длинноволосое белокурое создание в белом халате с черной полосой, выдававшем служительницу Циклопа. Приглядевшись, Гордон с удивлением отметил, что и эта троица — женщины.
Возле его уха раздался шепот Эйга:
— Забыл вас предупредить: пусть Дэна и самая молодая из всех служителей Циклопа, зато в некотором смысле она — музейный экспонат. Настоящая феминистка, из буйных.
Эйг довольно ухмыльнулся. После гибели цивилизации многое исчезло безвозвратно. В прежние времена бытовали словечки, совершенно выпавшие теперь из обихода. Гордон удивленно вскинул голову.
Феминистка была высокой, во всяком случае для женщины, выросшей в столь тяжелые времена. Поскольку она стояла к ним спиной, он ничего не мог сказать о ее внешности, зато говорила она, обращаясь к внимавшим ей молодым женщинам, негромко и уверенно.
— В общем, чтобы в твое следующее дежурство ты больше не рисковала, Трейси! Ты меня слышишь? Мне потребовалось целый год лезть из кожи вон, чтобы нам доверили этот участок. Даже при том, что это самое логичное: деревенские жители не так боятся, когда к ним присылают женщину. Но вся логика пойдет насмарку, если с кем-нибудь из вас что-то случится.
— Но Дэна! — запротестовала насупленная брюнетка. — В Тилламоке уже наслышаны о Циклопе! Я всего лишь заскочила туда по пути из своей деревни! Когда со мной тащатся Сэм и Гомер, приходится забывать про скорость...
— Ну и пусть! — оборвала ее наставница. — Чтобы в следующий раз они были при тебе. Я не шучу! Иначе, можешь мне поверить, ты мигом окажешься в своем медвежьем углу и будешь опять учительствовать и рожать детей!
Она осеклась, заметив, что помощницы больше не слушают ее, все трое с любопытством рассматривали Гордона.
— Дэна, познакомьтесь с инспектором, — громко сказал Питер Эйг. — Уверен, он с удовольствием изучит работу вашей зарядной мастерской и услышит о ваших... миссионерских поползновениях.
Снова обращаясь к Гордону, Эйг, криво улыбнувшись, прошептал:
— Если бы я попробовал не представить вас ей, то, боюсь, она бы мне руки повыдергивала. Будьте осмотрительны и вы, Гордон! — Женщина направилась к ним, и он уже громче добавил: — У меня есть кое-какие дела. Вернусь через несколько минут и поведу вас на интервью.
Гордон кивком отпустил своего провожатого и тут же почувствовал себя под взглядами четырех женщин как на горячей сковородке.
— На сегодня достаточно, девочки. Увидимся завтра днем, тогда и поговорим о плане следующего выезда.
«Девочкам» не хотелось расходиться, о чем говорили их выразительные взгляды. Однако Дэна движением подбородка выгнала их вон. Их застенчивые улыбки и смешки, которыми они встретили попытку Гордона козырнуть им в знак приветствия, плохо сочетались с длинными ножами, свисавшими у них с пояса либо торчавшими из-за отворота сапог.
Только когда Дэна Спорджен улыбнулась Гордону, протягивая руку, он понял, насколько она молода.
«В момент взрыва водородных бомб ей вряд ли было больше шести лет от роду!»
Рукопожатие девушки не уступало по твердости ее поведению, однако гладкая, почти лишенная мозолей кожа на ладони свидетельствовала о том, что ей ближе книги, нежели плуги с молотилками. Зеленые глаза беззастенчиво изучали Гордона. Он уже забыл, когда последний раз встречался с подобной женщиной.
«В Миннеаполисе, на безумном втором курсе колледжа, — подоспел ответ. — Только та была со старшего курса. Поразительно, что я ее до сих пор помню...»
Дэна засмеялась.
— Позвольте предугадать ваш вопрос. Да, я молода, принадлежу к женскому полу и не обладаю еще достаточной квалификацией, чтобы претендовать на высокий пост при Циклопе, тем более руководить ответственным проектом.
— Вынужден просить у вас извинения, — промямлил Гордон, — потому что вы в точности угадали мои мысли.
— О, никаких проблем! Меня все равно дразнят ходячим анахронизмом. Но дело в том... после того как во время уничтоживших всю технику бунтов погибли мои родители, меня взяли на воспитание доктора Лазаренски, Тайфер и другие. Меня страшно избаловали и научили вести себя властно. Вы, несомненно, получили об этом некоторое представление, став свидетелем моего разговора с девочками.
Гордон тем временем пришел к заключению, что более всего для описания ее внешности подходит словечко «изящная». На его вкус, правда, лицо девушки было чуть-чуть длинновато, а нижняя челюсть, пожалуй, слишком тяжелой. Однако стоило Дэне Спорджен начать подшучивать над собой, как сейчас, она тут же становилась попросту хорошенькой.
— В общем, — заключила она, указывая на провода и цилиндрики вдоль стен, — нам, возможно, и не удастся подготовить инженерную смену, однако для подзарядки батареек не требуется избытка мозгов.
— Вы несправедливы к себе, — с улыбкой возразил Гордон. — Я, к примеру, дважды покушался на вводный курс физики. Словом, Циклоп знает, что делает, раз поручил вам этот участок.
Дэна покраснела от удовольствия и опустила глаза.
— Полагаю, что так.
«Застенчивость? — удивился Гордон. — Эта девушка преподносит один сюрприз за другим. Не ожидал!»
— Ну вот, опять его несет нелегкая! — проговорила она вполголоса.
В проходе появился Питер Эйг. Сейчас он наводил порядок на одной из полок. Гордон взглянул на свои старомодные механические часы. Один из местных умельцев подрегулировал их, так что теперь они убегали за час не больше чем на полминуты.
— Дело в том, что через десять минут состоится мое свидание с Циклопом, — объяснил он, пожимая девушке руку на прощание. — Надеюсь, Дэна, у нас еще появится возможность поболтать.
Она улыбнулась в ответ.
— Не сомневаюсь. Мне хочется расспросить вас о том, что представляла собой жизнь до войны.
«Не о Возрожденных Соединенных Штатах, а о добрых старых временах. Невероятно! И почему меня? Что такого смогу я ей рассказать о минувшем, чего она не может узнать от любого другого, кому перевалило за тридцать пять?»
Все еще не оправившись от удивления, он зашагал вместе с Питером Эйгом по сумрачному складу к выходу.
— Простите, что пришлось прервать ваш разговор, — сказал Эйг, — но нам нельзя опаздывать. Не хватало только, чтобы Циклоп нас отчитывал! — Он ухмыльнулся, но у Гордона создалось впечатление, что в этой шутке есть доля правды. При выходе из помещения их приветствовали охранники с винтовками и белыми повязками на рукавах.
— Очень надеюсь, Гордон, что ваша беседа с Циклопом пройдет успешно, — сказал провожатый напоследок. — Мы очень рады восстановлению связи с остальными регионами страны. Не сомневаюсь, что Циклоп сочтет необходимым всесторонне сотрудничать с вами.
Циклоп! Гордон встряхнулся. Теперь никуда не денешься. Он пока не мог разобраться в своих чувствах и не знал, напуган или ободрен предстоящей встречей. Гордон постарался взять себя в руки, преисполненный решимости сыграть свою роль до конца. Иного выбора у него не было.
— Я придерживаюсь совершенно того же мнения, — отозвался он. — Мне хочется оказать вам максимальную поддержку. — Говоря так, он нисколько не кривил душой.
Питер Эйг свернул, указывая на дорогу поперек аккуратно подстриженной лужайки к Дому Циклопа. На какое-то мгновение Гордона охватило смятение. То ли это было игрой воображения, то ли он и впрямь заметил в глазах Эйга странное выражение — словно тот чувствует себя очень виноватым...
7
Холл в Доме Циклопа, бывшем прежде Лабораторией искусственного интеллекта Университета штата Орегон, послужил Гордону болезненным напоминанием о несколько более элегантной эпохе. Золотистый ковер, носивший следы недавней обработки пылесосом, оказался почти невытертым. В начищенной до блеска мебели и блестящих панелях, закрывающих стены, отражались яркие светильники и фигуры крестьян и выборных деятелей, преодолевших добрые сорок миль и теперь комкавших в руках петиции в ожидании своей очереди для короткой встречи с мудрой машиной.
При виде Гордона все посетители дружно встали. Несколько наиболее смелых подошли пожать ему руку, и он почувствовал, какие натруженные у них ладони. В их глазах светились надежда и изумление, голоса звучали негромко и почтительно. Гордон, с застывшей на лице радушной улыбкой, кивал как китайский болванчик, стараясь не думать о постыдности происходящего и только жалел, что они с Эйгом не могли дождаться аудиенции в каком-нибудь укромном уголке.
Наконец симпатичная секретарша с улыбкой пригласила их войти. Гордон и его провожатый оказались в длинном коридоре, с противоположного конца которого навстречу им шла пара: один в знакомом белом халате с черной полосой — служитель Циклопа, другой в обычном довоенном костюме, ношеном, но хорошо выглаженном. Последний хмурился, изучая длинную компьютерную распечатку.
— Что-то никак не возьму в толк, доктор Гробер... Циклоп предлагает бурить колодец вблизи северной скважины или нет? На мой взгляд, ответ не больно ясен.
— Скажите вашим землякам, Герб, что Циклоп не должен продумывать все до мельчайших деталей. Он сужает для вас поле выбора, но никак не может принять вместо вас окончательное решение.
Фермер расстегнул тесный воротничок.
— Конечно, кто ж этого не знает... Но раньше он давал более четкие ответы. Почему на этот раз он высказывается так туманно?
— Ну, во-первых, Герб, со времени внесения последних уточнений в содержащиеся в памяти Циклопа геологические карты прошло более двадцати лет. Во-вторых, как вы наверняка знаете. Циклоп создан для работы с экспертами высочайшего уровня. Поэтому естественно, что многие его пояснения остаются для нас недоступными — даже для тех немногих ученых умников, которые дожили до теперешних времен.
— Да, но... — Тут проситель поднял глаза и увидел перед собой Гордона. Рука его потянулась к голове, словно он намеревался снять несуществующую шляпу; потом он поспешно вытер ладонь о штаны и протянул ее Гордону.
— Герб Кейло из Сиотауна, господин инспектор. Для меня это большая честь, сэр.
Тот пробормотал дежурную любезность, пожимая предложенную руку. Сейчас он больше чем когда-либо чувствовал себя не заслуживающим уважения политиканом.
— Да, сэр, огромная честь! Очень надеюсь, что в ваши планы входит добраться и до нас, чтобы открыть в нашем поселке почтовое отделение. Обещаю вам такой сердечный прием, какого вы еще никогда...
— Эй, Герб, — вмешался его спутник. — Мистер Кранц торопится на встречу с Циклопом. — Он выразительно посмотрел на свои электронные часы.
Кейло покраснел и закивал головой.
— Не забудьте о моем приглашении, мистер Кранц. Уж мы о вас позаботимся... — Еще немного, и он поклонился бы, пятясь по проходу. Остальные не обратили на это внимания, Гордон же не знал, куда деваться от стыда.
— Вас ожидают, сэр, — поторопил пожилой специалист, приглашая его следовать дальше по коридору.
* * *
Долгая жизнь наедине с дикой природой сделала слух Гордона весьма острым, на диво городским жителям. Заслышав впереди отголоски спора — он как раз шагал, окруженный двумя провожатыми, к открытой двери конференц-зала, — Гордон намеренно замедлил шаг, якобы смахнуть соринку с формы.
— Откуда нам знать, подлинны ли представленные им документы? — вопрошал кто-то. — Ну да, на них нет живого места от печатей, но все равно вид они имеют грубоватый. А уж басня насчет лазерных спутников и вовсе шита белыми нитками!
— Возможно. Зато она отлично объясняет пятнадцатилетнее безмолвие! — возразил другой голос. — Если он самозванец, то как вы объясните появление курьера с почтой? Илайес Мэрфи получил у себя в Олбани весточку от давно потерявшейся сестры, а Джордж Сиверс оставил свою ферму в Гринбери, чтобы съездить в Кертин и встретиться с женой, которую он уже столько лет считал погибшей!
— Не возьму в толк, почему все это столь для вас важно, — раздался тихий третий голос. — Главное — люди поверили...
Питер Эйг заторопился вперед и нарочито кашлянул. При виде Гордона из-за полированного дубового стола поднялись четверо мужчин и две женщины, все в белых халатах. Небольшой зал был приятно освещен. Собравшиеся, кроме Питера, оказались достаточно немолодые.
Гордон поздоровался с каждым за руку, чувствуя немалое облегчение: со всеми этими людьми он уже встречался раньше, иначе ни за что бы не запомнил, как кого зовут. Он старался вести себя подчеркнуто деликатно, но взгляд его помимо воли то и дело упирался в толстый стеклянный экран, перегораживавший помещение посередине.
Дубовый стол тянулся до самого экрана, а дальше царил полумрак. Единственным пятном света за стеклом было мерцающее, переливчатое подобие лица, напоминающее крупную жемчужину или луну в ночном небе.
Гордон пригляделся и различил объектив камеры и темный цилиндр с мигающими на нем огоньками, образующими сложный рисунок. Огоньки мигали волнами, снова и снова пробегавшими по цилиндру. Эти бесконечно повторяющиеся волны, притягивавшие взгляд, поразили Гордона, но он пока не понимал, почему...
Машина была погружена в мягкое облако ледяного тумана. Несмотря на толстую стеклянную преграду, Гордон чувствовал, как оттуда тянет холодом.
Главный служащий, по имени Эдвард Тайфер, взял Гордона за руку и сказал, глядя прямо в стеклянный глаз объектива:
— Циклоп, я рад познакомить тебя с мистером Гордоном Кранцем. Мистер Гордон представил документы, свидетельствующие, что он является почтовым инспектором правительства Возрожденных Соединенных Штатов. Мистер Кранц, перед вами Циклоп.
Глядя в жемчужно-серый объектив, на мигающие огоньки и колышущийся туман, Гордон не мог отделаться от чувства, будто он — неразумное дитя, завравшееся и перехитрившее самого себя.
— Очень приятно с вами познакомиться, Гордон. Сядьте, прошу вас.
Мягкий дружелюбный голос почти не отличался от человеческого. Он доносился из динамика, установленного на краю дубового стола. Гордон опустился в подставленное Питером Эйгом мягкое кресло. После недолгой паузы Циклоп заговорил снова:
— Вы принесли нам добрые вести, Гордон. После стольких лет, проведенных в заботах о населении долины реки Уилламетт, в них нелегко поверить, настолько они хороши. — Молчание. — Мне доставляет огромное удовольствие работа с друзьями, настаивавшими, чтобы их называли моими «служащими». Однако трудно избавиться от чувства одиночества, когда представляешь себе, что весь прочий мир лежит в руинах. Очень прошу, скажите, Гордон, выжил ли на востоке кто-нибудь из моих собратьев?
Гордону пришлось отвести глаза. Опомнившись, он покачал головой.
— Нет, Циклоп, к моему величайшему сожалению, нет. Ни одна супермашина не избежала общей участи. Боюсь, ты — последний в своем роде.
Он сожалел, что вынужден огорчить собеседника печальной новостью, но одновременно полагал, что возможность начать разговор с правды — неплохое предзнаменование.
Циклоп долго молчал. Воображение Гордона разыгралось, и ему показалось, что он услышал негромкий вздох, почти что всхлип. Во время паузы лампочки под объективом продолжали однообразно мигать, словно посылая кому-то сигнал на неведомом ему языке. Гордон знал, что нельзя сидеть молча, иначе это перемигивание вконец его загипнотизирует.
— Дело в том, Циклоп, что почти все большие компьютеры погибли в первые же секунды войны — от известных тебе электромагнитных импульсов. Поэтому меня разбирает любопытство, как умудрился выжить ты.
Казалось, машине, как и Гордону, потребовалось стряхнуть с себя горестное оцепенение, чтобы ответить на вопрос.
— Вопрос хорош. То, что я выжил, — счастливая случайность. Война началась как раз в День посещений, устроенный у нас в университете. Импульсы застали меня в клетке Фарадея, в которой я собирался предстать перед публикой. Так что, сами понимаете...
Гордон, как ни заинтриговал его рассказ Циклопа, торжествовал. Он перехватил инициативу и сам задавал вопросы, как и подобает «федеральному инспектору». Покосившись на серьезные лица служащих, он понял, что одержал маленькую победу. Теперь они принимали его всерьез.
Что если он действительно выпутается?
Однако Гордон по-прежнему избегал смотреть на перемигивающиеся лампочки. Скоро он почувствовал, что весь вспотел, несмотря на холод, которым веяло от ледяного стеклянного щита.
8
Спустя четыре дня все встречи и переговоры остались позади. Неожиданно для себя, еще не будучи вполне подготовленным, он сообразил, что наступило время отъезда. Питер Эйг пошел проводить Гордона к конюшне, где для него были готовы свежие лошади, неся две полупустые сумки.
— Жаль, что все это так затянулось, Гордон. Я знаю, вам не терпится возобновить свои труды по созданию почтовой трассы. Просто Циклопу хотелось разработать для вас оптимальный маршрут, чтобы вы охватили север Орегона с наибольшей эффективностью.
— Все в порядке, Питер. — Гордон притворно пожал плечами. — В задержке нет ничего страшного, а за помощь я очень благодарен.
Несколько секунд они брели молча. Мысли, быстро сменяя друг друга, путались в голове Гордона. Если бы Питер только знал, как ему хочется остаться... Если бы только существовал способ...
Гордон успел полюбить нехитрый комфорт своей комнаты напротив Дома Циклопа, обильную и вкусную еду, какой его потчевали как правительственного эмиссара, отличную библиотеку почти новых книг. Больше всего остального ему будет не хватать электрической лампочки над кроватью. Последние четыре вечера он засыпал с книгой в руках, как когда-то в молодости; привычка возродилась с легкостью, несмотря на прошедшие годы.
Двое охранников в кожаных куртках прикоснулись к своим шляпам, когда Гордон и Эйг, завернув за угол Дома Циклопа, зашагали по широкой поляне к конюшне.
Дожидаясь, пока Циклоп разработает для него маршрут, Гордон изучал окрестности Корваллиса, вел с десятками людей умные разговоры о научных методах земледелия, несложных ремеслах и социальной теории, сделавшейся основой достаточно свободной конфедерации, мирно существовавшей под дланью Циклопа. Секрет Долины оказался прост: никто не проявлял воинственности, поскольку забияка должен был бы напрочь забыть о чудесах, которые супермашина обещала сделать когда-нибудь явью.
Один разговор особенно запомнился Гордону. Он состоялся прошлым вечером. Собеседницей его была самая младшая из служащих Циклопа Дэна Спорджен. Она допоздна держала его у камина, пользуясь помощью двух девушек из числа своих подчиненных. Они все подливали ему чаю, пока он не запротестовал, и терзали вопросами о том, что представляла собой его жизнь до Светопреставления.
Гордон уже владел несколькими уловками, позволявшими ему не вдаваться в подробности, касающиеся Возрожденных Соединенных Штатов, однако от подобного направления разговора он еще не изобрел защиты. Дэна, судя по всему, гораздо меньше интересовалась темой, бывшей сейчас у каждого на устах, — «наведением мостов с остальной частью страны». В ее подходе к проблеме был свой резон: процесс этот неминуемо растянется не на один десяток лет.
Зато ей очень хотелось знать, на что был похож мир непосредственно перед началом войны и сразу после. Особенное восхищение у нее вызывал его рассказ о страшном, трагическом годе, который он провел в составе взвода ополчения под командованием лейтенанта Вана. Ей хотелось знать подробности о каждом бойце взвода, его недостатках и причудах, отваге — или упрямстве, заставлявших человека не складывать оружие еще долгое время после того, как игра проиграна.
Нет, не проиграна! Гордон спохватился как раз вовремя, чтобы выдумать хэппи-энд, описывая битву в округе Микер. Благодаря подоспевшей кавалерии элеваторы были в последнюю минуту спасены. Славные ребята все же погибли — он не жалел подробностей, повествуя о смерти Тайни Кайлра и стойкости Дрю Симмса, однако у него выходило, что жертвы оказались не напрасны.
Он излагал историю так, как она должна была бы закончиться, сам удивляясь своему рвению. Женщины, разинув рты, внимали ему словно сказочнику, рассказывавшему лучшую из своих сказок на сон грядущий, или как если бы все, что они выслушивали, подлежало проверке следующим же утром, причем при их непосредственном участии.
Вот бы понять, что они нашли в его рассказе, что пытались извлечь из этой горькой исповеди...
Возможно, дело было в том, что низовья реки Уилламетт слишком долго не ведали войны; однако Дэне хотелось послушать и о самых худших людях, с которыми он сталкивался. Она вытягивала из него все, что он знал о мародерах, «мастерах выживания» и холнистах.
«Рак, погубивший Возрождение, которое наметилось было на рубеже веков... Да поразят тебя муки ада. Натан Холя!»
Дэна задавала вопрос за вопросом, даже когда Трейси и Марианну сморил сон. В других обстоятельствах его бы вдохновили близость и восторженное внимание привлекательной женщины. Однако здесь все получалось совсем не так, как с Эбби в Пайн-Вью. Он начти не сомневался, что приятен Дэне и как мужчина, однако она явно куда больше ценила его как источник драгоценной информации. Раз им было отведено на общение каких-то несколько дней, она не испытывала ни малейших сомнений насчет максимально эффективного способа их проведения.
Дэна подавляла его своей настойчивостью и казалась почти одержимой. При этом он знал, что его отъезд будет для нее печальным событием.
В этом смысле у нее не было сторонников. Чутье подсказывало Гордону, что остальные служащие Циклопа вздохнут с облегчением, избавившись от него. Не являлся исключением и Питер Эйг.
«Все дело в том, что я играю роль, — думал Гордон. — Наверное, в глубине души они ощущают какую-то фальшь, и я не имею права осуждать их за это».
Даже если большинство электронщиков поверили его россказням, у них не было особых оснований испытывать привязанность к представителю далекого «правительства», которое наверняка — дело только во времени — вмешается в их жизнь и посягнет на дело их рук. Они уверяли его, что спят и видят те дни, когда будут восстановлены их связи с внешним миром, однако Гордон чувствовал, что это просто поза.
С другой стороны, им совершенно нечего бояться!
Что до реакции самого Циклопа, то Гордон все еще не до конца определился, как именно оценить ее. Супермашина, взвалившая на себя ответственность за жизнь целой долины, во время их последующих встреч вела себя осторожно и несколько отстраненно. Шутки и остроумные реплики остались в прошлом, их сменила гибкая, но непроницаемая серьезность. Его, помнившего тот предвоенный день в Миннеаполисе, теперешняя холодность машины особенно расстраивала.
Наверное, время приукрасило его воспоминания о том, другом суперкомпьютере. Циклоп и его приближенные наворочали здесь немало дел. Не ему судить их!
Гордон и его провожатый шли мимо старых пожарищ.
— Похоже, здесь кипели нешуточные бои, — заметил он.
Воспоминания заставили Питера нахмуриться.
— Там, у навеса для старого оборудования, мы отбили наступление банды противников техники. Видите расплавленные трансформаторы и старый запасной генератор? После того как нападающие вывели их из строя, нам пришлось перейти на энергию воды и ветра.
Почерневшие груды металла все еще загромождали поле боя, где техники и ученые отчаянно отстаивали дело всей своей жизни. Это зрелище напомнило Гордону о не покидающей его тревоге.
— Я по-прежнему думаю, Питер, что следует гораздо серьезнее относиться к возможности вторжения «мастеров выживания». Если я правильно понял разведчиков, то ждать набега осталось недолго.
— Но, согласитесь, до вас долетели только обрывки разговора, которые вы могли неверно истолковать. — Эйг дернул плечом. — Мы, конечно, усилим свои патрули, но лишь когда сумеем все заново спланировать и еще раз обдумать степень угрозы. Однако поймите: Циклоп вынужден заботиться о своей репутации. У нас уже десять лет не объявлялось всеобщей мобилизации. Если Циклоп ее объявит, а потом выяснится, что это ложная тревога... — Он не договорил: все было ясно и так.
Гордон и сам знал, что старшины окрестных деревень относятся к его предупреждениям с подозрением. Им не хотелось отвлекать мужчин от сева озимых. Кроме того, сам Циклоп усомнился, смогут ли банды холнистов организоваться в достаточной степени, чтобы нанести решающий удар в нескольких сотнях километров к северу от своего логова. Суперкомпьютер объяснял, что «мастера выживания» мыслят совсем по-другому.
Гордону ничего не оставалось, кроме как смириться с приговором Циклопа. В конце концов, в банке данных, хранившихся в его бездонной памяти, фигурировали все когда-либо существовавшие психологические тесты, а также все писания самого Холка. Не исключено, что разведчики с Рог-Ривер были посланы в рейд ограниченной глубины и болтали невесть что, желая казаться значительнее самим себе. Не исключено...
Вот и пришли.
Конюхи приняли поклажу Гордона, состоявшую из скромных пожитков и трех книг, взятых на время в местной библиотеке. Его новый конь — стройный, сильный мерин — уже стоял под седлом. Вьючная лошадь была нагружена припасами и двумя битком набитыми мешками с письмами, полными надежд. Если хотя бы один из пятидесяти адресатов окажется жив-здоров, это уже можно будет считать чудом. Зато для немногих выживших письма станут драгоценными дарами, с которых начнется медленный процесс повторного узнавания мира и самих себя.
Вдруг выдуманная им роль и впрямь принесет пользу — которая по крайней мере сможет уравновесить его ложь...
Гордон уселся на нетерпеливого мерина и стал ласково похлопывать его по спине, приговаривая разные приятные для лошадиного уха словечки, пока тот не успокоился. Питер протянул на прощание руку.
— Увидимся через три месяца, когда вы заедете к нам на обратном пути на восток.
Почти те же слова он слышал вчера от Дэны Спорджен. Как знать, может, он появится здесь гораздо раньше, если наберется храбрости выложить им всю правду.
— К тому времени Циклоп обещает приготовить для вас, Гордон, подробный отчет о положении у нас в северном Орегоне, чтобы вы передали его своему начальству.
Эйг на некоторое время задержал его руку, и Гордон был в который раз озадачен. Славный малый выглядел так, словно существовало какое-то обстоятельство, причинявшее ему острое неудобство, о котором он, впрочем, не может обмолвиться ни словечком.
— Бог в помощь вам в ваших бесценных трудах, Гордон, — искренне молвил он. — Если я хоть чем-то могу вам помочь, даже самую малость, обязательно дайте мне знать.
Гордон согласно кивнул. Хвала Создателю, более не требовалось никаких слов. Он пустил мерина рысью в северном направлении. Вьючная лошадь послушно устремилась следом.
9
По словам служащих Циклопа, соединявшее когда-то штаты шоссе к северу от Корваллиса было непроезжим и вдобавок небезопасным, поэтому Гордон воспользовался проселком, тянувшимся параллельно шоссе, но несколько западнее. Рытвины и разный хлам на дороге не позволяли торопиться, поэтому он был вынужден устроить привал и перекусить среди развалин городка Буэна-Виста.
Несмотря на утренний час, в небе уже сгущались тучи; по захламленным улицам ползли клочья тумана. По счастливому совпадению именно в этот день окрестные фермеры собрались в бывшем парке этого обезлюдевшего городка для торговли. Жуя хлеб с сыром, извлеченные из вещевого мешка, Гордон вел с ними неторопливый разговор.
— Да шоссе здесь вполне приличное, — втолковывал ему один из местных, удивленно качая головой. — Эти профессора, небось, сюда и носа не кажут. Какие из них путешественники! Не то что вы, мистер Кранц! Не иначе, у них там переплелись не только провода, но и последние извилины в башках! — Фермер ухмыльнулся, довольный собственным остроумием.
Гордон не стал распространяться о том, что маршрут предложен ему самим Циклопом. Поблагодарив собеседника, он заторопился к коню, чтобы еще раз взглянуть на подаренную ему карту.
Она была испещрена густой сетью компьютерной графики: рациональный маршрут, каким ему лучше всего следовать, протягивая почтовую трассу в северном Орегоне. Его уверяли, что этот маршрут должен помочь ему избежать любых затруднений, существующих на пути, — в частности, районов, где бесчинствуют банды, а также пояса радиоактивности вблизи Портленда.
Гордон в замешательстве почесал бороду. Чем больше он изучал карту, тем больше отказывался что-либо понимать. Знает ли Циклоп, что творит? Ведь эта извилистая трасса могла претендовать на любое название, кроме одного: ее никак нельзя было назвать рациональной.
Гордон стал помимо своей воли подозревать, что цель карты, скорее, заключается в том, чтобы усложнить его маршрут, увести в сторону, заставить потерять, а вовсе не сэкономить время.
Но зачем это нужно Циклопу?
Вряд ли супермашина опасается его вмешательства. Гордон успел освоить ход рассуждений, способных погасить любые страхи такого рода: он без устали подчеркивал, что Возрожденные Соединенные Штаты никоим образом не намерены покушаться на право местных жителей самим решать свои проблемы. Циклоп как будто поверил в его клятвы.
Гордон поднял глаза от карты. Погода портилась: тучи висели теперь совсем низко, окутывая остовы разрушенных домов. По пыльным улицам тянулся туман; он уже заполз между Гордоном и сохранившейся стеклянной витриной магазина. Это живо напомнило ему другой туман, еще холоднее теперешнего, и другую прозрачную преграду.
«Мертвая голова... Ухмылка мертвого почтальона... Его облик тогда совместился с моим...»
Он поежился. За одним воспоминанием потянулось следующее: завитки тумана напомнили ему холодный пар и его собственное отражение в стеклянном экране во время первой встречи с Циклопом в Корваллисе. Каким странным показалось тогда волнообразное мигание лампочек! Уж больно оно было монотонным...
Внезапно по спине Гордона пробежал холодок.
— Нет! — прошептал он. — Господи, только не это!
Он поспешил зажмуриться, отчаянно желая отвлечься, подумать о чем-нибудь другом — о погоде, о докучливой Дэне, о славной маленькой Эбби, вспоминающей его в Пайн-Вью, о чем угодно, только не о...
— Кому это понадобилось? — громко спросил он у пустоты. — И зачем?
Гордон вынужден был нехотя признаться самому себе, что догадывается о причинах. Уж он-то специалист по части побуждений, подталкивающих людей к тому, чтобы накручивать одну ложь за другой. Вовремя припомнились и почерневшие обломки на заднем дворе Дома Циклопа. Интересный вопрос: как они добились таких высот? Прошло уже почти двадцать лет с тех пор, как Гордону приходилось отвечать на вопросы из области физики и несложной технологии. Эти годы были наполнены борьбой за выживание, а также навязчивыми мечтами о сказочном возрождении. Не ему утверждать, что осуществимо для горстки служителей Циклопа, а что нет.
Но он чувствовал теперь настоятельную потребность проверить правильность своих подозрений. Он не сможет сомкнуть глаз, пока не разберется во всем этом раз и навсегда.
— Простите! — окликнул он одного из фермеров. Тот широко улыбнулся ему беззубым ртом и вскочил, сдергивая с головы шляпу.
— Чем я могу вам помочь, господин инспектор?
Гордон ткнул пальцем в точку на карте не более чем в десяти милях от Буэна-Виста по прямой.
— Знаете, как проехать сюда, в Сиотаун?
— А-то нет, босс! Если поторопитесь, успеете туда еще засветло.
— Уж я потороплюсь! — заверил фермера Гордон. — Голову даю на отсечение, что медлить не стану!
10
— Сейчас, черт возьми! — крикнул мэр Сиотауна. Однако стук в дверь сделался еще громче прежнего.
Герб Кейло любовно зажег свой новый масляный фонарь, изготовленный мастерами городка в пяти милях к западу от Корваллиса. Он недавно обменял двести фунтов лучшей сиотаунской глиняной посуды на двадцать таких вот чудесных ламп и три тысячи спичек из Олбани. Мэр не сомневался, что столь удачная сделка обеспечит ему этой осенью переизбрание.
Стук превратился в грохот.
— Ну, держитесь там! Если дело окажется ерундовым...
Он отодвинул задвижку и распахнул дверь. В проеме стоял Дуглас Ки, дежуривший этим вечером у ворот. Кейло насупился.
— В чем дело, Дуг? Что за нелегкая...
— Тут к тебе посетитель, Герб, — не дал договорить дежурный. — Я бы не впустил его после наступления комендантского часа, но ты рассказывал нам о нем, когда вернулся из Корваллиса, вот я и постеснялся держать его под дождем.
Из сырой тьмы выступила рослая фигура в накидке. В свете лампы блеснула кокарда на фуражке. Гость протянул руку.
— Рад снова встретиться с вами, господин мэр. Могли бы мы поговорить?
11
Прежде Гордон и вообразить не мог, что ему придется пренебречь предложенной постелью и горячим ужином ради того, чтобы мчаться во весь опор на коне — на ночь глядя, под проливным дождем, — однако на сей раз у него не было иного выбора. Ему подвели лучшую лошадь, какая только сыскалась в сиотаунских конюшнях, но не будь ее, он бы не отказался преодолеть расстояние бегом.
Кобылка легко мчалась по старой проселочной дороге к Корваллису. Она была способна и на большую скорость, но Гордону приходилось сдерживать ее прыть, чтобы она не споткнулась в темноте. К счастью, вскоре набухшие от влаги тучи раздвинулось, выпустив из плена полную луну, которая залила безрадостный пейзаж призрачным светом.
Гордон не исключал, что поверг мэра Сиотауна в полнейшее замешательство с первой же минуты, как переступил порог его дома. Не тратя времени на формальные любезности, он сразу перешел к делу; послал Герба Кейло в кабинет за аккуратно сложенной компьютерной распечаткой.
Поднеся распечатку к свету, он стал, пожирать взглядом строчки текста, ничего не объясняя ошарашенному Кейло.
— Во сколько вам обошлись эти рекомендации, господин мэр? — поинтересовался он, не прерывая чтения.
— Сущая мелочь, инспектор, — нервно отозвался мэр. — Чем больше деревень присоединяется к торговому пакту, тем больше Циклоп снижает цены. Я к тому же получил скидку: уж больно туманен совет.
— Сколько? — поднажал Гордон.
— В общем, так... Мы нашли десяток старых ручных видеоигр и штук пятьдесят старых батареек, которые можно перезарядить, из них десяток оказались работающими. Да, еще домашний компьютер, почти не тронутый ржавчиной.
Гордон не сомневался, что этим находки сиотаунцев не ограничивались, так что впереди их ждали столь же выгодные сделки. Сам он поступал бы на их месте точно так же.
— Еще?
— Прошу прощения?
— Вопрос поставлен предельно ясно! — свирепо прорычал он. — Что еще вы заплатили?
— Больше ничего. — Кейло растерялся. — Разве что фургон еды и посуды для этих служащих. Но по сравнению с остальным это ерунда! Так, наш подарок, чтобы ученые не померли с голоду, помогая Циклопу.
Гордон тяжело дышал. Сердце колотилось как бешеное, не желая униматься. Все сходится! Как тут не схлопотать инфаркт? Он стал зачитывать взятые наугад отрывки:
— «...Начальная инфильтрация из участка соприкосновения тектонических пластов... Вариации в удержании грунтовых вод...» — Слова, которые семнадцать лет не попадались ему на глаза и не посещали его мозг, сейчас приобретали вкус стародавних деликатесов, и он вспоминал их с любовью. — «Различия в соотношении наполненности водоносных слоев... Относительность анализа, обусловленная телеологическими колебаниями...»
— Кажется, мы улавливаем, что подразумевает Циклоп, — неуверенно пробормотал Кейло. — Как только начнется сухой сезон, мы примемся рыть на двух лучших участках. Естественно, если мы не сумеем правильно истолковать его рекомендацию, то винить, кроме самих себя, будет некого. Попробуем в других местах, на которые он тут намекает...
Мэр перешел на шепот, видя, что инспектор стоит неподвижно, уставясь в пространство.
— Прямо дельфийский оракул, — выдохнул Гордон еле слышно. — Гадание на кофейной гуще.
И вот после этого последовала ночная гонка.
* * *
Годы, проведенные в скитаниях, закалили Гордона; все это время жители Корваллиса, напротив, относительно процветали и отнюдь не набирались ловкости. Проскочить мимо постов, выставленных для порядка при въезде в город, не составило ни малейшего труда. Он помчался по пустым боковым улочкам к университетскому кампусу, а оттуда — к давно заброшенному Морленд-Холлу. Там он потратил десять минут на то, чтобы обтереть лошадь и набить для нее травой мешок. Он хотел, чтобы лошадь была готова снова выдержать скачку, если в этом возникнет острая необходимость.
Добраться бегом до Дома Циклопа Гордон сумел, несмотря на морось, за пару минут. Когда цель была уже совсем близка, он принудил себя перейти на шаг, как ни хотелось ему разобраться со всем одним махом.
Он спрятался за развалинами здания, где раньше помещались генераторы, пропуская двоих охранников в накидках, с накрытыми от дождя ружьями. Присев на корточки под обугленной доской, Гордон умудрился учуять — через столько лет! — запах гари, исходящий от бревен и спутанного кабеля.
Что там плел Питер Эйг насчет сумасшедших дней в самом начале, когда исчезло последнее подобие власти и вспыхнули бунты? Им якобы пришлось тогда для спасения суперкомпьютера довольствоваться энергией воды и ветра, поскольку бунтующие спалили генераторы, питавшие установки охлаждения.
Гордон не сомневался, что могло получиться именно так, будь все сделано вовремя. Однако в последнем он испытывал нешуточные сомнения.
Дождавшись ухода охраны, он поспешил к боковой двери Дома Циклопа и с одного маху сорвал замок прихваченной специально для этой цели монтировкой. Прислушавшись и убедившись, что вокруг пусто, Гордон проскользнул внутрь здания.
В задних помещениях Лаборатории искусственного интеллекта Орегонского университета было еще мрачнее, чем там, куда допускалась публика. Повсюду валялись магнитные пленки, книги, бумага, присыпанные густым слоем пыли. Он добрался до главного служебного коридора, дважды споткнувшись о какой-то хлам и чудом не расквасив в падении нос. Заслышав чьи-то шаги и негромкое посвистывание, Гордон спрятался за дверной створкой и пропустил свистуна. Едва тот прошел мимо, он приник к щели.
Человек в толстых перчатках и белом с черным халате служащего остановился у дальней двери и грохнул об пол запотевшим коробом, точь-в-точь как коробка для пикника.
— Эй, Элмер! — позвал человек и постучал в дверь. — Пошевеливайся, там! Я притащил для нашего повелителя сухого льда! Должен же Циклоп кушать!
«Сухой лед...» — отметил про себя Гордон. Из-под крышки короба выбивался белый туман.
Искаженный дверью голос ответил:
— Ладно, придержи лошадей! Ничего не случится, если Циклоп потерпит минуту-другую.
Затем из открывшейся двери хлынул поток света и низкое уханье старого рок-н-ролла.
— Чего это ты задержался?
— Играл! Набрал в «Управляемых ракетах» сто тысяч очков и никак не хотел...
Дверь захлопнулась, заглушив конец объяснения. Гордон толкнул створки двойной двери и торопливо зашагал по коридору. Чуть дальше его внимание привлекла еще одна приоткрытая дверь. Из щели просачивался свет, слышались обрывки разговора. Он остановился, узнав голоса собеседников. Спор шел о нем, Гордоне.
— Я по-прежнему считаю, что его надо было убить, — ворчал кто-то — кажется, доктор Гробер. — Этот субъект загубит все, что мы тут успели создать.
— О, ты преувеличиваешь опасность, Ник. Я, наоборот, полагаю, что он почти безвреден. — Говорила самая пожилая среди женщин-служащих, имени которой Гордон так и не запомнил. — Честный и безобидный парень.
— Вот как? Разве ты не слышала, какие вопросы он задавал Циклопу? Не то что эта деревенщина — я имею в виду нашего среднего жителя, каким он стал после всех этих несчастий. Нет, этот человек проницателен! И к тому же отлично помнит былые времена.
— Ну и что же? Может, лучше попробовать привлечь его на нашу сторону?
— Бесполезно? Любой вам скажет: это идеалист. Он на такое никогда не пойдет. Единственный выход — убить его! Немедленно! А потом уповать на то, что пройдут годы, прежде чем ему пришлют замену.
— А мне все-таки кажется, ты сходишь с ума! — не сдавалась женщина. — Если кто-нибудь когда-нибудь разнюхает, что в этом виновны мы, последствия будут катастрофическими!
— Я согласен с Марджори. — Голос принадлежал самому доктору Тайферу. — Дело не только в том, что против нас поднимется народ — наш, орегонский, но и в том, что нас захочет покарать вся страна, если это раскроется.
Последовала продолжительная пауза.
— А я все еще не до конца убежден, что он взаправду... — Гроберу не дали договорить. На сей раз инициативу перехватил мягкий голос Питера Эйга.
— Уж не забыли ли вы все основную причину, почему до него нельзя не только пальцем дотрагиваться, но и вообще как-либо препятствовать?
— Что вы имеете в виду?
Голос Питера сделался тише:
— Боже, как можно! Неужто вам так и не открылось, что это за человек и что он собой олицетворяет? Как же низко мы пали, раз способны даже помыслить о том, чтобы причинить ему зло, тогда как на самом деле мы должны были бы наперегонки демонстрировать ему свою преданность и оказывать любую посильную помощь!
— Ты склоняешься на его сторону, Питер, потому что он спас твоего племянника. — Возражение прозвучало не слишком убежденно.
— Возможно. Плюс то, что считает по этому поводу Дэна.
— Дэна? — фыркнул Гробер. — Взбалмошный ребенок с завиральными идеями!
— Пусть так. Но вам все равно некуда деваться от флагов.
— Флаги? — Пришел черед удивиться доктору Тайферу. — Какие флаги?
Ему ответил задумчивый голос женщины:
— Питер говорит о флагах, которые вывесили жители всех районов и городков. Бывший государственный, звездно-полосатый! Тебе надо бы чаще появляться на людях, Эд, тогда бы ты лучше знал их настроения. Ни разу еще не видела, чтобы что-то могло так поднять дух сельских жителей, даже в довоенные годы.
Все какое-то время переваривали услышанное. Потом Гробер негромко произнес:
— Интересно, что думает обо всем этом Джозеф?
Гордон насторожился. Он знал все голоса, доносящиеся из комнаты, — они принадлежали старшим служащим Циклопа, — однако его никогда не представляли человеку по имени Джозеф.
— Думаю, Джозеф сегодня рано лег спать, — ответил Тайфер. — Я собираюсь последовать его примеру. Обсудим все позже, когда поутихнут страсти.
Совещавшиеся направились к двери, спугнув Гордона. Он, впрочем, не сожалел, что вынужден покинуть удобное местечко для подслушивания. Мнения всех этих людей не имели для него ровно никакого значения. Сейчас ему хотелось услышать лишь один голос, и он устремился туда, где внимал ему в последний раз.
Обогнув угол, он очутился в элегантном холле, где впервые встретился с Гербом Кейло. Сейчас здесь было темно, однако это не помешало ему с легкостью взломать замок конференц-зала. Стоило Гордону переступить порог, как у него пересохло во рту. Он с трудом поборол желание ступать на цыпочках.
Серый цилиндр за стеклянным экраном, в который упирался длинный дубовый стол, все так же окутывал мягкий свет.
«Только бы я оказался не прав!» — мысленно взмолился Гордон.
Если его опасения не подтвердятся, то Циклоп посмеется над длинной цепочкой сделанных им ложных умозаключений. Как бы и ему хотелось посмеяться вместе с ним над своими дурацкими страхами!
Он приблизился к динамику у самого стекла.
— Циклоп! — шепотом позвал он, делая еще один шаг вперед и чувствуя, как сжимается у него горло. — Циклоп, это я, Гордон.
Объектив был погашен, но вереницы огоньков мигали как ни в чем не бывало, повторяя одну и ту же замысловатую последовательность, гипнотизирующую незваного гостя. Все это походило на сигнал бедствия, поданный на утраченном, закодированном языке, — сигнал, несущийся с гибнущего среди волн корабля.
Гордона охватил ни с чем не сравнимый ужас. Точно такой же страх он испытал однажды в детстве, когда обнаружил своего деда лежащим абсолютно неподвижно в кресле-качалке... Он тогда боялся дотронуться до него, боялся убедиться в смерти любимого человека.
Тем временем по рядам огоньков пробегала одна и та же световая волна.
Интересно, много нашлось бы людей, которые по прошествии семнадцати лет, проведенных в аду, смогли бы, как он, вспомнить, что световая индикация суперкомпьютера не способна к самовоспроизведению? Приятель-кибернетик говорил ему, что индикация в этом смысле сродни форме снежинки, ибо так же трудноповторима.
— Циклоп, — сдерживая волнение, произнес он, — ответь мне! Я требую ответа во имя порядочности! Именем Соединенных шт...
Гордон осекся. Он не мог заставить себя лгать, с тем чтобы вывести на чистую воду другого лжеца. Пусть по крайней мере здесь не останется обманутых, не считая его самого.
В помещении было сейчас теплее, чем во время его беседы с Циклопом. Он огляделся и заметил маленькие вентиляторы, которые днем гнали холодный воздух в сторону посетителя, чтобы у того создавалось впечатление, будто за стеклянной стеной царствует лютый мороз.
— Сухой лед, — пробормотал Гордон. — Бедные обманутые граждане страны Оз...
Дороги и в кошмарном сне не приснилось бы такое предательство, какое раскрыл он. Совсем недавно Гордон согласился бы пожертвовать жизнью ради того, чего здесь на самом деле не было и в помине. Его, как и всех остальных, провели на мякине. Просто кучка избежавших смерти фальсификаторов изобрела способ собирать с соседей дань в виде еды и одежды, да так, чтобы те еще и испытывали к хитрецам искреннюю благодарность.
Выдумав миф о проекте «Тысячелетие» и создав рынок сбыта для электронной рухляди, они с успехом убедили местных жителей, что старая электроника — весьма ценный товар. На всей территории долины реки Уилламетт люди усердно добывали остатки домашних компьютеров, приборов, игрушек — еще бы, ведь Циклоп в обмен на них готов давать советы, как дальше жить! «Служащие Циклопа» обставили все таким образом, что даже весьма благоразумные мужи, вроде Герба Кейло, не обращали внимания, сколько еды и прочего добра идет самим служащим.
Ученые отлично питаются, но при этом фермеры и не думают жаловаться на судьбу!
— Ты ни в чем не виновата, — шепнул он безмолвной машине. — Ты бы обязательно сконструировала инструменты, восстановила утерянные премудрости, помогла нам выйти на верный путь. Ты и тебе подобные были нашими наивысшими достижениями...
Гордон прерывисто вздохнул, вспомнив теплый, мудрый голос, обращавшийся к нему в Миннеаполисе в незапамятные времена. Взгляд его затуманился, он повесил голову.
— Вы правы, Гордон. Никто ни в чем не виноват.
Он встрепенулся. В нем на мгновение возродилась сгоревшая было дотла надежда — ведь голос принадлежал самому Циклопу!
Однако донесся он не из динамика. Гордон резко обернулся и увидел... худого старика, наблюдавшего за ним из кресла в темном дальнем углу комнаты.
— Я, знаете ли, частенько сюда наведываюсь. — Старик говорил голосом Циклопа — печальным, полным сожаления. — Просто чтобы посидеть рядом с моим другом, умершим давным-давно в этой самой комнате.
Старик слегка подался вперед, и на его лицо упал отблеск бледно-жемчужного света.
— Моя имя — Джозеф Лазаренски. Это я создал Циклопа. Много лет тому назад... — Он посмотрел на свои руки. — Я руководил программированием и всем его обучением. Я любил его, как собственного сына. И, подобно любому добросовестному родителю, гордился тем, что он будет лучше, добрее, человечнее, чем я. — Лазаренски вздохнул. — Он действительно не погиб, когда разразилась война. В этой части все верно. Циклоп отдыхал тогда в клетке Фарадея, и его не затронули электромагнитные импульсы, порожденные взрывом водородных бомб. В ней он и оставался все время, пока мы бились над тем, чтобы не дать ему умереть. В первый — и единственный — раз, я убил человека во время бунта ненавистников техники. Я участвовал в обороне электроподстанции и стрелял как одержимый. Однако все оказалось бесполезно. Генераторы были повреждены, хотя городскому ополчению удалось в конце концов оттеснить безумные орды. Но оно подоспело слишком поздно... Опоздание измерялось минутами — а выходит, что годами.
Он развел руками.
— Вы, очевидно, догадываетесь, Гордон, что после этого мне не оставалось ничего другого, как сидеть рядом с Циклопом и наблюдать за его угасанием.
Гордон не шевелился. Лазаренски продолжил:
— Мы надеялись своротить горы. Проект «Тысячелетие» появился у нас еще до бунтов. Вернее, его создателем был Циклоп. Он уже составил вчерне программу, как заново отстроить мир. Говорил, что ему остается месяца два, чтобы покончить с деталями.
Гордон сидел с каменным лицом и молча ждал.
— Известно ли вам о квантовых пузырьках памяти, Гордон? В сравнении с ними сочленения Джозефсона не стоят выеденного яйца. Эти пузырьки легки и хрупки, как сама мысль. Благодаря им умственный процесс движется в миллионы раз стремительнее, чем с помощью обычных нейронов. Однако для их существования и работы необходимы низкие температуры. Отключи холод — и они погибнут раз и навсегда. Мы пробовали спасти их, но потерпели неудачу. — Старик снова потупился. — Лучше бы я сам умер той ночью...
— И тогда вы решили претворить план Циклопа в жизнь самостоятельно, — сухо продолжил за него Гордон.
Лазаренски покачал головой.
— Куда там! Без Циклопа об этом нельзя было и мечтать. В наших силах оставалось лишь предложить людям его скорлупу. Иллюзию. Это по крайней мере давало шанс выжить в наступающем каменном веке. Вокруг воцарился хаос, никто ни во что не верил. Единственный инструмент, остававшийся у нас, хилых интеллектуалов, именовался надеждой.
— Надежда!.. — горько усмехнулся Гордон.
Лазаренски пожал плечами.
— Просители приходят переговорить с Циклопом и говорят — со мной. Дать добрый совет не так уж трудно. Технические решения можно найти в книгах, остальное подсказывает здравый смысл. Они верят в беспристрастность компьютера, тогда как к живому человеку испытывают недоверие.
— В случаях же, когда здравый смысл не подсказывает вам ответа, вы выступаете в роли гадалки...
Еще одно движение худых плеч.
— В Дельфах и Эфесе это срабатывало. Если начистоту, то какой от этого вред? Люди из долины Уилламетт перевидали за последние двадцать лет слишком много чудовищ, охочих до власти, чтобы соглашаться на объединение под предводительством человека или группы людей. Зато о машинах у них сохранились теплые воспоминания! Как и об этой старой форме, которую вы нацепили, хотя в лучшие времена они зачастую вытирали об нее ноги.
Неподалеку раздались голоса, но вскоре стихли.
— Мне пора, — спохватился Гордон.
Лазаренски усмехнулся.
— Не бойтесь вы их! Сплошная болтовня и полная неспособность к действию. Не то что вы!
— Вы меня совсем не знаете, — проворчал Гордон.
— Отчего же? Исполняя роль Циклопа, я проговорил с вами не один час. Кроме того, о вас с жаром распространялась моя приемная дочь, да и Питер Эйг... Я знаю о вас куда больше, чем вы догадываетесь. Вы — редкий экземпляр, Гордон. Каким-то неведомым образом вам удалось, беспрестанно балансируя на грани жизни и смерти, сохранить вполне ясное сознание, а значит, и обрести силу, отвечающую требованиям нашего нелегкого времени. Даже если бы эта шайка попробовала на вас покуситься, вы бы их перехитрили.
Гордон шагнул было к двери, но остановился. Обернувшись, он посмотрел напоследок на мягкое свечение, испускаемое мертвой машиной, на беспомощно перемигивающиеся огоньки.
— Не так уж я хитер. — Ему было трудно дышать. — Я поверил вам!
Он встретился с Лазаренски взглядом, и старик опустил голову, не зная, что ответить. Гордон вышел вон, навсегда покинув холодный склеп и населяющие его живые трупы.
12
Он вернулся к тому месту, где привязал лошадь, в час, когда на востоке обозначились первые проблески зари. Забравшись в седло, Гордон двинулся в северном направлении по старой проселочной дороге. Он ощущал в душе горечь и пустоту, словно могильный холод склепа, где существовал призрак Циклопа, добрался до самого его сердца. Все внутри замерло: хватило бы малейшего движения, чтобы спугнуть что-то бесценное, что там еще теплилось. Единственное, чего он хотел сейчас — оказаться подальше от этого места. Пусть дураки продолжают тешиться мифами, а с него довольно!
Гордон решил не возвращаться в Сиотаун, где его ждали мешки с почтой. Этот груз он навсегда стряхнул со своих плеч. Он уже начал было расстегивать форменную рубашку, собираясь бросить ее в дорожную пыль, и расстаться таким образом с тяготившей его ложью, однако в голове заметалась непрошенная мысль: «Кто же теперь возьмет на себя ответственность?»
Что такое?.. Он помотал головой, желая избавиться от этого наваждения, однако слова не уходили.
«Кто теперь возьмет на себя ответственность за детей неразумных сих?»
Гордон выругался и наподдал кобыле в бока каблуками. Она играючи несла его на север, все дальше от того, что представляло для него ценность еще вчера утром и что теперь обернулось столь жалким обманом. Картонные манекены из грошовой лавки. Страна Оз.
«Кто возьмет на себя ответственность...»
Эти слова повторялись вновь и вновь, словно навязчивая мелодия. Он понял, наконец, что они звучат в том же ритме, в котором перемигивались огоньки индикации на старой, давно усопшей машине.
«...за детей неразумных сих?»
Кобыла бодро трусила в предрассветной мгле мимо превратившихся в лес садов, вдоль которых нескончаемой вереницей тянулись остовы автомобилей. Гордона внезапно посетила странная мысль: что, если в завершающее мгновение жизни, когда улетучивались жалкие остатки жидкого гелия и надвигалось смертоносное тепло, последняя мысль бесхитростной, но мудрой машины каким-то образом перетекла в периферийную цепь и теперь отчаянно мигает, никем не понятая?
Тянет ли это на галлюцинацию?
Занятно, какими были последние мысли Циклопа, его последние слова...
Может ли человек сделаться жертвой призрака машины?
Гордон встряхнулся. Он просто переутомился, иначе в голову не лезла бы разная ерунда. Никому он ничего не должен! Ни символу на дрянной кокарде, ни истлевшей мумии, застрявшей в ржавом джипе...
Призраки!
Он сплюнул в пыль и попробовал улыбнуться.
Но нет, упрямые слова никак не шли у него из головы. «Кто теперь возьмет на себя ответственность?»
Он настолько запутался в терзающих его противоречиях, что не сразу расслышал крики позади. Натянув поводья, Гордон оглянулся, положив руку на револьвер. Кто бы ни гнался за ним, он не даст преследователям спуску. Хотя бы в одном старик Лазаренски не ошибся: для этой шайки служителей Циклопа он — добыча не по зубам.
Вдали, перед Домом Циклопа, царила суета. Впрочем, какое это имеет к нему отношение?
Заслонив ладонью глаза от только что выкатившегося из-за горизонта солнца, Гордон разглядел вдалеке пар, поднимающийся от двух взмыленных лошадей. По ступенькам дома взбежал измученный всадник, встретивший бросившихся к нему людей нетерпеливыми криками. Его спутнику, судя по всему, раненому, оказывали первую помощь прямо на земле.
До Гордона донеслось всего одно слово, но оно все разъяснило:
— ...выживания!
Ответ его был еще более кратким:
— Черт!
Он повернулся к крикам спиной и хлестнул кобылу поводьями, заставив возобновить прерванный бег в прежнем — северном направлении.
Еще вчера он поспешил бы на помощь и с готовностью отдал собственную жизнь, лишь бы спасти мечту Циклопа. Выходит, что он сложил бы голову ради пустого фарса, выдумки, бессовестного обмана, игры, в конце каинов!
Если вторжение холнистов и впрямь началось, деревни, расположенные к югу от Юджина, дадут им слаженный отпор, и бандиты повернут на север, туда, где сопротивление слабее. Отвыкшим от войны жителям северной части долины Уилламетт не выстоять против головорезов с Рог-Ривер.
Однако холнистов могло оказаться недостаточно, чтобы захватить всю долину. Корваллис, без сомнения, падет, но Гордону все равно есть куда податься. Возможно, он свернет на восток и доберется по шоссе номер 22 до Пайн-Вью. Будет неплохо снова повидаться с миссис Томпсон. Он еще поспеет к рождению у Эбби первенца!
Кобыла бежала по-прежнему резво. Крики за спиной стихли, подобно улетучившимся из головы дурным воспоминаниям. День обещал быть ясным — впервые после нескольких недель сплошной облачности. Лучшей погоды для путешествия не придумаешь.
Но тут за расстегнутый ворот Гордона начал заползать холод. Еще через сотню ярдов его пальцы потянулись к пуговицам воротника.
Лошадь перешла на медленный шаг, а потом и вовсе остановилась. Гордон, сгорбившись, сидел в седле.
«Кто возьмет на себя ответственность...»
Проклятая фраза и подмигивающие огоньки все так же мучили его. Лошадь вскинула голову и заржала, перебирая копытами.
«Кто?..»
— Дьявольщина! — не выдержал Гордон и, развернувшись, поскакал назад, на юг.
Беспомощная, перепуганная толпа мужчин и женщин расступилась в почтительном молчании, когда он осадил лошадь у крыльца Дома Циклопа. Гордон долго рассматривал людей, не произнося ни слова.
Наконец он сбросил накидку, застегнул рубаху и нахлобучил на голову фуражку с лучезарной кокардой, поймавшей луч разгорающегося солнца. Потом набрал в легкие побольше воздуха и принялся выкрикивать отрывистые команды, тыкая пальцем в первых подвернувшихся под руку.
Во имя собственного выживания и во имя Возрожденных Соединенных Штатов все — жители Корваллиса и служащие Циклопа — бросились выполнять его приказания.
