Часть четвертая
В подземном гараже
18
Ступени к небесам
1
Двумя днями раньше Майкл Пул стоял у окна своего номера и глядел на Суравонг-роуд, забитую грузовиками, такси, автомобилями и маленькими крытыми тележками с моторчиками, которые называли здесь “рак-таки”, до такой степени, что казалось, будто все вместе эти транспортные средства образуют некое живое тело.
По ту сторону Суравонг-роуд начинался квартал Пэтпонг, где сейчас как раз начинали открываться бары, секс-шоу и массажные салоны. За спиной Майкла мерно жужжал кондиционер – воздух Бангкока был серым, а день выдался еще жарче, чем в Сингапуре. По комнате, невидимый Майклу, расхаживал Конор Линклейтер. Он то брал со стола книжечку клиента отеля, то начинал пристально рассматривать мебель или изучать открытки, найденные в ящике стола. Он все еще был сильно взволнован тем, что сообщил таксист.
– Нет, вы только подумайте, – бормотал он. – В это невозможно поверить. Этот город сведет меня с ума.
Водитель сначала сообщил им, что отель, в котором друзья решили остановиться, действительно очень комфортабельный, находится он на границе с кварталом Пэтпонг, а затем просто ошеломил Конора, спросив, не желают ли джентльмены, прежде чем отправиться в гостиницу, заехать в массажный салон. Не обычный массажный салон с тощими деревенскими девками, которые не знают, как себя вести, а по-настоящему шикарное место, где изощряются в мастерстве: фарфоровые ванны, шикарные кабинеты, полный массаж тела, девушки, красивые настолько, что кончаешь три раза еще до того, как они прикоснутся к тебе. Он обещал им девушек, красивых как принцессы, как кинозвезды, как на цветной вкладке “Плейбоя”, женщин, роскошных и зовущих, как во сне, со стройными бедрами, с грудями индийских богинь. Шелковая кожа куртизанок, тонкий ум поэтов и дипломатов, гибкость гимнасток, мускулистость пловчих, игривость обезьянок, грация горных козочек и, что привлекательней всего...
– Что привлекательней всего, – продолжал бормотать Конор. – Что привлекательней всего – никакой эмансипации. Как тебе это нравится? Нет, то есть я вовсе не против женской эмансипации. Все на земле – свободные люди, и женщины тоже. Я знаю женщин, в которых больше мужского, чем в некоторых мужчинах. Но сколько всего от них приходится выслушивать, и так ли уж приятно это выслушивать! Особенно в спальне. Большинство их них зарабатывает в два раза больше меня, они работают на компьютерах, управляют офисами и целыми фирмами, они не разрешают даже купить им выпивку, корчат рожи, если пытаешься открыть перед ними дверь. Я хочу сказать, может нам стоило сделать так, как советовал этот парень...
– Ммм... – пробормотал Майкл. Конор и сам не особо прислушивался к тому, что несет, так что любой ответ был вполне удовлетворительным.
– ...Ничего, успеем и после, не имеет значения. Здесь, в отеле, два ресторана, хороший бар, держу пари, у нас тут куда лучше, чем там, где находится сейчас Пропащий Босс. Наверное бродит по отелю и рассказывает всем, что он коп или секретный агент архиепископа Нью-Йорка.
Пул громко рассмеялся:
– Точно! Хотя, конечно, рука руку моет, но этот парень... Если весь Бангкок в четыре часа казался переполненным, то про Пэтпонг это было еще слабо сказано. На мостовых были все те же дорожные пробки, а на тротуарах столько народу, что их практически не было видно. Люди, идущие мимо баров и секс-клубов, охотно пользовались пожарными лестницами и сквозными проходами, чтобы обогнуть толпу. Загорались и гасли вывески: “МИССИСИПИ”, “ДЕЙЗИ ЧЕЙН”, “ГОРЯЧИЙ СЕКС”, “ВИСКИ”, “МОНМАРТР”, “СЕКС-СЕКС” и множество других, висящих очень тесно и призывающих обратить на себя внимание.
– Здесь умер Денглер, – сказал Конор, глядя на Фэт Понг-роуд.
– Да, здесь, – отозвался Майкл Пул.
– Все это напоминает какой-нибудь чертов обезьянник. Пул рассмеялся. Сравнение было весьма удачным.
– Я думаю, мы найдем его, Мики.
– Я тоже так думаю.
2
Когда вечером Майкл и Конор вернулись в отель, Майкл подождал, пока оператор соединит его по кредитной карточке с Уэстерхолмом. Наконец-то у него появилось, что сообщить по поводу их “миссии”. В книжном магазине Майкл увидел нечто, подкрепившее его уверенность, что они найдут Тима Андерхилла в Бангкоке. Если это займет, как он предполагал, три дня, то они смогут вернуться домой – с Андерхиллом на буксире или нет – это уж как получится. Майкл надеялся найти какую-нибудь хорошую наркологическую клинику, где Тим мог бы полечиться и отдохнуть, что наверняка ему просто необходимо. Каждый, кто долго прожил в Бангкоке, нуждается в отдыхе. Если Андерхилл действительно совершил убийство, Пул найдет ему хорошего адвоката, который постарается доказать его невменяемость. Это, по крайней мере, убережет Андерхилла от тюрьмы. Может, это звучит недостаточно драматично для телесериала, но будет лучшим выходом для Тима и для всех, кого хоть немного заботит его судьба.
То, что увидел Майкл Пул в заведении, менее всего характерном для Пэтпонга, – огромном книжной магазине под названием “Пэтпонг Букс” – дало ему косвенные доказательства невиновности Андерхилла, а также того, что тот действительно находится в Бангкоке. Пул и Конор зашли в книжный магазин, чтобы хоть на секунду укрыться от палящего зноя и спрятаться от вездесущей толпы. В “Пэтпонг Букс” было тихо и не очень людно, и Майкл приятно удивился, обнаружив, что отдел беллетристики занимает почти треть магазина. Он сможет подобрать здесь что-нибудь для себя и что-нибудь для Стаси Тэлбот. Майкл прошел вдоль длинных рядов полок, не вполне отдавая себе отчет, что он ищет книги Андерхилла, пока не наткнулся на целую полку, уставленную его романами. Тут было по четыре-пять копий каждого романа Тима, от “Вижу зверя” до “Кровавой орхидеи”. Книги в твердых переплетах стояли вперемежку с изданиями в мягких обложках.
Разве это не означает, что Андерхилл живет здесь? Что он сотрудничал с “Пэтпонг Букс”? Полка с книгами Андерхилла напомнила Майклу стенд “Местные авторы” в “Книгах обо всем” – лучшем магазине Уэстерхолма. Было ясно, что Андерхилл наверняка часто наведывался сюда. А если так, интересно, не отправлялся ли он, выйдя отсюда, убивать людей? Пул почти чувствовал присутствие Андерхилла рядом с этой полкой. Если бы он не заходил сюда, в магазине бы не стали держать столько книг в общем-то малоизвестного автора.
Майкл изложил свои выкладки Конору Линклейтеру, и тот согласился с ним.
* * *
Когда Майкл и Конор вышли в тот день из отеля, первым впечатлением Пула о Бангкоке было, что это таиландская Калькутта. Целые семьи, казалось, жили и работали на улице. То здесь, то там Пулу попадались женщины, занимающиеся починкой тротуаров, которые кормили детей, продолжая свободной рукой стучать молотками по бетону. Посреди тротуаров женщины рыли траншеи. Дым костров, на которых готовили пищу, поднимался из полупостроенных зданий. Какая-то липкая пыль и дым висели в воздухе, который казался от этого серым. Майкл чувствовал, что лицо его, подобно паутине, покрывается пыльной пленкой.
Перед ними была огромная красная вывеска “РАЙСКИЙ МАССАЖНЫЙ САЛОН”, на бетонных ступенях, расписанных синими звездами, какая-то женщина с угрюмым видом лупила плачущего ребенка, рядом громоздились сумки, свертки и бутылки, перевязанные грубой веревкой. Она отвешивала малышу пощечины и тыкала его кулаком в грудь. Ступени вели к огромному балдахину с надписями: “КЛУБ РАЙСКИХ НАСЛАЖДЕНИЙ” и “РЕСТОРАН”. Женщина смотрела как бы сквозь Майкла, и глаза ее, казалось, говорили: “Это мой ребенок, это мое жилище, а тебя я не вижу в упор”.
На секунду у Майкла закружилась голова, он погрузился в серый мир теней, контуры которого постоянно менялись, неожиданно образуя провалы и пропасти, мир, в котором реальность казалась не более чем иллюзией. Затем он вспомнил, как видел женщину в синих одеждах у подножия зеленого холма, и понял, что пытается убежать от собственной жизни.
Майкл знал, как это бывает. Однажды ему удалось убедить Джуди сходить в Нью-Йорке на пьесу “Следопыты”, сочиненную и поставленную ветеранами Вьетнама. Майкл считал, что пьеса очень удалась. “Следопыты” заставил его почувствовать, что Вьетнам совсем близко, и, наблюдая за действием, Майкл постоянно вспоминал события и ощущения собственного военного прошлого. Он то смеялся, то плакал, то его одолевали горькие чувства, как на скамейке в Брас Базах Парке. (Джуди считала, что эта пьеса – некая форма психотерапии для актеров.) Несколько раз на протяжении пьесы ее герой по имени Динки Доу целился из М-16 прямо в голову Майкла. Динки Доу, естественно, и не догадывался о присутствии Майкла в восьмом ряду, да и винтовка, конечно, не была заряжена, но каждый раз, когда Майкл видел нацеленный на него ствол, его тошнило и начинала кружиться голова. Он чувствовал себя абсолютно беспомощным, и единственное, что мог сделать, это вдавиться всем телом в кресло, судорожно сжимая его ручки. Оставалось только надеяться, что он не выглядел таким испуганным, каким чувствовал себя.
Бангкок вызвал сейчас у Майкла примерно те же чувства, что и винтовка Динки Доу. На освящении Мемориала пятнадцать последних лет жизни Майкла как бы вовсе перестали существовать. Он весь состоял теперь из натянутых нервов, был опять мальчишкой-солдатом, обычно невидимым в респектабельном облике симпатичного, легкого в общении и добродушного доктора Пула, который казался теперь только оболочкой.
Было странно ощущать себя как бы невидимым, сознавать, что никто не догадывается о твоей настоящей сущности. Очень жаль, что Конор и Пумо не видели “Следопытов” вместе с ним.
Майкл и Конор прошли мимо пыльного окна, за стеклом которого висели муляжи женских ножек, напоминавших ампутированные конечности, согнутые в колене.
– Знаешь, – сказал Конор, – а я скучаю по дому. Мне хочется съесть гамбургер. Я хочу нормального пиво, которое не имело бы вкуса помоев. Я хочу, черт возьми, сходить в нормальный туалет, хотя неизвестно, будет ли это когда-нибудь возможно после той дряни, которой напичкал меня доктор в Сингапуре. И знаешь, что самое ужасное? Мне хотелось бы снова нацепить свой пояс с инструментами. Хочу прийти после работы домой, вымыться и отправиться в свой старый добрый бар. Тебе ничего такого не хочется, Майкл?
– Не совсем, – ответил Пул.
– Ты не скучаешь по работе? – Брови Конора удивленно поползли вверх. – Тебе не хочется опять нацепить халат, взять в руки стетоскоп и все такое? И говорить детишкам, что будет больно, но совсем чуть-чуть?
– Нет, уж чего мне не жаль, так это подобных вещей. Вообще моя практика последнее время доставляла мне немного удовольствия.
– А ты вообще по чему-нибудь скучаешь?“Я скучаю по девочке в больнице Святого Варфоломея”, – подущал Майкл, но вслух сказал:
– Наверное, по некоторым из своих пациентов.
Конор посмотрел на него подозрительно и предложил поскорее повернуть в сторону Пэтапэта, на который собирались взглянуть друзья, пока они не подцепили здесь какую-нибудь легочную болезнь.
– Пэтпонг, – поправил его Майкл. – Район, где убили Денглера.
– А, тотПэтпонг, – сказал Конор.
* * *
Пэтпонг прежде всего удивил Майкла тем, что по размерам оказался не больше, чем Майкл видел из окна. Район Бангкока, привлекавший туристов мужского пола со всей Америки, Европы и Азии, состоял всего-навсего из трех улиц в длину и одной в ширину. Пул представлял, что, подобно району Сент-Паули в Гамбурге, это место занимает хотя бы несколько кварталов. Было пять часов вечера, но неоновые вывески уже переливались всеми цветами радуги над головами мужчин, входящих и выходящих из баров и массажных салонов. “СТО ДВАДЦАТЬ ТРИ ДЕВЧОНКИ. И ПОКУРИТЬ”. Зазывала, стоявший у дверей, свистнул Майклу и сунул ему в руки брошюрку с перечнем услуг, предлагаемых заведением:
1. Красивые девушки – непрекращающееся шоу!
2. Порция бесплатной выпивки каждому клиенту.
3. Все языки мира, международная клиентура.
4. Шарики для пинг-понга.
5. Разрешается курить.
6. Маркеры.
7. Кока-кола.
8. Стриптиз.
9. Женщина с женщиной.
10. Мужчина с женщиной.
11. Мужчина с двумя женщинами.
12. Комнаты для личного участия и для наблюдения.
Пока Майкл читал, к ним с Конором подбежал небольшого росточка смуглый человечек, который тут же затараторил:
– Вы пришли в хорошее время. Позже не будет мест. Выбирайте сейчас, вам достанется самое лучшее. – Мужчина выхватил из кармана книжечку для кредитных карточек и начал демонстрировать друзьям одну за другой фотографии около шестидесяти обнаженных девиц. – Выбирайте сейчас – потом будет поздно.
Человечек ухмылялся, демонстрируя золотые клыки, и явно был вполне доволен собой, своим бизнесом и своим товаром.
Он тряс ленточкой с фотографиями перед лицом Конора.
– Все доступно. Выбирайте быстрее!
Майкл увидел, как краска заливает лицо его друга, и потащил его дальше по улице, свободной рукой отмахиваясь от зазывалы.
Тот продолжал размахивать фотографиями и кричать им вслед:
– И мальчики. Красивые мальчики, мальчики всех размеров. Потом будет поздно, особенно для мальчиков. – Он извлек из другого кармана еще одну книжечку с фотографиями. – Красивые, страстные, сделают все, что пожелаете, дадут покурить травки...
– Телефон, – сказал Майкл, вспоминая, что вроде бы видел это слово в брошюрке.
Зазывала нахмурился, покачал головой.
– Никакого телефона Что вы хотите? Вы что, самоубийцы? – Он поспешно собрал фотографии и повернулся к друзьям спиной. Затем вновь пристально оглядел их и сказал:
– Вы, парни, что, действительно самоубийцы? Со странностями, да? Тогда вы должны быть очень осторожны.
– Что с этим парнем? – спросил Конор. – Покажи-ка ему фото.
Зазывала, нервно оглядываясь, продолжал рассовывать по карманам свою нехитрую рекламу. Пул достал из конверта одну из фотографий. Длинным, почти белым языком коротышка облизал губы, затем отступил назад, как-то беспомощно улыбнулся Конору и Майклу и переключил свое внимание на высокого белокурого юношу в футболке с надписью “Твистид Систерс”.
– Не знаю, как ты, – сказал Конор, – а я выпил бы пива. Пул кивнул, и они поднялись по ступенькам бара “Монпарнас”. Друзья оказались в маленькой, плохо освещенной комнатке, заставленной стульями. В одном углу ее была небольшая стойка, за которой возвышался огромный бармен в красной рубахе. В передней части бара была небольшая деревянная сцена. У входа Конор протянул какие-то банкноты сидящей за столом женщине, которая проскрипела Пулу:
– Двадцать баксов за вход.
Майкл взглянул на сцену, где довольно тощая тайская танцовщица в одном лифчике исполняла, стоя на коленях, какой-то весьма странный номер. С дюжину полураздетых девиц изучающе глядели на Майкла и Конора. Единственным, кроме них, мужчиной в баре был пьяный австралиец, который уже успел избавиться от пиджака с мокрыми от пота подмышками и сидел теперь в обнимку с высокой банкой пива. На него вешалась какая-то девица, играя с его галстуком и что-то нашептывая на ухо.
– Знаешь, о чем я начал подумывать на улице? – спросил Майкл. – О травке.
– Надеюсь, здесь ее нет, – отозвался Конор.
Девушка на сцене с обворожительной улыбкой сложила руки чашечкой перед влагалищем, и в ладонях ее оказался шарик для пинг-понга, который исчез затем там, откуда появился, и вновь выкатился девушке на ладонь.
К друзьям, что-то щебеча и улыбаясь, подошли четыре девушки. Две уселись на стульях по обе стороны от друзей, еще две опустились на колени.
– Ты такое хорошенький, – заявила Пулу одна из девиц, начиная поглаживать его колено. – Будешь мой муз?
– Эй, – сказал Конор. – Если они проделывают такие же штуки с шариками для пинг-понга...
Они заказали выпивку для двоих девиц, остальные отправились дальше. На сцене шарики для пинг-понга исчезали и появлялись со скоростью вращающихся дверей.
Девушка рядом с Пулом прошептала:
–Уже хочешь. Я сделаю тебе хотеть.
Из-за занавески рядом со сценой показалась еще одна очень красивая обнаженная девушка, которой было, как показалось Майклу, не больше пятнадцати лет. Девушка улыбнулась глядящим на нее мужчинам и женщинам, непонятно откуда достала сигарету, которую прикурила от маленькой розовой зажигалки. Затем она ловким акробатическим движениям изогнулась назад, оперлась одной рукой о пол, а другую засунула между ног и воткнула сигарету во влагалище.
– Это уж слишком, – заметил Конор.
Сигарета тлела, на кончике ее образовалось уже несколько сантиметров пепла. Тогда девушка опять протянула руку и достала сигарету. Из ее влагалища поднимался голубой дымок. Это представление повторилось несколько раз.
Девушка Пула начала поглаживать его по тыльной стороне бедра и рассказывать, что выросла в деревне.
– Мая ма бедный. Деревня бедный. Много-много дней не есть. Ты взять меня с собой в Америка. Я быть твой жена. Хороший жена.
– У меня уже есть жена.
– Хорошо, я быть второй жена. Твой второй жена будет самый лучший.
– Я бы не удивился, – сказал Майкл, глядя на ямочки на щеках девочки. Он допил свое пиво и чувствовал себя безмерно усталым и в то же время дружески расположенным ко всему и вся.
– В Таиланде многие имеют по две жены. Девушке на сцене удалось выпустить соответствующими органами превосходное колечко дыма.
Австралиец восторженно вопил.
– У тебя много телевизоров? – спросила Майкла его девушка.
– Много.
– А стиралка-сушилка есть?
– А как же!
– Газовая или электрическая?
Пул на секунду задумался.
– Газовая.
Девушка скривила губки.
– А есть у тебя две машины?
– Конечно.
– А ты купишь еще одну для меня?
– В Америке у каждого своя машина. Даже у детей.
– У тебя есть дети?
– Нет.
– Я родить тебе детей, – пообещала проститутка. – Ты красивый. Два детей, три детей, сколько ты хотеть. Давать им американские имена. Томми. Салли.
– Хорошие детки, – произнес Майкл. – Я уже чувствую, как мне их не хватает.
– У нас будет лучший секс за твоя жизнь. И с женой станет лучше секс.
– Я не занимаюсь сексом с женой, – признался Пул, удивляясь самому себе.
– Тогда мы будем делать два раза больше секс.
– Раз эта штука умеет курить, значит и по телефону умеет разговаривать, – пьяно пробормотал австралиец. – Позвони в университет Квинлэнда и скажи, что я задерживаюсь.
Нимфа на сцене выпрямилась и поклонилась. Все девицы, австралиец и Пул громко зааплодировали.
Из-за занавески вышла девушка со стопкой бумаги и маркерами в руках.
Пул допил пиво и стал наблюдать, как девица на сцене, засунув все в то же место два маркера, присела над листом бумаги и стала рисовать вполне похожую лошадь.
– А где в Бангкоке собираются гомосексуалисты? – спросил Пул сидящую рядом девушку. – Мы ищем одного друга.
– Пэтпонг-3. Через две улицы. Гомосексуалисты. А ты не такой?
Пул покачал головой.
– Возвращайся ко мне. Я тебе тоже покурю. – Проститутка обвила руками шею Майкла. От кожи ее исходил какой-то странный запах, напоминавший одновременно о яблоках, начищенной кожаной обуви и гвоздике.
Когда Майкл и Конор выходили из бара, на сцене артистка дорисовывала пейзаж, на котором были уже горы, пляж, пальмы, лодки и солнце с лучами.
В том же квартале, где находился “Монпарнас”, друзья и наткнулись на магазин “Пэтпонг Букс”. Пока Майкл стоял перед полкой с произведениями Андерхилла, Конор изучал журналы. Пул спросил дежурного продавца, а затем администратора, доводилось ли им когда-нибудь видеть Тима Андерхилла собственной персоной, но ни тот, ни другой даже не знали этого имени. Пул купил “Расколотый надвое” в жесткой обложке, с которой подходил к продавцу, чтобы справиться об Андерхилле, и друзья вышли на улицу.
– Черт, а ведь я и сам подписал одну из карточек “Коко”, – сказал Конор, когда они сидели за пивом в баре “Миссисипи Квин”.
– Я тоже, – сказал Пул. – Ты когда?
Он никогда и не думал, что только один человек в отряде отрезал уши и подписывал полковые карты, но сейчас признание Конора вызвало у него смешанное чувство удивления и удовлетворения.
– После дня рождения Хо Ши Мина. На другой день. Помнишь, мы тогда совершали вылазку вместе со вторым взводом, как и в сам день рождения? Только в этот раз нарвались на мины. И один из танков подорвался на осколочной мине. Помнишь, как мы ползли плечом к плечу, боясь нарваться на еще одну мину? А после этого Андерхилл снял в кустах их часового, и мы накрыли всех остальных?
– Помню, – сказал Майкл.
Перед глазами стояли темные тени вьетнамских солдат, как призраки скользящие вдоль дороги. Это были не мальчишки – им было лет по тридцать-сорок. Они служили в армии пожизненно. И Майклу очень хотелось убивать их.
– А когда все закончилось, – продолжал Конор, – я вернулся и обработал часового.
Низенькая девушка в черном кожаном лифчике и коротенькой кожаной юбочке уселась на табурет у стойки рядом с Конором и облокотилась о бар, зазывающе улыбаясь и стараясь привлечь к себе внимание.
– То есть я отрезал ему уши. Это не легко было сделать. Я отхватил только верхнюю часть, это и на ухо-то не было похоже. Я как будто бы не понимал, что делаю, как будто вовсе не был собой в тот момент. Я пилил, пилил и пилил, пока ухо не осталось наконец у меня в руках, а голова не шлепнулась в грязь. Тогда пришлось перевернуть его и начать все с начала.
Девушка, которая прослушала весь разговор, встала, прошла через бар и стала что-то шептать на ухо другой местной девице.
– И что ты сделал с этими ушами?
– Закинул подальше в лес. Я не извращенец.
– Да, – согласился Пул. – Надо действительно быть извращенцем, чтобы держать такую гадость у себя.
– Хорошо сказано, – отозвался Конор.
3
Телефон, издававший перед этим какие-то странные жужжащие звуки, затих, затем вновь включился. Конор Линклейтер оторвался от журнала с голыми девицами, купленного в “Пэтпонге”, и спросил Майкла:
– А ты когда?
– Что когда?
– Подписал карту.
– Примерно через месяц после того, как объявили о том, что будет трибунал. После вылазки в Долину А-Шу.
– В конце сентября, – сказал Конор. – Я хорошо помню этого парня. Я тогда собирал трупы.
– Да, точно.
– В тоннеле, где хранились запасы риса.
– Именно этот.
– Старина Мики! Ну ты даешь!
– Не знаю, как я мог это сделать. Мне до сих пор все это снится в ночных кошмарах.
Сквозь шуршание телефона пробился наконец голос телефонистки, сообщившей, что Майкла соединяют. Пул взял трубку, чтобы оговорить с женой, но перед глазами его все еще стояла картина трупа, лежащего на мешке риса, от которого он отпиливает мачете уши выкалывает ему ножом глаза.
Первым тело увидел Виктор Спитални, который вышел из тоннеля, довольно улыбаясь и бормоча что-то одобрительное.
Тишину в трубке нарушали коротенькие попискивания, как будто на огромном пространстве от Бангкока до Уэстерхолма соединялись в воздухе, позвякивая друг о друга, какие-то невидимые цепочки.
Пул взглянул на часы. Семь часов вечера в Бангкоке, семь утра в Уэстерхолме.
Наконец он услышал хорошо знакомые звуки гудков американской линии, которые тут же резко прервались, вновь уступив место каким-то странным звукам. Затем послышались гудки, видимо, уже его домашнего телефона.
Раздался щелчок, означавший, что работает автоответчик. Видимо, Джуди либо еще в постели, либо внизу, на кухне. Майкл прослушал послание Джуди. Когда прогудел сигнал, он сказал:
– Джуди? Ты дома? Это Майкл.
Он подождал и позвал еще раз:
– Джуди?
Майкл уже приготовился повесить трубку, когда услышал наконец голос жены:
– Так это ты... – произнесла Джуди безо всякого выражения.
– Здравствуй. Я рад, что ты ответила.
– Я, наверное, тоже. Ну что, детишки резвятся на солнышке?
– Джуди...
– Так да или нет?
Пул вдруг почувствовал себя виноватым, вспомнив девицу, поглаживающую его по бедру.
– Наверное, ты бы назвала это развлечением, – признался он. – Мы все еще ищем Тима Андерхилла.
– Как вам повезло.
– Мы узнали, что он уехал из Сингапура, поэтому Биверс отправился искать в Тайпей, а мы с Конором – в Бангкок. Думаю, еще несколько дней – и мы найдем Тима.
– Великолепно. Ты в Бангкоке вспоминаешь свою боевую юность, а я работаю тут, в Уэстерхолме, который по случаю является и твоим домом, а также местом твоей медицинской практики. Я надеюсь, ты помнишь, если только твоя услужливая память уже не стерла это, что я не была в восторге, когда ты объявил мне об этой поездке.
– Я говорил о совсем другой цели, Джуди.
– Ну что я говорила? У тебя плохо с кратковременной памятью.
– Я думал, мой звонок будет тебе приятен.
– Что бы ты там не думал, я не желаю тебе провала.
– Да мне и в голову не пришло такое.
– В каком-то смысле я даже рада, что ты уехал, потому что теперь у меня есть время сделать то, что я так долго откладывала, –подумать о наших отношениях. Сомневаюсь, что в последнее время нам было хорошо друг с другом.
– Ты хочешь обсудить это сейчас?
– Скажи мне только одну вещь: ты не просил никого из своих немногочисленных друзей периодически названивать мне и проверять, дома ли я?
– Я не понимаю, о чем ты говоришь.
– О том маленьком гномике, который любит слушать мой голос на автоответчике настолько, что звонит два-три раза в день. Кстати, меня совершенно не волнует, перестал ли ты мне доверять, потому что я – самостоятельный человек, который сам о себе заботится, как это и было практически всегда, Майкл.
– Тебя преследуют анонимными телефонными звонками? – переспросил Майкл, довольный тем, что понял наконец истинную причину враждебного тона жены. – А ты как будто не знаешь!
– О, Джуди, – произнес Майкл, и в голосе его ясно слышались боль и сожаление.
– Хорошо, – сказала Джуди. – О’кей.
– Позвони в полицию.
– А что это даст?
– Если он звонит так часто, они смогут его засечь. Последовала долгая пауза, которая показалась Майклу почти что примирительной.
– Напрасная трата денег, – сказала наконец Джуди.
– Наверное, развлекается кто-нибудь из твоих студентов. Тебе надо немного расслабиться, Джуди. Джуди колебалась.
– Что ж, – сказала она. – Боб Бане пригласил меня пообедать завтра вечером. Приятно будет выбраться из дому.
– Специалист по осам, – сказал Майкл. – Хорошо.
– Ты это о чем?
Года два назад, на вечеринке факультета Джуди, Майкл рассказал ее знакомым о том, как Виктор Спитални выбежал из пещеры в Я-Тук, вопя, что его искусали осы, миллионы ос. Это был единственный эпизод, касавшийся Я-Тук, который Майкл мог рассказывать совершенно безболезненно. От этой истории никто не пострадал. Все, что случилось, это то, что Виктор Спитални пулей вылетел из пещеры, раздирая ногтями лицо и истошно вопя. Так он метался до тех пор, пока Пул не повалил его на спину и не закатал в плащ-палатку. Когда Спитални перестал вопить, Майкл развернул его. Лицо и руки Спитални покрывали быстро исчезающие красные точки.
“Во Вьетнаме нет ос, братишка, – сказал Спитални Коттон. – Какая угодно гадость, но только не осы”.
Тогда преподаватель английского по имени Боб Бане, блондинчик с породистым лицом, носивший хорошие твидовые костюмы, сказал Майклу, что поскольку осы характерны для северной природной зоны, они обязательно должны водиться и во Вьетнаме. Майкл еще подумал тогда, что Бане – холеный самоуверенный всезнайка. Парень был из богатой семьи с Мэйн Лайн, и преподавал английский “просто потому, что чувствовал к этому призвание”, голубая мечта любого либерала. Он продолжал утверждать, что раз Вьетнам является субтропической страной, осы, видимо, являются там редкостью. Впрочем, во многих странах осы водятся в очень небольшом количестве.
“А что в Я-Тук не произошло ничего интереснее?” – попытался спровоцировать Майкла Бане.
– Не имеет значения, – ответил сейчас Майкл на вопрос Джуди. – И куда же вы собрались?
– Он не сказал. Куда он поведет меня, не так уж важно. Я не требую, знаешь ли, четырехзвездочного ужина. Все, что мне нужно, это хорошая компания.
– Замечательно.
– Ты-то там не страдаешь от недостатка компании, правда? Но в Уэстерхолме, наверное, тоже есть массажные салоны.
– Не думаю, – рассмеялся Майкл.
– Я не хочу больше разговаривать, – резко оборвала его смех Джуди.
– Хорошо.
Еще одна долгая пауза.
– Удачно отобедать с Бансом.
– Ты не имеешь право так говорить, – сказала Джуди и повесила трубку, не попрощавшись.
Майкл мягко опустил трубку на рычаг.
Конор Линклейтер бродил по комнате, выглядывал в окно, внимательно разглядывал свои ноги, стараясь не встречаться глазами с Майклом. Наконец он прочистил горло и спросил:
– Неприятности?
– Моя жизнь начинает становиться смешной, – ответил Пул. Конор рассмеялся:
– Моя жизнь всегда была смешной. Быть смешным – не так уж плохо.
– Может, и нет, – сказал Майкл, и оба они улыбнулись. – Думаю, сегодня вечером я рано лягу спать. Ты не возражаешь против того, чтобы побыть одному? Завтра мы можем составить список мест которые надо посетить, и вплотную приступить к работе.
Уходя, Конор захватил с собой пару фотографий Тима Андерхилла.
4
Радуясь возможности побыть одному, Майкл Пул заказал по телефону довольно простенький ужин и растянулся на постели с “Расколотым надвое”, купленным днем в магазине. Он не держал в руках этот бестселлер Тима Андерхилла уже много лет и очень удивился тому, как быстро захватила его книга, заставив забыть даже о тревожном чувстве, оставшемся после разговора с Джуди.
Хол Эстергаз, герой книги, был детективом, расследовавшим убийства в Монро, штат Иллинойс, небольшом городишке со множеством чугунолитейных предприятий, магазинчиков автозапчастей и пустующих домов за длинными заборами. Эстергаз служил лейтенантом во Вьетнаме. Вернувшись, он женился на старой подруге, с которой, впрочем, довольно быстро развелся. Он много пил, но тем не менее долгие годы был весьма уважаемым сотрудником полиции, хранящим один довольно пикантный секрет: Хол был бисексуалом. Чувство вины за свои не вполне обычные вкусы выливалось не только в пристрастие к выпивке. Что гораздо хуже, за Эстергазом замечалось иногда жестокое обращение с преступниками. Эстергаз тщательно следил за этим и позволял себе избивать только тех преступников, которые были наиболее презираемы другими полицейскими, – насильников и растлителей малолетних.
Майкл неожиданно принялся размышлять, не явился ли прототипом Хола Эстергаза Гарри Биверс. Когда он читал книгу в первый раз эта мысль ни разу не пришла ему в голову, но теперь, несмотря на то, что герой романа был куда более сильной и загадочной личностью, Пул ясно представлял его себе с лицом Пропащего Босса. Биверс не был бисексуалом, по крайней мере, насколько это было известно Майклу, зато он бы нисколько не удивился, узнав, что у Биверса случаются иногда вспышки садизма.
Майкл заметил еще одну вещь, ускользнувшую от него, когда он читал книгу в первый раз, – Монро, Иллинойс, название города, где боролся с темными силами Хол Эстергаз, звучало очень похоже на Милуоки, Висконсин, город, который так часто описывал друзьям М.О.Денглер. На юге Монро жило много поляков, на севере было негритянское гетто, и в городе была футбольная команда высшей лиги. Жилища богачей располагались на двух-трех улицах вдоль берегов озера. Через кварталы попроще протекала грязная речушка. Здесь была бумажная фабрика, книжные магазины, мрачные зимы, бары и забегаловки повсюду, бочкообразные женщины, обмотанные платками, на автобусных остановках. Таким был пейзаж детства Денглера.
Пула так захватил сюжет, что только около трех ночи он неожиданно понял, что “Расколотый надвое” был, по сути дела, медитацией на тему Коко.
Безработного пианиста находят с перерезанным горлом в обшарпанном номере третьесортного отеля “Сент Элвин”. Рядом с телом лежит кусок бумаги, на которой написано карандашом “Голубая роза”. Дело поручают Эстергазу, который узнает в жертве одного из завсегдатаев местного бара, где собираются гомосексуалисты. Когда-то он даже занимался сексом с этим человеком. Составляя рапорт, он, естественно, опускает эту подробность.
Следующей жертвой оказалась проститутка, которую обнаружили также с перерезанным горлом в одной из аллей рядом с “Сент Элвином”. И опять рядом лежал листок с той же надписью. Эстергазу удается установить, что она тоже жила в отеле и была подружкой пианиста. Он предполагает, что она видела убийство или знала нечто такое, что могло привести к преступнику.
Через неделю находят молодого врача, убитого в собственном “Ягуаре”, стоящем в гараже возле одного из домов у озера, где убитый проживал с экономкой. Эстергаз прибывает на место происшествия совершенно вымотанный, не успев переодеться и абсолютно забыв все, что делал накануне. Он был в баре, помнит, как заказывал выпивку, одну порцию за другой, с кем-то разговаривал, пытался надеть пальто и не мог попасть в рукава. Затем шла сплошная чернота вплоть до того момента, когда позвонили из полицейского участка и разбудили Эстергаза, спящего на собственной кушетке. Но что гораздо хуже запоя, убитый доктор когда-то лет пять назад был любовником Эстергаза примерно в течение года. Никто не знал об их связи, даже экономка доктора. Эстергаз проводит тщательный осмотр места происшествия, находит листок с надписью “Голубая роза”, допрашивает экономку, собирает в коробочки и мешочки все вещественные доказательства, а когда медицинский эксперт закончил осмотр и тело унесли, возвращается все в тот же бар. Еще один провал в памяти. С утра Хол опять просыпается на кушетке при работающем телевизоре и с початой бутылкой в руках.
На следующей неделе находят еще одно тело – на сей раз некоего наркомана, бывшего когда-то одним из информаторов Эстергаза.
Следующей жертвой становится религиозный фанатик, мясник проповедующий в церкви конгреционистов. Эстергаз не просто знает очередную жертву. Он ненавидит этого человека. Мясник и его жена были одними из цепочки приемных родителей, вырастивших Хола. Они били и оскорбляли мальчишку практически каждый день, не пускали его в школу, заставляя вместо этого работать в магазине, – он был грешником, ему надо было работать, пока он не сотрет руки в кровь, и учить Священное Писание, чтобы спасти свою душу. Но поскольку, независимо от того, сколько страниц Священного Писания он выучит, мальчишка все равно проклят, его надо бить еще и еще, Его забрали у этой очаровательной четы только после того, как один из инспекторов заявился к мяснику с неожиданной проверкой и обнаружил Хола всего в синяках запертым в холодильник “для покаяния”.
Хол Эстергаз – не настоящее имя героя книги. Он получил его в приюте. Кто его родители и даже его точный возраст – тайна, покрытая мраком. Все, что известно Холу, – это что его нашли в возрасте трех-четырех лет, бродящим по улицам у реки и покрытым замерзшей грязью, в середине декабря. Он не умел говорить и был близок к смерти от истощения.
Даже сейчас Хол не мог припомнить никаких подробностей своего несчастного детства и ничего из того, что случилось с ним, прежде чем его нашли совершенно голого и изголодавшегося почти до смерти на улице возле реки Монро.
В мечтах о тех временах ему представлялся счастливый золотой мир, где добрые великаны кормили его, похлопывали по плечу и называли по имени, которого он никогда не слышал.
Хола Эстергаза дважды выгоняли из школы, у него были неприятности с законом, да и все его детство и отрочество прошли под знаком ненависти ко всему и вся. В один из пьяных припадков ненависти к себе Эстергаз поступил в армию, и это его спасло. Все, что он помнил о себе хорошего, начиналось в школе подготовки. Было такое ощущение, что он родился трижды – один раз в том, золотом мире, другой – в морозном и ужасном Монро, и третий раз – когда одел военную форму. Командиры Хола быстро разглядели его способности и рекомендовали его в школу офицерского состава. То обучение, которое прошел Хол, “помогло” ему вместо какого-нибудь тихого места, где он мог бы спокойно служить, оказаться лейтенантом во Вьетнаме.
После убийства мясника Эстергазу начинает сниться, как он смывает с рук кровь. Или как стоит, подставив окровавленные ладони под струю воды, голый по пояс, потный и испуганный. Ему снится, как он открывает дверь в какой-то сад, полный роз, больных роз, неестественного химического цвета, – голубых роз. Еще Эстергазу снилось, что он ведет машину по темной дороге, а рядом сидит труп кого-то из хорошо известных ему людей.
На этом месте Майклу вспомнилось, как М.0. Денглер однажды вставил в ассортимент своих обычных баек о Милуоки – сказок типа той как нашли в саду ангелочка с пораненным крылышком, которого кормили крекером, пока у того все не прошло, о людях, которые дыханием заставляют воспламениться лед, о знаменитых гангстерах Милуоки, изо рта которых при каждом слове вылетают пули и ядовитые насекомые, – так вот, Денглер рассказал вдруг историю о том, что его родители как бы не совсем его родители.
Пул заснул, положив книгу на грудь, не более чем в сотне ярдов от того ужасного места на Фэт Понг-роуд, где был убит М.О.Денглер.
19
Как умер Денглер
1
Согласно материалам расследования, проведенного Армией Соединенных Штатов Америки, рядовой первого класса Денглер стал жертвой бандитского нападения неизвестных злоумышленников или злоумышленника. Нападение было совершено во время отпуска Денглера в Бангкоке, Таиланд. На теле рядового Денглера были обнаружены множественные переломы черепа, сложные переломы левых и правых берцовых костей, перелом крестца, разрыв спинного мозга, разрыв правой почки и колотые раны верхушек обоих легких. Восемь из десяти пальцев на руках Денглера были отрезаны, обе руки вывихнуты. Также были обнаружены множественные переломы носа и подбородка. С жертвы была самым безжалостным образом содрана кожа, большая часть лица была буквально разодрана нападавшими. Идентификация трупа была произведена по личной карточке погибшего.
Армейские чины посчитали неправильным и неумным вдаваться в исследование причин нападения на рядового первого класса Денглера. Комментарии их по этому поводу свелись к замечаниям о нарастающей напряженности между служащими Американской Армии и местным населением.
2
На страницах “Сержант Коффи” и “Прайвет Фёрст Класс Спрингвотер” соответственно в шестьдесят седьмом и шестьдесят восьмом годах поднимался вопрос о необходимости создания специальной комиссии, которая рассмотрела бы вопрос о предоставлении отпуска в Бангкок только офицерскому составу (газеты также обращали внимание читателя на менее кровавые инциденты подобного рода, имевшие место в Гонолулу и Гонконге, а также о противостоянии военные – гражданское население – полиция, имевшем место в этих городах).
Дайте нам цифры, требовала Армия, дайте нам комиссию (рекомендации были изучены, приняты во внимание и поставлены на полку). Мы рекомендуем провести изучение проблемы на месте (тоже на полку). Необходимо тесное взаимодействие с местной полицией, мы предлагаем назначать своих офицеров с опытом полицейской службы в районы солдатских отпусков, где вероятны подобные происшествия (это предложение, кинутое как кость полицейскому департаменту Бангкока, так и не пошло никуда дальше). Было также рекомендовано провести объединенными силами военной полиции Бангкока и полицейского департамента города поиск свидетелей нападения на рядового Денглера, установить личность и предъявить для опознания солдата, которого видели в обществе Денглера непосредственно перед нападением, а также попытаться выявить и призвать к ответу виновных. Неизвестным спутником Денглера недели через три был объявлен рядовой первого класса Виктор Спитални, который должен был проводить свой отпуск в Гонолулу.
3
В медицинских документах Денглера причиной его смерти была названа потеря крови в результате тяжелой травмы.
Родителям его написали, что Денглер пал смертью храбрых и друзьям по полю боя будет его очень не хватать, – Биверс с большим неудовольствием составлял это письмо, накачавшись предварительно водкой из личных запасов Мэнли.
Вскоре Армия вздохнула спокойно. Полиции Бангкока не удалось обнаружить Виктора Спитални ни в одном из заведений типа “Райского массажного салона” или “Миссисипи Квин”, так же как американской военной полиции – ни в одном из непристойных заведений Пэтпонга. Полиция Милуоки, штат Висконсин, который, ко всеобщему удивлению, оказался родиной рядового Спитални, не обнаружила сбежавшего солдата, которому теперь уже было заодно предъявлено обвинение в дезертирстве, ни в доме его родителей, ни у бывшей подружки, а также ни в одном из баров, где дезертир любил проводить время до призыва на военную службу.
И никто ни в Бангкоке, ни в Кэмп Крэнделл, ни в Пентагоне не упомянул о девочке, которая пробежала вся в крови по Фэт Понг-роуд, никто не вспомнил о криках и плаче, растворившихся в грязно-сером воздухе. Девочка стала казаться вымыслом, плодом больного воображения, а потом и вовсе исчезла, как исчезли тридцать детей в пещере Я-Тук. А постепенно Армия, шагая навстречу множеству новых проблем и происшествий, забыла и о самой смерти Денглера.
4
Как это было – полететь в отпуск?
Как оказаться на другой планете. Как будто сам ты – инопланетянин.
Почему с другой планеты?
Потому что даже время текло по-другому. Все двигались, сами того не понимая, очень медленно: медленно говорили, медленно улыбались, медленно думали.
Только в этом была разница?
Главное отличие было в людях. В том, что они думали, что делало их счастливыми.
Только в этом была разница?
Все кругом делают деньги, а ты – нет. Все кругом тратят деньги, а ты – нет. У всех есть девчонки. У всех сухие ноги и все едят нормальную пищу. А чего же тебе не хватало?
Я скучал по реальному миру. Скучал по Наму. По другой системе ценностей.
Другой системе ценностей?
По тому, что заставляет визжать от восторга. Как звуки песен с твоей родной планеты.
Ты расскажешь мне о девочке?
Она появилась из криков, как птицы появляются из облаков. Сначала я подумал, что девочка – только образ. Что ей просто-напросто пришлось здесь появиться. Она была из моего мира. Она была свободной, она была ниоткуда. Как стал ниоткуда Коко.
Как ты думаешь, почему она кричала?
Думаю, она кричала от близости последнего предела.
Сколько ей было лет?
Наверное, десять или одиннадцать.
И как она выглядела?
Полуголая, верхняя часть тела покрыта кровью. Кровь была даже на волосах. Она вытянула перед собой руки, которые тоже были в крови. Она могла быть тайкой, могла быть китаянкой.
И что ты сделал?
Стоял на обочине и смотрел, как она пробегает мимо меня.
Кто-нибудь еще видел девочку?
Нет. Правда, один старик как-то странно мигал и выглядел встревоженным, но больше ничего.
Почему ты не остановил ее?
Она была образом. Она была из потустороннего мира. Она могла умереть, если ее остановить. И я, возможно, тоже. Я просто стоял среди толпы и молча наблюдал, как девочка пробегает мимо.
Что ты почувствовал, когда увидел ее?
Я полюбил ее.
Я почувствовал, что на лице ее написана вся правда жизни – в глазах. В этом мире нет ничего нормального, вот что я увидел. Ничего безопасного, за всем стоит боль и страх. Думаю, именно такой видится наша земля Богу, только он не хочет, чтобы мы все время видели это.
Я как будто увидел Пана. Словно девочка сожгла дотла мой мозг. Глаза запеклись в глазницах. Она пробежала по ярко освещенной улице в ореоле шума и криков, показывая всему белому свету свои окровавленные ладошки, – и вот ее уже нет. Пан-ика. Близость последнего предела.
А что сделал ты?
Я пошел домой и стал писать. Я пошел домой и стал плакать. Потом я опять писал.
Что ты написал?
Я написал повесть о лейтенанте Гарри Биверсе, которую назвал “Голубая Роза”.
20
Телефон
1
На второй день своего пребывания в Бангкоке Майкл Пул и Конор Линклейтер решили разделиться.
Конор обошел с дюжину баров для голубых на Пэтпонг-3, задавая все тот же вопрос о Тиме Андерхилле добродушным японским туристам, которые в ответ обычно предлагали купить ему выпивку, вертлявым американцам, которые в основном делали вид, что не видят Конора в упор и не понимают, о чем он говорит, а также улыбающимся тайцам, которые, все как один, решив, что он ищет своего любовника, предлагали ему взамен услуги красивейших юношей, которые за несколько минут вылечат его разбитое сердце. Пачку с фотографиями Конор, как назло, забыл в номере отеля. Он глядел на хорошеньких мальчиков в женских платьицах, думал о Тиме Андерхилле и одновременно от всей души желал, чтобы эти прехорошенькие создания действительно были девушками, которых так напоминали. Бармен в заведении для трансвеститов под названием “У Мамы” довольно странно заморгал, услышав имя Андерхилла. Конор насторожился. Но тот, посмотрев на него несколько секунд, наконец хихикнул, заявив, что никогда не встречал этого человека.
Конор улыбнулся бармену и сказал:
– Судя по вашей реакции, вы его знаете.
– Не уверен, – ответил бармен.
Конор вздохнул, вынул из кармана джинсов двадцатидолларовую банкноту и протянул ее через стойку.
Бармен препроводил банкноту в карман и вновь стал похлопывать себя по подбородку.
– Может быть, может быть, – сказал он. – Андахилл. Тимофи Андахилл.
Затем он поднял глаза на Конора и покачал головой:
– Извините, я ошибся.
– Ты, маленький подонок, – услышал Конор как бы издалека свой собственный голос. – Ты, дерьмо, ты взял мои деньги. – Совершенно не думая о том, что он делает, даже не понимая толком, насколько он зол, Конор свирепо оскалил зубы и потянулся через стойку. Бармен нервно хихикнул и отступил вглубь, но Конор нагнулся и схватил его обеими руками за рубашку.
– Отработай свои деньги, черт бы тебя побрал! Кто я тебе? Просто безмозглый дурак, заглянувший в бар, чтобы за здорово живешь расстаться с двадцаткой?
–Ошибка, ошибка! – кричал бармен.
Несколько человек, выпивавших у стойки, приблизились к ним плотную, и один из них – таиландец в светло-голубом шелковом костюме похлопал Конора по плечу.
– Успокойтесь, – сказал он.
– Ерунда, – огрызнулся Конор. – Этот подонок взял мои деньги, а теперь он не хочет говорить.
– Вот деньги, – сказал бармен, все еще стараясь держаться подальше от Конора. – Выпейте за счет заведения. Пожалуйста. А потом, пожалуйста, уходите. – Он вынул из кармана банкноту и швырнул ее на стойку.
Конор отпустил его.
– Мне не нужны эти деньги, – сказал он. – Оставь себе эти чертовы деньги. Мне нужно узнать что-нибудь об Андерхилле.
– Вы ищете человека по имени Тим Андерхилл? – спросил коротышка в голубом костюме.
– Конечно, я ищу его, – сказал Конор по-прежнему чересчур громко. – А что же я еще делаю? Я его друг. Я не видел его четырнадцать лет. Мы с другом специально приехали сюда, чтобы найти Тима. – Конор резко мотнул головой, как будто желая стряхнуть пот со лба. – Я не хотел быть грубым. Извините, что схватил вас.
– Вы не видели этого человека четырнадцать лет, а теперь вам с другом надо его найти?
– Да.
– И вы так нервничаете по этому поводу, что даже угрожали насилием этому человеку?
– Да никому я не хотел угрожать.
Конор засунул руки в карманы джинсов и стал пятиться к выходу.
– Действительно, так распсиховаться, пытаясь разыскать парня, которого никто не знает. Увидимся как-нибудь...
– Вы меня не поняли, – сказал таиландец. – Американцы все такие торопливые.
К пущему неудовольствию Конора, в ответ на эти слова расхохоталась примерно половина бара.
– Я хотел сказать, что, возможно, мы действительно можем вам помочь.
– Я так и знал, что этот придурок слышал о нем! – Конор сверкнул глазами в сторону бармена, который испуганно заслонился руками.
– Не обзывай его, он будет твоим другом, – сказал таиландец. – Разве не так?
Бармен заговорил по-тайски – мешанина звуков, звучавшая для Конора как что-то вроде:
– Кумкват крэп кроп крэп кумкват крэп крэп.
– Кроп кумкват телефон крэп кроп ди крэп, – отозвался человек в голубом костюме.
– Эй, да скажите мне уже что-нибудь наконец, – взмолился Конор. – Он что, мертв?
Бармен пожал плечами и отступил вглубь бара. Он закурил сигарету и пристально посмотрел на человека в голубом.
– Мы оба думаем, что, кажется, знаем его, – пояснил тот Конору. Он взял со стойки двадцатидолларовую банкноту Конора и поднял ее вверх, держа как свечку.
– Крэп кроп крэп кроп, – сказал бармен, отворачиваясь.
– Нашему другу не по себе, – сказал человек в голубом костюме. – Он думает, что это ошибка, а я считаю, что нет. – Деньги исчезли в одном из его карманов.
– Крэп кроп кроп, – сказал бармен.
– Андерхилл живет в Бангкоке, – сказал человечек. – Я уверен что он все еще живет здесь.
– Он ходил сюда. Он ходил в “Розовую кошку”. Ходил в “Бронко”. – Коротышка осклабился. – Он дружил с моим приятелем по имени Чэм. – Улыбка сделалась еще шире. – Чэм очень плохой. Очень плохой парень. Вы знаете телефон? Чэм любит телефон. И он знал того, кого вы ищете. – Он постучал по стойке бара длинным наманикюренным ногтем.
– Я хочу встретиться с этим парнем, Чэмом, – сказал Конор. – У вас есть возможность подзаработать. Где тусуется этот парень? Я пойду туда. У него есть номер телефона?
– Мы обойдем несколько баров, – объявил новый приятель Конора. – Я позабочусь о вас. Я знаю здесь все.
– Да, он знает все, – подтвердил бармен.
– А вы знали Андерхилла? – спросил Конор.
Мужчина кивнул, скорчив одновременно забавную рожицу.
– Конечно, да, конечно, я его знаю. Вам нужны доказательства?
– О’кей, дайте мне доказательства, – потребовал Конор, которому стало вдруг очень интересно, что бы это могло быть.
Маленький таиландец приблизил лицо почти вплотную к Конору. От него сильно пахло анисом. В уголках глаз коротышки были крошечные белые шрамики, напоминавшие следы от бритвенных порезов.
– Цветочки, – произнес он и рассмеялся.
– Ты видел его, точно, – Конор остался доволен предъявленными доказательствами.
– Сначала выпьем, – предложил мужчина в голубом. – Нам надо подготовиться.
2
Готовясь, они выпили не одну порцию. Человечек достал из кармана пиджака какой-то конверт и перьевую ручку и заявил, что необходимо составить список мест, где может быть Андерхилл, а также барменов и завсегдатаев их заведений, которым может быть известно, где его искать. В списке были бары на Пэтпонг-3, бары в районе под названием Сои-Ковбой, бары в отелях, бары в Кланг Туи, бангкокском порте, китайские “чайные домики” на Йаоварой-роуд и две кофейни – “Терма” и еще одна в “Грейс-отеле”. Когда-то Андерхилла знали во всех этих местах и где-то, может быть, знают до сих пор.
– Все это стоит денег, – сообщил приятель Конора, засовывая сложенный конверт обратно в карман.
– У меня достаточно денег, чтобы обойти несколько баров, – казал Конор и, заметив на лице человека в голубом недовольное, подозрительное выражение, добавил. – И кое-что сверх того для вас. – Сверх того, очень хорошо. Я хочу свою долю сейчас. Давай начнем со сверх того.
Конор достал из кармана комок мятых банкнот, и мужчина выбрал ярко-красную пятисотдолларовую бумажку.
– Теперь пошли, – объявил он.
Сначала они обошли еще несколько баров на Пэтпонг-3, но ни в одном из них спутник Конора не заметил ничего такого, что бы его обрадовало.
– Берем такси, – сказал коротышка. – Мы объедем весь город, самые лучшие, самые шикарные места, и там мы обязательно найдем его.
Они вышли из очередного бара на заполненную народом улицу и остановили машину. Конор забрался на заднее сиденье, а коротышка в голубом костюме еще долго беседовал с водителем. Он отчаянно жестикулировал и улыбался.
– Крэп кроп катуи крэп кроп крэп бахт май крэп. – Несколько банкнот перекочевали в карман к таксисту.
– Теперь все будет как надо, – объявил коротышка, усаживаясь рядом с Конором.
– Я даже не знаю, как тебя зовут, – сказал Конор, протягивая ему руку, которую тот, улыбнувшись, пожал.
– Меня зовут Чэм. Спасибо.
– А я думал Чэм – это твой друг. Который знает Тима.
– Он Чэм. И я Чэм. И наш водитель, может быть, тоже Чэм. Но мой приятель такой плохой, такой плохой. – Мужчина опять захихикал.
– А что такое “катуи”? – спросил Конор, выбрав одно из непонятных слов, слышанных им в разных разговорах на тайском языке. Чэм улыбнулся.
– “Атуи” – это парень, который одевается, как девушка. Понимаешь? Я приведу тебя куда надо. – Он на секунду положил руку на колено Конора.
“Черт возьми”, – подумал Конор, но только глубже подвинулся на мягком сиденье.
– А что это за чушь по поводу телефона? – спросил Конор.
– По поводу чего? – улыбка Чэма выглядела теперь какой-то натянутой.
Они ехали довольно быстро среди оживленного дорожного движения, подпрыгивая на трамвайных рельсах и все дальше удаляясь от центра. А может, Конору только так казалось.
– Телефон. Ты что-то говорил об этом там, “У Мамы”.
– А-а! Телефон. Мне показалось, ты сказал что-то другое. Это не должно тебя интересовать. Это бангкокское словечко. Имеет много значений. – Он искоса взглянул на Конора. – Одно из значений – сосать. Понимаешь? Телефон. – Он сложил на груди свои маленькие ручки и мечтательно закрыл глаза.
Следующие два часа Конор и его спутник провели в различных барах, полных голодного вида девиц и каких-то прилизанных пронырливых юнцов. Чэм вел долгие беседы, полные смешков и весьма эмоциональных восклицаний, с дюжиной барменов, но затем не происходило ничего, кроме обмена банкнотами. Сначала Конор пил осторожно, но потом, заметив, что предполагаемая близость Андер-хилла заставляет его нервничать и алкоголь почти не оказывает на него действия, стал пить не меньше, чем позволял себе обычно “У Донована”.
– Его давно здесь не было, – сказал в очередной раз Чэм, повернувшись к Конору со своей по-прежнему счастливой и безмятежной улыбкой. Конор снова заметил маленькие шрамики в уголках глаз и около рта своего спутника. Как будто доктор удалил настоящее лицо Чэма и заменил его гладкой маской с мальчишеским выражением лица. Чэм обнял Конора за плечи.
– Не беспокойся, мы скоро найдем его, – пообещал он. – Еще водки?
– Да, конечно, но в другом баре.
Они вновь оказались снаружи. Рука Чэма лежала теперь где-то между лопаток Конора. Конор подумал, не позвонить ли ему в отель Майклу Пулу. Затем ему вдруг показалось, что он увидел на другой стороне улицы Майкла, который садился в такси возле блестящей вывески бара “Занзибар” на другой стороне улицы.
– Хей, Майк, – закричал он. Мужчина посмотрел на него через стекло машины. – Мики! Я здесь!
Чэм поднес к губам кончики пальцев.
– Поедим? – спросил он.
– Я только что видел своего друга, – сообщил ему Конор. – Вон там.
– Он тоже ищет Тима Андерхилла? Конор кивнул.
– Тогда нам больше незачем оставаться в Сои-Ковбой. Через минуту они уже мчались по вечернему городу среди мигания фар автомобилей, застрявших в пробках. Мимо то и дело проносились стайки юнцов на мопедах, люди сновали туда-сюда у ночных клубов.
Конор повернулся, чтобы что-то сказать Чэму, и вдруг увидел за оконным стеклом лицо бесполого, истощенного призрака, на котором нельзя было прочесть ничего, кроме чудовищного чувства голода.
– Можно спросить тебя кое о чем? – услышал Конор откуда-то издалека свой голос, и это был голос пьяного человека. Но Конор тут же решил, что это не имеет значения, поскольку Чэм ведь его друг.
Тот похлопал Конора по колену.
– Откуда у тебя эти шрамы на лице? Ты что, побывал на фабрике рыболовных крючков?
Рука Чэма вдруг неподвижно застыла на его колене.
– Должно быть, это чертовски интересная история.
Чэм нагнулся вперед и сказал водителю:
– Крэп кроп крэп клэнг туи.
– Крэп крэп крэп, – ответил тот.
– Катуи? – переспросил Конор. – Я уже устал сегодня от этих парней.
– Клэнг Туи. Портовый район, – объяснил Чэм.
– И когда мы туда доберемся?
– Мы уже здесь.
Конор вылез из такси. В ноздри ему ударил соленый морской воздух, пахнущий рыбой. Костлявое лицо, прижавшееся к окну, по-прежнему стояло перед глазами.
– Телефон, – закричал он. – Первый корпус. Как вам это нравится?
Чэм втащил его в бар, который назывался “Венера”. Они пили в “Венере”, “У Джимми”, в “Клаб Ханг”, в каких-то местах без названия. Конор обнаруживал время от времени, что либо он лежит на Чэме, либо Чэм облокачивается на него, когда таксист заворачивает за угол. Глядя в сторону, он снимал руку Чэма со своего колена и опять видел полупрозрачное костлявое лицо, смотрящее на него мертвыми глазами сквозь стекло машины. Конора пробрала дрожь, как будто бы он стоял промокший и раздетый на холодном ветру. Конор вскрикнул – лицо вздрогнуло и исчезло.
– Ничего, – сказал Чэм.
Потом они поднимались по каким-то лестничным пролетам и заходили в темные комнаты, где пахло благовониями и стояли диванчики с керамическими изголовьями. Мужчины-китайцы прерывали игру в маджонг ровно настолько, чтобы изучить фотографию Андерхилла. В первом таком заведении они морщили лбы и кивали головами, во втором – морщили лбы и кивали головами, в третьем – то же самое.
– Его здесь знали? – спрашивал Конор.
– Его отсюда вышвыривали, – отвечал Чэм.
Затем Конор обнаружил, что сидит за каким-то столом, покрытым скатертью, в вестибюле отеля. В другом конце зала молодой таиландец в голубом пиджаке читал за конторкой книжку в мягкой обложке. Перед Котором дымилась чашка кофе, он поднес ее к губам и втянул в себя горячий напиток. За всеми столиками сидели молодые мужчины и женщины, девицы вытягивали ноги и клали их на низенькие диванчики, расставленные по всему холлу. Кофе обжег рот Конора.
– Он иногда приходит сюда, – сказал Чэм. – Все иногда приходят сюда.
Конор нагнулся глотнуть еще кофе. Когда он поднял голову, то был уже не в фойе, а на заднем сиденье такси.
– Твой друг был плохой, очень плохой, – слышался голос Чэма. – Его нигде больше не хотят видеть. Он плохой или просто больной? Расскажи мне. Я хочу больше знать об этом человеке.
– Потрахаться он был здоров, – сказал Конор, тут же поняв, что то, что он имел в виду, вряд ли удастся передать словами.
– Но он очень глупый.
– Ты тоже.
– Я не блюю в общественных местах. Я не сею вокруг себя ужас и отчаяние. Я не угрожаю тем, кто имеет надо мной власть, и не оскорбляю их.
– Все это звучит очень похоже на Андерхилла, – пробормотал Конор, погружаясь в сон.
Ему приснилось все то же ужасное лицо за стеклом машины только теперь это было лицо Андерхилла. Конор в ужасе проснулся и обнаружил, что сидит один на заднем сиденье машины.
– Что такое? – пробормотал он.
– Крэп кроп кроп кроп, – сказал водитель и, перегнувшись через спинку сиденья, протянул Конору сложенный листочек бумаги.
– Где все? – Конор дрожащей рукой потянулся к записке и выглянул в окно.
Такси стояло на широкой улице между высоким бетонным зданием, по виду напоминавшим гараж, и низеньким одноэтажным, тоже бетонным, строением без окон. В свете фонаря бетон и асфальт дороги казались ярко-желтыми.
– Где мы?
Водитель показал пальцем куда-то вниз. Конор смущенно проследил за движением его руки и увидел собственный член, белевший в темноте салона, который беспомощно свисал на его правое бедро. Конор наклонился, чтобы укрыться от глаз водителя, и застегнул штаны. Сердце его учащенно билось, голова болела. Он взял наконец записку из рук шофера. В ней было несколько строчек мелким почерком: “Ты слишком много пил. Твой друг может быть здесь. Если пойдешь, будь осторожен. Водителю хорошо заплачено”. Чуть ниже был приписан номер телефона. Конор смял записку и вышел из машины. Водитель стал разворачиваться. Конор швырнул записку на землю и наподдал по ней ногой. Возле одноэтажного здания как будто материализовались из воздуха несколько таиландцев в облегающих национальных костюмах. Они направились по аллее к Конору. Ему захотелось вдруг убежать – люди эти напоминали стаю акул. Он еле держался на ногах. Фары машины слепили глаза. И очень хотелось выпить.
– Вы зайдете? – ближайший к Конору мужчина улыбался улыбкой мумии. – Чэм говорил с нами. Мы вас ждем.
– Чэм – не мой друг, – сказал Конор, но мужчины продолжали махать в сторону здания без окон. – Я не собирался туда заходить. А что у вас там?
– Секс-шоу, – ответила голова мумии.
– И всего-то, – Конор позволил увлечь себя к двери. Внутри он заплатил триста монет за вход женщине в темных очках с серьгами в форме бутылочек “кока-колы” с женской грудью.
– Мне нравятся эти сережки, – сказал Конор. – Ты знаешь Тима Андерхилла.
– Еще не пришел, – сказала женщина. Сережки покачивались в ушах как два повешенных.
Конор проследовал за одним из мужчин по длинному темному коридору и оказался в комнате с низким потолком, окрашенной в черный цвет. Неяркий красный цвет заливал ряды складных стульев и две сцены – одну прямо перед стульями, другую рядом с переполненным баром. На каждой сцене плясала голая девица. У девиц были нессиммeтpичныe груди и узкие бедра. Их губы в лучах красного света выглядели черными. Посетители бара были в основном таиландцами, но в толпе то тут, то там можно было заметить пьяного белокожего мужчину, вроде самого Конора, и было даже несколько пар в американской одежде. Конор упал на один из стульев в дальнем углу зала заказал материализовавшейся рядом с ним полуголой диве пива, которое стоило ему сотню.
“Этот негодяй вынул из штанов мой член, – думал он. – Мне, небось, еще повезло, что он не отрезал его и не унес в бутылочке с собой на память”. Он выпил свое пиво, затем еще несколько порций, пока девицы на сцене меняли тела и лица, меняли длинные волосы на короткие, бейсбольную форму на футбольную, пышные бедра на бедра поджарых борзых собак. Конор решил, что ему, пожалуй, нравятся эти девицы. Одна из них умела открывать влагалищем бутылки “кока-колы”, причем пробка отлетала от бутылки с громким щелчком. У девицы было скуластое личико и горящие черные глаза. Открыв бутылку, она высасывала из нее жидкость, которую затем выливала обратно. Насколько было известно Конору, ни одна из девиц “У Донована” так не умела.
Конор вдруг осознал, что дошел как раз до той стадии опьянения, когда дальше алкоголь уже не действует.
Посмотрев на боковую сцену, Конор густо залился краской – стройное юное создание освободилось от платья, чтобы продемонстрировать собравшимся, что является одновременно владельцем двух маленьких упругих грудей и внушительных размеров мужского полового органа, который, опустившись на колени, взял в рот другой “катуи”. Конор повернулся вновь к центральной сцене, на которой девица с непроницаемым лицом жены диктатора собиралась что-то делать с большой рыжей собакой.
– Дайте мне виски, – сказал Конор официантке.
Когда жена диктатора вместе с собакой покинули сцену, на нее взобрались невысокий мускулистый таиландец и девица с волосами по пояс. Скоро они уже демонстрировали половой акт, все время меняя позы и вращаясь, как гимнасты в воздухе. Один из трансвеститов рядом с Конором тяжело вздохнул. Конор заказал еще виски. Призрак Тима Андерхилла сидел где-то в зале и аплодировал.
Конор вдруг понял, что не может с точностью утверждать, кто из людей, выступающих на сцене, на самом деле мужчины, а кто – женщины. Тут были мужчины с женской грудью, женщины с членами.
Сейчас на сцене было четверо, которые сплелись как бы в тугой клубок, из которого Конору удавалось увидеть то женскую улыбку, то пышные бедра, то внушительных размеров зад. Затем все четверо встали и начали кланяться, как артисты. Эти люди показались вдруг Конору хранителями памяти о вечном наслаждении, они отличались от тех, кто сидел в зале, как марсиане, они были нетленны и неприкосновенны, как ангелы.
“Вот это да!” – думал Конор. Ему открылось вдруг, что только что он наблюдал момент полной, абсолютной ясности и правды жизни. Конор увидел самого себя, стоящим перед сверкающей стеной нерушимого и непостижимого мира, где стирались границы между полами а языком служила музыка, и все, что двигалось, было настолько быстрым и ярким, что слепило глаза.
Затем он вновь вернулся в жестокую реальность.
Выступавшие, облачившись в робы, сошли со сцены в полуопустевший зал, где оставались теперь в основном прибалдевшие наркоманы и проститутки, живущие в хибарках вдоль реки. Конор был пьян. Тим Андерхилл был пьяницей-неудачником, таким же, как он. Конор пытался припомнить этот момент познания абсолютной истины, но вспоминались только бары и задние сиденья такси, которые видел он сегодня во время своей бесплодной охоты – настолько бесплодной, будто он искал не человека, а единорога или какое-нибудь другое мифическое существо.
Конор думал о том, что, в сущности, вся его жизнь была историей непонимания, что происходит с ним и с этим миром.
Конор вытер руки о джинсы и устало последовал за остальными засидевшимися посетителями по темному коридору к выходу.
Несколько человек двинулись в сторону стоящего рядом гаража. Все они были одеты в облегающие тайские костюмы и напоминали солдат-наемников в отпуске. На одном из них были темные очки. Конор стоял, покачиваясь, перед дверью клуба, соображая, что эти люди стоят и ждут, когда он уйдет.
Ему стало вдруг ясно, что увиденное сегодня в клубе было лишь прелюдией к главному номеру. Эти люди не довольствовались тем, чего было достаточно для остальных. “И я тоже”, – подумал Конор, вспомнив, что он испытывал, глядя, как кланяются артисты. Должно быть что-то еще – еще более захватывающее. И еще одна вещь заставила Конора подойти к этим людям: Тим Андерхилл должен был бы быть вместе с ними. Ведь именно поэтому Чэм привез его сюда. Чего бы ни ждали эти люди, это должно было стать последним действием представления, так захватившего Конора.
Когда Конор сделал шаг в сторону кучки людей, тот, что был в темных очках, что-то сказал своим приятелям и пошел ему навстречу. Он поднял руку вверх, как полисмен, регулирующий движение, затем жестом показал Конору, что ему надо уходить.
– Представление закончилось, – сказал мужчина. – Вы должны идти.
– Я хочу посмотреть, что еще здесь покажут.
– Больше ничего. Вы должны идти, – мужчина повторил свой жест.
Остальные таиландцы, хотя и не было заметно, чтобы они двигались, были теперь гораздо ближе к Конору. Он почувствовал хорошо знакомые чувства возбуждения и ожидания при встрече с опасностью. Насилие витало в воздухе, эти люди как бы излучали его.
– Тим Андерхилл посоветовал мне прийти сюда, – громко произнес он. – Вы ведь знаете Тима, так?
Мужчины стали переговариваться вполголоса. Конор услышал что-то похожее на “Андерхилл”, затем последовали смешки. Он расслабился. Человек в черных очках глянул на него, как бы беззвучно отдавая команду не двигаться. Мужчины снова стали переговариваться, один из них, видимо, отпустил шутку, которой улыбнулись даже Темные Очки.
– Давайте посмотрим, что еще у вас тут приготовлено, ребята.
– Крэп кроп крэп, – громко крикнул один из группы, и остальные снова заулыбались.
Темные Очки, демонстрируя офицерскую выправку, подошел вплотную к Конору.
– Вы знаете, где находитесь? – спросил он.
– Бангкок. О, Боже, я не до такой степени пьян! Бангкок, Таиланд, чертово королевство Сиамское.
Мужчина обнажил в улыбке желтые зубы.
– На какой улице? В каком районе?
– А плевать я хотел, – ответил на это Конор.
По крайней мере несколько мужчин наверняка поняли, что он сказал, потому что они стали по очереди что-то кричать человеку в темных очках. В тоне их Конору послышалось что-то циничное, интонации людей, которым наплевать на все и вся, которые он не слышал вот уже лет четырнадцать. Они говорили одно из двух: либо “Убей его скорее и пойдем”, либо “Пусть этот балбес-американец идет с нами”.
Темные Очки смотрел на Конора с таким видом, будто в нем боролись сомнения и желание позабавиться.
– Двенадцать сотен, – изрек он наконец.
– Это шоу должно, черт возьми, оказаться раза в четыре лучше предыдущего, – пробормотал Конор, доставая из кармана очередную порцию мятых бумажек. Остальные мужчины уже подходили к высокому бетонному гаражу. Конор пристроился в хвост цепочки, стараясь изо всех сил шагать по прямой.
Мужчина в темных очках забежал впереди остальных и открыл дверь под пандусом. Все стали спускаться по крутым ступенькам в тускло освещенный колодец. Темные Очки помахал рукой в воздухе, призывая Конора следовать за остальными.
– Я здесь, – успокоил его Конор.
