Часть седьмая
“Мясорубка”
32
Первая ночь в “Форшеймере”
1
– Я не знаю, существует ли название для подобных вещей, – произнес Андерхилл.
Он сидел возле окна, Майкл рядом с проходом, а Мэгги между ними. Они были в воздухе где-то над Пенсильванией, Огайо или Мичиганом.
– Можно назвать это ощущением пика, предела, но это чересчур общее определение. Или можно считать это экстазом, вполне близкие понятия. Или моментом Эмерсона. Ты знаешь статью Эмерсона “Природа”. Там он пишет о таком состоянии, когда человек весь становится как бы огромным глазом: “Я ничто; я вижу все; частицы Вечного Бытия текут сквозь меня”.
– Звучит как еще один способ повстречаться со слоном, – сказала Мэгги ровным, лишенным выражения голосом. Мужчины рассмеялись.
– Вам не следовало так пугаться этого чувства. Когда вы увидели своего сына, то должны были сразу понять, что что-то в этом роде произойдет.
– Но я не видел сына, – начал было Пул, но слова застряли у него в горле. Он вовсе не был уверен, что хочет рассказать Мэгги и Андерхиллу о “Боге”, и даже когда заговорил, эта неуверенность не покинула его. Но коротенькая фраза Мэгги продолжала эхом отдаваться в его мозгу.
– Нет, вы его видели, – настаивала Мэгги. – Вы видели, каким бы он мог быть, когда стал бы мужчиной. Вы видели именно Робби. – Мэгги как-то странно, почти вопросительно взглянула на Майкла. – Вот почему вы почувствовали такую любовь к тому, кого увидели.
– Вас можно нанять прорицательницей? – спросил Мэгги Андерхилл.
– Смотря сколько у вас денег, – ответила Мэгги все также бесстрастно. – Очень дорого вам обойдется, если вы хотите, чтобы я продолжала говорить совершенно очевидные вещи.
– Мне нравится думать, что это был ангел.
– Мне тоже, – сказала Мэгги. – Вполне может быть.
Несколько секунд все сидели молча. Майкл понимал, что Робби никак не мог вырасти в того мужчину, которого он видел, скорее ему явился образ некоего совершенного Робби, того, в котором расцвели пышным цветом все его лучшие качества. Помимо счастья, он испытывал какое-то другое чувство, почти что восторг, при мысли о том, что он мог дать жизнь мужчине, подобному тому, которого видел у могилы сына. В каком-то смысле он действительно дал ему жизнь Он и никто другой. Мужчина не был галлюцинацией или плодом воображения – он был как бы произведением Майкла. Майкл был его автором, он сочинилего.
Он чувствовал себя так, будто двумя словами Мэгги Ла вернула ему сына. Потому что, раз он существует, значит принадлежит Пулу. Этот мужчина – его мальчик. Траур Майкла закончен.
Когда Майкл обрел наконец способность говорить, он спросил Тима Андерхилла, проводил ли тот какие-нибудь специальные исследования, когда писал “Расколотого надвое”.
– Я хочу сказать, лазил ли ты в путеводители по городу или что-нибудь в этом роде.
Мэгги позволила себе издать какой-то невнятный звук, напоминавший фырканье.
– По большинству американских городов путеводителя не существует, – ответил Тим на вопрос Майкла. – Я просто вспоминал, что рассказывал М.О.Денглер. А затем я дал волю воображению и остался вполне доволен проделанной работой.
– Другими словами, ты хочешь сказать, что просто сочинил этот город.
– Да, я сочинил его, – согласился Тим. Вид у него при этом был несколько озадаченный.
Мэгги Ла подарила Пулу сияющий взгляд и слегка смутила его, похлопав по колену то ли в знак одобрения сказанного, то ли просто посмеиваясь.
– Я что-то прослушал? – спросил Андерхилл, заметив этот знак и не поняв его значения.
– Пока что нет, – ответила Мэгги.
– Задумался о Викторе Спитални и его родителях, – Тим попытался было закинуть ногу на ногу, но вспомнил, что для этого здесь вряд ли хватит места. – Представьте, что чувствует большинство родителей, когда их дети исчезают. Вам не кажется, что они продолжают твердить себе, что их мальчик жив, как бы долго он ни отсутствовал? Но, думаю, родители Спитални отличаются от большинства. Вспомните, они заставляли сына чувствовать себя сиротой, взятым в дом из милости. Если я правильно это понимаю, они превратили своего ребенка в Виктора Спитални, которого мы знали, а уже позже он сам себя превратил в Коко. Так что я уверен, его мать говорит вслух, что сын ее мертв. Она уже знает, что он убил Денглера. Но, готов спорить, она знает также, что он совершал и другие убийства.
– Так что же она должна подумать о нас и о том, что мы делаем.
– Она может решить, что мы маемся дурью и просто-напросто высмеять нас в непринужденной обстановке за чашкой чая. Или же может выйти из себя и вышвырнуть нас из дома.
– Тогда зачем же мы летим?
– Потому что она может ведь оказаться и честной женщиной, которую Бог наказал, послав ей сумасшедшего сына. На свете много всяких несчастий, и сын ее был, возможно, худшим из них в ее жизни. В этом случае она поделится с нами информацией, которой располагает сама.
Андерхилл увидел выражение лица Майкла и добавил, что единственное, что он точно знает о Милуоки, это то, что там будет градусов на тридцать холоднее, чем в Нью-Йорке.
– Думаю, теперь я поняла, почему у них там немного туристов, – сказала Мэгги.
2
В час дня Майкл Пул стоял у окна своего номера в отеле “Форшеймер” и смотрел на то, что было бы четырехполосной дорогой, если бы огромные сугробы не занимали примерно половину крайней полосы с каждой стороны. То здесь, то там виднелись погребенные под снегом машины, а для того, чтобы люди, вылезая из машин, могли попасть на тротуар, в снежных заносах были проделаны проходы, напоминающие горные тропы. По расчищенной части дороги в один ряд двигались машины, покрытые замерзшей грязью буро-болотного цвета. На углу Висконсин-авеню призрачным светом мерцал зеленый глаз светофора. Было ноль градусов по Фаренгейту – примерно как где-нибудь в центре Москвы. Несколько мужчин и женщин, закутанных в толстые пальто и шубы, двигались в направлении светофора, который как раз сменил расплывчатый нимб зеленого цвета на точно такое же красное пятно, и хотя на перекрестке не показалось ни одной машины, пешеходы послушно остановились.
Это действительно был именно тот город, который описывал Денглер. Пул чувствовал себя как москвич, взглянувший на родной город свежим взглядом. Для него закончился наконец долгий-предолгий процесс похорон сына. То, что осталось от Робби, было внутри него. Он даже не был уверен, что ему все еще нужны книжки про Варвара, оставшиеся в багажнике. Мир никогда не будет вновь единым целым, но когда он вообще был единым целым, этот мир? Горе его вновь напомнило о себе, затем опять утихло, и он действительно смотрел на все абсолютно свежим взглядом.
За спиной Майкла Тим Андерхилл и Мэгги Ла смеялись над чем-то, рассказанным Тимом.
Светофор в конце квартала вновь вспыхнул зеленым, а светящийся знак для пешеходов переключился на “Идите”. Пешеходы начали переходить через улицу.
* * *
Мэгги поселили в небольшой одноместный номер рядом с тем, где все они сидели сейчас. Пул и Андерхилл положили свои чемоданы на две двуспальные кровати. Это была комната с высокими потолками, выцветшими обоями и потрепанным ковром на полу, на котором едва угадывался цветочный орнамент, и зеркалом в стиле рококо в золоченой раме. На стенах висели огромные картины девятнадцатого века с изображениями собак, виляющих хвостами над трупами окровавленных мертвых крестьян, и портреты добродушных толстых бюргеров в сюртуках и полосатых атласных жилетах. Мебель была старой и облупленной настолько, что невозможно описать, а размеры комнаты заставляли ее к тому же теряться, казаться совсем маленькой. Краны и отделка ванной были латунными, самая ванна стояла, как лев, на тяжелых фарфоровых лапах. Окна, через которые все трое смотрели теперь на улицу, были почти от пола до потолка, на них висели тяжелые темно-коричневые занавеси, которые задергивались с помощью махрящихся старых веревок. Пул никогда еще не видел гостиничного номера похожего на этот. Он подумал, что так, наверное, выглядят номера в лучших отелях Праги или Будапешта. И что, стоя у окна в двадцать футов высотой, когда за тобой такая огромная, элегантная, хотя и рассыпающаяся постепенно комната, недурно было бы услышать снаружи конское ржание и звон колокольчика на санях.
В фойе отеля перед полированной конторкой толпились одинаково одетые карлики ростом с папоротники, стоявшие тут же рядом. На клерке были очки без оправы и бабочка. Кругом все было отделано латунью, на полу лежал толстый ковер, кругом сверкали лампы, в свете которых огромные картины, висящие на стенах, отбрасывали еще более внушительных размеров тени. И, конечно же, перед клерком не было компьютера. Широкая лестница вела в комнату, на которой висела табличка “Бэлморал”.
Дальше лестница заворачивала и упиралась в дальний конец фойе, переходя в коридор, который вел мимо деревьев в горшках и стеклянных ящиков с чучелами звериных голов к тускло освещенному бару.
– У меня такое чувство, – сказал Пул. – Будто в двух шагах отсюда должна протекать Нева.
– И полицейские в медвежьих шапках и кожаных сапогах до колена ходят взад-вперед по проспекту, – подхватил Андерхилл.
– И ждут, когда представится возможность схватить голого человека, которого мороз выгнал из леса, – продолжила Мэгги.
Да, все так. В миле-двух должен обязательно быть густой лес, и по ночам, открывая окно бального зала, можно услышать вой волков.
– Давайте поищем в телефонной книге, – предложил Майкл, отходя от окна.
– Давайте сначала поищем телефонную книгу, – сказал Андерхилл.
Сам телефон, старомодная модель с диском, но без обычной инструкции, как звонить в прачечную, горничной, консьержке, клерку, и даже без лампочки, показывающей, что для вас оставлено сообщение, стоял на маленьком столике возле кровати Пула.
Мужчины начали открывать один за другим ящички разнообразных шкафчиков и комодиков, стоящих вдоль стен. В одном из комодов Андерхилл обнаружил телевизор, которой поворачивался вместе с полкой на шарнирах. Пул нашел гидеоновскую Библию и буклет под названием “История отеля Форшеймер” в длинном шкафчике, устланном бумагой с нарисованными на ней рождественскими елками.
Андерхилл открыл шкаф, стоящий между двух окон, и перед глазами удивленных друзей предстали корешки множества книг.
– О, Боже! – воскликнул Тим. – Библиотека. А книги-то какие! “Хорошенькая муфточка Китти”, “Ноготь мистера Тикера”, “Сожженные поцелуи”, “Исторические жилища Малайского полуострова”. Боже мой! – Тим снял с полки засаленную копию “Расколотого надвое”. – Значит ли это, что я бессмертен, или только лишь, что я пишу такую же невнятную белиберду?
– Все зависит от того, как человек относится к “Хорошенькой муфточке Китти”, – сказала Мэгги, снимая книгу с полки. – Может, телефонная книга где-то здесь?
Она стала помогать Андерхиллу, просматривая нижнюю часть шкафа.
– “Волшебство, легенды, тайны рождения”, – зачитал Андерхилл названия еще одной книги, снятой с полки.
Мэгги потянула за скрытый рычаг, и перед ними открылась еще одна полка, которая как бы выдвинулась из глубины шкафа. На ней был серебряный шейкер, запылившийся и даже затянутый паутиной, ведерко для льда, практически пустая бутылка джина, почти полная бутылка вермута и банка по виду явно тухлых оливок.
– Все это стоит здесь, наверное, со времен сухого закона, – предположила Мэгги. – А телефонной книги так нигде и нету.
Девушка встала, пожала плечами и вместе с выбранной ею книгой отправилась на диван.
– Наша поездка совсем не похожа на путешествие с Гарри Биверсом и Конором Линклейтером, – сказал Майкл. – Когда я спросил Конора, не собирается ли он передумать и отправиться с нами, он ответил, что знает лучшие способы расправиться со своим временем.
Пул снова взглянул в окно и на сей раз увидел, что сверху падают крупные хлопья снега.
– О чем твоя книга? – спросил за его спиной Андерхилл.
– О пытках, – ответила Мэгги.
Пул услышал, как внизу загудели автомобили, и подошел ближе к окну. Справа на дороге показались лошадиные головы, затем сами кони, запряженные в пустой двухколесный экипаж. На козлах сидел полный человек с багровым лицом. Он направил экипаж на самую середину улицы, заставив тем самым большинство водителей резко дать задний ход.
– И моя тоже, – сказал Андерхилл. – Это просто шутка, Мэгги, Убери руки.
– В твоей совсем нет картинок. А в моей только они и есть. Пул отвернулся от окна как раз в тот момент, когда Мэгги, оставив Ухмыляющегося Андерхилла на диване, с издевательским выражением лица направилась к низенькому деревянному столику с ящичками, стоявшему перед зеркалом. Пул подошел к дивану и взял оставленную Мэгги книжку. Буквально на каждой странице были фотографии котят, одетых в пальто и шляпки двадцатых годов. Похоже, перед этим котят долго держали прикованными железными цепями, потому что, хотя на фотографиях они были изображены за чтением книг, игрой в карты, в теннис, курили трубки, а на одной фотографии даже сочетались браком, но глаза у всех были остекленевшими от ужаса так что они казались мертвыми.
– Ага! – послышался голос Мэгги. – Секрет “Форшеймера”.
Она с победным видом продемонстрировала всем телефонный справочник, толстый настолько, что девушке пришлось держать его обеими руками.
– О, Боже, она все-таки нашла его! – воскликнул Андерхилл. Мэгги присела рядом с Майклом на край дивана и открыла книжку.
– Я и не думала, что здесь столько фамилий. Что мы там ищем? Ах да, на “С”. Вот оно – Сэндберг, Сэмуэлз, Сбарро... – Она перевернула сразу несколько страниц, потом еще. – Вот оно. Спербер, за ним Спитални. И Спитални, и Спитални, и Спитални. Кто бы мог подумать, что их тут столько.
Майкл поглядел на тонкий палец Мэгги, скользящий по странице. Палец двигался по колонке, которая начиналась с фамилии Спитална, и строк примерно на двадцать вниз, пока Спитални не превратился в Спиталски.
Майкл взял книгу, отнес ее к кровати и, устроившись поудобнее на подушках, подвинул к себе телефон. Мэгги и Тим глядели на него с дивана. Они напоминали котят из книжки Мэгги.
– Поговорите пока между собой, – посоветовал им Майкл. – Расправляйтесь со своим временем.
– Тебе никогда не приходило в голову, что Конор Линклейтер – гений? – спросил Тим у Мэгги.
– Мистер Спитални? – спросил Майкл. – Меня зовут Майкл Пул. Я разыскиваю семью человека по имени Виктор Спитални, с которым служил вместе во Вьетнаме. Скажите, вы с ним случайно не родственники? Или, может, знаете, как с ними связаться? Виктор, да... У вас в семье не было никого по имени Виктор? Да, он был из Милуоки. Что ж, в любом случае спасибо.
Он нажал на кнопку, набрал следующий номер, а когда там не ответили – еще один. Там ответил человек, который явно отмечал снегопад. Он сообщил заплетающимся языком, что человека по имени Виктор Спитални вообще никогда не существовало на свете, и повесил трубку.
На седьмой раз Пулу наконец повезло.
– Вы были во Вьетнаме с Виктором? – спросил молодой женский голос. – Боже мой, все это, кажется, было так давно.
Майкл сделал знак сидящим на диване, чтобы ему дали бумажку, где можно записать адрес. Андерхилл нашел блокнот с надписью “Форшеймер” и кинул его Майклу.
– Он член вашей семьи?
– О, Господи, – сказала девушка. – Вик был моим кузеном. Вы что, хотите сказать, что он еще жив? Вы не представляете, что это для меня значит.
– Есть шанс, что он еще жив. Вы не могли бы дать мне телефон родителей Виктора. Они оба живы?
– Если это можно назвать жизнью. У меня нет под рукой их номера, но вы можете найти его в книге. Джордж и Маргарет. Дядя Джордж и тетя Маргарет. А что, с Виком случилось что-нибудь необычное? Я думала, что он попал в госпиталь и уже там, наверное, умер.
Пул водил пальцем по строчкам телефонной книги, пока не нашел то, что искал: “Спитални, Джордж, 6835, улица Виннебаго”, и обвел адрес в кружочек.
– Это вы сами решили, что он лежал в госпитале?
– Кажется, дядя Джордж... это было так давно.
– И вы ничего не слышали о нем с самой войны?
– Нет. Если бы даже он был жив, то навряд ли написал бы мне. Мы, честно говоря, не были дружны. Как, вы сказали, вас зовут?
Майкл повторил свое имя и еще раз сказал, что они с Виктором были в одном взводе во Вьетнаме. Девушка сообщила, что ее зовут Эвви.
– Я здесь с друзьями из Нью-Йорка, Эвви, и мы хотим знать, не получал ли кто-нибудь из родственников Виктора вестей от него в последнее время.
– Нет, насколько я знаю.
– Вы не могли бы назвать мне имена каких-нибудь друзей вашего кузена? Девушек, с которыми он встречался?
– Ой, я даже не знаю. Вик был из тех, кого обычно называют одиночками. Он ходил в “Руфус Кинг”, насколько мне известно. И иногда гулял с девушкой по имени Дебби Макжик. Умная была девушка, по крайней мере мне так тогда казалось. И она ходила в заведение под названием “Полка Дот”. Но в основном Виктор копался в своей машине и занимался подобными вещами.
– А имена его друзей вы не вспомните?
– Одного парня звали Билл, другого Мак – это все, что я про них знаю. Мне ведь было всего десять, когда Вика призвали в армию. Но мои дядя и тетя наверняка помнят все, что вас интересует.
– Ваш дядя сейчас может быть дома?
– Хотите позвонить ему? Попробуйте, но он вполне может оказаться и на работе. И я должна бы быть на работе – я работаю секретарем в топливной компании, – но сегодня я вдруг почувствовала, что не могу больше все это выносить, и решила остаться дома и смотреть мыльные оперы. А вот тетя Маргарет почти наверняка Дома. Она никуда не выходит. – После паузы Эвви Спитални Добавила: – Мне, наверное, не стоит вам объяснять, как это странно сидеть вот так и разговаривать про Виктора. Это так странно. Ты успел забыть обо всем, что связано с этим человеком, и вдруг – бах! – тебе напоминают о нем, и все всплывает снова. Мой кузен, знаете ли, не был человеком приятным в общении.
– Да, – подтвердил Майкл. – Я понимаю, о чем вы.
Распрощавшись с Эвви, Майкл набрал номер на Виннебаго-стрит.
Ему ответила пожилая женщина с низким голосом, говорившая немного в нос.
– Это миссис Спитални? Маргарет Спитални?
– Да.
– Миссис Спитални, вы не знаете меня, но я был во Вьетнаме с вашим сыном. Мы целый год служили вместе, в одном взводе. Меня зовут Майкл Пул – теперь я доктор Пул.
– О, Господи! Повторите...
Майкл повторил большую часть того, что только что сказал.
– Как, вы сказали, ваше имя? Майкл повторил.
– Сейчас я в Милуоки вместе с Тимом Андерхиллом, другим членом нашего отряда, и с нашей приятельницей. Нам бы очень хотелось, если это возможно, повидаться с вами и вашим мужем.
– Повидаться с нами?
Миссис Спитални, казалось, изъяснялась одними вопросами.
– Мы бы хотели зайти повидаться с вами. Мы прилетели из Нью-Йорка сегодня утром и нашли ваш номер в телефонной книге.
– Вы проделали весь путь из Нью-Йорка только для того, чтобы повидаться со мной и Джорджем?
– Нам очень надо поговорить с вами о Викторе. Я надеюсь, что мы не очень побеспокоим вас, и очень прошу извинить за неожиданность нашего появления, но, может быть, нам можно прийти сегодня днем или вечером? Нам интересно все, что вы сможете рассказать о Викторе, мы бы посмотрели на фотографии и все в таком роде.
– Вы хотите прийти к нам в дом? Сегодня?
– Если можно. Пожалуйста, не думайте, что вы должны кормить нас. Мы просто заинтересованы в том, чтобы узнать о Викторе все, что можно.
– Узнавать особо нечего, это я могу сказать вам сразу. Вы ведь не из полиции, правда?
Кровь Майкла быстрее побежала по жилам.
– Нет, я врач, а мистер Андерхилл писатель.
– Второй – писатель? И это не имеет никакого отношения к полиции? Вы обещаете?
– Конечно!
– Потому что иначе это убьет моего мужа.
– Мы просто друзья Виктора. Вам не о чем беспокоиться.
– Я лучше позвоню Джорджу на “Глакс”. Это завод, где он работает. Я лучше посоветуюсь с Джорджем. Он должен знать об этом. Все это звучит так странно. Скажите мне, где вы находитесь, и я перезвоню после того, как поговорю с мужем.
Пул дал ей номер телефона, а затем, повинуясь внезапному порыву, спросил:
– А вы ничего не слышали о Викторе в последнее время? Нам очень интересно, где мы могли бы найти его сейчас.
– Не слышала ли я о нем? Никто ничего не слышал о Вике вот уже десять лет, доктор Пул. Я перезвоню вам.
Пул повесил трубку.
– Похоже, ты был прав относительно родителей, – сказал он Андерхиллу.
– Она перезвонит? – спросила Мэгги.
– После того, как поговорит с Джорджем.
– А если Джордж скажет “нет”?
– Тогда им, скорее всего, есть что скрывать, и нам надо будет биться с ними до тех пор, пока они не согласятся допустить нас до себя.
– И узнаем за час все, что хотели, – сказал Андерхилл. – Если они действительно играют именно в эту игру, то наверняка подсознательно им хочется поскорее скинуть с себя это бремя.
– Так ты надеешься, что она перезвонит и скажет “нет”?
Тим улыбнулся и снова принялся за свою книгу.
Через полчаса чтения и хождения взад-вперед по комнате Пул снова выглянул в окно. Там внизу, в Москве, небольшая черная машина, имевшая из-за налипшей на нее грязи цвет мертвой кожи, застряла в одном из сугробов, так что машины двигались теперь в одну линию из-за необходимости объезжать ее.
– Именно для таких моментов изобретены карты, – сказал Майкл.
– Именно для таких моментов изобретен маджонг, – сказала Мэгги. – Не говоря уже о наркотиках и телевидении. Зазвонил телефон, и Майкл буквально схватил трубку.
– Это Джордж Спитални, – голос мужчины звучал достаточно агрессивно. – Жена сказала, что вы звонили ей и рассказали какую-то там дурацкую сказку для малолеток.
– Я рад, что вы перезвонили, мистер Спитални. Меня зовут доктор Майкл Пул и я служил с вашим сыном в одном взводе во Вьетнаме...
– Послушайте, в моем распоряжении всего-навсего пятнадцатиминутный перерыв. Надеюсь, вы расскажете мне, что там у вас на уме.
– Я надеялся, что смогу посетить вас вместе с еще одним другом Виктора сегодня вечером, и мы сможем поговорить.
– Я не понимаю. Зачем это нужно?
– Мы хотим побольше узнать о вашем сыне. Виктор был видным бойцом в нашем отряде, и мы все помним о нем.
– Мне это не нравится. Я не разрешаю вам и вашим друзьям приходить в мой дом.
– Нет, этого не может быть, мистер Спитални. Я прошу прощения за то, что мы вынуждены появиться так неожиданно, но мы с друзьями специально прилетели сегодня утром из Нью-Йорка. Мы никого не знаем в Милуоки. И мы готовы выслушать все, что вы согласны сообщить о своем сыне.
– Черт. И кто же эти друзья?
– Человек, которого я упомянул, Тим Андерхилл, и наша приятельница по имени Мэгги Ла.
– Она тоже оттуда?
– Нет. Она просто приехала вместе с нами, чтобы помочь.
– Вы говорили, что Виктор был видным бойцом вашего отряда. Как это?
– Он был очень хорошим бойцом. На него всегда можно было положиться под огнем.
– Дерьмо все это, – прервал его Джордж Спитални. – Я знал Вика лучше, чем вы, мистер.
– Что ж, именно поэтому мы и хотели поговорить с вами. Мы хотим больше узнать о нем.
Несколько секунд Спитални что-то невнятно бормотал себе под нос.
– Вы сказали моей жене, что вы не копы, – произнес он наконец.
– Это так.
– И вы просто приехали сюда повидать нас? Посреди зимы?
– В прошлом году в Вашингтоне у нас было что-то вроде встречи однополчан. Нас осталось очень немного. И нам очень хочется узнать подробности о Викторе и еще одном бойце нашего отряда который тоже родом из Милуоки. И тут как раз подвернулось свободное время.
– Хорошо, раз вам просто надо поговорить о Вике, я думаю, вы можете прийти. Около пяти. А сейчас мне пора работать.
Он рассказал Майклу, как найти их дом, и повесил трубку.
– Он не хотел, чтобы мы приходили, но в конце концов сдался, – сказал Майкл. – Он, похоже, чем-то напуган, а, судя по голосу, он явно не из тех, кого легко напугать.
– Мне кажется, что теперь и я чем-то напугана, – сказала Мэгги.
Пул снова поплелся к окну. Черная машина все еще буксовала в сугробе, отчаянно вращая задними колесами, так что от асфальта даже поднимался дымок.
– Давайте посмотрим телефон родителей Денглера, – услышал он за спиной голос Андерхилла.
Майклу слышно было, как Тим встал и прошел через комнату, чтобы взять телефонную книгу. Желтый городской автобус пытался проехать по улице. Люди, закутанные в пальто и шарфы, за ярко освещенными окнами напоминали музейные экспонаты. Некоторое время водитель автобуса подождал, не выберется ли наконец из сугроба черная машина. Затем он открыл окно и что-то крикнул. Водитель черной машины открыл дверцу и что-то прокричал в ответ. На нем была твидовая кепка. Он знаками показывал, что автобус должен объехать его. Он прокричал еще что-то, затем уселся обратно в машину. Автобус медленно двинулся вперед, прополз несколько дюймов и уперся в правый задний бампер
– Только один Денглер, – сказала Андерхилл. – На Маффин-стрит.
Из черной машины опять выскочил водитель. Автобус продолжал ехать вперед, вдавливая машину в сугроб. Мужчина в твидовой кепочке что-то кричал и бросался на автобус с кулаками. Машина его погрузилась в сугроб еще на два-три дюйма. Один из счетчиков автостоянки, торчащий из сугроба, начал крениться. Человек в кепке подбежал к своей машине, достал из багажника обод колеса и, закрывая багажник свободной рукой, начал колотить ободом по серебристой стали автобуса, который продолжал методично вдавливать его машину в снег. Счетчик тоже постепенно погружался в сугроб. Освободив себе место для проезда, автобус вывернул на середину улицы. Кругом загудели машины. Водитель черной машины продолжал бежать за автобусом и лупить его по заднему бамперу. Он все время старался попасть по красочному объявлению, нарисованному на автобусе. Человечек в кепке напоминал забавную надувную игрушку, которая гонится за автобусом. Пассажиры автобуса оглядывались посмотреть, откуда исходит шум и грохот. Их физиономии напоминали Пулу лица новорожденных младенцев.
3
Когда такси свернуло на большой мост, Пул выглянул из окна, ожидая увидеть внизу реку. Вместо этого под мостом простиралась гигантская равнина, вся утыканная серыми трубами, выплевывавшими облака такого же серого дыма, которые, казалось, замерзали и так и оставались висеть в воздухе. То здесь, то там из труб вырывался багровый огонь.
– Как это называется? – спросил Пул у водителя.
– Никак, – ответил тот.
Водитель был созданием неопределенного возраста и весом фунтов, наверное, в триста. Руки его были сплошь покрыты татуировками.
– Что, у этого места нет названия?
– Мы называем его Долиной.
– А что там, внизу?
– Местные промышленные компании. “Глакс”, “Дакс”, “Маффе-ринг”, “Братья Фьюгельхон” и другие фирмы.
– Делают оборудование?
– Землечерпалки, мусоровозы и всякие такие штуки. По мере того, как они двигались вперед по мосту, все больше усиливалось сходство лежащих внизу равнин с сюрреалистическим изображением преисподней. Глыбы дыма напоминали каменные скалы, багровые отсветы вспыхивали все чаще. Видны были кривые серые улочки, стоящие на приколе вагонетки, длинные здания фабрик с разбитыми и заделанными фанерой окнами. В одном месте вспыхивала и гасла вывеска “У Мардж и Эла”, в которой не хватало половины букв.
– Там, внизу, есть бары? – удивился Майкл.
– Там все есть, – угрюмо ответил водитель.
– Там что, живут люди? Дома там тоже есть?
– Послушай, – сказал водитель. – Заткни свои вопросы себе в задницу, с меня хватит. Если не нравится, можешь выметаться из машины. Понял? Меси свое дерьмо в другом месте.
– Я вовсе не хотел...
– Тогда просто заткнись, и я довезу тебя туда, куда надо, хорошо?
– Хорошо, еще как хорошо.
Мэгги закрыла руками рот. Плечи ее тряслись.
– А в этом городе есть бар под названием “Исправительный дом”? – спросил Андерхилл.
– Слышал о таком, – ответил водитель.
В конце моста такси наехало на ледяную полосу, по которой его пронесло примерно полпути вниз, затем машина опять выправилась. Салон тут же наполнился запахом шоколада.
– Откуда это? – спросил Андерхилл. – Этот запах?
– С шоколадной фабрики.
Теперь они ехали по бесчисленным узеньким и широким улицам с двухэтажными домишками. В каждом квартале был свой бар, который назывался как-нибудь вроде “У Пита и Билла”, причем на вывеске обязательно не хватало букв, а асфальт перед входом был таким же щербатым, как и возле домиков. В некоторых кварталах было по два бара – по одному на каждом углу. Высокие проволочные заборы огораживали незастроенные пространства между домами засыпанные снегом, который напоминал в свете уличных фонарей злокачественные синие опухоли. Время от времени на окне какого-нибудь строения, казавшегося до этого частным домом, вспыхивало изображение кружки пива. На ярко освещенном углу перед вывеской “Счастливые времена у Сэма и Энни” толстый мужчина в волчьей парке стоял рядом с большой черной собакой. Такси остановилось у светофора. Мужчина ударил пса левой рукой достаточно сильно, так что несчастное животное завалилось на бок. Затем в ход пошла правая рука. Пул видел, как мужчина довольно ухмыляется. Еще один удар. Собака попятилась, скаля зубы. И снова кулак мужчины врезался в голову собаки. На этот раз пес споткнулся и упал, но тут же поднялся на лапы и задом попятился от своего обидчика. Пул не мог оторвать взгляда от мужчины и от собаки: мужчина был хозяином этого пса, он владел им и развлекался таким образом. Светофор переключился и такси проехало перекресток. Пул и Андерхилл оба обернулись, чтобы взглянуть через заднее стекло. Но все, что они смогли увидеть, это серую спину мужчины, широкую, как трактор, которая покачивалась туда сюда по мере того, как он продолжал сражаться с несчастной собакой.
Минут через десять такси подъехало к одному из бетонных двухэтажных домиков. На двери была табличка с цифрами 6835. Пул открыл дверцу и начал расплачиваться с водителем. Холодный воздух тут же обжег щеки, лоб, нос. Пальцы на морозе сделались неловкими.
– Вы служили во Вьетнаме? – спросил он водителя. – Я видел у вас на руке знак морского десанта. Водитель покачал головой.
– Мне всего-то двадцать лет, парень.
Друзья заспешили к подъезду по покрытой слоем льда бетонной дорожке. Ступеньки были щербатыми, порог покосился вправо. Стены были отделаны зелеными битумными щитами, которые лупились на стыках под окнами и дверьми. Пул надавил на звонок. Он удивился, снова почувствовав запах шоколада.
– Какой-то кисло-сладкий город, – произнес Андерхилл.
– Кисло-сладкий, – пошутила Мэгги, намекая на вывески, в которых отсутствовали буквы.
Дверь открылась, и перед друзьями, за слегка приоткрытой второй дверью, появился низенький коренастый мужчина с редеющими черными волосами, зачесанными вверх ото лба. На нем были брюки и рубашка цвета хаки. Тяжелый взгляд его маленьких глазок скользнул по Майклу и Тиму, а затем остановился на Мэгги. Он явно не ожидал увидеть ничего подобного и пришел в себя только после того, как девушка улыбнулась ему. Затем он еще раз мрачно взглянул на Пула и приоткрыл дверь еще на несколько дюймов.
– Вы – те люди, которые звонили?
– Мистер Спитални? Можно мы войдем? – спросил Майкл. Джордж Спитални распахнул дверь и, бормоча под нос что-то, подозрительно напоминающее ругательства, придерживал ее открытой, пока друзья, обойдя его массивное тело, загородившее проход, очутились в коридоре. Запахло колбасой и вареной капустой.
– Идите дальше, – велел им Джордж Спитални. – Я еще должен закрыть дверь.
Майкл прошел вслед за Мэгги и Андерхиллом в гостиную, где перед диваном с дерматиновой обивкой, скрестив на груди руки, стояла с обеспокоенным видом женщина в цветастом домашнем платье. Лицо ее будто окаменело, когда она увидела Мэгги, и миссис Спитални испуганно взглянула на мужа. Джордж Спитални стоял в дверях, явно не в силах ничем помочь своей жене. Было ясно, что оба они сидели на диване и смотрели в окно, ожидая, пока подъедет машина, а теперь, когда люди, которых они ждали, вошли в комнату, супруги не знали, что делать.
Мэгги сделала шаг вперед и протянула руку миссис Спитални. Затем она представила обоих мужчин.
Мистер Спитални торопливо пожал руки каждому из них и сказал:
– Думаю, вам лучше сесть.
Сам он подошел к большой зеленой кушетке и, приподняв брюки, уселся. Мэгги, все еще улыбаясь одной из своих самых обворожительных улыбок, заняла место рядом с миссис Спитални.
– Итак, – сказал Джордж.
– У вас красивый дом, миссис Спитални, – похвалила Мэгги.
– Нас он устраивает. Как, вы сказали, ваше имя?
– Мэгги Ла.
Маргарет Спитални, явно делая над собой усилие, протянула девушке раскрытую ладонь, но потом вспомнила, что они уже обменялись рукопожатиями, и тут же отдернула руку.
– Там все еще идет снег, не так ли? – спросила она.
Ее муж поглядел в окно.
– Кончился, – сказал он. – Причем несколько часов назад.
Пул смотрел на фотографию губернатора Джорджа Уоллиса, улыбавшегося со своего кресла на колесах посреди окружившей его толпы. На круглом столике рядом с ним стояли в изобилии фарфоровые олени, гномы, пастушки. Пол был покрыт зеленым линолеумом. Кругом было очень чисто.
Джордж Спитални еще раз взглянул исподлобья на Мэгги, затем, нахмурившись, перевел взгляд на собственные ботинки.
Пулу пришло в голову, что эти люди абсолютно не представляют, как нужно себя вести, когда в их доме находятся посторонние. Если бы не Мэгги, они до сих пор стояли бы в дверях.
– Итак, вы говорите, что знали Виктора, – произнес наконец Джордж Спитални, еще раз с сомнением взглянув на Мэгги.
– Доктор Пул и я служили с ним, – сказал Андерхилл.
– Вы врач, так?
– Педиатр.
– Ммм, – Джордж закусил губу. – Что ж, я так и не понял, что вы рассчитываете узнать. Думаю, все это пустая трата времени. Нам нечего сказать вам о Викторе.
– О, Джордж, – воскликнула миссис Спитални.
– Может, ты можешь что-то сказать, а я ничего не знаю.
– Может, эти люди хотели бы пива, Джордж?
– Пойду принесу, – Джордж вышел из комнаты, явно обрадованный представившейся возможностью.
– Надеюсь, вы не считаете, что мы зря теряем свое время, миссис Спитални? – спросил Андерхилл, наклоняясь вперед и улыбаясь женщине. Тим в своем мешковатом свитере и джинсах явно чувствовал себя здесь как дома, и миссис Спитални удалось расслабиться хотя бы на те несколько минут, пока она смотрела на него.
– Я не знаю, почему Джордж так сказал. Он все еще переживает из-за Виктора. А он гордый, знаете ли, очень гордый.
Она резко осеклась и отвела глаза, как только в комнату вошел ее муж, держа в руках три бутылки пива, на каждую из которых был надет бокал. Он протянул их Майклу, который взял одну из бутылок. Следующая бутылка перекочевала к Андерхиллу, а последнюю Джордж оставил себе. Мэгги вновь широко улыбнулась миссис Спитални.
Джордж Спитални сел и налил себе пива.
– Держу пари, там, откуда вы приехали, нет такого пива. Многое жители Милуоки в рот ничего не возьмут, кроме местного пива. А все эти пижоны из “Форшеймера” и понятия не имеют, что они теряют. Я пробовал ваше нью-йоркское пиво. “Моча, – сказал я себе. – Обыкновенная моча”.
– Джордж, – укоризненно воскликнула миссис Спитални.
– Подожди, пока они попробуют. Они сразу почувствуют разницу. Я всегда говорил, что только у нас настоящее пиво.
– Это действительно настоящее пиво, – похвалил Андерхилл. – Клянусь, никогда не пил ничего лучшего.
– То-то же!
– У Вика были друзья? – спросила вдруг Маргарет Спитални, обращаясь к Тиму Андерхиллу. – Вы любили его?
– Да, конечно же у него были друзья, – ответил Тим. – Он был очень близок с Тони Ортегой. И со многими другими, правда, Майкл?
– Конечно, – сказал Пул, стараясь не вспоминать выражение лица Виктора Спитални, пытающегося отпилить ухо от мертвой головы Тони Ортеги. – Мы были его друзьями. Ходили вместе не на одно задание.
– Виктор спас им жизнь, – сказала Мэгги с улыбкой, настолько натянутой, что Майкл почти физически почувствовал ее напряженность. – Почему вы не расскажете об этом его родителям?
Пул и Андерхилл несколько секунд глядели друг на друга. Мэгги опять пришла на помощь.
– В Долине Дракона. Может, он не в буквальном смысле слова спас вас, но ведь это он заставил всех успокоиться и он ползал по полю боя вместе с медиком.
– О, – пробормотал Пул. Супруги Спитални не сводили с него глаз, и, извинившись про себя перед призраком Денглера, Майкл начал:
– В первый день по прибытии лейтенанта Биверса он заблудился и вывел нас на засаду...
Когда он закончил, Маргарет сказала:
– Вик никогда ничего такого не рассказывал.
– Не любил хвастаться, – пояснил Андерхилл.
– А что было еще что-нибудь? – спросил Джордж.
– Он никогда не рассказывал, как нес на своей спине три-четыре мили раненого солдата по фамилии Ханнапин?
Супруги Спитални удивленно пожали плечами, и Майкл рассказал еще одну историю про Денглера.
– Что ж, может, военная служба в конце концов сделала из него человека, – произнес Джордж, скосив глаза на губернатора Уоллеса. – Думаю, мне хочется еще пива.
Он снова вышел из комнаты.
– Бог да благословит вас, джентльмены, – сказала Маргарет. – И вас, мисс. Вы все по-прежнему работаете на армию?
– Нет, – ответил Пул. – Миссис Спитални, у вас нет писем, открыток от Виктора, фотографий?
– После... ну, вы понимаете, после того, как мы узнали, Джордж собрал все, что имело отношение к службе Виктора, и сжег это. Все до последнего клочка. Но у меня есть все фотографии Виктора, когда он был ребенком, и несколько из старшей школы.
– А он не связывался с вами после того, как ушел из армии?
– Конечно нет. Вик мертв.
Мистер Спитални появился в дверях с новыми бутылками пива. На сей раз одна из них предназначалась Мэгги.
– Я забыл стакан, – сказал он. – Вы можете пить прямо из бутылки?
– Нет, Джордж, это же девушка. Ей обязательно нужен стакан, – сказала Маргарет, и Джордж, раздав все пиво, опять отправился на кухню.
– Джордж запрещает говорить об этом, он все еще не верит, но я-то знаю, что Вик мертв и уже давно.
– Нам кажется, что он, возможно, жив, – сказал Майкл. – Мы...
Джордж Спитални вернулся с бокалом и протянул его Мэгги, долго и пристально глядя на девушку.
– Где могла девушка, вроде вас, научиться такому безукоризненному английскому? – спросил он.
– В Нью-Йорке.
Спитални удивленно заморгал.
– Я приехала туда в возрасте шести лет.
– А родились во Вьетнаме, да?
– Я родилась в Формозе.
Опять удивленно поднятые брови.
– Я – китаянка, – объяснила Мэгги и улыбнулась так широко, что мускулы ее рта, казалось, могут порваться.
– Но вы знали Виктора?
– Я только слышала о нем.
– А, – Джордж смутился лишь на несколько секунд. – Думаю, вы уже дозрели до настоящего ужина по-милуокски.
– Еще нет, Джордж, – возразила миссис Спитални.
– Вы когда-нибудь слышали там у себя, в Китае, о заводе “Глакс”, милочка? Одно из самых крупных предприятий в Америке. Вы, должно быть, проезжали мимо, когда ехали сюда?
На лице Мэгги было все то же выражение живого участия и интереса.
– Если вы надолго приехали в наш город, то должны обязательно сходить туда посмотреть. Могу проводить вас, познакомить там со всеми. Ну так как?
– Очень занимательно, – ответила Мэгги.
– Здесь много интересных мест. В нашем старом городе полно сюрпризов.
Пул смотрел, как Джордж буквально пожирает глазами Мэгги Да Он забыл о присутствии в комнате своей жены и еще двоих мужчин Джордж чувствовал себя потрясающе – сегодня он услышал приятные новости о своем сыне, в одной руке у него была бутылка пива, а на кушетке в его доме сидела девушка, являвшая собой живое воплощение секса. Он был жутким человеком. Он сжег все, что напоминало о Викторе, в порыве нарциссизма. Пул почувствовал вдруг что-то похожее на жалость к Виктору Спитални, выросшего под властью этого хамоватого, невежественного, непредсказуемого, тщеславного человека.
– А каким был Виктор в детстве? – спросил Майкл.
Джордж Спитални повернулся к Майклу. Взгляд его был тяжелым, почти угрожающим. “Не мешай мне, сынок”, – говорили его глаза. Прежде чем заговорить, он чуть ли не подмигнул Мэгги Ла.
– Не Бог весть что, честно говоря. Несносный ребенок. Много орал, ведь правда?
Он бросил холодный равнодушный взгляд на жену.
– Да, Вик плакал, – ответила она. – Все младенцы много плачут.
– Он был моим большим разочарованием. Никогда не имел друзей, пока не дошел до старшей школы. Учился плохо, и даже спортом не особенно увлекался. Подождите-ка, я хочу кое-что показать вам.
Джордж почти что застенчиво улыбнулся Мэгги и вышел из комнаты. Было слышно, как он поднимается по лестнице.
– Вы сказали, что может, быть, Вик жив? – спросила миссис Спитални.
– Нам кажется, такая возможность есть.
– Сообщений о его смерти нигде нет, – сказал Андерхилл. – Он просто исчез, находясь в Таиланде, так что всегда существует возможность, что он просто остался там или же отправился в одно из дюжины других мест. Он мог купить новые документы. А вы действительно ничего не получали от сына с тех пор, как он исчез?
Со стороны двери послышались тяжелые шаги, Маргарет поспешно замотала головой и посмотрела в ту сторону. Руки ее начинали дрожать.
– Не думаю... – Она замолчала, как только ее муж вошел в комнату, на этот раз держа в руках фотографию в старой серебряной рамке.
– Посмотрите на это, Мэгги, – сказал Джордж. Миссис Спитални искоса поглядела на Майкла, затем опустила глаза.
– Пойду лучше посмотрю, как там ужин, – она встала и, не глядя, прошла мимо мужа, который улыбался Мэгги, переводя дух после подъема по лестнице.
Пул подвинулся поближе к Мэгги, чтобы взглянуть на фотографию. Это был старый студийный снимок молодого человека в бейсбольной форме, снявшегося с битой в руках. Лет в восемнадцать-девятнадцать Джордж Спитални выглядел точно так же, как сын, которого он впоследствии произвел на свет, – тот же узкий лоб и черный чуб. Он был более мускулистым, чем Виктор, каким-то более сильным, основательным. У него было, как и у Виктора, лицо человека неприятного, но неприятного совершенно на другой манер.
– Неплохо, да? Это я в тридцать восьмом году. Что вы об этом думаете?
Мэгги ничего не сказала, и Спитални предпочел принять ее молчание за признак того, что она не может подобрать нужных слов.
– Не думаю, что сейчас я выгляжу намного хуже, хотя прошло уже почти пятьдесят лет. В следующем году мне выходить на пенсию, а я еще в чертовски хорошей форме. – Он на несколько секунд повернул фотографию к Пулу, затем к Андерхиллу и снова к Мэгги.
– Вот именно так и должен выглядеть молодой человек, ведь правда? А когда я посмотрел на моего ребенка – я имею в виду тот день, когда родился Виктор, то испытал чудовищный шок: я был уверен, что полюблю его, что буду безумно любить его, что это случится само собой. Но так и не смог ничего почувствовать, таким уродливым был этот ребенок. Я сразу увидел, что ему никогда не догнать меня. Можете называть это психозом или как хотите, но все так и вышло. Никогда. Ни разу. Когда уже в старшей школе у него была эта девица, Дебби Макжик, он никак не мог взять в толк, как следует вести себя с такой умной девушкой. Сказать по правде, мне тогда казалось, что она скорее приходит сюда полюбоваться на меня, чем на него.
– Готово, – послышался откуда-то из глубины дома голос Маргарет.
Джордж Спитални дал Мэгги еще несколько секунд полюбоваться фотографией, затем поставил ее на телевизор.
– Вы, ребята, идите на кухню и рассаживайтесь. А мне надо заглянуть в комнату для маленьких мальчиков.
4
– И что же случилось, когда нам наконец показали фотографии? – спросил Тим, улыбаясь Мэгги, когда они возвращались в такси к себе в отель.
Майкл тоже дожидался случая задать этот вопрос. После обеда – “Клади, Мэгги, побольше кетчупа себе на колбасу. Мы здесь едим его вместо соевого соуса” – миссис Спитални поднялась наконец наверх и принесла фотографии Виктора. Супруги не хотели показывать их, но раз уж пришлось их принести, Джордж тут же стал распоряжаться, объявив половину из них никудышными, другие смешными, а несколько вообще слишком уродливыми, чтобы их можно было показывать. В конце концов им показали три фотографии: на одной был снят сильно смущенный мальчик лет восьми, девяти на велосипеде, на другой – Виктор-подросток, облокотившийся на капот старого черного “Доджа”, а третья была стандартной фотографией выпускного класса. Ни на одной фотографии Виктор Спитални не был таким, каким его помнили Пул и Андерхилл. Для них было шоком осознать вдруг, что Виктор Спитални когда-то выглядел таким невинным ребенком. Там, где он опирался на капот машины, Спитални выглядел гордым самолюбивым юношей, вполне владеющим собой и знающим себе цену. Как ни странно, именно фотография маленького мальчика больше всего напоминала друзьям Виктора, которого они знали по Вьетнаму.
– Узнаешь его? – спросил Майкл у Мэгги. Девушка кивнула, но очень медленно.
– Это должен быть он. Там было темно, и лицо, которое отпечаталось в моей памяти, становится с каждым днем все более расплывчатым, но я практически уверена, что это он. К тому же человек, которого я видела, был сумасшедшим, а ребенок, естественно, выглядит абсолютно нормальным. Но если бы я была мальчиком, и отцом моим был этот тип, я бы тоже сошла с ума. Он думает, что главный ущерб, который принесло дезертирство его сына, это то, что оно доставило неприятности его драгоценной персоне.
– Ты записала телефоны?
Мэгги опять кивнула. Джордж и Маргарет нашли для них телефоны Билла Хоппера и Мака Симро – оба были теперь женаты, жили по соседству и работали в Долинах, – и Деборы Макжик Туза. Завтра они возьмут такси и снова отправятся в этот район. Пул вспомнил несфокусированный, как бы обращенный внутрь взгляд некрасивого маленького мальчика, сидящего на своем велосипеде. Во взгляде была какая-то безнадежность, как заметил кто-то из них, кажется, Мэгги, и, наверное, именно поэтому восьмилетний Виктор Спитални больше всего походил на человека, которого они знали. Только на личике мальчика на велосипеде, с торчащими ушами и передними зубами, которые вполне могли бы принадлежать взрослому, на детском лице видна была та безнадежность, которую они привыкли видеть у взрослого Вика.
5
Когда они вернулись в номер, Андерхилл снял свою черную шляпу с большими полями и черное пальто, а Майкл спустился вниз и заказал то, что показалось ему самым лучшим вином, которое могли предложить в “Форшеймере”, – “Шато талбот” тысяча девятьсот семьдесят четвертого года, – и “спрайт” для Андерхилла. Всем хотелось чего-нибудь такого, что могло бы смыть вкус ужина с языка.
– Ты налил кетчуп даже в капусту, – сказала Мэгги Тиму.
– Я просто спросил себя, что сделал бы Конор Линклейтер, если бы был сейчас с нами.
– Кому мы позвоним в первую очередь? – спросил Майкл. – Дебби или одному из парней?
– Как ты думаешь, мог он писать ей?
– Вполне возможно, – ответил Майкл и начал набирать номер Дебби Туза.
Трубку взял подросток лет тринадцати, который спросил:
– Вам нужна моя ма? Ма-а-а, там тебя мужчина.
– Кто это? – спросил через несколько секунд усталый женский голос. Пулу слышно было, что в комнате на другом конце провода работает телевизор.
Майкл представился и кратко объяснил цель своего звонка.
– Кого-кого вы ищете?
– Виктора Спитални. Нам сказали, что вы дружили с Виком, когда оба учились в Руфус Кинг Скул. Секунду она молчала. Потом еще раз спросила, кто он. Майкл снова назвал свое имя и повторил всю историю.
– А откуда вы узнали мое имя?
– Я только что побывал у родителей Виктора.
– Родителей Виктора? Джордж и Маргарет? Что ж, я не вспоминала об этом несчастном парне наверное лет десять.
– Так вы ничего не получали от него с тех пор, как Вик ушел в армию?
– И еще задолго до этого, доктор. Он ведь ушел из последнего класса школы. А забрали его, когда я уже с год встречалась с Ником, за которого вышла потом замуж. Три года назад мы развелись. А чем вызван ваш интерес к Виктору Спитални?
– Он как-то пропал из виду, и я пытаюсь выяснить, что с ним случилось. А почему вы только что назвали его “этим несчастным парнем”?
– Потому что именно таким он и был. Я встречалась с ним, а значит, не считала, что он так плох, как думают остальные. Наверное, он был довольно ласковым парнем, но... Вик не был совсем уж пропащим парнем, здесь был по крайней мере еще один человек гораздо хуже его. Он был немножко стеснительным, любил возиться со своей машиной. Но бывать у него дома я просто ненавидела.
– Почему?
– Язык старого Джорджа вываливался изо рта, как только я переступала порог дома, он все время старался задеть меня. Уф... И приходилось смотреть, как он обращается с Виком, – отец все время норовил смешать его с грязью. В конце концов я решила, что с меня хватит этого всего. А потом Вик ушел из школы. Все равно он обычно заваливал половину предметов. И его призвали в армию.
– И с тех пор вы не получали от него вестей?
– Я ничего от него не получала, но много слышала о нем. Когда Вик дезертировал, об этом было во всех газетах. Фотографии и все такое. Как раз перед тем, как мы с Ником поженились. Я вдруг увидела Виктора на первой странице “Сентинел”, на второй полосе. И все такое о побеге Виктора после того, как убили того парня – Денглера. В тот вечер это даже передали по телевизору, но я все еще не верила. Вик не мог сделать ничего такого. Все это показалось мне очень запутанным. И когда приходили те военные, которые вели расследование, я так и сказала им, что они, видимо, что-то неправильно поняли.
– А что же, по-вашему, случилось?
– Я не знаю. Но думаю, что, скорее всего, Виктор мертв. Привезли вино и “спрайт”. Андерхилл наполнил бокал Мэгги, сам глотнул воды и поднес бокал Майклу как раз в тот момент, когда тот закончил разговор с Дебби Туза. Вино немедленно отбило противный вкус колбасы.
– За ваше здоровье, – сказала Мэгги.
– Она не думает, что Спитални дезертировал, – задумчиво произнес Майкл.
– Его мать тоже так не думает, – откликнулась Мэгги. Майкл удивленно посмотрел на девушку. Наверное, она получает информацию о людях с помощью какого-то собственного внутреннего радара.
Билл Хоппер, один из товарищей Спитални по старшей школе, заявил, что ничего не знает о Викторе, никогда не любил его и ничего не хочет о нем знать, потому что Вик Спитални – позор своих родителей, да и всего Милуоки. Билл Хоппер придерживался мнения, что Джордж Спитални, с которым он вместе работал на “Глакс”, был чертовски хорошим мужиком и заслужил лучшего сына. Он некоторое время продолжал в таком же духе, затем посоветовал Пулу оставить его затею и повесил трубку.
– Билл Хоппер говорит, что наш парень был придурком и ни один нормальный человек не любил его.
– Не надо даже быть таким уж нормальным, чтобы не любить Спитални, – сказал Андерхилл.
Пул отпил еще вина. Тело его неожиданно сделалось тяжелым, как мешок с песком.
– Интересно, есть ли смысл вообще звонить второму парню. Я уже знаю, что он мне скажет.
– Разве не ты первый выдвинул теорию, что рано или поздно Спитални обратится к кому-нибудь за помощью. И именно поэтому мы здесь, в Милуоки.
Пул потянулся к телефону и набрал номер Симро. Начиная разговор, Майкл чувствовал себя так, будто читает в десятый раз один и тот же параграф в учебнике.
– А, Вик Спитални, – сказал Мак Симро. – Нет, я не могу помочь вам найти его. Я ничего о нем не знаю. Он ведь просто уехал отсюда. Его призвали в армию. Вы ведь это знаете, так? Вы же служили там с ним. А как вы узнали мое имя?
– От его родителей. У меня сложилось впечатление, что оба они уверены, что Виктор мертв.
– Неудивительно, – ответил Симро. – Знаете ли, я считаю, это очень хорошо, что вы ищете Виктора. Вернее, что его вообще кто-то ищет. Но я никогда не получал от него даже открытки. Вы говорили с Дебби Макжик? Теперь она Дебби Туза.
Пул сказал, что она тоже ничего не получала от Виктора.
– Что ж, наверное, это не удивительно, принимая во внимание обстоятельства, – в голосе Симро послышалось смущение.
– Вы думаете, он все еще чувствует себя виноватым из-за того, что дезертировал?
– Не только это. Я думаю, эта история так и не распуталась до конца, правда?
Пул согласился, что скорее всего нет, спрашивая себя, на что намекает его собеседник.
– Кто станет проверять? Ведь для этого пришлось бы отправиться в Бангкок, правда?
Майкл сказал, что да, и так он и сделал.
– Итак, это было просто совпадение, да? Или как? Мне всегда это казалось очень странным. Единственный парень, который был еще хуже, чем он, не единственный парень, который тоже был неудачником, и даже в еще большей степени.
– Не уверен, что я понимаю, о чем это вы, – признался наконец Пул.
– Да о Денглере, – сказал Симро. – Это выглядело очень странным. Я тогда думал, что он, должно быть, убьет его там.
– Спитални знал Денглера до того, как они попали во Вьетнам?
– Да, конечно. Все знали Денглера. Все подростки нашего возраста. Вы, наверное, представляете себе, как бывает обычно у всех на языке парень, чья одежда скорее напоминает лохмотья и все такое. На Денглера смотрели как на мусорную корзину.
– Только не во Вьетнаме, – сказал Майкл. – Там все было иначе.
– Что ж, Спитални ненавидел Денглера. Когда стоишь немногого, всегда ненавидишь того, кто еще ниже.
Пул чувствовал себя так, будто только что вставил палец в розетку.
– Поэтому, когда в газетах написали, что Мэнни Денглер погиб, а Вик убежал, я подумал, что за этим наверняка кроется нечто большее. Так подумали все, кто знал Мэнни Денглера. Но никто не ждал, что получит от него открытку. Я хочу сказать...
Когда Пул повесил трубку, Тим Андерхилл смотрел на него глазами, напоминающими два светящихся блюдца.
– Они знали друг друга, – сказал Пул. – Ходили в одну школу. Денглер был единственным, кому доставалось еще больше Спитални, если верить Маку Симро.
Андерхилл удивленно покачал головой.
– Я никогда даже не видел, чтобы они разговаривали друг с другом, кроме одного раза.
– Спитални договорился встретиться с Денглером в Бангкоке. Он заранее задумал убить его. Они договорились о месте и времени встречи. Совсем как с теми французскими журналистами спустя четырнадцать лет.
– Это было первое убийство Коко.
– Но без карты.
Потому что оно должно было выглядеть как уличная потасовка.
– Черт побери! – сказал Пул, набирая еще раз номер Дебби Туза. На этот раз подросток громко закричал:
– Мам!!! Что это за мужчина?
– Я сдаюсь. Кто же вы? – сказала Дебби, взяв трубку. Пул объяснил, кто он и почему звонит еще раз.
– Да, конечно Вик знал Мэнни Денглера. Все его знали. Мало кто разговаривал с ним, но все знали в лицо. Припоминаю, что Вик любил подразнить его иногда. Это было жестоко, и мне это не нравилось. Я думала, вам все об этом известно. Именно поэтому все и показалось мне тогда таким запутанным. Я все пыталась понять, что могли эти два человека делать вместе. Мой муж, Ник, думал, что Вик убил Денглера, но все это глупости – Вик не мог совершить ничего такого. Пул договорился с Дебби вместе позавтракать на следующий день.
– Спитални прибыл к нам во взвод и обнаружил там Денглера, – сказал Андерхилл Мэгги. – Но для Денглера все было по-другому – теперь его все любили. Он поговорил с ним об этом или попытался посмеяться? Что он сделал?
– Это Денглер, скорее всего, поговорил с ним, – возразил Майкл. – Сказал, что многое изменилось с тех пор, как они вместе ходили в школу. Давай сделаем вид, что никогда не встречались раньше. В каком-то смысле они ведь действительно никогда не встречались раньше – Спитални никогда не встречал нашего Денглера.
– А когда они вышли из пещеры, – вспомнил Андерхилл. – Ведь Денглер произнес тогда что-то вроде: “Не беспокойся об этом. Что бы там ни было, это было очень давно”. Я-то думал, что он говорит о...
– Я тоже – о том, что сделал внутри, в пещере, Биверс. Я думал, что он уговаривает Спитални не вспоминать об этом.
– А он говорил о Милуоки.
– Он имел в виду и то, и другое, – сказала Мэгги. – С начала до конца и обратно, вспомните. И он знал, что Спитални не сможет справиться с тем, что случилось с ними в пещере. Он с самого начала знал, кто такой Коко. – Неожиданно Мэгги зевнула, закрыв глаза, как котенок. – Извините меня. Слишком много впечатлений для одного дня. Думаю, мне лучше пойти лечь.
– Спокойной ночи, Мэгги, – сказал Андерхилл. Пул подошел вслед за Мэгги к двери, чтобы тоже пожелать ей спокойной ночи, и, повинуясь внезапному порыву, вышел вслед за ней в коридор.
Мэгги удивленно подняла брови:
– Собираетесь проводить меня до номера?
– Кажется, да.
Мэгги пошла по коридору в сторону своей двери. Здесь было намного холоднее, чем внутри.
– Завтра займемся Денглерами, – сказала Мэгги, вставляя ключ в замок. В огромном тускло освещенном коридоре девушка казалась особенно маленькой. Майкл кивнул. Взгляд, которым ответила ему Мэгги, стал как бы глубже. Пул неожиданно представил себе, как он обнимает Мэгги, как ее теплое упругое тело прижимается к нему. Затем он вдруг почувствовал себя кем-то вроде Джорджа Спитални, когда тот пялился на Мэгги Ла.
– Завтра – Денглеры, – повторил он.
Мэгги как-то странно посмотрела на него. Он не мог сказать точно, не почудилось ли ему, что глаза ее как-то посерьезнели. Впрочем, Пул так страстно желал в этот момент дотронуться до Мэгги, что, возможно, ему все это показалось.
– Хотите зайти? – спросила Мэгги.
– Не хочу мешать вам укладываться, – сказал Майкл.
Девушка улыбнулась и исчезла за дверью.
