Глава 31
В пустоту
Мэт выпил остатки вина, насладившись его прохладным сладким вкусом. Он поставил кубок на стол и выпустил зажатые в руке пять игральных костей. Звонко ударившись друг о друга, они упали на деревянный пол таверны.
Атмосфера заведения была густо наполнена звуками, бранью и запахами дыма, крепких напитков и стейка, переперчённого так, что вряд ли можно было за приправой ощутить вкус мяса. Может, оно и к лучшему. Даже здесь, в Кэймлине, невозможно было предугадать, когда именно испортится мясо.
Окружавшие Мэта бугаи следили, как катятся кости: от одного из них воняло чесноком, от другого – потом, а от третьего – живодёрней. Несмотря на то, что у них были грязные руки и сальные волосы, деньги оставались деньгами. Игра была шайнарской, и Мэт не знал её правил. Она называлась Коронный выстрел.
– Пять единиц, – объявил чесночный тип. Его звали Риттл. Похоже, он был обеспокоен. – В пролёте.
– Вот и нет, – мягко возразил Мэт. Неважно, что правила ему не известны. Он-то знал, что выиграл, просто чувствовал. Удача была при нём.
Хорошая штука, сегодня ночью она ему пригодится.
Живодёр потянулся к поясу, на котором висел жутковатого вида кинжал. Имя живодёра было Саддлер, и о его подбородок при желании можно было бы точить мечи:
– Мне казалось, дружище, что ты не знаешь правил?
– Не знаю. Дружище, – ответил Мэт. – Но знаю точно, что выиграл. Может, расспросим людей, вдруг кто-то подскажет?
Троица с мрачным видом переглянулась. Мэт поднялся. За долгие годы стены таверны закоптились от трубочного дыма, а окна, несмотря на превосходное стекло, стали тусклыми от копоти и грязи. Никогда их не мыть стало доброй традицией. На выцветшей от времени вывеске на фасаде здания красовалось изображение колеса фургона; название таверны было «Пыльное колесо». Но вся округа называла её «Колесом Сплетен», поскольку здесь было лучшее во всём Кэймлине место, чтобы узнать последние слухи. По большей части они не имели ничего общего с действительностью, но в этом-то и заключалась забавная часть процесса.
Почти вся публика пила эль, однако Мэт в последнее время пристрастился к хорошему красному вину.
– Хотите ещё, мастер Кримсон? – поинтересовалась у него служанка, по имени Кэти. Она была жгучей брюнеткой с улыбкой шириной в половину дороги до Кайриэна. Кэти всю ночь увлечённо с ним флиртовала, хоть он и объяснил ей, что женат. Он даже не улыбался ей в ответ. Почти. И даже не самой лучшей из улыбок своего арсенала. Некоторые женщины не желают видеть правды, даже если она написана у них на лбу. Это факт.
Он от неё отмахнулся. Всего один кубок на всю ночь. Для куража. Чтоб ему сгореть, но кураж ему точно потребуется. Покоряясь судьбе, Мэт сдёрнул шарф с шеи и положил на край стола. Затем, вытащил и повесил на виду, поверх нового красного кафтана, расшитого серебром, который приобрёл для него Том, лисий медальон. Свет, как же здорово было вновь его надеть!
Потом взял в руки прислонённый к стене ашандарей и снял с его лезвия чехол. Копьё он положил на плечо.
– Эй! – громко воскликнул он. – Кто-нибудь в этом треклятом месте знает правила Коронного Выстрела?
Все трое его соперников по игре уставились на оружие. Третий из них, по имени Снелли, поднялся на ноги, и, заложив большие пальцы за пояс, отодвинул полы кафтана. Под ним оказался заткнутый за пояс короткий меч.
Основная публика вначале не обратила на Мэтта никакого внимания. Болтовня не стихала. Трепались про ушедшую армию Приграничников, про беременность королевы, про Возрождённого Дракона, про странные смерти, и про не очень странные тоже. Здесь у каждого была сплетня, которой можно поделиться. Публика была разной, кто-то носил не более чем лохмотья, другие же – дорогие наряды. Знать, нищие и все, кто между ними – все шли в Колесо Сплетен.
Только несколько человек у бара повернулись поинтересоваться, из-за чего шум. Один удивлённо вытаращился. Мэт взял со стола за тулью широкополую чёрную шляпу и нахлобучил её на голову. Тип толкнул своих приятелей. Потный и лысый Снелли поднял руку к подбородку, словно пытаясь что-то вспомнить, и задумчиво его поскрёб.
Потом он улыбнулся:
– Похоже, дружище, никто не собирается тебе отвечать. Видимо, придётся положиться на наше слово. Не нужно было садиться играть, не узнав правил. А теперь или плати, или…
Риттл вытаращил глаза, вскочил на ноги и дёрнул приятеля за руку, затем наклонился к его уху и что-то шепнул. Снелли посмотрел на медальон Мэта, потом поднял взгляд и уставился ему в глаза.
Мэт кивнул.
– Прошу прощения, – произнёс Риттл, пятясь назад. Остальные двое присоединились к нему. Они ушли, бросив свои игральные кости и деньги на полу.
Мэт как ни в чём ни бывало присел, и, собрав монеты, ссыпал их в кошелёк. Игральные кости он оставил лежать, где были. Они были заряжены и почти всегда выкидывали тройки. Он смог определить это ещё в серии пробных бросков, перед тем как поставить деньги на кон.
По общему залу таверны, словно рой муравьёв, облепляющих труп, пронеслось шушуканье. Задвигались стулья. Разговоры изменили ритм, какие-то из них смолкли вовсе, другие – накалились. Мэт поднялся на ноги, собираясь идти. Народ быстро очистил ему путь.
Уходя, Мэт оставил на стойке бара золотую крону и прощально прикоснулся к шляпе, обращаясь к владельцу – Хатчу. Тот стоял за стойкой, протирая полотенцем стаканы. Рядом стояла его жена. Она была хорошенькой, но у Хатча всегда под рукой была особая дубинка, которой он охаживал тех, кто засматривался на его жену слишком долго. Поэтому ей Мэт уделил лишь мимолётный взгляд.
Брошенный чёрный шарф остался лежать на полу. Всё равно в нём дыра. Мэт вышел на ночную улицу, и в тот же момент грохотавшие в его голове кости остановились.
Начиналось серьёзное дело.
Он вышел на середину улицы. Весь вечер он провёл, не пряча своего лица, и мог с уверенностью сказать, что его опознали несколько типов, а именно – те, кто затем молча выскользнули из таверны. У окон и двери таверны начала собираться толпа зрителей, наблюдая, как он идёт прочь от крыльца.
Мэт старался отогнать от себя мысль о том, что все эти уставившиеся ему в спину взгляды похожи на впившиеся ножи. Свет, он чувствовал, будто болтается в ещё одной петле. Мэт поднял руку и провёл пальцами по шраму. Давненько он не разгуливал с голой шеей. Даже находясь с Тайлин, шарф он обычно оставлял.
Но этой ночью он танцует с Джаком из Теней. Мэт привязал медальон к лезвию ашандарея. Он разместил его так, чтобы медальон лежал вдоль плоской части лезвия, и одним краем чуть выступал за кончик острия. Хоть и непросто будет ударить плоской частью копья так, чтобы попасть медальоном по телу, но это лучше, чем вращать его на шнурке рукой.
Закрепив медальон, он выбрал дорогу и двинулся в путь. Сейчас он находился в Новом Городе, где все здания, в отличие от прекрасной огирской работы кварталов центрального Кэймлина, были построены людьми. Дома были сделаны на совесть, но они были узкими, хрупкими и жались один к другому.
Не успел он перейти на другую улицу от Колеса Сплетен, как на него напала первая группа убийц. Их было четверо. Едва они напали, из ближайшего переулка выскользнули смутные тени во главе с Талманесом. Мэт повернулся к оказавшимся в меньшинстве убийцам. Уличные бандюганы тут же испарились, и Мэт кивнул Талманесу.
Бойцы Отряда вновь растворились в темноте, и Мэт продолжил свой путь. Он старался идти помедленнее, держа ашандарей на плече. Солдатам было приказано держаться подальше, пока на него не нападут.
За час их помощь понадобилась ему ещё трижды. Каждый раз это помогало распугать большие группы головорезов. В последний раз ему с бойцами даже пришлось вступить в схватку. Бандиты не могли сравниться в мастерстве с опытными солдатами, не помогла даже темнота и знакомые улицы. После обмена ударами на мостовой осталось пять мертвецов, но только один из его бойцов оказался ранен. Мэт отправил Харвелла обратно в сопровождении ещё двух солдат.
Становилось всё темнее. Мэт уже начал волноваться, что следующей ночью придётся повторить выступление, но тут заметил стоящий на его пути силуэт. Мостовая была влажной из-за вечернего тумана, и от неё отражался свет ущербной луны.
Мэт остановился, опустив оружие. Ему не удалось разглядеть детали, но то, как стояла эта фигура…
– Думаешь, что можешь заманить меня в засаду? – весело спросил голам. – При помощи своих подручных, которые от первого прикосновения ломаются, рвутся или мрут на месте?
– Просто я устал убегать, – громко ответил Мэт.
– Стало быть, ты решил сам прийти ко мне в руки? Какой подарок.
– Ага, – ответил Мэт, поворачивая ашандарей так, чтобы лисий медальон сверкнул в лунном свете. – Только помни, я кусаюсь.
Тварь скользнула вперёд, и люди Мэта зажгли фонари. Бойцы поставили их на землю и удалились. Часть из них отправились передать послания. У них были строгие приказы не вмешиваться. Эта ночь будет настоящим испытанием их верности.
Поджидая голама, Мэт встал поудобнее. Только герой бросился бы навстречу подобной твари, а он никакой не треклятый герой. Его бойцы будут пытаться очистить улицы от прохожих, чтобы никто не вспугнул голама. Это никакой не героизм. Скорее, это глупость.
От плавных движений голама под светом фонарей через дорогу метнулись тени. Мэт взмахнул навстречу ашандареем, но тварь легко миновала его, сделав пируэт в сторону. Проклятый пепел, но тварюга быстра! Она потянулась, взмахнув перед копьём своим ножом.
Мэт отдёрнул ашандарей, не позволив чудовищу срезать медальон. Тварь затанцевала вокруг, заставив Мэта повернуться, держась в круге фонарей. Он сознательно выбрал широкую улицу, не без содрогания вспоминая день, когда голам едва не достал его в переулке Эбу Дар в тесноте между домов.
Тварь снова скользнула вперёд, и Мэт сделал финт, приманивая её поближе. И едва не просчитался, однако вовремя сумел вывернуть ашандарей, чтобы шлёпнуть голама лезвием плашмя. Коснувшись руки голама, медальон зашипел.
Тварь выругалась и отпрыгнула назад. Дрожащий свет фонарей высветил её черты, складываясь в мозаику из чередовавшихся кусочков тени и света. Несмотря на идущий от руки дымок, тварь снова улыбалась. Прежде Мэт считал, что у голама неприметное лицо, но в неверном свете фонарей, с улыбкой, оно было довольно пугающим: угловатые черты и светящиеся в отражённом свете глаза, словно крохотные жёлтые угольки в тёмных глазницах.
Неприметный днём, и ходячий ужас ночью. Эта тварь убила беспомощную Тайлин. Мэт скрипнул зубами. И атаковал.
Это было очень глупо. Голам был быстрее человека, а Мэт понятия не имел, сможет ли лисий медальон его убить или нет. Но всё равно бросился вперёд. Он сражался за Тайлин, за павших в борьбе с этим кошмаром бойцов. Он дрался потому, что у него не было выбора. Если хотите увидеть, на что способен человек, загоните его в угол и заставьте биться за свою жизнь.
Сейчас Мэт был загнан в угол. Израненный и запыхавшийся. Он знал, что рано или поздно тварь до него доберётся, но что хуже – она может добраться до Туон или Олвера. В подобной ситуации разумный человек сбежал бы. Но он как раз наоборот – был треклятым идиотом. Остался в городе из-за какого-то обещания Айз Седай? Что ж, если суждено умереть, он уйдёт с оружием в руках.
Мэт превратился в воющий атакующий вихрь стали и дерева. Потрясённый этим голам попятился назад. Мэт врезал ашандареем по руке твари, ошпарив её плоть и выбив из неё кинжал. Голам снова отскочил, но Мэт метнулся следом, просунув пятку копья между его ног.
Тварь упала. Её движения оставались плавными и собранными, но, тем не менее, она оказалась на земле. Когда она прыжком поднялась, Мэт рубанул ашандареем по ногам. Он почти напрочь перерубил сухожилия, и будь эта тварь обычным человеком, она неминуемо рухнула бы на землю. Но вместо этого она приземлилась, даже не поморщившись от боли и без следа крови на месте пореза.
Чудовище крутанулось, выбросив скрюченные пальцы в сторону Мэта. Ему пришлось отступить, взмахнув для защиты ашандареем. Тварь ухмыльнулась.
А потом почему-то повернулась и побежала.
Мэт выругался. Что могло его вспугнуть? Однако нет, тварь вовсе не сбежала. Она собиралась наброситься на его людей!
– Отходите! – крикнул им Мэт. – Назад! Чтоб тебе сгореть, треклятое чудище. Я тут! Бейся со мной!
Бойцы Отряда последовали приказу, хотя Талманес отступал с кислой миной на лице. Голам расхохотался, но не погнался следом. Вместо этого тварь опрокинула ногой один из фонарей, заставив его погаснуть. Она побежала по кругу, опрокидывая один фонарь за другим, погружая улицу в темноту.
Проклятый пепел! Мэт погнался следом. Если тварь справится со всеми фонарями, то, с учётом плотной облачности, Мэту придётся сражаться в полной темноте!
Грубо нарушая приказ Мэта и рискуя собственной жизнью, Талманес метнулся вперёд, пытаясь спасти хотя бы один из фонарей. Он схватил его и помчался по улице. Голам бросился следом. Мэт выругался.
Ничего не оставалось, только догонять. У Талманеса была приличная фора, но голам был очень быстр. Он уже почти нагнал жертву, но Талманес сделал рывок в строну и взлетел по ступенькам соседнего дома. Чудовище бросилось на Талманеса, и тому пришлось уворачиваться. Мэт мчался к ним изо всех сил.
Фонарь выпал из рук Талманеса, и выплеснувшееся масло разлилось по фасаду здания. Сухое дерево мгновенно вспыхнуло – по разлитому маслу побежали языки пламени, осветив голама. Тварь снова кинулась к Талманесу.
Мэт метнул ашандарей.
Копьё с длинным широким лезвием не предназначалось для метания, но у него не было под рукой ножа. Мэт целился в голову, но голам об этом никогда не узнает, поскольку Мэт самым жалким образом промазал. К счастью, оружие упало между ног голама.
Тварь споткнулась, тяжело ударившись о камни мостовой. Талманес успел взобраться обратно на крыльцо полыхающего дома.
«Хвала моей удаче», – подумал Мэт.
Голам выпрямился и сделал шаг по направлению к Талманесу, но потом взглянул вниз на то, что ему помешало. Тварь с кривой ухмылкой оглянулась на Мэта – половина её лица была скрыта в тени отсветов горящего здания. Чудовище подобрало с земли ашандарей с привязанным к нему медальоном, затем взмахом руки отбросило оружие. Разбив стекло, ашандарей влетел в горящий дом.
Внутри загорелись лампы, словно жители дома только что обнаружили, что прямо у них под носом происходит драка. Талманес переглянулся с Мэтом. В следующий миг кайриэнец вломился сквозь дверь прямо в огонь. Подсвеченный со спины огнём голам повернулся к Мэту. Пламя быстро распространялось по дому, и когда тварь немыслимо быстро бросилась к Мэту, его сердце тревожно забилось.
Мэт сунул вспотевшие руки в карманы кафтана. Едва голам протянул свои лапы к шее Мэта, тот успел что-то выхватить каждой рукой и ударить по пальцам чудовищу. Послышалось шипение, словно мясо бросили на гриль, и голам завопил от боли. Выпучив глаза, он отступил и вытаращился на Мэта.
У которого в каждой руке было по лисьему медальону.
Он выпустил их из рук, раскручивая на длинных цепочках. Свет пожара отразился от медальонов, и, вращаясь, они светились словно сами по себе. Мэт ударил ими голама по руке.
Тварь заскулила, отступив ещё на шаг.
– Но, как? – потребовала она ответа. – Как?
– Я и сам до конца не понял, – Илэйн сказала, что её копии не совершенны, но свою работу они выполняли как надо. Если они способны ранить голама, остальные их свойства его не волнуют. Мэт широко улыбнулся, взмахнув впереди себя вторым медальоном. – Полагаю, мне просто повезло.
Голам посмотрел на него, а потом взбежал по ступенькам в горящее здание. Он нырнул внутрь, возможно, решив сбежать. Но Мэт вовсе не собирался позволять ему удрать на этот раз. Мэт бросился следом по лестнице и нырнул в горящий дверной проём, он протянул руку и Талманес, высунувшись из боковой комнаты, вложил в неё ашандарей.
Мэт схватил оружие, оставив медальоны болтаться на запястьях. Голам развернулся навстречу. Коридор уже пылал. От стен и потолка исходил нестерпимый жар. Потолок был окутан дымом. Прижав платок к лицу, Талманес закашлялся.
Зарычав, голам повернулся к Мэту и атаковал. Мэт встретил тварь на полпути широкого коридора, выставив ашандареем блок перед скрюченными, будто когти, пальцами голама. Пятка копья дымилась и слегка обуглилась от пребывания в огне. При движении от него в воздухе оставался дымный след.
Вращая ашандарей со всей силой, Мэт атаковал, оставляя вокруг себя вихрь дыма. Голам пытался его ударить, но Мэт выпустил одной рукой копьё и метнул медальон с руки словно кинжал, целясь в лицо твари. Она взвыла и отступила назад. Её лицо было обожжено и дымилось. Мэт шагнул вперёд и впечатал упавший на пол медальон пяткой ашандарея в пол. Подцепив его, он вновь послал лисью голову в лицо твари.
Он начал наступать, рубанув ашандареем, и несколько пальцев твари улетели в сторону. Конечно, у твари не было крови, и она, похоже, не испытывала боли от обычной раны, но это её немного задержит.
Зашипев, голам выпрямился с горящими от гнева глазами. Тварь больше не улыбалась. Она рванула вперёд, превратившись в размытое пятно, но Мэт крутнулся и рубанул противника по груди, вспоров рубашку песочного цвета. Затем он хлестнул вторым медальоном по пальцам голама, которыми тот вцепился в руку Мэта, вспоров на ней кожу, и забрызгав стену холла кровью.
Мэт удовлетворённо хмыкнул. Голам взвыл, отпрыгнул назад в горящий коридор. От жара и напряжения сил Мэт покрылся потом. Ему не справиться с этим чудовищем. Долго ему не продержаться. Но это и не важно. Он заставил себя последовать за голамом, быстро вращая ашандарей перед собой, так что он превратился в размытый круг. Он снова ударил тварь плашмя – медальоном. Едва тварь оправилась от удара, он метнул второй медальон ей прямо в лицо, заставив пригнуться. В тот же миг он пнул третий предмет, попав созданию в шею.
Вновь ухватившись двумя руками за древко ашандарея, он стал вращать его, оставляя в воздухе дымный след – древко оружия обуглилось и дымилось. Он понял, что выкрикивает слова на Древнем Наречье:
– Аль дивал! Аль кисерай! Аль машиф! – «Во имя Света, Славы и Любви»!
Рыча и отбиваясь, голам отступал. Тварь оглянулась, видимо заметив что-то за спиной, но Мэт вновь атаковал, отвлекая его внимание на себя.
– Тай’дайшар! – «Истинная Кровь Битвы»!
Мэт оттеснил тварь к дверному проёму, расположенному в конце холла. Комната, лежащая за ним, была погружена в полную темноту. На внутренних стенах не отражались даже отсветы пожара.
– Карай маншимайя Тайлин. Карай ан маншимайя Налесин. Карай ан маншимайя айенд’ан! – «Благословляю своё оружие в память о Тайлин. Благословляю своё оружие в память о Налесине. Благословляю своё оружие в память обо всех павших».
Это был клич мести.
Голам отступил в тёмную комнату спиной вперёд. Очутившись на белом, словно кость, полу, он глянул под ноги.
Сделав глубокий вдох, в заключительном всплеске сил, Мэт нырнул сквозь дверной проём и врезал обугленным концом копья сбоку по голове твари. Вокруг её лица взметнулся сноп искр и сажи. Существо выругалось и отступило вправо.
И тут же оказалось прямо на краю платформы, висящей над бескрайней пустотой. В ярости голам зашипел – вися в воздухе одной ногой и балансируя на другой.
С этой стороны дверной проём оказался светящимся и ярко-белым – так светились края врат Скольжения.
– Не знаю, можешь ли ты сдохнуть, – тихо произнёс Мэт. – Но во имя Света, надеюсь, что нет. – Он занёс ногу и толкнул голама в спину, сбросив с платформы. Падая, тот перевернулся в воздухе, с ужасом глядя вверх на Мэта.
– Надеюсь, ты не сдохнешь, – повторил Мэт, – потому что мне нравится думать о том, что ты, никчёмное отродье козьего помёта, обречён вечно лететь сквозь эту темноту. – Мэт плюнул вслед падающей твари кровью из разбитой губы. Плевок вслед за голамом растворился в разлившейся внизу черноте.
Рядом с Мэтом появилась Сумеко. У полной женщины из Родни были длинные тёмные волосы; весь её вид говорил о том, что ей не нравится подчиняться чужим приказам. Хотя подобный вид бывает почти у всех женщин. Она стояла прямо за вратами, чуть сбоку, чтобы не быть замеченной из холла. Её присутствие было необходимо, чтобы поддерживать белую платформу, которая по форме была похожа на огромную книгу. Сумеко вскинула бровь.
– Спасибо за врата, – обратился к ней Мэт, положив ашандарей на плечо. От копья всё ещё шла лёгкая струйка дыма. Ей пришлось создать врата во дворце, потом переместиться сюда и открыть врата в холл дома. Поскольку само плетение было создано во дворце, они надеялись, что голам не сумеет почувствовать, как женщина направляет.
Сумеко фыркнула. Вместе они вышли через врата внутрь здания. Несколько бойцов Отряда спешно тушили пожар. Едва врата закрылись, Талманес бросился к Мэту в сопровождении другой женщины из Родни – Джулании.
– Вы уверены, что темнота продолжается вечно? – спросил у них Мэт. Джулания была пухленькой, симпатичной женщиной, которая великолепно подошла бы к колену Мэта. И белые прядки в волосах вовсе не отвлекали от её миловидности.
– Насколько мы можем сказать, так и есть, – ответила Сумеко. – Всё едва не сорвалось, Мэтрим Коутон. Тварь вовсе не удивилась, увидев врата. Полагаю, она всё-таки их учуяла.
– И всё же удалось спихнуть её с платформы, – ответил Мэт.
– Едва-едва. Тебе нужно было позволить нам с нею справиться.
– Ничего бы не вышло, – ответил Мэт, принимая из рук Талманеса влажный платок. Сумеко посмотрела на его руку, но Мэт не стал просить Исцелить его. Порез и так прекрасно заживёт, а возможно даже получится неплохой шрам. Шрамы производят впечатление почти на всех дамочек, правда, если они не на лице. Что, интересно, об этом думает Туон?
Сумеко снова фыркнула.
– Мужская гордость. Не забывай, что по вине этой твари мы тоже потеряли несколько наших подруг.
– И поэтому я рад, что смог помочь вам отомстить. – Он улыбнулся ей, хотя она была права. Он едва всё не провалил. Ещё когда они сражались, медленно продвигаясь вглубь дома, он был уверен, что голам почувствовал за дверью направлявшую Силу женщину. К счастью, тварь не считала, что та может представлять для неё угрозу.
Талманес отдал Мэту оба упавших медальона. Тот распихал их по карманам и отвязал от ашандарея третий, повесив его себе на шею. Женщины Родни хищными, голодными взглядами косились на эти медальоны. Ну и пусть смотрят, сколько им вздумается. Лично он собрался один отдать Олверу, а другой – Туон, если он сможет её отыскать.
В здании появился капитан Гайбон, правая рука Бергитте.
– Итак, тварь мертва?
– Нет, – ответил Мэт, – но близка к тому, чтобы Корона выплатила за неё вознаграждение.
– Вознаграждение? – нахмурившись, переспросил Гайбон. – На это мероприятие вы попросили помощи у Короны. Ни о каком вознаграждении и речи быть не может.
– Вообще-то, – вмешался Талманес, предварительно прочистив горло, – мы только что избавили город от ужасного монстра-убийцы, который, только по последним подсчётам, убил около дюжины горожан. Поэтому мы вправе требовать награды. – Всё это он произнёс с совершенно невозмутимым выражением на лице. Умница.
– Треклятски верно, – согласился Мэт. Остановить голама и получить за это плату. Это была великолепная, словно солнечный день, мысль – для разнообразия. Он кинул свой платок Гайбону и вышел наружу, оставив недовольных женщин Родни стоять, сложив руки на груди. Почему это женщины сердятся на мужчину, даже если он выполнил ровно то, что обещал, рискуя при этом собственной шеей?
– Извини за пожар, Мэт, – сказал Талманес. – Я не собирался швырять фонарь. Я знаю, что мне полагалось всего лишь заманить его внутрь здания.
– Всё равно сработало отлично, – ответил Мэт, оглядывая пятку копья. Повреждения были незначительны.
Им не было известно, где конкретно, и станет ли вообще нападать голам, однако Гайбон отлично справился со своей частью – убрал всех жильцов из близлежащих домов и выбрал подходящий холл для создания врат. А потом направил Талманесу курьера из числа бойцов Отряда с посланием, куда именно следует бежать.
Ну что же, идея Илэйн и Бергитте с вратами сработала, даже если не так, как было запланировано. Всё равно это лучше, чем сумел бы придумать сам Мэт. Его собственный план не шёл далее, чем попытаться вбить один из медальонов поглубже в глотку голама.
– Идём, заберём Сеталль и Олвера из гостиницы, – предложил Мэт, – и вернёмся в лагерь. Хватит с нас развлечений. Пора уже, проклятье.
Назад: Глава 30 Здесь спят люди
Дальше: Глава 32 Буря Света
