Норману полагалось присутствовать на грандиозной официальной церемонии, где Рам Ибуса подписывал контракты с Бенинским консорциумом, на последовавшей затем пресс-конференции и на торжественном банкете вечером. А он сдал Ибусу с рук на руки подразделению приема гостей «ДжТ» и сбежал.

Он видел, слышал и почувствовал слишком многое. Невзирая на радостные новости о положении на бирже, где акции «ДжТ» уже вернулись на уровень, с которого упали после смерти основательницы, и, похоже, продолжали подниматься; невзирая на напускную веселость и ликующие пресс-релизы, невзирая на несущуюся из громкоговорителей специально заказанную «Бенинскую тему» – он не смог вынести атмосферы в небоскребе «ДжТ». Слишком много кругом серых лиц, слишком много беспечных масок соскальзывало, когда сотрудники считали, что их никто не видит.

Атмосфера была почти такой же, как в еврейском лагере в тот день, когда Иегова отказался – по собственным неисповедимым причинам – сотворить чудо и уничтожить верховного жреца Дагона.

И это не сравнение, рассудил Норман, а определение. Всеведущий Салманассар подвел своих верных приверженцев, и они уже почти боялись, что это, возможно, не его вина, а их.

«Будь прокляты шайтанские трюки компьютеров! И надо же было Салманассару подвести нас как раз сейчас, когда мои жизнь и надежды вверены его решению!»

Купив по дороге пачку «бей-голд», он пошел домой.

Ключ «Спаси и Сохрани, Инк.» гладко повернулся в замке. Дверь отворилась, открывая гостиную: не убрано, кое-что из мебели переставлено, вокруг робобара – пустые бутылки вперемежку с грязными стаканами, но в остальном ничего не изменилось.

Сперва он подумал, что тут никого нет. Заглянув к себе в спальню, он увидел, что постель смята, но лишь потому, что кто-то лежал поверх покрывала, а не потому, что в ней спали. Пожав плечами, он закурил только что купленный косяк и вернулся в гостиную.

Тут до него донеслось слабое похрапывание.

Пройдя в бывшую комнату Дональда, он распахнул дверь. Чад Муллиган спал поверх покрывала, борода и волосы у него были спутаны, на нем – ровным счетом ничего, одни только ботинки.

Было чуть больше четырех папа-мама. И как, скажите на милость, можно спать в такое время дня?

– Чад? – окликнул он. А потом повторил погромче: – Чад!

– Что?.. – Глаза моргнули и открылись, закрылись, открылись снова и на сей раз остались открытыми. – Норман! Ну, мать твою, вот уж не ожидал увидеть тебя в Нью-Йорке! Э… а который час?

– Больше четырех.

Чад сел и с трудом перебросил ноги через край кровати, потирая глаза и пытаясь подавить чудовищный зевок.

– Оуэау! Извини, Норман, – уоуф! Добро пожаловать домой. Прошу прощения, пока я не приму душ, собеседник из меня никакой.

– С каких это пор ты стал спать днем?

Чад кое-как оттолкнулся от кровати, а после продолжал подниматься, пока не встал на цыпочки, распрямил над головой руки, чтобы потянуть онемевшие мускулы.

– Это не привычка, – сказал он. – Просто прошлой ночью я все думал и думал, а потом опять думал и никак не мог заснуть, поэтому к завтраку надрался. Вот и все.

– О чем же ты думал? И разве ты не знал, что в подушке есть индуктор сна? Он бы тебя убаюкал.

– От индукторов я сны вижу, – сказал Чад. – От спиртного – нет.

Норман пожал плечами: ни на него, ни на Дональда индуктор сна так не действовал, но он вспомнил, что одна или две терки, какие у них зависали, жаловались на те же проблемы – вероятность кошмаров.

– Давай вали в душ, – сказал он. – Только ненадолго. Мне нужно с тобой поговорить.

Норману внезапно пришла в голову одна мысль, вероятно, продиктованная пустой надеждой, но в настоящем кризисе следовало хвататься за любую соломинку.

– Конечно, – пробормотал Чад. – Но сделай мне одолжение… Закажи кофе.

Пять минут спустя, одетый, с волосами и бородой еще влажными, но расчесанными более-менее аккуратно, Чад забрал дожидающуюся его чашку и сел в кресло Дональда, Норман устроился в своем любимом «хилли».

– Завидую я твоему креслу «хилли», – рассеянно сказал Чад. – Если честно, пожалуй, единственное, чему я тут завидую. Удобное. И знаешь, оно и останется креслом, и не превратится вдруг во что-то другое, как какой-нибудь трансформер… Ладно, говори!

– Чад, тебя можно считать самым проницательным на сегодняшний день социологом…

– Дерьмо китовое. Меня можно считать горьким пьяницей. Я достиг той стадии, когда я напиваюсь так быстро, что уже не удосуживаюсь идти искать терок, а мне ведь чертовски нравятся женщины. – Одним глотком выпив кофе, он тыльной стороной ладони отер усы.

– Я хочу нанять тебя, – с каменной миной сказал Норман.

– Нанять меня? У тебя, верно, крыша съехала. С одной стороны, я слишком богат, и мне не нужно работать. Я решил, что смогу доконать свой организм вдвое быстрее, чем банковские счета. Я пытаюсь снизить его сопротивляемость до пятидесяти процентов, а если начну работать, все пойдет насмарку. С другой стороны, я никого не могу заставить меня слушать, и какой тогда толк от моей работы? Будем надеяться, с этим покончено. Выпей, нет, лучше подкурись. Пойдем со мной, снимем пару терок, отпразднуем твое возвращение. Да что угодно отпразднуем!

– У меня практически полная свобода действий по Бенинскому проекту. Ты мне нужен. Оклад сам себе назови.

– Да зачем, мать твою? – Удивление Чада казалось искренним.

Норман помедлил.

– Ну… ты ведь слышал, как Элайху расхваливал Бенинию, да?

– Ты сам тогда здесь был. С его слов выходило, там прямо рай на земле.

– Как по-твоему, я такой чувак, которого легко убедить?

– Ты спрашиваешь, считаю ли я тебя крепким орешком. Н-да… Ты им хочешь казаться. К чему ты ведешь? Собираешься продублировать похвалы Элайху?

– Вот именно. Чад, это страна, которая как будто тихонько себе живет посреди всевозможного хаоса. Были другие такие, но они рухнули под напором извне – Непал, Таити, Самоа, – их съели или превратили в парки аттракционов.

– А чего еще ты ожидал? Как я все твержу людям, мы – отвратительные существа с ужасными манерами и решительно не приспособлены к выживанию, – и невпопад добавил: – Ты получил мое письмо?

Да, конечно, получил. Я не ответил только потому, что был чертовски занят. А теперь послушай меня, ладно? Вмешательство извне – вмешательством извне, но за пятнадцать лет в Бенинии не было ни одного убийства. У них никогда не было мокеров, ни одного. Они говорят на языке, на котором нельзя сказать, что кто-то вышел из себя, можно только назвать его временно потерявшим рассудок. Всего поколение назад тысячи беженцев иноко и кпала хлынули к ним через границу, но ни одного межплеменного разногласия на этнической почве между ними и коренным населением не возникло. Страной управляет президент… Миллионное население – по современным меркам пустяк, но все же довольно много людей, если считать их по головам… а он управляет им как домом, как семьей, а не как народом. Это тебе ясно? Боюсь, я не смогу объяснить, в чем тут разница, но я видел, как это происходит.

– Похоже, ему удалось достучаться. Лицо Чада – над бородой и усами – выражало сосредоточенность.

– Одна большая счастливая семья, говоришь? Ладно, верю, но от меня-то ты чего хочешь? С твоих слов выходит, что они и сами неплохо справляются.

– Ты разве не видел ни одного выпуска новостей, где объясняется, зачем нужен Бенинский проект? В небоскребе «ДжТ» я видел тот ролик, который крутит «АССТ», а они опустили только вероятность того, что Дагомалия и РЭНГ передерутся над могилой Обоми.

– Ну конечно, я смотрел новости. Но скорее следил за приключениями твоего бывшего жильца Дональда.

Ответом ему было полное непонимание.

– А при чем тут Дональд? – вопросил Норман.

– Это же было в том же выпуске, что и про Бенинский проект!

– Думаю, я весь выпуск не смотрел, только выжимку, которую гоняли в «ДжТ». А что такого он сделал?

– Спас Сугайгунтунга от мокера, ни больше ни меньше. Голыми руками убил человека.

– Дональд?!! Чад, ты что, обкурился? И за миллион лет Дональд не смог бы…

– Все гомо сапиенс – дикие звери, и им нельзя давать воли. – Встав, Чад направился к робобару. – Я, пожалуй, выпью «собачьей шерсти».

Норман потрясенно затряс головой. Дональд? Справился с мокером? Это казалось настолько фантастичным, что он совершенно выбросил Дональда из головы и переключился на то, о чем говорил раньше.

– Я ведь буду тебя доставать, Чад, пока ты не поддашься, понимаешь?

– Чтобы я поехал в Бенинию? – Отмерив себе щедрую порцию водки, Чад начал вручную смешивать коктейль, словно не доверял запрограммированным инструкциям. – Зачем? Если тебе нужен консультант-социолог, найди себе кого-нибудь с подходящим образованием. Что я знаю о Западной Африке? Только то, что прочел и видел на экранах. Найми себе специалистов.

– Специалисты у меня уже есть. Мне нужен ты. Повторяю по буквам: «Т-Ы».

– Чтобы сделать то, на что они, по-твоему, не способны?

– Перевернуть Бенинию с ног на голову и вытрясти из нее душу.

Чад критически попробовал коктейль и добавил еще ложечку ангостуры.

– Слушай, Норман, будь паинькой, оставь меня упиваться до смерти. А я обещаю утешать себя в преждевременной старости, что на каменистой поверхности Матушки Земли есть еще где-то место, где люди не убивают друг друга и не сходят с ума от жажды крови и вообще ведут себя так, как положено порядочным людям. Я не хочу туда ехать, потому что в глубине души опасаюсь, что просто в такое не верю.

– Вот и Салманассар тоже, – сказал Норман. Салманассар отверг все до единой попытки, какие мы Салманассар отверг все до единой попытки, какие мы

– Что?

– Салманассар отверг все до единой попытки, какие мы делали, чтобы интегрировать факты о Бенинии в его представления о реальном мире. Он отказывается принимать то, что мы ему рассказываем о ее истории, торговле, культуре, взаимодействии в обществе. Утверждает, будто в данных есть аномалии, и поэтому выплевывает нам их назад.

– А вы не можете приказать ему принять данные?

– Если он отказывается, его нельзя заставить проанализировать ситуацию, опираясь на них, как нельзя заставить считать, что предметы падают вверх. Мы дошли до ручки, Чад. Весь Бенинский проект основывался на том, что мы сможем просчитывать на Салманассаре каждый его шаг – не только материальное обеспечение, но и образовательные программы, возможные дипломатические кризисы, всю экономику страны вплоть до карманных денег бэбиков на полстолетия вперед. А Сал уперся в эти аномалии, и ни в какую. Но я же по собственному опыту знаю, что их не существует!

Чад смотрел на него во все глаза, а через несколько минут начал вдруг хмыкать.

– Конечно, они существуют, – сказал он. – Ты только что мне о них рассказывал. Что, не врубаешься? Похоже, у тебя мозги сгнили, Норман. Ладно, ты победил, пусть никто не говорит, что я отказался помочь другу в беде. Потерпи, пока я не допью, а потом пойду с тобой, и мы вместе навестим Салманассар.

Все еще недоумевая, но убежденный поведением Чада, что тот отыскал трансцендентально очевидное решение, Норман уже собирался ответить, когда зазвонил телефон. Повернувшись с креслом, он нажал на кнопку.

Зажегся экран, на котором возникла взволнованная физиономия Рекса Фостера-Стерна.

– Норман! – взорвался руководитель подразделения проектов и планирования. – Что, мать твою, ты там дела ешь? Проспер волосы на себе рвет от страха! Когда тебя не смогли найти для пресс-конференции, он едва в обморок не упал!

– Не страшно, – сказал Норман. – Скажи ему, я нанял особого консультанта.

Он поглядел на Чада, который пожал плечами и развел руками – и свободной, и той, которой держал стакан.

– Ты что, лучшего времени не нашел думать о наборе персонала, черт бы тебя драл? – взвился Рекс. – И вообще, что это за консультант?

– Чад Муллиган. Я сейчас его привезу поговорить с Салманассаром. Организуй ему допуск для голосового допроса через полчаса, ладно?

– Через полчаса? Норман, да ты, наверно…

– Через полчаса, – твердо повторил Норман и оборвал связь.

– А знаешь что? – сказал Чад. – Все может обернуться довольно любопытно. Я часто думал, что мне стоит познакомиться с Салом.