Такой человек, действительно, существовал, но произнести его имя они не могли, поскольку оно обозначалось щелканьем языка и мимикой. Образ жизни этого человека, его поведение, манера говорить тоже казались странными. Он был жрецом культа, поклонявшегося давно исчезнувшему животному, и носил звериную шкуру, а волосы его прилеплены к черепу глиной. Но он был убежден, что воспоминания — это видения, вызываемые дьявольскими духами, и, войдя в Древо, рассмотрел прошлое до последнего предела.

Он видел Куреилов, Ломрилов и Слаффов, но они были последние из цивилизаций, отправлявшихся к звездам. Только Слаффы достигли успеха, в том смысле как они это понимали, поскольку их целью было просто убедиться, что звезды — это, действительно, звезды, такие же, как земное солнце. Они совершили единственное путешествие, которое стоило одному человеку здоровья и жизни. Когда их предположение относительно звезд подтвердилось, Слаффы потеряли к ним интерес и переключились на что-то другое.

Это была странная культура. В ней существовали не только научные догмы, такие, как утверждение, что звезды — те же солнца, но и чрезвычайно развитая техника. Подмастерье в деревенской кузнице мог за один день выплавить, отлить и собрать двигатель, который согревал и освещал его дом. Но в то же время он мог не иметь представления о географии собственной страны. Беднейший из бедных жил в невероятном комфорте: он спал на мениске между двумя слоями воздуха, теплыми и сухими даже тогда, когда дождь стучал по крыше. Юноша, разлученный с возлюбленной, мог оставить ей на память движущуюся куклу, произносящую слова любви его голосом.

Не останавливая внимания на людях, творящих чудеса, искатели всё дальше и дальше проникали в прошлое, желая узнать, какая уникальная культура продвинулась так далеко, что чудеса остались после нее просто как осколки. Так как наследство этой культуры полностью исчезло еще до расцвета Мув, можно было предположить: во времена Куреилов существовала лишь часть первичной массы знания. Тогда считалось само собой разумеющимся, что люди небольшого городка могут строить космические корабли и посылать их к Луне для удовлетворения своих потребностей в руде.

Но, углубляясь все дальше в прошлое, искатели больше не встречали этих чудес. Существовал лишь один ряд, состоящий из семи культур, в которых умение управлять космическим кораблем было всеобщим, и многие люди свободно этим пользовались. В конце концов друзьям пришлось согласиться с тем, что говорил Ху: очевидно, когда-то существовала категория людей, которые были очарованы пустотой, безгранично простиравшейся вглубь Вселенной, — и они с радостью приняли ее вызов. Что случилось потом? Почему это очарование исчезло? Может быть, просто потому, что полеты в космос стали обычным делом и уже не могли действовать на воображение? Это казалось невозможным! Галактика была слишком велика, и не верилось, что все эти семь культур ограничились изучением лишь небольшого, доступного им участка Вселенной.

Видения вновь стали туманными. Воспоминания Древа были замутнены непониманием того, что происходило во времена Умфтити. Не прошло и месяца, как они снова оказались перед непроходимым участком — таким же смутным, как предыдущий.

Они не сразу смирились с провалом. Перед ними мелькнул один многообещающий факт, который мог бы объяснить, кто оставил для преемников такое фантастическое наследие знаний и навыков и где знания достигли своей кульминации. Это была гора, громадная и необъятная гора, вокруг которой легенды теснились, как спелые плоды на дереве. После эпохи, летавшей в космос, остались предания. В них говорилось, что каждый космический корабль, летящий к звездам, должен стартовать с единственного места на планете, а именно — с этой горы. Уверенность в этом у людей последующих веков была так велика, что хотя космические корабли то и дело разбивались о вершины окружающих гор, гигантские усилия общества были направлены на уменьшение высоты соседних гор, а не на изменение высоты и очертаний именно этой вершины. Изменение конфигурации гор вызвало подъем магмы и извержение нескольких вулканов, и к эре Слаффов все эти драматические события были забыты.

Забыты, пока тот человек из Умфтити не удалился в изгнание и не отправился далеко на запад с единственной целью — найти ту самую гору. Хотя он был суеверен и, кроме того, абсолютно не разбирался ни в каких механизмах более сложных, чем колесо и рычаг, древняя легенда так притягивала его, что он решился на это путешествие. Скорее всего оно ему стоило жизни и к тому же вдалеке от человеческого общества, поскольку дальше след его терялся, и путешественники не нашли больше никаких упоминаний о его судьбе.

Хотя они и не обсуждали этот факт, им одновременно пришла в голову одна и та же мысль, и, когда это выяснилось, все пятеро испытали огромное облегчение.

— Я вижу в этом большой смысл, — сказал Паро-Мни. — Трудно представить, что где-то в мире методы изучения прошлого с помощью Древ Истории развиты лучше, чем у нас. Тысячи лет детального изучения истории должны были, очевидно, довести технику до абсолютного совершенства. И если мы достигли черты, за которой уже нельзя получить достаточно четкой информации, то к тому же самому должен был прийти любой другой исследователь. Нужно искать другой путь. Надеюсь, все согласны?

— Согласны, — ответил за всех Креоан. — Хотя я особо не надеюсь, что гора поможет нам справиться с нашей задачей. Гоняться за тенью, за легендой — занятие бесплодное.

— Завтра я скажу деду, что мы должны уйти, — сказала Кионг-Ла. — Не думаю, что он слишком огорчится.

— И все остальные тоже, — покачал головой Ху. — Больше всего они хотят забыть об опасности, грозящей Земле, а пока мы здесь, им все время об этом напоминают.

На следующий день они с тревогой ожидали Кионг-Бину, который, как обычно, явился в сопровождении Ненг-Иду и Лианг-Лианг. Кионг-Ла была права: старик не слишком расстроился из-за предстоящей разлуки с гостями. Но узнав, что его внучка собирается уйти вместе с ними, он опечалился. За долгие месяцы, проведенные здесь, путешественники довольно хорошо освоили местный язык, и, чтобы понять разговор Кионг-Ла с дедом, переводчик им уже не понадобился.

— Неужели, внучка, ты, действительно, уйдешь? — воскликнул Кионг-Бину.

— Да, — твердо ответила Кионг-Ла.

— Но зачем? Какова цель вашего путешествия? — напирал старик. — Неужели вы всерьез надеетесь встретить людей, строящих машины? Вы думаете, что за два века они найдут способ изменить траекторию полета звезды?

— Но мы наверняка не найдем таких людей, если останемся здесь! — возразила Кионг-Ла.

— Вы можете не найти их и в вашем походе! Что вы тогда будете делать? Даже если доберетесь до своей горы? Прочесывать континенты в поисках людей, которых, возможно, вообще нет на свете?

— Если в мире нет никого, кто готов совершить невозможное, нам придется смириться с судьбой Земли, — пожала плечами Кионг-Ла.

— Пока вы занимались вашими поисками, зима наступила и прошла, потом прошло еще много месяцев. Где же информация, за которой вы охотились?

— К сожалению, ее нет, — ответила Кионг-Ла, и Ненг-Иду злорадно захихикал.

— Я знал с самого начала, — высокомерно сказал он, — что ваши поиски будут напрасны. Пусть вы даже найдете этих воображаемых людей, строящих машины! Какой смысл, если никогда — понимаете, никогда! — не существовала необходимая технология?

— Возможно, такого никогда раньше просто не случалось, и технология была не нужна? — вставил Креоан.

— Ненг-Иду не верит в то, чего никогда не было и что происходит впервые, — сказал Паро-Мни. — К нему никогда в жизни не приходили оригинальные мысли. Но в любом случае никто не может утверждать, что какое-либо знание никогда не существовало. Вполне может быть, что оно существовало, но нам не удается до него добраться, потому что совершенно невозможно проанализировать и обработать всю историю человечества. И твое, Ненг-Иду, любимое предприятие никогда не будет завершено, независимо от того, сгорит Земля или нет.

Ненг-Иду в ярости вскочил на ноги.

— Как ты смеешь насмехаться над целью, ради которой жили и умирали твои предки?! Как ты смеешь говорить это нам, следующим по их стопам? Ты… ты…

Не найдя слов, он бросился на Паро-Мни, схватил его короткими толстыми руками за горло и повалил на спину, опрокинув табуретку. Кионг-Бину испуганно закричал, и все бросились на помощь Паро-Мни, однако справиться с Ненг-Иду удалось только Ху: помогло умение обращаться с бешеными мясными существами. Никто не успел опомниться, как он сбил Ненг-Иду с ног и, скрутив ему руки, сжал стальными пальцами его рот и нос.

Глаза Ненг-Иду округлились от гнева, он попытался освободиться, но Ху держал его мертвой хваткой. От недостатка воздуха лицо Ненг-Иду побагровело, и Ху прошептал:

— Если хочешь дышать, веди себя прилично! Я разжимаю пальцы — дыши! Но если ты еще раз кого-нибудь тронешь или даже просто попытаешься заговорить, я заткну тебе глотку навсегда!

Кионг-Бину был потрясен.

— Почему он это сделал? — с трудом проговорил он.

— Потому, что ваш доверенный не выносит, когда ему говорят правду, — ответил Паро-Мни, потирая горло, на котором ясно были видны следы от пальцев Ненг-Иду. Он ободряюще кивнул Кионг-Ла, которая от испуга не могла произнести ни слова, и продолжал: — По-видимому, есть предел, за которым наши Древа становятся непригодными для изучения прошлого. Это по времени в пять раз дальше, чем период, который вы сейчас исследуете. Но мы уверены, что вы тоже наткнетесь на этот барьер. Очевидно, все-таки существует предел у человеческого разнообразия, и, поскольку все культуры с давнего времени до наших дней мало отличались друг от друга, обертоны более поздних периодов накладываются на более ранние. Именно это нам и помешало. Не думаю, что вы можете нас обвинить в недостатке настойчивости или разума.

Наступила долгая пауза. Ненг-Иду, воспользовавшись ею, попытался что-то сказать, но Ху мгновенно сжал пальцы, и Ненг-Иду замолчал.

Наконец, Кионг-Бину заговорил:

— Что же, внучка, иди! Желаю тебе успеха. Надо смотреть правде в глаза, какой бы горькой она ни была. А я считаю то, что сказал Паро-Мни, правдой. Вы сделали для нас гораздо больше, чем просто указали на новый факт. Я подумывал о том, чтобы сделать Ненг-Иду своим преемником, считая, что его преданность делу наших предков является и преданностью правде. Но я ошибался. Отпусти его, друг Ху. Можете быть уверены, что с этого дня он лишится моей благосклонности.

Ху подчинился, и Ненг-Иду, с трудом сдерживая слезы, поспешно вышел из комнаты.

Кионг-Бину снова сделал паузу, будто взвешивая то, что собирался сказать.

— Я заметил, что вы испытываете презрение к моим соотечественникам, — сказал он наконец, обращаясь к путешественникам. — И я понимаю, почему. В вас есть дух, который отсутствует у многих наших людей, но, надеюсь, присутствует в Кионг-Ла и Паро-Мни. В это трудно поверить, но именно вы спасете нас от нашей же слепоты. Простите нас, мы сделали вашу задачу более сложной, чем она могла бы быть. Скажите, что вам надо для вашего путешествия, и я прослежу, чтобы вас снабдили всем необходимым. Я желаю вам добра от всего моего старого и глупого сердца…