Глава II. Ночной разговор
1
Прислуга в гостинице взяла в привычку — наверное, по указанию миссис Энсон — сбрызгивать абажуры керосиновых ламп одеколоном. В результате весь первый этаж был пропитан липким запахом, таким неотвязным, что даже сейчас, едва на меня повеет одеколоном, я тут же вспоминаю «Девоншир армз».
Однако в тот вечер, когда я поднимался по лестнице, мне почудилось, что я улавливаю еще какой-то аромат — гораздо более сухой, настоянный па травах, менее приторный, чем тот, который навязывала нам миссис Энсон… Но ощущение тут же исчезло, я вошел к себе в комнату и притворил дверь.
Засветив обе керосиновые лампы, я задержался перед зеркалом и привел себя в порядок. Чтобы от меня не разило пивом, я почистил зубы и в придачу пососал мятную лепешку. Потом побрился, расчесал волосы и усы и надел чистую рубашку, а покончив с этим, поставил кресло поближе к двери и пододвинул к нему стол. Одну из ламп я поставил на стол, другую задул. Тут меня осенила новая мысль, и я, взяв одно из махровых полотенец миссис Энсон, положил его на ручку кресла. Теперь я был готов. Оставалось только усесться в кресло и раскрыть роман.
Прошло больше часа; я просидел все это время с книжкой на колене, но не прочел ни слова. Я различал, и то еле-еле, приглушенный гул голосов внизу, а в остальном тишина была полной.
Наконец на лестнице послышались легкие шаги, и я приготовился к выходу. Отложил книжку, перекинул махровое полотенце через руку. Подождал, пока шаги не прошуршали мимо двери, и распахнул ее. Я увидел женскую фигуру, удаляющуюся по тускло освещенному коридору; заслышав шум, женщина обернулась. Это была всего-навсего горничная — она несла кому-то грелку в темно-красном чехле.
— Добрый вечер, сэр, — произнесла она, нехотя сделала книксен в мою сторону и пошла дальше своей дорогой.
Я пересек коридор, закрыл за собой дверь ванной, медленно сосчитал до ста, а потом вернулся в свою комнату.
Теперь ожидание давалось мне с трудом — я был возбужден гораздо сильнее, чем раньше. Спустя несколько минут я опять услышал шаги на лестнице, на сей раз, пожалуй, чуть потяжелее. Я опять выждал, пока они не простучали мимо моей двери, и тогда высунулся в коридор. Это оказался Хьюз, возвращающийся к себе в номер. Мы обменялись кивком, и я снова прошествовал в ванную.
Когда я вновь вернулся к себе, то почувствовал, что начинаю сердиться: прибегнуть к таким тщательным приготовлениям, пойти на такие уловки — и все впустую. Тем не менее я твердо решил довести дело до конца, действуя по намеченному плану.
В третий раз, когда послышались шаги, я узнал походку Дайкса: он поднимался, прыгая через ступеньку. Спасибо, что не пришлось еще раз разыгрывать представление с махровым полотенцем.
Миновало еще полчаса; я уже почти отчаялся и поневоле стал подозревать, что просчитался. В конце концов, мисс Фицгиббон с тем же успехом могла поселиться в личных апартаментах миссис Энсон; какие у меня основания считать, что она заняла комнату именно на этом этаже? И все же удача не изменила мне. Лучше поздно, чем никогда — с лестницы вновь донеслись шаги, и когда я выглянул в коридор, то увидел со спины стройную молодую женщину. Я швырнул полотенце обратно в комнату, подхватил свой саквояж с образцами, тихо прикрыл дверь и двинулся за незнакомкой.
Если она и заметила, что ее преследуют, то виду не подала. Она спокойно дошла до самого конца коридора, где была еще одна короткая лесенка наверх. Повернулась, поставила ногу на нижнюю ступеньку. Я поспешил вслед. Когда я достиг лесенки, незнакомка как раз вставляла ключ в замочную скважину. Теперь она посмотрела на меня сверху вниз.
— Извините меня, мисс, — произнес я. — Разрешите представиться. Меня зовут Тернбулл, Эдуард Тернбулл.
Под ее пристальным взглядом я почувствовал себя до крайности неуютно: и впрямь, какой-то глупец пялится на женщину от подножия лесенки. Она ничего не сказала, хотя и удостоила меня легким кивком.
— Я, кажется, имею честь обращаться к мисс Фицгиббон? — продолжал я. — К мисс А. Фицгиббон?
— Да, это я, — подтвердила она приятным, хорошо поставленным голосом.
— Мисс Фицгиббон, вы вправе посчитать мою просьбу из ряда вон выходящей, но у меня есть одно изделие, которое, по-моему, может представить для вас интерес. Вы не разрешите показать вам его?
Прежде чем ответить, она еще раз оглядела меня сверху вниз. Потом спросила:
— Что это за изделие, мистер Тернбулл?
Я испуганно обернулся в сторону коридора: ведь там в любой момент мог появиться кто-то из других постояльцев.
— Мисс Фицгиббон, — сказал я, — позвольте мне подняться к вам?
— Нет, — отрезала она. — Лучше я сама спущусь. У нее в руках был объемистый кожаный ридикюль; оставив его на площадке подле своей двери и чуть приподняв подол, она не спеша спустилась по ступенькам обратно. Когда она очутилась возле меня, я произнес:
— Постараюсь не задержать вас более чем на одну-две минуты. Поистине счастливое совпадение, что вы остановились в этой гостинице…
Еще не договорив, я присел на корточки и начал возиться с застежками своего саквояжа. Наконец он с грехом пополам открылся, и я вынул одну из «масок для защиты зрения». Поднимаясь с пола с маской в руке, я перехватил пристальный взгляд мисс Фицгиббон. Этот прямой, слегка насмешливый взгляд обескуражил меня окончательно.
— Что же у вас такое, мистер Тернбулл? — нетерпеливо спросила она.
— Я называю это «маской для защиты зрения». — Она не удостоила меня ответом, и я продолжал в смятении: — Как видите, маска годится как для пассажиров, так и для водителя, а при желании ее можно снять буквально за одну секунду…
При этих словах молодая женщина сделала шаг назад и, казалось, была готова вновь поставить ногу на ступеньку.
— Пожалуйста, не уходите! — взмолился я. — Видимо, я выражаюсь недостаточно ясно…
— Это еще мягко сказано. Объясните толком, что такое у вас в руке и отчего вы сочли возможным остановить меня в коридоре гостиницы.
Ее слова звучали теперь столь холодно и формально, что я окончательно запутался в выражениях.
— Мисс Фицгиббон, насколько мне известно, вы работаете у сэра Уильяма Рейнольдса?
Она кивнула, и тогда я, запинаясь, принялся заверять ее, что уж его-то моя маска заинтересует всенепременно.
— Но вы так и не соизволили сказать, для чего она служит.
— Она защищает глаза от сора при езде на автомобиле, — ответил я и, повинуясь внезапному побуждению, поднял маску и прижал ее к лицу обеими руками.
В ответ молодая женщина коротко рассмеялась, но смех ее, как я почувствовал, уже не был недружелюбным.
— Так это автомобильные очки! — воскликнула она. — Что же вы сразу не сказали?
— Вы видели такую маску раньше? — спросил я, не в силах скрыть удивления.
— В Америке их применяют уже давно.
— Значит, у сэра Уильяма тоже есть что-то подобное?
— Нет, но, быть может, он считает, что ему очки вовсе не нужны.
Я снова опустился на корточки, чтобы порыться в саквояже.
— У меня есть и другая модель, специально для женщин, — заявил я, торопливо перебирая товары, которыми был набит саквояж. В конце концов я нашел маску меньшего размера, изготовленную на фабрике мистера Вестермена, и встал, протягивая ее своей собеседнице. В спешке я нечаянно опрокинул саквояж, и на полу выросла гора альбомов и альбомчиков, бумажников и несессеров. — Попробуйте надеть эту маску, мисс Фицгиббон. Сделана из лучшей лайковой кожи.
Подняв глаза на молодую женщину, я заподозрил было, что она вот-вот рассмеется снова, но нет — она хранила полную серьезность.
— Я отнюдь не убеждена, что мне нужны ваши…
— Уверяю вас, они вам вполне подойдут. — Моя искренность сумела все-таки побороть ее скептицизм, и она приняла у меня очки. — Они снабжены застежкой. Пожалуйста, наденьте их.
Я вновь наклонился и кое-как запихнул рассыпанные товары в нутро саквояжа. Попутно я еще раз украдкой оглянулся: коридор был по-прежнему пуст.
Когда я выпрямился, мисс Фицгиббон уже успела накинуть маску на лоб и пыталась совладеть с застежкой. Громоздкая шляпа с цветами, венчающая ее прическу, затрудняла эту задачу до крайности. Признаюсь, мне было не по себе с самого начала нашей беседы, но прежнее мое смущение и в счет не шло по сравнению с испытываемым теперь. Необдуманное поведение и неуклюжие манеры поставили меня в положение самого стеснительного свойства. Мисс Фицгиббон явно решила поиздеваться надо мной, и, пока она возилась с застежкой, я клял себя, что у меня не хватает духу отобрать у нее очки и убраться восвояси. Разумеется, я ничего не сделал, просто тупо следил, как она воюет с застежкой. Наконец она улыбнулась вымученной улыбкой.
— Кажется, эта штука запуталась у меня в волосах, мистер Тернбулл.
Она дернула за тесемку маски и поморщилась от боли. Я и хотел бы как-то помочь ей, но был слишком взволнован. Еще рывок за тесемку — с тем же успехом: металлическая застежка прочно застряла в длинных волосах.
В дальнем конце коридора послышались голоса, поскрипывание деревянной лестницы. Мисс Фицгиббон, видимо, тоже расслышала что-то, поскольку обернулась на звук.
— Что прикажете делать? — тихо спросила она. — Не могу же я попасться людям на глаза с таким украшением в волосах…
Она рванула тесемку и опять поморщилась.
— Разрешите помочь? — осведомился я, нерешительно протянув руку.
На стене у лестничной площадки закачалась чья-то тень — кто-то поднимался снизу, из прихожей.
— Нас с секунды на секунду застанут здесь! — забеспокоилась мисс Фицгиббон. Злополучные очки болтались у нее возле щеки. — Лучше ненадолго скроемся ко мне в комнату.
Голоса звучали все ближе.
— К вам в комнату? — откликнулся я изумленно. — Вдвоем, без свидетелей? Ведь до сих пор…
— Кого вы предложите мне в свидетели? — спросила она. — Уж не миссис ли Энсон?
И, подобрав юбки, мисс Фицгиббон поспешила вверх по ступенькам к своей двери. Я постоял в нерешительности еще мгновение, потом подхватил незакрытый саквояж и последовал за ней. Подождал, пока молодая женщина отворит дверь, и переступил порог.
Комната оказалась гораздо больше моей и много уютнее. На стене висели два газовых рожка, и, когда мисс Фицгиббон открыла газ, комнату наполнил яркий, теплый свет. В камине пылали угли, на окнах красовались длинные бархатные портьеры. Один угол занимала широкая, французского стиля кровать с откинутым покрывалом. Большая же часть комнаты была занята мебелью, которая пришлась бы к месту в гостинице средней руки: шезлонг и еще два кресла, несколько ковриков, огромный сервант, книжный шкафчик и маленький стол.
Я беспокойно топтался у двери, а мисс Фицгиббон сразу же направилась к зеркалу и, выпутав из волос очки, положила их на стол. Потом сняла шляпу и сказала:
— Прошу садиться, мистер Тернбулл.
Я посмотрел на очки.
— Мне, вероятно, следует уйти.
Мисс Фицгиббон помолчала, прислушиваясь к голосам, доносящимся из коридора.
— Пожалуй, вам есть смысл чуточку задержаться здесь, — решила она. — К чему рисковать, что вас увидят выходящим из моей комнаты в столь поздний час…
Я из вежливости посмеялся вместе с ней, по должен признаться, что эта вольная шутка меня изрядно шокировала. Я сел в одно из кресел у стола, а мисс Фицгиббон подошла к камину и пошевелила угли кочергой, чтобы они разгорелись повеселее.
— Извините, я вас ненадолго покину, — произнесла она. Когда она проходила мимо, на меня вдруг пахнуло тем самым ароматом трав, который я уловил на лестнице двумя часами раньше.
Мисс Фицгиббон скрылась за маленькой внутренней дверью, плотно затворив ее за собой. Я остался сидеть, в душе проклиная себя на чем свет стоит. Вся эта история совершенно вывела меня из равновесия: кому угодно стало бы ясно, что автомобильная маска хозяйке комнаты вовсе не нужна и нисколько ее не интересует. А надежда, что она убедит сэра Уильяма испробовать мои очки, представлялась мне теперь, просто несбыточной. Я раздосадовал мисс Фицгиббон, а то еще, чего доброго, и скомпрометировал ее. Ведь если миссис Энсон или кто другой в гостинице пронюхает, что я в ночное время находился наедине с юной леди, ее репутация окажется непоправимо запятнанной.
Когда минут через десять мисс Фицгиббон вернулась ко мне, я уловил донесшееся из-за внутренней двери шипенье водопроводного крана и сделал вывод, что там расположена ванная. Очевидно, я не ошибся, поскольку мисс Фицгиббон заново напудрилась и к тому же уложила волосы по-другому, распустив тугой узел, который носила до того, и позволив освобожденным прядям упасть на плечи. А когда она опять прошла мимо меня к креслу, я ощутил, что излюбленный ею аромат трав стал намного сильнее.
Она села и, вздохнув, откинулась на спинку кресла. Держалась она теперь удивительно естественно и просто.
— Знаете, мистер Тернбулл, — сказала она, — мне кажется, я должна перед вами извиниться. Не сердитесь, что поначалу я вела себя так заносчиво.
— Напротив, это я должен извиниться, — тотчас же возразил я. — Мне не следовало…
— Наверное, у меня наступила естественная реакция, — продолжала она, словно не слыша меня. — Я пробыла четыре часа в обществе миссис Энсон, и за все четыре часа она не умолкала ни на минуту.
— Я полагал, что вы с ней приятельницы.
— Она добровольно приняла на себя роль моего опекуна и наставника. Я получила от нее кучу житейских советов. — Мисс Фицгиббон встала, подошла к серванту и вынула два стаканчика. — Не спрашиваю, мистер Тернбулл, пьете ли вы, поскольку обоняние уже подсказало мне ответ. Хотите бренди?
— Спасибо, не откажусь, — отозвался я, проглотив упрек.
Она наполнила стаканчики из плоской фляги, которую достала из ридикюля, и поставила их на столик.
— Подобно вам, мистер Тернбулл, я иногда ощущаю потребность подкрепить свои силы.
С этими словами она снова села. Мы подняли стаканчики и пригубили спиртное.
— Что же вы так угрюмо молчите? — спросила Надеюсь, я вас не слишком смутила? — Мне оставалось лишь беспомощно глядеть на нее и ругательски ругать себя за всю эту идиотскую затею. — Вы часто бываете в Скиптоне?
— Два-три раза в год. Мисс Фицгиббон, я полагаю, что должен пожелать вам спокойной ночи. Мне не следует оставаться здесь с вами наедине.
— Но я так и не уловила, зачем вам понадобилось показывать мне эти очки.
— Я надеялся, вы воздействуете на сэра Уильяма, чтобы он попробовал их в поездке.
Она кивнула в знак того, что наконец поняла меня.
— Вы что, торгуете очками?
— Видите ли, мисс Фицгиббон, фирма, которую я представляю, занимается производством…
Я замер на полуслове, поскольку в это самое мгновение до меня донесся звук, явно привлекший и внимание мисс Фицгиббон. Мы оба услышали, как за дверью скрипнула половица.
Мисс Фицгиббон прижала палец к губам, и мы застыли в мучительном молчании. Но тишину тут же прервал резкий и настойчивый стук в дверь.
3
— Мисс Фицгиббон!
Это была миссис Энсон.
Я в отчаянии уставился на свою новую знакомую.
— Что же нам делать? — прошептал я. — Если меня обнаружат здесь в такой час…
— Тише! Предоставьте это мне.
Снаружи вновь донеслось:
— Мисс Фицгиббон!
Прежде чем ответить, мисс Фицгиббон быстро отошла в дальнюю часть комнаты и встала подле кровати.
— В чем дело, миссис Энсон? — отозвалась она слабым, заспанным голоском.
Последовала короткая пауза, затем:
— Горничная не забыла принести вам грелку?
— Нет, не забыла, благодарю вас. Я уже лежу.
— При непотушенном свете, мисс Фицгиббон? Молодая женщина кивком показала на дверь и отчаянно замахала на меня руками. Я сообразил, что от меня требуется, и отодвинулся в сторону, чтобы меня не увидели сквозь замочную скважину.
— Я немного почитала перед сном, миссис Энсон. Доброй вам ночи.
За дверью вновь воцарилось молчание, такое напряженное, что хотелось крикнуть, лишь бы оборвать его.
— Мне показалось, я слышала у вас в комнате мужской голос, — решилась наконец миссис Энсон.
— Я совершенно одна, — ответила мисс Фицгиббон.
От меня не укрылось, что она вспыхнула, но от смущения или от гнева — сказать не берусь.
— Не думаю, чтобы я обманулась.
— Подождите минутку, — попросила мисс Фицгиббон. Подойдя ко мне на цыпочках, она подняла голову и почти коснулась губами моего уха. — Придется впустить эту ведьму, — прошептала она. — Но я придумала, как нам быть. Пожалуйста, отвернитесь.
— Что?.. — оторопело переспросил я.
— Отвернитесь, сделайте милость… Ну, пожалуйста!
Я уставился на нее в мучительном недоумении, но в конце концов подчинился. На слух я определил, что она отошла к платяному шкафу, а вслед за тем до меня донесся треск кнопок и пуговиц — она расстегивала платье! Я зажмурился и еще прикрыл глаза рукой. Противоестественность положения, в котором я очутился, была просто чудовищной.
Дверца шкафа захлопнулась, и я ощутил прикосновение к своей руке. Открыв глаза, я увидел, что мисс Фицгиббон стоит рядом в полосатой фланелевой ночной рубашке до пят. Она распустила волосы, и они свободно заструились по щекам.
— Заберите это, — шепнула она, сунув мне в руки стаканчики с бренди, — и ждите в ванной.
— Мисс Фицгиббон, я настаиваю на своих подозрениях! — заявила миссис Энсон.
Спотыкаясь, я поплелся к двери ванной. У самой двери я рискнул обернуться и застиг мисс Фицгиббон за тем, что она отбросила с кровати покрывало и старательно мнет подушку и простыни. Потом, схватив мой саквояж, она зашвырнула его под шезлонг. Я вошел в ванную и закрыл за собой дверь. В темноте нащупал спиной притолоку, оперся о нее и попытался унять дрожь в руках.
Мисс Фицгиббон отомкнула наружную дверь.
— Что вам угодно, миссис Энсон?
Хозяйка гостиницы буквально ворвалась в комнату. Нетрудно было представить себе, как она обводит все вокруг подозрительным взглядом, и я, признаться, ждал, что она вот-вот вломится в ванную.
— Мисс Фицгиббон, уже очень поздно. Почему вы еще не спите?
— Я читала. Смею вас заверить, что, не постучись вы ко мне, я бы уже спала.
— Я отчетливо слышала мужской голос.
— Но вы же видите — я одна. Наверное, голос доносился из соседней комнаты.
— Он доносился отсюда.
— Вы что, подслушивали под дверью?
— Разумеется, нет! Просто я проходила по коридору, направляясь к себе.
— Тогда вы легко могли ошибиться. Я тоже слышала голоса.
Тон миссис Энсон внезапно переменился.
— Дорогая Амелия, я забочусь исключительно о вашем благополучии. Вы не знаете этих коммивояжеров, как знаю их я. Вы молоды и неопытны, и я отвечаю за вашу безопасность.
— Миссис Энсон, мне двадцать два года, и я способна сама позаботиться о своей безопасности. Будьте добры, оставьте меня, я хочу спать.
Тон миссис Энсон опять изменился.
— Откуда мне знать, что вы меня не обманываете?
— Посмотрите вокруг, миссис Энсон! — Мисс Фицгиббон подбежала к двери ванной и рывком распахнула ее. Дверь больно ушибла мне плечо, но одновременно спрятала меня за створкой. — Смотрите внимательнее. Не угодно ли вам обыскать платяной шкаф? Или вы предпочитаете сначала заглянуть под кровать?
— Ну зачем же говорить колкости, мисс Фицгиббон. Мне вполне достаточно вашего слова.
— Тогда будьте добры оставить меня в покое. Я работала весь день и хочу наконец заснуть. Помолчав немного, миссис Энсон произнесла:
— Ну что ж, Амелия. Спокойной вам ночи.
— Спокойной ночи, миссис Энсон.
Я услышал, как хозяйка вышла из комнаты, спустилась по ступенькам в коридор. Мисс Фицгиббон выждала довольно долгое время, потом закрыла входную дверь. Вошла ко мне в ванную, обессилено оперлась о притолоку.
— Ушла, — только и сказала она.
4
Мисс Фицгиббон взяла у меня из рук стаканчик и проглотила бренди одним глотком.
— Хотите еще? — тихо спросила она.
— Да, если можно.
Фляга была уже почти пуста, но мы честно поделили то, что там оставалось. В отсветах газа лицо мисс Фицгиббон казалось мертвенно-бледным; подозреваю, что и я выглядел не лучше.
— Я, конечно, сейчас же уйду.
Она покачала головой.
— Вас увидят. Миссис Энсон не посмеет вломиться сюда снова, но уж будьте уверены, что ляжет она не сразу.
— Что же делать?
— Придется повременить с уходом. Думаю, через часок ее терпение истощится.
— Мы ведем себя так, словно в самом деле в чем-то провинились, — заметил я. — Почему мне нельзя выйти прямо сейчас и рассказать миссис Энсон все как было?
— Потому что мы уже прибегли к обману, и к тому же она видела меня в ночной рубашке.
— Ах, да…
— Придется выключить газ, будто я действительно легла спать. Тут есть маленькая керосиновая лампа, как-нибудь обойдемся. — Мисс Фицгиббон показала на складную ширму. — Если вы, мистер Тернбулл, передвинете эту штуку к двери, она заслонит свет и приглушит наши голоса.
— Так я и сделаю.
Мисс Фицгиббон подбросила в камин кусок угля, зажгла керосиновую лампу и выключила газ. Я помог ей переместить кресла поближе к огню, а лампу поставил на каминную полку. И вдруг услышал прямой вопрос:
— Вам не хочется оставаться здесь?
— Я предпочел бы уйти, — ответил я, заикаясь от смущения, — но вы, вероятно, правы. Я вовсе не жажду встречи с миссис Энсон, по крайней мере в настоящий момент.
— Тогда постарайтесь взять себя в руки.
— Мисс Фицгиббон, — сказал я, — мне было бы гораздо проще, если бы вы вновь оделись как полагается.
— Но под этой рубашкой на мне еще и белье.
— Все равно.
Я опять ненадолго отправился в ванную, а когда вернулся, мисс Фицгиббон была уже в платье. Причесываться она, впрочем, не стала, но это мне нравилось — ее лицо, на мой вкус, выигрывало в обрамлении распущенных волос. Когда я снова уселся, она обратилась ко мне:
— Могу я просить вас об одном одолжении, не рискуя шокировать вас окончательно?
— О чем вы?
— Мне будет легче выдержать этот час, если вы перестанете обращаться ко мне столь официально. Меня зовут Амелия.
— Знаю. Миссис Энсон называла вас при мне по имени. Меня зовут Эдуард.
— Вы неисправимый формалист, Эдуард.
— Ничего не могу поделать. Так меня воспитали.
Напряжение спало, и я сразу почувствовал усталость. Судя по тому, как мисс Фицгиббон — простите, Амелия — откинулась в кресле, она устала не меньше моего. Переход на дружескую манеру обращения принес нам обоим облегчение, словно вторжение миссис Энсон упразднило общепринятый этикет. Мы были на волоске от гибели и уцелели, и это нас сблизило.
— Как вы думаете, Амелия, миссис Энсон и впрямь заподозрила, что я здесь?
Моя собеседница взглянула на меня лукаво:
— Заподозрила? Да она прекрасно знала, что вы здесь!
— Значит, я вас скомпрометировал?
— Нет, это я вас скомпрометировала. Представление с переодеванием — моя выдумка.
— Вы очень откровенны, — сказал я. — Право, до сих пор я никогда не встречал таких людей, как вы.
— Ну что ж, Эдуард, хоть вы и чопорны, как индюк, но я тоже, пожалуй, не встречала таких, как вы.
5
Теперь, когда худшее осталось позади, а о последствиях можно было до поры не задумываться, я вдруг понял, что необычность ситуации доставляет мне удовольствие. Наши кресла стояли вплотную друг к другу, в комнате царил уютный полумрак, пламя керосиновой лампы отбрасывало на лицо Амелии мягкие, манящие тени. Все это внушало мне мысли, которые не имели ни малейшего отношения к обстоятельствам, предшествовавшим этой минуте. Рядом со мной сидела женщина, которую отличали редкая красота и присутствие духа, и даже подумать о том, что через какой-то час придется с нею расстаться, было непереносимо.
Сперва разговором завладел я, рассказав Амелии немного о себе. Я поведал ей, в частности, что мои родители эмигрировали в Америку вскоре после того, как я окончил школу, и что с тех пор я живу один и работаю на мистера Вестермена.
— Неужели у вас никогда не возникало желания поехать вслед за родителями? — поинтересовалась Амелия.
— Искушение, конечно, немалое. Они часто шлют мне письма, из которых видно, что Америка — замечательная страна. Но я решил, что сначала надо как следует узнать Англию и что, прежде чем воссоединяться с родителями, мне лучше некоторое время пожить самостоятельной жизнью.
— Ну и как? Удалось вам узнать про Англию что-нибудь новенькое?
— Вряд ли, — ответил я. — Хоть я и живу неделями вне Лондона, но много ли увидишь из гостиниц наподобие этой?
Теперь можно было, не нарушая приличий, осведомиться о родственниках самой Амелии. Она рассказала, что росла без родителей — они утонули в море, когда она была еще совсем маленькой, — и что сэр Уильям был назначен ее опекуном. Отец мисс Фицгиббон был его приятелем еще со школьной скамьи и выразил такую волю в своем завещании.
— Так вы и живете в доме Рейнольдса? — спросил я. — Это не просто служба?
— Мне платят небольшое жалованье, но главное — сэр Уильям отвел мне две комнатки во флигеле.
— Как я хотел бы познакомиться с сэром Уильямом! — пылко воскликнул я.
— Чтобы он мог примерить очки в вашем присутствии? — съязвила Амелия.
— Искренне сожалею, что осмелился обратиться к вам с подобным предложением.
— А я рада, что вы это сделали. Вы, пусть невольно, скрасили мой сегодняшний вечер. Каюсь, я начинала подозревать, что в гостинице просто нет никого, кроме миссис Энсон, — так крепко эта особа вцепилась в меня. Между прочим, я совершенно уверена, что сэр Уильям купит у вас очки, невзирая на то, что уже забросил свой самоходный экипаж.
Я не скрыл удивления.
— Но я слышал, что сэр Уильям — ревностный моторист. Почему же он охладел к своему увлечению?
— Он ученый, Эдуард. Его интересы многообразны, и он постоянно переключается с одного изобретения на другое.
Так мы беседовали довольно долгое время, и чем дальше, тем увереннее я себя чувствовал. С одного предмета мы перескакивали на другой, вспоминая пережитые прежде события и приключения. Очень скоро я выяснил, что Амелия путешествовала много больше меня — ей случалось сопровождать сэра Уильяма в его заморских странствиях. Она рассказывала мне о своей поездке в Нью-Йорк, а также в Дрезден и Лейпциг, и эти рассказы произвели на меня большое впечатление.
Наконец огонь в камине догорел, и мы допили последние капли бренди. Я произнес с сожалением:
— Как вы думаете, Амелия, мне, наверное, пора возвращаться к себе?
Секунду-другую она молчала, потом слегка улыбнулась и, к моему изумлению, мягко положила пальцы на мою руку.
— Только если вы сами решительно хотите уйти.
— Тогда я, пожалуй, задержусь еще на несколько минут.
Едва я произнес эти слова, как пожалел о них. Амелия вела себя более чем по-дружески, но, право, мы уже потолковали обо всем, что нас интересовало, и теперь откладывать свой уход значило потрафлять своего рода безумию, обусловленному ее близостью. Я не представлял себе, сколько времени прошло с тех пор, как миссис Энсон убралась восвояси, — вытащить часы в создавшихся обстоятельствах было бы непростительно, — но чутье подсказывало мне, что гораздо больше часа, на который мы оба согласились. Задерживаться еще было бы неприлично.
Амелия все не торопилась убрать свою руку с моей.
— Мы должны продолжить разговор, Эдуард, — предложила она. — Давайте встретимся в Лондоне как-нибудь вечерком. Или вы пригласите меня пообедать. Чтобы можно было говорить, не снижая голоса, сколько захочется.
Я спросил:
— Когда вы думаете возвращаться к себе в Суррей?
— По-видимому, завтра во второй половине дня.
— Я буду весь день в городе. Быть может, позавтракаем вместе? Я знаю маленькую таверну по дороге в Илкли…
— Хорошо, Эдуард. С удовольствием.
— А теперь я лучше вернусь к себе. — Я достал из кармана часы и убедился, что с момента вторжения миссис Энсон пролетело целых полтора часа. — Извините, что так долго задерживал вас своей болтовней.
Амелия ничего не ответила, только покачала головой. Я подхватил свой саквояж и сделал шаг к двери. Амелия тоже встала и задула лампу.
— Я помогу вам отодвинуть ширму, — сказала она.
Единственным источником освещения в комнате оставались догорающие угольки в камине. На их фоне четко вырисовывался силуэт Амелии — она подошла ко мне совсем близко. Вдвоем мы оттащили ширму в сторону, и я нажал на дверную ручку. В коридоре все было тихо и спокойно. Тишина казалась такой глубокой, что я вдруг задал себе вопрос: а могла ли ширма заглушить наши голоса? Не привлек ли наш ночной разговор внимание постояльцев, а не только одной миссис Энсон? Я обернулся.
— Спокойной ночи, мисс Фицгиббон.
Ее пальцы вновь дотронулись до моей руки, и я почувствовал на щеке тепло ее дыхания. На какую-то долю секунды она коснулась меня губами.
— Спокойной ночи, мистер Тернбулл.
Она быстро сжала мне руку, потом отодвинулась и беззвучно затворила дверь.
6
У меня в комнате было холодно, постель остыла, и я никак не мог уснуть. Я проворочался с боку на бок всю ночь, и мысли мои без конца возвращались к вопросам, от которых я просто не мог уйти. Утром, на удивление свежий, несмотря на бессонницу, я первым спустился к завтраку, но, едва я сел на свое обычное место, ко мне приблизился старший официант.
— Миссис Энсон просила кланяться вам, сэр, — заявил он, — и озаботиться этим сразу же после завтрака.
Я вскрыл тонкий коричневый конверт — там лежал счет. Выйдя из столовой, я обнаружил, что мой багаж уже упакован и вынесен в холл. Старший официант принял у меня деньги и проводил к двери. Никто из других постояльцев не видел этой сцены; миссис Энсон также не показывалась на глаза.
Я стоял на пронизывающем утреннем холодке, не в силах прийти в себя от внезапности столь насильственного отъезда. Затем, немного подумав, отнес вещи на станцию и сдал их в багажное отделение. Часа полтора-два, не меньше, я крутился в окрестностях гостиницы, но АМЕЛИИ так и не встретил. В полдень я заглянул в таверну по дороге в Илкли, однако новая моя знакомая не появилась и там. С приближением вечера мне оставалось лишь вернуться на станцию и с последним поездом уехать в Лондон.
