2. ЛЕДИ
Когда они пересекли границу Голубых Владений, Адепт снял с себя колдовские чары, став и весомым, и видимым, а Нейсу отправил пастись на лужайку позади фонтана. Встретившим его Халку и Леди он сообщил:
— Мне предстоит сражение с Жеребцом в ритуальном поединке на Унолимпике. Это произойдет через две недели. К чести Нейсы, она будет тоже участвовать в состязаниях. Это безусловно пойдет ей на пользу. Не знаю, чем кончится мой поединок. Не исключено и поражение…
— О чем жеребец и мечтает, — с прорицательностью мудреца сказал Халк. — Но он не жаждет твоей крови, он желает твоего бесчестия, ибо хочет отобрать пальму первенства у Адепта из Голубого Замка. Публично. И не силой или магией, а правом!
Глаза Леди сверкнули голубым огнем. В мире Фазы то была моментальная вспышка света. Леди не была Адептом, но несла сама по себе некоторые чудодейственные силы. Стайл уже достаточно пробыл на Фазе и не удивлялся этим маленьким эффектам.
— Ни одно существо не посмеет унизить Адепта из Голубого Замка! — вскричала Леди.
— Но я не тот, за кого меня принимает Жеребец, — умерил ее пыл Стайл.
— У тебя есть положение, сила, могущество, долг! — стояла на своем Леди. — И это не твоя вина, что ты как бы не совсем хозяин замка… Ради чести Голубых Владений ты не можешь позволить жеребцу одержать над собой победу, да еще таким образом!
Забота о Голубом Замке была тем, что полностью занимало ее ум; Стайл был просто его условным владельцем, как говорится, сбоку припеку.
Он кротко и мягко сказал:
— Я неизменно следую вашим советам и полностью открыт для них. Мне хотелось бы спросить Оракула, как победить, но я уже использовал один раз эту возможность.
— Да, ты прав, — подтвердил Халк. — Оракул отвечает только на один вопрос, но я не задавал ему вопроса и…
— Нет! Ты должен воспользоваться советом Оракула тогда, когда это коснется лично тебя! — горячо возразил Стайл. — Лучше спроси о своем собственном будущем здесь, на Фазе. Быть может, тебя где-то поблизости ждет идеальная ситуация. Смотри, не пропусти ее! Узнай у него — где?
— А я хочу спросить Оракула о другом. Нейса — мой друг, как и ты. Именно ты показал мне Занавес, отделяющую Фазу от Протона, помог покинуть Протон и поселиться на Фазе. Я хочу отблагодарить тебя и не желаю упускать такую возможность. Это ведь малость, Стайл!
— Пусть он идет к Оракулу… — шепнула Леди.
Стайл протянул Халку обе руки.
— Что ж, иди, милый Халк. Я останусь в долгу перед тобой. Хочешь воспользоваться магической транспортировкой тела?
— Нет, я доберусь сам по себе. Это не так далеко.
— Но смотри, не опоздай с возвращением, иначе твоя любезность потеряет смысл. Оракул, возможно, подскажет новые приемы в поединке, и мне понадобится некоторое время, чтобы освоить их.
— Хорошо, — кивнул Халк. — Ты предлагаешь мне скакать на единороге?
Леди улыбнулась, и в тот же миг голубая вспышка озарила комнату.
— Я знаю только двоих на Фазе, кто когда-либо ездил на рогатых лошадях без их соизволения: это мой господин Стайл и я. Адепт, дорогой Халк, сотворит для тебя ковер-самолет.
— О, нет, нет! Только, пожалуйста, без летающих вещей! Я буду дрожать при мысли, что магическая сила ковра внезапно ослабнет. Представляете — над гнездом какого-нибудь дракона или над черной бездной! А я ведь не самый легкий из живых существ. Нельзя ли сотворить мотоцикл или еще что-нибудь в этом роде?
— Летающий мотоцикл? — уточнила Леди.
— Он хотел бы механизм из другого мира, — объяснил Стайл, — путешествие на колесах. Ну вроде… низко летающего ковра-самолета. А что? Идея! Наука еще не додумалась до этого, так что придется мне потрудиться. Пожалуй, сотворю-ка я подобие летающего вагона.
Они стали увлеченно обсуждать эту идею. Адепт поколдовал, и вскоре Халк стал обладателем мотоцикла с двумя деревянными колесами, сиденьем, двигающейся рукояткой и ветровым стеклом. Ни мотора, ни бачка с горючим, ни контрольных приборов. Этого и в помине не было. Их функции Стайл переложил на колдовскую силу. Поистине — где кончается власть науки, начинается власть магии!
Халк сел на волшебный мотоцикл и рванул с места, оставив за собой молчаливое облачко пыли. Стая куропаток взлетела, спугнутая его неожиданным появлением.
— Надеюсь, он будет сверяться с картой, доберется без приключений и ему не встретятся ни дракон, ни бездна. Впрочем, Халк сам может расправиться с любым чудовищем, с его-то мускулатурой!
— Ошибаешься. Халк настолько добр, что и пальцем не тронет даже самую мерзкую тварь! — откликнулась на его шутку Леди.
— Ты права. Он — настоящий джентльмен. До кончиков ногтей. Умный и достойный уважения!
— Именно за эти качества я и взяла его сюда, — сказала Леди. Она поднялась. Каждое движение было полно изящества.
— Мы остались одни, Адепт, и я хочу с тобой поговорить.
Стайл пытался справиться с внезапно участившимся пульсом. О чем предстоит разговор? Ведь она не переменила своего мнения о нем, Стайле. В ее глазах он продолжает оставаться самозванцем, а сама она остается верной той настоящей любви. Он ревновал, хотя ее верность относилась к его собственному дублю.
Они прошли в апартаменты Леди. Она усадила Стайла в удобное голубое кресло. «Это чудо, — думал он с восхищением, — что у нее натуральные голубые волосы, и ей не приходится их красить».
— Твой друг Халк, — начала Леди, расположившись в кресле напротив, — рассказывал мне о твоей жизни на Протоне. Я вынудила его это сделать, пока ты отсутствовал, и это помогло мне хоть отчасти понять тебя.
Выведывать у Халка информацию о нем, очевидно, было для нее развлечением. Стайл с недоумением пожал плечами.
— Я сам бы рассказал тебе, если бы ты спросила, — сказал он и тут же понял, что она хотела владеть объективной информацией. Но к чему она клонит?
— Итак, мне стало известно от третьего лица, что твоя теперешняя суть мало чем отличается от сути моего погибшего мужа. Он был мужчина незаурядного ума и обостренного чувства собственного достоинства, но страдал от своего маленького роста. Страдаешь от этого и ты, и Нейса говорила мне, что…
— Нейса слишком много болтает… — перебил Леди Стайл. Это было, конечно, несправедливостью: единорог являл собой образец скромности и кротости.
— Ты — хороший человек, а я обижаю тебя своим равнодушием, и все же я должна оставаться сама собой. Быть откровенной и сообщить тебе кое-что — единственно верное русло нашего разговора.
— Я не хочу неволить тебя и выуживать какие-то сведения, не насилуй себя, Леди, — заверил ее Стайл, но в душе страстно желал услышать то, что она хотела сказать ему.
— В таком случае знай, что я ни капельки не иду против себя и рассказываю все добровольно, — сказала она с улыбкой, от которой у него дрогнуло сердце. Неужели она смягчилась и сжалилась над ним? Но нет, она просто делает то, что считает нужным, — дает ему необходимую базу для теперешнего существования на Фазе.
Стайл слушал рассказ, закрыв глаза, растворившись в мягких интонациях ее голоса, представляя те события, которые она излагала в цветовой гамме…
— Долго, очень долго, — начала Леди, — с того момента, когда впервые разошлись разными путями наука и магия, Фаза существовала отдельно от других миров. Триста лет, пока наш вид людей постепенно распространялся по континенту, здесь рождались силы, непознанные до той поры. Огромные животные расселились по планете, боролись друг с другом за выживание: все делили сферы влияния и наконец каждый вид нашел свою экологическую нишу. Драконы обосновались на юге, снежные демоны — на севере, великаны — на востоке и так далее. Из человеческой популяции наиболее талантливые стали Адептами, лишив другие формы жизни возможности практиковаться в магии. Допускались лишь исключительные случаи, так что одновременно существовало не более десяти по-настоящему могущественных магов. Только талант был критерием их значимости. Ни гордость, ни личные заслуги не давали права приобщаться к магии, и тот, кто стремился овладеть искусством Адепта, не будучи к этому склонен, погибал от истинных Адептов.
Это привело к тому, что люди начали избегать, сторониться даже легкого волшебства, бояться вступать в контакт с Адептами. Подобно им, другие живые существа тоже стали избегать их и держаться только вместе с себе подобными.
Я выросла на востоке, недалеко от моря, в деревне из полсотни семей. Деревня наша понятия не имела о чародействе, разве что так…. невежественные заклинания местных знахарей, лесных существ да деревьев. Я думала, что выйду за своего односельчанина, но моя семья прочила мне в мужья кого-нибудь познатнее. Родители считали меня не от мира сего и были убеждены, что с мужем-рыбаком или землепашцем мне придется век вековать в нужде. Э-эх!.. Если бы они знали, кому я предназначена, то не раздумывая отдали бы первому встречному свинарю, но они и ведать не ведали, что меня приметил Адепт. Мне же было вольготно среди лесов и полей, весело с их обитателями, и о замужестве я не помышляла.
Мой отец умел исцелять больных людей. Был ли то дар природы или он выучился у лекаря — не-знаю. И я тоже умела лечить болезни. Односельчане, занедужив, шли к нам в дом. Если мы с отцом находили раненого зверя или птицу, помогали и им. Делали все незаметно, не кричали о наших способностях и знать не знали, что, увы, отмечены печатью пристального внимания Адепта.
Когда мне исполнилось девятнадцать, мои ровесники — и девушки, и парни — были обручены. Без жениха я не чувствовала одиночества, мне было достаточно резвиться с лесными зверюшками. Говорят, те молодые женщины, что меньше нуждаются в мужчинах, впоследствии больше других привыкают к ним. Так, похоже, случилось и со мной.
В один из дней у нас потерялся жеребенок. Маленькая кобылка. Я звала ее Белянка, потому что она была белой как снег, хотя нравом скорее напоминала красный жгучий-перец. Белянка сорвалась с привязи и что есть духу поскакала в лес. Я звала ее, звала, но не тут-то было, и тогда я села на кобылицу по кличке Блестящая Звездочка и отправилась на поиски.
Следы Белянки завели меня в густую непроходимую чащу. Душа подсказывала, что она попала в беду да и меня подстерегает какая-то опасность, что нужно поворачивать лошадь к дому, но мне было всего девятнадцать, я сильно любила жеребенка, и я стала продираться сквозь колючие заросли, хотя и понимала, что безумно рискую.
Пошли заболоченные места. Лошадь осторожно ступала по скользким кочкам. Все вокруг — редкие тонкие деревца, пни, островки суши, — изумрудно-бархатный мох, как сплошной сказочный ковер, постепенно стало отступать. Но порою то одна, то другая нога лошади с чавканьем погружалась в топкую жижу, но, по счастью, она нас не засосала. Эта болотистая чаша кишмя кишела призраками, духами, эти тени то внезапно являлись мне, то таяли, а то вновь бесшумно зловеще нависали над головой.
И мне стало страшно. Я поняла, что надо возвращаться, что Белянка погибла и что меня тоже ждет погибель от болотных упырей, но я обожала жеребенка, — я вообще люблю лошадей, — и не решилась повернуть назад. Я представила, как моя малышка ждет от меня помощи, и продолжала поиски. Я говорила себе: вот доберусь вон до того куста, вон до того замшелого камня и, если Белянки там нет, вернусь. Вдруг мне показалось, что я услышала короткое радостное ржание. Я слезла с лошади и запрыгала по кочкам, но впереди никого не оказалось — просто скрипела сухая ветка.
Начиналась гроза, а это означало, что в наши места грядет беда — гроза приводит с собой троллей. И я испугалась не на шутку. И тут снова, еще явственнее, я услышала призывное ржание, и снова — никого, только глухо шумит ветер в верхушках деревьев. Тучи все сгущались — и вот плотная завеса над головой прорвалась и разверзлись небеса, и меня через мгновение окатил мощный водяной поток. Загрохотал гром.
Очередной громовой раскат так перепугал мою Блестящую Звездочку, что она, скинув меня, помчалась домой, хотя я умоляла ее вернуться. Пришлось мне возвращаться домой пешком, я дрожала от… если бы только от холода! Мне было страшно, очень страшно. Плети колючей ежевики цеплялись за меня, тянули в сторону, где топь, не пускали, а когда я все же вырывалась, хлестали по глазам так резко и больно, что я не могла разглядеть спасительную тропку. Я стала кричать в надежде, что меня услышат на нашей ферме, но какой же смехотворной была моя надежда быть услышанной в страшную бурю!
Зато тролли услышали мой крик, и, когда я увидела огромных злых духов, я горько зарыдала. Монстры разевали свои чудовищные пасти с желтыми клыками, наплывали на меня, затягивая в зубастые бездны, и я поняла, что пропала навеки! Я не спасла жизнь своему жеребенку и принесла в жертву ему свою!
Один тролль схватил меня за волосы и повалил на землю. От испуга я уже не могла кричать. Конечно, я боялась смерти, но больше всего я боялась того, что ей будет предшествовать, ведь тролли, как ни ужасно об этом говорить, испытывают физическое влечение к людям.
Надежда на спасение покинула меня и тогда я услышала отчетливый цокот копыт. Он приближался. Я снова обрела способность кричать, правда, звуки, рвавшиеся из моего горла, были так слабы, что я и сама с трудом слышала их. Я была уверена, что это возвращается моя перепуганная Блестящая Звездочка. Возможно, на ней скачет мой отец.
С треском раздвинулись ветки, и я увидела приближавшееся ко мне животное. Лошадь? Да, это был великолепный скакун голубой масти, с пурпурной гривой и копытами, будто выточенными из голубой стали. Верхом на голубом жеребце сидел мальчик, одетый тоже в голубое.
— Голубой Адепт? — воскликнул Стайл, не удержавшись.
Леди сдержанно кивнула.
— Тогда я не знала, кто это, и приняла его за мальчика, а возможно — за существо из Маленького Народа. Я собралась с силами и крикнула громко, как могла. Он взмахнул голубой шпагой, и тролль, не выпуская меня, отступил чуть назад. Маленький юноша, спрыгнув на землю, пошел ко мне, и когда тролль догадался, кто это, отпустил меня. Я выпала из его чудовищных лап, к счастью, не поранившись, и поползла навстречу моему спасителю. Маленький юноша протянул мне руку и помог подняться на круп своего жеребца. Скакун сделал такой прыжок, что тролли отпрянули в страхе, и я соскользнула бы с крупа, не вцепись в своего избавителя, который сидел впереди.
Мне показалось, что всего лишь мгновение мы выбирались из чащи, и вот уже скакали по прямой дороге, что вела к моей деревне.
Ливень все еще продолжался. Я дрожала в ознобе, мокрое платье прилипло к телу, но на моего избавителя, казалось, не упала ни одна капля дождя. Он подвез меня к нашим воротам и придержал скакуна. Как ни была я взволнована, а все же удивилась: откуда он знает, где я живу, ведь он же не спросил меня об этом. Я опустилась на землю, мокрая, дрожащая и бесконечно благодарная тому, кто спас меня.
— Юноша, — так обратилась я к нему, набавив ему возраст, ибо выглядел он мальчиком, — прошу тебя, зайди в мой дом, погрейся у огня и отдохни.
Он молча потряс головой. Да, он не проронил ни звука, взмахнул миниатюрной ладонью в знак признания и исчез в темноте ливня. За то, что он спас мою жизнь и честь, он не потребовал никакого вознаграждения.
Греясь и обсыхая у домашнего очага, я рассказала родителям о своих приключениях. Повинилась в том, что по глупости помчалась в лес за жеребенком, попала в бурю; рассказала, как на меня напали тролли и как мальчик на голубом жеребце спас меня. Я думала, что мои домашние обрадуются, узнав о моем чудесном спасении, но они только со страхом взирали на меня.
— Какой такой мальчик на голубом жеребце?! — воскликнул в ужасе отец. — Это же нечистая сила была!
Он побледнел как полотно.
— Да нет же, нет, — уверяла я, — это был действительно мальчик. Ниже меня ростом… Видимо, его послали взрослые, услышав мои крики о помощи.
— Он говорил с тобой? Уверен, что — нет.
Мне пришлось растерянно согласиться, что мальчик в голубой одежде и вправду не проронил ни слова, и это было дурным знаком. Но ведь он ни единым словом или жестом не обидел и не испугал меня! Он лишь избавил меня от страшной участи. Разве этого мало?
Кажется, я убедила домашних, что бояться им нечего. Наконец-то они, отбросив сомнения и страхи, искренне обрадовались моему возвращению.
Моя бедная Белянка так и не нашлась, и через какое-то время я снова отправилась на поиски. На этот раз отец не отпустил меня одну, он пошел со мной, держа в руках увесистую дубинку.
Я то и дело окликала Белянку, но она не отзывалась. И вместо нее я вдруг увидела мальчика в голубой одежде. Он скакал к нам через поле на своем жеребце. В дневном свете жеребец не показался мне таким голубым, как в прошлый раз. Видимо, небесно-голубая упряжь усиливала это впечатление, но грива! Она сверкала и переливалась всеми цветами радуги.
— Ну, теперь ты видишь, что я права? Ведь он появился среди бела дня! — радостно шепнула я, подтолкнув отца. Он не мог не знать, что призраки и духи боятся солнечного света.
Отец окликнул юношу:
— Эй! Ты не тот ли, кто спас мою дочку?
— Да, это я, — ответил Маленький Юноша.
И тут одновременно — и у меня, и у отца — снова зародилось сомнение: ведь некоторые монстры умеют принимать человеческое обличье.
— Прими мою глубочайшую благодарность… — сказал отец. — Кто ты и где живешь, что так быстро смог прискакать на помощь к моей дочери?
— Я из деревни Бронт, что у подножья Нижних Холмов, — ответил Маленький Юноша.
— Но эту деревню… — отец на миг умолк, — эту деревню в прошлом месяце сожрали тролли! — Он не мог скрыть изумления.
— Да, это так, но мне единственному удалось спастись. Сначала тролли, обнаружив это, пришли в ярость, но сейчас смотрят на меня, как на пустое место. И теперь я скачу по полям в полном одиночестве. Совсем один. Голубой Жеребец — вся моя семья, мой дом.
— Но ведь ты почти ребенок, а нежных детей тролли пожирают в первую очередь!
— Я спрятался, — объяснил Маленький Юноша и сразу помрачнел. — Я видел, как тролли съели мою мать и отца, потом и всю семью, но у меня не хватило смелости выйти из укрытия и сразиться с ними. Я поступил, как трус. Память об этом мучает меня, я хочу все забыть.
— О, конечно… — пробормотал мой отец растерянно, — но ты не прав. Кто сможет обвинить в трусости ребенка, который спрятался от разъяренных троллей? В утешение хочу тебе напомнить, что природа может мстить сама, и она отомстит кровожадной стае, пожравшей целую деревню. Попомни мое слово — они сгорят в огне.
— А… — неопределенно протянул Маленький Юноша и помрачнел еще больше. — Все складывается на руку троллям… — И тут он спросил у изумленно уставившегося на него отца: — Кажется, вы ищете жеребенка? Я могу вам помочь?
Отец подумал было отказаться от помощи мальчика, но тот предложил ее так искренне, так чистосердечно, что отец не посмел, хотя и считал дело безнадежным.
— Ну, если у тебя на этот счет есть какие-нибудь соображения… Мы, по правде сказать, уж и искать не знаем где.
— Я накоротке с дикими кобылицами. Если леди не откажется проехать со иной в табун и порасспросить, может, что и получится.
При слове «леди» я с изумлением взглянула на него. Ко мне, деревенской девушке, вряд ли подходило такое обращение. По лицу моего родителя я поняла, что он тоже удивлен. Но тут же мы оба сообразили, что для этого ребенка я была вполне зрелой женщиной — леди.
— Это очень любезно с вашей стороны, — сказал отец, не скрыв сомнения в голосе, — но я не могу молодых людей отпустить одних так далеко, а меня ждут в деревне дела.
— О, пожалуйста, отец! — взмолилась я. — Что с нами случится? Ведь мы поедем верхом на лошадях! — Я совсем выпустила из виду, что, поехав именно верхом на лошади искать жеребенка, я и попала в беду. — Мы будем осторожны. — Ко всему прочему мне хотелось поглядеть на табун кобылиц — зрелище, редко доступное сельчанам.
— Блестящая Звездочка не сможет увезти тебя далеко, она страдает по своему жеребенку, — уцепился отец за другой предлог, чтобы не пустить меня.
Я бросила на него такой жалостливый, такой умоляющий взгляд, что Маленький Юноша не выдержал и пришел мне на помощь.
— Есть выход, сэр. Мой лошак отлично ориентируется в лесах. Если кто и сможет почуять жеребенка, так это он. Кроме того, из всех парнокопытных у него самый легкий вес.
Я, совсем как девчонка, радостно захлопала в ладоши:
— О да! Да!
Я понятия не имела, что это за лошадь, о которой он говорил, за исключением того, что лошак бесплодный отпрыск жеребца и ослицы, очень похожий на мула, только симпатичнее. И я сгорала от желания поскакать на нем.
Отец, более опытный в таких делах, недоверчиво качнул головой.
— Лошак в этих непроходимых дебрях? Не-ет… Полукровки не предназначены для таких местностей…
— Вы правы, — отозвался юноша в голубой одежде. Я заметила, что он напрямую не перечил моему отцу. — Но это не простой лошак. Это Хинни. Она не бесплодна. Но оплодотворить ее может лишь мой голубой жеребец. За это Хинни ценится больше, чем о ней думают. Она ловко пробирается сквозь дикие заросли, и ни одна лесная тварь не посмеет перебежать ей дорогу, будь то дракон или тролль. Хинни подобна единорогу! Почти.
Отец колебался. Он знал цену хорошим лошадям. Чтобы повлиять на него, я изобразила на лице великую печаль. У меня был некоторый артистический талант, а у моего отца некоторая слабость в отношении меня. И я частенько этим пользовалась.
— А ты можешь привести сюда Хинни? Я хотел бы взглянуть на нее, — сказал он Маленькому Юноше.
Тот вложил два пальца в рот и пронзительно свистнул. Тут же послышался звонкий цокот копыт и появилась Хинни. Ну и чудесное то было животное! Серая в яблоках, чуть светлее с боков, темнее ниже к ногам, грива, переливаясь богатством красок, свисала к земле на добрые три фута. Ее хвост… он был серого цвета, но таких тончайших оттенков, что мог бы посоперничать с ограненным ониксом. Хвост колыхался на ветру, как волны океана.
Отец, уже было скептически настроенный, раскрыл глаза от восхищения.
— А ее родословная? — выдохнул он и добавил: — А скорость бега?
— Ваша дочь будет в полной безопасности на этой лошади, — заверил мальчик. — Если Хинни не сможет победить, она спасется бегством. Если уж она принимает на свою спину всадника, то отвечает за его сохранность и жизнь.
Маленький Юноша хотел и дальше расхваливать свою Хинни, но в этом уже не было надобности: мой отец окончательно погиб! Он во все глаза глядел на Хинни, самую красивую из кобыл-полукровок, каковую когда-либо видели в деревне.
— А она слушает твои команды? — спросил он с благоговейным трепетом.
— Нет, — быстро ответил мальчик. — Она слушает только моего жеребца.
Он подошел к Хинни и осторожно погладил ее, как и следует обращаться с незнакомой лошадью. Дал ей обнюхать свою ладонь. Серебристо-серые уши Хинни были прижаты к голове. Когда животное успокоилось, они встали торчком.
Юноша сказал, наклонившись к уху конька:
— Хинни, ты должна сослужить мне службу и получишь желанную награду.
Конек хлестнул себя по бокам перламутровым хвостом и поднял голову. Это была небольшая лошадка, примерно пятнадцати ладоней высотой, не классических форм: изящная, стройная, с узкой костью. Поступь ее была грациозна и легка. Она искоса взглянула на голубого жеребца, и словно колдовская дрожь, как волна, пробежала по ее гриве.
Хинни явно заинтересовалась жеребцом.
— Услуга за услугу, юноша, — пробормотал мой отец, явно заинтригованный. — Я буду твоим должником!
Он разглядывал голубого жеребца, распознав в нем самую изящную, самую лучшую породу, которая когда-либо была выведена людьми. Жеребенок от такой пары был бы поистине сказочным коньком.
— Ты будешь возить эту леди, — сказал Хинни Юноша в голубой одежде, указав на меня. — Вы найдете жеребенка, а потом ты привезешь ее к отцу в целости и сохранности. Я буду постоянно рядом с вами, помогу, если понадобится. Найдем мы жеребенка или не найдем, независимо от этого ты получишь награду, если доставишь леди обратно живой и невредимой. Согласна?
— Как может неразумное животное понять твои условия! — скептически пожал плечами мой отец, но Хинни так выразительно взглянула на него, что тот смешался.
Теперь Хинни смотрела на меня. Я поднесла к ее морде ладонь, она обнюхала мою руку, плечо, лицо. Ее мордочка, точно из серой замши, теплое дыхание, отдающее ароматом свежего душистого сена, были так прекрасны, что я полюбила Хинни в ту же минуту.
Хинни повернула голову к Юноше в голубой одежде, одно ее острое ухо шевельнулось как бы в знак согласия. Отец понял, что больше не в силах противиться моему желанию, к тому же он был покорен красавицей Хинни, и согласился.
Когда все наставления кончились, я села верхом на Хинни, и мы поскакали. Ее галоп был так мягок, что мне показалось, будто мы летим по воздуху. Я закрыла глаза — ни толчков, ни покачивания, и в то же время я понимала, что мы мчимся с бешеной скоростью, определив это по силе ветра, который бил мне в лицо. Никогда раньше мне не приходилось скакать на таком резвом скакуне.
Казалось, мы находились в пути одно лишь мгновение, однако когда я открыла глаза, то обнаружила, что нахожусь на расстоянии многих миль от моей деревни на запад, в глубь континента, где были наиболее сильные магические пространства. Перелески и долины мелькали перед глазами с большой скоростью. Ни одна лошадь не смогла бы взять такой темп. Голубой жеребец с юношей на спине мчался впереди. Хинни из почтительности держалась на расстоянии. Только этот жеребец, только он может сослужить ей службу — читала я в ее напряженной позе, и тут промелькнула мысль, что и мне, подобно Хинни, нужен лишь один единственный мужчина, только он предназначен в мужья. Я и не догадывалась, насколько была недалека от истины, насколько верна была моя интуиция. Мой будущий супруг был так же близок ко мне, как близок к Хинни был голубой скакун.
— Куда мы едем? — спросила я юношу.
— В дикий табун. Там могут знать, куда подевался твой жеребенок. Хинни разыщет пастбища, хотя они разбросаны повсюду.
— А… — протянула я, — а они не испугаются нас?
В ответ он только улыбнулся.
Вскоре вдалеке показался табун лошадей. Вожак поднял голову, увидев нас, и требовательно забил передними копытами. Но юноша вложил пальцы в рот и пронзительно свистнул. Этот свист-сигнал подействовал на дикарок успокаивающе, исчезли пугливо напряженные позы. Когда мы вплотную подъехали к ним, лошади уже мирно паслись.
— Им знаком твой свист? — удивилась я.
— Они знают моего жеребца, — ответил он просто.
По всей видимости, это было именно так. Дикий вожак был красивой темно-синей масти, черные чулки на всех четырех ногах, крупный, но все же не такой, как голубой жеребец. Они обнюхали друг друга, постояли нос к носу и потом вежливо отвернулись. На полукровку Хинни он не обратил никакого внимания, ведь она не была чистопородной лошадью.
Юноша опустился на землю, я последовала его примеру. Скачка была быстрой и продолжительной, но, видимо, оба мы были тренированными наездниками, не устали, да и лошади наши были легки в обращении.
Они стали жадно щипать траву, мне еще не приходилось видеть настолько проголодавшихся лошадей. С юношей мы прошли сквозь весь табун. Зная, что дикие лошади на дух не переносят людей, я удивлялась, что эти спокойно реагируют на нас.
Я была в восторге от табуна. Красивые здоровые особи со множеством резвых жеребят. Но один из них жалобно ржал. Мой спутник подошел к малышу, провел рукой по спине и крупу. Кобылица-мать удивленно смотрела на него, но не вмешивалась.
— Что с ним случилось? — спросила я, не сумев определить болезнь, которой болен жеребенок, а ведь мне до сей поры казалось, что я кое-что понимаю в лошадях!
— Особый вид глистов. Инфекция распространена в этих местах. Ему можно помочь колдовскими чарами.
И он прочел над жеребенком заклятие. Примерно такое: «Подойди ко мне, малютка. Обернется недуг шуткой». И отступил на несколько шагов.
Это был безобидный пустенький стишок, и тем не менее жеребенок внезапно вскочил на ноги и направился к юноше. Будто что-то невидимое пронеслось в воздухе, невидимое и в то же время уродливое — таким это нечто померещилось мне. Оно улетело прочь, и в это мгновение больные глаза жеребенка повеселели, а кобылица-мать отозвалась коротким благодарным ржанием. Я поняла, что малыш не был по-настоящему болен, ему не хватало энергетики, и легкого вмешательства было достаточно, чтобы он почувствовал себя здоровым.
Странный юноша подошел к вожаку табуна.
— Мы разыскиваем жеребенка, — объяснил он наше появление. — Он убежал из деревни. Не видал ли ты пропажу?
Вожак взглянул на меня так, словно просил пояснений. И я поняла. Я сказала ему:
— Это маленькая кобылка, ей всего месяц от рождения. Чисто-белая, хорошенькая. И очень беспомощная. Я зову ее Белянкой.
Жеребец всхрапнул.
— Он говорит, что не видел белого жеребенка, — сказал маленький юноша, — но он знает одного, кто собирает в своем табуне белых жеребят. Тот и нашел в этих местах Снежную Лошадку.
— А где же эта Снежная Лошадка?
— Вожак этого не знает; Снежную Лошадку увели далеко и не держат в обычном табуне. Возможно, Пег знает, где она, — сказал мальчик.
— Пег?.. — повторила я в замешательстве.
— Я приведу тебя к ней.
Мы снова вскочили на наших быстрых как ветер скакунов и понеслись дальше. Мы держали путь на юг через долины и леса, преодолевая водовороты бурных рек и поднимаясь на вершины гор, будто это были самые ничтожные преграды. Мы пролетели мимо одиноко и мирно пасущегося молодого единорога. Он был сочно-зеленого цвета в оранжевых гетрах, с черными, цвета эбенового дерева, копытами и жемчужным рогом, закрученным спиралью. Он уставился на нас, затем подбежал к нам, и я заволновалась, ибо единорог так же отличается от лошади, как тигр от домашнего кота. Но он просто бежал за нами, потом чуть опередил. Видимо, он хотел поиграть.
Странный юноша улыбнулся, чуть нагнулся вперед к гриве жеребца, и тот сделал такой чудовищный скачок, будто до этого бежал всего лишь ленивой трусцой. Хинни, прижав уши, ринулась за ним. О, эти превосходные животные знали толк в настоящей скачке! Теперь земля расплывалась внизу неясным зеленым пятном, а деревья неслись навстречу, как стрелы из лука. Я вцепилась в серебряную гриву Хинни, боясь упасть, но, несмотря на бешеную скорость, ее галоп оставался мягким, пружинистым. Мы обошли единорога.
В свою очередь тот чуть притормозил и сделал скачок через высокий кустарник, а заодно — и утес, в то время, как мы шли в обход. Он снова вырвался вперед, махнув хвостом перед нашим носом в веселом приветствии, но голубой жеребец напрягся, Хинни превратилась в летящего ястреба, и вот мы уже снова впереди рогатого жеребца! Никогда я еще не участвовала в таких поразительных скачках.
Единорог в третий раз ускорил темп. Он был разгорячен, пламя вырывалось из ноздрей, копыта высекали искры. И в третий раз он нас опередил. Лошади наши уступили ему, вероятно, потому, что в отличие от него несли на себе ношу, да и были они обыкновенными, не волшебными конями. И все же они заставили колдовского скакуна как следует попотеть, пока он нас обгонял. Совсем немногие лошади способны на это.
Чтобы чуть передохнуть, мы сбавили темп. Я погладила Хинни по гриве.
— Ты самый очаровательный конек из тех, что я встречала! — восхищенно шепнула я ей. — Я способна без устали скакать на тебе. Понимаешь — без устали! — Я и сама верила в это.
Мы примчались к Великой Пурпурной Гряде и поднимались до тех пор, пока не почувствовали, что воздух стал разреженным; цветы и травы здесь были низкорослыми. На голом склоне острой, как палец, скалы торчало огромное гнездо, а в нем сидела могучая, обросшая перьями чудовищная певица. Когда это существо поднялось на ноги, заметив нас, и распростерло крылья, я увидела, что это лошадь.
— Почтеннейшая Пег! — обратился к крылатой лошади юноша, — нам нужно с тобою кое о чем поговорить. Не соблаговолишь ли ты спуститься к нам?
Пег стремительно бросилась вниз со скалы, сделала в воздухе один круг, другой, закручиваясь спиралью, а потом, роняя белые перья, плавно опустилась к нам. Ноги и голова торчали из огромного перьевого комка. Хвост тоже был из перьев, который она, распушив, употребляла в качестве руля при полете. Мне и во сне не приснились бы белые крылья такого чудовищного размаха, перьевой хвост-руль.
— Ну как тебе служит твое новое гнездо? Прочно ли оно? — нараспев сказал Маленький Юноша.
И тут я заметила то, что не увидала раньше: кучу виноградных лоз, быть может, случайно оставленную после уборки урожая каким-то фермером. Плети были слишком плотные и жесткие, длинные и грубые, чтобы использовать их на корм скоту. Лошадь-птица подошла к куче и выдернула одну лозу зубами. Это был идеальный строительный материал для ее гнезда. Довольная, Пег всхрапнула.
— Она сказала, что Снежная Лошадка движется к Белой Гряде и будет там к завтрашнему рассвету, — объяснил мне Маленький Юноша. — Впереди не меньше целого дня пути, нам придется где-то переночевать.
— Ты понимаешь язык лошадей? — спросила я и тут же вспомнила, как легко он говорил с вожаком дикого табуна. Но мне еще предстояло много чего узнать.
Он кивнул.
— Разве можно, любя этих животных, как я люблю, не понимать их язык? Говорят, что лучшего друга, чем лошадь, нет, и я не могу это оспорить.
И мы поскакали на север.
Близился полдень, а нам предстояло еще скакать и скакать. Повернули на северо-запад: там шла Белая Гряда. Повстречав дикий яблоневый сад, сделали остановку. Мы поели сами и накормили скакунов превосходными яблоками. Хинни брала пищу из моих рук своими мягкими бархатными губами, и как же мне хотелось в этот миг, чтобы она навсегда осталась моей лошадью! Но я сознавала, что это бесплодные мечты — наездницей я была временной. И странно получалось — с одной стороны, мне хотелось поскорее найти мою Белянку, а с другой — как можно дольше не расставаться с Хинни, чтобы исследовать магические дебри нашей Фазы.
Мы еще раз остановились: лошадям требовался отдых и корм. Да и сами мы в этом нуждались. Маленький Юноша нашел прозрачный студеный родник; на солнечном склоне зрела земляника, и он насобирал целую горсть; нашел и несколько спелых пшеничных колосьев. Из сухих веток он молниеносно разжег костерок, из пшеничных зерен на удивление быстро сотворил питательную кашу. Тогда мне было невдомек, что в ход он пускает колдовство, чтобы пища была съедобной и достаточно вкусной. На седле у него висела дорожная сумка, он доставал из нее то одно, то другое, и я уж никак не могла заподозрить, что мой спутник — Адепт! Для меня он был всего лишь юноша-подросток. Из этой же сумки он вытащил какие-то досочки, превратив их в подобие маленького диванчика, и поставил у костра. Я легла на этот диванчик, почувствовав себя в полной безопасности: я знала, что дикие звери боятся огня.
Наши лошади мирно паслись чуть поодаль. Сгущались сумерки, и в этих сумерках я вдруг приметила, как из глубоких нор стали выпрыгивать маленькие твари с острыми клыками и ледяными глазами. Они прыгали прямо ко мне. Это были гоблины, мерзкие, порочные и недосягаемые для стрел. Они не боялись огня, потому что пускали его в ход в своих подземных пыточных конях.
Я закричала от ужаса, и тут рядом со мной, загораживая, встала Хинни, ведь моя сохранность была вверена ей. Только теперь я поняла, насколько предусмотрителен был Юноша в голубой одежде. Пока я в ужасе тряслась у костра, Хинни, пронзительно заржав, бросилась на гоблинов. Ее стальные копыта били наотмашь. Каждым ударом она сбивала голову очередному гоблину. Гоблины так же, как и человечье, обожали лошадиное мясо и были не прочь полакомиться бесстрашной кобылкой. Они гроздьями повисли на ее хвосте, вцепились в гриву, карабкались на круп по ногам. О, как же их было много! Я увидела, как один из них прыгнул Хинни на голову и распахнул свою жабью пасть, чтобы сомкнуть острые крокодильи зубы на ее нежном сером ухе, и тогда я одним прыжком оказалась возле нее, намертво впилась пальцами в мерзкое крысиное туловище, закричала и оторвала зубастую тварь от храброй лошадки.
На мой крик примчался голубой жеребец. Искры летели из-под его копыт, он ринулся в смертельную схватку, мелькнув надо мной и чуть коснувшись моих волос; я замерла от страха, хотя знала, что удар копыт придется не по мне. И тут гоблины бросились врассыпную. Жеребец преследовал их. Копытами он давил крысиные мерзкие тела, и они, обезображенные, разлетались в стороны, как комья грязи. Глаза жеребца полыхали синим огнем, дыхание, вырывавшееся из горячих ноздрей, было подобно урагану, крепкие мускулы шарами перекатывались под кожей.
Еще мгновение — и единственный оставшийся в живых гоблин скрылся в норе, захлопнув за собой люк. Жеребец стал бить по люку копытами, пока не смешал все с землей.
Я находилась в полуобморочном состоянии. Никогда в жизни я не переживала такого ужаса, исключая, конечно, встречи с троллем в лесу. Гоблины обычно не заходили в деревни, подстерегали людей в укромных местах.
Хинни обнюхала меня, мне стало не по себе: из-за меня она подверглась смертельной опасности. Я испытывала перед ней чувство вины, но Маленький Юноша успокоил меня:
— Она благодарит тебя за то, что ты оторвала кровожадного гоблина от ее уха, и она знает, сколько присутствия духа тебе потребовалось, чтобы кинуться на монстра, ведь молодые леди так боятся гоблинов!
У меня отлегло от души. Я решила в следующий раз так громко не голосить от страха, не терять головы, а обороняться. Хинни была вся в кровоподтеках от укусов, в царапинах. Пытаясь хоть как-то заглушить боль, она тыкалась в мою руку своим теплым мягким косом, и все было хорошо.
Гоблины в эту ночь больше не приходили, да и кто из них посмел бы напасть, отведав копыт голубого жеребца?
Я уснула и проспала до рассвета. Маленький Юноша проснулся раньше меня и протянул мне спелые груши-дички. Где он их взял — ума не приложу: грушевых деревьев вокруг не было. Позавтракав, мы сели на лошадей и продолжили путь. Я была уверена, что будет тяжко скакать верхом второй день подряд, но легкий галоп Хинни не причинил мне страданий и неудобств. Я спрашивала себя, на что похож этот волшебный галоп? На шествие по облакам? Быть может, она все же летела?
Продвигаясь все дальше и дальше на северо-запад, мы наконец подошли к Белой Гряде. Эта горная цепь граничит с нашими землями на севере, мы приблизились к подножью. Путь стал круче, и легче не стало, когда мы достигли гребня и поскакали по нему.
Впервые за все время поступь Хинни стала ощутимой, видно, ей было тяжело тащить меня на себе по горам и кручам, и даже жеребец подустал: я видела, как прерывисто раздувались его ноздри и усиленно пульсировала жилка на виске. Мы карабкались по голым скалистым склонам, на которые я в одиночестве не посмела бы даже ступить.
Стало холодно, поднялся ветер, и я, задрожав, накинула на голову капюшон. Маленький Юноша внимательно посмотрел на меня.
— Могу я сказать кое-что? — И добавил нараспев: — Тебе не холодно?.. Теперь тебе вовсе не холодно!..
— Не холодно! — смело согласилась я, потому что знала: пожалуйся я ему, мы прекратим поиски, и я никогда больше не увижу свою Белянку и вечно буду казниться, что упустила ее, дала убежать из деревни. Так я думала, но — странно! — я вдруг действительно перестала мерзнуть, будто моя одежда стала мягче и теплее. Конечно же, это он снова пустил в ход свои колдовские чары, но тогда я была такой молодой и такой неискушенной!
Мы поднимались все выше и выше — к снегам. И там в расселине мы увидели припорошенный снежком, почти стертый след Белянки…
Он стоял у следа в ожидании — чудесный жеребец-альбинос. Грива и хвост его блестели от сосулек, копыта были так пронзительно белы, что смешались с пеленой снега.
Маленький Юноша спустился на землю и пошел к снежному жеребцу. Я хотела сделать то же самое: но Хинни, обернувшись, взглядом сказала мне:
— Нет!
Я послушалась и осталась сидеть на Хинни. Я уже хорошо усвоила, что последнее слово в этих колдовских местах было не за мною.
Маленький Юноша вернулся очень скоро.
— Это снежный жеребец переманил к себе твоего жеребенка, — сказал он мне. — Из-за ее масти он подумал, что твоя кобылка одного с ним племени, но когда они добрались до снегов, твоя Белянка стала мерзнуть. Он понял свою ошибку и отпустил лошадку на волю. Он не причинил ей вреда, не помышлял даже об этом, но тут явились снежные демоны и схватили ее…
— Снежные демоны! — воскликнула я в ужасе. — Мне еще не приходилось слышать, что встреча с ними для кого-то кончилась добром.
Маленький Юноша сокрушенно покачал головой.
— Моли бога, чтобы мы не опоздали, — пробормотал он негромко. — Но, кажется, мы явились вовремя.
— «Вовремя!» — горько повторила я. — Белянка потеряна навсегда. Даже если демоны еще ее не сожрали, все равно мы их не одолеем!.. — Я чувствовала, что горячие слезы вот-вот брызнут из моих глаз. — Но неужели… неужели есть шанс? — спросила я с надеждой.
— Пока еще Белянка жива. — Маленький Юноша прыгнул на голубого жеребца и поехал впереди, показывая мне спуск по склону.
Мы проникли в глубь. Снежной Страны. Лошади наши тяжело, со свистом, дышали, пар валил из ноздрей, но мне по-прежнему было тепло. Голубой жеребец вдруг встал как вкопанный, понюхал снег и начал быстро спускаться по склону. Я догадалась, что он наткнулся на след демонов, и холодная дрожь прошла по телу.
Я почти жалела, что настояла на столь рискованном путешествии. «Зачем я придумала эти поиски?» — корила я себя, но тут же представила, как снежные демоны будут терзать мою Белянку, и содрогнулась, ужас сковал все мои члены.
Снежный демон появился внезапно. Он стоял на выступе горы, что нависла над нами.
— Кто-о-о-о? Кто-о-о-о? — заголосил он, и жуткое его завывание показалось мне воем ветра, вырвавшимся из расщелины между двумя обледенелыми глыбами.
Маленький Юноша не торопился с ответом. Он стоял на крупе голубого жеребца с распростертыми руками, словно хотел сказать этой своей позой: «Я! Это я здесь!»
Я с волнением, но и с интересом смотрела, как он бесстрашно балансировал над разверзшейся внизу снежной бездной, ведь в каждое мгновение он мог упасть с коня и разбиться. Тем не менее он вел себя так, будто он — властелин этих владений, словно снежный демон обязан узнать его и затрепетать в благоговейном ужасе. И это показалось мне самонадеянной мальчишеской выходкой. Перед демоном мог затрепетать людоед или циклоп, мальчик же был просто жалок в своей беззащитности.
К моему величайшему изумлению, демон сделал шаг назад, будто увидел перед собой грозное чудовище.
— Что-о-о?
Его завывание показалось мне чуть тише.
Маленький Юноша жестом указал на Хинни, потом свел вместе ладони, давая понять, что ищет маленькую лошадку.
Демон покачал громадной облепленной инеем головой, явно сконфуженный: нет, жеребенка он не видел. И тут мой хранитель и заступник новел себя очень странно. Он вытащил из кармана гармонику и поднес к губам. Надо же — таскает с собой гармонику!
Он сыграл всего одну ноту, но демон отреагировал на нее, будто получил сильный удар. С него вдруг посыпался дождь с ледяной крупой, его огромное лицо, лоб покрыли градины, подобно каплям пота. Они скатывались вниз по склону. Я проследила за ними и там, внизу, на зеленой узкой тропке в долине увидела свою любимицу. Бедная маленькая кобылка переступала с ноги на ногу и сотрясалась от дрожи, даром что в долине было тепло.
Демон вдруг стал таять, таять и растворился небольшим облачком где-то в расщелине, а мы пустились в обратный путь. Дорога, что вела вниз по склону, извивалась змеей, то и дело нависая над пропастью; было скользко, но голубой жеребец неизменно находил для своих острых копыт какие-то точки опоры, которых, на мой взгляд, и не существовало, и так, потихоньку, мы продвигались вперед. Казалось, мы спускаемся в огромную бездонную чашу, стены которой до того круты и опасны, что каждый наш неверный шаг мог вызвать могучий снежный обвал и похоронить под собой Белянку. И мы спускались очень осторожно!
Наконец мы достигли зеленой тропы, я спрыгнула с Хинни и бросилась к Белянке. Она сразу узнала меня. Тепло, которое исходило от меня (ведь я не мерзла!), казалось, передалось ей, она перестала дрожать, успокоилась.
— О! — вскричала я. — Мое сердце трепещет от радости, ты спаслась! Я так боялась за тебя, Белянка!
«Мои страхи позади! Юноша в голубом одеянии выполнил свое обещание — он спас мою Белянку!» — пело у меня внутри.
Откуда-то сверху послышался невероятный гул. Я подняла голову и увидела, что злобные демоны, пытаясь устроить обвал, толкают вниз ледяные глыбы. Снежная лавина пошла на нас, а мы ведь стояли на дне чаши и не могли от нее уклониться. Мы попали в подстроенную нам западню! Мне показалось, что мы обречены и нам не выбраться отсюда.
Впервые я увидела Маленького Юношу разгневанным. Но он не слал проклятий, не грозил вероломным демонам. Он даже не испугался. Он снова извлек из кармана гармонику, поднес к губам и сыграл несколько музыкальных тактов. Это была грозная и мрачная мелодия, но трудно было понять, насколько она была уместна в нашем положении, когда несущая смерть лавина ползла на нас. И тотчас же звуки гармоники были заглушены низвергшимся обвалом. Это был какой-то страшный водопад, и я закричала, крепко вцепившись в шею Белянки. Я понимала, что нам пришел конец и мысленно прощалась со своей любимицей. Но пока я готовилась к неотвратимому, произошло вот что.
Мелькнул ослепительный луч света, и волна теплого воздуха вдруг окутала нас, подобно взрыву. Растаявший ноздреватый снег забурлил лужицами у моих ног.
Горячая вода? Откуда? Я заставила себя открыть глаза и огляделась. Я не верила сама себе: снега вокруг не было. Долина, окруженная горными вершинами, была свободна от снежного обвала, и только пар поднимался над теплыми лужами. Мы были спасены невесть откуда взявшимся массивным вторжением весенней оттепели, таяния снегов.
— Да это просто волшебство! — в изумлении воскликнула я. — Если только не извержение вулкана! Но какое совпадение!
Юноша в голубом лишь кивнул. Наивная, и тогда я не догадалась, что это дело его рук!
Мы стали подниматься вверх, уходя из опасной долины, ибо вода все скапливалась и скапливалась в огромной чаше, и вскоре мы увидели внизу под собой блестящую гладь озера.
Я ехала верхом на Хинни, а Белянка бежала рядом. Это был долгий, но счастливый подъем. Когда мы поднялись на верхнюю тропу, потянуло морозным сквозняком. Из глубины расселины вынырнул снежный демон и приблизился к нам.
— Ю-о-о-о! — дико вскричал он и швырнул в юношу ледяную глыбу. Но Хинни успела выскочить вперед, загородив его. Удар пришелся по ее передним ногам, они вошли в глыбу по колени, и Хинни застонала от боли. Я мигом соскочила с ее спины.
Маленький Юноша заговорил тихо, длинно и монотонно, и демон, растекшийся паром, улетел прочь. Юноша подошел к Хинни, которая с поврежденными коленями лежала на боку.
— Этот удар предназначался мне, — сказал он. — Хинни, я не смогу полностью исцелить тебя. Колени — самое трудное для лечения, но я сделаю все, что смогу.
Он сыграл несколько тактов на своей гармонике, в унисон ей пропев: «Колени Хинни, разморозьтесь!» — и ноги Хинни освободились от льда. Кобылка вскочила, ноги ее чуть заметно дрожали в коленях, мне показалось, что даже шерсть на них поблекла. Конечно, Хинни могла ходить, даже быстро бегать, но виртуозные маневры теперь были выше ее возможностей.
И тогда я наконец поняла то, что должно было открыться мне, неразумной, давным-давно. Я обернулась к Маленькому Юноше и в упор спросила:
— Ты — колдун?
Он строго, даже как-то скорбно взглянул на меня, кивнул.
— Но ведь я не скрывал этого, — сказал он тоном провинившегося дитяти, которого поймали на какой-то шалости. И вид у него был такой пристыженный, что мне стало смешно.
Я обняла его за хрупкие плечи, успокоила, как только могла. Как старшая сестра.
— Я прощаю тебя, — сказала я великодушно, — но не играй магией бездумно, иначе ты привлечешь к себе внимание какого-нибудь Адепта!
Он никак не отреагировал на это мое предостережение. Теперь мне становится стыдно, когда я вспоминаю, как, в моем невежестве, я поучала его.
Мы сели на лошадей и стали медленно покидать горы. Медленно — потому что щадили пораненные колени Хинни и ослабевшую в неволе Белянку.
Но вот наконец-то мы спустились в уютную долину и решили в ней заночевать. Пустили лошадей пастись. Хинни держалась рядом с Белянкой, заботливо, как мать, поглядывая на нее, и я не беспокоилась за малышку: она находилась под надежным присмотром.
Мы поужинали земляникой и орехами, которые, к счастью, здесь росли в изобилии и были очень вкусны. Конечно же, в этом нам просто повезло, ибо Юноша в голубой одежде предпочитал пользоваться магической силой только в исключительных случаях.
Подошло время заката солнца, огненное зарево залило небосклон с западной стороны, а на восточной тихо всходила голубая луна.
Мальчик достал гармонику, повернулся лицом к ночному светилу, приложил гармонику к губам и заиграл. До сих пор он ограничивался короткими музыкальными фразами или быстрыми стремительными пассажами, тем мелодичнее показалась мне мелодия теперь! Согретый его ладонями, инструмент издавал оттаявшие звуки. Его пальцы были достаточно сильны, чтобы уверенно нажимать на клавиши. И когда солнце окончательно скрылось, в луна взошла на небосклоне, полилась чарующая мелодия.
Сначала от усталости я не обращала на игру внимания, но вдруг, потрясенная, замерла и вся превратилась в слух. Вокруг лилась музыка такой необычайной красоты, и я пришла в такое восторженное состояние, что вряд ли смогу сейчас передать все чувства, которые тогда завладели мною. Гармония звуков обволакивала меня, заключала в свои объятия, вовлекала внутрь воздушного облака, и духом я воспарила к голубой луне. Я плыла (если это действительно было так!) внутри милых пушистых голубых облаков, скакала на лошади, вылепленной из музыкальных звуков, неслась по воздуху через голубое море по голубым волнам к волшебной, магической дали, которой была поверхность луны. И чем ближе она вырастала передо мной, тем светлее становилась и тем ярче вырисовывался ее ландшафт, а вскоре я увидела маленьких голубых людей. Это были кузнецы, которые ковали голубое железо.
Потом я увидела Леди в голубом одеянии, волосы ее были светлыми, как у меня, на ней было милое голубое платьице и голубые туфельки, украшенные драгоценными камнями; голубая тиара на голове была но-королевски величественна и прекрасна.
Леди повернулась ко мне. Глаза ее были тоже голубыми, как и у меня. Па меня смотрело знакомое лицо — мое лицо. Этой Леди была я!
Польщенная, удивленная и встревоженная, я отпрянула, голубая дымка подхватила меня на свои легкие крылья, вытянулась в прямой луч, и вскоре я очутилась на земле.
Волшебная гармоника смолкла, мелодия растаяла тихо, как призрак.
Тогда мне было невдомек, что Маленький Юноша в голубом показал мне один из трех столпов, на которых будет покоиться моя будущая любовь к нему.
Его музыку. На всей Фазе еще не было человека, который бы мог…
Тут Голубая Леди прервала свой-долгий рассказ, умолкла, подперев лицо рукой. На нем было написано страдание. Стайл открыл рот, чтобы о чем-то спросить, но Леди яростно перебила его:
— А ты… Ты насквозь фальшив! Ты пришел в этот мир с его гармоникой и беззастенчиво пользуешься ею!
— Его? — переспросил Стайл удивленно.
— Разве на ней не выгравировано слово «Blue» — голубой?
Стайл достал гармонику, повертел. На ней действительно были выгравированы маленькие четкие буковки.
— Видимо, неосторожным заклятьем я вырвал этот инструмент из другого мира. Но я верну его вдове владельца гармоники.
Жесткое выражение лица Леди смягчилось.
— Нет, это твоя гармоника. Теперь ты — Адепт из Голубого Замка, и пользуйся ею так же искусно и осторожно, как это делал он.
И Леди продолжила свой рассказ.
— Когда я спустилась на землю, то сказала с восхищением мальчику:
— Я никогда не слышала ничего подобного, милый ребенок. Не могу себе представить, как можно в твоем возрасте так замечательно играть?
Он помолчал с минуту, задумчивый, сосредоточенный, будто мысленно взвешивал свой ответ на каких-то одному ему ведомых весах.
Ответил так:
— Могу ли я показать тебе свою деревню? Отсюда она не очень далеко. Нам по пути.
— Разве твоя деревня не разорена? — спросила я слишком уж беспечным тоном, почему — и сама не знаю.
— Да, ее уничтожили тролли… всю…
Мне стало стыдно за свой тон. Я сказала:
— Конечно, мы поедем туда, если там… если там нет кровожадных троллей!
— Троллей там больше нет, — сказал он жестко.
И я вспомнила про молнию, которая в лесу поразила тролля, напавшего на меня.
На следующий день мы прибыли в разоренную деревню. Несколько могильных холмов да поляна, поросшая свежей молодой травой — вот все, что мы увидели вместо жилищ и огородов. Все было разрушено, сравнялось с землей. Я ожидала увидеть более впечатляющую картину разыгравшейся тут трагедии и была слегка разочарована: что драматичного в том, что уже поросло быльем?
— Я могу показать тебе, как это было, если ты пожелаешь, — сказал Маленький Юноша. Лицо его было печальным и серьезным.
— Конечно! — опять очень легко откликнулась я, так и не поняв, что он имеет в виду.
— Идите пастись! — приказал он нашим лошадям. Те весело поскакали, прихватив с собой Белянку.
А Маленький Юноша вытащил гармонику и заиграл. Снова чудесная мелодия стала обволакивать нас, вокруг образовалось некое магическое пространство. Вот появилось над поляной облако, оно стало уплотняться, уплотняться, и из него вылепилась целая деревня: мужчины шли по своим делам, женщины стирали белье, готовили пищу, кузнецы подковывали лошадей, дети беззаботно играли. Я поняла, что это была всего лишь тень его родной деревни, такой, какой она была годы назад, до бедствия. И как же она похожа на мою деревню!..
Отличие, возможно, состояло только в том, что здесь все было компактнее, лучше спланировано. Дома стояли кругом, посередине — игровая площадка для детей. Из окон за ними легко наблюдать. Моя деревня стоит на берегу моря, у самой воды, эта же была в глубине континента. Солнце ярко светило, но было заметно, как двигались тени, таким образом мне давалось понять, что время текло. Наступила ночь, и деревня утонула во мраке.
И тогда под покровом ночи пришли тролли, гигантские и ужасные. Они нарушили, разорвали легкую ночную дымку, что окутала деревню, и обрушились на нее злобной, яростной стаей. Я задрожала от ужаса, когда услышала крики, которые издавали эти монстры. Деревня проснулась. Мужчины кинулись защищать свои жилища, но троллей было много, каждый из них был огромен, чудовищно свиреп. Я увидела, как вмиг два тролля разорвали молодую крестьянку. Каждый тянул к себе, чтобы обладать ею. Один огласил деревню грубым хохотом, когда левая рука ее оторвалась от туловища. Обозленный монстр, которому достался столь маленький трофей, начал колотить рукою несчастной своего соперника. Кровавые брызги оросили окрест траву. Подбежал кричащий ребенок — совсем маленькая девчушка. Тролль схватил ребенка, поднес к разверзнутой пасти и откусил голову с вопящим, искривленным в крике ртом.
Затем картина насилия померкла в моих глазах, видимо, я сама жутко закричала. Кричала от ужаса, ничего подобного раньше мне не приходилось лицезреть.
Спустилась темень и поглотила все. Потом наступил рассвет. Тролли попрятались в жилищах, сытые, они не выйдут наружу при свете дня. Не переносят они и огонь, они не такие, как гоблины, свет и огонь для них мучительны.
Кто не проник в развалины жилищ, схоронился под перевернутыми скамьями, обломками стволов, чтобы луч света не коснулся его. В укрытии тролли были в безопасности, но ни один деревенский житель не остался в живых.
Но — нет. Один остался! Ребенок, мальчик. Он выглянул из большого дупла. Возможно, он играл в дупле, когда на деревню обрушились тролли, или занимался тем, о чем никто из его сородичей не подозревал — например, учился произносить заклятья. Он дрожал от страха в дупле, пока рассвет не пришел ему на выручку. А теперь он стоял под деревом и смотрел на жалкие руины, что остались от его деревни. И это был мальчик в голубой одежде!
— О! — воскликнула я. — Это ты? Значит, ты был свидетелем страшной картины, когда тролли убивали твоих родных? Бедняжка… Но ты спасся!
— Не радуйся за меня так сильно, — угрюмо произнес Маленький Юноша. — Я превратился этой отвратительной ночью из обычного человека в чародея. Я понял, что никакая сила, кроме магии, не сможет одолеть монстров, взять реванш. Посмотри, что я сделал!
Он тихо запел какую-то песню, слов ее я разобрать не смогла, но невольно взглянула на ладони, которые он протянул мне. В его руках возникало и ширилось огненное кольцо, и вот какая картина представилась моим глазам: магическое пламя, обжигающее, яростное, забушевало внутри кольца, и огонь всепожирающим демоном нацелился на троллей. Огонь бушевал, мальчик смотрел на кольцо, но пламя пока не вышло за его пределы.
Теперь уже тролли затряслись от страха, сбившись в кучу в центре деревни, и запросили пощады. Они закрывали головы мерзкими лапами, поворачивались задами к огню. Но огненный вихрь неизбежно настигал их, накрывал и пытал перед тем, как сжечь. Я, возможно, пожалела бы их, если бы не помнила ту несчастную, которую они разорвали, и обезглавленного ребенка. Нет пощады монстрам-убийцами Тролли, пытаясь спрятаться в середине сбившейся стаи, разрывали друг друга, думая только о собственном спасении, они не испытывали и капли сочувствия к себе подобным.
И наконец огненное кольцо сожгло их всех дотла. Только обгорелые останки тел и пепел лежали на месте трагедии. Да, все тролли были уничтожены, исключая… одного малыша, которого мать прикрыла своим могучим телом. Он единственный остался в живых. Он затравленно озирался по сторонам, страшась наступавшего дня. Этот ребенок-тролль, конечно же, не мог никого убить. Мальчик-колдун понимал это и потому позволил ему уйти. Он прочел заклинание, сгустилась тьма и под покровом этой тьмы ребенок-тролль скрылся. «Совсем как я. Такая же судьба и у него», — произнес чародей. Потом отвернулся от руин родного дома и пошел прочь.
Губная гармоника смолкла, и видение исчезло. Я украдкой взглянула на Маленького Юношу и поняла: сейчас он показал мне и другую основу, на которой покоилось его магическое "я" — могущество, силу.
Но я все еще не понимала или не желала понять, а может, просто не осмеливалась осознать подлинное значение этой его смертоносной способности.
— Ты постоянен, как твое искусство! — воскликнула я. — Ты не меняешься. Ведь с тех пор ты совсем не вырос. Ты до сих пор по виду мальчик, но ведь это нашествие случилось лет десять назад! Как же так? Тебе было…
— Мне было семнадцать! — перебил он меня.
— А теперь? Теперь тебе двадцать семь?! Но я… я думала, что тебе… что ты еще подросток.
— Я соответствую своей природе, — сказал он с улыбкой.
Он был настолько старше меня, насколько я предполагала, что он меня моложе. Передо мной стоял не двенадцатилетний мальчик, но зрелый мужчина.
— Я… — начала я в замешательстве.
— Ты не спросила, как человек моего возраста может так хорошо играть на гармонике, — напомнил он мне.
— А, да, конечно! — согласилась я. Хорошее расположение духа возвращалось ко мне. Я почувствовала облегчение.
Мальчик, нет, мужчина в голубом одеянии кликнул наших лошадей, и мы продолжили путь. Мы ехали с хорошей скоростью и на следующий день прибыли в мою деревню. Я почему-то боялась, что найду ее в дымящихся руинах, но, конечно же, это была болезненная фантазия моего расстроенного воображения после тех ужасов, которые мне были показаны.
Деревенские жители выбежали встречать меня на зеленую поляну. Белянка приметила свою мать — кобылицу по кличке Блестящая Звездочка, и все как бы стало на свои места.
И тогда он сказал, наклонившись к уху жеребца:
— Окажи услугу Хинни. Она выполнила свой долг.
И две лошади тут же направились в интимно темневший невдалеке лес. Хинни, наверное, трепетала от восторга, ведь сейчас она впервые останется наедине с самцом, и я была рада за нее — ведь у нее будет жеребенок! Она заслужила право стать матерью.
Отец проводил эту пару удивленным взглядом.
— Какая редкая порода! — прошептал он. — В нашей деревне никогда не видели таких лошадей.
Мужчина в голубом, не ответив, повернулся ко мне:
— Леди, если я когда-нибудь тебе понадоблюсь, пропой: «Чародей голубой, появись передо мной!»
Подошла плачущая мать, изнуренная моим многодневным отсутствием. Мужчина в голубом подумал, что я полностью поглощена встречей с матерью, и обратился к отцу.
— Сэр, могу ли я просить руки вашей дочери? — спросил он так, будто осведомлялся о погоде на завтра.
На моем лице застыло удивление, я лишилась дара речи..
— Не Голубой ли ты Адепт? — спросил отец в свою очередь.
И снова я была в шоке, поняв, что знаю ответ. Как же раньше мне не приходило это в голову? Мне, которая была свидетельницей его страшного могущества?
И тогда Голубой Адепт и отец пожали друг другу руки. Адепт пошел в сторону темного леса, где скрылись жеребец и Хинни. Они не ответили на вопрос, ни тот, ни другой, а это ведь было так необходимо для всех. Ведь обычные люди не водятся с Адептами, и тем более никогда не связывают себя с ними брачными узами.
Голубая Леди закончила свой рассказ и подняла глаза на Стайла.
— А теперь ты можешь заняться своими делами, — проговорила она.
— Благодарю тебя, Леди! — ответил он и покинул ее.
