Часть девятая
В священном пламени
1
Под шапкой непроглядной тьмы Круглого зала Эмина, осиянный мириадами отсветов хрусталя с двух зажженных канделябров, припав к земле, дремал Опаловый трон.
На верхней ступеньке перед самым троном стоял регент, облаченный в пурпурную тогу и при императорских регалиях. Его жена восседала на стуле ступенькой ниже. На той же ступеньке, но с другой стороны от трона находился пустой стул, приготовленный, скорее всего, для Шанди.
Итбен обшарил взглядом освещенную часть Ротонды и, похоже, счел, что все, кто нужен, уже на месте. Синий мозаичный луч звезды суживающимся концом упирался в постамент Голубого трона. Словно застывшая ледяная глыба, окруженная морем мрака, мерцал под единственным канделябром пустующий трон Хранителя.
Вдруг из тьмы, уверенно шагая, появился император в сопровождении внука и колдуна. Сначала эту троицу никто не заметил, но, обратив внимание на изменившееся лицо Итбена, сановники заинтересованно повернулись и уставились на вновь прибывших.
Не отрывая тяжелого взгляда от узурпатора, Рэп, пользуясь магическим зрением, осмотрел собравшихся. Конечно же среди приглашенных была и Инос. Восторг в ее глазах очень беспокоил Рэпа. Рядом с ней улыбалась ее пухленькая тетя. Складки одежды тактично скрадывали ее оплывшие формы, и выглядела Кэйд превосходно. Но недаром говорят, что красота требует жертв; женщины зябко ежились в слишком легких для столь промозглого помещения одеяниях. В этом отношении тоги служили мужчинам гораздо лучше. Смешно завернутый в тогу Азак, как и следовало ожидать, казался неуклюжим и был мрачнее тучи. Непонятно, почему султану отказывали в одежде джиннов? Алый гребень блестящего шлема указывал местонахождение маршала Ити, а рядом с ним маячил человек в белой тоге с пурпурной каймой. Должно быть, консул. Отдельной группкой стояли трое мужчин в красных сенаторских тогах и женщина в длинной красной тунике. Посол Крушор и еще один джотунн сверкали крылатыми шлемами и щеголяли обнаженными бицепсами гдето на границе света и тени в северном секторе Круглого зала. С ними же находился Маленький Цыпленок, наряженный в джотуннские кожаные штаны. Он алчно скалился, глядя на Рэпа, но, в отличие от Инос, его радость была иного сорта.
Похоже, для Эмшандара единственной надеждой вернуть трон были Хранители. Захотят ли они ответить на призыв регента? А если появятся, то чью сторону примут?
Войдя вслед за императором в освещенное пространство между постаментами тронов, Рэп остановился и придержал за плечо принца.
Эмшандар шагая дальше один, худощавый и седой, закутанный в пурпур – живое воплощение духа мщения. Приблизившись к высоким ступеням, он будто врос, расправив сутулые плечи. Несколько мгновений он испепелял взглядом Уомайю, а та вся сжалась в комочек на стуле, даже голову опустила, не смея взглянуть на свекра. Потом император перевел взор на улыбающегося Итбена.
Два человека в пурпурных тогах мерились взглядами. Два государя стояли там, где место было только для одного.
Под ладонью Рэпа тельце Шанди дрожало, как в ознобе, и в то же время мальчик стоял не шелохнувшись, даже дыхнуть лишний раз не решался.
Противостояние властителей затягивалось… Император первым нарушил молчание:
– Ты свободен от своих временных обязанностей, Итбен.
Продолжая улыбаться, Итбен лишь головой покачал, а потом промолвил:
– Мы счастливы видеть, что выздоровление ваше продолжается. Консул!
Один из сановников в тоге с пурпурной каймой смачно Прочистил горло. Император развернулся в его сторону.
– Народная Ассамблея, безусловно, придет в восхищение, узнав, как прогрессирует выздоровление вашего величества, и несомненно единогласно постановит вознести благодарственные молитвы Богам и учинить всенародный праздник в честь этого события. А также рекомендует продолжать горячие молитвы и впредь, до полного восстановления сил любимого императора.
Елейная речь очень не понравилась Эмшандару.
– Пожалуй, тебя стоит поздравить со столь стремительным продвижением в должности, Гумайз. Ктонибудь сообщит нам, где консул Укилпи?
– Гденибудь, – подал голос Итбен, – там, куда призвали его какието неотложные дела.
Рэп воспользовался магическим зрением и затем доложил:
– В Изумрудном зале ждет некий консул, сир.
Проинформировав императора, фавн спросил себя, стоит ли беспокоить старика, перенося его в Круглый зал через магическое пространство? Для Укилпи такое путешествие стало бы немалым потрясением – слишком уж он был стар.
Долгий жизненный опыт подсказывал Эмшандару правильную линию поведения. Словно позабыв об Укилпи и ни жестом, ни взглядом не проявляя эмоций, бушевавших в его душе, император равнодушным взором оглядел собравшихся.
– А, Ипоксаг! Глас Сената! Мы слушаем тебя.
Низенький, почтенного возраста человек, к которому обратился император, отличался от обычного импа наличием усов, и несмотря на свою красную тогу, этот политик явно не желал находиться в центре внимания.
– Сенат конечно же согласится с мнением Ассамблеи…
– И отменит регентство, не так ли? – рявкнул Эмшандар.
– Вам, как никому другому, известно – Сенат непредсказуем в своей мудрости. Я могу лишь гадать… Рискну предположить, что благородные сенаторы будут склонны к такой резолюции, которая не допустит метания из стороны в сторону с каждым подъемом или спадом состояния здоровья вашего величества. Вот если улучшение окажется долговременным… Нужно подождать… Нужно подождать, скажем, месяцев шесть или около того, и, если не произойдет рецидив, тогда, разумеется, отмена регентства станет вполне возможна.
Всем своим существом этот изворотливый сенатор не сомневался, и Рэп ясно читал это в его душе, что воскресший старик ни при каких обстоятельствах не протянет так долго. И Инос, и ее тетка неодобрительно хмурились, глядя на говорившего. Они всецело были за императора, но не по политическим соображениям, а потому, что Рэп принял сторону Эмшандара. Остальные присутствующие тоже нуждались в серьезной сортировке на отбраковку приверженцев Итбена.
Лишенный поддержки и Ассамблеи и Сената, Эмшандар немного сник.
– Ити, – тихо позвал он.
Маршал как будто ждал этого призыва. Сняв с седой, коротко остриженной головы шлем и удерживая его на согнутой в локте руке, он шагнул вперед. Черты его мрачного лица оставались жесткими. Четко чеканя шаг, воин прошествовал вперед, чтобы встретиться со старым властителем лицом к лицу. Помимо воли, Рэпу вспомнился бык на пастбище, осматривавший вторгшееся на его территорию пугало, оставленное ребятами.
– Эм! – тихо сказал заслуженный воин – так тихо, что немногие его услышали. – Устав, которому я подчинялся всю сознательную жизнь, гласит, что я рапортую регенту. Но меня учили те, кого учил ты, Эм. Ты принял меня в гвардию. Тебе принес я присягу в верности. Что именно ты желаешь от меня сейчас?
Брови регента дрогнули, и Рэп ощутил первую трещину в броне его уверенности – слабое, как мошка, сомнение.
С минуту – долгую, как жизнь, – старый император пристально всматривался в глаза солдату, а присутствующие, ожидая, затаили дыхание.
– Я желаю, Ити, чтобы ты защищал закон, как и я поклялся.
Маршал коротко кивнул, надел шлем, энергично отсалютовал и промаршировал на свое прежнее место. Чувствуя себя триумфатором, регент прямотаки сиял, а его приверженцы торжествующе переглядывались. Короткий бронзовый меч в руке Итбена дрогнул, словно регент призывал изможденного старика штурмовать ступени трона.
Плечи Эмшандара поникли. В глазах читалось отчаяние.
– Ах да! – словно бы спохватился Итбен. – Мы не сразу разглядели твоего спутника. Уж не колдун ли это? Не странно ли: некогда великий, а ныне бывший император приводит колдуна в Эминов Круглый зал! Ты собирался воззвать к Четверке? Что ж, твое право. Хранители главенствуют над Ассамблеей, Сенатом и армией и вправе отменить ранее принятые решения – но не поможешь ли ты вспомнить, когда в последний раз было подобное? А вот одно я знаю точно: Хранители категорически не одобряют приблудных колдунов, вмешивающихся в их дела!
Лицо старого императора гневно вспыхнуло, и он дернулся, пытаясь выпрямиться. Несомненно, сил у старика осталось катастрофически мало.
Это Итбен понял прекрасно. Его ядовитая усмешка пронзала, как отравленный стилет.
– Майя, дорогая, видишь, твой свекор устал. Почему бы тебе не помочь ему добраться до кресла, которое мы приготовили специально для него? – И полукровка указал Эминовым мечом на простенький деревянный стул, едва различимый в темноте.
Женщина нерешительно шевельнулась, но с кресла не поднялась, только посмотрела сначала на мужа, а затем на свекра и скорчила гримасу.
Рэп с удивлением осознал, что его рука, лежащая на плече Шанди, дрожит даже сильнее, чем трепещущий от страха ребенок. Мальчик, словно прочитав мысль колдуна, вопросительно глянул вверх.
Итбен не оставил это движение без внимания. Он улыбнулся пасынку, как удав кролику.
– И для маленького Шанди мы тоже приготовили кресло! Иди сюда, сын, и сядь рядом с нами.
Шанди содрогнулся от головы до пят. Рэп тоже.
– Хочу спросить! – рявкнул Рэп. – Ты бил этого мальчика?
– Конечно, я бью его почти что после каждой церемонии, – равнодушно ответил Итбен. – Да, почти всегда, – повторил регент.
Повинуясь внезапному импульсу, Рэп задал вопрос и заставил полукровку правдиво отвечать. И теперь, озадаченный, нажал посильнее:
– Зачем?
– Я обвиняю его в «ерзанье», но на самом деле моя цель – внушить ему страх и ненависть к официальным приемам любого рода с тем, чтобы к совершеннолетию он был бы счастлив передать мне ведение всех государственных дел.
Рэпа раздирали противоречивые чувства: как фавн парень отшатнулся в ужасе, а как джотунн он сжался, словно кулак.
– И ты наслаждался этим занятием? – продолжал допрос колдун.
– О да! – самодовольно заулыбался регент, наполняя магическое пространство мерзостным зловонием.
– А что за лекарство ты давал ему?
– Эльфийский эликсир счастья, как дополнительная предосторожность. Проще говоря, добрая доза смеси настоя мака и других наркотических трав. Мальчишка уже так привык, что не может жить без эликсира, и впредь им легко будет управлять, даже если он сумеет вырасти. Но в любом случае – он кончит слабоумием.
«Каков ублюдок!» – с отвращением думал Рэп, триумфально оглядывая присутствующих, чтобы удостовериться, насколько сильный эффект произвело это гнусное признание.
Но… никакого эффекта. На лицах сановников читалась откровенная скука. Выпороли мальчика? Подумаешь, какая трагедия! Вряд ли ктолибо из этих мужчин в юности не отведывал розог, к тому же они не видели, как отделал регент своего пасынка. Правда, некоторые, в том числе Ипоксаг, недовольно хмурились, но никто из них не собирался менять свои политические взгляды изза неуместных заявлений, вырванных колдовством. Итбен, освободившись от необходимости говорить правду, воспылал жаждой мести:
– Думаю, Хранителей заинтересует очередное неуважение к Протоколу, – огрызнулся он и поднял меч, собираясь стукнуть им по небольшому щиту, висящему на его левой руке. В последний момент регент заколебался и, прежде чем ударить, приказал принцу: – Иди сюда, Шанди!
Мальчик задрожал как осиновый лист на ветру. Рэп покрепче сжал плечи ребенка, не отпуская его от себя.
– Очень хорошо! – злобно прохрипел Итбен и медленно отвел меч в сторону.
Рэп до глубины души был возмущен и раздосадован как собственным недомыслием, так и равнодушием сановников. Русал торжествовал, потому что, спровоцировав Рэпа на колдовство, лишь упрочил свои позиции, а деревенщину выставил глупым и самонадеянным нарушителем Протокола. Труды Рэпа не принесли пользы ни ему, ни тем, ради кого он старался. Негодяй торжествовал.
Дольше терпеть было невыносимо, и Рэп ударил Итбена… Чары сразу безотказно скосили человека, как острая мотыга – жирный сорняк. Регент, гулко ударяясь о каждую ступень, скатился на пол. Щит звонко лязгнул о каменные плиты, но остался висеть на руке, а меч, дробно звеня, отлетел в темноту. Уомайя в ужасе закричала, ломая руки. Со всех сторон раздались приглушенные возгласы, но приблизиться к поверженному никто не рискнул. Шанди, забыв о благопристойности, подпрыгнул и радостно завопил.
Итбен попытался было подняться, но колдун вновь ударил его магией, заботясь только о том, чтобы прикосновение не оказалось продолжительным. Рэп старался держать в узде свой джотуннский нрав, иначе он бы непременно убил этого полукровку.
Теперь регент лежал неподвижной кучей трепья, а изо рта у него вытекала тонкая струйка крови.
«Заслуженная награда!» – любовался Рэп делом своих рук.
Придворные оцепенели от неожиданности и страха.
Инос сжимала кулачки и смотрела на Рэпа, чуть не плача.
За три тысячи лет не могло быть наихудшего нарушения Протокола, чем скинуть правителя с трона в Круглом зале.
Эмшандар не только раньше всех очнулся от столбняка, но и первым начал действовать Старик прошаркал до распростертого во прахе Итбена, схватил щит за край и стал стягивать его с обмякшей руки поверженного. Завладев одной из императорских регалий, старец, отдуваясь, отыскал в темноте другую – меч и захромал назад к трону, одарив Рэпа ликующим взглядом.
Не без труда взобравшись на вторую ступень, император оказался перед Опаловым троном, крепко сжимая в руках регалии власти. Его сноха молча взирала на свекра, не в силах ни слова сказать, ни пальцем шевельнуть. Ее сковал ужас, зато Шанди блаженно улыбался. Радостными улыбками сияли также Инос и ее тетя. Все остальные от потрясения лишились дара речи. Особенно удручали их попрежнему необъяснимо пустовавшие троны Хранителей.
Заняв место перед Опаловым троном, Эмшандар в первую очередь обратился к Уомайе.
– Прочь с глаз моих, ничтожная! – хрипло прорычал старик, ткнув мечом кудато во тьму.
Женщина бочком соскользнула со своего кресла, ощупью сползла со ступеньки, каждую секунду ожидая гибели, и вдруг, повернувшись, бегом бросилась вон из зала.
Только изгнав Уомайю, старик устало опустился на трон. Какоето время Эмшандар просто отдыхал, тяжело пыхтя и победоносно озирая растерянные лица свидетелей его триумфа. Вообщето Рэп понимал, что по закону, в сущности, ничего не изменилось, но император не собирался уступать трон. И хоть формально Итбен все еще оставался правителем, людские сердца повернулись к Эмшандару. Потому что правит людьми не столько закон, сколько привычка повиноваться сильнейшему. А старый император, усевшись на трон своих предков и взяв государственные регалии, делом доказал, что он не одинокий проситель, а повелитель. Единым махом завладев сердцами, он теперь мог рассчитывать и на разум сановников.
Как только окружающие начали ему подчиняться, он вновь обрел могущество и посему оказался достоин повиновения. Это порочный круг: сила порождает страх – страх принуждает к послушанию – послушание обеспечивает силу. Он неразрывен, и никто лучше старого льва не понимал это. Чтобы император вновь мог править великой Империей, достаточно завоевать преданность нескольких ее сановников. Рэп обеспечил ему такую возможность, и теперь Эмшандар мог действовать по своему усмотрению.
Предвосхитив следующий ход императора, Рэп опустился на одно колено, обнял Шанди и кивком указал мальчику на одинокую трехногую табуретку, которую Итбен приготовил для отставного императора. Нечто унизительное прежде, теперь этот стульчик мог стать хорошим убежищем для принца.
– Шанди, – сказал Рэп, – иди сядь там и смотри. Можешь «ерзать» сколько захочешь, больше до этого никому нет дела.
– Да, Рэп! Спасибо! – воскликнул мальчик и бегом бросился к табуретке. В своем неуемном восторге Шанди даже забыл взглядом спросить позволения у дедушки.
Самонадеянность Рэпа получила должную оценку императора. Но колдун словно не заметил гневный взгляд Эмшандара, а все потому, что Рэп и сам еще не остыл после своей вспышки. К тому же фавн был крупно недоволен собой – ведь он избил безоружного. В жизни он бы постеснялся воспользоваться против слабейшего палкой или камнем; тем более не могло быть оправдания для колдовства. Направляясь к неподвижной фигуре Итбена, Рэп вспомнил ворчливую старую капелланшу, мать Юнонини, когда она, взгромоздившись на единственный приличный стул в закопченной комнатенке Хононина, поучала: «Колдуны – тоже люди, мастер Рэп. Они, как и мы все, мыкаются между Добром и Злом, и мучаются они даже больше нашего, потому что мощь их по сравнению с нашими силенками неизмеримо выше».
Сегодня Рэп действительно наломал дров и выставил себя перед Инос истинным деревенщиной!
Итбену от Рэпа досталось крепче некуда. К великолепной коллекции синяков добавилось сломанное плечо и трещина в основании черепа. Коря себя за несдержанность, фавн, пока подходил к поверженному противнику, привел тело врага в порядок, так что Итбен испуганно глазел на склоняющегося к нему колдуна. С запоздалой догадкой Рэп сменил цвет тоги русала с пурпурной на чисто белую. Протянув руку, он помог человеку подняться на ноги и, оставив его стоять перед ступенями Опалового трона, вернулся, вежливо игнорируя ярость императора, на свое прежнее место между троном Хранителя и возвышением императорского трона. Не решаясь трогать колдуна, который только что оказал ему неоценимую услугу, Эмшандар выискал более стоящую мишень, на которой он бы сорвать свою злость… и нашел жертву.
– Ипоксаг!
– Ваше величество? – Маленький рост сенатора не мешал ему отлично скрывать большой страх, поселившийся в его сердце.
– Мы неплохо помним Акт о престолонаследии, – начал Император. – Существует четкая градация в назначении ретентства – верховная власть может быть передана лишь следующему по линии. Наша дочь отказалась?
– Сир, – промолвил Ипоксаг, предварительно потеребив свои усы, – со всем моим уважением позвольте уточнить следующим по линии был несовершеннолетний. Нас смутила двусмысленность формулировки. Были значительные дебаты, второму по линии…
– Свинячьи потроха! – фыркнул Эмшандар, а лицо его от ярости покрылось красными пятнами. – Естественно, были! Гниды приблудные! Конечно! И что же?
Сенатор, видимо, искренне желал провалиться сквозь землю.
– Большинство были согласны с таким решением, сир… незначительно, сир, но…
– Так почему Ороси не стала регентом?
Ипоксаг уныло маялся под золотыми решетками канделябров.
– Существует положение об отводе неподходящего кандидата, сир, а, по мнению некоторых почтенных сенаторов, долгое отсутствие твоей дочери убедительно доказывало ее глубокую неосведомленность в делах и в сложившейся ситуации, ну и…
– Погань! – прорычал император. – Клоака вонючая! Если что и беспокоило их, так наличие эльфийской крови в жилах Лисофта, а также раскосых глаз у обоих ее сыновей. Разве не так? Не пожелали приблизить к трону косоглазых принцев?
– Эта точка зрения никак… Вслух подобное никогда не высказывалось, сир, ни при мне, ни тем более публично, ни…
– Поганая пасть! Вместо нее вы предпочли полурусала! Поименного голосования конечно же не было?
– Нет, сир.
Несколько бесконечных мгновений император угрожающе сверкал глазами на несчастного сенатора, а затем веско отчеканил:
– Отныне регентство Итбена аннулируется. А если в будущем вновь понадобится подобное для нас или для нашего внука, оно будет возложено на нашу дочь. Это ясно?!
– Да, сир, – после небольшой паузы выдавил Ипоксаг.
– Ты обязуешься содействовать ее интересам?
– Да, сир, – после еще более длительного молчания прохрипел сенатор.
– Даешь ли нам, сенатор, свою клятву в этом и будет ли она принесена свободно и без принуждения?
Сенатор опасливо покосился на Рэпа. Таинственная улыбка колдуна Ипоксагу явно не понравилась; четыре упорно пустовавших трона тоже отнюдь не обнадеживали. В конце концов, уступая очевидной угрозе, он сдался:
– Да, сир. Клянусь.
– Уммфф! – пропыхтел Эмшандар и вызвал следующего: – Консул!
Вскоре хитрый лис добился клятвы верности у каждого присутствовавшего импа, включая и маршала Ити, который был единственным, кто дал ее добровольно и с радостью. К тому времени, когда опрос придворных окончился, Итбен уже исчез. Обнаружив, что из пурпурной его тога превратилась в белую, а бывшие приверженцы переметнулись к старику, он тихо направился к потайному выходу. Рэп отпустил его, а Эмшандар либо не заметил, либо не счел нужным замечать бегство противника, хоть и не забыл про него.
– Что касается лорда Итбена… Мы изгоняем его из столицы и повелеваем ему до самой своей кончины под страхом смерти оставаться безвыездно в городе Веттер. – Заметив на лицах сановников удивление, император соизволил пояснить: – Это еще мягкая кара за оскорбление наследника. Консул, тебе вменяется в обязанность проследить, чтобы указ об осуждении в государственной измене быстро получил одобрение и был передан в Сенат.
Старый император так устал, что находился уже на грани обморока, но отдыхать все еще было недосуг. Помассировав рукой глаза, он вновь оглядел собравшихся.
– Султан Азак, добро пожаловать к нашему гостеприимному двору. Мы рады видеть тебя и твою красавицу султаншу.
При первых звуках своего имени джинн повернулся к императору, а потом склонился перед властителем со всей почтительностью, чуть ли не касаясь лбом коленей. Инос тоже вынуждена была сделать вежливый реверанс, метнув на Рэпа взгляд, полный отчаяния. У Рэпа защемило сердце, но он мужественно притворился равнодушным. Проклятие с джинна он снял, а ночь уже вступила в свои права.
– Мирные предложения, изложенные тобой, вполне приемлемы, – сухим, деловым тоном продолжал Эмшандар.
Маршал Ити оказался не единственным, кто вздрогнул, услышав речь императора. Азак тоже не сразу уяснил себе ситуацию, а когда понял, то просиял, но потом подозрительно прищурился.
– Ваше величество очень любезны, – промямлил султан и вновь поклонился.
Рэпу вспомнились бесконечные легионы дюжих молодцов, храбро маршировавших на восток, которым теперь предстоит преодолеть тот же самый путь, но уже в обратном направлении.
Таким образом фавн одним ударом предотвратил кровопролитную войну. Новость пришлась Рэпу по душе. К сожалению, подобное использование колдовства в политических целях, пусть даже случайное, лишний раз нарушало Протокол.
Но Хранители не появлялись. Почему?
Ни единой своей морщинкой Эмшандар не выказал обуревавших его чувств и мыслей. Но Рэп прекрасно видел, как ликует старик, считая победу абсолютной. Еще бы! Четверка не воспрепятствовала изгнанию Итбена. Уверенный, что покончил с делами, старик благодарно вздохнул и объявил:
– На сегодня все! Маршал, мы ждем тебя утром.
Ити отсалютовал. Правда, выглядел он сильно озабоченным, ясно представляя себе всех легионеров, которых он лично отправил в Гобль, а теперь сам же должен вернуть назад.
Эмшандар сложил на подставку регалии – меч и щит – и опустил обе руки на подлокотники трона, собираясь встать.
В этот момент Голубой трон окутало мерцание.
– Есть еще несколько вопросов, которые необходимо решить, – раздался высокий мелодичный голос эльфа.
2
На Голубом троне под зажженным канделябром восседал Литриан. Для не владеющих колдовством это был смуглолицый, златовласый юноша, непринужденно развалившийся на троне, как в домашнем кресле, закутанный в тогу, загадочно сиявшую синеватым оттенком лунного света, больше похожую на мираж, чем на нечто вещественное. Он вытянул ноги, поблескивая жемчужными сандалиями и посеребренными ногтями на пальцах. Впрочем, никто, кроме Рэпа, не заметил, что ногти на ногах эльфа крашеные.
В магическом пространстве эльф выглядел иначе. Правда, физическое сходство оставалось, но если Калкор казался призраком, эльф – довольно плотным сгустком. Так как в магическом пространстве расстояний не существовало, Литриан подбоченясь стоял прямо перед Рэпом, улыбаясь и пристально всматриваясь в фавна с не меньшим интересом, чем Рэп в него. Раскосые глаза эльфа переливались всеми цветами радуги, мерцая весело и в то же время нахально. Руки и ног его были утонченно изящными, плоский живот казался поюношески упругим, тело выглядело стройным и гибким. Любой эльф сразу бы понял, насколько стар Литриан, но чужаку приходилось только гадать о его возрасте, памятуя, что Хранителем он стал в год коронации отца Эмшандара.
Однако внешность эльфа была слишком малой частью его присутствия в призрачном мире. Рэпа захлестнул радужный хор мистических звуков и образов, и фавн зашатался, захлебнувшись в первый момент в этом сверкающем водовороте. Солнечный свет, звенящий в хрустальных лесах; мириады цветов, плавающих в воздухе, как косяки серебряных рыб в океанских глубинах; звездопад, нанесенный ароматами роз… настоящий танец контрастов цвета, звуков и запахов, вместо того, что составляло мимолетный блик, таинство мышления эльфа. Необычность и безмерная сложность всех ощущений доводила Рэпа до дурноты, пока он не догадался приглушить обилие образов и звуков. Защитная реакция фавна вызвала у Литриана бурный взрыв веселья, вспенившегося, как волна прибоя вдоль рифа.
Император, хоть и с трудом, но поднялся, чтобы отдать дань уважения Хранителю.
Эй, Рэп, вот мы и встретились опять, как видишь! – озорно приветствовал Рэпа эльф.
Вижу, – согласился Рэп, весь собравшись для отражения атаки, которой не последовало. Видимо, колдун пока не собирался нападать на фавна, иначе бы он наверняка захватил его врасплох в первую секунду появления в Круглом зале.
Лихо ты примчался в Араккаран, – продолжал забавляться эльф, заливаясь смехом, – но опоздал. И всегото на несколько минут, но опоздал. Я же предупреждал, помнишь? Близок локоток, да не укусишь!
На мгновение разум Рэпа помутился от ярости, но он подавил эту вспышку.
Несмотря на все очарование показной мальчишеской веселости эльфа, Рэп знал, насколько беспринципен этот проказник: ради собственной прихоти он даже свою дочь выдал»замуж за гнома – остальные Хранители были не лучше.
В любой драке потеря хладнокровия сулила поражение. В дуэли с колдуномэльфом поддаваться гневу – чистое безумие.
К сожалению, ярость Рэпа еще не остыла, слишком недавними были похороны Гатмора. В душе фавн все еще кипел, хоть и сдерживался. Повидимому, он както сумел скрыть свои истинные чувства, потому что Литриан продолжал издевательски хихикать:
Ты не представляешь, как я боялся, что ты всетаки успеешь к сроку и помешаешь свадьбе. Нет, не спеши с выводами! Помни, Олибино объявил Инос умершей.
Этот телепатический диалог длился не более мгновения.
– Для нас высокая честь лицезреть вас, ваше всемогущество, – говорил император, и лицо его все больше мрачнело При одной только мысли, что, как бы он ни был измучен, Придетсятаки иметь дело с Четверкой.
– Да какая уж там «честь», ваше величество, – фыркнул Литриан, развалившись на троне. – Мы же не на твой вызов собираемся. Надеюсь, все присутствующие понимают тонкость этого различия?
Ах, вот как! Восток лгал? – прорычал Рэп.
В магическом пространстве прозрачная голубизна летнего неба мгновенно переменилась на свинцовофиолетовые тона – таков был ответ Литриана:
Понял наконец? Разумеется, лгал, пытаясь выпрыгнуть из огня, но попал в полымя! Потомуто и отослал ее в Зарк. Ринься девица в Империю, он пошел бы на что угодно. Ее замужество стало для нее спасением. Тебе бы следовало поблагодарить меня. Ведь успей ты тогда и проиграл бы все подчистую! А теперь коечто и переменить можно!
Плут! Записной плут!
Ярости Рэпа хватило, чтобы сразить Калкора. Но достанет ли у него сил для расправы с этим ухмыляющимся, наглым эльфом?
Уставший и хмурый Эмшандар вещал с трона, цитируя Протокол:
– Совет может быть созван в любое время дня и ночи императором или Хранителем Дня. Сегодня, ваше всемогущество колдун Литриан, ваш день.
– Вот я и воспользовался своей привилегией, – заявил эльф, пока присутствующие, приветствуя его, кланялись или делали реверансы, – так как накопились некоторые серьезные вопросы, в частности неправомерное использование колдовства.
Рэп изо всех сил боролся с гневом и потому лишь краем уха расслышал откровенную угрозу Хранителя. К тому же всесторонне оценить слова Литриана фавну мешала сумятица двухуровневых потоков образов и речей. А эльф, несомненно, постарается все запутать еще сильнее.
Как ты недоверчив! – уставясь на Рэпа, издевательски взвыл Литриан, одновременно в реальном пространстве томно взмахнул рукой и представил:
– Наш возлюбленный западный брат, его всемогущество колдун Зиниксо.
Берегись его, мастер Рэп, – доверительно шепнул эльф фавну. – Он безмерно могущественен и исключительно опасен.
Гном стремительно материализовался, одновременно возникнув и на Алом троне, и в магическом пространстве. И там и там раздражительный Зиниксо сердито хмурился. Незначительный рост гнома и тога цвета тлеющих угольков или – что, пожалуй, точнее – предштормового заката неба делали его похожим на ребенка, забравшегося в отцовское кресла так что ни о какой внушительности и речи не было.
Инос дело в магическом пространстве. Там Хранитель Запада выглядел куда как грозно: коренастый, длиннорукий, с увесистыми кулачищами, с мускулистой, волосатой грудью, он возвышался нерушимой гранитной скалой. По сравнению с зыбкой тенью Калкора и почти подобным облаку образом Литриана монолитность Зиниксо внушала по меньшей мере почтение. Если мерой оккультной мощи была видимая плотность в пространстве, тогда гном действительно являлся опасным противником.
Мыслил Зиниксо не менее тяжеловесно, чем выглядел. Рэп лишний раз убедился, что эльфы и гномы абсолютно несовместимы. Вместо света – тьма глубоких и обширных пещер, где каждый выступ, глыба камня или яма таят опасность; сплошные извивающиеся лабиринты темных коридоров, стены которых – неуклюжие каменные блоки, сложенные в баррикады или крепостные валы. До какой степени эти образы принадлежали исключительно Зиниксо, а не являлись характеристикой всех гномов, Рэп не знал, но подозрительность шипела с каменных круч, как клубок ядовитых змей из тумана.
Мы снова встретились, ваше всемогущество, – окликнул Рэп Зиниксо и поклонился.
Наглость фавна породила мерзостный скрежет пары громадных камней. Ответ прозвучал, точно скрип мельничных жерновов:
Знал же я, что должен убить тебя, пока у меня имелся такой шанс. Проклятая колдунья обманула меня.
Я не стремлюсь навредить тебе, – настаивал Рэп, с грустью понимая, что ему не поверят.
Эльф и гном устроили друг с другом тяжбу за фавна. Лиловые колючки брызнули снизу вверх, разделив пространство надвое, и Рэп ощутил, что его тянут сразу с обеих сторон, явно пытаясь затолкать на одну из половинок… Но Рэп не пожелал выбирать между Зиниксо и Литрианом – предпочтя остаться нейтральным. Поколыхавшись, изгородь лавандовых искр иссохла. Только сейчас Рэп подумал, что и он тоже както выглядит в магическом пространстве. Другие колдуны, безусловно, видят его, а вот он сам себя мог только ощущать и с сожалением должен был признать, что особой твердости не чувствует. Кроме того, Рэп не очень хорошо умел скрывать свои мысли.
Между тем и император и придворные с готовностью повернулись к северной части Круглого зала.
– Ее всемогущество Блестящая Вода, – возвестил эльф.
На Белом троне объявилась миниатюрная красавица, закутанная в ткань, уложенную замысловатыми складками, каждая из которых сияла, как свежевыпавший снег под утренним солнцем в ясный морозный день. Зеленый оттенок кожи, присущий гоблинам, на ее обнаженных руках был едва заметен; черные волосы взбиты в замысловатую прическу, украшенную тиарой из мерцающих бриллиантов.
Однажды Рэпу довелось увидеть старую каргу обнаженной, и он сохранил память о том, как был тогда напуган. Хрупкий, костлявый реликт, вынырнувший сейчас перед ним в магическом пространстве, был неизмеримо старше прежде виденного, к тому же в нем не осталось уже ничего человеческого. Так что, кроме отвращения и ужаса, иных чувств у фавна не возникло. Возраст колдуньи исчислялся столетиями. Рэп ясно видел, что Блестящая Вода систематически и очень старательно латает себя колдовством, как только какойнибудь ее орган выходит из строя.
Вместе с гоблиншей явился ужас. Ее ментальный портрет был даже хуже гномьего. Не тьма пещер, а бледные тела мертвецов… мальчики, корчащиеся в муках под пытками… тонущие люди… шайка насильников… Смерть! Три столетия разложения и тлена – чума и паника, кровопролитие и одинокая старость. Тайна ее сумасшествия – рок, от которого она ускользала так долго. Страх перед ним вкупе с ожиданием его прихода прочно владел Хранительницей. Что же еще можно было ожидать, если три сотни лет Блестящую Воду интересовала исключительно смерть?
К счастью, обучался Рэп очень быстро и уже мог управлять степенью своей восприимчивости. Поэтому фавн сумел свести почти на нет тошнотворное давление колдуньи Севера.
Пока зеленокожая красавица мило кивала в ответ на приветствия придворных, в магическом пространстве звучало пронзительное кудахтанье гоблинского смеха, прерываемое выкриками в сторону Рэпа:
О, фавн! И снова мы встретились! Помнишь, как я предсказала тебе великую судьбу, тогда, в первую нашу встречу?
Разве? Но ведь не так было! Ты не смогла предвидеть ее и сама сказала об этом.
Мумифицированная зеленая обезьяна возмущенно замахала лапами в магическом пространстве. Эти длинные, корявые палки вызвали настоящий буран синеющих трупов, закружившийся над ее головой.
Но мыто с тобой знаем, почему я тогда не сумела, не так ли? В незнании скрыто знание, ты ведь отлично знаешь, почему ты не знаешь! Остается лишь одно объяснение, не так ли?
Колдунья так тщательно вглядывалась в Рэпа, что ему захотелось убраться подальше, и он отпрянул назад, хотя в реальном мире его тело даже не шелохнулось.
Это надо же, татуировки сохранил! Удивительно! – со странным умилением прокаркала зеленая образина.
Рэп предпочел упрочить расположение колдуньи, предвидя, что ее недоброжелательность может повредить ему, тогда как дружелюбие в любом случае пойдет фавну на пользу. Поклонившись, он произнес как можно более любезным тоном:
Гоблинство – немалая честь. Я помню, что в долгу у тебя, и неоднократно.
Колдунья порхнула к фавну и сделала насмешливый книксен:
Тото и оно! Придет время – ты, надеюсь, не забудешь меня? – Дернув сморщенной кочерыжкой, торчащей на месте головы, в сторону гнома, она и ему бросила: – И мой дорогой западный брат тоже?
Если эта выходка была задумана как шутка, то Зиниксо не развеселился. Более того, он даже глазами засверкал от злости. В магическом пространстве между Зиниксо и Блестящей Водой выросла высокая стена из огромных угловатых булыжников. Все кругом скрежетало, словно по камню царапали стальные когти.
– И наконец, его всемогущество колдун Олибино, – провозгласил Литриан.
На импе, появившемся на троне Востока, был роскошный мундир, сплошь расшитый золотом и украшенный драгоценными каменьями. На троне восседал юный, прекрасный и мужественный человек.
В магическом пространстве этот образец мужского великолепия смотрелся почти стариком, обрюзгшим и лысым. Среди этого колдовского сборища он выглядел слабейшим, а для импа слишком уж низкорослым. Олибино был единственным, с кем Рэп никогда не сталкивался. Похоже, что и сейчас воинственный имп вовсе не жаждал этой встречи, капризно надувшись и неприветливо зыркая на фавна. Недаром Оотиана называла его слабаком, а Литриан откровенно презирал. Впрочем, эльф многих презирал.
Впечатлить Олибино, безусловно, не мог. Но амбиции делали его опасным. Все эти трубы, колыхающиеся знамена, воиныбогатыри, бряцающие мечами и сияющие доспехами, армии, закаленные в благородных битвах, превращали грязь и жестокость реальности в идеализированное действо, спортивное развлечение для Хранителей. В некотором роде воинственные пристрастия Олибино были даже хуже, чем одержимость Блестящей Воды смертью.
Итак, Четверка наконецто собралась: четыре юношески красивых существа на принадлежащих им тронах в Круглом зале – и четыре кошмарных урода, подобные великанам людоедам, столпившиеся вокруг Рэпа в магическом пространстве. Рэп не мог отделаться от иллюзии, что всем им от него чтото нужно, вот только непонятно было, что именно. Ощутив, как в его одежде шарят костлявые пальцы скелета, выворачивая карманы и царапая по рукам, Рэп гадливо отстранился. Невольно вспомнились нищие Финрейна, покрытые зловонными язвами, заживо гниющие паралитики; но скелетные костяшки были еще омерзительнее. Будь у фавна возможность выбирать, он предпочел бы нищих или, на худой конец, изголодавшихся антропофагов.
– Усаживайся, старый друг, – предложил Литриан императору.
Возможно, эльф действительно был искренним, но придворных такой простецкий тон шокировал. Эмшандар тоже не выказал восторга и медленно опустился на трон.
– Птица Смерти! – пронзительно воззвала колдунья Севера, вскочив на ноги и требовательно вытягивая вперед руки, будто собиралась сцапать гоблина. Этот выкрик заставил вельмож подпрыгнуть, а Маленького Цыпленка отпрянуть назад. Опомнившись, юный гоблин выпрямился по мере возможности, как следует расправил плечи и только после этого направился к Белому трону.
В магическом пространстве над Рэпом измывался Запад, пододвинув к фавну собранные из гигантских валунов каменные стены. И теперь с самого верха, будто прямо со зловещего ночного неба, устремилась вниз здоровущая глыба. Валун, рассекая воздух со страшным свистом, летел прямехонько в Рэпа. Фавн аккуратно отступил в сторону, пропуская каменюку. Сокрушительная глыба канула в небытие. Сдерживая гневный порыв, Рэп сцепил руки, впиваясь ногтями в ладони. У него с Зиниксо были старые счеты. Хотя бы за галеры, на которые этот гнусный серый коротышка продал фавна.
Плесень тебя заешь! Я не только галеры, я и все остальное помню! – огрызнулся Рэп.
Запад, веди себя пристойно! – раздраженно рявкнул Олибино. – Пробный камень не есть полная сила, мастер Рэп. Это позволительно.
Очередной валун, высоко подпрыгивая, понесся с горы прямиком к Востоку. Один из воиновгигантов шагнул вперед и разбил глыбу в мелкую гальку.
Кончай ребячиться, Запад! – непринужденно фыркнул Олибино, но едва слышимая фальшь в голосе импа повергла Рэпа в недоумение, заставив задуматься, сколько же сил потребовалось затратить этому напыщенному вояке, чтобы парировать игривый выпад гнома.
Маленький Цыпаенок меж тем дошагал до колдуньи, и она нежно обняла и поцеловала его. В магическом пространстве возникла картина, как Рэп вопит, корчась на полу Тотема Ворона. С практикой контроль фавна над неприятными образами возрастал лавинообразно, и вожделенные помыслы Блестящей Воды он убрал с легкостью. Уродливый зелененький младенчик искоса злобно сверкнул глазами снизу вверх и прохрипел:
Ты славно умрешь, фавн!
Возможно, – согласился Рэп, – во всяком случае, теперь у него есть мое обещание!
Есть! У него есть! – заквохтала гоблинша, как целый птичий двор.
– Ваше величество, – пропела девица с Белого трона, – этот гоблин нам чрезвычайно дорог. Мы поручаем тебе достойно, с подлинным радушием принять его во дворце и проследить, чтобы он невредимым добрался до своего дома, к своему народу.
Значит, ты не лишишь Птицу Смерти его судьбы? – дружелюбно скалясь, прошамкала карга Рэпу. – Я буду помогать! За это я помогу тебе!
Без сомнения, колдунья окончательно свихнулась. Осознавала ли она, что Рэп давно обнаружил корчи ее уродливого мышления? Навряд ли. Вообще Рэпу казалось странным, что Хранители столь откровенно демонстрируют себя. Он начал подозревать, что великие колдуны, возможно, не видят магическое пространство так, как доступно ему самому. Но неужели теснящаяся сумятица образов и эмоций, проецируемых ими самими, ими же и не воспринимается? Рэп почти физически чувствовал, как его время уходит, и ему было жаль тратить остатки своего существования на никчемный спор вместо того, чтобы учиться колдовству.
Облобызованный гоблин возвращался к Крушору в полном восторге от ласк моложавой колдуньи и в то же время уносил заверения серьезно озадаченного императора в том, что он – желанный гость во дворце.
– Начнем, пожалуй, вспомнив, что вчера его временное высочество регент Итбен, – провозгласил Литриан, – пытался потревожить нас вызовом по поводу проблемы султана Азака. К тому же он собирался рассеять свои сомнения относительно тана Калкора. Регент резонно подозревал Калкора в том, что тан применил к нему магию, в чем был абсолютно прав. Я и мои коллеги, зная, что поблизости находится компетентный колдун, сочли возможным не беспокоиться еще по меньшей мере сутки, предоставив делам идти своим чередом.
В магическом пространстве Рэпу попрежнему покоя не было. Теперь огромная каменная колонна, которая угрожала опрокинуться… Чтобы не оказаться придавленным, Рэп опять отступил на шаг назад и позволил громаде разбиться вдребезги у своих ног. Рэпа не задел ни один осколочек, и молодой гном, злобно сверкая глазами изпод мохнатых бровей, заподозрил, что фавн издевается над ним.
– Теперь, – продолжал пищать Литриан, – конкретно об этом самом колдуне. Он, надо признать, избавил нас от проблем с Калкором – предположительно действуя оккультным образом, хотя тан был последним посланцем Нордландии. Далее, юный колдун излечил серьезное заболевание мозга коронованной особы – императора. К тому же этот же колдун наложил, похоже, транс правды на регента и позже сшиб беднягу с императорского трона. Нам должно обдумать: вопервых, действительно ли имели место изложенные здесь факты; вовторых, если подтвердится первое положение, то какую степень касательства к политике имеют использованные оккультные силы; и, наконец, втретьих – если первое и второе положения верны, то какое наказание должно наложить на виновника. У когонибудь есть дополнения?
Круглый зал затаился в томительном ожидании… Рэп замер на месте, не считая необходимым кудато отходить, зато вельможи и сановники, пассивные зрители затянувшегося спектакля, мелкими шажками отодвинулись подальше от фавна, оставив колдуна в одиночестве. Эмшандар, сознавая собственное бессилие, в отчаянии уставился на Рэпа затуманенными от усталости глазами. Шанди, опасаясь за нового друга, Рэпа, вертелся, словно сидел на горячей сковородке, подпрыгивая и сжимая кулачки. Инос и Кэйд схватились за руки и кусали себе губы, лишь бы не зарыдать в голос.
– Итак, будем считать, что все согласны с моей постановкой вопроса, – после минутного молчания продолжил эльф. – Ответчик, известный как Рэп, присутствует. Фу, какое простонародное имя! Надо заметить, слишком уж невзрачное имя! Наш дорогой западный брат, тебе слово! Имели ли место предполагаемые факты? Вот тебе прекрасная возможность побеседовать с приятными людьми, коротышечка! Изъясняйся культурно, если способен.
Но гнома «приятная» компания не интересовала. Зиниксо прорычал с жадным вожделением:
Кому забирать его слова?
На данном этапе этот вопрос еще не затрагивался, каменная башка!
– Итак, что ты скажешь по поводу обвинения?
Гном на Алом троне молча грыз ноготь. Наконец он изволил заговорить вслух, оставив в покое магическое пространство.
– Я воздерживаюсь от какихлибо высказываний. Пока… – добавил он голосом, похожим на перестук камней.
В магическом пространстве камни не стучали, там жужжали осы, но казавшийся юным эльф просто презрительно пожал плечами и обратил свой взор через зал к Блестящей Воде.
– Наша северная сестра, что скажешь ты? – громко спросил эльф.
– Все утверждения – сплошная ложь, – не задумываясь заявила моложавая женщина на Белом троне.
Изумленные зрители так и ахнули. Инос, сообразив, в чем дело, расплылась в улыбке. Шанди чуть не подпрыгнул вместе с табуреткой, а потом устроился на ней, подтянув ноги, обняв руками колени и уперев в коленки подбородок. Но Рэпто истину видел: древняя карга приторно ухмылялась ему, смакуя вопли умирающего фавна.
Олибино не стал дожидаться, пока его спросят, и, указывая на Рэпа пальцем вытянутой руки, выпалил:
– Виновен, безусловно виновен!
На пыльных равнинах магического пространства легион за легионом возникали из ниоткуда призрачные воины, вступали в битву и исчезали в небытие. Хранитель Востока жаждал войны с Зарком, а для этого хотел восстановления Итбена на троне.
– Западный брат, желаешь ли ты судить немедленно? – нежнейшим голоском прощебетал Литриан. Последний шанс, уродище!
– Дадада, он сделал все это, – раздраженно скрипнул гном.
– Вынужден присоединиться, – вздохнул Литриан, подтвердив свое решение в магическом пространстве звуком, похожим на позыв к рвоте.
– Обвиняемый, – продолжал эльф, – голосованием три против одного мы убедились в наличии неких совершенных тобой подозрительных действий. Теперь совет Хранителей должен установить, имеет ли какоелибо из деяний отношение к незаконному применению колдовства; проще говоря, использовалось ли волшебство в политических целях.
Для собравшихся в зале Литриан лучился милой улыбкой, но в магическом пространстве он был совсем иным. Грозно уставившись на гнома, он источал на него миазмы скотного двора.
– Не переменит ли наш брат свое мнение? Эй, гранитный кретин, у тебя есть еще толика времени пошевелить каменным крошевом. Вопрос открыт! Брат Востока, тебе слово.
– Виновен! – гаркнул колдунполководец, подкрепив свои мирские слова оккультной картиной плещущихся на ветру знамен и гулким перестуком копыт.
– Теперь твое мнение, северная сестра?
– Не виновен, – уверенно заявила девагоблинша.
А в магическом пространстве мерзкая карга вожделенно поглядывала на Рэпа. В своем сердце она лелеяла для фавна совсем иную судьбу и к тому же оставалась искренне убежденной в том, что за будущие муки Рэп должен был быть ей благодарен.
Если бы это судилище специально задумывалось, чтобы запутать Рэпа, то свою задачу оно выполнило, разум фавна метался между противоречивыми сущностями.
– Дорогой западный брат, мы слушаем тебя, – проворковал Литриан.
Кому достанутся его слова? – упорствовал гном.
Разве ты не знаешь, чья очередь? Моя. Последней была та импка из Дришмаба, девять лет назад. Ее получил Восток.
– Не было незаконного использования магии, – гаркнул горным обвалом гном.
В магическом пространстве Литриан озорно подмигнул опаловым глазом Рэпу и на мирском уровне заявил:
– А я с величайшим сожалением утверждаю, что было. Итак, ваше величество, мнение Хранителей разделилось поровну. Север и Запад – за оправдательный приговор; Восток и Юг – осуждают… Решение за вами!
Император оцепенел от ужаса Он прекрасно знал, что было сделано, кем и кто именно от всего этого выиграл. Теперь императорская, да и просто человеческая благодарность оказалась в конфликте с буквой закона. Все присутствующие в зале замерли затаив дыхание. Они с нетерпением ждали и боялись услышать ответ императора.
Камень размером в добрую дыню со свистом вырвался из небытия, нацеливаясь прямо в голову Рэпу. Фавн пригнулся, присев на корточки, пропуская глыбу поверх себя Он ни секунды не сомневался, что мог бы отшвырнуть скальный обломок в гнома, но он не хотел преждевременно раскрывать свои силы и поэтому попросту уклонился от удара. Если Зиниксо жаждет знать, насколько силен Рэп, тогда стоит сохранить свои возможности в тайне.
Кроме того, Рэп начал подозревать, что его не сопровождало в магическом пространстве все то убранство, которое наличествовало у Хранителей. Отсутствие волшебного шлейфа, скорее всего, было проявлением не слабости, а силы, способности яснее видеть, острее чувствовать, точнее направлять собственную магию.
«Не будь кретином, – посоветовал себе Рэп. – Ты что же, думаешь, что можешь быть сильнее Хранителя?» Однако выходки гнома порядком надоели Рэпу, и он стал подумывать, не окажется ли забавным выяснить, кто же в действительности из них сильнее.
– Я нахожу, что обвинения безосновательны, – хрипло промолвил Эмшандар.
Церемониальный наряд по самой своей сути не был теплым одеянием, но император обливался потом, произнося эту явную ложь.
– В таком случае нам остается объявить обвиняемого невиновным! – провозгласил Литриан.
Улыбка эльфа в магическом пространстве заблистала бураном цветочных лепестков, взвихренных летним бризом с жаркого Юга. От Востока с грохотом барабанов пришел вызов на бой, и многочисленные армии с лязгом и грохотом столкнулись в смертельной схватке, оглушая магическое пространство предсмертными воплями людей и лошадей.
С Севера забулькал агонизирующий стон, а с Запада заскрежетали когти, расшвыривающие темные каменные склепы.
Зал взорвался громом аплодисментов. Маленький Шанди сам не заметил, как вскочил на ноги и, радостно завопив, запрыгал, правда, рядом с табуреткой. Инос и Кэйд расцепили руки. Старушка облегченно вздохнула, полагая, что все страхи позади, а Иносолан мгновенно обогнула массивную фигуру Азака и, прежде чем он ее успел остановить, помчалась к Рэпу, явно намереваясь броситься фавну на шею. Рэп понастоящему испугался… за репутацию Инос и увернулся от нее так же неловко, как совсем недавно уворачивался от атак гнома. Инос обиженно надулась, но все же остановилась. А Рэп ожидал того, что приготовил ему Литриан. Он отлично знал эльфа и понимал: это еще не конец.
Мастер Рэп, – заговорил Литриан, – в бытность твою адептом ты, помнится, мог улавливать волны магии, не так ли?
Чувствуя приближающуюся опасность, Рэп собрал всю свою волю в кулак и ответил на вопрос эльфа коротким кивком.
– Иносолан! – рычал Азак, требуя назад свою жену.
С сожалением глянув на Рэпа и вздохнув, Инос вынуждена была вернуться на прежнее место, подле мужа. Она шла, упрямо поджав губы и низко опустив голову.
Фу, эльфишка! – пронзительно взвизгнула Блестящая Вода. – Где это видано, знать о колдовской силе и не сообразить толком, что к чему? Фавн с одним словом имел исключительные способности, и ты проморгал! А я еще тогда угадала его судьбу!
Рэп, – промолвил Литриан, предусмотрительно огородив себя плотным частоколом хрустальных копий, – полагаю, из тебя вышел бы отменный Хранитель. Не желаешь ли побороться за красный трон? Лично с моей стороны возражений не будет.
Блестящая Вода возражала более чем категорически, но с Востока донеслось радостное пение горна. Зиниксо, не тратя время ни на обсуждение, ни на аргументацию своих действий и тем более не дожидаясь ответа предполагаемого соискателя, ринулся в атаку. Не зря эльф загородился копьями: зная характер гнома, Литриан заранее позаботился обезопасить себя, чтобы с удобствами любоваться поединком двух колдунов. Удар Зиниксо был стремительным и мощным. Гигантские каменные бастионы, башни и крепостные стены стали раскалываться змеящимися трещинами, крениться и оползать, обрушиваясь на Рэпа.
Рэп решил не связываться с камнями, распыляя свои силы, он воспользовался приемом, уже испытанным на Калкоре. В магическом пространстве расстояния ничего не значили; образ противника – гнома – был рядом с Рэпом, и фавн, отвергнув чуждое ему коварство, собрал весь свой оккультный вес и схватился напрямую с этим коренастым, длинноруким призраком. Зиниксо на троне застыл в неподвижности, зато его магическая проекция опрокинулась, а Рэп сидел на нем, прочно удерживая гнома за горло. Однако вскоре стало трудно разобрать, кто из них оказывался наверху, а кто внизу. Оба колдуна катались, не разжимая хватки. Пыхтя и изрыгая в лицо Рэпа жар, словно раскаленный кузнечный горн, гном сам взмок так, что его плотное тело стало скользким от пота.
Колдуны извивались и корчились на призрачной земле, а на них мчались с шумом и грохотом каменные лавины.
Мирские зрители Круглого зала вообще не подозревали, что чтолибо с кемлибо происходит. В магическом же пространстве гном не пожелал быть погребенным под каменной толщей, и многотонная лавина, разделившись на два потока, прогремела мимо дерущихся. Рэп не стал выяснять, куда делись камни, предпочтя еще крепче стиснуть толстую шею врага, и увидел в агатовых глубинах гномьих глаз откровенную панику, граничащую с абсолютным безумием. Рэп не мог отделаться от мысли, что как это ни смешно, но пусти гном в реальном мире в ход кулаки, от фавна осталось бы только мокрое место. Однако в волшебстве Рэп никак не уступал гному. Свод пещеры, в которой катались драчуны, начал трескаться, из него стали вываливаться камни, затем, скрипя, отделились и повалились вниз массивные каменные блоки.
Не ослабляя хватки, Рэп извернулся и, перекатившись, подставил своего противника под удар вместо щита. Остановить камнепад гном не смог, но две громады рухнули на колдунов, образовав собой надежный шалаш, отразивший все остальные осколки. Рэп пристально всматривался в полное ненависти серое лицо Зиниксо и продолжал стискивать пальцами рук горло гнома. Вцепившись огромными лапищами в запястья фавна, Зиниксо попытался избавиться от мертвой хватки Рэпа… и не смог.
Вдруг гном изменил тактику и сам стал превращаться в тяжеленный монолит, вдавливая Рэпа в усыпанный острыми камнями пол. Но Рэп, не обращая внимания на боль, не отпускал гномье горло, продолжая вглядываться в разбухающее лицо врага. Оба были на пределе возможностей, оба задыхались, но Зиниксо, видимо, уже растерял все свои трюки. В отчаянии Зиниксо пустил в ход когти и расцарапал Рэпа, как беспомощная старуха.
Ты в моих руках, гном, – выдохнул Рэп. – Я сильнее! Сдавайся, черт бы тебя побрал!
Лишь сейчас вельможная толпа в зале догадалась, что между двумя колдунами чтото происходит. И фавн и гном уже несколько минут стояли как столбы и, ни разу не моргнув, пялились друг на друга. В магическом пространстве они катались по полу, дубасили друг друга кулаками, душили один другого, хрипели и обливались потом, бросая силу против силы…
Остальные Хранители внимательно любовались противниками, которых сами же и стравили. Колдуны восседали на тронах, словно трое зрителей, не заинтересованные победой какойлибо из сторон. Все же уголком глаза Рэп зацепил блеск огненного забора, окружавшего дерущихся, и мельтешение злобных светленьких фигурок, тщетно бьющихся об эту преграду. Возможно, это мелькание – следствие долгого перенапряжения, но если Рэп не ошибался в своих предположениях, то служителям Зиниксо намеренно мешали оказать помощь господину.
Не нужен мне твой трон! – прохрипел Рэп, когда снова оказался наверху. Он был уже на пределе и из последних сил удерживал хватку.
Гном и вовсе находился на последнем издыхании, но все же не желал уступать. Зиниксо даже не хрипел, он сипел и придушенно квакал, вываливающийся синюшный язык болтался гдето сбоку, глаза, наполненные страхом, вылезли из орбит…
На несколько мгновении время словно бы остановилось. Затем Рэп осознал, что тленная оболочка Зиниксо, медленно волоча ноги, сползает с трона, направляясь к нему, все еще стоящему на прежнем месте в Круглом зале. Реальную атаку гнома Рэп в любом случае отразить не смог бы. Значит, противоборство в магическом пространстве нужно было заканчивать как можно быстрее.
Поэтому последним лихорадочным усилием Рэп собрал все свои возможности и стиснул пальцы на шее гнома как можно крепче, безжалостно вдавливая их в плотные ткани, словно собираясь начисто оторвать ему голову. Теперь победа зависела лишь от силы воли, выносливости и упрямой целеустремленности дерущихся.
Сдайся или умри! – яростно выкрикнул Рэп.
Ответом фавну было придушенное сипение гнома. Зиниксо обмяк, как мешок с песком.
Никакого обмана не было – колдун умирал. Злобная ненависть горячей волной затопила Рэпа. Он жаждал мщения, и оно было в его руках. Его победа – это месть за Йоделло и Оотиану, и за вынужденное рабство, и за самоубийственную атаку…
«Делай то, что действительно хорошо, а не то, что хорошим кажется!» – говаривала его мать. Теперь Рэп противостоял собственной ярости. Сдаваться побежденному противнику он не собирался, но и убивать не хотел. Оставалось связать гнома заклятием верности, но властвовать Рэп тоже не жаждал. Для чего ему служитель, колдунраб, покорный каждому желанию хозяина и преданный господину до гробовой доски?
Получить раба – что в этом хорошего? С искренним отвращением к самому себе за то, что вновь поддался волне черной ненависти, Рэп отпустил Зиниксо. После этой навязанной ему новой драки фавн чувствовал себя вконец измученным и опустошенным как в реальном, так и в оккультном мирах.
Под сияющими рогатками канделябров в изнеможении покачивались друг перед другом оба противника – Рэп и Зиниксо. Трудно было представить, что у едва держащегося на ногах гнома на теле не было ни царапинки, ни синячка, а его сипящая глотка не раздавлена. Зиниксо хватал воздух широко открытым, как у рыбы, ртом и никак не мог надышаться.
Трое Хранителей удовлетворенно улыбались, вволю натешившись подстроенным эльфом поединком. Зато мирские зрители таращилась в полной растерянности.
Приветствую тебя, новый Хранитель Запада! – произнес Литриан.
Я не Хранитель! – испуганно выкрикнул Рэп. Его до глубины души поразила сумасшедшая ненависть, вспыхнувшая в пялящихся на него глазах гнома. – Не нужен мне твой трон! Не нужен! Не я затеял эту дурацкую драку!
Но поверить Зиниксо был не в силах. Он бы от трона не отказался, а значит… Все еще вынужденный отдыхать, гном; оскалился на фавна, выставив в магическом пространстве; зверски уродливые зубыдробилки. Гном собирался с силами, его огромные кулаки то сжимались, то разжимались, а руки вздрагивали.
Я не желал и не желаю тебе зла! – настаивал Рэп.
Но каким бы физически сильным ни был Зиниксо, каким бы могущественным колдуном он ни являлся, он оставался слишком юным гномом, чтобы вести себя повзрослому. Даже став Хранителем, Зиниксо ощущал себя робким мальчиком, и хоть он был самым сильным из Четверки, однако стойкая неуверенность в себе вечно портила ему жизнь. Более мощный колдун, чем он сам, являлся для него непереносимой угрозой. Как и любой гном, он страдал хронической подозрительностью и везде видел только предательство. Великодушия Рэпа он оценить не смог и пялился на фавна со страхом и ненавистью.
Я ничего против тебя не имею, – пытался убедить гнома Рэп. Протянув руку, фавн предложил: – Забудем прошлые обиды. Ну так как, мир?
Но ничто не могло примирить Зиниксо с наличием более сильного, чем он сам, колдуна. Рэп с тоской видел, что все его старания идут впустую.
– Что ж, не хочешь мира по доброй воле, – произнес вслух Рэп, – тогда я вынужден буду наложить на тебя заклятие верности. Зиниксо, я не хочу этого, ты сам вынуждаешь меня…
Слова Рэпа подстегнули гнома, и, решившись, тот схватил предложенную руку и резко дернул ее.
Рэп пошатнулся, а гном, подпрыгнув, схватил его голову и повиснув на шее, заставил фавна согнуться почти пополам.
И отчетливо прошептал на ухо Рэпу волшебное слово…
Пятое волшебное слово.
3
Для Кэйдолан этот день явился днем и восторгов, и разочарований попеременно. За всю свою долгую жизнь Кэйд никогда еще не оказывалась в таких условиях, когда за короткое время ситуация неоднократно меняется.
Утро знаменательного дня началось с того, что герцогиня проснулась на прескверной постели, зато в Опаловом дворце. Оказаться в Хабе, промечтав об этом всю свою сознательную жизнь, было удивительно приятно, но необходимость сохранять инкогнито отравляла ей удовольствие. К тому же дом свой доктор Сагорн содержал прескверно. Правда, капитан Гатмор позаботился о создании комфортных условий пребывания в комнатах, наведя в пропыленной и захламленной квартире полный порядок, но пары ночей в зловонном квартале было для Кэйд более чем достаточно. Сей бедняцкий угол ничем не отличался от подобного ему в любом другом городе огромной Империи. Новый взлет не заставил себя ждать – Кэйд вновь соединилась с Инос, и вдобавок к этому их обеих регент объявил своими гостями.
Восторженная эйфория от сознания, что она пробудилась в покоях Опалового дворца, померкла, как только в поле зрения Кэйд попали лохмотья обивки, украшающие стены, а также облупившийся потолок ее комнаты, находившейся явно в одном из давно заброшенных уголков огромного дворца.
Зато завтрак, сервированный на серебре и состоящий из изысканных деликатесов, заметно поднял настроение.
Но как только Инос и Азак присоединились к ней, Кэйд сразу же поняла, что у племянницы скверные новости. К несчастью, подозрительный Азак ни на шаг не отходил от жены. Вряд ли в Пандемии нашелся бы больший ревнивец, чем этот джинн.
Грусть исчезла, едва лишь Эйгейз привела с собой четырех давних, с кинвэйлских времен подруг. Четыре радостные встречи подняли настроение Кэйдолан, несмотря на то что все они испытывали легкое сожаление по умчавшимся дням. Сама Эйгейз, некогда изящная и грациозная, превратилась в почтенную матрону, уважаемую мать взрослого сына.
Инос догадалась утащить тетю навестить несчастного герцога Анджилки. Впрочем, это был их долг, хоть и тягостный, против которого Азак ничего не мог возразить. Герцог двое суток лежал пластом. Врачи только руками разводили да хмурились, а сделать ничего не смогли. Зато в больничном крыле дворца имелись специальные помещения, куда ни одному мужчине, будь он хоть султан, входить не позволялось. Кэйд не без основания заподозрила, что именно один из таких уголков и был истинной целью Инос, а долг перед Анджилки стал пустым предлогом. В первой же подвернувшейся им по пути «дамской комнате», куда затащила Кэйд ее племянница, Инос поделилась с тетушкой своим горем.
Новости были и впрямь ужасней некуда… Ночью Рэп приходил к Инос. Оказывается, Калкор – колдун, а результат дуэли между ним и фавном отнюдь не предопределен, как сулило окно. Их прежние расчеты, что, выиграв Божий Суд, Рэп впоследствии может держаться подальше от гоблинов, похоже, рассыпались в прах. И наконец, Иносолан рассказала о настоящей беде: никакого волшебного слова у нее не оказалось. Отцовское откровение и впрямь было бредом. Это выяснилось, когда Инос попыталась поделиться заветным словом с Рэпом.
В глубокой печали ехали они к Эбнилину полю наблюдать за вторым Божьим Судом, а нудный, нескончаемый дождь никому настроения не поднимал.
Вопреки всем ночным страхам, мастер Рэп отыскал нужную ему добавку к магической силе. Как он это сделал, для Кэйд было загадкой, но, сравнявшись с Калкором, фавн весьма решительно оборвал блистательную карьеру печально знаменитого капитана. Кэйд осталась очень довольна исходом дуэли, несмотря на то что тан приходился ей родственником. Увы! Случилось наихудшее: Рэп снял с Азака проклятие. За это деяние Кэйд винила только себя. Видимо, недостаточно вразумительно герцогиня объясняла парню повеление Бога, хоть в течение всего их путешествия, неделями, она трудилась изо всех сил, убеждая фавна, что именно он предназначен в супруги ее племяннице. Рэп упорно не желал признаваться, что влюблен в Инос, однако какая еще могла существовать причина, погнавшая его за девушкой через весь континент в Зарк? Кэйд уразумела лишь одно: ее мольбы пропали втуне, а глупый мальчишка по собственному недомыслию расчистил путь претенденту.
Дальше – больше. Рэп вылечил императора! Казалось бы, чудесное благодеяние и милосерднейший поступок, но действовалто он запретным способом. Единым махом бывший конюх Холиндарна перевернул всю политику Империи.
Вот когда Кэйд затосковала, решив, что этот день навеки останется в ее памяти, как самый злополучный в жизни. Уставшая то взлетать на крыльях надежды, то падать в бездну отчаяния, Кэйд оставила тщетные попытки уследить за ходом событий и стала заботиться лишь об одном – уберечь в неприкосновенности собственное здравомыслие.
Все же, предосторожности ради, герцогиня оставалась рядом с племянницей. А та, восторженно восхищаясь каждой картиной, безделушкой или скульптурой, что попадались на пути, таскала тетушку по Опаловому дворцу, словно собиралась за один день ознакомиться со всеми достопримечательностями императорской резиденции. Азака, откровенно похотливо пожиравшего жену глазами, Инос презрительно игнорировала. Но любой день когданибудь кончается. Кэйдолан не без основания сомневалась, что будет желанной гостьей в спальне замужней женщины.
С тех пор как император увел с собой Рэпа, от фавна известий не было. Его неуместное колдовство исцелило проклятие султана, но обострило проблему Краснегара. Поэтому Кэйд не удивило приглашение регента прибыть вместе с племянницей на встречу с Хранителями. Восторга перспектива лицезреть колдунов у нее не вызвала, но зато обещала возможность получить ответы на некоторые животрепещущие вопросы. Решив держаться за веру в Богов как можно крепче, Кэйд отправилась в Круглый зал вслед за Азаком и Инос.
Начало показалось ей довольно зловещим – всем заправлял регент, а об императоре не было ни слуху ни духу. Затем из темноты вынырнул Эмшандар, повидимому в добром здравии. Следом за ним, словно придворный колдун, шествовал Рэп. Кэйд вообразила, что ее молитвы наконецто услышаны, но нет…
Снова все полетело к чертям… Ни с того ни с сего Рэп опять воспользовался колдовством, чтобы вывести на чистую воду бессовестного регента, а затем и вовсе вышвырнул полукровку с трона. Дурные предчувствия громоздились в душе, как тучи перед грозой, тем более что и Инос была полностью солидарна с тетушкой, переживая за фавна. Хранители ни за что не оставят безнаказанными его манипуляции магией подле самого Опалового трона.
На какоето мгновение изумленной Кэйд показалось, что безрассудство фавна и впрямь окажется незамеченным. Вымотанный до предела, но все же торжествующий Эмшандар вотвот собирался закрыть собрание и отпустить всех на покой – что было бы довольно желательно, но…
Хранителитаки появились!
Вот уж когда Кэйд почувствовала настоящее разочарование… Их всемогущества оказались совершенно не такими, какими воображала их себе герцогиня. Колдун Литриан выглядел сущим подростком, для которого бритва – далекое будущее. Хотя, если вспомнить его эльфийское происхождение, стоило усомниться, что до растительности на подбородке вообще дойдет дело. Зиниксо смотрелся как переодетый рабочий, бежавший из каменоломни. Блестящая Вода бесстыдно молодилась. Олибино оказался именно таким, каким описала его Инос – красавцем витязем, мужественным легионером. Никто из Четверки не был старым.
Исключительно ради политических целей или, что вероятнее, личных интересов Хранители исказили вердикт. Разумеется, эльф с гномом не могли сойтись во мнениях, но выступление Блестящей Воды за оправдание казалось вообще необъяснимым. Впрочем, если вспомнить о присутствии в Круглом зале юного гоблина, которого колдунья так бесстыдно расцеловала, то ее тайные замыслы прочили мастеру Рэпу ужасную, мучительную смерть от рук зеленого уродца.
А сам император! Эмшандар всегда славился как человек чести. Он зарекомендовал себя хорошим и заботливым правителеммиротворцем. Как властитель он всегда являлся сторонником закона как высшей меры справедливости… И теперь прихоть эльфа поставила его перед тяжким выбором: прислушаться к голосу сердца или отдать предпочтение бездушным фактам.
Конечно же Кэйд хотела, чтобы Рэпа оправдали, и аплодировала она вердикту с большей искренностью, чем многие из присутствующих. Но она чувствовала за всем этим какуюто фальшь. Возможно, виноват был весь сегодняшний день, такой бурный и неординарный, в течение которого все хорошее обязательно оказывалось подпорчено.
Зато у Инос никаких угрызений совести не наблюдалось. Едва выслушав приговор, она с восторженным воплем вырвала свою руку из лап Азака и, позабыв про тетушку, помчалась обнимать Рэпа. Султан остался стоять разинув рот, и это после целого дня любовного томления. Кэйд показалось, что джинн способен погнаться за женой… но он все же сумел сдержаться, заметив, что Рэп сам уклонился от объятий.
– Иносолан! – взревел Азак, и та, как побитая собака, прокралась обратно.
Кэйдолан съежилась, предчувствуя бурю. А что будет, если Инос откажется делить ложе с мужем этой ночью? Азак, возможно, не остановится перед применением силы, тем более что имперский закон был здесь на его стороне. О заркианских обычаях лучше вовсе не стоило вспоминать.
«Почему, о Всеблагие Боги, почему Рэп так поослиному честен?!» – взывала к небесам Кэйд.
Так или иначе, но суд вроде наконец кончился. Кэйд искренне надеялась, что вот сейчас всех их отпустят. Ее ноги настойчиво требовали покоя. Желая напоследок запечатлеть в памяти высокое собрание, Кэйд оглядела сначала Хранителей на тронах, до крайности измученного старого императора, затем придворных в просто белых и белых с каймой тогах, военачальников в раззолоченных мундирах и дам в хитонах. Вельможи тоже казались очень усталыми, но все они чегото ждали. Чего?
Кэйдолан перевела взгляд на Рэпа и, тихо охнув, посмотрела на Хранителя Запада. Повидимому, фавн и гном играли в «гляделки», так старательно таращились оба друг на друга.
«Что замыслил фавн? – в отчаянии спрашивала себя Кэйд. – Собрался надерзить Хранителю?»
Не будь пророчества Бога Любви, Кэйд никогда бы и в голову не пришло рассматривать мальчишку в качестве подходящего жениха для своей племянницы. Парень словно специально делал все не так, как надо. Рэп действовал из самых лучших побуждений, он последовательно и обдуманно шел к благой цели, но в конце концов завершал начатое наихудшей из возможных ошибок.
«Беда ходит за ним по пятам, как пресловутый черный пес», – подумала Кэйд.
«Гляделки» продолжались. Подобной игрой забавлялись разве что малыши – даже не подростки. Так что взрослым людям тратить время на подобное никак не пристало, а уж колдунам и подавно!
Кэйд поразило, что и все остальные в зале затаив дыхание следили за игроками.
Вдруг гном соскочил со своего трона и, шатаясь, поплелся к Рэпу. Хранитель ковылял, покачиваясь как пьяный. Рэп стоял словно парализованный, а зрители – как зачарованные. Кэйд бросила короткий взгляд на Инос. Нет, ее племянница тоже ничего не понимала в происходящем. Лишь одно уяснила себе Кэйд: колдуны заняты вовсе не игрой.
Гдето за пару шагов от фавна гном замер и медленно поднял огромные ручищи, будто собираясь свернуть Рэпу шею. Но так ничего и не сделал, только качался взадвперед. Так продолжалось всего несколько мгновений – и вдруг все кончилось. Оба соперника вздрогнули и словно вышли из транса, ловя воздух ртом. Рэп дрожащей рукой отер потный лоб. Кэйд совсем извелась, не понимая, что происходит.
Прояснил ситуацию эльф, с удовлетворенным видом пропев:
– Приветствую тебя, новый Хранитель Запада!
Иносолан так и подпрыгнула. Кэйд тоже, несмотря даже на свои усталые ноги. Она не могла опомниться. Рэп – Хранитель?
Видимо, нет, если сам Рэп так энергично отрицал это. Теперь замешательство стало полным, даже Хранители недоумевали. А Рэп и Зиниксо опять уставились друг на друга. Но это уже были не «гляделки». Рэп явно пытался подружиться с гномом. Он улыбался, протягивал руку.
Запад, поколебавшись немного, ответил на рукопожатие. Очень энергично ответил, даже обнял бывшего противника. Кэйд раньше не подозревала, что дружеские объятия приняты у гномов; прежде она считала, что это чисто эльфийский обычай.
Увы! Очередное несчастье не заставило себя ждать.
Пообнимавшись с Рэпом, Зиниксо исчез. Полностью. Мастер Рэп зашатался, схватился за голову и отступил немного назад. Трое Хранителей как по команде вскочили на ноги, а Литриан даже зажал уши руками.
Тот же самый жест…
Помнится, Рэп так же затыкал себе уши, когда Раша заставила его сообщить ей слово.
Не целовался гном. Шептал!
Рэп медленно повернулся и посмотрел на императора – пораженный ужасом, старик вжался в спинку трона. Затем фавн по очереди глянул на Хранителей. И наконец нашел взглядом Инос. Рэп смотрел на нее через зал, будто прощался навеки. Его лицо было маской отчаяния, а глаза уже засеребрились жемчужносерым светом.
Вот она – Божья кара – страшный приговор – наказание за неверно понятое повеление! Боги предрекли!
Кэйд услышала свой крик словно со стороны. Ей показалось, что зал покачнулся, а струи дождя зашлепали по окнам крыши до невозможности громко… Инос первая подхватила оседающую тетушку, потом подскочил Азак, и супруги вместе аккуратно опустили герцогиню на пол. Кэйд сидела на каменных плитах, категорически отказываясь лечь, и упорно боролась с нарастающим ревом и воем, разрывавшим ее голову.
Рэп закричал… страшно… жутко… протяжно. Ему вторили еще несколько человек в зале. Огонь, сжигавший фавна, дымными струйками вырывался изпод воротника и рукавов его куртки. Одежда его тлела и дымилась. И вдруг он весь оказался поглощен ярким белым сиянием.
Все еще склоненная над тетушкой, Инос отпустила руку старушки. Резко выпрямившись, она метнулась к Рэпу во второй раз за этот вечер:
– Мне скажи! Поделись ими! Раздели их со мной!
Стремительная как никогда, Иносолан бросилась к Рэпу на шею и тоже исчезла в белом сиянии, которое только усилилось, когда вспыхнул ее хитон. На мгновение мелькнули два тела, сплетенные в крепком объятии, замершие в самом центре нестерпимо белого света, затопившего зал такой яркостью, что свечи померкли, а людям пришлось зажмуриться. Но и этого оказалось мало.
Непереносимый блеск пылающего белым сиянием костра вынудил зрителей спрятать лица в ладонях. От канделябров по полу потянулись длинные тени; высветились сенаторские места и далекие стены, словно ночь сменилась солнечным днем; из темноты вынырнули внушительные каменные ребра потолка, а каждая грань хрустального окна отразила раскаленный добела погребальный костер влюбленных. Потом яркость обернулась белым дымом.
Поглощенная сиянием пара исчезла. Огонь тоже. Круглый зал погрузился во мрак, несмотря на горящие в канделябрах свечи.
Все, что волнует эту кровь,
Все, чем мы дышим и живем, –
Лишь слуги Госпожа – Любовь
В священном пламени своем.
Колридж. Любовь
