Глава 7
— Где я?
Понтер знал, что в его голосе слышна паника, но ничего не мог с собой поделать. Он всё ещё сидел в странном кресле, катающемся на двух обручах, что было хорошо, поскольку он сомневался, что сможет устоять на ногах.
— Успокойся, Понтер, — сказал имплант-компаньон. — У тебя пульс подскочил до…
— Успокойся! — огрызнулся Понтер, будто Хак предложила что-то до смешного невозможное. — Где я?
— Я не уверена, — ответил компаньон. — Я не принимаю сигналов от башен системы позиционирования. Вдобавок, я отрезана от планетарной инфосети и не получаю подтверждений от архивов алиби.
— Ты не повреждена?
— Нет.
— Значит… значит, мы не на Земле? Иначе ты принимала бы сигналы от…
— Я уверена, что мы на Земле, — ответила Хак. — Ты обратил внимание на солнце, когда они вели нас к экипажу?
— А что с солнцем?
— Его цветовая температура 5200 градусов, а угловой размер — одна семитысячная большого круга, как и должно быть у Солнца, видимого с орбиты Земли. К тому же, я опознал породу большей части деревьев, которые успел рассмотреть. Нет, это вне всякого сомнения Земля.
— Но эта вонь! Откуда такой поганый воздух?
— Могу лишь поверить тебе на слово, — ответила Хак.
— А мы не могли… скажем, переместиться во времени?
— Маловероятно, — ответил компаньон. — Но если сегодня ночью мне удастся взглянуть на звёзды, я смогу сказать, сдвинулись ли они вперёд или назад на заметное расстояние. А если я смогу зафиксировать положение других планет и фазу луны, то, возможно, мне даже удастся точно определить дату.
— Но как нам вернуться домой? Как мы…
— Понтер, я снова должна повторить свой совет: успокойся. Ты близок к гипервентиляции. Сделай глубокий вдох. Вот так. Теперь медленно выдыхай. Правильно. Расслабься. Ещё один вдох…
— Кто эти существа? — спросил Понтер, делая рукой жест в сторону костлявой фигуры с тёмной кожей и без волос и другой фигуры, с кожей посветлее и обмотанной тканью головой.
— Хочешь знать, что я думаю? — сказала Хак. — Это глексены.
— Глексены! — воскликнул Понтер достаточно громко, чтобы две странных фигуры повернулись в его сторону. Он понизил голос. — Глексены? Не говори ерунды…
— Взгляни на вон те изображения черепов. — Хак разговаривала с Понтером через посредство пары кохлеарных имплантов, но изменяя звуковой баланс между правым и левым имплантом она могла указывать направление так же точно, как если бы тыкала пальцем. Понтер поднялся с кресла и нетвёрдой походкой проковылял через комнату, прочь от странных существ, к одной из освещённых панелей, такой же, какую изучали они, с прикреплёнными к ней рентгенограммами головы.
— Зелёное мясо! — выругался Понтер, разглядывая странные черепа. — Они и правда глексены. Точно ведь?
— Я бы сказал, очень похоже. Из всех приматов только у них отсутствует надбровный валик и есть такой вот выступ на передней части нижней челюсти.
— Глексены! Но они ведь вымерли… э-э… как давно они вымерли?
— Вероятно, около 400000 месяцев назад, — ответил Хак.
— Это не может быть Земля той эпохи, — сказал Понтер. — То есть, я имею в виду, если бы тогда существовала развитая цивилизация, она обязательно оставила бы какие-то следы. Глексены максимум умели обрабатывать камень, ведь так?
— Да.
Понтер попытался подавить в своём голосе истерические нотки.
— Так где же мы тогда?
* * *
Рубен Монтего смотрел на врача скорой помощи, раскрыв от удивления рот.
— Что значит «похоже, он неандерталец»?
— Особенности строения черепа говорят сами за себя, — сказал Сингх. — Уж поверьте мне — у меня учёная степень в краниологии.
— Но как это может быть, доктор Сингх? Неандертальцы вымерли миллионы лет назад.
— На самом деле лишь двадцать семь тысяч, — сказал Сингх, — если предположить, что датировка последних находок верна. Если же нет, тогда 35000 лет назад.
— Но как тогда…
— Этого я не знаю. — Сингх указал на рентгенограммы, прикреплённые к световой панели. — Но набор наблюдаемых характеристик не оставляет места для сомнений. Одна или две могут появиться на черепе Homo sapiens. Но все сразу? Невозможно.
— Каких характеристик? — спросил Рубен.
— Во-первых, разумеется, надбровный валик, — ответил Сингх. — Заметьте, что в отличие от такового у других приматов он имеет двойной изгиб и борозду позади. Потом прогнатизм — выдвинутость лицевой части вперёд: посмотрите как выпирают челюсти. Отсутствие подбородка. Ретромолярный пробел, — он указал на пустое пространство позади последнего зуба. — А эти треугольные выступы в носовой полости? Таких нет ни у какого другого млекопитающего, тем более примата. — Он постучал пальцем по изображению задней части черепа. — И видите вот этот закруглённый выступ на затылке? Он также характерен именно для неандертальцев.
— Вы меня разыгрываете, — сказал Рубен.
— Никогда не занимался ничем подобным, — ответил Сингх.
Рубен оглянулся на незнакомца, который встал с кресла-каталки и изумлённо рассматривал пару рентгенограмм на другом краю кабинета. Потом Рубен ещё раз посмотрел на рентгенограммы, висящие перед ним. Ни он, ни Сингх не присутствовали, когда рентгенограф делал снимки, так что теоретически возможно, что их с какой-то целью подменили, хотя…
Хотя это были реальные рентгенограммы реальной живой головы, не ископаемого: носовые хрящи и контуры мягких тканей хорошо просматривались. И всё-таки что-то было не так с нижней челюстью. Часть её на ренгенограмме получилась значительно светлее, словно была сделана из менее плотного материала. И цвет этот был сплошным, без вариаций, словно материал был абсолютно однороден.
— Это подделка, — сказал Рубен, указывая на странный фрагмент челюсти. — Я хочу сказать, он — подделка. Он сделал себе пластику, чтобы быть похожим на неандертальца.
Сингх вгляделся в рентгенограмму.
— Да, это следы операции — но только на челюсти. Особенности черепа подлинные.
Рубен снова взглянул на раненого, который по-прежнему разглядывал рентгенограммы и что-то бормотал себе под нос. Он попытался представить себе череп этого человека под кожей и тканями. Будет он выглядеть похоже на то, что он видит на рентгенограмме?
— У него несколько зубов вставные, — сказал Сингх, вглядываясь в снимок. — Но они находятся на реконструированной секции челюсти. Что же до остальных зубов, они выглядят натуральными, только корни укороченные, как при тауродонтизме. Это тоже неандертальская особенность.
Рубен снова повернулся к снимкам.
— И ни единого дупла, — в раздумье отметил он.
— Похоже на то, — сказал Сингх. Потом он снова вгляделся в снимок. — Как бы то ни было, я не вижу ни трещины в черепе, ни субдуральной гематомы. Держать его в больнице нет причин.
Рубен посмотрел на пришельца. Да кто же он такой, чёрт возьми? Он болтал на незнакомом языке, он подвергался обширной восстановительной хирургии. Может быть, приверженец какого-нибудь извращённого культа? Может, поэтому он вломился в нейтринную обсерваторию? В принципе, такая версия имела смысл, но…
Но доктор Сингх был прав: за исключением восстановленной нижней челюсти, на снимках перед ними был натуральный, естественный череп. Рубен Монтего медленно, с опаской пересёк кабинет и лишь через несколько секунд осознал, что делает: он приближался к незнакомцу не так, как подходят к другому человеческому существу, а, скорее, как подходил бы к дикому животному. Хотя до сих пор он вёл себя исключительно мирно.
Незнакомец определённо услышал шаги Рубена. Он оторвался от созерцания снимков, которые приковали его внимание, и повернулся к доктору.
Рубен уставился на него. Он ещё раньше заметил, что лицо выглядит странно. Надбровные валик, изгибающийся над каждым глазом, был хорошо заметен. Волосы разделялись пробором ровно посередине, не сбоку, и было видно, что таково их естественное состояние, а не прихоть парикмахера. И нос: нос был просто огромный, но ни в малейшей степени не орлиный. В сущности, он не был похож ни на один нос, что Рубену приходилось видеть до сих пор — у него совершенно отсутствовала переносица.
Рубен медленно поднял руку с немного растопыренными пальцами, чтобы его жест не был воспринят как угроза.
— Вы позволите? — спросил он, приближая руку к лицу незнакомца.
Он не мог понять слов, но намерение было очевидно. Он слегка склонил голову вперёд, словно предлагая её для исследования. Рубен пробежал пальцами по надбровным дугам, по лбу, вдоль всей длины черепа, ощупал затылочный выступ — под кожей твёрдая кость. Сомнений не оставалось: череп, изображённый на рентгенограмме, принадлежал этому человеку.
— Рубен, — сказал доктор Монтего, коснувшись своей груди. — Ру-бен. — Потом он указал на незнакомца рукой с повёрнутой вверх ладонью.
— Понтер, — произнёс незнакомец низким звучным голосом.
Конечно, пришелец мог воспринять «Рубен» как название той разновидности людей, к которой принадлежал доктор Монтего, так что «Понтер» могло означать «неандерталец» на его языке.
К ним подошёл Сингх.
— Наонигал, — сказал он; вот что, оказывается, означало «Н» на его беджике. — Меня зовут Наонигал.
— Понтер, — повторил незнакомец. Другие интерпретации всё ещё возможны, подумал Рубен, но вероятнее всего, это всё же его имя.
Рубен кивнул доктору Сингху.
— Спасибо вам за помощь, — сказал он. Потом повернулся к Понтеру и жестом позвал его за собой. — Пойдёмте.
Понтер двинулся к креслу-каталке.
— Нет, — сказал Рубен. — Нет, с вами всё в порядке.
Он снова жестом позвал незнакомца за собой, и в этот раз тот последовал за ним, пешком. Сингх снял рентгенограммы со световой панели, уложил их в большой конверт и вышел вместе с ними, направляясь обратно в приёмный покой.
Коридор перегораживала раздвижная дверь матового стекла. Когда Сингх наступил на резиновый коврик перед ней, створки разъехались в стороны, и…
Вспышки десятков блицев ослепили их.
— Это тот парень, который взорвал нейтринную обсерваторию? — выкрикнул мужской голос.
— Какие обвинения собирается выдвинуть «Инко»? — вторил ему женский.
— Он ранен? — спросил ещё один мужской голос.
Рубену потребовалось несколько секунд, чтобы сориентироваться в ситуации. Одного мужчину он опознал как корреспондента местной станции «Си-Би-Си», второго — как репортёра «Садбери Стар», пишущего про горнодобывающую промышленность. Там было ещё с десяток незнакомых людей, но они все потрясали микрофонами с логотипами «Глобал Телевижн», «Си-Ти-Ви», «Ньюсуорлд» и местных радиостанций. Рубен посмотрел на Сингха и вздохнул; похоже, что встречи с журналистами не избежать никак.
— Как зовут подозреваемого? — спросил какой-то репортёр.
— У него есть судимости?
Репортёры непрерывно фотографировали Понтера, который не сделал ни малейшей попытки закрыть лицо. В этот момент с улицы вошли двое офицеров RCMP в тёмно-синих униформах.
— Где террорист?
— Террорист? — удивился Рубен. — С чего вы взяли?
— Вы медик с шахты, не так ли? — спросил один из полицейских.
Рубен кивнул.
— Рубен Монтего. Но я не верю, что этот человек — террорист.
— Но ведь он взорвал нейтринную обсерваторию! — заявил один из репортёров.
— Обсерватория была повреждена, это так, — сказал Рубен, — я он был там, когда это случилось, но я не верю, что это было сделано намеренно. В конце концов, он чуть не утонул.
— Согласно приказа, — сказал полицейский, сразу уронив себя в глазах Рубена, — он должен пройти с нами.
Рубен посмотрел на Понтера, на репортёров, на Сингха.
— Вы знаете, как оно бывает в таких случаях, — тихо сказал он Сингху. — Если власти заберут Понтера, мы его никогда больше не увидим.
Сингх медленно кивнул.
— Надо полагать.
Рубен закусил губу, соображая. Потом сделал глубокий вход и заговорил во весь голос.
— Я не знаю, откуда он пришёл, — сказал Рубен, кладя руку на массивное плечо Понтера, — и не знаю, как попал сюда, но этого человека зовут Понтер, и…
Рубен замолчал. Сингх смотрел на него. Рубен знал, что мог бы на этом остановиться: да, имя этого человека известно. Он не обязан говорить ничего сверх этого. Он мог остановиться сейчас, и никто не подумает, что он спятил. Если же он продолжит говорить…
Если он продолжит говорить, то разверзнется ад.
— Продиктуйте по буквам, пожалуйста, — попросил репортёр.
Рубен прикрыл глаза, собирая все внутренние резервы.
— Только фонетически, — сказал он, глядя на журналиста. — П-О-Н-Т-Е-Р. Но тот, кто первым успеет накорябать это на бумаге, станет первым в мире человеком, записавшим его имя буквами английского алфавита. — Он снова сделал паузу, ещё раз взглянул на Сингха в поисках ободрения, и продолжил: — Этот джентльмен, как мы начинаем подозревать, не относится к виду Homo sapiens. Вероятно, он относится к виду… хотя среди антропологов по сей день нет согласия относительно таксономии данной разновидности гоминид. Так вот, он, по-видимому, относится к тому, что мы называем либо Homo neanderthalensis, либо Homo sapiens neanderthalensis — в любом случае, он, по-видимому, неандерталец.
— Что? — переспросил один из репортёров.
Другой лишь насмешливо фыркнул.
Третий — кажется, это был как раз репортёр-горник из «Садбери Стар» оттопырил губу. Рубен знал, что он по образованию геолог; наверняка у него был курс палеонтологии, а то и не один.
— Что заставляет вас так думать? — со скепсисом в голосе спросил он.
— Я видел рентгеновские снимки его черепа. Присутствующий здесь доктор Сингх совершенно уверен в правильности такой идентификации.
— Что общего у неандертальца и нейтринной обсерватории? — спросил репортёр.
Рубен пожал плечами, признавая, что это очень хороший вопрос.
— Мы не знаем.
— Это наверняка какая-то мистификация, — сказал репортёр-горник. — Это не может быть ничем иным.
— Если так, то меня обвели вокруг пальца, и доктора Сингха тоже.
— Доктор Сингх, — крикнул репортёр, — этот… этот субъект действительно пещерный человек?
— Прошу прощения, — ответил Сингх, — но я не могу обсуждать пациента с кем-либо, кроме участвующих в его лечении врачей.
Рубен уставился на Сингха, не веря своим ушам.
— Доктор Сингх, пожалуйста…
— Нет, — сказал Сингх. — Есть правила…
Рубен на секунду задумался. Потом с жалобным выражением лица повернулся к Понтеру.
— Дело за вами, — сказал он.
Понтер, разумеется, не понимал ни слова, но, по-видимому, сознавал, что происходит что-то серьёзное. На самом деле, подумал Рубен, Понтер сейчас вполне мог бы сбежать, если бы захотел; хоть и не особенно высокий, он был гораздо массивнее и сильнее любого из полицейских. Но глаза Понтера были направлены на доктора Сингха, точнее, как понял Рубен, проследив его взгляд, на манильский конверт, который Сингх крепко сжимал в руках.
Понтер шагнул к Сингху. Рубен увидел, как один из полицейских положил руку на кобуру; по-видимому, предположил, что Понтер собирается напасть на доктора. Однако Понтер остановился прямо перед Сингхом и протянул к нему руку мясистой ладонью вверх, в жесте, универсальном для всех культур.
Сингх на секунду заколебался, но потом отдал конверт. Здесь не было панели с подсветкой, а на улице уже стемнело. Но огромные окна выходили на стоянку, залитую светом фонарей. Понтер подошёл к окну; он как будто догадался, что полицейкие попытаются его задержать, если он направится к стеклянным дверям, ведущим наружу. Он приложил один из снимков — вид сбоку — к оконному стеклу так, чтобы его было видно всем. Камеры были немедленно направлены на снимок, засверкали вспышки. Понтер жестом подозвал Сингха. Сикх подошёл, Рубен последовал за ним. Понтер постучал пальцем по снимку, затем указал на Сингха. Он повторил этот жест два или три раза, потом несколько раз сжал и разжал пальцы на поднятой руке: «Говори» — ещё один, по-видимому, универсальный жест.
Доктор Сингх откашлялся, оглядел обращённые к нему лица заполнивших вестибюль людей, и слегка пожал плечами.
— Э-э… похоже, я получил разрешение пациента на обсуждение его рентгенограмм. — Он вытащил из нагрудного кармана халата ручку и воспользовался ею, как указкой. — Вы видите округлую выпуклость на задней части черепа? Палеоантропологи называют её затылочным бугром…
