Но, разумеется, никаким сном это не было. Все было настолько же реальным, как и любое другое событие в этой, постоянно изменчивой, вселенной.

Мы втроем выпили немалое количество вина, и Сэм сообщил мне подробности. Как он у всех по соседству расспрашивал о Зауэрабенде-Фотисе, и ему рассказывали, что человек этот появился при загадочных обстоятельствах примерно в 1099 году, что он прибыл из какой-то отдаленной местности. Что завсегдатаи харчевни его недолюбливают, но приходят туда только для того, чтобы поглазеть на его красавицу-жену. Что буквально все подозревают его в какой-то незаконной деятельности.

– Он сам извинился перед нами, – сказал Сэм, – и сказал, что переправляется на другую сторону, в район Галаты, для того, чтобы сделать кое-какие закупки. Однако Колеттис последовал за ним и обнаружил, что он вообще никакими покупками не занимался. Он вошел в какое-то здание, внешне напоминающее склад, в районе Галаты и, по-видимому, в нем и исчез.

Колеттис прошел внутрь здания вслед за ним, но нигде не смог его обнаружить. Колеттис решил, что он совершил прыжок во времени. Затем Фотис снова появился, где-то примерно через полчаса, и на пароме переправился назад, в Константинополь.

– Времяпреступник, – произнес Метаксас. – Он занимается контрабандой.

– Я тоже так считаю, – сказал Сэм. – Начало двенадцатого столетия он использует в качестве базы для проведения своих операций, прикрываясь фальшивым именем Фотис, и переправляет вниз по линии в нынешнее время произведения искусства, золотые монеты или что-нибудь еще в подобном же роде.

– А откуда взялась у него эта девчонка? – спросил Метаксас.

– Этого нам еще не удалось выяснить, – пожав плечами, произнес Сэм. – Но теперь, когда мы его откопали, мы можем проследить его вверх по линии до самого момента прибытия сюда. И самим удостовериться во всем.

– Каким же образом, – простонал я, – мы сможем восстановить правильный ход событий?

– Нам нужно, – ответил Метаксас, – определить точный момент, в который он совершил свой прыжок, покинув твой маршрут. Тогда мы сами расположимся здесь в засаде, схватим его, как только он материализуется, отберем у него таймер, над которым он успел так успешно поколдовать, и приведем его назад, в 1204 год. Таким вот образом мы извлечем его из потока времени и вернем в 1204 год, на твой маршрут, где ему, собственно, и надлежит быть.

– Так, как ты говоришь, все это очень просто, – сказал я. – Но это далеко не так. А что делать со всеми теми изменениями, которые произведены в прошлом? С пятью годами его супружества с Пульхерией Ботаниатис…

– Это все станет неосуществившимися событиями, – сказал Сэм. – Как только мы «выдернем» Зауэрабенда из 1099 года и вернемся назад, в 1204-й, мы тем самым автоматически аннулируем его женитьбу на Пульхерии, верно?

Русло потока времени примет свою первоначальную форму, и она выйдет замуж как раз за того, за кого ей и положено…

– За Льва Дукаса, – сказал я. – Моего пращура.

– Да, за Льва Дукаса, – продолжал Сэм. – И для всех жителей Византии весь этот эпизод с участием Гераклеса Фотиса вообще никогда не будет иметь места. Кто об этом будет знать, так это мы сами, ибо мы подвержены воздействию транзитного отстранения.

– А что будет с теми предметами искусства, которые Зауэрабенд контрабандой доставил в нынешнее время? – спросил я.

– Их там не окажется, – ответил Сэм. – Ибо они так никогда и не станут контрабандой. А скупщики краденого внизу по линии лишатся воспоминаний, связанных с приобретением ценностей у Зауэрабенда. Структура ткани времени будет восстановлена, а патруль времени так ни о чем и не узнает.

– Ты пропустил одно малосущественное обстоятельство, – сказал я.

– Какое же?

– В процессе развития этой заварухи я произвел на свет Божий лишнего Джада Эллиота. Куда ему деваться?

– Бог ты мой! – воскликнул Сэм. – О нем-то я позабыл!