ШЕСТНАДЦАТАЯ ГЛАВА
— Вейни, Вейни, — нежно позвал его голос Моргейн.
— Да, лио. — Он открыл глаза, пытаясь выхватить ее лицо из сумерек. Но не смог.
— Вейни, ты доверяешь мне?
— Да, лио.
— Я собираюсь отдыхать, всю ночь. Послушай меня. У меня не осталось сил, чтобы позаботиться о тебе—. — Ее нежные пальцы погладили его щеку, голос дрогнул. — Чи поможет тебе, он сделает для тебя все, что может — он согласился, ради спасения своей жизни. Ты понимаешь меня, Вейни? Я не хочу, чтобы ты просыпался, не зная, где я. Но если он повредит тебе, хотя бы немного, я убью его. И если тебе утром не будет лучше, я все равно убью его. Он знает.
Вейни мигнул. Если она говорит таким тоном, то безусловно так и сделает, даже если это совершенно бессмысленно.
— Ты понимаешь?
— Да, — прошептал он.
Темнота на время поглотила его, потом в ней что-то задвигалось — и высветились лица, между ним и ночным небом.
Одно было Чи.
Он забыл, где находится.
— А-аа, — крикнул он и в отчаянии попытался сразиться с ними.
— Тихо, — сказал Чи, и зажал рукой его рот. — Тише, парень. Вейни. Вейни — слушай меня.
Тут он вспомнил, что есть какой-то безумный договор, и Моргейн теперь заодно с ним. Или будет с ним. Но что именно, никак не мог вспомнить.
— Посмотри. — Чи осторожно и даже нежно приподнял его голову и показал ему странное зрелище: Сиптах, ноги привязаны к чему-то вроде пня, и Моргейн, сидит рядом, руки между коленей. Он испугался, но потом разглядел Подменыш, лежащий на бедрах.
— Ты в безопасности, — сказал Чи. — С нами ты в полной безопасности.
— Она обещала убить одного из нас. — Хесиен аккуратно расстегнул пряжку брони на боку Вейни, а Чи положил его голову обратно. — Я не сомневаюсь, кого именно. Милорд Чи необходим, Ранин побеждает всех, а обо мне всегда говорили, что я создаю себе врагов. Я хочу, чтобы вы знали, что я буду действовать очень аккуратно.
Вейни изумленно мигнул. Сейчас он вспомнил ее слова, совершенно сумасшедшие, и лежал спокойно, пока они работали, снимая с него кольчугу. Они сделали это очень нежно, освободили его руки и грудь, и он впервые легко вздохнул.
Темнота, ночь, но ему показалось, что чудовища, стоявшие перед ним, начали бороться с его болью. На раны положили теплые компрессы, и постоянно их меняли, его обложили горячими тряпками, пропитанными настоями трав, заставили выпить пахнувший мускусом напиток и дали что-то вдохнуть, после чего горло перестало болеть. И, наконец, ему стало лучше.
Он заснул, и спал, пока Чи не разбудил его и не предложил еще какой-то напиток.
— Хватит, — сказал Вейни.
— Пей, — жестко сказал Чи. — Проклятие на твою голову, пей: мы не хотим умирать из-за тебя.
В его голосе слышалась паника. Вейни вспомнил ночной кошмар, в котором Моргейн просила его вынести все.
Он приподнялся, опираясь на руку и сдвигая все компрессы, чтобы убедиться, что она в безопасности, и память не подвела его.
Она была здесь. И Подменыш. Сиптах стоял совсем рядом с ней. Ее голова упала вперед, светлые волосы искрились под светом костра и звезд…
— Пей, — сказал Ранин.
И тогда он поверил им, и выпил, голова прояснилась. Он дрожал, но раны болели намного меньше. Они обновили все компрессы и завернули его в одеяло.
Но грудь болела, сломанные ребра по-прежнему стреляли болью. Если бы он не был так слаб, он спокойно вынес бы эту боль. Ожоги почти не чувствовались, остальные раны, боль от которых едва не свела его с ума, стали настолько лучше, что он, казалось, расслабился и оцепенел.
Кел яростно шептались между собой, обсуждая, что еще они могут дать ему. Или сколько дать ему, чтобы поднять его на ноги. Один сказал, что это очень рискованно. Другой возразил: утром он должен сесть на коня, и нет другого способа, иначе он просто не удержится в седле. Это были Чи и Хесиен.
Он лежал и думал об этом. Он попробовал вздохнуть глубже и внутренне сжался, настолько это было больно, потом пошевелил правой ногой, еще хуже, и поглядел на спорщиков.
— Есть что-нибудь, — спросил он, когда боль немного успокоилась, — что разрешит мне сегодня скакать?
Возможно они от изумления потеряли дар речи. Воцарилась полная тишина.
— Да, — наконец сказал Чи. — Есть кое-что в этом роде. Но потом ты будешь себя чувствовать хуже, чем сейчас. Лучше, чтобы ты обошелся без него. Просто скачи. Это то, что она хочет. И мы выполним свою часть сделки.
— Это надо пить, — спросил он, — или глотать?
— Нет, я сказал.
— Чи — скажи мне, что я должен делать.
— Это может убить тебя, и скорее всего убьет. Так что нет.
— Эта штука даже мертвого поднимет на ноги, — вмешался Хесиен. — Имейте это в виду. Но милорд Чи сказал правду: расплата будет тяжелой.
— Дай мне ее. Принеси. Чи, дай мне ее, и мы будем квиты.
Чи пожевал губу, оперся рукой о колено — юное лицо Чи и умозаключения умудренного опытом кел, глаза которого сверкали в свете костра, пока он обдумывал возможные последствия.
— Ты должен только почувствовать его на кончике языка, — наконец сказал он. — И я скажу тебе правду, парень: если ты возьмешь хоть чуточку больше, ты труп.
Вейни обдумал его слова. Он опять глубоко вздохнул, притаившаяся было боль напомнила о себе, и подумал о том, что его меч и лук понадобятся Моргейн, и очень скоро. Подумал он и том, что им ехать и ехать.
— Чи, ты не тот человек, которого бы я выбрал, — сказал Вейни. — Но ты многому можешь научиться от моей госпожи. Она знает множество слов, о которых ты и не подозреваешь. Если бы ты знал больше, ты мог бы лучше понять ее. И ты бы понял, почему она права. Лучше, чем я. Дай мне эту штуку и не говори госпоже о ней. Самое важное для меня — встать на ноги и помочь ей.
Чи растерянно посмотрел на Вейни. Его кулак, поддерживающий подбородок, сжался и разжался, лоб заблестел от пота. — И что ты сделаешь — положишь лекарство к ней на колени и скажешь, что мы пытались убить тебя?
— Чи, мы с тобой не в ссоре. Что ты хочешь? Чтобы она застряла здесь навсегда — ради меня? Это то, что она сделает. Дай его мне.
Чи порылся в своей сумке и вытащил оттуда пакет. — Одна пилюля. Одна. Не больше. Иначе ты и твое сердце взорветесь. Я кладу в твою сумку. Это все, что я могу сделать. — Он отошел, бросил что-то в воду и поставил на огонь.
— Что это? — спросил Вейни, когда Хесиен собрался дать ему это.
— Я думал, что мы союзники, — сказал Хесиен. — Пей, это от жара.
— Кроме того, — сказал Хесиен, когда Вейни уже выпил, — это тебя усыпит.
Солнце встало, а Моргейн все еще дремала. Когда он приподнял голову, то увидел, что привязь Сиптаха пересекает ей плечо, меч лежит на бедрах, спиной она опирается о камень, а маленькое черное оружие держит в обеих руках, зажатых между коленями.
Чи, под глазами которого залегли тени, предложил ему уже чересчур разварившуюся кашу, его рука дрожала от истощения.
Вейни не стал отказываться и взял ее. Он заставил себя съесть ее до конца. Отказ стоил бы слишком дорого.
За несколько шагов от него Сиптах вскинул голову и вызывающе фыркнул, потому что к нему подошел Ранин. Моргейн резко подняла голову, черный ствол оружия глядел прямо на Ранина.
Но Ранин только принес завтрак и предложил его ей, хотя и не рискнул подойти ближе. Моргейн вскочила на ноги, Подменыш в одной руке, черное оружие в другой, и остановилась, глядя не на Ранина, а на него.
Он тоже посмотрел на нее, слабый, и приподнялся на локте, одеяло упало и он почувствовал удар холодного воздуха.
Какое-то мгновение она молчала. — Как ты себя чувствуешь?
— Лучше, — ответил он. — Намного лучше, лио.
— Я не собиралась так долго спать…
Он глубоко вздохнул, еще вчера он задохнулся бы от боли. А сейчас, к большому удивлению, нет. Но ему очень хотелось заплакать, это было так просто, и он задвигался, толкнулся локтем, и теперь боль пронзила его насквозь. Мир закружился вокруг.
Моргейн подошла к нему, так махнув ножнами с Подменышем, что все остальные в ужасе отпрыгнули на несколько шагов. Встала на колени и уставилась в него взглядом.
— Я думаю, что кашу можно есть, — прошептал он, — но на твоем месте я бы не стал.
— Почему?
— Они ее испортили, — объяснил он. — Переварили.
Она вернула оружие обратно на пояс и коснулась его рукой, отбросив его волосы с небритой щеки. Несмотря на сон, она выглядела усталой, усталой и смертельно озабоченной. — Мы поедем этой ночью, — сказала она.
— Лио, мы не можем ждать!
— Ты что, опять споришь? Я помню твой совет и приняла его. Здесь мы в безопасности, на время. Лошади отдыхают. Потом наверстаем время.
— Мы не сможем наверстать два дня. Я могу скакать. — Он сел прямо и согнул правую ногу, а она положила руку ему на колено.
— Ты ляжешь и будешь спокойно лежать, вот что ты сделаешь. Тебе не надо делать ничего. — Она коснулась его ребер, там, где Хесиен туго перевязал его рану. — Сломаны, не так ли?
— Нет, рана. — Он глубоко вздохнул, потом задержал дыхание, проверяя снова и снова: если сидеть прямо, было намного лучше. — Я справлюсь.
— Вейни. — Ее рука нашла его запястье и сильно прижала к себе. — Ты меня слышишь? Я скажу тебе кое-что, что может поддержать тебя—
Она заколебалась и замолчала. Не похоже, чтобы то, что ей не хотелось говорить, способно поддержать его. — Что, — спросил он. — Лио, что ты хочешь мне сказать?
— Ты знаешь — когда субстанция входит в ворота — она… она как бы рассеивается… и потом собирается в похожее на первоначальное тело, но уже по ту сторону…
— Ты уже говорила мне об этом. — Ему не нравились разговоры на такие темы. И ему не хотелось думать об этом чаще, чем он должен думать — тем более сейчас, когда перед ними ворота, которые ведут себя не так, как должны. Он бы хотел, чтобы она сразу перешла к сути дела.
— Ты увидишь — эти раны — они не будут болеть на другой стороне. Ты даже не унесешь с собой шрамы. Ты вылечишься.
Вообще-то она могла лгать, с искренним видом. Или говорить кусочки правды. Но не ему, потому что ему это не нравилось. И в таких случаях она никогда не глядела прямо в глаза. Очень просто.
— Что ты говоришь? — спросил он.
— Я выбрала время, — ответила она. — Составила схему перехода, для тебя и для меня — совершенный узор, без единого пятна. С некоторыми ограничениями — они есть, увы — ворота всегда восстанавливают субстанцию. Любые ворота, в любом мире — восстановят тебя таким, каким ты был, создадут тебя заново. И не будет шрамов. Ничего, что напомнило бы тебе о боли.
Сейчас во всем этом смысла не было. Вейни положил руку на ребра, спрашивая себя, сможет ли переход через ворота вылечить и то, что под поверхностью.
Или все остальное, то, что они с ним сделали.
— Колени трясутся всегда, — сказала она. — Особенно перед выбором схемы перехода. Я должна всегда составлять ее. Ни почти никогда нет свободного времени.
— Шатан, — вспомнил он. — Врата Азерота.
— Да, там. Ворота не любят никаких случайных отличий. Они всегда восстановят субстанцию, насколько смогут. Мысли могут уйти. Воспоминания. Тело — не изменится, никогда.
— Не изменится? Никогда? — Его охватила паника. Потом он решил, что должен быть благодарным им. Ведь это что-то вроде подарка.
Данного воротами. Но в любой магии Ворот есть подвох.
— Я же должен стареть…
— Нет. Не телом.
— О Боже, — прошептал Вейни. На мгновение вернулось головокружение. Но в любом случае он смертен, и острая боль в боку и бедре не давали забыть.
Он всегда знал, как выглядит, и считал что становится старше, сила растет, он взрослеет — и был уверен, что так оно и есть: плечи стали шире, руки налились силой. Мужчина всегда замечает такие вещи.
Но нет, это никогда не произойдет. Его жизнь остановилась. Он вспомнил дракона, замерзшего в снегу, с наполовину раскрытым крылом.
— О Боже. — Он взял себя в руки, стал холодным снаружи и внутри.
— Раны никогда не соберут дань с тебя. И возраст — это не для тебя. Ты станешь мудрее, но не старше. И всегда после перехода через ворота вылечишься от всех ран, всегда сбросишь дни и годы.
— Почему тогда такие как Чи? Почему Гаулт? Почему Фай, во имя Небес?. — Ему хотелось выть. Опять он запутался, концы и начала путешествий спутались и переплелись. — Если так может быть, почему они выбрали убивать…?
— Потому что, — сказала она, — они кел. И я знаю то, что они не знают. Называй это наследством моего отца. И если они узнают эту тайну, Вейни, они узнают и другие, которые я никому не расскажу, которые даже не записаны на мече — и которые я не разрешу никому узнать и остаться в живых. — Ее рука опять погладила его щеку. — Я собиралась сказать тебе об этом в более лучшие времена. Но, так получилось, и тебе лучше всего узнать об этом сейчас… Прости меня. Я так нуждаюсь в тебе. И мой путь становится все более одиноким.
Он взял ее руку, оцепенев от внезапного прилива чувств. Прижал к сердцу. И это было все, что он мог ей сказать.
— Отдыхай, — сказала она. Потом встала и пошла прочь, остановившись на мгновение, чтобы взглянуть на Чи и остальных, но главным образом на Ранина, стоявшего позади всех с завтраком в руках. — Я сама приготовлю себе завтрак, — сказала она ему. Потом перевела взгляд на Чи, не сказала ничего и пошла дальше, держа Подменыш в левой руке.
Вейни сидел, пораженный услышанным и неспособный двигаться, на мгновение. Он весь дрожал, то ли от возмущение, то ли от печали. И тут он вспомнил, что знал, всегда знал, что она когда-нибудь предаст его, каким-нибудь образом, но она нашла способ, который он не предвидел.
Ты должна была приказать мне, в его душе вспыхнула ярость. Но, о Бог в Небесах, если уж ты собралась сделать такое, лио, то могла бы не играть со мной, пощадить мою честь и дать мне по меньшей мере тень возможности выбрать свой собственный путь.
Но он не мог сказать ей такое. Не мог ссориться прямо перед посторонними. Тем более сейчас, когда ему нужно было вернуть себе самообладание.
Это и была та защита, на которую она надеялась. Но это за пределами здравого смысла. Это обещает — о Небеса — обещает, обещает…
Он даже не мог себе представить, что это обещает.
Но, в любом случае, она украла у него возможность выбора. И если она думает, что он настолько глуп, что неспособен выбрать свою судьбу, это о чем-то говорит. Чаще всего она оказывается права.
Он протянул руку назад, не глядя пошарил в складках кольчуги и нащупал маленький бумажный пакетик. Он развернул его и увидел несколько крошечных пилюль, лежащих на красной бумаге — ровно восемь.
Он подобрал пояс, закрыл пакетик и сунул его карман на поясе, в котором хранил разный маленькие плоские вещи, и где раньше была бритва с лезвиями. Но люди Чи забрали ее. Судя по всему обратно он ее не получит.
Он лег на спину, чтобы отдохнуть, потому что у него было столько же возможностей переубедить Моргейн, как у Чи. Для задержки были все основания: помимо его самого: лошади должны отдохнуть, а Чи и его люди вообще почти не спали ночью. Если лошади и люди отдохнут, то они могут рискнуть и пересечь ночь равнину, а если придется драться — то них будут силы и для боя, и для бегства.
Но была и опасность, от которой по его телу побежали мурашки.
— Она остается здесь, — Чи подошел и наклонился над ним, золотоволосая тень на фоне восхода. Чи — не самый достойный человек и, конечно, подошел к нему в поисках союзников.
Есть в этом что-то смешное. — Парень, — спокойно и рассудительно сказал Вейни, — она думает. Подойди к ней. Будь терпеливым. И тщательно, насколько можешь, расскажи ей все что ты знаешь о предстоящем пути, и нарисуй карту. Ответь на вопросы. Потом отойди и дай ей подумать. Если ты что-то скрыл — в момент сделки — сейчас время выдать ей все, что у тебя есть. Она не предаст тебя. Скажи, что готов последовать за ней. И докажи.
Это была не вся правда. Но, решил Вейни, это будет неплохо, и даже может спасти их жизни. Хотя Чи, скорее всего, сомневается.
Но Чи отошел от него и подошел к Моргейн, которая копалась в своих сумках, встал перед ней на колени, что-то нарисовал на земле и какое-то время отвечал на ее вопросы.
Тем временем сам Вейни внимательно оглядел окружающие холмы, тщательно изучил подозрительные камни и кусты, которые поднимались стеной вокруг лагеря, и какое-то время наблюдал за полетом сокола, или птицы, очень похожей на сокола.
Он решил, что Моргейн хорошо подумала, выбирая место для лагеря. Широкая долина впереди была как на ладони. На расстоянии полета стрелы было негде укрыться, и, чтобы подойти к ним, врагам пришлось бы пересечь открытое место.
Чи и его люди все это время ехали через холмы впереди Моргейн, и, значит, рисковали попасть в засаду, которые враги могли устроить, расположив два камня с силой ворот по сторонам узкого прохода. Чи безусловно знает об этом. И, конечно, Моргейн опять пустит их всех трех впереди себя, хотя Чи это вряд ли понравится.
Но и ему самому не слишком нравилось, что они вообще скачут вместе с Чи, и он, конечно, рад был бы от избавиться от Чи-Гаулта-Киверина.
Когда он проснулся в полдень, уже была готова еда получше, сделанная самой Моргейн. Вейни заставил себя сесть, натянуть бриджи и встать, потом прошелся и даже сумел сделать несколько упражнений с мечом и немного поприседать, хотя плечо и запротестовало: там, где в него попала стрела образовался длинный черный шрам.
Вейни с усмешкой подумал, что цвет этого шрама еще несколько раз изменится, но, с другой стороны, может быть и нет, по той или иной причине; потом, отправив все эти глупые мысли как можно дальше, махнул руками и сделал пару растяжек: ребра вели себя совершенно прилично, по крайней мере сейчас. Тщеславие, обругал он сам себя, но с удовольствием отметил изумленный и почтительный взгляд Хесиена, и какое-то мгновение стоял не шевелясь, прежде чем пойти обратно в тень и усесться на землю.
Он внимательно проверил все стрелы, которые собрал Ранин, достал маленький складной нож — как жаль, что исчезла бритва! — вздохнул и стал поправлять оперенье некоторых из них. В двух колчанах оказалось только три испорченных стрелы, он отметил их серым пятном на оперенье, как требующие ремонта.
Потом опять встал и пошел посмотреть на лошадей, пробежал руками по их ногам в поисках ран или потертостей, осмотрел подковы, прикидывая, не надо ли их перековать. Сгибаться и выпрямляться было тяжеловато. К тому же Моргейн внимательно наблюдала за ним: он спиной почувствовал ее взгляд и подчеркнуто нежно проверил серого жеребца, изо всех сил успокаивая его, чтобы он не выкинул один из своих грубых трюков. — Итак, парень, ты же не хочешь выставить меня лгуном, а?
Повернулась прекрасная голова с темными разумными глазами, хвост, с белой кисточкой на конце, с силой рассек воздух, копыто ударило в землю. — Хай, хай, — успокаивающе сказал Вейни, предусмотрительно отошел подальше от задней ноги, с которой — слава Небесам — не было никаких проблем, и с остальными, тоже.
Он всегда занимался лошадьми, и старался, когда выпадал удобный случай, как следует осмотреть и поухаживать за ними.
— Поспи, — предложил он Моргейн, остановившись, чтобы умыться по пути обратно в тень. — поспи немного.
Она посмотрела на него с тревогой, которую не собиралась скрывать. Ему не вынести долгий путь.
— Чи клянется, — сказала она, — что нам осталось не так далеко идти.
— Надеюсь он научился определять расстояние.
Ее глаза блеснули, невеселая усмешка, которая сменилась озабоченным взглядом. — Да. Возможно. Не думаю, что засну. Лучше ты иди и отдохни. — Она повесила цепочку с ящичком ему на шею. — Вот. Лучше, чтобы он был у тебя.
Вейни закрыл ящичек руками. Это было не то, что он хотел бы носить открыто.
Она быстро чиркнула ногой по грязи у своих ног. — Смотри, мы — здесь. Так сказал Чи. Это — Мант. Мы должны скакать вот сюда. Этот холм, потом через равнину, и вверх. Здесь проход. Сторожевая крепость, но не Врата.
— Мы действительно близко.
— Нам придется пройти под пристальным взглядом Скаррина. Надеюсь мы прорвемся, но ошибиться нельзя. Начнем на закате. Одна ночь, если мы пойдем прямо. — Она глубоко вздохнула. — И мы попросим проход.
— Попросим?
— Мы придем не как враги. Чи пообещал, что подведет нас к ним. Самое трудное будет потом. Так сказал Чи. — Она начертила ногой впадину за линией, изображающей скалы. — Нейсирн Нейс. Врата Смерти. За ними каменный колодец, очень широкий. Внутри каменные ворота — здесь, здесь и здесь.
Он сел на корточки, потом не выдержал и встал на колени. Стало тяжело дышать.
— Чи клянется, — продолжала Моргейн, — что другого пути нет. Во всех их войнах, междоусобных войнах, никто никогда не смог прорваться сюда, доходил только до гор. Здесь глядят во все глаза. И эти лорды по-настоящему преданы Скаррину.
— Боже спаси нас. — Вейни перевел дыхание. — Лио, давай вернемся. Вернемся, и попробуем еще раз. Мы сможем найти дорогу…
— Эти лорды преданы Скаррину, Вейни. И юг не может выстоять против них. Я думала об этом. У меня была мысль вернуться в Морунд и попробовать захватить юг — но это не поможет. Юг — выгребная яма, мусорная куча, помойка, называй как хочешь; туда они ссылают изгнанников. И там же поселения людей. — Она провела пальцем по рисунку. — Херо, Сенис, Стайнс, Изейда, Ненайс — другие имена я забыла. Здесь, здесь и здесь — это большая страна. И я не сомневаюсь, что Скаррин настроил Мировые Ворота на Морунд. Постоянно на Морунд, и использует их в случае любого вторжения, восстания или появления соперника. Здесь, ниже этих утесов, в этой щели мира, живут люди и изгнанники-кел. Вот здесь, наверху, по всему континенту — только кел. Есть в этом какая-то ирония. Мы знаем, что наш юный проводник совершенно не умел рассчитать время езды…
— Или лгал нам.
… потому что совсем немного ездил за всю свою жизнь, не считая рейдов по лесным тропинкам и запутанным дорогам через холмы. Длинные расстояния пугали его. Всю свою жизнь он прожил в маленьком местечке. И не знал почти ни о чем за его пределами. Расстояние между Херотом и Морундом, например, намного меньше, чем он думал. О Сенисе и Стайнсе, которые примыкают к Хероту, он даже не подозревал. Впрочем, это небольшие владения. Когда-то там жили люди. Потом туда переселились кел, ссыльные кел — вроде Киверина, который стал Гаултом. У юга нет никаких возможностей сражаться с севером, если Скаррин осознает опасность. А сейчас, после сражения у Теджоса, Скаррин осознал, хотя Чи клянется — насколько можно верить его клятвам — что он не говорил Скаррину о нашей цели. И, если можно верить ему, это единственное, что спасает нас от немедленной гибели.
Вейни оперся руками о колени и склонил голову. — Мы должны были вернуться в Морунд, как ты хотела. Сейчас мы это знаем. Мы смогли бы справиться со всем, что мы нашли здесь — что бы мы не нашли здесь. Моя вина, лио, все это моя…
— Я так решила, Вейни. Это было мое решение. Не ругай и не кляни себя. И это по-прежнему мое решение, хотя я, конечно, могу ошибаться. Но Чи считает, что мы можем подойти очень близко перед тем, как они поднимут тревогу.
— С нашими лошадями…
— Или его. Этот чалый совершенно замечательный зверь, сам по себе.
— Но они, нет сомнений, знают нас: их разведчики описали нас во всех деталях. Зато они не знают наших намерений. — Она посмотрела на рисунок перед собой и на мгновение о чем-то задумалась. — Чи говорит, что скорее всего они не вывели в поле слишком много людей, они осторожничают. Он говорил, что достаточно давно у него были какие-то неприятности с Сюзереном — он из знатной семьи, состоял в военном ордене, который потерял все влияние при дворе: огромное несчастье для него, большее, чем для других. Только связи спасли его жизнь, но Сюзерен сослал его в Морунд, чтобы искупить ошибки, если сможет. При дворе решили, что больше не разрешат лордам-людям править на юге, особенно после того как восстал Гаулт — настоящий Гаулт, которого они обманом заманили в Мант и осудили на совместное существование в одном теле вместе с Кивериным; и в этот момент вмешались друзья Киверина, они похитили Гаулта из тюрьмы и заставили стражей ворот соединить их, опережая врагов, которые не захотели бы видеть Киверина в Морунде.
— Где он хорошо послужил их интересам…
— Да, он так и делал. И он собирался вернуться обратно, однажды. Но — как ты и сказал — мы с самого начала сумели убедить его восстать против своего лорда. Он так говорит. Безусловно он достаточно быстро соображает, чтобы замыслить предательство. Так что я не знаю, сказал ли он правду. По меньшей мере, когда он навел порядок на юге, ему удалось завоевать некоторое уважение Скаррина. Но, как он говорит, ему не дали бы добиться слишком больших успехов, если бы он потерял все связи на севере. А потом на юге оказались мы, только вдвоем, он поскакал за нами — и он потерял связь с ними, они перестали ему доверять, но он послал донесение из Теджоса, были свидетели — стражи ворот — что он сражался с нами, и все это, по его мнению, должно вызвать разногласия среди советников Скаррина. Главный вопрос: должны ли мы скрываться или лучше смело идти вперед, сбивая их с толку. Вспомни, что есть единственный путь, по которому мы можем идти, Сейирн Нейс, Врата Изгнанников, каменный колодец, шириной в лигу, который они называют Вратами Смерти — там они могут убить нас в мгновение ока. Как ты когда-то сказал: человек, который думает, что побеждает, не побежит.
— Нет, он пошлет нас прямо в Ад, лио, и вряд ли мы увидим его, когда окажемся на месте!
— Чи пойдет вместе с нами во Врата Изгнанников. Там и только там они уязвимы.
— Бог в Небесах, мы должны положиться на слово этого кел?
Она подняла на него глаза. — Этого человека, и он хочет жить. Так что обращайся с ним как с человеком. И разве я не говорила тебе, что доверяю негодяям больше, чем честным людям? У них нет правого дела, за которое они готовы отдать свою жизнь. Скаррин не может пообещать Чи и его людям ничего, они не верят ему. И они слишком глубоко запутались сами в себе. И знают это.
Какое-то мгновение он не мог дышать. Глаза невольно посмотрели на Чи и остальных, но они никак не могли подслушивать, даже с тонким слухом Хесиена, потому что Моргейн говорила на языке Эндар-Карша.
— Меч…, — сказал он. — Если мы используем его во Вратах Изгнанников, он будет слишком близко к стоячим камням.
— Меч нестабилен. Как и ворота. Мы не можем предсказать. И никто не может — так что будет то, что будет.
— Да, — сказал он, смахнул пот, собравшийся на губе, и вытер руки о колени.
Она опять пробежала взглядом по карте, и еще раз. — Иди отдыхать, и поспи столько, сколько сможешь. Ночью тебе понадобятся все силы.
Он вернулся обратно, лег на спину и уставился на небо, просвечивающее через ветки. Считать листья ничем не хуже, чем думать о том, что давит на тебя. Он подложил камень под шею, и расслабился, положив руки на ящичек с камнем, чтобы быть уверенным в его безопасности.
Когда солнце начало опускаться за холмы, он встал и начал аккуратно одеваться: плотно зашнуровал рубашку и занялся кольчугой, самое тяжелое. Моргейн подошла помочь ему и застегнула последние пряжки, под руками.
— Я сама оседлаю лошадей, — сказала она. — Не спорь. Слышишь, не спорь!
— Да, — сказал он хотя ему это не понравилось. — Потуже, лио. Есть еще одна дырка.
— Ты должен удержаться на лошади.
— Никогда еще не падал, — хмуро ответил он.
Она ничего не сказала, только потуже затянула завязки.
Последние лучи света еще освещали верхушки холмов, когда они сели на лошадей. Впереди всех ехал Хесиен, одетый в коричневый плащ, бледные волосы рассыпаны по плечам, меч в ножнах. Он ехал на великолепном кроваво-красном жеребце без единого белого пятна.
Хесиен сам решил скакать впереди всех, несмотря на все засады: «Это единственный отряд, который, как я считаю, достоин меня.»
Кел-лорд уже скрылся из вида за поворотом, когда Чи с Ранином тронулись в путь. — Вперед, — сказала Моргейн, выбрав расстояние до этой пары. Она накинула на себя черный плащ, и, прежде чем сесть на Эрхин, Вейни надел свой собственный плащ, и накинул капюшон на шлем с белым шарфом.
Засада… да, возможно. Но Хесиен может и предать их, подать сигнал какой-нибудь банде из Манта. Все возможно, абсолютно все…
Тем не менее они без всяких неприятностей выехали на край освещенной светом звезд равнины — склон последнего холма, тропа вела вниз с крутого каменного склона, и там, ожидая их, сидел Хесиен, бросая на поверхность камня странный предмет. Его конь пасся в стороне.
— Постоянно выходит тройка: вы суеверны, милорд?
— Брось свои шуточки, — сказал Чи, осаживая чалого после спуска.
Все пересели на запасных лошадей, остроносые лошади кел заменили Сиптаха и Эрхин, и опять Хесиен поехал первым, хотя на этот он не уезжал так далеко.
Вниз и вниз, вплоть до равнины, трудный, долгий и очень неровный спуск. Держись, говорил себе Вейни, проклиная каждый шаг, который делал келский жеребец. Пот больше не тек, ветер холодил лицо. Он изо всех сил вцепился в переднюю луку седла и думал о красном пакете, лежащем в поясе.
Нет. Рано, решил он. Не здесь. И после каждого толчка и каждой рытвины: не здесь, не здесь, не—
Равнина бежала к горам — но состоящим не из отдельных пиков, вроде Хеймур Маай, как у него на родине, а к каменной стене, построенной какими-нибудь гигантами, как если бы здесь кончался обычный мир и начинался другой, мир богов. Все небо было усыпано звездами, ярко светила луна, по земле бежали длинные тени.
— Так далеко, а они все еще не мешают нам, — сказал Вейни Моргейн.
Он уже хотел одной частью своего помутненного сознания, чтобы враги появились сейчас, как можно быстрее, прежде, чем они достигли равнины — тогда можно было бы сражаться и выбрать другую, может быть лучшую дорогу.
Но их не было и следа.
Наконец они спустились на равнину, и дорога постепенно выровнялась. Вейни почувствовал себя намного лучше, и поглядел назад на след, который они оставляли, скача по травянистой равнине, отлично видимый, предательский след. — Как след в ад, — пробормотал он. Если бы они обошли эту равнину по холмам, а не поскакали напрямик, последовав совету Чи, следа не было бы вообще.
Сейчас они все скакали плотной группой, Хесиен вел их прямо к горам, от которых осталась еле видимая кромка далеко на горизонте.
Ехать был легко. В конце концов Вейни ухватил правую ногу за голенище, с трудом перекинул ее через луку седла, обхватил руками ноющие ребра и, взглянув на Моргейн, которая кивком головы дала понять, что знает о его намерениях, склонил голову на грудь, оперся о заднюю луку седла и погрузился в тревожный полусон, покачиваясь в такт ровному шагу жеребца.
Он разбудил себя, когда они остановились, чтобы поменять лошадей. — Тебе не нужно, — сказала Моргейн, скользнув на землю со спины мерина. — Этот конь достаточно силен, и способен нести тебя. Я же возьму Сиптаха — все-таки я вешу меньше.
Вейни благодарно посмотрел на нее. Он проглотил лекарство, которое она принесла ему, запил водой из ее фляжки, и сидел на лошади, пока остальные разминали ноги. Он не то, чтобы спал, но каким-то образом сумел расслабиться и отключиться. Он точно не знал, как это ему удается. Но встрепенулся, когда они опять сели на лошадей и двинулись вперед, и опять отключился, доверив Моргейн наблюдать за местностью вокруг.
Никому другому он бы не доверил… и ей, тоже, если бы решил, что Чи и его люди замыслили предательство, если бы они не рисковали и своими жизнями, если бы они так не держались за свои жизни, а, значит, боялись предать.
Тем не менее госпожа нуждалась в защите. И, наполовину спящий, раненый, несчастный, он продолжал ехать между ней и ними: под ним был отлично выдрессированный конь, с достаточно ровным ходом, и Сиптах — слава Богам — привык держаться близко от него.
В конце концов он уснул по-настоящему. Голова откинулась назад, он решил, что падает, выровнялся, открыл глаза и увидел, что утесы не стали ближе.
Или они были дальше, чем его глаз хотел увидеть. Ногу свело. Он с трудом перетянул ее обратно, постарался расслабить мышцы, на глазах появились слезы. Все тело болело.
Но он упрямо ехал все дальше и дальше, несколько облаков проплыло по небу, закрывая звезды, потом они исчезли, поднялся ветер, взъерошив бесконечную траву.
Еще одна перемена лошадей. На этот раз он спустился на землю и немного прошелся, разминая ноги и доказывая себе, что может идти, несмотря на боль; заодно проверил подпруги у Эрхин и жеребца.
Но потом надо было садиться в седло. Он остановился, схватился за луку седла и несколько раз глубоко вздохнул, чтобы набраться мужества перед толчком.
— Вейни! — сказала Моргейн, как раз в тот момент, когда нашел его. Он остановился, лишившись силы духа как раз перед толчком, который должен был выбить слезы из его глаз. — Чи, — сказала она, — пусть один из вас поможет Вейни подняться в седло.
— Миледи, — мгновенно ответил Чи, быстро подошел и предложил свои руки как стремя.
Стыд ужалил его. Но он все-таки поставил ногу в сведенные руки Чи и дал ему поднять себя в седло, как беременную женщину.
— Помощь воину от воина, — сказал Чи.
Вейни вспомнил эти слова. И, сбросив руку Чи с колена, отвел Эрхин подальше от него.
Утесы прорезали небо перед ними, звезды уже таяли на небе, а за ними оставался след, по которому мог пройти ребенок: полоса среди высокой травы. Лошади время от времени набивали рот: на большее не было времени.
Моргейн пересела на жеребца, Сиптах отдыхал. На небе над восточными холмами уже не было звезд. Солнце всходило.
Нам не нужно ничего вспоминать. Сейчас эта мысль грызла его. Поздно менять решения, умные они или нет.
Боже, спаси нас.
* * *
Уже при свете солнца, под монотонный шаг усталых лошадей, они увидели гигантскую утес, заполнивший весь горизонт, от края до края, а перед ним только равнина с сухой землей, а потом невообразимо ровная и высокая стена из живого камня, упиравшаяся в небо и отрицавшая любую логику.
И дыра, синий проход в желтом камне, тень под полуденным солнцем — и закрывающая его сторожевая крепость, о которой говорил Чи. Сейирн Нейс.
Дверь — глаза человека из Карша отказывались верить, что бывают двери такого размера. И только когда сокол пролетел рядом с ними, точка в вышине, Вейни поверил своим глазам.
Врата Изгнанников.
Чи повернул чалого к ним, натянул поводья и поднял руку. — Здесь, — сказал он, — вы видите то, на что мы собираемся напасть. И тем не менее это только самое низкое место в Манте. — Он оперся о луку седла, пожал плечами и содрогнулся. — Мужчина, глаза которого привыкли к размерам Морунда, забыл об этом. А мальчик, мои друзья… мальчик испугался.
Он дернул поводьями и послал чалого вперед, к своим людям.
