7
— Священник, — сказала Джиран, — священник шию.
Вейни облегченно вздохнул. Черное одеяние не было привычным для его родной земли, хотя звук колокольчика и ласкал слух и был знакомым. Но священник на этой серой, умирающей земле, где не было никаких признаков жизни, был подтверждением того, что здесь есть люди. Вейни все еще боялся войти внутрь, опасаясь, что лучники на стенах держат их под прицелом. Точно также охранялись от всяких ночных гостей и границы Карша и Эндара. Вейни держал руки на виду и пристально смотрел на священника.
— Отец, — сказал он охрипшим и слабым голосом, выдавая свою тревогу. — Отец, женщина на серой лошади, или на черной, а может быть, пешком… Вы видели ее?
— Нет, — ответил священник, — никого. Если бы какой-нибудь путешественник проезжал мимо Охтидж-ина, мы бы знали об этом. Проходите и чувствуйте себя как дома.
Джиран прошла вперед. Вейни почувствовал промелькнувшую тревогу и приписал это своей измотанности. Все равно, было уже слишком поздно. Если он побежит, то они легко настигнут его. В противном случае их ждут приют и еда, и нужно быть сумасшедшим, чтобы отказаться от этого. Джиран тянула его за руку, и он вошел в маленькие воротца, которые вели в пространство между двумя стенами, из которых торчали факелы, а дождь барабанил по их медным крышам.
Второй священник закрыл ворота на засов. И Вейни почувствовал приступ нового недоверия — к этим двойным воротам. Еще одна стена защищала внутреннее пространство крепости Охтидж-ин. Второй священник дернул за шнур, звоня в колокольчик, и мощные внутренние ворота открылись, освещаемые факелами и заполненные вооруженными людьми. Копьеносцы стояли под факелами с развевающимся на ветру пламенем, в доспехах и вооруженные копьями с устрашающими зубьями. Они создавали ощущение чего-то ужасно грозного в такой малонаселенной земле. Даже Джиран казалась растерянной и держалась поближе к Вейни.
Священник опирался на посох, стиснув на нем кулак. Наконец он отпустил его и сделал копьеносцам знак открыть проход внутрь крепости. Джиран и Вейни увидели священников и копьеносцев со всех сторон, а также толпу молчаливых мужчин и женщин, завернутых в драные плащи. Спокойствие длилось недолго, затем начали раздаваться крики, кто-то пробивался вперед, расталкивая других, руки тянулись сквозь ряды копьеносцев, чтобы дотронуться до них. Джиран закричала, и Вейни прижал ее, радуясь, что гротескно выглядящие воины с копьями все-таки охраняли их. Он посмотрел в безумные глаза людей и открытые рты, выкрикивающие слова, которых он не мог понять, ощутил их руки на своей спине и плечах. Копья вонзались в истеричные лица, брызгала кровь. Вот как они поступали со своим собственным народом.
Вейни взирал на происходящее в ужасе и проклинал себя за то, что они пришли сюда. Их привели в центральное помещение, главную постройку крепости. Сквозь дикие лица и тянущиеся руки Вейни увидел покрытые пятнами плесени стены, а напротив жалкие обломки зданий с уродливыми подпорами. Грязный двор был завален мусором, и трещины, заполненные водой, и иссеченные дождем лужи заполняли пространство между камнями, лежащими по двору. Рядом содержался скот: коровы и козы. Все помои из амбара сливались во двор. В углу, около ступенек, по которым они поднимались в хранилище, лежала какая-то груда шерсти, возможно мертвая крыса или еще какое-нибудь разлагающееся животное, уродливо размытое дождем. Видимо, простолюдины жили в таком страшном убожестве. Ни один уважающий себя лорд в Эндаре-Карше не содержал бы так своих людей, не допустил бы такого упадка, даже если бы его земля находилась в состоянии войны.
Неразбериха царила в этом месте и нищета. И пока гости поднимались по ступенькам, стража вынуждена была не один раз применять оружие. Еще одни ворота с большой задвижкой и замком, охраняемые внутри, предстали перед ними. Привратник впустил их внутрь. «Естественно, — подумал Вейни, — хозяин должен жить за цепью и железными решетками, если допустил такую нищету для своих людей». И это, конечно же, не обещало никакой милости странникам, если этот человек ничего не сделал даже для своих собственных подданных. Вейни теперь желал бы никогда не видеть этого места, но решетки поднялись и поглотили их, лязгнув за спиной.
Они оглянулись и увидели, как привратник водворяет на место цепь и запирает ворота, блокируя их огромным бревном, а руки жителей по-прежнему тянутся сквозь решетки и голоса что-то кричат им. Со страшным скрипом открылись внутренние двери, и они увидели закругляющийся и уходящий вверх коридор и священника с четырьмя копьеносцами, стоящими вдоль него с факелами.
Они начали восхождение. Этот путь привел их к центральному залу, в котором эхо раздавалось где-то наверху под куполом. Все место пахло как-то прогоркло и затхло, как обычно бывает от мокрых камней и стоячей воды. Пол коридора был неровным, потрескавшимся в нескольких местах, трещины в стенах кое-как заделаны паклей.
Стражники шли рядом с ними: двое с факелами за спиной и трое впереди, и тени их бежали по стенам. За их спинами стоял ужасающий шум голосов, доносящихся от ворот. И по мере того, как они забирались вверх, становились слышны звуки музыки, странной и дикой. Музыка делалась все слышнее и сопровождалась жутким аккомпанементом железной поступи вооруженных людей. Их обволакивал теплый воздух со сладким привкусом. Джиран дышала так, словно она бежала, и Вейни тоже вдруг почувствовал приступ сонливости от усталости, голода и неожиданной жары.
Он потерял бдительность и пришел в себя только тогда, когда послышались мягкие голоса и музыка стихла. Золотые блестящие фигуры мужчин и женщин застыли в полуобороте, высокие, худые, с серебристыми волосами. Кваджлы. Джиран прижалась к Вейни, и ее присутствие успокаивало его. Вдруг один из высоких бледных мужчин направился к нему, изучая его спокойными серыми глазами. Прозвучал приказ на неизвестном языке. Стража взяла Вейни за руки и повернула налево по направлению к следующей двери. Другой бледный человек спокойно сопровождал их, и они прошли в соседнее ярко освещенное помещение. Оно было меньших размеров, с пылающим камином, у которого лежала белая собака, которая вскочила и начала неистово лаять, и этот лай отзывался эхом и кружился по коридорам до тех пор, пока один из стражников не заставил ее замолчать.
Опять заиграла музыка. Вейни смотрел вокруг себя, сравнивая нищету людей, встретивших их около ворот, с роскошью и богатством, окружавшими их здесь. Резное дерево, ковры, бронзовые лампы — место, где собирались лорды-кваджлы, сверкая украшениями, драгоценными камнями, разговаривая с мягким странным акцентом. Трое из них прошли вперед и уселись в кресла за длинным столом. Старый человек, одетый в зеленое с серебром, был тем первым, кто взглянул на них. И Вейни принял его за лорда этого замка. По правую руку от него сидел молодой человек в черном с серебром, по левую — человек в голубом с зеленым, с фантастическими украшениями на одежде. Его глаза очень странно, обволакивающе смотрели на Вейни.
Вейни перевел взгляд и почувствовал, как Джиран сделала шаг назад. Ему хотелось немедленно бежать отсюда, несмотря на стражей, цепи и двойные ворота. Джиран здесь не грозила опасность, в то время как с ним может случиться все что угодно, если они узнают кто он и как сюда попал. Враги Моргейн. Он пришел ее дорогой и сам отдал себя в руки ее врагов. И это был конец. Они сидели, изучая его, шепчась на непонятном ему языке. Фигуры в черном присоединились к бледной блистательной компании, сопровождаемые вооруженными стражниками, и что-то зашептали сидящим лордам. Священники здесь были на службе у кваджлов.
«Они потеряли своих богов», — однажды сказала ему Моргейн. Вейни стоял спокойно, прислушиваясь к дебатам и наблюдая. Священник на службе у демона — вот кому он поверил и в чьи руки себя отдал. Комната словно бы отодвинулась от него; мягкий звук голосов, обсуждавших его, был похож на гул пчелиного роя или на шум дождя. Он словно задремал, погрузившись в эти звуки, пытаясь из последних сил не упасть без чувств.
— Кто ты? — резко спросил старик, глядя прямо на него, и он понял, что к нему обращаются уже второй раз.
Если это настоящий лорд в собственном замке, то ему положено согнуться перед ним в поклоне. Но он илин и должен только склонить лицо, выказывая свое уважение к лорду. Однако на Вейни напал столбняк и он не мог шелохнуться.
— Лорд, — сказал Вейни шепотом, который остался от его голоса, — я нхи Вейни из клана Кайя. — Он притронулся к руке Джиран, которая прислонилась к его руке, — а она — маай Джиран, дочь Эла, из крепости в Хиюдже. Она говорит, что ваша крепость очень уважаемая, а также что здесь нам предоставят приют на ночь и снабдят провизией, необходимой в пути.
Последовало молчание, младшие лорды переглянулись. Старый улыбнулся улыбкой волка своими бледными и холодными, как у Моргейн, глазами.
— Я — Байдарра, — сказал старый лорд, — хозяин Охтидж-ина. — Жестом направо и налево он показал на молодых людей, и один из них, в черном и голубом, посмотрел на него пустыми и холодными глазами с какой-то поволокой. — Мои сыновья, — сказал Байдарра, — Хитару и Китан.
Он испустил длинный вздох, опять вздохнул, и улыбка застыла на его лице.
— Из Хиюджа, — пробормотал он наконец. — Говорят, что землетрясения и наводнения обильно сеют смерть на вашей земле. Вы с холмов Бэрроу, — сказал он Джиран. — А вы — нет.
— Нет, — согласился Вейни, не найдясь, что сказать. Акцент выдавал его.
— Вы, наверное, далеко с юга, — добавил Байдарра.
В комнате было очень жарко. Вейни знал, что лорд имеет в виду — что далеко на юге текут лишь реки и находится огромный холм с кольцом Стоячих Камней, и ничего не ответил.
— Кто он, — неожиданно спросил Байдарра Джиран.
Вейни почувствовал, как ее рука сжалась. Крестьянская девочка, босоногая, среди блистательных лордов. И ему вдруг показалось, что она единственное человеческое существо среди них, среди этих священников, этих богов, этой знати.
— Он великий лорд, — ответила она тихим голосом и с такой интонацией, что на мгновение ее ответ показался ему опасной иронией. Но он знал ее, а они нет. Байдарра посмотрел на нее долгим недовольным взглядом, и Вейни сердечно благословил ее уважение к нему.
— Незнакомец, — неожиданно сказал Хитару, одетый во все черное.
Вейни понял, что именно беспокоит его в этом человеке — глаза его были темными, как у людей. Несмотря на белоснежные волосы, в его голосе и в черных глазах не было никакой доброты.
— Ты упомянул женщину, — сказал Хитару, — на сером или черном коне. Кто она?
Сердце Вейни сжалось. Он стал искать ответ, проклиная себя за поспешность, и в конце концов просто пожал плечами, отказываясь отвечать и надеясь, что Джиран тоже откажется. Сейчас она могла делать вид, что она не в курсе, но придет время, когда они будут спрашивать не только с помощью слов. И тогда Джиран скажет все, что ей известно.
— Почему вы здесь? — спросил Хитару.
Мы ищем убежище от дождя, чуть было не сказал он. Но Джиран неожиданно подала ему знак, и он сдержался.
— Ты не кел, — сказал с другой стороны Китан, с полуприкрытыми затуманенными глазами, и его голос был мягок, как у женщины. — Ты даже не полукровка. А ведешь себя как один из южных королей. Это загадка, и она интригует меня. Но если ты один знаток Источников, о путешественник, — то почему ты оказался у наших ворот, прося подаяния? Имеющие власть не страдают от голода и одеваются лучше, чем ты.
— Милорд, — возразил священник.
— Помолчи, — ответил Китан тем же мягким голосом. — Твое дело — производить впечатление на толпу во дворе, человек.
Байдарра задумался. Затем встал на ноги, опираясь на одну из ручек кресла. Он взглянул на священника, сжал губы, словно собирался что-то произнести и раздумал. Он посмотрел на других лордов и охранников, затем его взгляд вернулся к Китану и Хитару. Хитару задумался, Китан откинулся на спинку кресла с отрешенным взглядом и пошевелил рукой, делая какой-то неопределенный жест. Священник отступил, молчаливый и несчастный, и Байдарра медленно повернулся к Вейни — во всех его движениях чувствовалась старость и казалось, что какая-то горечь запечатлелась в его бледных глазах и затрудняет движения его губ.
— Нхи Вейни, — сказал он спокойно, — желаешь ли ты ответить хотя бы на один из вопросов, которые тебе задали мои сыновья?
— Нет, — ответил Вейни, больше беспокоясь о людях за спиной в демонских шлемах, чем о толпе. В Эндаре-Карше следовало избегать кваджлов, бояться любого упоминания о них. Но здесь кваджлы властвовали. Он вспомнил двор, где жили люди, настоящие люди, которые кричали и пытались дотянуться до них и которые все-таки доверились кваджлам.
— Если вы действительно ищете убежище, — сказал Байдарра, — вы будете его иметь. Еда, одежда, все, что вам необходимо. Охтидж-ин даст вам приют.
— И откроет утром ворота? — спросил Вейни.
Лицо Байдарра было непроницаемым.
— Мы озадачены, — сказал Байдарра. — И до тех пор, пока мы озадачены, наши ворота будут закрыты. Сомнения, возможно, будут быстро разрешены. Мы поищем на дорогах ту леди, о которой вы упомянули. А вы будете иметь приют на ночь.
Вейни поклонился самым вежливым способом.
— Я благодарю вас, милорд Байдарра, — сказал он почти беззвучным голосом.
Они опять пошли через открытый коридор, все еще в сопровождении стражи. Вейни держал Джиран рядом с собой, чтобы стража не разлучила их. Джиран казалась бездыханной и едва понимала, что происходит. Вокруг сновали суетливые слуги, одетые в коричневое, с подносами и постельным бельем в руках. У каждого из них был темный шрам на правой щеке. И Вейни понял, что это были шрамы от ожога на живом теле, знак, отличавший домашних слуг от толпы снаружи. Гнев закипел в нем от того, что лорды в Охтидж-ине могли метить людей, словно это были души, предназначенные служить им в замке. А люди пошли на это, только чтобы избежать нищеты, царившей снаружи. Возможно, это убило в них все человеческое.
Спираль сделала зигзаг, они прошли по прямому коридору и вышли на другой виток, который вел снова вверх, и оказались в одной из внешних башен. Перед ними распахнулась дверь в скромный холл, где в очаге весело плясали языки пламени. Он был застелен коврами и отделан деревом, посередине стоял длинный стол, покрытый льняной скатертью. Слуги, склонив головы, торопились на скользящих ногах покинуть комнату, подгоняемые командами.
Стража исчезла и двери закрылись. Снаружи упал засов, отдаваясь эхом — неприкрытая правда гостеприимства кваджлов. Вейни с негодованием посмотрел на деревянную дверь, страх и гнев одновременно вскипели в нем и комок подступил к горлу. Но он обнял дрожащие плечи Джиран и подвел ее к очагу. Он усадил ее там, где она могла прислониться к камням. Ее голова поникла, она вся дрожала. Наконец-то долгожданный отдых. Но чувство голода все еще беспокоило его, а вид еды и напитков был слишком соблазнительным. Он принес поднос с мясом и сыром и сел рядом с Джиран. Его руки тряслись от усталости и возбуждения, и он положил их на камни, встав на колени перед очагом. Он налил две пенящиеся чашки и вложил одну из них в безжизненную руку Джиран.
— Пей, — сказал он горько. — Мы достаточно заплатили. Им нет смысла отравлять нас.
Она подняла обе руки и сделала большой глоток из чашки. Он отхлебнул питье, чувствуя кислый вкус, но влага эта действовала успокаивающе. Джиран опустошила свою, и он налил ей еще.
— О, лорд Вейни, — сказала она наконец, и ее голос был таким же хриплым, как и у него. — Это ужасно! Это ужасно! Это даже хуже, чем крепость Бэрроу! Лучше бы мы погибли.
Убежище, к которому стремились хию, связывая свои надежды с землей обетованной, плодородной и солнечной землей, дарующей жизнь. Жестокий финал.
— Если у тебя будет возможность, — сказал он, — беги и смешайся с людьми во дворе.
— Нет, — сказала она в ужасе.
— Там, снаружи, еще есть надежда. Посмотри на тех, что прислуживают здесь. Разве ты не видела? Лучше быть во дворе. Послушай меня — ворота могут открываться в течение дня. Они обязательно должны открываться. Ты пришла по дороге, и ты можешь вернуться по ней. Возвращайся в Хиюдж. Возвращайся к своим родичам. Тебе нет места среди кваджлов.
— Полукровки, — сказала она и сухо сплюнула; взъерошила свои слипшиеся волосы, ее желваки заходили. — Они лишь наполовину люди, или даже меньше. Я должна была бы относиться к ним так, как они сейчас отнеслись к нам, если слухи о моей бабке правда. Мы были королями Бэрроу, а полукровки были тогда попрошайками. Они были ненамного лучше, чем люди из низины. Теперь мы обокрали наших предков, утащили все золото и продали все полукровкам. Но я не поползу в эту грязь снаружи. Однако лорды, высокие лорды, такие как Байдарра, — они из древних, — Байдарра и один из его сыновей. — Она дрожала. — У них такая же кровь, как у нее, а вот священник… — Она фыркнула и презрительно пожала плечами. — Глаза у священника темные, а волосы светлые, как и у остальных. Они не лучше, чем я, и я не боюсь их. Я не пойду назад.
Все, что она сказала, он проглотил молча, с холодком в сердце; даже маай претендовали на родство с кваджлами, и он не мог этого понять. Вейни выругался и прислонился к камину. Положив голову на руки и уставившись в огонь, он стал думать, что ему делать.
Ее рука легла на его плечо, мягко, пугливо. Жара стала обжигающей. Он страдал, не желая думать о том, что его ждет.
— Я не пойду назад, — повторила она.
— Нам надо уходить отсюда, — сказал он, сознавая, что это невозможно, но, быть может, обещания помогут ей обрести смелость. А еще он сказал это от собственного страха, боясь, что она расскажет лордам Охтидж-ина все, что знает: давая ей надежду, он словно бы покупал ее молчание. — Только молчи обо всем, и мы найдем, как выбраться из этого зловещего места.
— Идти в Абараис, — сказала она. Ее хриплый голос немного ожил. Огоньки заплясали в ее глазах. — К Источникам, к твоей земле, в горы.
Он лежал, думая, что они стали самыми большими врунами, каких только можно себе представить. Он, который когда-то был дай юйо из Мориджа и считал себя человеком чести. Он чувствовал себя виноватым, вспоминая смелую выходку в главном зале и ругая себя за то, что Джиран могла пострадать из-за него.
Он илин, связанный клятвой службы; и это главное, что она не знает, иначе не доверила бы ему свою жизнь. Ему было стыдно за свое ничтожество.
Девочка предложила ему еду и вторую чашку напитка, сама с аппетитом набрасываясь на пищу. Он ел только для того, чтобы набраться сил, едва ощущая вкус еды и запивая ее большими глотками кислого питья.
Затем начал снимать с себя мокрую кольчугу и разбитые сапоги, развязывать шнурки у горла, и вынужден был порвать некоторые из них, чтобы расстегнуть пряжки на плечах.
Джиран встала, чтобы помочь ему снять давящую кольчугу. Освобожденный от лишнего веса, он зарычал от удовольствия, способный дышать. Затем снял холщовую безрукавку, промокшую от дождя и пота, всю в кровавых подтеках.
— О господи, — с жалостью в голосе сказала Джиран. И, взглянув на себя, он увидел, насколько его одеяние натерло кожу, в какие тряпки превратилась его холщовая рубашка, какие рубцы остались там, где швы терлись о тело. Он, потягиваясь, поднялся, собрал все тряпье и бросил его на пол, дрожа от холода.
Среди одежды на столе он нашел несколько рубашек, сделанных из мягкой тонкой материи. Ему непривычно было ощущать мягкое плетение ткани, но он с благодарностью подумал о прикосновении чистого и сухого материала.
Джиран подошла, выискивая среди подарков кваджлов что-нибудь для себя. Она нашла подходящий балахон, коричневое белье, и замерла в нерешительности, словно это были живые и враждебные вещи. Коричневые одежды, такие, какие носили слуги.
Он с ругательством вырвал это из ее рук и бросил на пол. Она смотрела, испуганная, маленькая и несчастная в своей мокрой одежде.
Вейни выбрал одну из юбок и пару рубашек.
— Надень это, — сказал он, — ты будешь по крайней мере сухой.
— Господи, — сказала она с дрожью в голосе, прижимая предложенную одежду к груди. — Господи, не оставь меня в этом месте.
— Иди переоденься, — сказал он и отвернулся, не желая смотреть на ее мучения. Вдруг Джиран и на него посмотрела с сомнениями, словно пытаясь найти подтверждение той лжи, которую услышала от него.
Незамужние девушки в деревнях Эндара или Карша, случалось, соединялись с юйо известных кланов. Крестьянские девушки надеялись понести от хозяев и родить незаконнорожденных детей, чтобы впоследствии жить в комфорте — это было делом чести для юйо. При этом обе стороны соблюдали свои обязательства, основанные на взаимном доверии.
— Господин, — сказала она через комнату.
Он посмотрел на ту, что все еще стояла в разорванных крестьянских юбках, облепивших ее.
За дверью послышался грозный и воинственный шум толпы. Джиран устремилась к ней.
Щелкнула задвижка. Вейни увидел, как дверь открылась и холодный ветер ворвался в комнату, трепля языки огня. В коридоре стоял человек в зелено-коричневом и опирался на длинный меч в ножнах, взирая на Вейни в замешательстве.
— Кузен, — сказал Рох.
8
— Рох, — ответил Вейни и услышал движение слева. Джиран бросилась к нему. Он не повернул головы, надеясь, что она останется нейтральна. Вейни стоял в рубашке и штанах, а Рох был вооружен длинным мечом, который держал в руке.
В комнате не было никакого оружия, ни ножа, ни железной утвари у камина… В отчаянии Вейни раздумывал, чего стоят его собственные силы, силы безоружного человека, против человека с мечом.
Рох еще сильнее оперся на рукоять меча и приказал охране, толпившейся в коридоре, отойти. Они двинулись в сторону, и он сделал мирный жест рукой.
Вейни не двинулся. Рох подбросил меч и перехватил его другой рукой. Затем игривым движением кинул его на стол около двери и сделал несколько шагов вперед, слегка прихрамывая и глядя с тем трезвым напряженным выражением, которое было ему свойственно.
Его взгляд переметнулся от Вейни на Джиран, и он был совершенно сбит с толку.
— Девочка, — сказал он с любопытством. Затем потряс головой и направился к креслу, опустившись в него и положив локти на подлокотники. Он тихо и невесело рассмеялся.
— Я думал, что это Моргейн. Где она?
Этот простой вопрос сразу объяснил присутствие Роха в крепости Охтидж-ин. Вейни повернул к нему лицо, благодарный случаю за то, что у него есть возможность сразиться хоть с одним врагом, и желая, чтобы Джиран молчала.
— Она, — сказал Рох, — где-то здесь.
Это была наживка, которую ему хотелось проглотить: его сжигало любопытство, что еще знает Рох. Он перекинул вес на другую ногу и заговорил, сдерживая дыхание.
— Похоже, что ты нашел здесь довольно радушный прием, — холодно ответил он Роху, — среди существ, подобных тебе.
— Да, я сделал их сговорчивыми, — сказал Рох. — И ты тоже мог бы, если бы пожелал говорить с ними.
Вейни оттолкнул Джиран в сторону, в самый дальний угол комнаты.
— Отойди, — предупредил он ее, — что бы ни случилось здесь, ты не должна пострадать.
Но она не ушла, лишь съежилась от его грубости и смотрела на них, поглаживая ушибленную руку.
Вейни подошел к столу, где лежал меч, ожидая, что Рох остановит его. Но тот не сделал этого. Он взял меч обеими руками и вытащил его из ножен, ожидая реакции Роха. Но Рох не двигался. Лишь искорка беспокойства промелькнула в его карих глазах.
— Ты лжешь, — сказал Вейни. — У тебя лишь облик моего кузена.
— Ты не знаешь, что это не так, — ответил ему Рох.
— Зри, Лилл, Рох… Сколько имен у тебя уже было до этого?
Лилл, насмешливый хозяин Лифа, чей дразнящий юмор и мягко обволакивающую ложь он прекрасно знал. Он зорко следил за ним, ожидая, когда наглый и непредсказуемый облик Лилла проглянет сквозь человеческие глаза Роха. Он следил за знакомым и величественным движением его рук, тем жестом, который выдал бы чужака, скрытого в теле его кузена.
Но ничего подобного не случилось. Рох сидел, спокойный, наблюдая, его быстрые глаза следили за каждым движением. Он боялся. Он вел себя как… как самый настоящий Рох.
Вейни целиком вытащил меч. «Теперь, — подумал он. — Теперь или никогда. Без всяких сомнений, без жалости».
Его рука сжалась, но Рох только взирал на него в напряжении, когда он двинулся.
— Нет, — закричала Джиран через всю комнату, и взмах меча едва не задел ее руку. Он стоял, в нерешительности вспоминая двор в крепости Мориджа и кровь, и приступ тошноты вдруг охватил его, забирая остатки сил.
С проклятьем он сунул меч в ножны, зная себя так же хорошо, как и Рох.
Трус — его незаплетенные волосы указывали на это. Он увидел отблеск довольства в глазах Роха.
— Приятно видеть тебя, — сказал Рох тихим осторожным голосом, — нхи Вейни. Очень приятно встретить хоть одну добрую душу в этой проклятой земле. Но мне жаль тебя. Я думал, ты будешь более благоразумен и вернешься домой. Я никогда не думал, что ты пойдешь за ней, даже если она прикажет тебе. Видимо, тебя принудила к этому чрезмерная гордость нхи. Я сожалею об этом. Но я очень рад тебя видеть.
— Ты лжешь, — процедил Вейни сквозь зубы. Но слова Роха, как стрела кайя, попали прямо в цель. Он вдруг ощутил с отчаянием свое положение изгнанника и почувствовал вдруг, что появление Роха, как и любого, кто мог бы своим присутствием напомнить ему о том, что действительно было с ним когда-то, бесконечно ценно для него. Признаки его дома, язык родной земли даже в устах врага услаждали слух.
— Нет смысла ссориться при свидетелях, — сказал Рох.
— Нет смысла разговаривать с тобой.
— Нхи Вейни, — мягко сказал Рох, — пойдем со мной отсюда. Я отослал стражников. Пойдем. — Он поднялся с кресла, осторожно подошел к двери и выглянул. — Мы одни.
Вейни колебался. Это было то, чего он больше всего желал. Но он знал, что у Роха нет никаких причин желать ему добра. Он пытался понять, в какую ловушку его заманивает Рох, и ничего не мог придумать.
— Пошли, — торопил Рох.
Вейни пожал плечами, подошел к камину, где лежало его снаряжение, надел перевязь и прицепил к нему меч, держа руку наготове. Он вызывал Роха на бой.
— Как хочешь, — ответил Рох. — Но этот — мой, и я прошу тебя вернуть его мне.
Джиран тоже подошла к камину. Она переводила испуганный взгляд с одного на другого. Многого она еще не понимала, и Вейни чувствовал это в ее взгляде.
— Я не оставлю ее одну, — ответил он Роху.
— Здесь она в безопасности, — ответил Рох. Он глядел прямо на Джиран, взяв ее несопротивляющуюся руку, и заботливо попытался успокоить девочку.
— Не бойся ничего в Охтидж-ине. Я помню твою доброту и возвращу ее вдвойне, когда смогу, также, как я возвращаю другие вещи. Никто не причинит тебе вреда. Никто.
Она успокоилась, но, казалось, не верила ничему. Вейни медлил, боясь, что Рох преследует какую-то цель, разделяя их. С другой стороны, сам он причинит ей зло, беря с собой, когда у него в Охтидж-ине одни только враги.
— Я не думаю, что у меня есть выбор, — сказал он ей, не зная, поняла ли она. Он повернулся к ней спиной, чувствуя ее взгляд, пока шел к выходу. Рох открыл дверь и вывел его в тусклый коридор, где холодный ветер всколыхнул легкую одежду, заставив Вейни задрожать.
Нигде не было видно стражников. Рох закрыл дверь и задвинул засов.
— Пошли, — сказал он и двинулся влево по направлению к спиральной пирамиде.
Виток за витком, пока они поднимались, Вейни видел, что Рох очень измотан, так, что должен держаться за стену, чтобы не упасть. Рох взбирался прихрамывая, и Вейни смотрел ему в спину. Его рука покоилась на рукоятке меча в ожидании, что Рох проявит хоть какие-то признаки страха и хотя бы раз оглянется назад. Но Рох этого не сделал. «Самонадеянный наглец», — подумал Вейни с бешенством в сердце, но это было так похоже на Роха.
Наконец они прибыли на уровень самого верхнего этажа, поднялись по ступенькам к двери. Рох открыл дверь, впуская шквальный ветер, который немилосердно закружил по башне, пробирая до самых костей. Снаружи была ночь и запах недавнего дождя.
Он последовал за Рохом в дверь, на самую вершину главной передней башни Охтидж-ина, где лунный свет струился через рваные облака. Анли и Сит были над головой, а за ними прятались мелкие обломки разбитой луны, в то время как горизонт украшало плоское бледное лицо Ли, все в рытвинах и шрамах. Ветер свободно дул над открытым пространством. Вейни отступил назад, под укрытие башни, но Рох подошел к краю. Его плащ прижало к нему налетевшим ветром.
— Подойди сюда, — позвал его Рох, и Вейни подошел, понимая, что совсем обезумел, зайдя так далеко вместе с кваджлом в человеческом обличьи. Он достиг края и посмотрел вниз, и голова у него закружилась от одного вида крепостных стен и камней внизу. Он схватился рукой за каменный выступ, и эфес меча больно ударил по другой руке.
Если Рох задумал убить его, подумал он, то у него были на это причины. Вейни взглянул на окрестности вокруг, на блеск луны в черных потоках воды, кружившихся вокруг холма. Через эти холмы пробегала дорога, которая была для него сейчас недостижима.
Рука Роха прикоснулась к его плечу, привлекая внимание, заставляя оглянуться назад. Его другая рука описала круг в воздухе.
— Я хочу, чтобы ты посмотрел на это, — сказал Рох, пытаясь пересилить ветер. — Я хочу, чтобы ты видел красоту этих мест, прежде чем Моргейн уничтожит эти земли — ведь она сделает это.
Он тяжело посмотрел на Роха, опираясь на каменную глыбу, поскольку ветер пытался свалить его.
— Невозможно, чтобы ты смог убедить меня в этом, — сказал Вейни и протянул руку со шрамом к лунному свету. — Рох или Лилл — ты все равно должен помнить, кто я такой.
— Ты сомневаешься во мне?
— Я сомневаюсь во всем, что касается тебя.
Лицо Роха, с волосами, которые трепал ветер, вдруг стало очень серьезным.
— Я знаю, что она наш общий враг и охотится за мной. Но от тебя, нхи Вейни из клана Кайя, я не ожидал такого. Мне казалось, что ты пользовался моим гостеприимством. Ты спал у моего очага. И это ничего для тебя не значит?
Вейни сжал свои пальцы на холодной рукоятке меча, поскольку они стали замерзать от холода и неметь.
— Ты предполагаешь, что произошедшее между Рохом и мной совершенно обычно среди кайя, и если ты хочешь, чтобы я поверил тебе, тогда скажи мне слова, которые напоследок сказал мне Рох в Ра-Моридже, когда никто нас не мог слышать.
Рох колебался.
— Ты можешь вернуться назад, — сказал он, — освободившись от нее.
Это было правдой. Вейни онемел от неожиданности. Он прислонился к камням, стараясь уменьшить дрожь и резко отвернув свое лицо от Роха.
— Не исключено, что Рох посовещался с другими, прежде чем сказал это мне.
Рох толкнул его в плечо, и лицо его от ветра болезненно перекосилось.
— Вейни, ты можешь спрашивать все что угодно, чтобы испытать меня, но при этом никогда не поверишь мне до конца, и ты знаешь это.
— Есть одна вещь, на которую ты не можешь ответить, — ты не можешь сказать мне, почему ты находишься здесь, на этой земле. Рох не смог бы последовать той дорогой, по которой шли мы. У него не было на то причин, а у Лилла были. Лилл побежал бы ради своего спасения. А Рох — нет.
— Он здесь, — сказал Рох, прижимая руку к своей груди, — и я тоже здесь. Мои воспоминания, все, что принадлежит Роху, тоже здесь.
— Нет, — ответил он. — Нет, Моргейн сказала, что это невозможно. И я скорее поверил бы ее словам, чем твоим. Не зависимо ни от чего.
— Я твой кузен. Я мог убить тебя, но я твой кузен. У тебя есть меч. Здесь нет свидетеля, который бы мог подтвердить, что здесь состоялась несправедливая битва, если, конечно, лордов Шию это вообще волнует. Тем более, что у тебя давно уже репутация братоубийцы. Ты можешь воспользоваться оружием. Или послушай меня.
Вейни сбросил руку Роха со своего плеча, на секунду ослепленный волосами, которые упали ему на глаза. Он откинул их назад, подошел к краю и уставился вниз, на вымощенный двор, в то время как ветер толкал его в спину, готовый сорвать его с края и бросить вниз.
— Нхи Вейни, — позвал его Рох. Он оглянулся и увидел, что Рох последовал за ним. Он упрямо отвернул голову и опять уставился вниз, на мощеный двор и бедные клетушки, прячущиеся между стен крепости. Он почувствовал затишье ветра, в то время как Рох подошел и остановился сзади.
— Если ты мне родственник, — сказал Вейни, — освободи меня из этой крепости, и тогда я поверю в твое родство.
— И тебя совсем не заботит тот ребенок, который пришел с тобой?
Он посмотрел назад, онемевший и не способный спорить, и лишь пожал плечами.
— Джиран? Она хотела попасть сюда, в Шиюн, в Охтидж-ин. Это земля, о которой она мечтала. Так что мне до нее?
— Я считал тебя добрее, — сказал Рох через некоторое время. — Я думаю, что она тоже думала о тебе лучше.
— Я илин, и больше ничто. Здесь живые человеческие существа. И она может выжить. Они все выживут.
— Здесь действительно есть люди, — сказал Рох и указал на заваленный двор, где скотина и люди делили соответствующие клетушки. — Много людей в Охтидж-ине, и такова их жизнь от рождения и до смерти. Сегодня это люди, а завтра — жалкие остатки тех, кто выживет в этой земле, прозябая в нищете, и лорды кваджлов знают это. Эти лорды, нхи Вейни, разрешают людям иметь прибежище среди этих стен. Из милости они кормят этих людей и одевают их. Они ничего не должны им, но тем не менее разрешили им жить на своей территории. У тебя нет ни капли милосердия. Ты бы разрешил им умереть, этой девочке и всем остальным. И именно так ты поступил бы и со мной. Лезвие меча, кузен, добрее, чем то, что ожидает всю эту землю. Смерть — добрее.
— Я не имею ничего общего с тем, что случится с этими людьми. Я не могу ни помочь, ни причинить им вреда.
— Разве не можешь? Источники являются их надеждой, Вейни. Все, ради чего они живут и ради чего будут жить в этом мире, это Источники. У них нет возможности использовать их. Но с Источниками эти люди смогли бы выжить. Я смог бы сделать это, и Моргейн могла бы, но не сделает. Ты знаешь, что она этого не сделает. Вейни, если эта древняя сила будет использована так, как она уже однажды была использована, их судьба будет совсем другой. Взгляни на это, взгляни. И запомни это, кузен.
И он взглянул, сам того не желая. И не хотел потом вспоминать ту картину, которую видел, лица, которые дико выглядывали из-за копий стражников, отчаянные руки, пытающиеся дотянуться до них через заграждения.
— Все это ложь, — сказал он. — И ты сам — ложь.
— Клянусь лезвием меча, — сказал Рох, — если ты думаешь, что все это неправда…
Вейни поднял лицо и взглянул на Роха, пытаясь распознать правду, пытаясь увидеть то, что возбудило бы в нем ненависть, и ничего не нашел. Только зеркальное отражение самого Роха, больше похожее на него, чем на его собственных братьев.
— Дай мне выйти отсюда, — бросил он вызов тому, кто носил обличье Роха, — если ты хочешь, чтобы я поверил тебе. По крайней мере, ты знаешь, что я сдержу свою клятву. Если у тебя есть какое-нибудь послание для Моргейн, ты можешь передать его мне, и я доставлю его, если, конечно, смогу найти ее, в чем сильно сомневаюсь.
— Я не буду спрашивать тебя, где она, — сказал Рох, — Я знаю, куда она сейчас направляется, и знаю, что ты бы не сказал мне больше, чем это. Но другие могут спросить тебя.
Вейни дрожал, вспоминая собрание бледных лордов и леди, которые не имели ничего общего с человеческими существами. Падение вниз принять было бы проще, чем это. Он ступил на самый край башни крепости, проверяя себя, есть ли у него хоть какие-нибудь остатки смелости.
— Вейни, — закричал Рох, привлекая его внимание. — Вейни, ей будет не трудно уничтожить этих людей. Они увидят ее и потянутся к ней, доверившись. И тогда она убьет их. Это случалось и раньше. Ты думаешь, что в ней есть хоть капля сострадания?
— Здесь его тоже нет, — сказал он, и слова почти застряли в его горле.
— Ты знаешь, в каких условиях они живут, — сказал Рох. — Ты сам видел.
Вейни громко выругался, отступил от края и стал искать вход, попытался открыть дверь, борясь с силой ветра. Он распахнул ее, и Рох придержал ее, входя вслед за ним. Свет факелов на стенах дико метался до тех пор, пока дверь не захлопнулась. Рох закрыл замок. Они стояли возле противоположных стен маленького коридора, глядя друг на друга.
— Скажи им, что ты не смог убедить меня, — сказал Вейни. — Может быть, твои хозяева простят тебя.
— Послушай меня, — сказал Рох.
Вейни отстегнул ножны меча и бросил его через коридор. Рох поймал его и посмотрел на него в растерянности.
— Да простит меня Бог, — сказал Вейни.
— За то, что ты не совершил убийство? — спросил Рох. — Это не последовательно.
Вейни посмотрел на Роха, затем отвел взгляд, быстро пошел по коридору и увидел внизу стражу. Он остановился, когда их оружие скрестилось перед ним.
Рох догнал его и взял за руку.
— Не торопись. Послушай меня, кузен. Глашатаи уже разъехались в разные стороны, несмотря на грозу, предупреждать по всей стране о возможности ее появления. В каждую крепость, в каждую деревню. Она не встретит гостеприимства среди людей.
Вейни освободился, но Рох опять поймал его руку.
— Нет, — сказал Рох. Стража в шлемах с оружием стояла наготове, ожидая. — Ты хочешь, чтобы тебя вели как крестьянина, приговоренного к повешению? — зашептал Рох в его ухо. — Или ты пойдешь миром?
Рука Роха сжалась, торопя его. Вейни чувствовал хватку на своем предплечье, и Рох повел его через стражу, через все повороты и закоулки коридоров. Они не остановились около дверей комнаты, где содержалась Джиран, а прошли дальше в разветвляющийся коридор, который, казалось, вел назад, в главную башню. Стража с двумя факелами шла позади них.
— Джиран, — напомнил Роху Вейни, когда они входили в другой коридор.
— Я думал, что это дело больше не волнует тебя. У тебя еще будет шанс встретить ее, — продолжил Рох.
— Она искала тебя, надеясь на лучшее, чем то, что ожидало ее здесь. Ты был все-таки добр к ней, сказала она.
— Она будет в безопасности, — ответил Рох, — я всегда держу свое слово.
Вейни нахмурился и взглянул в сторону. Рох больше ничего не сказал. Они вошли в третий коридор, который вел к глухой стене. В узком месте по правую сторону была глубоко запрятанная дверь. Тени бежали по стенам, в то время как стражники догоняли их, пока Рох открывал дверь.
Это была простая комната с огнем в очаге, с деревянной скамьей около камина, столом и креслами. Здесь их поджидал Хитару — темноглазый сын Байдарра, сидевший в окружении других людей со светлыми волосами, но только у Хитару они казались настоящими. Длинные шелковистые белые локоны ниспадали ему на плечи. Он опирался локтями на колени, грея руки около огня. Там же стоял и священник, чьи обесцвеченные волосы образовывали подобие нимба вокруг лысеющей головы.
Вейни остановился в проходе, сбитый с толку этой картиной. Рох положил руку ему на плечо и мягко подтолкнул вперед. Стража последовала за ним, и двери закрылись. Наконец-то были сняты шлемы, открывшие лица, тонкие и бледные, такие же, как у высоких лордов. Глаза, такие же темные, как у Хитару. Молодые люди, все, кто собрались здесь, включая священника, были совершенно спокойны. Это было пышное собрание лордов. Стража ожидала и снаружи и внутри. Эти вещи тревожно запечатлелись в мозгу Вейни, предупреждая о серьезности происходящего. Все собрание дышало какой-то злобой, силой и преступным союзом кваджлов.
Он угодил прямо в сердцевину всего этого.
— Ты ничего не добился от него? — спросил Хитару Роха.
Рох занял свободное место на скамье около огня, протянув к нему одну обутую ногу, располагаясь поудобнее и оставляя Вейни так, словно ему не грозила никакая опасность.
С брезгливой наглостью Вейни переступил с ноги на ногу, его руки легли на рукоятку меча. Он сжал губы. Улыбка играла на его лице, легкая и дразнящая, и медленно, используя их нерешительность, он двинулся для того, чтобы занять место рядом с Рохом, на скамье около теплого очага. Рох слегка подвинулся, поставив обе ноги на пол, а взгляд Хитару стал гневным. Вейни встретил этот взгляд с упрямством, хотя и не чувствовал себя в такой уж безопасности. «Вот человек, — подумал он, — который с удовольствием применил бы силу и насладился бы этим».
— Мой кузен, — сказал Рох, — человек слова. И он держит его. Но дела сейчас обстоят так, что он не внемлет никаким увещаниям, а подчиняется только приказаниям своей госпожи. Вот такой он человек.
— Опасный человек, — сказал Хитару, и его темные глаза пристально оглядели Вейни с ног до головы. — Ты опасен, человек?
— Я думаю, — с усилием медленно сказал Вейни, — что пока еще Байдарра — хозяин в Охтидж-ине.
— Вот видите, каков он, — ответил Рох, и на лицах вокруг можно было заметить страх и ужас. Хитару моргнул.
Вейни произнес про себя молитву из священного писания. То, что происходило, нравилось ему все меньше и меньше.
— А его служанка? — спросил Хитару. — Что она может сказать нам?
— Ничего, — ответил Рох, и пока длилось молчание, сердце Вейни колотилось со страшной силой. — Практически бесполезно спрашивать ее на этот счет, и я не позволю причинить ей вред, милорд.
Вейни слушал, не веря, что Рох защищает его. В какой-то момент он заметил оттенок напряженности, появившийся в манерах Хитару. Неуверенность теперь сдерживала его от понукания Роха.
— Ты, — сказал Хитару неожиданно, взглядывая на Вейни, — ты утверждаешь, что пришел через Источники?
— Да, — ответил Вейни, поскольку понимал, что бесполезно это отрицать.
— И ты умеешь управлять ими? — спросил священник хриплым спокойным голосом. Вейни взглянул в лицо священника, читая на нем желание, но не зная, как управлять этим желанием, которое сгущалось в комнате, сконцентрированное на нем и Рохе. Он не хотел умирать. Он не хотел умирать, четвертованный кваджлами по причине, которую не понимал и которая не имела к нему никакого отношения.
Он не ответил.
— Ты человек, — сказал священник.
— Да, — подтвердил он и заметил, что на поясе у священника висит нож — любопытное дополнение к его одеянию. И что все другие тоже были вооружены. У священника на шее висела цепочка с различными предметами — камнями, раковинами и костью — знакомыми Вейни. И Вейни понял, что когда-то уже видел такие. Он смотрел на священника, и весь гнев, какой он мог собрать против вооруженного опасного священника, находившегося на службе у дьявола, поднялся со дна души человека, который служил Моргейн и который сопровождал девочку, у которой были точно такие же предметы.
Упаси его господь от этого священника. Вейни отвел от него взгляд, чтобы не выказывать свой страх, не вооружить их тем же самым оружием.
— Человек, — сказал Хитару, глядя на него своим неподвижным взглядом, — это действительно твой кузен?
— Половина его является моим кузеном, — ответил Вейни, сбивая их с толку.
— Вот видите, как он говорит правду, — сказал Рох мягко, шелковым голосом, в котором слышались металлические нотки. — Это не всегда выгодно для него. Но он слишком честный человек, мой кузен Вейни. Он многих сбивает с толку таким поведением. Но он нхи. Вы, конечно, не поймете этого, но он нхи и он никак не может нарушить обязательство чести. Он говорит правду. Он сам себя делает своим врагом. Но со всей своей честностью скажи им, зачем твоя госпожа пришла на эту землю? Зачем?
Теперь он понимал причину своего присутствия среди них. Он знал, что должен был оставаться спокойным с самого начала. Сейчас же его молчание будет ему обвинением. Его мускулы напряглись, мозг оцепенел.
— Запечатать Источники навсегда, — ответил Рох. — Скажи мне, мой честный, мой честолюбивый кузен, это правда или нет?
Он все еще сдерживал себя, отчаянно ища какую-нибудь ложь, не будучи искушенным в этом. И не было ничего, что он мог бы придумать.
— Тогда опровергни это, — продолжал Рох. — Можешь?
— Я отрицаю это, — сказал он, словно повинуясь тому, что Рох хотел от него, и даже его слипшиеся губы знали, что им управляют.
— Поклянись в этом, — сказал Рох. — Поклянись своей честью.
Своей душой — вот в чем заключалась эта клятва, и все глаза были устремлены на Вейни. Словно волки, сидящие в кругу. Его губы стали складываться в слова, хотя он знал, что все попытки бесполезны, совершенно бесполезны. Его душа была на службе у Моргейн, и та заставляла его еще раз продаться.
Но Рох положил свою руку на его руку, милостиво останавливая его и заставляя дрожать от приступа тошноты.
— Нет, — сказал Рох, — не бери на себя этот грех, Вейни. Ты не сможешь нести это бремя. Ты видишь, как обстоит дело, лорд Хитару. Я сказал тебе правду. Мой кузен честный человек. И ты, милорд, поклянешься мне, что не поднимешь на него руку. Я еще раз заявляю, что это мой кузен.
Жар бросился в лицо Вейни. Казалось, не было никакого смысла противиться сказанному в его защиту. Он встретил темный злой взгляд Хитару.
— Ты благороден, — сказал Хитару после некоторого молчания и глянул на Роха. — Он твой кузен, но даже сам я не могу ручаться за своего отца.
— Никто, — сказал Рох, — не поднимет на него руку.
Хитару посмотрел вниз, затем в сторону, и поднялся.
— Никто, — отозвался он послушно.
— Милорды, — добавил Рох, тоже поднимаясь. — Желаю вам спокойной ночи.
Наступило молчание, и гнев молодого лорда как будто затих. Конечно, им было непривычно, что сын Байдарра таким образом прощался с темноволосым гостем, но страх густо разлился по всей комнате, когда Рох взглянул на всех них. Они избегали смотреть ему в глаза, переглядываясь и пытаясь изобразить неожиданно возникший интерес к камням на полу или охранникам у двери. Хитару пожал плечами, фальшиво расслабившись.
— Милорды, — сказал он своим компаньонам. — Священник…
Они потянулись к выходу, бряцая металлом, эти утонченные прекрасные лорды, со своими стражами, получеловеческими существами. Наконец в комнате остался только Рох, который спокойно закрыл дверь, делая комнату уютной.
— Отдай мне меч, кузен, — сказал Рох.
Вейни остановил его воинственным жестом, удерживая руку на рукоятке. Он потряс головой и дал понять, что у него нет желания, чтобы к нему сейчас подходили близко.
— Мне кажется, ты не понял, — сказал Рох. — Я спас твою жизнь и твою личность от страшной опасности. У меня здесь есть определенная власть. До тех пор, пока они боятся меня. И тебе нет никакой пользы бороться против меня.
— Ты спасал и свою собственную жизнь, — сказал Вейни и встал, прислонясь спиной к камину. — Так что они не будут жестоки ко мне, зная, что твой родич всего лишь человеческое существо.
— Это тоже верно, — сказал Рох. Он начал открывать дверь и замешкался, оглянувшись назад. — Мне хотелось бы, чтобы я смог убедить тебя быть благоразумным.
— Я хочу вернуться в ту комнату, где был, — ответил Вейни. — Мне кажется, она для меня более удобна.
Рох нахмурился.
— Я сомневаюсь в этом.
— Не трогай ее, — сказал Вейни.
Рох снова нахмурился. Его лицо стало грозным.
— Я сказал, — ответил Рох, — что она будет в безопасности. И она будет в большей безопасности, если она будет подальше от тебя. Я надеюсь, ты понимаешь это.
— Да, — ответил Вейни через некоторое время.
— Я бы помог тебе, если бы ты прислушался к моим словам.
— Спокойной ночи, — сказал Вейни.
Рох помедлил, гнев исказил его лицо. Он протянул руку, и она беспомощно опустилась.
— Нхи Вейни, моя жизнь завершится, если твоя госпожа разрушит Источники. И все на этой земле… умрет. Но для нее это не имеет никакого значения. Может быть, она сама не в состоянии управлять собой и не отвечает за то, что делает. Я подозреваю, что это так. Но у тебя, во всяком случае, есть выбор. Все эти люди умрут, хотя они не заслуживают этого.
— Я должен сдержать клятву. У меня нет выбора.
— Ты поклялся дьяволу, и такую клятву ты можешь нарушить.
Он нехотя поднял руку, чтобы перекреститься, но он остановился, а затем с трудом завершил жест в этом темном гнезде кваджлов, где священники служат дьяволам. Он весь похолодел внутри.
— Может ли она поступить так, как ты, — спросил Рох. — Вейни, есть ли какая-нибудь земля, проходя через которую она не была бы проклята, и справедливо? Знаешь ли ты, на чьей стороне воюешь? У тебя есть клятва. Ты стал слеп и глух. Из-за нее ты убил своих родичей. Но чему ты поклялся? Тебя волновало когда-нибудь, что осталось от Эндара-Карша? Ты никогда не узнаешь, что натворил там, и, может быть, это и хорошо — для твоей собственной совести. Но здесь ты можешь видеть, что делаешь. И ты будешь жить с этим. Думаешь ли ты, что Источники виноваты в той нищете, в которой живут эти люди? Думаешь ли ты, что Источники — это зло? Потеря их разрушила эту землю, и это было результатом действий Моргейн. Вот что она оставляет за собой там, где проходит. Нет ничего более ужасного, чем видеть то, что она оставляет за своей спиной. И ты, и я знаем это. Мы были рождены в хаосе, который она устроила в нашем родном Эндаре-Карше. Царства пали, целые кланы вымерли по ее вине. Она — ходячий ужас, сеющий смерть и голод. Убивать — ее главное предназначение. Ты не можешь остановить ее, потому что разрушение — цель ее существования.
Вейни отвернулся и посмотрел на закопченные стены, на маленькую прорезь окошка с деревянным ставнем.
— Ты не хочешь слушать, — сказал Рох. — Возможно, ты стал таким же, как она.
Вейни оглянулся, его лицо побелело от гнева.
— Лилл, — назвал он его последним именем, которое тот носил перед тем, как сокрушил Роха. — Убийца детей. Ты мне уже предлагал небеса в Ра-Лифе, и я видел, каким даром это было, какое процветание ты приносил туда, где прошлась твоя рука.
— Я теперь уже не Лилл.
Вейни почувствовал, как его сердце сжалось. Взгляд этого человека действовал на него завораживающе.
— Тогда кто говорит со мной? — спросил он спокойным голосом. — Кто ты, кваджл? Кем ты был?
— Рох.
Комок подступил к его горлу. Он отвернулся.
— Убирайся отсюда. Сделай милость, оставь меня одного.
— Кузен, — сказал Рох мягко. — Тебя когда-нибудь интересовало, кто такая Моргейн?
Вопрос повис в воздухе, стали слышны потрескивание огня и свист ветра за узким окошком. Ему стало трудно дышать.
— Полагаю, что кое-чем ты интересовался, — сказал Рох. — Ты не совсем слеп. Спроси себя, почему у нее только внешность кваджла, а сущность дьявола. Спроси, всегда ли она была честна с тобой?… Ты знаешь, что нет, особенно, когда это мешало ее темным замыслам. Спроси меня, как много во мне от Роха. И я скажу тебе, что душа моя — это Рох. Спроси, почему я спас тебя, ненавидящего меня? И я скажу тебе: потому что мы на самом деле кузены. Я чувствовал, что должен спасти тебя, потому что мои импульсы человеческие. А человек ли она? Меньше, чем кто бы то ни было здесь, чья кровь лишь наполовину чиста. Спроси себя, кому ты поклялся, нхи Вейни.
— Уйди от меня! — закричал Вейни, и дверь распахнулась, вооруженные стражники в ту же секунду влетели внутрь с оружием наизготовку. Но Рох поднял руку и остановил их.
— Желаю тебе спокойной ночи, — пробормотал Рох и удалился.
Дверь затворилась. Послышался звук закрывающейся снаружи щеколды.
Вейни отдышался, сидя на скамейке возле огня.
Полено разломилось, и языки пламени моментально побежали вдоль него и погасли на конце. Он смотрел на тлеющие угольки, и ему казалось, что пол заходил у него под ногами, подобно тому, как он падал в пространство между Вратами.
Снаружи блеяли животные. Он слышал отдаленный звук встревоженных голосов и осознавал, что какое-то странное дрожание проходит через все его мускулы, но земля оставалась спокойной. Наконец он тяжело вздохнул и стал смотреть на огонь, до тех пор, пока от света и тепла, согревающих его, глаза не закрылись.
9
Утром появились стражники. Слуги, вносившие еду и воду, неожиданно наполнили пространство шагами, звуками открывающихся задвижек и дверей. Соблазнительные запахи появились вместе с блюдами на подносах.
Вейни поднялся на ноги возле угасающего очага. Все тело ныло. Боль в опухших стертых ногах заставляла его жестоко страдать, от отчаяния он начал колотить по стене. Копья в руках стражей угрожающе опустились по направлению к нему. Слуги — неслышно ступающие люди с отметинами в виде багрового круга на лицах — уставились на него. Отметиной был также и страх в их глазах, обязательный и постоянный.
— Рох, — сказал он слугам и стражам хриплым голосом, — пошлите за Рохом. Я хочу видеть его.
Этим утром он вспомнил о луке, потерянном, когда он был с Моргейн, и о том, что он поклялся совершить. О том, что он сказал ночью и чего не сказал.
Никто ему не ответил. Запуганные слуги смотрели по сторонам. Похожие на демонов с затененными глазами стражи-полукровки с одинаковыми лицами смотрели на него без всякого выражения.
— Мне нужна смена одежды, — сказал он слугам.
Они шарахнулись от него, словно он был дьяволом, и, на всякий случай спрятавшись за стражников, стали потихоньку удаляться.
— Огонь почти погас, — закричал он им. Необъяснимая паника взяла над ним верх и заполнила холодную темную комнату, в которой он находился. — Этого не хватит на весь день!
Слуги удалились. Стражники тоже вышли, закрыв дверь. Задвижка вернулась на место.
Он задрожал, гневаясь сам не зная на кого — на Роха, на лордов этой крепости, на самого себя, пришедшего сюда добровольно. Он стоял и смотрел на дверь, понимая, что нет такой силы, которая может открыть ее, и никакой крик не принесет ему свободы. Он оперся на стол и сел на край скамьи, холодно размышляя, вспоминая каждую дверь, каждый поворот, каждую деталь в крепости и снаружи. Где-то в Охтидж-ине — он пытался вспомнить эту комнату — была Джиран, которой он не мог помочь.
Он попил того, что оставили слуги, урывками соображая, что его хозяева не дадут ему ни огня, ни еды в течение всего дня.
Он ел рассеянно, все время представляя себе эту крепость — ее коридоры, ворота, расположение охраны, опять и опять приходя к одному и тому же заключению: он не может невидимым пройти через все барьеры, не сможет уйти от них на этой земле, которой не знает, пешим, не будучи знаком с ландшафтом и дорогой, на которой его враги могут легко найти его.
Только Рох приходил и уходил по этой дороге.
Только Рох может вывести его на дорогу, и это будет ценой его свободы.
Пища безвкусно падала в желудок, в то время как он прикидывал, чего ему будет стоить попасть в Абараис, если он доверится Роху.
Уничтожить Роха — вот что она приказала ему сделать, и он поклялся сделать это и не мог ни освободиться, ни убежать, будь то честный или бесчестный поступок. Честь не обсуждалась между илином и лио.
Не было необходимости волноваться, что случится с ним потом. Это не имело никакого отношения к его клятве. Это больше не давило на его сознание. Это освобождало его от обязательств.
Он неожиданно почувствовал себя уютно, зная границы своего существования, зная, что больше нет необходимости бороться против всех увещаний Роха. Наконец он прикинул все возможности и понял все, что необходимо было понять.
Никто так и не входил в комнату. Длинный день миновал. Вейни подошел к узкому окну, позволявшему видеть лишь кусочек неба, и отодвинул деревянную ставенку, закрывавшую щель. За ней не было видно ничего, кроме каменной стены, до которой он почти мог дотянуться вытянутой рукой. Он оперся на подоконник и попытался посмотреть вниз. Внизу был выступ. Слева тоже виднелись выступы башни, которые ограничивали обзор. Справа была другая стена, ее также можно было потрогать.
Он оставил окошко открытым, несмотря на бесполезность этого действия и холод, проникавший через него. Так привыкший к небу над головой, он счел ограниченность этого пространства невыносимой. Он наблюдал за тем, как крепнет дневной свет, когда солнце засияло прямо через щель, и смотрел на ползущие тени, в то время как солнце клонилось к горизонту. Он слышал крики детей, мычание скота, стук колес, будто ворота Охтидж-ина были открыты и за окном была привычная обстановка. Люди кричали со странным акцентом, которого он не понимал, но был рад слышать эти голоса, которые казались такими обычными и человеческими.
По мере угасания дня, тени приобрели более мягкие очертания. Раздались звуки приближающейся грозы. Капли дождя застучали по маленькому пространству выступа, видневшегося за окном. Редкие капли застучали с возрастающей силой, пока не превратились в настоящий ливень.
В очаге сгорела последняя деревяшка, хотя Вейни очень осторожно и экономно поддерживал огонек остатками дров. Комната сразу выстыла. Снаружи упорно шелестел дождь, ударяясь о камни.
Послышалось звяканье металла о каменную стену — звук присутствия вооруженных людей. Это было не впервые за этот день. Временами такие звуки доносились из отдаленной башни. Они ничего не значили. Вейни стал прислушиваться только тогда, когда понял, что они приближаются. Почти в кромешной тьме он поднялся на ноги, надеясь на то, что сейчас появятся такие ценные вещи, как дерево для камина, пища и питье, и опасаясь, что вместо них будет что-то другое.
«Пусть это будет Рох», — думал он, дрожа от гнева, но воспринимая все вещи такими, какими они представали во всей своей наготе.
Задвижка отодвинулась. Он моргнул, ослепленный светом факелов, появившимся в открытом проеме двери. По стенам заплясали тени стражников и людей, заполнивших помещение. Отсветы факелов вспыхивали на их мундирах, бронзовых шлемах и бледных волосах.
Байдарра — он узнал старика, — а вместе с ним Хитару. Эта комбинация из прошлой ночи всплыла в его памяти. Бесплодные встречи с его поработителями, молодые лорды и таинственность.
Вейни спокойно стоял возле камина, пока стражники устанавливали свои факелы в специальные подставки. Те части комнаты, которые не освещались, были очень темными, и серый дождливый дневной свет затаился по углам, бледнея в свете факелов. Казалось, вся атмосфера комнаты переменилась — она стала незнакомой после вторжения кваджлов, которые противостояли всем его намерениям. Он смотрел на стражу, ожидающую около прохода, с демоническими лицами, освещенными факелами, и странным обмундированием. Он смотрел на Байдарру с медленно возрастающим ужасом, и сознание привело его к мыслям о самом себе и о Рохе.
— Нхи Вейни, — приветствовал его Байдарра без угрозы в голосе.
— Лорд Байдарра, — ответил он, слегка склонив голову и отвечая с мягкой вежливостью, несмотря на то, что стражники вокруг него противоречили любым проявлениям вежливости. Волчье тонкое лицо Хитару рядом с лицом его отца не выражало, казалось, ничего, кроме добрых намерений. Взглянув на них опять, Вейни встретился с бледными глазами старого лорда. — Я думал, что вы пошлете за мной, чтобы встретиться.
Байдарра напряженно улыбнулся и ничего не ответил на такую наглость. Неожиданно опять возникло ощущение таинственности всего происходящего и явного нежелания хозяина Охтидж-ина, чтобы его пленник передвигался по крепости, чтобы кто-то заметил это движение. Байдарра не задавал вопросов, ничего не предлагал, а лишь ожидал, пока его пленник, враждебно настроенный к лордам Охтидж-ина, предложит что-нибудь сам.
С пониманием этого у него появилась смутная надежда, что, уничтожив Роха, он получит шанс. Это не было делом воина. Он испытывал стыд из-за этого, но не думал, что сможет устоять против того, что само идет ему в руки. Его собственные мысли поразили его.
— Вы пришли узнать от меня то, что вам не сказал Рох? — спросил он.
— А что бы это могло быть? — спросил его мягко Байдарра.
— Что вы не можете верить ему.
Байдарра опять улыбнулся, на этот раз с большим удовлетворением. Черты его лица были состарившимся отражением лица, стоящего близко к нему, Хитару — с мелкими чертами, тонкокостное, но глаза Байдарры были бледнее. Это были… черты Моргейн, подумал он с внутренним страхом, смущенный таким совпадением ее черт с чертами ее врагов. В Эндаре-Карше чистокровных кваджлов уже давно не осталось. Здесь он увидел их впервые и, сам того не желая, подумал о Моргейн. Спроси себя, говорил Рох, устрашая его, кому ты дал клятву?
— Идите, — приказал Байдарра своим слугам, и они вышли, закрыв дверь.
Но Хитару остался, и Байдарра нахмурился.
— Слишком честный, — пробормотал Байдарра без удовольствия и взглянул на Вейни с какой-то дразнящей улыбкой на тонких губах. — Мой сын, — сказал он, кивая в сторону Хитару, — человек с непоколебимой решимостью и большими амбициями. Человек неожиданных и сметающих все решений.
Вейни взглянул через плечо Байдарры в спокойное лицо Хитару, замечая горделивость этого человека, который стоял за плечом своего отца и слушал, как тот унижает его перед пленником. На какой-то неуловимый момент Вейни почувствовал глубокую симпатию к Хитару, поскольку и сам был бастардом, полукровкой, проклятым собственным отцом. Затем закралось подозрение, что все это не случайно, что Байдарра имел основания не доверять родному сыну, и потому у него была причина прийти в камеру заключенного и задавать вопросы.
У Хитару тоже была причина держаться поближе к отцу, пока тот не узнал о встречах и событиях, произошедших ночью в стенах Охтидж-ина. Вейни встретился, сам того не желая, со взглядом Хитару, и Хитару ответил ему взглядом своих темных человеческих глаз, бурлящих дурными намерениями и обещающих жестокость.
— Рох потребовал от нас, — сказал Байдарра, — относиться к тебе вежливо, хоть он и называет тебя своим врагом.
— Я его кузен, — ответил Вейни спокойно, опровергая собственные утверждения относительно Роха.
— Рох, — сказал Байдарра, — дает напрасные и невыполнимые обещания. Безграничная наглость. Можно подумать, что он может изменить форму луны или повернуть вспять воды. Он так неожиданно прибыл, так странно взволновал всех нас, ведет себя как древние человеческие короли и клянется, что имеет власть над Источниками. Он ищет наши рунические записи, роется в наших картах и древних книгах, которые не представляют никакого интереса. А что такое ты — нхи Вейни из клана Кайя? Будешь ли ты подчиняться доброй воле Охтидж-ина? Что должны предложить мы тебе, чтобы ты спас нас всех? Поклонение, как богу?
Тень сарказма чувствовалась во всей этой речи, и холод пронизывал при мысли о Рохе, предводителе Кайя, хозяине Ра-Кориса, роющемся в рассыпающихся от древности рунических записях, которых люди никогда не читали, никто, — кроме Моргейн.
— Рох, — сказал Вейни, — лжет вам. Он не знает всего. Но вам лучше бы держать его подальше от своих книг.
Серебристые брови Байдарры сдвинулись, словно он ждал совершенно другого ответа. Метнув взгляд на Хитару, он отошел к прорези окна в дальнем конце комнаты, где дневной свет окрасил его волосы и одежду оттенками белого. Он на секунду выглянул через прорезь окна, словно пытаясь разглядеть что-то, ускользающее от его взора, затем оглянулся назад и медленно вернулся в круг света факелов.
— Мы, — сказал Байдарра, — мы все здесь подлинные кел. Мы большей частью полукровки, но, тем не менее, все же являемся кел. И никто из нас не имеет таких способностей. И нет их в тех книгах. Карты тоже теперь бесполезны. Земли, нарисованной на них, уже нет. Из них ничего нельзя почерпнуть.
— Я надеюсь, — сказал Вейни, — что это так.
— Ты человек, — утвердительно сказал Байдарра.
— Да.
— В этих книгах, — продолжал Байдарра, — ничего нет. Древние тоже были из плоти и крови, и если люди боготворят их, то это их собственный выбор. Священники… — старый лорд пожал плечами, указывая на стену со стороны двора, — паразиты, самые низкие среди полукровок. Они насквозь лживы, несут какую-то околесицу, верят, что когда-то они управляли Источниками, и отправляют какую-то специальную службу им. Но даже самые старые записи не восходят ко временам Источников. Эти книги совершенно бесполезны. Короли Хию были для Источников настоящим бедствием, они вмешивались в силу Источников и старались подкупить их, принося им жертвы, но все равно власти у них было не больше, чем у священников Шию. Они никогда не умели управлять Источниками. Они сами были здесь только пришельцами. А потом море стало захватывать Хиюдж, а теперь появился Рох, да и ты сам. И ты клянешься, что сам прибыл через Источник. Это так?
— Да, — сказал Вейни едва слышным голосом.
Многое из того, что сказал ему Байдарра, казалось преувеличением. Однажды в Эндаре один человек попытался расспрашивать Моргейн. Слова ее надолго застряли в его памяти, ожидая какого-нибудь нормального объяснения. Она ответила тому человеку: мир расширялся по спирали, а я прошла насквозь. И неожиданно он начал понимать беспокойство лордов кваджлов, чувствуя, что в нем и Рохе встретилось то, что никогда не должно было встречаться… При этом где-то в Охтидж-ине, далеко-далеко от гор Эрда и Мориджа была девочка-маай.
— И женщина, — спросил Байдарра. — Она была на серой лошади?
Вейни ничего не ответил.
— Рох говорил о ней, — продолжил Байдарра. — Ты сам говорил о ней. Девочка из хию подтверждает это. Слухи бродят при дворе. Беззаботные разговоры между слугами. Рох говорит о ее темных намерениях. Девочка из хию связывает ее с легендами.
Вейни пожал плечами, чтобы казаться не очень встревоженным, хотя его сердце забилось сильнее.
— Хию сама навязалась мне. Я думаю, что ее племя прогнало ее. Иногда она говорит дикие вещи. Она, наверное, сумасшедшая. Я бы не очень доверял тому, что она говорит.
— Анхаран, — сказал Байдарра. — Моргин-Анхаран, седьмая и самая неблагоприятная сила — в суевериях королей Хию и Эрина всегда была неразбериха. Белая Королева. Ну, конечно, если ты не из хию, это должно быть незнакомо тебе.
Вейни помотал головой и перехватил у себя за спиной одну руку другой рукой.
— Нет, это незнакомо мне, — сказал он.
— Как ее настоящее имя?
Он пожал плечами.
— Рох, — сказал Байдарра, — говорит, что она — угроза всему живому. Он говорит, что она пришла сюда, чтобы разрушить Источники и всю землю. Он предлагает для нашего спасения все способности, какие бы ни имел. И кое-кто, — добавил Байдарра со взглядом, заставившим Хитару отвести глаза, — кое-кто желает припасть к его ногам. Но не все из нас столь доверчивы.
В последовавшем молчании Вейни не хотелось смотреть на Хитару, да и на Байдарра, который явно намеренно унижал своего сына.
— Может быть, — мягко продолжил Байдарра, — вовсе и нет такой женщины, а ты и девочка-хию просто заодно с Рохом. Может быть, у вас есть какие-то цели, о которых мы здесь, в Охтидж-ине, еще не знаем. Человеческие существа выгнали нас из Хиюджа. Короли Хию никогда особенно не беспокоились о нашем житье, и они никогда не обладали той силой, которую Рох приписывает себе.
Вейни смотрел на него, отчаянно подсчитывая и взвешивая все «за» и «против».
— Ее имя Моргейн, — сказал он, — и я бы советовал вам предложить ей большее гостеприимство, чем Роху.
— А-а, — проговорил Байдарра. — И что же она может предложить?
— Предостережение, — ответил Вейни, четко проговаривая слова и зная, что они не очень обрадуются им. — И я тоже дам вам один совет: отпустите его и меня и постарайтесь не иметь никакого дела ни с кем из нас. В этом ваше спасение. Единственное ваше спасение.
Выражение издевки сошло с усталого лица Байдарры. Он подошел ближе, наклонился, сосредоточив на Вейни свои трезвые бледные глаза — высокий типичный полукровка. Вейни встретил взгляд лорда глаза в глаза. Легкие пальцы доверительно прикоснулись к его руке. Боковым зрением он видел Хитару, прислонившегося к столу со сложенными руками и оставшегося холодным.
— Сейчас Хнот, — сказал Байдарра, — когда воды поднимаются, ехать никуда невозможно. Этот кайя Рох хочет отбыть в Абараис с нами сейчас, сегодня, до того, как дороги закроются. И при этом очень беспокоится, чтобы ты оставался здесь так можно дольше. Что ты скажешь на это, нхи Вейни из клана Кайя?
— Вы многое потеряете, если дадите ему возможность достичь Абараиса, — сказал Вейни. Пульс клокотал в нем, когда он смотрел в лицо старого кваджла и думал о Рохе, который завладеет главными Вратами, о той силе, которая может разрушить другие Врата, если он достигнет этих и уничтожит их. — Если вы дадите ему возможность достичь их, то вы попадете в зависимость к тому, от кого никогда не освободитесь ни вы, ни одно из следующих поколений и тех, которые будут после них. Это я знаю наверняка.
— Он утверждает, что может делать то, что обещает, — неожиданно проговорил Хитару. Они повернулись к Хитару, который отошел от стола и направился к своему отцу.
— Его сила такова, — сказал Вейни, — что цари Шиюна и Хию будут плясать под его дудку. Они вынуждены будут доставить ему это удовольствие, милорд. Но вы не кажетесь человеком, который потерпит над собой хозяина.
Байдарра презрительно улыбнулся и посмотрел на Хитару.
— Возможно, — сказал Байдарра, — ты дал нам хороший ответ.
— Но, с другой стороны, кое-что мы и обретем, — сказал Хитару и схватил руку Вейни с такой жестокостью, что гнев на секунду ослепил его. Он высвободил руку, сдерживаясь, чтобы не вцепиться в горло принцу. Он отрывисто вздохнул и посмотрел на Байдарру — на повелителя.
— Я бы не хотел видеть Роха в Абараисе, — сказал Вейни, — и, как покажет вам собственный опыт, милорд, я прав, но опасаюсь, что вы можете опоздать изменить свое мнение.
— А можешь ли ты сам управлять Источниками? — спросил Байдарра.
— Пошлите меня в Абараис, чтобы я дождался там своей госпожи, и скажите, что вы хотите в оплату за это. Это будет куда более полезно для вашей земли.
— Можешь ли ты, — спросил Хитару, опять хватая его за руку, — сам управлять Источниками?
Вейни вгляделся в красивое волчье лицо с мраморными ноздрями, в темные глаза, блистающие жестокостью, в шелковистые белые от природы волосы.
— Уберите от меня руки, — удалось ему сказать, и он опять обратился к Байдарре. — Милорд, — продолжил он с отчаянием, но спокойно, — милорд, в этой комнате состоялась некая сделка. Ваш сын, Рох и другие молодые лорды объединились. Посмотрите в лицо правде.
Лицо Байдарры ожесточилось под властью чувств. Он оттолкнул в сторону Хитару и ужасно взглянул на Вейни, потом, с тем же жутким выражением, повернулся к своему сыну. Блеснуло лезвие, — и Байдарра согнулся, не успев закончить начатое слово. Второй удар Хитару развернул и отбросил его. Яркая кровь брызнула изо рта и горла. Байдарра упал вперед, на Вейни, согнувшегося под тяжестью умирающего тела. В ужасе от горячей крови, текущей по его рукам, он дал телу упасть.
Вейни посмотрел на оружие сына, который только что без малейших признаков раскаяния убил своего отца. На его белом лице были страх и ненависть. Вейни встретился с глазами Хитару и понял весь ужас того, что уготовано ему.
— Теперь обращайся ко мне как к лорду, — мягко сказал Хитару, — лорду Охтидж-ина и всего Шиюна.
Паника охватила Вейни.
— Стража, — закричал он, в то время как Хитару поднял окровавленный нож и вонзил его в собственную руку. Брызнул второй фонтан крови. Нож полетел, ударившись о ноги Вейни, разбрызгивая потемневшую кровь Байдарры. Вейни отпрянул. Открылись двери, вперед выступили вооруженные люди с пиками, направленными на него.
Хитару наклонился к огню, слизывая кровь со своих пальцев и прижимая раненую руку к груди.
— Это он! — закричал Вейни, отпрянув от града копий, посланных в него, но со свистом пролетевших мимо. Он упал на четвереньки и пополз к двери. Стражники задержали его, отбросили в сторону и подняли. Он успел схватить нож, который лежал в луже крови, и метнул его в горло Хитару.
Лезвие попало в вооруженного стражника. Лицо перед ним перекосила гримаса боли. Новые потоки горячей крови полились по его рукам. Стражники оттащили Вейни назад и повалили на скамью, обрушив на него град ударов. Он лежал в полубессознательном состоянии в луже крови, уже не зная точно, чья она — его или Байдарры. Они скрутили ему руки, веревки впились в запястья.
В отдалении послышались сигналы тревоги, звон оружия, звуки женских голосов и глубокие стоны людей, которые едва доходили до его сознания, все более поглощаемого хаосом, разверзнувшимся перед ним. Он оставался на полу, и никто его не трогал. Пришли люди за телом Байдарры и унесли его в скорбном молчании. Они забрали и другой труп, и Вейни с ужасом понял, что этот на его счету. Затем, когда комната была убрана, принесли еще факелы, собрались люди, его подняли за волосы и бросили к ногам Хитару.
Хитару сидел, и священник перевязывал ему руку чистым холстом, смоченным в масле. На лице Хитару лежал отпечаток тревоги. Его окружали вооруженные люди, и один, с бритым лицом и обесцвеченными волосами, вручил Хитару чашу, которую тот залпом выпил. Потом он оглянулся, вернув чашу, и откинулся в кресле, пока священник накладывал повязку. Пришли несколько лордов в тонких одеждах, элегантных и сверкающих украшениями. В комнате царило молчание, но из коридора долетал несмолкающий шепот собравшихся снаружи. Когда лорды один за другими подходили, здороваясь с Хитару, тот делал легкий поклон в знак уважения, некоторым только кивал. В этой кровавой комнате сейчас происходила передача власти. Один из старших лордов, чье приветствие было холодным и неуверенным, оглядывался на вооруженных стражников, а вокруг стояли молодые люди, которые не переставали улыбаться и не выказывали никаких признаков скорби.
Позже всех в сопровождении трех стражников пришел Китан с восково-бледным длинным лицом. Он склонился, чтобы поцеловать руку брата, и перенес ответный поцелуй в щеку с холодным и отчужденным лицом. Он споткнулся, когда пытался встать, повернулся, сопровождаемый стражей, сонно моргнул и уставившись вниз.
Постепенно отчужденность исчезла из его глаз, в них показались признаки узнавания, безумная ненависть и жестокость.
— У меня не было оружия, — проговорил Вейни, боясь гнева этого молодого лорда так же, как и расчетливости Хитару. — Оружие было только…
Рука в доспехе хлестнула по губам, ослепляя его. Никто не желал выслушивать его, даже Китан, который просто взирал пустыми глазами, не интересуясь, что тот хотел сказать. Через некоторое время кто-то увел Китана за руку, словно несмышленого ребенка.
Вошли женщины с бледными волосами и холодными лицами; они поклонились, поцеловали руку Хитару и в молчании удалились в коридор. Шепот, запах духов и масел разнесся над вооруженными стражниками.
Затем, пробираясь между расступившимися скорбящими, вошел Рох в сопровождении охранников, по одному с каждой стороны. Рох был вооружен, одет в плащ, из-под которого торчал длинный меч, и нес лук — полностью готов к дороге.
В сердце Вейни внезапно зародилась нежданная отчаянная надежда, иллюзия, что Рох может спасти его, которая умерла в тот же момент, когда Рох, не обращая на него внимания, обратился сразу к власти, к новому могуществу, к сыну Байдарры.
— Милорд, — пробормотал Рох и наклонился, но не поцеловал руку Хитару и не оказал больше никакого знака уважения, отчего лица, в том числе и Хитару, помрачнели. — Лошади оседланы. Нам нужно выступать на закате, как и было намечено. Я думаю, нам лучше поторопиться.
— Никакой задержки не будет, — заверил Хитару.
Рох опять поклонился, настолько, насколько это было необходимо, затем повернул голову и впервые посмотрел на Вейни, который стоял на коленях меж двух стражников. — Кузен, — сказал с сожалением Рох, как человек, упрекающий слишком нерадивого юнца. Жар бросился в лицо Вейни и что-то опять откликнулось на этот голос. Он взглянул в карие глаза Роха и тонкое загорелое лицо, ища Лилла, борясь с собственной ненавистью. До него вдруг дошло, что только они двое здесь знали Эндар-Карш и что он никогда не увидит его снова, и когда Рох уйдет, он должен будет остаться один среди кваджлов.
— Я не завидую тебе, — сказал Вейни, — иметь в дороге такую компанию.
Глаза Роха тревожно метнулись к Хитару, затем вернулись назад. Рох наклонился, взял Вейни за руку и поставил на ноги, не обращая внимания на стражников. Его рука была нежной и доброй, как рука брата.
— Поклянись служить мне, — сказал Рох тихим голосом, только для одного Вейни. — Оставь ее, и я заберу тебя отсюда с собой.
Вейни мотнул головой, отказываясь и сжимая челюсти, показывая, как бы он хотел этого на самом деле.
— Они не нанесут тебе вреда, — продолжил Рох, которому не нужно было так говорить.
— Твоя воля — не закон для них, — ответил Вейни. — Я не убивал Байдарру, клянусь своей честью, я не убивал. Они сделали это, чтобы запутать тебя. Я для них ничего не значу.
Рох задумался.
— Если я увижу тебя в Абараисе с ней, я не смогу идти на компромиссы, я не могу с тобой…
— Тогда, если ты надеешься на это, возьми меня с собой сейчас, не спрашивая с меня клятвы. Ты знаешь, я не могу дать ее. Но неужели ты больше веришь им, чем мне? Ты будешь одинок с ними, и когда они получат то, что хотят…
— Нет, — ответил Рох через некоторое время, пока доверие и сомнение боролись в нем. — Нет, это не будет мудро с моей стороны.
— По крайней мере, забери отсюда Джиран.
Опять Рох поколебался и, казалось, почти согласился.
— Нет, — выговорил он, — я не доставлю тебе такого удовольствия. Чтобы ты продолжал надеяться на мою долгую жизнь, она останется здесь.
— Чтобы ее убили, так же как и меня?
— Нет, — ответил Рох, — я позаботился о твоем содержании и позабочусь о том, чтобы они сдержали свое слово. Мы совершили сделку — они и я. Я увижу тебя в Абараисе.
— Нет, — возразил Вейни, — я не думаю, что так будет.
— Кузен… — мягко сказал Рох.
Вейни, отвернувшись, выругался, комок поднялся к его горлу. Он прошел мимо своих стражей, у которых не было указаний на этот счет, и потому они стояли тупо, как скот. Никто не остановил его. Он подошел к окошку и посмотрел на блестящие от дождя камни.
Группа за группой присутствующие отбывали по своим делам, бряцая оружием и громко ступая по коридорам. Постепенно собравшиеся разошлись. Рох ушел одним из первых. Вейни не повернул головы, чтобы посмотреть. Он слышал, как комната опустела и дверь тяжело закрылась. Где-то далеко по залам разносилось эхо шагов вооруженных людей.
Во дворе начали ходить люди, послышался цокот копыт по мостовой. Голоса людей — мужчин и женщин — доносились в суете, на какой-то момент они становились ясными, а затем растворялись опять.
Новый лорд покидал Охтидж-ин. Прежний, возможно, еще не был похоронен. Таково было намерение Хитару — уехать вместе с Рохом в поисках власти. И Рох этот с сомнением в голосе, с угрозами и предостережениями, пообещал ему привести его тоже в Абараис до того, как дорога будет закрыта. Возможно, Байдарра возражал против этого путешествия, находя поводы для отсрочки. Но Байдарра уже не мог никому помешать — может быть, из-за предостережения Роха. В этом был жестокий юмор Хитару — возложить вину на того, на кого Рох меньше всего этого желал.
Вейни слышал, как несколько лошадей, потоптавшись во дворе, выехали из Охтидж-ина.
Если Моргейн жива, то она должна будет столкнуться с этим отрядом по дороге, если не оказалась более осторожной и мудрой и не проскакала уже мимо Охтидж-ина прямо к Абараису. Это была единственная надежда, которая осталась в нем. Если Моргейн поступила так, то с Рохом покончено — он будет беспомощен. Наверняка боязнь этого засела в мыслях Роха и подвела его к порождению всей этой сумятицы в Охтидж-ине. Это привело его к союзу с теми, кто отвернется от него при первой же возможности. Если Рох приедет слишком поздно, если Моргейн успеет раньше и Источники уже будут мертвы и запечатаны, то эти самые союзники наверняка вынуждены будут убить его, и тогда горькая расплата будет ожидать в Охтидж-ине заложника за дела мертвого врага.
Но если Рох не опоздает, а Моргейн собьется с дороги, то тогда все сложится по-другому. Он должен будет отправиться в Абараис служить Роху. И поскольку он останется без хозяина, он должен будет поклясться служить другому господину.
Ничего другого не оставалось, и у Вейни не было иного выбора, кроме как добиваться смерти Роха — и умереть вместе с ним.
Где-то закрылась дверь, эхо разнеслось в глубине крепости. Раздался скрежет по камню, потом шаги в коридоре. Он думал, что теперь его до последнего момента оставят в покое, но задвижка на двери позади него щелкнула. Он оглянулся, и кровь застыла в жилах — он увидел Китана, окруженного вооруженными людьми.
Китан подошел к краю стола с гневным выражением. Черты его деликатного лица были застывшими и холодными.
— Они уезжают, — сказал Китан.
— Я не убивал твоего отца, — запротестовал Вейни. — Это Хитару.
Никакой реакции. Китан спокойно стоял и смотрел на него. А снаружи, от ворот, доносились звуки переминающихся с ноги на ногу лошадей. Затем ворота с треском хлопнули. Китан протяжно вздохнул, так медленно, словно экономил воздух. Он прикрыл глаза и открыл их, все с тем же холодным спокойствием.
— Через некоторое время мы должны будем похоронить моего отца. Мы не будем устраивать никакой особой церемонии. Затем я займусь тобой.
— Я не убивал его.
— Не убивал? — холодные серые глаза Китана, безжизненно взирающие на Вейни, блеснули искрой иронии. — Хитару хочет обладать большим, чем Охтидж-ин. Ты думаешь, кайя Рох позволит ему это?
Вейни ничего не ответил, подозревая, что это испытание, которое ему не понравилось. Китан улыбнулся. — Этот твой кузен будет мстить за тебя? — спросил он.
— Возможно, — ответил Вейни, и Китан опять улыбнулся.
— Хитару всегда был утомительным, — сказал Китан.
Вейни вздохнул, наконец-то поняв его мысли.
— Если твой брат тебе враг — освободи меня, я не союзник Роха.
— Нет, — мягко сказал Китан, — я волнуюсь не об этом. Возможно, это ты виноват, а может быть, и нет, но для меня это не имеет значения. Я не вижу будущего ни для кого из нас и доверяю тебе не больше, чем Хитару доверяет твоему родственнику.
— Хитару, — сказал Вейни, — убил твоего отца.
Китан улыбнулся и пожал плечами, поворачиваясь к нему спиной. Направляясь к двери, он сделал знак одному из людей. Этот человек подозвал других, которые держали меж собой маленькую сжатую в комочек тень.
Джиран.
Он не мог помочь ей. Она узнала его, когда он немножко придвинулся в свет факела. На ее лице лежала тень гнева. Но она ничего не сказала, глядя на него. Вейни опустил глаза, словно прося прощения за все, что произошло между ними, и поднял их опять. Не было ничего, чем он мог бы облегчить ее страдания и, возможно, если бы он что-то сказал, то ей было бы еще хуже. Это обнажило бы его вину перед ней.
Он отвернулся от всех и шагнул назад к окну.
— Зажгите огонь на западной башне, — приказал Китан одному из стражей, и они удалились, закрыв дверь.
10
Гром гремел почти постоянно, и факелы, задуваемые ветром, который свободно врывался через малейшую щель, один за другим потухли, погрузив комнату в темноту. Вейни сидел около окна, прислонившись к камням и давая холодному ветру и каплям дождя омывать лицо и руки, которые совершенно затекли. Холод облегчал боль от побоев. Он подумал, что наверняка простудится, если они задержатся надолго, но пока это было ему на пользу.
Он смахнул воду с глаз и посмотрел на блестящие капли дождя, собиравшиеся в камнях напротив узкого окна. Он весь, насколько было возможно, сконцентрировался на этом медленном процессе и растворился в нем.
Где-то около ворот зазвенел колокольчик, монотонный и зовущий. Послышались голоса, потерявшиеся в грозе. Вернулась погребальная процессия, подумал он. И острый страх начал закрадываться в него, смешиваясь с гневом. Но от этого вкус всего происходящего становился еще более горьким, поскольку больше всего он сердился на себя, что без всякой цели попал в эту ситуацию, что служил игрушкой в руках других и погибнет безвинно, как несмышленый младенец. Он доверился, но его ожидали и он попался.
Таким же образом попался в ловушку и сам Рох, взявший себе в союзники людей, не ведающих чести, попался в сети, которые не смог бы представить себе никто в Эндаре-Карше. Лучше бы Рох погиб, но сейчас Вейни не хотел этого — пусть Хитару удивится, узнав, что Рох способен отплатить ему сполна.
Ничего другого ему не оставалось.
Колокольчик все еще звонил, и теперь в коридорах, где гулял ветер, гулко отдавались шаги целой толпы людей. Звук царапаемого металлом камня и задвижка, открывающаяся за его спиной. Это были стражники. В свете факелов, которые они принесли с собой, на их демонических шлемах и вооружении все еще блестел дождь. Со второй попытки Вейни заставил себя встать на ноги и отошел подальше, пытаясь сосчитать их.
Их было восемь, десять, двенадцать… «Так много?» — с горечью спросил он себя, удивленный тем, что они могут бояться его, в то время как руки его связаны, ноги закоченели от холода и вообще он едва стоит.
Они грубо схватили его и потащили по коридору — вниз и вниз по спирали, мимо любопытных белых лиц леди-кваджлов и выпученных глаз слуг. Холодный ветер ударил в него, когда на самом последнем уровне спирали его подвели к закрытым железным воротам с запирающей их цепью.
Снаружи были дождь и возбужденная толпа — масса орущих ртов, за воплями которых не было слышно звона колокольчика. Вейни упирался, отчаянно отказываясь идти туда, куда его вели. Но стража сгрудилась вокруг него с поднятыми пиками и заставила спускаться вниз по ступенькам. Обезумевшие лица окружили его, полетели камни. Вейни почувствовал удары по плечам и отпрянул, когда чьи-то пальцы вцепились в его рубашку и попытались оттащить от стражи. Скорчившись и крича, человек свалился вниз, когда пика ударила его в живот, и вооруженные люди заспешили, отгоняя толпу. Вейни больше не сопротивлялся стражам, боясь встретиться с еще большей жестокостью.
Колокольчик у ворот все еще звонил, добавляя свой сумасшедший голос к этому безумию. Дверь в башне открылась, дополнительная стража встретила их, чтобы принять в это убежище, грозно выставив для защиты оружие. Копьеносцы пошли вниз, но толпа бросилась внутрь. Вейни попал в окружение стражников, но из толпы стали хватать и тащить его так, что почти удалось вырвать. Началась кровавая и жестокая свалка с вооруженными стражниками, которые продвигались вперед по раненым и умирающим. Весь ужас происходящего был за пределами понимания причин этой ненависти — направлена ли она на него или против их собственных лордов… Сознание, что Байдарра убит, что огромная сила, которую хранила эта крепость, пропала… На смену неожиданно пришла менее жестокая власть, которую установил в Охтидж-ине Китан, но сумасшедшие особо не разбирались, кого атаковать.
Послышался глубокий и настойчивый звук, который так сотряс стены, что раздались крики, а стража остановилась на месте в оцепенении. И вдруг с грохотом падающих камней ворота в одну секунду исчезли. Арка, которая возвышалась надо всем, вдруг разломилась, камни завертелись вокруг в темноте — и пропали.
Чернь сбилась в кучу, побросав свое оружие — вырванные колья и камни — на мостовую. Стражники подняли свое бесполезное оружие при виде невиданного зрелища — в темноте, где раньше были ворота, стоял всадник в сером плаще на белой лошади, с ослепительно белыми волосами, отсвечивавшими в сете факелов, и сверкающим мечом. Лезвие его было извлечено из ножен, и тьма окутывала блестящий длинный предмет. Серая лошадь медленно шла вперед, а толпа сжималась и подавалась назад.
Моргейн!
Она пришла сюда, она пришла за ним. Вейни пытался освободиться, испытывая вдруг дикое желание рассмеяться, но в этот момент стражник ударил его, и он упал. Он лежал спокойно, застыв на мокрой мостовой, глядя на грязные копыта Сиптаха на уровне своей головы. Она приближалась. Он не испугался, увидев над собой простертую руку Моргейн и обнаженный Подменыш, горящий опаловым огнем, несущий смерть на своем острие — то забвение, с которым никто из кваджлов не мог бы справиться. Он боялся шевельнуться, пока лошадь нависала над ним.
— Рох… — попытался он предупредить ее, но голос его затерялся в шуме бури и криках.
«Дай-кел», — услышал он крики поодаль. «Анхаран, Анхаран!» — раздался повторяющийся крик-предупреждение, эхом отдающийся от стен. Затем во всем дворе среди людей и кваджлов вдруг воцарилось спокойствие.
Сиптах отошел в сторону. Вейни попытался достать колени Моргейн, и когда сделал это, его дыхание перехватило ужасающей болью. Когда взор его прояснился, он увидел Китана и других лордов одних, без стражи, и не было никакого звука, никакого движения среди кваджлов. Их лица и белые волосы, раздуваемые ветром, были в свете факелов еще бледнее.
— Это мой товарищ, — сказала Моргейн, перекрывая шум дождя, и не было такого места во дворе, где ее не могли бы расслышать. — Но плохое же гостеприимство вы ему оказали.
В то время, когда слышался только упрямый стук дождя по булыжникам и неустанное постукивание копыт Сиптаха и других лошадей, еще один всадник проехал через разрушенные ворота. Незнакомец восседал на черном коне, потом соскочил с седла и остался ждать.
Вейни заставил себя встать на ноги, будучи осторожен со свечением Подменыша, который опасно блестел прямо рядом с ним.
— Лио, — проговорил он, заставляя звуки с трудом пробиваться из собственного горла. — Рох выехал по северной дороге перед закатом солнца, он еще недалеко!
Он освободила свой клинок чести, отстегнув его одной рукой и заставив Сиптаха встать на дыбы. — Повернись, — сказала она и наклонилась с седла над ним, разрезая веревки, которыми были связаны его руки. Онемевшим рукам было очень больно. Он взглянул на нее, повернувшись, и она указала ему на лошадь, которую человек подвел к ним.
Вейни глубоко вздохнул и с трудом подошел к лошади, пытаясь забраться в седло. Голова кружилась, а руки были слишком слабы, чтобы держать повод. Он взглянул на лицо в шрамах, искаженное какой-то необъяснимой обидой или яростью, и увидел горькую усмешку в темных глазах крестьянина.
Загремели камни. Темные тени двигались в пелене дождя, пробираясь через осыпь камней, загородившую въезд в крепость — руины двойной стены: люди… или даже меньше чем люди. Вейни увидел их и почувствовал покалывание в шее, наблюдая за темными тенями, которые двигались словно какие-то пресмыкающиеся через беспорядочно наваленные камни.
Неожиданно крикнув ему, Моргейн пришпорила коня в сторону сломанных ворот, раскидывая входящих. Вейни тоже дернул вожжи, но его вороной, привыкший бежать за серым, уже повернулся. Он восстановил равновесие в седле, в то время как лошади миновали разрушенные ворота, и опять обратил внимание на толпу, пробирающуюся сквозь омываемые дождем камни. Они спускались с холма, и лошади, чувствуя свободную дорогу, стучали копытами по мостовой все быстрее и быстрее. Моргейн ехала впереди и все еще держала меч наготове. У Вейни не было никакого желания ехать с ней рядом, пока у нее в руке был обнаженный пылающий меч.
Каменная кладка дороги затерялась в грязи и кустах, затем опять вынырнула, и тряска больно отозвалась в животе и легких. Дождь ослеплял, и молнии усиливали этот эффект: Вейни перестал заботиться о том, куда они едут. Он знал только, что должен следовать за серой лошадью. Боль изматывала его и жгла изнутри, а мускулы напряглись от страданий, заставляя неметь мозг и атрофируя любые чувства, кроме тех, которые заставляли его держаться за повод и сидеть в седле.
Лошади запыхались и замедлили шаг: Вейни беспокоило, что Подменыш еще блестит, ему хотелось, чтобы тот поскорее занял свое место в ножнах. Моргейн задала вопросы, на которые он не смог дать ясных ответов, не зная этой земли и ее законов. Она пришпорила Сиптаха, и серый приложил все силы в рывке, а вороной последовал за ним. Вейни нещадно ударил его шпорами, когда животное начало отставать, боясь, что потеряет Моргейн из вида и зная, что она не остановится. Они завернули на резком повороте, галопом понеслись вниз, а затем опять наверх, через мелкую воду и высокие земляные насыпи.
Когда они забрались на подножие гор, с которого открывался вид на холмы, перед ними раскрылась широкая долина, повсюду неслись потоки воды, так далеко, насколько мог видеть глаз. Они с клокотаньем и ревом поглотили всю дорогу.
Моргейн с ругательствами прервала скачку, и Вейни тоже осадил вороного. Обе лошади топтались на месте. Все, дорога потеряна. Вейни склонился к луке седла, и дождь хлестал его по спине до тех пор, пока боль не прошла и он опять смог разогнуться.
— Мы его не догоним, — сказала Моргейн, ее голос дрожал.
— Да, — ответил он без всякого выражения, закашлялся и опять склонился в седле, пока спазм не прошел.
Брюхо Сиптаха терлось о его ногу, и он почувствовал прикосновение Моргейн на своем плече. Он поднял голову, и вспышка молнии осветила их. На ее лице застыл встревоженный взгляд, капельки дождя как драгоценные камни сверкали на ее бровях.
— Я думал, — сказал он, — что ты уже проехала мимо или потерялась.
— У меня были некоторые трудности, — ответила она и гневно ударила себя ладонью по ноге. — Жаль, что у тебя не нашлось шанса убить его.
Он принял обвинение. — Когда дождь прекратится… — начал он оправдываться.
— Нет, это Саводж, — сказала она в ярости. — Насколько я слышала, это не паводок. Это море, прилив. После Хнота, после лун…
Она глубоко вздохнула. Вейни встревожила последняя зловещей силы молния, осветившая все вокруг, она придала клубящимся на небе тучам странное очертание. Когда следующая вспышка осветила лицо Моргейн, она повернула к нему голову и пристально смотрела на течение вод с выражением загнанного волка. — Может быть, — сказала она, — непредвиденные трудности остановят его, даже если он пройдет через Саводж.
— Возможно, лио, — сказал он. — Я не знаю.
— Если нет, то мы узнаем об этом через несколько дней.
Ее плечи опустились — признак чрезвычайной усталости. Она наклонила голову, затем запрокинула ее, разбрызгивая капли дождя с волос, и снова пришпорила Сиптаха.
Может быть, она заметила блеск молнии лишь впервые, потому что на этот раз она встревожилось. — Вейни? — спросила она, догоняя его. Ее голос донесся до него словно откуда-то издалека.
— Я могу ехать, — сказал он, хотя был почти на грани. Перспектива еще одной сумасшедшей скачки пугала его. Он вряд ли сможет вынести это. Боль в ребрах отдавалась при каждом вдохе. Он начал дрожать, чувствуя холод, хотя раньше верховая езда обычно согревала его. Моргейн развязала на шее свой плащ и набросила ему на плечи. Он поднял руку, отказываясь.
— Надень, — настаивала она, — не надо упрямиться.
Он с благодарностью закутался в плащ, почувствовав вместе с ним теплоту ее тела, и стал согреваться. Она отцепила от своего седла и передала ему фляжку. Вейни глотнул и чуть не захлебнулся, но через минуту горячая божественная жидкость согрела ему горло.
— Оставь ее себе, — сказала она, когда он пытался вернуть ей фляжку.
— Куда мы поедем?
— Назад, — сказала она, — в Охтидж-ин.
— Нет, — возразил он, поддаваясь страху. Страх был заметен в его голосе, и это заставило Моргейн с удивлением посмотреть на него. От стыда он пришпорил вороного, который понес его назад к Охтидж-ину, а Сиптах гарцевал сзади легкой походкой. Он ничего не сказал, не желая даже смотреть на нее, но под плащом прижал рукой свои ноющие ребра и пытался не обращать внимания на панику, которая застыла словно глыба льда в его животе.
Рох без всяких препятствий пробирается к Абараису, они же возвращаются в Охтидж, где их ожидает предательство и вероломство.
А затем он ощутил новый прилив стыда, когда вспомнил девочку-хию, которую там оставил. На этот счет он дал себе клятву и должен выполнить ее.
— Джиран, — сказал он, — тоже была со мной, теперь она пленница.
— Забудь о ней. Что случилось с Рохом?
Вопрос обжег его. Чувство вины смешалось в нем со страхом. Он смотрел на шею вороного. — Хитару, лорд Охтидж-ина, — сказал он, — поехал с Рохом на север, чтобы достичь Абараиса до того, как переменится погода. Я пришел туда, ища пристанища. Это не Эндар-Карш. Мне не удалось, лио, я сожалею.
— Что было раньше: Рох уехал или ты пришел?
Он сознательно не уточнял это в своем рассказе. Ее вопрос попал прямо в цель. — Я пришел, лио, — сказал он.
— Он оставил тебя в живых.
Он взглянул на нее, пытаясь выглядеть спокойным, хотя вся кровь, казалось, сконцентрировалась у него животе.
— Тебе кажется, что я славно проводил время в этом местечке? Что, ты думаешь, я мог сделать? У меня не было шанса расправиться с ним.
Ложь лилась непрерывным потоком, он почувствовал желание немедленно взять все свои слова обратно, потому что неожиданно между ними возник барьер.
Более того, он увидел в ее взгляде не просто подозрение. Спокойное и устрашающее недоверие. Последовало долгое молчание, их лошади шли бок о бок, и ему хотелось выслушать справедливые обвинения в свой адрес, чтобы Моргейн напомнила ему о тех обязательствах, которые он имел перед ней, но она молчала.
— А что бы сделала ты? — наконец закричал он, прерывая молчание. — Ты бы приехала позже?
— Нет, — сказала она вдруг упавшим голосом.
— Ты пришла вовсе не за мной, — неожиданно сказал он. — Тебе был нужен Рох.
— Я не знала, — сказала она очень спокойно, — где находишься ты. Я знала лишь, что Рох находится в Охтидж-ине, и больше никакие слухи до меня не доходили.
Она опять замолчала, и долгое время, пока они ехали под дождем, он кутался в ее теплый плащ и размышлял о том, что сама она говорила ему только правду, которую, однако, он знать не хотел.
Она была более честна с ним, чем он с ней. Рох назвал ее лгуньей, но она не лгала даже тогда, когда маленькая неправда была бы для него облегчением. Он думал об этом с успокоением, и мысль эта согревала его.
— Лио, — сказал он наконец, — где ты была? Я искал тебя.
— В Эрине, — ответила она, и он с горечью выругал себя.
— Они простолюдины, — сказала она, — их легко было удивить, они боялись меня. Я ждала там, но они сказали, что тебя не видели.
— Значит, они были слепы, — сказал он, раздражаясь, — я придерживался дороги, я ни разу не оставил ее. Единственное, что могло прийти мне в голову, — что ты будешь продолжать путь, не дожидаясь меня, зная, что я в любом случае последую за тобой.
— Значит, они знали, — сказала она, нахмурившись. — Знали.
— Может быть, — сказал он, — они просто слишком сильно боялись тебя.
Она выругалась на своем родном языке и потрясла головой, и то, что отразилось на ее лице при вспышке молнии, лучше было не видеть.
— Джиран и я, — сказал он, — мы вместе шли по дороге, и это привело нас в Охтидж-ин. Мы были без еды и без всякой надежды. Я не знал, что найду здесь. Меньше всего я ожидал встретить там Роха. Лио, это крепость, в которой правят кваджлы, и там есть кое-какие записи, в которых копался Рох.
Проклятие чуть было не сорвалось с ее губ, она хотела сказать что-то, но вдруг порыв ветра донес до них крики отчаяния и шум битвы. Моргейн остановилась и вгляделась в зловещее зарево между холмами.
— Охтидж-ин, — сказала она и пришпорила Сиптаха, летя по дороге. Вороной встрепенулся и пустился вслед за ней. Вейни согнулся, не обращая внимания на боль внутри, и в его памяти отмечались лишь все повороты дороги, в то время как крики становились ближе.
Неожиданно укрепления Охтидж-ина выросли перед ними, и они увидели, что внутренний двор весь озарен огнем, клубящийся дым поднимается от главных ворот, где черные размытые фигуры пытались бороться с языками пламени.
Тени метались по дороге, можно было различить женщин и оборванных детей, тюки и другую утварь. Серая лошадь, а за ней черная проскакали мимо, заставив столпившихся людей отпрянуть в испуге.
Они въехали во внутренний двор, где царил хаос, и огонь пожирал людские жилища, и клубы горького дыма поднимались в дождливое небо. Мертвые животные лежали вперемешку с телами людей, среди которых были как темноволосые, так и с белыми волосами, как люди, так и полукровки.
Около ворот, ведущих внутрь крепости, возле стены остатки стражи боролись с крестьянами, и все вокруг было усыпано мертвыми.
Люди отпрянули от копыт первой лошади, сжались и закричали, в то время как колдовской меч был вынут из ножен и озарил все опаловым светом, устрашая их больше, чем огонь. Пролетело копье. Темнота поглотила его, и оно исчезло.
Стражник, запустивший его, наткнулся на острия атакующих оборванцев. Это был последний из сопротивлявшихся. Остальные опустили руки, и нападающие пошвыряли их лицом прямо в грязь и кровь во дворе.
— Моргейн! — приветствовала ее армия оборванцев, поднимая свое оружие. — Анхаран, Анхаран! — Вейни сидел рядом с ней на своем вороном, в то время как люди окружали их в настоящей истерике, пытаясь дотянуться руками, трогали Сиптаха, слишком близко подходя к обнаженному мечу. Освещаемые его сиянием, они обступили и Вейни. Он терпел это, понимая, что тоже стал теперь частью легенд, которые окружали Моргейн, принятую в род Кайя, что он стал тем, чем пугают детей и заставляют людей дрожать от страха. И они обвиняли его во всем, что ему пришлось пережить, отказываясь рассказать его госпоже правду — что чуть позже в Охтидж-ине они и сами наверняка убили бы его.
Он не сопротивлялся, хотя дрожал от желания расправиться с ними. Они в течение целого часа приветствовали его и окружали своим нездоровым обожанием.
— Анхаран! — кричали они. — Моргейн! Моргейн! Моргейн!
Моргейн осторожно вложила Подменыш в ножны, свечение погасло. Она соскользнула на землю в толпу, и люди расступились, освобождая ей путь.
— Отведи лошадей, — приказала она человеку, который, казалось, меньше чем остальные боялся ее, а затем пристально посмотрела на главную башню. Во дворе стало тихо.
Моргейн прошла к ступенькам, ведущим в башню, с Подменышем в руках, готовая обнажить его в любую минуту. Здесь она остановилась на виду у всех, и оборванные и окровавленные люди окружили ее, воздавая ей неуклюжие почести.
Вейни спешился, забрал вещи, привязанные к ее седлу, и отказался от предложенной ему помощи. Люди почувствовали его нерасположенность и отстали.
Моргейн подождала его, пока он поднимался по ступенькам, а затем они вошли внутрь. Вейни с вещами через плечо следовал за ней вверх по ступенькам к открытому входу. Внутри, распростертый, лежал стражник-привратник с застывшим выражением ужаса на лице.
Люди с факелами освещали им путь. Вейни пришел в ужас от того, что увидел в главном зале со спиральными лестницами. Мертвые мужчины и женщины, кваджлы и невинные люди, слуги. Он продолжал идти по ступенькам, снившимся ему в заточении в ночных кошмарах, хромая вслед за Моргейн, которая шла с мечом в руке.
«Она покончит со всем этим, — предсказал ему Рох, — и положит конец надеждам этих людей. Вот с какой целью она пришла сюда».
