8
Погоня вновь была за его спиной. Когда он оглядывался назад, всматриваясь в отдельные пятна снега, окружавшие дорогу и поблескивающие в свете ночных звезд, он одновременно мог различать и темную массу всадников на вершине холма или вдоль дороги. Но хорошо объезженная лошадь все время поддерживала расстояние между ними почти постоянным.
Он ни разу не задержался в дороге надолго. Страх оказаться на расстоянии полета стрелы подгонял его. Если бы им удалось приблизиться на это расстояние, то ему уже не удалось бы выжить. Он уже почти не сомневался, что все его преследователи были маай и изнывали на предмет его убийства, поскольку это был единственный способ вернуть назад то, что он увозил от них.
Поэтому остановки в пути были очень опасны. Иногда ему приходилось останавливаться, чтобы дать отдых лошади. Для этого он выбирал такое время, когда уже не мог различить своих преследователей, предполагая, что они делают то же самое, но прекрасно понимал, что в один прекрасный момент он может сделать роковую ошибку или потерять скорость и время. Так они продвигались уже целый день по долинам Мориджа, когда появились первые сигнальные огни на вершинах холмов, предупреждающие, что здесь недалеко находится граница. Эта сеть сигналов была своего рода средством защиты, которая предусматривала еще и то, что все, кто был в состоянии, должны были патрулировать дороги и проверять каждого встречного около жизненно важных дорог. Ему не хотелось встречаться с ними, потому что он не хотел подвергать их опасности, которая могла исходить от колдовского клинка. Некоторые жители этих районов, преимущественно из кланов Сан или Торин, были без всякого сомнения хорошими стрелками из лука, и это была еще одна причина, по которой он старался избегать встреч.
На одной из первых остановок он ухитрился вложить устрашающее лезвие в ножны, боясь подвергнуть самого себя действию того опасного огня, который был сродни самим Вратам. Для этого он положил ножны на землю и осторожно, с большим страхом, поместил острие внутрь, не надеясь, что они смогут удержать эти колдовские силы. Но свечение моментально было втянуто внутрь, а клинок легко лег на место, как в собственный дом, после чего он смог поднять его как обычный меч.
Именно картина исчезновения тех четырех маай, от которой он не мог отделаться до сих пор, когда они были унесены, втянуты в эту пустоту, наполненную прозрачной межзвездной тьмой, волновала его до сих пор. Он не мог забыть людей, которые даже не понимали, от чего и как они умирают.
Если такое было возможно, то он с радостью предпочел бы выбросить Подменыш, освободиться от этого смертельного груза, оставив его лежать где-нибудь в ожидании очередного незадачливого хозяина. Но в этом-то как раз и состояла его обязанность: он должен был сохранить его, чтобы вернуть Моргейн, которой принадлежал и которая имела достаточно рассудка, чтобы держать его в ножнах. Сам же он продолжал содрогаться при мысли, что ему придется вновь обнажить его, и, может быть, он боялся этого даже больше, чем стрел, которые в любой момент могли появиться за его спиной. В этом мече была все та же зловещая сила, хотя и более замедленная, чем в том отвратительном оружии, которое он видел у нее последний раз. Об этом ему все время напоминала рука, которая все еще ныла от общения с этой колдовской силой.
Он старался сократить остановки до минимума, все время подгоняя лошадь, чтобы увеличить разрыв, понимая, что она выдохнется раньше, чем они доберутся до Бейн-эй, где он рассчитывал отыскать Моргейн. На его пути попадались деревни, в которых маай могли заменить лошадей, после чего им только оставалось ждать, когда падет его лошадь. Его внутренняя боль, последствия многочисленных побоев, не утихала, а на губах периодически появлялась кровь, не то из разбитых губ, не то из какого-то более глубокого места.
Когда он в очередной раз взглянул назад, то понял, что Маай вот-вот будут недалеко от него.
Не оставалось другого выхода, кроме как съехать с главной дороги, чтобы попытаться запутать погоню. В следующий же момент он рискнул воспользоваться узкой дорогой, сильно разбитой уже после того, как выпал снег. В конце концов он решил двинуться по ней и едва уговорил бедную лошадь сделать этот поворот.
Эта дорога была ему известна. Недалеко от нее находилась маленькая деревня, Сан-Моридж, принадлежавшая клану Сан. Эти люди были приветливыми и жили очень уединенно вот в таких небольших селениях, разбросанных то тут, то там. Однако они же были очень свирепы по отношению к врагам. Там же была небольшая ферма, которую он помнил потому, что его старый воспитатель и учитель военного искусства, сан Ромен, был из этих мест. Он был в великом долгу перед ним: этот человек был единственным во всем Ра-Моридже, кто хорошо относился к кайскому ублюдку и всегда залечивал его ушибы и мелкие раны.
Это был долг, который он не мог сейчас оплатить, но отчаяние подавило в нем все гордые порывы. Он знал, что на ферме есть конюшня, расположенная сзади маленького дома, где в давние времена он и Эридж поили своих лошадей.
Оставив уставшую лошадь на краю дороги, и положив Подменыш на плечо, он направился вниз вдоль придорожного рва, пока не увидел конюшню.
Тогда он побежал, стараясь держаться в тени, распахнул дверь и быстро вошел внутрь. Ему нужно было торопиться, пока люди в домике сана Ромена не почувствовали присутствие посторонних. Он выбрал подходящую уже оседланную лошадь, какая только могла приглянуться ему в такой темноте, и вывел ее наружу.
Где-то в доме уже слышались звуки торопливых шагов. Поэтому он быстро вскочил в седло и пришпорил лошадь в тот момент, когда уже открывалась дверь в доме. Перескочив через канаву, они выбрались на дорогу, где он погнал ее, подталкивая пятками под ребра. Он все время выдерживал направление на пересечение дорог, которое уже виднелось впереди. Там он развернулся, направляясь прямо в Бейн-эй, по более длинной, но менее опасной на его взгляд дороге.
Когда неожиданно впереди показался всадник, Вейни решил, что это кто-нибудь из местных бедных кланов, но потом разглядел, что этот человек был снаряжен как воин. Не было никакой надежды, что его низкорослый зверек может обогнать более сильную лошадь, и нечего было думать о том, чтобы избежать неминуемой встречи. Поэтому Вейни ехал не торопясь, покачивая ногами, как обычно делают загонщики скота, возвращающиеся к вечеру домой. Но сейчас все еще была ночь, на домах горели сторожевые огни, а он никак не походил на пастуха в одежде, которая скорее отличала в нем молодого воина, юйо, а никак не жителя этих удаленных окраин. Кроме того, у него был длинный меч, а его рубашка из тонкого батиста выдавала в нем человека, преждевременно покинувшего какой-нибудь большой замок, принадлежащий знатному клану.
И он подумал с тоской, что, может быть, ему придется даже убить этого человека. Он отыскал на поясе то место, где был закреплен меч, отстегнул ножны и взял Подменыш одной рукой так, чтобы при этом вторая рука удобно ложилась на рукоятку.
И тут ему показалось, что он узнает эту дичь, которая случайно попалась ему на ночной пустынной дороге.
Это был один из братьев, чей отец был Торин Эфен. Вейни не знал отца, но он часто видел детей Эфена, длиннолицых, никогда не расстающимися с лошадьми, суровых и непреклонных во всех размолвках, возникающих с наиболее богатыми представителями рода Торин.
— Юйо, — обратился к нему Вейни, — у меня нет никакого желания нападать на тебя. Я нхи Вейни, сейчас находящийся вне закона, но я не ищу ссоры с тобой.
Человек, а это был действительно один из отпрысков Эфена, разрешил ему подъехать ближе, несмотря на то, что сам остановился. Он смотрел на него с большим любопытством, удивляясь, без сомнения, что за сумасшедшего он встретил: в такой одежде и на такой невзрачной лошади. Даже при бегстве мужчина должен был бы выбрать что-нибудь получше.
— Нхи Вейни, — сказал он, — мы слышали, что ты был где-то в Эрде.
— Сейчас я направляюсь в Бейн. Я украл эту лошадь прошлой ночью, поэтому она так выглядит.
— Если ты соберешься красть очередную, юйо, то береги получше свою голову, ведь ты плохо вооружен. У меня тоже нет никакого желания убивать тебя. Ты сын Риджена, и убивать тебя, тем более отверженного, не сделает чести и не принесет удачи никакому воину.
Вейни поклонился в знак понимания услышанного, затем поднял повыше меч, который он держал в руках.
— А это, юйо, меч, который я не должен потерять. Этот меч имеет имя и принадлежит тому, у кого я в данный момент нахожусь на службе. Я илин и подчиняюсь другим законам. Спроси в Ра-Моридже, и они тебе расскажут, с чем ты случайно столкнулся на этой дороге и чего едва избежал.
И он чуть выдвинул Подменыш из ножен, чтобы были видны только странные древние символы, нанесенные на поверхность клинка. Глаза человека округлились, а лицо побледнело, в то время, как его руки по-прежнему лежали на собственном мече.
— Кому ты служишь? — задал он очередной вопрос. — И кому принадлежит вещь, подобная этой? Похоже на работу кваджлинов.
— Спроси в Ра-Моридже, — вновь последовал ответ. — По законам, которыми пользуется только илин, я могу ехать дальше, потому что мой хозяин находится здесь, в Моридже, и ты по Закону не можешь использовать волю Риджена по отношению ко мне. Я же прошу тебя, сойди с лошади, освободи ее от своего багажа, а я взамен дам тебе свою. Я отчаявшийся человек, находящийся в безнадежном положении, но не вор, и я не загоню твою лошадь до смерти, если у меня будет очередной шанс заменить ее. Эта же низкорослая кобыла взята из Сана. Если твоя лошадь знает дорогу домой, я отправлю ее тебе назад, как только у меня будет такая возможность. — Было видно, что человек взвешивал перспективы возможного поединка и затем благоразумно капитулировал. Он слез с лошади и быстро снял свои вещи.
— Эта лошадь принадлежит клану Торин, — сказал он, — и если потеряется где-то в этих краях, то всегда сможет найти дорогу домой. Но я прошу тебя позаботиться о ней, я ее очень люблю.
Вейни поклонился, затем вскочил в седло, развернул лошадь и послал ее в галоп, чтобы не получить в спину стрелу с красным оперением, поскольку он заметил лук среди вещей его нечаянной дорожной жертвы.
А тем временем от одного места к другому, вдоль всего пространства Мориджа, его преследователи имели возможность отдыха и замены лошадей с седлами и со всем необходимым в дороге.
Вновь надвигалась ночь, темнота сгущалась очень быстро, и на окружающих холмах вспыхнули яркие огни, обозначавшие границы.
Он подумал о том, как человек, встреченный им на дороге, вернется в Сан-Моридж на их низкорослой лошади, и тогда уже без всяких сомнений люди из Сана и Торина, объединившись, двинутся за ним, в то время как с другой стороны к нему будут подступать Нхи и Маай, и наконец все соединятся в Бейн-эй в расчете захватить его там.
Для того, чтобы снять с человека снаряжение, его надо по меньшей мере убить. Но Подменыш не был оружием, которое оставляло победителю труп, который он мог ограбить. Кроме того, чтобы убить человека, надо было иметь соответствующие качества, а у него их явно не хватало. Такова была его природа: не убивать, если есть такая возможность. Так требовала честь, которой он все еще придерживался, понимая, что есть некий предел, который он не мог преступить в своих действиях.
Несомненно, если он будет пойман людьми клана Торин, то они с большим удовольствием передадут его Нхи и Маай.
Теперь многие, очень многие знали, где он должен появиться. Существовал самый короткий путь к Бейн-эй, но он был очень затруднен тем, что как раз там находился старый разрушенный форт, развалины которого лежали среди холмов, где были луга для выпаса скота, и поэтому его очень часто посещали дети, сопровождавшие на пастбище отцов, а иногда даже и парочки, назначавшие там любовные свиданья. Эти каменные развалины разделили много трагедий, как во время войн, так и в мирное время.
Проводник, сопровождавший Моргейн, арфист из рода Нхи, с воображением зеленого юнца, предвкушающего любовное свидание, наверняка не мог придумать ничего лучшего, как привести ее именно в это укрытие, которое, к сожалению, имело только один выход.
На холмах можно было видеть мужчин, которые явно несли охрану и вели наблюдение. Он знал, что они должны быть там, еще и не подъезжая сюда близко. Все, кто ехали в Бейн-эй, не могли миновать этого узкого места и стрелков из лука, расположенных кругом и охранявших этот кратчайший путь.
Он оставил лошадь привязанной на тот случай, если ему пришлось бы возвращаться, хотя ветки кустов, которые он использовал для этого, были не очень густые и прочные, и поэтому животное могло и само освободиться и сбежать домой. Захватив с собой меч, он пешком отправился к холмам.
Многочисленные тропинки вокруг Бейн-эй не охранялись: их было слишком много, а против больших нападающих сил обычно было принято использовать местных пастухов и крестьян. Ведь известно, что нападающие воины всегда предпочитают для сражений большие открытые пространства, где они могут использовать свою тактику и мастерство, в то время как в подобных местах им была бы навязана совсем другая война, к которой они явно не были готовы, и тогда Бейн-эй становился для них сущей ловушкой, что в какой-то мере делало его неприступным.
Он продвигался бесшумно, проявляя огромное терпенье, и постепенно перед ним открылся вид и на остатки башни, и на развалины стен, которые он помнил с детских лет. Где бегом, где ползком, часто останавливаясь и прислушиваясь, он тенью скользил в пространстве: опыт, приобретенный после почти двухлетнего путешествия через земли Маай, кражи продуктов и охота с целью спасения от голода на снежных вершинах Элис Кейдж требовали не меньшей осторожности, чем у волка, и привычки все делать в одиночку.
Наконец он добрался до стены, и его пальцы уже ощущали щели и трещины в каменной кладке, с помощью которых он должен был подняться на самый верх этого старого защитного сооружения. Он перебрался через гребень стены, приземлился на мокрую траву и спустился по склону в небольшое огороженное пространство. Сейчас он ощущал всю усталость, скопившуюся за время пути, чувствовал, как подергивались его напряженные мышцы, ощущал чуть ли не каждую свою кость и, конечно, приступы голода. Страх, как часто с ним случалось, не оставлял его и здесь. Ведь он вполне мог воспринимать это место как ловушку, расставленную ему Эриджем. Он неожиданно почувствовал зуд в плечах, и у него возникло ощущение, будто стрела уже направлена в его спину из какого-то укромного места, где расположились невидимые наблюдатели.
Он начал поддаваться страху, полагая, что это оправдано, и, огибая угол каменного сооружения, все время старался держаться в тени, где было укромное пространство, образованное естественной складкой холма. В этом месте в стене был пролом, который он хорошо помнил, достаточно широкий, почти в размер двери, на худой конец его можно было использовать в качестве укрытия.
Он крался вдоль стены к этому месту, когда уловил присутствие лошадей.
— Лио! — свистящим шепотом произнес он в темноту. Ответа не последовало. Он стал идти еще осторожней, пока не заметил бледную шерсть Сиптаха, справа — черную.
— Не двигайся, — дошел до него шепот Моргейн. — Вейни, ты знаешь, что это значит.
Он застыл, полностью затаившись. Ее голос доносился из пространства впереди него. Кто-то еще, скорее всего Рин, двигался позади него. Потом он ощутил на себе чьи-то руки, которые тщательно обыскивали его в поисках оружия, пока не остановились на рукоятке меча. Он повернул голову, чтобы удобней было снять перевязь. Наконец-то он был освобожден от этого груза, присутствие которого вызывало в нем лишь одни внутренние страдания.
Рин передал меч Моргейн. Теперь Вейни мог разглядеть ее тень в свете ночных звезд. Стоя перед ней, он почувствовал, что его колени невыносимо дрожат.
— Разреши мне присесть, — обратился он к ней. — Я провел день и ночь в седле, добираясь до этого места, и все-таки догнал тебя, лио.
— Сядь, — сказала она, и он свалился как сноп на колени, и был бы рад опустить голову и спать, но ни место, ни момент не располагали к этому. — Рин, — сказала она, — следи за подступами. Я хочу немного порасспросить его.
— Не верь ему, — сказал Рин, что обожгло Вейни и даже бросило в ярость. — Нхи не могли дать ему этот меч в подарок и отпустить его на свободу из-за любви к тебе, леди.
Злость закипала в нем. Он ненавидел сейчас этого юнца, который был таким гладким и обтекаемым, который еще не был покрыт рубцами, которые оставляет жизнь, и был так уверен в своих делах с Моргейн. Он уже нашел было подходящие слова, но почувствовал, как они застревают у него в горле, и только покачал головой. Но Рин тем не менее ушел. Вейни слышал шелест плаща, когда она усаживалась на колени в некотором расстоянии от него.
— Госпожа. — Он поклонился и прижался лбом к земле, затем заставил себя разогнуться. — Силы собраны достаточно большие. Они либо еще в пути, либо уже здесь. Эридж жаждет получить все могущество Фая, рассчитывая, что сможет использовать его для себя.
— Ты кричал мне, чтобы я не верила ему, — сказала она, — и я на что-то надеялась. Но как я могу поверить теперь тебе? Этот меч был подарен или украден?
То, что она сказала испугало его, так сильно, как может напугать только нечто, имеющее силу: он знал, как мало сострадания было в ней в те моменты, когда она теряла веру. У него же не было никаких доказательств.
— Сам меч, который я привез сюда, является подтверждением моих слов, — сказал он. — Эридж вынул клинок, тот стал убивать. Поэтому он испугался его и уронил. Когда меч упал, я подхватил его и бежал. В моих руках был могущественный ключ, госпожа, к воротам и дверям.
Некоторое время она молчала. Он слышал шелест выдвинутого наполовину лезвия и легкий щелчок, когда он было убрано на место.
— Ты держал его открытым?
Она спросила это таким тоном, как будто желала иного ответа.
— Да, — сказал он слабеющим голосом. — Я не жажду обладать им, лио, и я не хочу иметь такое оружие, даже если буду совсем безоружным. — Ему хотелось рассказать ей о людях Маай, и о том, что произошло. Но он не мог подобрать нужных слов для этого, а только лишь видел отражавшиеся в его сознании те потерянные лица. А в душе он ощущал, что не хочет знать, что с ними случилось.
— Он открывает Врата, — сказала она и отошла в темноту. — Рин, ты видишь что-нибудь?
— Ничего, леди.
Она вернулась назад и на этот раз попала в слабый свет звезд, так что он смог разглядеть ее лицо, наполовину скрытое тенью.
— Нам нужно отправляться. Прямо сейчас, ночью. А ты, может быть, думаешь по-другому, а, Вейни?
— На всех высоких местах здесь расположились стрелки, вооруженные луками. Но я буду поступать так, как ты решишь.
— Не верь ему, — вновь прошипел Рин откуда-то сверху. — Нхи Эридж ненавидит его слишком сильно, чтобы быть таким беспечным в обращении с ним или с мечом.
— Так что же ты скажешь, Вейни? — спросила Моргейн.
— Я ничего больше не скажу, — ответил он. Внезапная слабость овладела им, и она была сильнее, чем траты сил на пререкания с мальчиком. Его глаза остановились на Моргейн в ожидании решения.
— Нхи вернули мне все, кроме Подменыша, — сказала она, — не подозревая, как мне кажется, что некоторые из возвращенных ими вещей служили оружием. Но они выбрали этот меч, поскольку это был знакомый им предмет, в отличие от других. Они же вернули мне и все, что принадлежало тебе: твое снаряжение, лошадь, твой меч и седло. Иди и готовься в дорогу. Весь багаж лежит там, в углу. Я не сомневаюсь, что ты абсолютно прав насчет стрелков, но мы должны ехать: все, что исходит от тебя, не остается без последствий.
И он отправился готовиться в путь. Он отыскал угол, где лежало все, что она перечислила: знакомая грубая мужская одежда, которая уже много лет была его второй шкурой. Когда он оделся, то почувствовал, что вес снаряжения стал намного больше, чем он привык ощущать: слабость не проходила, даже наоборот, усиливалась. Теперь даже руки дрожали почти при каждом движении.
Он обдумывал предстоящую дорогу, которая проходила внизу по самому узкому месту, и начал осознавать, что у него уже почти не осталось сил, чтобы в ближайшие часы преодолеть еще и этот путь.
Не оставляла приятных впечатлений и их попытка выбраться отсюда невредимыми. Он хорошо изучил звук стрел Маай за время, когда пробирался на юг через Эрд и Моридж. Разница могла быть лишь в точности попаданий.
Моргейн подошла к нему, посмотрела на его руку, взяла ее в свою и повернула запястье вверх. Предмет, который она поднесла к ней и от которого Вейни получил короткий и неожиданный удар, напоминал то оружие, которым она часто пользовалась в случае возникающей опасности. Он вздрогнул от неожиданности и со страхом посмотрел на нее.
— Я знаю, что ты не одобряешь этих методов, — сказала она, — но я должна это сделать, потому что я не должна терять тебя, илин.
Он потирал то место на руке, куда пришелся удар неизвестной ему силы, пытаясь обнаружить привычную рану, но ничего не находил. В то же время он начинал чувствовать себя несколько необычно: усталость начинала исчезать, кровь начинала двигаться быстрее. Это было что-то от кваджлинов, вновь подумалось ему, и, как уже много раз до этого, он почувствовал страх. Если бы она подавала ему хоть какие-то надежды, то она не стала бы делать с ним подобные вещи.
Я не должна потерять тебя, илин.
Она слишком задержалась в ловушке, расставленной ей в Моридже из-за Подменыша. Он чувствовал это своим сердцем и не осуждал ее за это. Но неужели в этом огромном мире не могло найтись маленького кусочка участия по отношению к илину, который служил ей, и больше всего именно здесь, в Моридже.
Он занялся подготовкой к отъезду с твердым убеждением, что не должен пропасть, тем более теперь, когда под ним есть конь, который легко понесет его отсюда вниз и дальше, по холмам Бейна.
У них было три лошади: Сиптах, ненавистный ей Черный и лошадь Рина, хорошей крови, но имеющая слишком длинные ноги и немного худая в груди. Вейни считал, что она вполне сможет пройти весь предстоящий им путь, так что их молодой проводник мог спокойно ехать с ними.
— Только оставь арфу, — сказал Вейни, когда увидел ее, как и прежде, привязанной на спине молодого нхи. — Она будет сильно греметь в дороге.
— Нет, — ответил тот очень решительно, как и следовало ожидать от нхи Рина, сына Парена. И словно ища поддержки, Вейни взглянул в сторону Моргейн, зная, что мальчишка будет обращать все внимание только на ее слова.
Но она ничего не сказала и, эффектно вскочив на спину Сиптаха, слегка тронула поводья, а Вейни пристроил Черного вслед за ними, когда лошади уже огибали угол, за которым виднелись ворота, которые следовало открыть. Вейни направил Черного прямо туда, приподнял тяжелый засов и раздвинул створки. Моргейн и Рин пронеслись через них, а он задержался всего лишь на мгновенье, запрыгивая в седло и подгоняя пятками коня. Сиптах с ходу перемахнул через остатки стены, напоминая ему, что в этом месте нужно делать прыжок, о котором он уже забыл за эти годы. Рин взял препятствие относительно легко, а Черный прыгнул немного неудачно, и, поскользнувшись на мокрой траве, слегка присев на задние ноги, словно птица.
И в этот момент посыпались стрелы. Вейни укрылся от них, перебросив себя через спину коня на другую сторону, стараясь свеситься за седло, насколько это было возможно. Он надеялся, что и остальные сделали то же самое.
Сквозь вздымающуюся черную гриву он видел небольшой сноп красного огня, вырвавшийся из рук Моргейн. После этого в воздухе стало тихо, потоки стрел прекратились. Он не знал, что именно произошло в результате этого слепого выстрела, но они были из земли Моридж, эти люди, и в глубине души он надеялся, что они просто убежали от страха, побросав свои луки.
Но вот впереди показался самый узкий участок дороги. Вейни постоянно подгонял Черного, который теперь обогнал даже Сиптаха, как бы отвечая на все домогательства Вейни, который тем временем постоянно направил его к северу, где была расселина между холмами.
Моргейн скакала, низко пригнувшись в седле, и через мгновенье была уже опять рядом с ним. Она безотчетно смеялась, затем привстала в седле, протягивая в его сторону руку, но, так и не коснувшись, вновь опустилась, ускоряя бег. Сиптах с раздувающимися ноздрями и светлой головой летел вперед рядом со звездами, отражавшимися в его почти белой гриве.
Вскоре они остановились, чтобы подождать молодого наездника. Оба стояли довольно долго, и Вейни даже сделал предположение, что того могло просто выбросить из седла.
Но с ним все было хорошо, если не считать некоторой бледности на лице, которая стала особенно заметна, когда он подъехал к ним. Его лошадь немного сбавила темп и как будто хромала. Вейни соскочил с седла, чтобы посмотреть в чем дело. Оказалось, что стрела попала в ногу и некоторое время болталась в ней. Когда Вейни исследовал рану пальцами, то понял, что она неглубока и не представляет большой опасности.
— Он должен выдержать, — заключил он. — Со временем это пройдет.
— Тогда давайте уходить, — сказала Моргейн, поднимаясь на стременах, чтобы взглянуть на дорогу. — Их удивление скоро пройдет, оно не будет долгим: они никогда не видели меня с огнем в руках, но теперь познакомились и с этим. Они будут приучать себя к такой возможности и снова обретут храбрость, теперь еще и в отношении этого.
— Куда именно ты хочешь направиться сейчас? — спросил Вейни.
— К Иврел, — коротко ответила она.
— Госпожа, как раз на нашем пути находится замок Бейн. Когда-то люди, жившие там, были почти твоими друзьями. Вполне возможно, что мы сможем получить у них пристанище и на этот раз, если доберемся туда раньше Эриджа.
— Я не доверяю никаким крепостям и замкам вблизи Иврел, — сказала она. — Нет, мы не будем останавливаться в Бейне.
И они поскакали, сначала легкой иноходью, чтобы не переутомлять лошадей. Вскоре Вейни почувствовал, как его ощущения притупляются, а бок пронизывает сильная боль. Пощупав болящее место, он обнаружил небольшую рану, которая, к счастью, не кровоточила и, следовательно, не могла унести его жизнь, но тем не менее беспокоила его. Чтобы немного отдохнуть и облегчить боль, он зацепился одной ногой за высокую луку седла и, придерживаясь обеими руками, позволил себе на некоторое время заснуть.
Его разбудили звуки колоколов.
Он посмотрел вверх и осторожно расслабил мышцы, которые затекли за время сна. Тут же он увидел, к своему стыду, что Рин ведет его коня, а вокруг уже начинается утро нового дня. Они двигались цепочкой по очень мирной усаженной хвойными деревьями дороге, проходящей вдоль каменной стены.
Тогда он наклонился вперед и взял повод в свою руку, пытаясь сообразить, где они находились: он наверняка должен был бывать в этих местах раньше. Это был монастырь Бейн-эн, самый большой в всей земле Эндар-Карш, который сохранился до сих пор. Там находилась обитель Серых Отцов. Он проехал вперед, чтобы присоединиться к Моргейн, удивляясь, знала ли она об этом месте или направилась сюда по совету Рина. В этом месте было множество свидетелей ее появления в Бейне, и уже по одному этому очень трудно было надеяться на безопасность даже здесь.
Братья-монахи, побросав свою работу, с выражением полного удивления собрались на стене. Некоторые из них бросились вперед, чтобы приветствовать странников, но очень быстро остановились в нерешительности, видимо отбросив первоначальные намерения. На их лицах отражалась растерянность. Но при всем том на самом деле они были очень добрые люди, и Вейни не боялся их.
Тем временем лицо Моргейн выражало ужасающую слабость и боль: видимо, рана вновь начала беспокоить ее. Когда он увидел это, то до боли прикусил губу, понимая, в чем дело.
— Ты думаешь остановиться здесь? — спросил он ее.
— Я не думаю, что аббат сможет перенести это, — сказала она.
— А я не думаю, что ты сможешь перенести дальнейшее путешествие, — заметил он. И в тот же момент взглянул на молодого Рина с темными кругами вокруг глаз, который выглядел жалким и несчастным. И подумал, что вряд ли преследователи бросятся искать их именно здесь.
Он уверенно направил Черного прямо к воротам, вспомнив о небольшом домике для гостей, который содержал здешний аббат. Этот дом очень редко использовался зимой, и был в основном предназначен для таких гостей, пребывание которых непосредственно в святых стенах было либо затруднено, либо вообще нежелательно.
Ни у кого не спрашивая разрешения, на глазах у изумленных Братьев, он провел их прямо за изгородь, которой дом был отгорожен от помещений собственно монастыря. Там он спешился и помог Моргейн спуститься на землю. Она очень неловко попыталась воспользоваться его протянутой рукой, изображая настоящую леди, но ее нога не позволила выдержать этот ритуал до конца, и она слегка присела, опираясь на его руку, выразив ему благодарность легким кивком и взглядом серых глаз.
— Это место будет убежищем для нас, — сказал он. — Таковы законы. Никто не может тронуть нас здесь, а если это место будет окружено… ну что ж, мы обдумаем это тогда, когда это произойдет.
Она вновь кивнула, по ее лицу было видно, что силы вот-вот оставят ее, и она сожалела, что их было здесь всего лишь трое: она, он и молодой воин, еще не научившийся должным образом обращаться с ушибами и ранами, который сам едва мог взобраться по ступеням.
К счастью, других гостей в домике не было. Вейни был очень доволен этим и, прежде чем отправиться к лошадям и принести багаж, помог Моргейн хоть как-то устроиться и прилечь. Он вручил смертоносный меч ей прямо в руки, а сам спустился во двор, чтобы разобраться с остальным.
Рин помогал ему управляться с лошадьми и перенести в дом багаж вместе с седлами. После этого они вместе отправились в конюшню, где Рин с напряжением следил за Вейни, который взяв немного масла из того, что они употребляли в пищу, медленно втирал его в рану лошади.
— Теперь она не будет хромать, — заключил он. — Это была обычная стрела, а в такое время, когда нет никаких паразитов, садящихся на рану, она не будет гноиться. Масло облегчит боль, но мне кажется, здесь останется шрам.
В дом они возвращались вместе по небольшой дорожке среди высоких зеленых деревьев. Колокола в этот час молчали, видимо, Братья предавались молитвам.
Неожиданно для себя Вейни заметил, что Рин изменился. Он даже не мог сразу решить, что это было. Он помнил только, как этот мальчик с арфой за спиной стремглав бросился за Моргейн через ворота Ра-Мориджа. Теперь же рядом с ним шел усталый повзрослевший человек, вместе с ним разглядывавший все окружавшее их. В нем появилась новая, неуловимая пока твердость, но уже отражавшаяся тем не менее в его глазах, которые теперь больше изучали, чем удивлялись.
Вейни заметил в нем признаки этой умиротворенности и по-своему оценил ее. Он осторожно положил Рину руку на плечо, и так они подошли к дому. Он понизил голос, чтобы не разбудить Моргейн, и сказал:
— Сейчас я буду дежурить, и, уверяю тебя, что я не смогу долго продержаться. Потом настанет твоя очередь, а потом ее.
Молодой Рин мог бы попытаться протестовать, как бывало уже не раз, когда он отправлялся в поездки со своим отцом по Мориджу. Сейчас же он принял положение дел как должное и устроился на голой кровати, в то время как Вейни отыскал свой меч и уселся на ступенях дома, опершись головой о руки, лежащие на его рукоятке. В таком положении он мог оставаться достаточно долго, не засыпая. Он много ночей провел в дороге, неся охрану таким образом.
Обдумывая сложившуюся ситуацию, он будто в кривом зеркале увидел другие времена и другое место, когда ему приходилось наблюдать за гостями, останавливающимися в малом замке в Моридже. Там оставались ночевать люди из богатых кланов, перебирающиеся с пастбища на пастбище. Иногда там останавливались даже предводители разбойников, а сопровождавшие их люди шатались вокруг, пьянствовали, а по ночам крушили обстановку комнат в поисках дверей. Самый отъявленный злодей обычно выполнял роль сторожа и наблюдал за их отдыхом, сидя на ступенях крыльца, где он охранял дверь с мечом в руках и с устрашающим видом отпугивал детей, которые прятались в засаде, наблюдая за необычными посетителями.
Охрана у дверей являлась и своевременным предупреждением другим возможным гостям, что им вряд ли удастся воспользоваться этим пристанищем и чтобы они, не въезжая во двор, отправлялись искать ночлега еще куда-нибудь.
Вот в таком положении его и застали святые Братья.
Он очнулся от своих мыслей, как только раздались первые шаги по каменным плитам, которыми был вымощен двор. Он изменил положение и сел более прямо, по-прежнему придерживая меч, опущенный между колен, в то время как одетые во все серое монахи приблизились к ступеням с глиняными горшками, в которых принесли еду.
Они поклонились, пряча руки в складках одежды. Вейни выразил им неподдельную учтивость в ответ на это и в свою очередь поклонился им столь низко, насколько позволяла его поза.
— Можем мы узнать? — последовал традиционный вопрос. Он мог быть оставлен и без внимания. Но Вейни снова поклонился, еще раз выражая глубокое почтение к святым Братьям.
— Мы люди, находящиеся вне закона, — сказал он, — а я к тому же еще и беглый пленник. Мы никого не убили там, откуда пришли, и тем более в Бейне. Мы не будем трогать ни ваши стада, ни ваши луга, и не будем причинять никакого насилия и жестокости никому из живущих здесь. Мы просили только убежища.
— Все ли… — Последовало некоторое замешательство при очередном вопросе, который тоже задавался в случаях, когда дело касалось именно разрешения на убежище. — Все ли вы истинно человеческой крови?
Моргейн не надевала капюшон, когда они въезжали в монастырь. И она, в своей одежде, очень близкой к легенде, являла собой ее живое олицетворение, которое могло до смерти перепугать любого религиозного человека в Бейн-эн.
— Кроме, быть может, одного, — сообщил он им по этому поводу, — но она не является кваджлином. — Такой ответ вызвал явный испуг, который тут же отразился в их кротких глазах. И, скорее всего, благодаря легенде они уже поняли, кто приехал к ним, если только здравый ум позволял им поверить в это.
— Мы предоставим вам убежище, — сказали они, — всем, кто вошел сюда с миром. Это относится и к тем, у кого порочная кровь, и к тем, кто сопровождает их, если им это будет необходимо. Мы благодарны вам за рассказ о себе. После вашего отъезда мы совершим над домом обряд очищения. С вашей стороны было очень учтиво, что вы так разговаривали с нами, и мы будем уважать ваше уединение и никак не побеспокоим вас. Вы истинный сын человеческий?
— Я родился человеком, — ответил он и поклонился им еще раз. — Святые Братья, — добавил он, когда они уже повернулись и собрались уходить. Они посмотрели на него, все как один кротко, все с одинаково загорелыми лицами и все с одинаково терпеливыми манерами, как будто у них всех было одно сердце, которое и управляло ими. — Помолитесь за меня, — попросил он их. И продолжил, поскольку при этом он должен был бы подать им хоть какое-то подаяние, просто как знак милосердия: — У меня нет ничего, что я мог бы дать вам.
Они поклонились почти одновременно с ним.
— Не придавайте этому значения, добрый человек. Мы помолимся за вас, — ответил один из них. С этим они удалились.
Когда солнце начало опускаться, надвигающиеся сумерки принесли с собой холод. Пока у него были силы бороться со сном, он продолжал дежурить, хотя время, когда он должен был разбудить Рина, давно прошло. Наконец, когда силы все-таки начали оставлять его, он спустился вниз по ступеням, чтобы собрать все, что принесли монахи. Он перенес в дом глиняные горшки, после чего мог уступить место у дверей Рину.
Моргейн проснулась. В горшках, которые принесли монахи, был черный хлеб, мед, соленое масло, мясная похлебка, вареные бобы, которые немного уже остыли, но все равно понравились Моргейн, чье питание, как он подозревал, в последние дни было более чем скромным. Он выделил Рину его порцию, с которой тот отправился прямо на ступени, где голод и аппетит скомпенсировали неудобство обеденного стола.
Для лошадей Братья также принесли несколько охапок сена и меру с зерном, что не прошло незамеченным для Вейни. Он даже отсыпал часть зерна в багажные мешки, припасая его для будущего путешествия. В наступающих вечерних сумерках, когда солнце почти скрылось за западными склонами гор, Рин устроился на ступенях лестницы со своей арфой. Он негромко напевал одному ему известные песни, аккомпанируя сам себе. Его тонкие изящные пальцы извлекали из струн удивительные по красоте звуки, послушать которые пришли к воротам даже некоторые монахи, временно оставив свою работу. Рин улыбался, глядя на них отсутствующим взглядом. Но их настроение сильно изменилось, когда в дверях появилась Моргейн. Одни из них пытались даже осенить ее крестным знамением, до смерти перепуганные, и это, казалось, сильно опечалило ее. Она вежливо поклонилась им и, получив ответные поклоны, вернулась в дом, где было тепло от горевшего камина.
— Мы должны уехать сегодня ночью, — сказала она, когда Вейни присел на камни рядом с ней у огня.
Он был очень удивлен таким неожиданным решением.
— Лио, для нас нет более безопасного места, чем это.
— Я не собираюсь отсиживаться в убежищах, — сказала она. — Моя цель — Иврел и больше ничего. Считай, что это мой приказ, Вейни.
— Да! — коротко отреагировал он и поклонился. Она внимательно посмотрела на него, когда он выпрямился, и нахмурилась.
— Что это? — спросила она, указывая рукой на его затылок и шею. Его рука сама собой поднялась, ощупав косо срезанные концы волос, а лицо слегка покраснело.
— Лучше не спрашивай, — сказал он.
— Ты илин, — сказала она, и в ее тоне угадывалось осуждение. — Это сделал ты или?…
— Таков был мой выбор.
— Что же произошло на самом деле в Ра-Моридже между тобой и твоим братом?
— Ты приказываешь мне рассказать?
Ее губы были напряжены, а серые глаза готовы были пронзить его насквозь. Возможно, она понимала скопившееся внутри него страдание.
— Нет, — последовал кроткий ответ.
Было не в ее правилах оставлять что-либо невыясненным, тем более если оно угрожало ее безопасности. Он понимал ее интерес к происходившему в Ра-Моридже и был благодарен за то, что не понадобилось давать полный отчет, и уселся на теплые камни, слушая звуки арфы и наблюдая за силуэтом восхищенного лица Рина, все еще различимого в надвигающихся сумерках на фоне поросших хвойными деревьями зеленых холмов и монастырской церкви с высокой колокольней. Песня неожиданно оборвалась: прядь волос случайно упала на лицо певца, и он отбросил ее движением головы. Но руки продолжали свое движение по струнам, негромко выводя мелодию, как бы отдавая дань этому месту и монахам, которые с восхищением слушали ее.
Вскоре зазвонили колокола, напоминающие о том, что приближается вечерня, серые цепочки монахов вновь потянулись к святой обители, и, казалось, с их уходом сумерки стали надвигаться еще быстрее.
Путешественники еще раз перекусили остатками монастырской еды и устроились спать, хотя бы на часть ночи.
Но уже очень скоро Моргейн, которая дежурила на этот раз, растолкала их и приказала собираться в дорогу.
Тонкая красная полоса близкого рассвета уже появилась на горизонте.
Снаряжение было быстро собрано, лошади оседланы, и Моргейн в последний раз погрелась у камина, бросив прощальный взгляд на приютившую их комнату.
— Я не думаю, что они ожидают получить от меня какой-либо подарок на прощанье, — наконец сказала она. — Да мне и нечего им дать.
— Они постарались освободить нас от этих забот, — сказал Вейни, заверяя ее в том, что им не о чем беспокоиться, и было несомненно, что и в его мешке не было ничего интересного для святых Братьев.
Рин немедленно проверил свои вещи, и нашел лишь несколько монет, которые он и оставил на кровати. Всего лишь несколько мелких монет.
Они уже ехали по дороге, и лучи восходящего солнца едва-едва пробивались через утреннюю дымку, когда Вейни вспомнил про арфу и не увидел ее, как обычно, за спиной Рина.
Вместо этого там находился лук, чем Вейни был откровенно опечален. Позже он увидел, что и Моргейн заметила это и уже приготовилась сказать что-то на этот счет, но вовремя удержалась. Таков был выбор юноши.
Среди жителей Бейна существовало поверье, что монастырь Бейн-эн являл собой осколок, оставшийся здесь еще от времен сотворения Небес. Это был поистине райский уголок. Чем бы он ни был на самом деле, сущей правдой было то, что это место превосходило по красоте даже Моридж. Хотя на дворе стояла зима, золотистые пастбища и зеленые кедры придавали ему сказочную красоту и изящество, а могучая горная цепь, образованная массивами Кэт Вредж и Кэт Сведжур, окружала долину грядой заснеженных вершин. Недалеко проходила прямая дорога с изгородью вдоль нее, что можно было встретить только в Бейне. Два раза им попадались деревни, расположенные вдоль нее, отливающие золотом соломенных крыш, как будто дремлющих под зимним солнцем, с белыми стадами овец, пасущихся рядом с избами и похожими на плавающие облака.
Один раз, когда им пришлось проезжать через такую деревню, они стали свидетелями небывалого, как им показалось, смятения: дети стояли с широко открытыми глазами, сбившись в беспорядочные кучки и прячась за материнский подол, а мужчины побросали работу и, казалось, не знали, что именно им следует делать. С одной стороны, они были готовы бежать за оружием, с другой стороны, им казалось, что следует готовиться к приему важных гостей. Такое неожиданное впечатление произвели на них путешественники.
Но, возможно, жители деревни просто ослепли от неожиданно яркого солнца, и вообще не видели ничего, или же убеждали себя в том, что не должны предпринимать никаких действий против путешественников, направляющихся на восток: в ту сторону едут только те, кто пришел сюда из Хеймура, а при них не следует хвататься за оружие, так как это может принести несчастье.
— Лио, — нас уже видело очень много людей, и поэтому так или иначе о нашем появлении узнают в Ра-Бейн уже к вечеру.
— К вечеру, — сказала она, — мы на самом деле будем уже вон за теми холмами.
— Если бы мы чуть свернули в сторону и попросили бы убежища в Ра-Бейне, то вполне возможно, что они и пригласили бы тебя, — настаивал Вейни.
— И поступили бы с нами так же, как это произошло в Ра-Моридже? — возразила она. — Нет. Я не соглашусь больше ни на какие задержки.
— К чему такая спешка? — запротестовал он. — Госпожа, мы все устали, и ты не являешься исключением в данном случае. После такого долгого ожидания, которое длилось почти сто лет, что значит один день задержки для отдыха? Да мы могли бы и не уезжать из монастыря.
— Ты не готов продолжать путь?
— Готов, — заверил он, но это была вынужденная ложь. На самом же деле он чувствовал себя разбитым, все его кости буквально разламывались от боли, но с другой стороны, он был уверен, что и она находится не в лучшем состоянии, и ему было стыдно выставлять напоказ свои недуги. В нее вновь вселился тот самый дух, который принуждал ее идти к Иврел несмотря ни на что. Вейни уже знал, что значит встать на ее пути в такой момент, и если ее нельзя было убедить в необходимости даже короткой задержки, то и речи не было о том, чтобы совсем отговорить ее от этого предприятия.
Когда солнце светило им уже в спины, а день клонился к вечеру, отливая красным закатом на снежных вершинах Кэт Сведжур, поднимавшимися прямо пред ними, Вейни оглянулся назад, чтобы проверить дорогу, как обычно делал время от времени.
На это раз он увидел там именно то, чего опасался увидеть: их преследовали.
— Лио, — негромко окликнул он Моргейн. И она и Рин почти одновременно взглянули в ту сторону, куда показывал Вейни. Лицо Рина побледнело.
— Скорее всего, они сменили лошадей в Ра-Бейне, — заметил он.
— Это как раз то, чего я и боялась, — сказала Моргейн. — Ведь между Мориджем и Бейном нет ни войны, ни кровной мести.
И она чуть пришпорила Сиптаха, переводя его на легкую иноходь. Вейни же вновь посмотрел назад. Всадники упорно приближались, и их лошади были явно в лучшей форме.
— Мы должны добраться до холмов, чтобы самим выбрать место, где произойдет наша встреча. Это, я думаю, должно произойти еще до приближения к границе, — сказала Моргейн. — Я не хочу этого сражения, но оно, рано или поздно, все равно будет навязано нам.
Вейни тем не менее еще раз взглянул назад. Он уже догадался, кто преследовал их, и ощущал свинцовую тяжесть в желудке. Один раз он уже совершил братоубийство. Сражаться же и убивать по приказу лио было долгом каждого илина, пусть даже дело касалось его собственной семьи. Это было жестоко, но тем не менее таков был Закон.
— Возможно, это Нхи, — сказал он, обращаясь к Рину, — и ты не должен участвовать в этой стычке. Ведь ты не илин, и до тех пор, пока ты не поднял руку против Эриджа и твоих родственников, ты не можешь считаться отверженным. Поэтому я предлагаю тебе покинуть нас. Иди домой.
Лицо Рина отражало полное внутреннее смятение. Но в его взгляде одновременно чувствовалось и присутствие мужского духа. Это уже не был просто капризный взгляд ребенка, который не собирается уступать своего.
— Делай так, как он говорит, — настаивала Моргейн.
— Я поклялся, — сказал он, — что не отступлю.
Таков был финал этого короткого разговора. Он был свободным человеком, этот Рин. Он пошел тем путем, который выбрал, и это был путь отверженных. Вейни был очень раздосадован тем, что на поясе Рина был только короткий меч, символ Чести, и не было длинного боевого меча. Но, с другой стороны, такие как он, в сущности еще дети, не умели обращаться как следует с длинным мечом в настоящем бою. Ему было безопасней воспользоваться луком.
— Тебе знакома эта дорога? — спросила Моргейн.
— Да, несомненно, — ответил не задумываясь Вейни. — Но она так же хорошо известна и им. Едем.
И он свернул на дорогу, расположенную между холмов и проходящую недалеко от въезда в Корис, где, по его мнению, Эридж меньше всего мог преследовать их. Эта дорога ближе всего примыкала к Айрен.
Лошади должны были все время скакать иноходью, несмотря на то, что им все время приходилось преодолевать подъем. Он с беспокойством взглянул через плечо, чтобы выяснить, как обстояли дела у тех, кто был сзади.
Их преследователи несомненно получили свежих лошадей, чтобы так неотрывно преследовать их, и это произошло, скорее всего, не без участия правителей Ра-Бейна. Но как там на самом деле относились к ним и к их преследователям, с уверенностью сказать не мог никто.
Впереди, кроме того, находились передовые заставы Бейна, расположенные в районе Кэт Сведжур и состоящие преимущественно из вооруженных луками стрелков и очень небольшого числа всадников. Путь беглецов лежал мимо них.
Вейни выбрал темп, который считал самым подходящим, и продолжал придерживаться горного ответвления дороги, несмотря на желание Моргейн воспользоваться ее нижней веткой, пролегающей ближе к долине.
Их преследователи, без сомнения, хотели захватить их сами, хотя могло иметь место и некоторое соглашение между правителем Бейна и Эриджем: курьер с головокружительной скоростью наверняка мчался всю ночь, чтобы предупредить об их побеге передовые посты около границ Бейна. Он надеялся все же, что этого не произошло, потому что маршрут, по которому они сейчас продвигались, пока не был перекрыт: в противном случае град стрел уже давно заполнил бы все пространство вокруг них.
Те, кто был сзади, конечно, предпочли бы сначала убить под ними лошадей, если бы были уверены, что это им удастся. Впереди них был небольшой каменный форт Ирн-Сведжур, расположенный на высоком утесе.
— Мы не сможем проскочить под ним, — запротестовал Рин, думая, без сомнения, о лучниках. Но Вейни только подстегнул лошадь и пригнулся в седле. Моргейн вслед за ним сделала то же самое.
Теперь они были на расстоянии полета стрелы как сзади, так и спереди. Уверенные в том, что их крепость гарантирует абсолютную безопасность, стража смотрела вниз, наблюдая за безумцами, скачущими по горной дороге, недоумевая, кто из них враг, а кто друг: ведь и в Моридже, и в Бейне были весьма простые указания на этот счет. Те, кто едет на восток, друзья; те, кто едет на запад, — враги. Перед ними же были две группы всадников, которые словно безумные мчались на восток.
Вейни вновь оглянулся, когда они удачно миновали опасное место. В этот момент он обратил внимание на то, что один из всадников отделился от группы преследователей и поскакал по направлению к крепости. Он посылал проклятья и требовал, чтобы гарнизон Ирн-Сведжур как можно скорее отправлялся в погоню за беглецами. Он увидел также, как зашаталась и упала лошадь Рина.
На открытом месте, под надвигающимся градом стрел, лошадь мышиной масти закончила свой путь в самый разгар погони. Вейни начал сворачивать к тому месту, где выступ скалы давал хоть какое-то укрытие от стрел. Здесь он спрыгнул с седла, держа в руке меч и лук, и, оставив Черного под скалой, бросился на дорогу. Моргейн тоже спешилась, чтобы помочь ему прикрытием, держа Подменыш в руке. Вейни не сомневался, что и черный предмет, изрыгающий молнии, был на своем месте — на поясе.
Когда он, задыхаясь, подбегал к стоящему на дороге Рину, то поднимать лошадь было уже бесполезно, так как в нее почти на его глазах попала стрела.
— Рин! — закричал Вейни. Его голос, ломающийся и хриплый, относило ветром, но Рин услышал и, спотыкаясь, пошел в его сторону. Рука Рина была залита кровью, из нее торчала черная стрела. Он не мог даже натянуть лук, который теперь был ему бесполезен. Всадники уже приближались к ним, а четверо были ближе всех: Нхи, Маай, и с ними Эридж.
Вейни с некоторым запозданием выхватил меч из ножен и в этот момент увидел, что Моргейн сделала то же самое, но поскольку он знал, что именно она выхватила, то не стал делать попыток защищать ее с фланга. Мерцающий опал вновь ожил в ее руке, всасывая стрелы и заставляя их терять свою цель, отправляя в неизвестность их, а за ними и кричащих от ужаса людей.
Ветер завывал, подгоняемый этим вихревым потоком, меч подчинялся уверенно державшей его руке, и в результате ничто не задело их, ничто не прошло сквозь мерцающую паутину, которую он соткал в воздухе. Сквозь волнистую зыбь Вейни увидел темную разгневанную фигуру Эриджа, свернувшего в сторону с гибельного пути, которого другие не избежали.
— Нет! — кричал Вейни, хватая Рина, который тоже закричал и бросился из укрытия вперед, в пространство между поднятым вверх клинком и всадниками.
И его поглотило вместе с ними.
В одно мгновенье Моргейн отвернула лезвие в сторону, но спасительное движение запоздало: ее лицо было переполнено ужасом в тот момент, когда всадник налетел на нее, заставляя отступить в сторону.
Вейни почти разрубил его лошадь, бесчестно, в припадке отчаяния, свалив ее вместе с всадником, и тут же убил нхи Брена, который никогда не причинял ему никакого вреда. Он даже почувствовал головокружение при виде крови, глядя на агонизирующие трупы. Теперь большая часть нападавших оттянулась назад в расчете укрыться в кустах или высокой траве от все еще преследующих их огненных стрел, похожих на молнии. Около двадцати лошадей и всадников оставалось лежать на дороге, а вокруг них сухие деревья уже были охвачены тонкими языками трепещущего на ветру пламени: Подменыш в правой руке Моргейн все еще был обнажен.
Но другие спаслись. Вейни отчетливо видел среди них Эриджа, хотя он и знал, что его брат никогда и ни от чего не побежал бы. Тем не менее сейчас он был среди отступивших.
Вейни опустился на колени, опираясь на рукоятку меча, и пристально смотрел на содеянное ими. Моргейн продолжала стоять, по-прежнему держа в руках Подменыш, напоминавший тускло мерцающий опал. Как только она начала вдвигать его в ножны, он мгновенно принял обычный вид, не отличаясь от прозрачного стекла.
Она отдыхала, опираясь рукой о скалу, пока наконец, с ощущением огромной усталости, как будто накопившейся за столько лет и неожиданно свалившейся на нее, пошла прочь от этого места, лишь коротко взглянув на Вейни.
— Идем к лошадям, пока оставшиеся не пришли в себя и не начали новую атаку, — сказала она. — Идем, Вейни.
Она не плакала. Он заставил себя подняться и попытался поддержать ее, видя, что она вот-вот упадет. Ему в какой-то момент показалось, что она все-таки вот-вот заплачет, но она лишь на мгновенье прислонилась к нему, продолжая вздрагивать.
— Лио, — просительно обратился он к ней, — они не вернутся назад. Позволь, я один схожу и отыщу лошадей.
— Нет. — Она отстранилась от него и начала пристраивать оружие на пояс, а затем попыталась надеть перевязь для меча на плечо. Но руки дрожали и плохо слушались ее, и ему пришлось помочь ей справиться с этой несложной работой. Ощутив на себе привычную тяжесть оружия, она в последний раз огляделась кругом, и они поспешили на поиски лошадей, которые некоторое время были предоставлены самим себе.
Неожиданно из ближайших кустов перед ними выскочили люди в коричневой, серой, зеленой и пятнистой одежде. Это были люди Кайя, которые все время скрытно двигались вдоль их пути к Ирн-Сведжур. Среди них было много знакомых лиц, включая и Тоумена. Там были все, кого они встречали в Ра-Корис, самым последним появился и кайя Рох.
Предводитель Кайя быстро окинул взглядом дорогу, с ужасом глядя на дело рук своих недавних гостей.
Потом едва различимым жестом он подозвал Тоумена и отдал ему какие-то приказы, после чего Тоумен увел всех людей в лесные заросли.
— Идемте, — сказал Рох, обращаясь к Моргейн и Вейни. — Один из наших людей находится с вашими лошадьми совсем недалеко от дороги. Мы узнали их. Именно они и помогли нам отыскать вас, когда мы заметили, откуда эти лошади прибежали.
Моргейн смотрела на него с выражением внутренних сомнений, казалось, что она все еще не доверяет этому человеку, несмотря на то, что она совсем недавно провела целую ночь в его лесном дворце. Затем кивнула. Вейни вытер свой меч о траву: в отличие от оружия Моргейн, его требовало этого нехитрого, но ухода.
Идти пришлось действительно недалеко. Лошади ждали их, вычищенные сухой травой, и выглядели уже не такими усталыми. Хотя кайя не были профессиональными наездниками, они всегда очень заботились о животных, и Вейни поблагодарил их за это. И Моргейн поблагодарила их в свою очередь. Он даже не рассчитывал, что в таком настроении она сделает это.
— Можем ли мы остаться вместе с вами? — спросил Вейни, обращаясь к Роху и предполагая, что в надвигающуюся ночь им следует отдохнуть. Он и сам ощущал смертельную усталость.
— Нет, — сказала Моргейн, прерывая его довольно твердо. Она уже сняла Подменыш и теперь привязывала его к седлу, а затем подхватила и расправила запутавшийся повод на шее Сиптаха.
— Лио. — Вейни очень редко дотрагивался до нее. Сейчас же он схватил ее за руку и пытался настоять на своем. Но ледяной холод в ее глазах остановил слова, которые так и застряли у него в горле.
— Я тоже пойду, — сказал он тихо.
— Вейни.
— Да, лио?
— Почему все-таки Рин выбрал смерть?
У него задрожали губы.
— Я думаю, что он даже не знал, что делал. Ему казалось, что он сможет остановить тебя. Ведь он не был илин и не подчинялся Закону. Одним из тех людей был его господин и мой брат. Другим был Парен, его отец. И ему все равно пришлось бы потом уйти от нас.
Вейни подумал, что Моргейн проявит хоть какие-то признаки печали или огорчения, однако ничего подобного не увидел. Ее лицо оставалось жестким, и он отвернулся, чтобы не ощущать позора за гнев, который поднимался в нем не меньше, чем огорчение. С затуманенным взором он едва отыскал повод своего коня и быстро вскочил в седло. Моргейн уже была в движении: пришпоривала Сиптаха, подгоняя его вниз по дороге.
Рох уже некоторое время придерживал повод черного коня, потом взглянул на Вейни:
— Кайя Вейни, куда же она отправилась?
— Это знает только она, кайя Рох. Это ее дело.
— Мы, Кайя, имеем и глаза и уши в земле Моридж, и поэтому нам удавалось постоянно прослеживать ваш путь и наблюдать за происходящим. Мы ожидали даже возможного сражения, но только не этого…
— Я спешу, Рох. Отпусти повод.
— Я понимаю, что клятва илина сильнее голоса крови, — сказал Рох. — Но послушай, кайя Вейни, ведь они были твои родственники, те люди, оставшиеся на дороге.
— Разреши мне ехать, я еще раз повторяю, Рох.
Казалось, на лице Роха отражалась какая-то внутренняя борьба мыслей или желаний. Затем он еще крепче взялся за повод, пропустив руку под уздечку.
— Я провожу тебя до границы моей земли. Я знаю, что ты не заставишь сопровождать тебя пешком. Признаюсь, что мне не хочется иметь больше никаких неприятностей с Моргейн. Вы настроили против нас Лиф, и они до сих пор угрожают нам. Теперь вы бросили против нас и Нхи, и Маай, да еще и Хеймур в придачу. А сейчас и Бейн зашевелился. Эта женщина приносит с собой войны, как зима приносит снежные бури. Я проведу тебя очень тихо и безопасно. Мое присутствие рядом с тобой будет гарантией того, что люди Кайя, которые встретятся нам, не принесут тебе вреда, и они, в свою очередь, не пострадают, как это было с Нхи.
— Хорошо, поднимайся, — сказал Вейни, освобождая ногу из стремени. Рох был стройным и худощавым, но и под таким дополнительным весом лошади было нелегко. Тем не менее он все же слегка подгонял коня, чтобы не потерять Моргейн.
Моргейн не должна была бы загнать Сиптаха, это Вейни знал очень хорошо, и поэтому был уверен, что как только ее раздражение пройдет, она сбавит темп скачки. И действительно, вскоре он увидел ее в том месте, где дорога проходила через естественную арку, образованную деревьями. Светлая спина Сиптаха и ее белый плащ отчетливо выделялись в темноте.
Тогда он пустил Черного побыстрее, а она остановилась и ждала его, услышав звук копыт. Оружие вновь было в ее руке, но когда они подъехали, она уже убирала его.
— А, это Рох, — сказала она.
Ее щеки поблескивали от влаги. Вейни сразу заметил это и почему-то обрадовался. Он, как бы извиняясь, кивнул ей, и получил в ответ почти такой же кивок. Облизнув губы, она опустила руки на седло.
— Нам следует сделать привал, — сказала она благоразумно и тихо, в той же манере, которую Вейни очень хорошо знал за ней, — в любом месте, которое ты сочтешь безопасным.
