Глава 18
Неоднократно доводилось Джон-Тому выслушивать моряцкие байки о великих водоворотах посреди глубокого океана, но о таком, как этот, — никогда. Он был идеально круглым — настоящий вулкан вверх тормашками. Когда суденышко приблизилось к его краю, чудовище обрело голос под стать своему облику: низкий, басовый рокот. То был зов бездны.
Уже понимая, что все безнадежно, Джон-Том и Найк из последних сил налегли на штурвал. Тот не сдвинулся ни на дюйм. Под пронзительный вопль Хека, в отчаянии цепляющегося за леер, судно ринулось вниз. Его завертело, помчало по колоссальной зеленой стене, его то поднимала, то снова низвергала водяная карусель.
Джон-Том, почти лежа на палубе, видел все до самого дна. Водоворот обнажил самое ложе океана, там мрачно поблескивали донные пески. Принцессы рыдали в голос и старались утешить друг друга, а солдаты угрюмо прощались.
Рыбы и прочие морские твари, угодившие в объятия стихии, носились в воронке по спирали. Время от времени появлялся мусор: остовы затонувших кораблей, фрагменты разрушенных зданий, куски отполированной лавы, похожие на огромные черные головы с ожерелья колосса, массивные стволы деревьев, обкорнанные до самых толстых сучьев.
Кто-то настойчиво теребил Джон-Тома за рубашку. Он опустил голову — на него смотрел Найк. Взор мангуста пронизывал.
— Чаропевец, довольно говорить о том, что может, а чего не может произойти. Самое время заняться волшебством.
— Да… да, конечно.
Джон-Том заковылял к трапу, чтобы забрать дуару из надежного укрытия.
К растущему крену левого борта прибавилось вихляние. Пришлось что было сил вцепиться в снасти, чтобы не полететь в воду. Ансибетта взвизгнула, Сешенше от ужаса зашипела. Их несло с сумасшедшей скоростью. Кружились головы, перед глазами мельтешили живность и обломки…
У Джон-Тома взбунтовались внутренности. Впрочем, в этом он не был одинок — тошнота не видит различий между титулованными особами и простонародьем. Только Маджу, похоже, все было нипочем.
— Занятный способ отдать концы. — Выдр еще не растратил своей заразительной бодрости. Джон-Тому хотелось придушить его, однако чаропевец был способен лишь держаться за тросы и за свое самообладание. — Разбиться в лепешку о морское дно в компании с лучшим другом и полудюжиной настоящих принцесс, када они вдобавок соревнование устроили, кто кого переблюет. Ежели честно, я завсегда мечтал покинуть наш мир с некоторым шиком, вот так. — Он запрокинул голову и философически уставился в далекое — уже в сотнях футах — небо. — Это мне напоминает тот анекдот про учеников пекаря и его благоверную. Помнишь, там еще надо было дождаться, чтоб закваска поднялась?
Позеленевший от качки, Джон-Том так разозлился, что даже ответить не смог, однако это не отвратило Маджа от намерения дорассказать байку. Ничто не в силах его сломить, и если даже суждено умереть, он посмеется последним.
Однако некто посторонний оценил шутку.
Кругом все завибрировало от глубокого рева, схожего с грозным рокотом водоворота, и все же чуточку иного. В разнообразных модуляциях крылся намек на то, что издающая их персона более разумна, чем крутящаяся дырка в море.
— Что… что это?
Цветом лица Джон-Том уже напоминал гороховый суп.
Рядом Найк с трудом держался за поручень. Его мех скрывал любые перемены в окраске кожи, однако о самочувствии было легко судить тю голосу.
— Не имею… понятия.
— Это очень похоже на… на… — Джон-Том заставил себя отвернуться от борта. — Мы правда немного замедлили ход, или мне только кажется?
— Просто мы падаем не слишком быстро, — обморочным голосом предположил мангуст.
— Нет. — Джон-Том обнаружил, что усилием воли можно слегка успокоить желудок. — Мы определенно перестали падать. И я знаю, что это за звук. Смех.
— Смех? — У лейтенанта надулись щеки. — Да кто здесь может смеяться, кроме бессердечного рока?
Джон-Том заковылял к выдру.
— Мадж… неплохая была хохма.
— Рад, че тебе понравилось. Как настроение? Впрочем, сейчас это не так уж и важно.
— Ты анекдот рассказал. И это вызвало отклик.
Чаропевец уже не был уверен, что шум доносится снаружи, а не раздается у него в ушах.
— Отклик? Я тока привел масенькую аналогию между нашим положением и дочерьми пекаря.
Снова оглушительно заухало. Джон-Том резко повернулся, диким взором окинул водную круговерть.
— Вот, опять! Это водоворот! Это наверняка водоворот!
«Е-мое, — подумал выдр, — бедолага сошел-таки с катушек под занавес».
— Чувак, водовороты не смеются. Ну, можа, булькают, ревут там…
— Разве от бульканья и рева так уж далеко до смеха? Ты не заметил, что мы спускаемся медленнее? А ну, давай еще анекдот.
— Еще анекдот?
— Ну, стебную байку, похабную частушку, дубовый каламбур. Их же у тебя пруд пруди.
— Медленнее спускаемся, говоришь? А че, кореш, я, можа, и вспомню феньку-другую. Ага, вот… — Выдр с явным облегчением принялся рассказывать бородатую историю, в которой участвовали жеребец, две ночные бабочки и богатый, но никогда не просыхающий банкир. Голубизны в ней было куда больше, чем в прояснившемся небе. Когда Мадж с типично выдровым смаком добрался до долгожданной пикантной кульминации, Пиввера возмущенно затявкала, Квиквелла невольно обмотала рыло в несколько витков языком, у Ансибетты лицо приобрело самый чарующий оттенок розового; подобным же образом отреагировали и другие принцессы. Хек и Пауко попадали бы от хохота, если бы и так уже не катались по палубе совсем по иной причине, и даже морда вечно унылого Караукула расплылась в ухмылке.
Что до водоворота, то из его глубин исторгся взрыв гомерического хохота, с которым не мог соперничать даже рев кружащихся вод. Джон-Том не верил своим глазам: обреченный корабль двинулся вверх.
— Провалиться мне на этом месте! — Чаропевец перегнулся через борт и вгляделся в море под килем. — Мы поднимаемся! — Он выпрямился и крикнул остальным: — Водоворот нас отпускает!
— Ура!
Ансибетта бурно опорожнила желудок и легла пластом на мокрую палубу. Умаджи и сама была не в лучшей форме, однако опустилась на колени — помочь подруге.
А Джон-Том вдруг почувствовал, что его внутренности пришли в порядок. Выходит, юношеские занятия серфингом, катание на волнах в Зуме и Санта-Монике не пропали втуне. С внутренним равновесием восстановилась и способность здраво соображать.
— Давай, давай, — велел он выдру. — Чем смешнее, тем лучше.
— Слышь, чувак, не надо на меня давить. Я тебе че, мешочек смеха?
— Мадж, действуй! Я же знаю! У тебя в загашнике тысяча сальных баек и столько же хохм. Не жадничай.
Выдр поспешно выложил еще парочку любимых анекдотов, и тут раздался новый звук. Не рев воды, не взрывы непонятного хохота, а нечто совершенно иное.
«Мало ему смеха, так он еще и разговаривает», — изумился Джон-Том.
Сказано было следующее:
— Шикарно, замечательно! А ну-ка, теперь моя очередь.
— Почему бы и нет? — Выдр подскочил к борту, ловко пригнулся, и тугой комок бурых водорослей пролетел мимо. — Еще ни разу не травил анекдоты в компании с силами природы.
Опасно скрипел корабль. Джон-Том ждал и гадал, что же это за шутка такая, способная целый флот бесследно отправить в водяную преисподнюю и ржать над пошлыми шуточками.
— Ну, короче, плыли по морю два кашалота, — пророкотал водоворот, — а еще — рыбацкая барка.
— Ага, ага, валяй, — азартно понукал Мадж.
Выслушав фенечку до конца, выдр зашелся гоготом. Найк ухмылялся, Пауко же ничего не понял и только растерянно смотрел на спутников. Алеукауна зажала рот ладошкой и хихикала. Джон-Том нашел анекдотец посредственным, но счел за лучшее хохотать, как от щекотки.
Между тем судно поднялось еще футов на сто, синий небесный круг вверху основательно расширился. Долго ли это продолжалось, Джон-Том не взялся бы сказать. Мадж с водоворотом перекидывались хохмами, пока рокот воды и ржание выдра не превратились, казалось, в одно целое. Тем временем спутники водяной крысы слабо цеплялись за что попало и призывали к порядку свои внутренности; кораблик медленно, но верно шел к выходу из воронки. Они не могли внести свою лепту в дело коллективного спасения, оставалось только молиться и надеяться, что Мадж не ударит мордой в грязь, конечно, не считая грязных шуточек.
Сияющие нотки, оставив свое место перед бушпритом, повисли рядом с Джон-Томом. Они то и дело весело позвякивали, словно улавливали смысл анекдотов. «Отчего бы и нет? — размышлял Джон-Том. — Музыкальным шуткам имя — легион, кто только из великих композиторов ими не баловался».
— Боже, помоги нам, — прошептал он.
В вышине манил растущий синий круг неба. Пленники водоворота уже почти выбрались. Почти, но не совсем.
— Мадж, не умолкай, — потребовал Джон-Том. — Ты отлично поработал. Теперь попроси, чтобы он нас отпустил.
Выдр кивнул и повернулся к кружащейся пустоте.
— Ну, старая воронка, че ты на это скажешь? Как насчет того, чтоб нас выплюнуть?
— Нет, нет, — загромыхал в ответ катаклизм. — Еще анекдотов! Еще смешнее! — Кругом раскатывалось водянистое эхо призрачного, бестелесного голоса. — Оставайтесь со мной, будем хохмить до скончания века.
— Не, я, конечно, люблю это дело, но чтоб до скончания века языком трепать — тут ты, шеф, загнул.
Выдр вопросительно глянул на Джон-Тома, тот сочувственно кивнул. Мадж глубоко вздохнул и вернулся к своей распутной проповеди.
Судно больше не тонуло и не поднималось, оно повисло на внутренней поверхности водоворота в двадцати футах от верха. «Что двадцать футов, что двадцать миль — сейчас никакой разницы», — подумал Джон-Том. Мадж, с регулярностью конвейера выдавая байки, покупал себе и товарищам драгоценные минуты жизни.
И тогда Джон-Том решил: пора вмешаться.
Он взял дуару. Двое солдат ободренно захихикали. Чаропевец, глядя в жуткую яму, колебался: что петь? Понятное дело, требовалась максимальная аккуратность. Если остановить водоворот, исчезнет центробежная сила, прижимающая корабль к водяной стене, и тогда на палубу обрушатся тонны воды, разобьют суденышко в щепки. А если разозлить монстра, может произойти вообще неизвестно что. Нельзя ли как-нибудь договориться с этим явлением, чтобы оно отпустило пленников? Можно ли вообще в чем-то убедить дырку в океане?
— Ой, смешно, ой, смешно! — громыхал водоворот, отзываясь на очередную штучку Маджа.
Выдр предупреждающе глянул на друга.
— Чувак, ты б лучше че-нибудь придумал, да побыстрее.
— Что, хохмы кончаются? — спросил Джон-Том.
— Да нет, не хохмы. Голос кончается. Я уже хриплю.
С этим Джон-Том спорить не мог — его товарищ и правда осип. Было очень сомнительно, что водоворот способен понять и простить ларингитчика.
Но тут чаропевца посетила спасительная идея.
С дуары так густо и быстро повалил серый туман, что поначалу казалось, будто все пошло совершенно вопреки задуманному. Никогда еще Джон-Том не пел и не играл столь громко. Даже нотное облачко спряталось и теперь тревожно выглядывало из люка. Принцессы, по-прежнему страдающие от тошноты, сообразили: происходит нечто из ряда вон выходящее.
Кружение вод начало замедляться, вибрирующий голос неуверенно осведомился:
— Что такое? В чем дело? Это не шутка. Я это чувствую!
— Парус! — Найк бросился к штурвалу. — Скорее ставьте парус!
— Наш лейтенант сошел с ума? — опешил Пауко.
— Нет. — Караукул прислушивался к своему желудку. Тому очень помогло, что корабль уже не бегал кругами. — Мы плаваем на краю гибели, но теперь есть ветер и спокойная вода. Мы пойдем не право руля и не лево руля, не норд и не зюйд, а вверх!
Водоворот перестал вращаться. Из-за разницы в температурах от обнаженного морского дна к поверхности океана тек прохладный ровный ветер. Он наполнил паруса и понес кораблик ввысь.
Джон-Том вовсе не был уверен, что это происходит благодаря чаропению. Но, поскольку мангусты развили бурную деятельность, он играл и пел. А вокруг водоворот по-прежнему выражал смятение и огорчение. Под углом шестьдесят градусов суденышко карабкалось наверх, подгоняемое порывами ветра из пучины. Карабкалось медленно, трудно. Упрямо не желало задирать нос, предпочитая двигаться по горизонтали. С такой скоростью понадобится неделя, чтобы достичь поверхности, а Джон-Тому столько времени не пропеть.
А затем водоворот снова закрутился… в обратном направлении.
— Этого не может быть… — Джон-Том обеспокоенно глянул за борт. Парус против мощи водоворота был бесполезен, но они все быстрее мчались вверх. Разница заключалась лишь в том, что теперь они двигались задом наперед, против часовой стрелки. Вестибулярная система страдала от этого непередаваемо.
— Чувак, че ты наделал?
Мадж, чтобы не упасть, ухватился за снасти.
— Проклятье! Я слишком долго играл! Надо было остановиться, когда он замер. — Пытаясь восстановить равновесие, Джон-Том уставился на воющую, крутящуюся водяную стену. — Там, откуда я пришел, считается, что проигрывание музыкальных произведений задом наперед создает мистический эффект.
Я хотел только, чтобы прекратилось кружение, но, похоже, запустил водоворот вспять.
Кораблик знай себе наращивал скорость, полный решимости Найк не выпускал штурвал из лап.
— Всем приготовиться! Как только мы доберемся до поверхности, понадобится предельная скорость, чтобы уйти отсюда!
— Есть, командир! — закричали его солдаты.
Джон-Том не отрывал пальцев от струн дуары. Кто знает, что произойдет, когда парусник выберется из воронки. Очень даже может пригодиться еще одна ускорительная чаропесенка.
Крутясь, мимо пронеслось брошенное командой трехмачтовое судно с изорванными в клочья парусами, а за ним следовал начисто сбитый с толку косяк тунцов. Выныривали громадные куски кораллов, отломанные от неизвестного рифа, и угрожали пробить корпус. Поверхность водоворота наполнилась мусором.
— Откуда это все? — изумился Найк.
Мадж охотно предложил свою версию.
— Джон-Том заставил его бежать задом наперед, и чувака от этого, кажись, маленько замутило. — Выдр еще крепче сжал канат. — Баш на баш, все честно. Пущай теперь он поблюет!
— Всем держаться!
Джон-Том перекинул дуару за спину и, обвив руками мачту, прижался к ней что было сил.
Из глубин водоворота раздался невероятный, неистовый клекот, а потом произошел маниакальный рывок. Вместе с полудюжиной утонувших кораблей, тоннами кораллов, косяками ошалело мечущейся рыбы, со всевозможным прочим хламом они полетели вверх. С оглушительным «плюх» суденышко упало на воду в сотне ярдов от края воронки. И не перевернулось при этом кверху килем благодаря везению, а вовсе не чаропению. Оно подпрыгнуло несколько раз, как поплавок, и застыло на спокойном море; с палубы и бортов стекала вода. С такелажа зелеными флажками свисали водоросли. Солдаты кое-как встали на лапы и занялись оснасткой и парусом, а водоворот тем временем булькал и мощно рыгал.
— Ветер! — Найк растерянно глядел на повисший парус. — Где наш ветер?
Стоило ему это сказать, как объявился легкий ветерок. Парус он наполнял с мучительной неспешностью, но дело свое все-таки сделал. Кораблик побежал, и снова его вело на юг облачко музыки. Оживленно загомонили измученные принцессы. Позади мало-помалу стихали взрыгивания прихворнувшего морского чудища.
Некоторое время судно шло среди всплывших донных отложений: древних досок, расколотых килей давно затонувших кораблей, кусков рангоута, обшарпанных весел и нактоузов. С изумлением глядели путешественники на проплывавшее мимо старинное судно в двадцать раз больше их скорлупки. У него была одна мачта в центре палубы и четыре яруса весельных портов, из них торчало по дюжине, а то и больше весел величиной с Клотагорбово Древо. Оставалось только гадать, кого набирали в команду корабля.
Выныривали стеклянные поплавки от рыбацких сетей, ударялись о днище и плыли, качаясь, мимо, как пузыри из великанского акваланга. Измочаленные канаты, изодранные паруса так и норовили намотаться на руль.
Совершенно неожиданно для всех Мадж освободился от одежды и скакнул за борт.
Джон-Том бросился к лееру, а за его спиной Умаджи чопорно прокомментировала:
— Ох уж эти мне водяные крысы! Они всегда непредсказуемы.
— И крайне неуравновешенны.
Сешенше пыталась высушить мех.
— Я бы попросила… — начала Пиввера.
— Речь идет только о простолюдинах, — поспешила объяснить горилла, и принцесса Тренку-Ханская успокоилась.
— Право руля! — с отвращением пролаял Пауко. — Полный разворот, командир!
Джон-Том с Найком налегли на штурвал, заставив неуклюжее судно заложить крутой вираж и вернуться к появившейся из воды голове Маджа. Выдр весело махал лапой, стоя, как им показалось, на большой полированной доске красного дерева.
Приблизившись, путники увидели, что Маджев плот имеет изогнутый верх и опоясан густо покрытыми патиной бронзовыми полосами.
— А ну-ка, кореша, пособите!
Мадж протянул лапу и ухватился за свисающий с борта трос.
С подъемом находки пришлось повозиться. Снова и снова Мадж нырял, чтобы продеть канаты в заросшие ракушками петли. Мангусты приспособили лебедку, а после всем, даже принцессам, пришлось объединить усилия, чтобы переправить древний сундук на палубу.
— Берегись! — выкрикнула Алеукауна, когда протестующе застонала импровизированная лебедка, не справляясь с возложенной на нее задачей. Все бросились врассыпную; тросы полопались, и сундук грохнулся на палубу. Доски выдержали, а изъеденные бронзовые оковы — нет. Когда они порвались, треснуло и крепкое старое дерево. Наружу хлынула радужная блестящая струйка.
Голый, мокрый Мадж подлетел к находке и что было сил ударил по пружинному засову. Откинулась крышка, выдр проворно скакнул внутрь.
Спустя мгновение из сундука донесся довольный голос:
— А ну, чуваки и чувихи, подходите, гляньте. Такое зрелище утешит сердце самого жадного искателя сокровищ.
Все сгрудились вокруг раскрытого сундука. Он был на три четверти заполнен маленькими золотыми монетами, самая крупная — не больше Джон-Томова ногтя. Среди денег, как кусочки мяса в супе, виднелись кольца, ожерелья, тиары, ручные и ножные браслеты, декоративные цепочки и прочие украшения из платины и золота, украшенные всевозможными драгоценными камнями и эмалями. Мадж еще повозился, щель в боку сундука расширилась, и радужные краски с преобладанием солнечной полились на палубу.
Мадж выбрал золотой монокль, окаймленный изумрудами, и вставил в правый глаз. Линза была выточена из бледно-голубого алмаза чистейшей воды.
— Ну, Джонни-Том, че скажешь? У меня теперь глаз-алмаз!
— Как будто раньше ты жаловался на зрение!
— Эх, приятель, да разве в этом дело? Главное — чтоб зрение обострялось у всех, кому я попадусь на зенки, вот так.
Между тем августейшая любовь к побрякушкам получила мощнейший толчок, и принцессы роем кинулись к сундуку. И дело было не в найденных богатствах, а в их изысканности.
— Сережки! — торжествующе закричала Ансибетта, доставая двумя пальцами висюльки из золота и платины. Никакой рыбак не поднимал свой улов с такой же гордостью.
Алеукауна надела на шею ожерелье из розовых кораллов и черных жемчужин, а Сешенше примеряла тяжелые малахитовые браслеты с императорскими топазами и аметистами.
— Наконечники для когтей! Я вижу наконечники для когтей! — Квиквелла запустила лапы в золотые сокровища, а рядом с ней Пиввера возбужденно искала подходящее кольцо на хвост.
Солдаты стояли поодаль и прозаически наблюдали за суматохой.
— Я не жадный, — заметил Хек. — Мне вполне хватит бушеля-другого золота.
Пауко кивнул.
— Эге! — по пояс утонувший в золоте Мадж выпрямил спину. — Дамочки, а как насчет меня? Это я нашел клепаный сундук, пока вы все бранили старину Маджа за невинное желание искупнуться. А значица, главная доля — моя!
Принцессы, возбужденные сверх всякой меры, не обратили на него внимания.
— Ну, оставьте мне хоть паршивый браслетик!
Джон-Том стоял, сложив руки на груди, и скромно помалкивал. К нему подошел Найк.
— У вашего друга есть кладоискательская жилка. Я бы никогда не узнал сундук в какой-то плавучей штуковине. К тому же я слишком устал, слишком занят был раздумьями о бегстве.
— То — мы с вами, а то — Мадж. Отрубите ему все четыре лапы, выколите глаза, проткните барабанные перепонки, он все равно унюхает серебряную монетку, закатившуюся в щель между половицами в таверне. Наверное, это особый талант.
Найку находка явно пришлась по душе.
— По крайней мере, если корабль не выдержит пути, есть на что приобрести иной. И с приличными запасами теперь хлопот не предвидится.
— Забавно, знаете ли…
Взор Джон-Тома устремился вдаль.
Мангуст, задрав голову, уставился в лицо долговязого человека.
— Вы находите такое сокровище всего лишь забавным?
— Нет, я о другом. За все эти годы мы с Маджем столько путешествовали, столько всего повидали, такие опасности пережили, а сокровища находим в первый раз. Знаете, дело, наверное, в том, что мы никогда не охотились за кладами. Мы всегда искали что-то другое. И тут, посреди чужого моря, практически натыкаемся на состояние, которого я даже в горячечном бреду не смел вообразить.
Лейтенант долго молчал, потом предположил:
— А может быть, ваши труды вознаграждены в иной, высшей плоскости? Наверное, вы сделали карьеру праведника.
— Да ну, что вы. Оно, конечно, очень хорошо творить добро и преследовать благородные цели, но и кубышку с золотишком иногда найти не вредно. Талея будет рада. И Виджи. Они любят красивые вещи.
— Боюсь, я вас не понимаю, — сказал Найк, наблюдая, как Мадж препирается с дамами. — Разве вы не способны добывать золото и драгоценности с помощью чаропения, когда пожелаете?
— Ни в коем случае. У высших сил это дело, так сказать, под запретом. Иначе бы ни один чародей не заставлял себя подниматься рано поутру и браться за работу. Все бы ушли на пенсию и жили припеваючи. Я не стараюсь понять законы магии, но Клотагорб в них искушен. По его словам, тут замешана этическая физика. А научная сторона этого явления — не для моих скромных мозгов. Если маг переступит грань приличия, то превратится в капризного старого дракона и закончит свои дни, охраняя в затхлой пещере никому не нужные сокровища и дожидаясь, когда появится мускулистый белокурый и бесстрашный герой с мозгами под стать своим бицепсам и вырежет его сердце. Короче, вряд ли вам удастся набить карманы с помощью волшебства и рвануть в Лас-Вегас. Нет, увольте. Я предпочитаю иметь семью и профессию и жить спокойно.
Он кивком указал на сундук.
— Впрочем, предубеждения против честно найденных деньжат у меня нет.
— Кажется, я вас понял.
По лицу чаропевца медленно расползлась улыбка.
— Так что спасибо Маджу, старому шельмецу, — он наконец отыскал нам сокровища.
Чаропевец пригляделся к большой тиаре на голове Умаджи — она придала царственности потомку Туурских владык.
— Странная гравировка. Что-то не узнаю ни стиля, ни языка. Лейтенант, а вы не желаете поучаствовать в дележе?
— Трофеев хватит на всех. Пускай дамы потешатся вдосталь. Для них подобное богатство ничего не значит, в то время как внешность означает все. Придет время, и мы с солдатами утолим свои плебейские аппетиты.
— Эй, остроухая, а ну, сымай! — Мадж потянулся к мерцавшему на шее Сешенше ожерелью, потерял равновесие и шлепнулся на золото. Вставая, он выплевывал монеты. — Это мое! По праву нашедшего! Именем закона! Первый выбор — за мной!
Пиввера рассмотрела облюбованный Ансибеттой гарнитур.
— Пустотелый жемчуг тебе идет, а вот на уши я бы надела рубины, а не сапфиры.
— Ты это всерьез? Интересно.
Дамы словно сговорились не замечать протестов Маджа, и это удавалось им без малейшего труда.
— Да выслушайте же меня!
Негодующий выдр аж подпрыгивал на драгоценностях.
Ни одна даже не покосилась на Маджа, а лучший способ довести его до бешенства вряд ли существовал.
— Ничего, уймется, — сказал Джон-Том Найку. — Не похоже, что он согласен вернуться домой без гроша в кармане. Я позабочусь, чтобы он не слишком много хапнул, а то еще, чего доброго, хребет сломает.
В сундуке оказалось столько великолепных вещей, что каждая женственная конечность, каждый соблазнительный изгиб тела вскоре были украшены подобающим образом. Бегущий на юг корабль лучился несравненным светом.
