Накануне того дня, когда к нему должен был приехать Виктор, Пнин зашел в спортивный магазин на Главной улице Уэйндела и попросил футбольный мяч. Хотя для мячей был не сезон, мяч ему все же нашли.

— Но, но, — сказал Пнин. — Нет! Я не хочу яйцо или, к примеру, торпеду. Я желаю простой футбольный мяч. Круглый!

При помощи ладоней и запястий он изобразил очертания портативного земного шара. Это был тот самый жест, к которому он обычно прибегал на занятиях, говоря о "гармонической целостности" Пушкина.

Продавец поднял палец и без слов принес ему мяч для "сокера".

— Да, это я буду покупать, — сказал Пнин с удовольствием и с достоинством.

Неся в руках свою покупку в коричневой бумаге, заклеенной клейкой лентой, он вошел в книжную лавку и попросил дать ему "Мартина Идена".

— Иден, Иден, Иден, — быстренько повторяла высокая темноволосая продавщица, потирая лоб. — Постойте, вам про английского политика? Так?

— Мне нужно, — сказал Пнин, — знаменитое произведение знаменитого американского писателя Джека Лондона.

— Лондон, Лондон, Лондон, — повторяла женщина, сжимая себе виски.

На помощь ей, с трубкой в руке, пришел ее муж мистер Твид, который пописывал стихи на злобу дня. Поискав немного, он извлек из пыльных глубин своей не слишком процветающей лавки какое-то старое издание "Сына Волка".

— Боюсь, у нас больше ничего нет этого автора, — сказал он.

— Странность! — сказал Пнин. — Превратности славы! В России, я помню, все — и маленькие дети, и полнозрелые люди, и врачи, и адвокаты, — все читали его и перечитывали. Это не есть его лучшая книга, но о'кей, о'кей, я буду ее брать.

Вернувшись к себе, в дом, где он снимал в тот год комнату, профессор Пнин выложил мяч и книгу на стол в гостевой комнате на втором этаже. Откинув голову, он оглядел подарки. Мяч в бесформенной обертке выглядел весьма неприглядно; Пнин его раздел. Теперь мяч щеголял красивою кожей. Комната была опрятной и уютной. Школьнику должна была понравиться эта картина, на которой снежком сбивают цилиндр с головы учителя. Кровать была только что застелена уборщицей; домохозяин, старый Билл Шепард, поднялся с первого этажа и торжественно ввинтил новую лампочку в настольную лампу. Теплый влажный ветер врывался в открытое окно, и слышен был шум полноводного ручья, протекавшего за домом. Собирался дождь. Пнин закрыл окно.

В собственной своей комнате, здесь же, на втором этаже, он нашел записку. Лаконичная телеграмма от Виктора, переданная по телефону; в ней говорилось, что он опоздает ровно на сутки.