Одно дело — обвинение в убийстве, которого ты за собой не чувствуешь; совсем другое — помнить совершенное преступление. Такому свидетельству нельзя не поверить.

Баррент пытался разобраться в своих чувствах. В чем бы ни обвиняли его земные власти, он не ощущал себя убийцей. В крайнем случае он мог допустить, что убил человека в припадке внезапной ярости. Но задумать и осуществить хладнокровную расправу...

Почему он сделал это? Выходит, желание отомстить оказалось таким сильным, что заставило сбросить оковы цивилизации?.. Он убил, кто-то донес, и судья приговорил его к Омеге. Он — убийца на планете преступников. Следовательно, чтобы жить припеваючи, ему достаточно просто следовать своим природным наклонностям.

И все же Барренту приходилось очень трудно. У него не было ни малейшей тяги к кровопролитию. В День свободного гражданина он, хотя и выходил вооруженный на улицу, не мог заставить себя застрелить кого-нибудь из низших классов. Он не хотел убивать! Нелепый предрассудок, особенно если учесть, где и кем он был. Но сколько ни толковали ему Тем Ренд или Джо об обязанностях гражданина, Баррент не мог побороть отвращения к убийству.

Он обратился к психиатру, который сообщил, что его неприязнь к убийству коренится в несчастном детстве. Фобия затем была осложнена перенесенной в Магазине снов травмой. Из-за этого убийство, величайшее социальное благо, стало ему противно. Невроз гуманности в человеке, великолепно приспособленном к убийству, приведет, сказал психиатр, к его, Баррента, уничтожению. Психиатр предложил лечение в санатории для непреступников.

Баррент посетил санаторий и увидел сумасшедших, вопивших о добродетели, честности, священной ценности жизни и прочей муре. У него не появилось желания присоединиться к ним. Возможно, он болен, но не настолько!

Друзья предупреждали, что пассивность может накликать беду. Баррент соглашался, но питал надежду, что, убивая только в случае необходимости, сумеет не привлечь внимания высокопоставленных лиц, следящих за соблюдением закона.

Несколько недель план его, казалось, имел успех. Баррент игнорировал все более настойчивые приглашения в Магазин снов и не посещал служб в Малом Шабаше. Торговля процветала, и он проводил свободное время, изучая редкие яды и практикуясь в стрельбе. Часто Баррент думал о девушке — доведется ли им встретиться?

И думал о Земле. После визита в Магазин снов в памяти то и дело вспыхивали разрозненные картины: обветшалый каменный дом, дубовая роща, изгибы реки, просвечивающей сквозь заросли ивы. Видения полузабытой Земли наполняли его невыносимой тоской. Как и большинством обитателей Омеги, им владело страстное желание вернуться домой.

А это было невозможно.

Летели дни, и когда беда пришла, она пришла неожиданно.

Однажды ночью раздался громкий стук в дверь. Четверо в форме сообщили полусонному Барренту, что он арестован.

— За что? — спросил Баррент.

— Отсутствие склонности к наркотикам. Три минуты на сборы.

— Какое наказание меня ждет?

— В суде узнаешь.— Охранник подмигнул своим приятелям и добавил: — Но единственный способ вылечить нерасположенца — убить его...

Баррента привели в одну из комнат вытянутого здания Департамента юстиции. Помещение называлось Суд Неправедный, в честь страшной англосаксонской юридической процедуры. Напротив располагалась Звездная Палата, она же Тайный Застенок — тоже реликт из прошлого. Прямо за ней находился Суд Последней Апелляции.

Комната Суда Неправедного была перегорожена пополам высоким деревянным экраном, ибо основы омегиан-ского правосудия гласили, что обвиняемый не должен видеть ни судей, ни свидетелей по его делу.

— Арестованный, встать.

Голос, вялый и равнодушный, раздавался из небольшого динамика. Баррент едва разбирал слова; интонации и выражение терялись, как и было задумано. Судья оставался анонимом.

— Уилл Баррент,— сказал судья,— вы предстали перед судом по основному обвинению в нерасположении к наркотикам и дополнительному — в отсутствии благочестия. По последнему у нас имеются показания священника. По основному — свидетельство Магазина снов. Вы можете опровергнуть обвинения?

Баррент подумал и ответил:

— Нет, сэр, не могу.

— В настоящий момент вашу антирелигиозность можно не рассматривать, ибо это первый проступок. Но нерасположение к наркотикам является главным преступлением против Государства. Непрерывное потребление наркотиков — обязательная привилегия каждого гражданина. Известно, что привилегии должны насаждаться, в противном случае они будут утеряны. А потерять привилегии — значит потерять краеугольный камень нашей свободы. Поэтому уклонение от них приравнивается к государственной измене.

Наступила пауза. Стражники нетерпеливо переминались с ноги на ногу. Баррент, считавший свое положение безнадежным, слушал, затаив дыхание.

— Наркотики служат многим целям,— продолжал невидимый судья.— Излишне перечислять их достоинства. Но с точки зрения Государства, необходимо отметить, что предрасположенное к ним население есть лояльное население, что наркотики являются основным источником доходов и вообще представляют весь наш образ жизни. Более того, я скажу, что нерасположенное меньшинство неизменно доказывало свою враждебность к родным омегианским организациям. Все это пространное объяснение, Уилл Баррент, для того, чтобы вы лучше поняли, в чем вас обвиняют.

— Сэр,— сказал Баррент,— я ошибался, избегая наркотиков. Не буду ссылаться на незнание — мне известно, что закон не признает его оправданием. Но я смиренно прошу суд дать мне возможность исправиться. Я прошу учесть, сэр, что мне еще не поздно приобрести привычку к наркотикам.

— Суд принимает это во внимание и потому проявляет к вам величайшую снисходительность, дозволяемую законом. Вместо высшей меры вам предоставляется возможность выбрать между двумя менее суровыми приговорами. Первый из них карательный: вы лишаетесь правой руки и левой ноги во искупление против Государства; но вы сохраняете жизнь.

Баррент сглотнул и спросил:

— А второй, сэр?

— Второй, некарательный приговор заключается в том, что вы должны пройти Суд Испытанием. В этом случае, если вы выживете, вам будет присвоен соответствующий ранг и предоставлено вытекающее из него положение в обществе.

— Я выбираю Суд Испытанием,— произнес Баррент.

— Очень хорошо,— сказал судья.— Да свершится правосудие.

Баррента увели. За спиной он услышал сдавленный смешок одного из охранников. Значит, выбор неправильный? Может ли Суд Испытанием быть страшнее увечья?