Цепная реакция
Их небольшой, обтекаемой формы корабль был совершенной развалюхой. Он давным-давно выработал свой ресурс и годился только на металлолом. Сейчас он лежал в траве. На корпусе, по обе стороны от носа корабля, блестело его название — «Элси-2». За этим именем не скрывалось никакой романтики; просто удобочитаемое слово. К тому же оно звучало красивее технически правильного L. С. 2 — «корабль с дальним радиусом полета, модель 2». В центре корпуса, и тоже с обеих сторон, красовалось по серебряной звезде Космического Союза. Вместо звезды вполне можно было бы намалевать череп с костями. Никакой разницы, поскольку сейчас их рухлядь находилась в руках врага.
В плен к врагу попала и команда «Элси», состоявшая из семерых землян. Они понуро стояли в ряд. Разоруженные, предельно уставшие, земляне ожидали решения своей участи. Их стерегли два десятка кастанцев. Еще трое захватчиков обыскивали корабль — не прячется ли кто внутри. Кастанцы принадлежали к человекоподобной расе и вполне были похожи на людей, отличаясь от последних лишь громадным ростом. Самый маленький кастанец был чуть ли не на ярд выше самого высокого землянина, а их средний рост составлял от семи с половиной до восьми футов.
Земляне молча и угрюмо ждали, пока захватчики обыщут дряхлую «Элси», и слушали доносившийся оттуда тяжелый топот кастанских сапог. Наконец из входного люка, скрючившись, выбрался кастанский офицер, а вслед за ним вылезли двое солдат.
Офицер горделиво подошел к своим и обратился к кастанцу, у которого левый рукав мундира украшали три малиновых кружка. Земному уху язык кастанцев показался набором фыркающих и хрюкающих звуков. Затем офицер обвел глазами пленных и заговорил на экстралингве — общепринятом языке, на котором общались все разумные расы.
— Кто командовал вашим кораблем?
— Я, — ответил Фрэнк Уордл.
— Что-то не слышу слова «господин».
В ответ Уордл лишь холодно поглядел на него.
— Разговаривая со мной, все вы должны добавлять слово «господин», — потребовал офицер.
— Каково ваше звание? — равнодушно спросил Уордл.
Ладонь кастанца (она была величиной с лопату) улеглась на кобуру с массивным многозарядным револьвером.
— Тебя это не касается. Ты — пленный и отныне будешь делать то, что тебе велят.
— Обычно слово «господин» я добавляю, обращаясь к тому, кто старше меня по званию, — заявил Уордл, всем видом и тоном показывая, что знает свои права. — Поэтому командовать мной может лишь старший по званию.
Офицер заметно смешался. Зная своих начальников, ему было несложно догадаться, чью сторону они примут в споре о правах и привилегиях. Это только солдатам он кажется большим начальником. Самое скверное, что над ним полно старших офицеров. Возможно, лучше самому не проявлять инициативы, а предоставить начальству разбираться в этой щекотливой и небезопасной ситуации. Офицер мельком взглянул на солдат — не догадываются ли о его затруднениях. К счастью, нет: стоят с тупыми лицами и ждут приказаний.
Успокоившись, кастанец резко и властно произнес:
— Я не собираюсь пускаться в споры с пленником. Каждому из вас придется многому научиться, причем очень скоро.
— Да, наставник, — ответил Уордл.
Пропустив колкость мимо ушей, офицер продолжал:
— Сейчас вы пойдете туда, куда вас поведет сержант. Пойдете цепочкой, друг за другом, под охраной с обеих сторон. Малейшая попытка к бегству — и солдаты откроют огонь на поражение. Это понятно?
— Да.
— Переведи мои слова твоим товарищам.
— Незачем, они понимают эсктралингву. Жители Земли достаточно образованны.
— Жители Касты — тоже, в чем каждый из вас скоро убедится, — ответил офицер.
Он повернулся к сержанту.
— Увести пленных!
Экипажу «Элси» ничего не оставалось, как покорно двинуться вслед за сержантом. В десяти футах слева и справа шагала охрана. Тут не сбежишь и не захватишь оружие, тем более что позади топали еще четверо солдат.
Пленных вели по широкой тропе, вьющейся между высоченных деревьев. Земляне шли молча, разглядывая мир, где все имело другие размеры и пропорции. Футах в пятидесяти над их головами по ветке дерева пробежало какое-то юркое существо, похожее на ящерицу. Все тело существа было в кожаных оборках. Создание глянуло на идущих глазками-бусинками и несколько раз приветственно пискнуло. Никто из кастанцев даже не повернул головы.
Впереди покачивались могучие, не менее ярда, плечи сержанта. Бум-бум-бум — грохотали его тяжелые армейские ботинки двадцатого размера. Земляне легко поспевали за ним: широкие шаги сержанта компенсировались тем, что он шел медленно. Слева, справа и сзади кастанскую почву колошматили ботинки солдат. Люди казались себе пигмеями, попавшими в ловушку к человекоподобным слонам.
Пройдя еще какое-то время, пленные увидели нечто вроде военного лагеря с полудюжиной строений. Тут же стоял военный грузовик. Землянам приказали влезть в открытый кузов со скамейками по бортам. Ноги пленных по-детски болтались, не доставая до пола. Охрана уселась напротив, не выпуская оружия из рук.
Грузовик ожил и выкатился на грунтовую дорогу. Езда была пыльной и тряской, пока они не выбрались на широкое мощеное шоссе. Водитель сразу же прибавил скорость. Они мчались часа три, ни разу не остановившись. Земляне продолжали молчать, но внимательно следили за местностью, на всякий случай запоминая обратную дорогу.
Резко свернув вправо, отчего пленников сбросило на пол, грузовик наконец вкатился в расположение военного городка и замер перед длинным каменным зданием. Солдаты облегченно вздохнули и пинками заставили землян спрыгнуть вниз. Вокруг грузовика собралась толпа зевак в форме. Кастанцы с нескрываемым любопытством глазели на необычных пленных, которых повели внутрь.
Но внутрь они попали не сразу. Сержант что-то профыркал и прохрюкал стоявшему у двери часовому. Часовой приоткрыл дверь и впустил сержанта. Вскоре в проеме показался кастанский офицер, обвел взглядом молчаливую семерку и снова исчез. Потом вернулся сержант, и пленных впустили внутрь. Сержант провел их по длинному коридору с высоким потолком и открыл какую-то дверь. В комнате за громоздким письменным столом сидели двое кастанских офицеров.
Офицеры минут двадцать шелестели бумагами, намеренно не замечая пленных. В этой тактике не было ничего нового. Обычный, заранее рассчитанный издевательский трюк, чтобы воздействовать на волю пленных и показать, кем они теперь являются. Никем. Двуногим мусором, от которого кастанцы могут в любой момент избавиться, словно от скомканных бумаг в корзине.
Решив, что желаемый эффект достигнут, один из офицеров поднял голову, недовольно поморщился и отпихнул бумаги в сторону. Затем он тронул за рукав своего коллегу, чтобы и тот снизошел и заметил присутствие землян.
— Кто говорит по-кастански? — спросил на своем родном языке первый офицер.
Пленные молчали.
— Кто-нибудь из вас знает экстралингву? — задал он новый вопрос.
— Они все знают, господин начальник, — вмешался сержант, не дожидаясь ответов пленных.
— Прекрасно! Тогда сразу же приступим к допросу.
Он взял ручку и наугад указал ею на одного из пленных.
— Вот ты. Как тебя зовут?
— Робер Шеминэ.
— Личный номер?
— 105697.
— Звание?
— Капитан.
Второй офицер торопливо записывал ответы. Первый дождался, пока он закончит, и указал на соседнего землянина.
— А ты кто?
— Уильям Холден.
— Личный номер?
— 112481.
— Звание?
— Капитан.
Ручка кастанца указала на третьего.
— Фрэнк Уордл. Личный номер 103882. Капитан.
Остальные пленные отвечали быстро:
— Джеймс Фоули. Личный номер 109018. Капитан.
— Олпин Маколпин. Личный номер 122474. Капитан.
— Генри Казазола. Личный номер. 114086. Капитан.
— Людовик Пай. Личный номер 101323. Капитан.
— Семеро капитанов на одном маленьком корабле, — усмехнулся кастанский офицер. — Куда ни ткни — у землян сплошные начальники. Если не адмирал, то непременно капитан. И у каждого — явно по сорока медалей.
Он презрительно оглядел пленных, остановив взгляд на Уордле.
— Сколько у тебя медалей?
— Пока ни одной.
— Пока? Можешь распрощаться со всеми надеждами получить свои медали. Разве что мы вдруг спятим и наградим тебя.
Кастанец ждал ответа. Уордл молчал.
— У тебя нет медалей, но ты — капитан?
— Да.
— И все остальные — тоже капитаны?
— Да.
— Тогда кто же командовал кораблем?
— Я, — ответил Уордл.
— В таком случае с тебя и начнем, — бросил ему офицер. — Прежде всего я хочу знать, почему вы оказались здесь?
— Потому что нас взяли в плен.
— Я это и сам знаю, дурень! Я хочу знать, почему земной корабль залетел сюда, на Касту? По-моему, никго из нас не приглашал землян в гости.
— Мы находились в дальнем рекогносцировочном полете. Неожиданно двигатель корабля вышел из строя. Продолжать полет было опасно, и нам пришлось совершить посадку. Ваши солдаты захватили нас в плен прежде, чем мы успели произвести ремонт.
Уордл пожал плечами, показывая, что принимает случившееся как неизбежность.
— Удача изменила нам. Война есть война.
— Вам изменила удача? А мне кажется, вас подвела ваша никудышная техника. На нашем военно-космическом флоте такая ситуация была бы просто немыслима. Наш уровень технической надежности несравненно выше.
Кастанец вперился глазами в пленных. Те молча выслушали его тираду.
— Наши специалисты скоро прибудут на место посадки и оценят оснащение вашего корабля. Вряд ли они увидят там что-то достойное заимствования.
Уордл никак не ответил на эти слова.
— Итак, вы совершали разведывательный полет. Занимались шпионажем в космосе, так? И никак не ожидали, что окажетесь здесь?
Снова молчание.
— Космический Союз поставляет нам в избытке дешевую рабочую силу. На нас работают четыреста тысяч пленных. Конечно, такое пополнение, как семеро землян, ничего не изменит. Вы — низкорослые и слабые существа.
Офицер изучающе осмотрел каждого из семерых и пренебрежительно скривил губы.
— Но мы не брезгуем никаким пополнением. Во время войны каждая пара рабочих рук пригодится — даже если это руки капитанов с жиденькими мускулами.
Он повернулся к внимательно слушавшему сержанту.
— Этих немедленно отправить на Гатин. Все документы на них я пришлю следом, как только будут готовы.
Офицер махнул рукой. Сержант почтительно щелкнул каблуками и повел пленных к выходу. Им вновь пришлось забираться в кузов грузовика и рассаживаться на высокой скамье. Сержант и солдаты, как и в прошлый раз, сели напротив, держа оружие наготове. Грузовик выбрался на шоссе, где водитель сразу же дал максимальную скорость. Техника кастанцев была настолько совершенна, что от этого совершенства колесные оси жалобно поскрипывали.
Холден, скуластый горбоносый землянин, обратился к сержанту и спросил на экстралингве:
— А Гатин — это где?
— Там. — Сержант ткнул мясистым пальцем вверх. — Двенадцать дней полета. Угольные шахты, свинцовые рудники. Трудовой рай для мертвецов. — Он усмехнулся, оскалив крупные зубы. — Пленных не существует. Они мертвы, иначе не попали бы в плен.
— Ты понимаешь наш язык? — спросил Холден на земном языке.
Сержант тупо глядел на него.
Приветливо улыбаясь, Холден сказал:
— Ты просто большой, грязный и вонючий придурок, парень. Да здравствует Космический Союз?
— Что? — не понял сержант, изобразив на лице подобие улыбки.
— Слушай, плосконогий, разлапистый, дубоголовый кретин, — ответил Холден все с той же дружелюбной миной. — Я желаю тебе произвести на свет безнадежно косоглазых детей и закончить свою никчемную жизнь, утонув в дерьме. Да здравствует Космический Союз!
— Что ты говоришь? — повторил удивленный, но явно довольный сержант.
— Брось свои штучки, Билл, — вмешался Уордл.
— Заткнись! — огрызнулся Холден и, перейдя на экстралингву, предложил сержанту:
— Если хочешь, я могу немного поучить тебя языку землян.
Предложение сержанту понравилось, поскольку любые дополнительные знания увеличивали его шансы стать офицером. Чтобы не терять драгоценное время, Холден начал урок немедленно. Пленные и солдаты с интересом слушали, как Холден тщательно выговаривает слова и фразы, а сержант все в точности повторяет.
Сержант оказался весьма толковым учеником. Когда грузовик подъехал к космопорту, кастанец и Холден без труда могли попрощаться на земном языке.
— Чтоб тебе сдохнуть, жирная крыса! — крикнул Холден, отдавая честь на манер опереточного вояки.
Сержант, гордый своими лингвистическими способностями и полученными знаниями, ответил:
— Благодарю вас, мой повелитель! Да здравствует Космический Союз!
Через двенадцать дней пленные спускались по трапу корабля, доставившего их на Гатин. Уордл негромко сказал:
— Подведем некоторые итоги. Первое: мы до сих пор живы. Второе: мы точно знаем, где находится Гатин.
— Угу, — отозвался Холден. — Мы это знаем. Только добраться сюда было несравненно легче, чем выбраться.
— А это еще вопрос, — беспечным тоном возразил Уордл. — У нас есть значительное преимущество, о котором эти болваны даже не подозревают. Если ты не забыл, приятель, в космосе прочно утвердилось мнение: военнопленный становится живым мертвецом и безропотно смиряется со своей судьбой. Все расы считают это непреложным законом, кроме землян, которые, конечно же, совершенно чокнутые.
— В древности и на Земле кое-где придерживались такого же мнения. Японцы, например. С тех пор как они стали прямоходящими, плен у них считался позорнее смерти. И некоторые из них не могли пережить позора. При первом удобном случае они кончали с собой.
— Так когда это было! И потом…
— Молчать! — рявкнул грузный кастанец, стоявший у нижнего конца трапа рядом с часовым.
Он прищурился и сумрачно взглянул на пленных.
— A-а, земляне пожаловали? Мы слыхали о вас от стамитов и алюэзинцев, которые, — тут он самодовольно ухмыльнулся, — теперь являются нашими рабами. Мы их победили. Но наши рабы не говорили, что вы настолько малы ростом. Или нам нарочно прислали сюда семерку гномов?
— Ты прав, сынок, — успокоил его Холден. — Мы — семеро гномов. Белоснежка прибудет со следующим кораблем.
— Белоснежка? — Толстяк снова нахмурился и уткнулся в листы сопроводительных документов, внимательно просматривая каждую страницу.
— У меня здесь документы на семерых землян. И ни слова о прибытии восьмого с этим кораблем или следующим.
— Должно быть, она не поспела на наш корабль, — предположил Холден, ухватившись за ниточку нового розыгрыша.
— Она? Так что, вместе с вами в плен взяли еще и женщину?
— Как видишь, не сумели. Она скрылась в лесу. — Лицо Холдена сияло от восхищения. — Никак не думал, что ей это удастся.
Кастанец шумно втянул в себя воздух.
— Вы на допросе сообщили что-нибудь о Белоснежке?
— Нет, сынок. Они нас не спрашивали.
— Недоноски! — Толстяк смачно плюнул. — А теперь придется посылать шифровку на Касту, чтобы там развернули тщательное прочесывание местности. Представляете, сколько времени и сил это отнимет?
— Аллилуйя! — с жаром произнес Холден.
— Что ты сказал?
— Я сказал: какая непростительная оплошность.
— Ты прав, — согласился толстяк и угрожающе добавил: — Когда ее схватят, она сполна заплатит за эту оплошность.
Кастанец вновь оглядел пленных и задержался на Людовике Пае.
— А ты чего хихикаешь? С мозгами не все в порядке?
— Это истерический смех, — пояснил Холден. — Он получил шок, когда нас брали в плен.
— Тьфу ты! — с нескрываемым презрением сказал кастанец. — Значит, вы слабаки не только телом, но и умом? Чуть что — сразу истерика? Алюэзинцы и стамиты хоть и отсталые расы, но мозгами покрепче вас будут. От истощения они еще могут свалиться в обморок, но не припомню, чтобы кто-то из них свихнулся.
Кастанца так распирало от презрения, что он опять смачно плюнул.
— Земляне!
Потом он махнул в сторону стоящего поблизости грузовика.
— Забирайтесь, недомерки!
Пленные забрались в кузов. Везли их точно так же, как на Касте: они сидели по одну сторону кузова, охрана — по другую. Однако местность отличалась от кастанской. Деревья здесь были поменьше и пониже, чем на Касте. Впрочем, землянам и эти деревья казались гигантскими. Растительность Гатина была гуще и скорее напоминала джунгли, сквозь которые тянулась безупречно прямая линия дороги.
Где-то на полпути им встретилась группа алюэзинцев, работавших рядом с обочиной. Их раса тоже была человекоподобной. По росту алюэзинцы были гораздо ближе к кастанцам, чем к землянам, но отличались заметной худощавостью. Те, кто видел алюэзинцев впервые, всегда удивлялись по-кошачьему узким зрачкам их глаз. Алюэзинцы вели ночной образ жизни, и только они знали, какая это пытка — работать днем, при ярком солнечном свете.
Грузовик немного замедлил ход, объезжая алюэзинцев. Холден, сидевший ближе к откидному борту, перегнулся через борт и во все горло крикнул:
— Флореат Алюэзия!
Алюэзинцы даже не взглянули в его сторону. Зато один из охранников двинул Холдену прикладом по колену.
— Фошам губич! — прорычал он на своем тарабарском языке.
— Пасть закрой! — ответил ему Холден на столь же непонятном кастанцу наречии Земли.
— Сам закрой! — приказал Уордл. — Хочешь, чтобы тебя пристрелили и швырнули за борт?
— Вам запрещается говорить на вашем языке гномов, — сказал толстый кастанец, ехавший вместе с пленными.
Он в очередной раз нахмурился, разделил свою хмурость на семь частей и вручил каждому землянину по большому куску.
— Все разговоры только на экстралингве. Так будет, пока вы не научитесь кастанскому языку.
— Жди! — ответил ему Холден, решивший последнее слово оставить за собой.
Офицер, к которому их привели, был выше и крупнее многих рослых и крупных своих соплеменников. Облегающую форму темно-зеленого цвета украшал витой серебристый шнур. На клапане верхнего кармана мундира были вышиты две небольшие белые стрелы. Широкое, тяжелое и несколько мясистое лицо кастанца сразу же приобрело подобающее грозное выражение.
— Я — начальник этой тюрьмы. Моя власть над вами безгранична. Боль, страдание, жизнь, смерть каждого из вас полностью находятся в моих руках. А потому, чтобы подольше жить и поменьше страдать, вы должны всячески и постоянно угождать мне. Запомните: отныне единственная цель, единственный смысл вашего существования — угождать мне.
Красуясь перед землянами и перед собой, начальник тюрьмы расхаживал взад-вперед по ковру. Каждый шаг выбивал из ковра маленькое облачко пыли.
— До сих пор землян у нас здесь не было. Да и вы, как я посмотрю, работники так себе. Вряд ли вы отличаетесь силой и выносливостью. Но мы находим работу для всех. Найдем и вам. Мы победили, а потому вполне заслужили эту награду. Вы потерпели поражение. Так прочувствуйте на своей шкуре, что это такое.
Холден открыл было рот, но тут же закрыл. Уордл с силой наступил ему на ногу, сдавив пальцы.
— Сейчас вас отведут в камеру, — закончил церемонию встречи кастанец. — Утром вас допросят и выяснят, что вы умеете делать и на что годитесь. После этого мы решим, чем каждый из вас будет заниматься.
Начальник тюрьмы сел, откинулся на спинку чудовищно тяжелого кресла, всем своим видом показывая, до чего же ему скучно.
— Сержант, увести пленных, — приказал он.
Их вывели на середину обширного бетонного двора, выстроили в шеренгу и велели ждать. Ожидание длилось почти час. Двор с четырех сторон окаймляли десятиэтажные тюремные корпуса, построенные из толстых каменных плит. За корпусами виднелась стена высотой не меньше шестидесяти футов. Двор был совершенно пуст.
Наконец откуда-то появился гвард-майор и повел пленных в корпус, находившийся справа. По каменным ступеням они поднялись на шестой этаж, прошли по коридору и очутились во вместительной камере. Стены камеры также были каменными.
— Вы понимаете по-кастански?
Земляне молчали.
— Экстралингва?
— Да, — ответил Уордл, говоривший от имени всех.
Гвард-майор вытянулся во весь рост, выпятил грудь и объявил:
— Я — гвард-майор Словиц, начальник этого корпуса. Ваша жизнь и смерть целиком находятся в моих руках. И потому, чтобы протянуть подольше, вы постоянно будете стараться угождать мне.
— Поскольку это является единственной нашей целью, — подсказал Холден.
— Что?
— Я хотел сказать, что мы понимаем, — с непроницаемосерьезным лицом ответил Холден. — Нашей единственной целью будет постоянно угождать вам, гвард-майор Слобович.
— Словиц, — поправил кастанец и продолжал: — Вы останетесь в камере, пока не услышите удары большого колокола. Тогда вы выйдете во двор и примкнете к очереди остальных заключенных, чтобы получить свой ужин. Это понятно?
— Да, — поспешил ответить Уордл, не дав словоохотливому Холдену раскрыть рта.
— Еды у нас хватает на всех, поэтому не пытайтесь пробраться к раздаточному пункту без очереди. Всех, кто попытается хитростью или силой проникнуть туда раньше положенного времени, мы быстро вразумим плеткой. Это тоже понятно?
— Да, гвард-майор Слобович, — заверил его Холден, не желавший признавать за Уордлом права говорить от имени всего экипажа.
— Словиц, — прорычал гвард-майор, сердито зыркнув на него глазами.
Затем он покинул камеру, шумно хлопнув дверью.
— Смотри, чтобы в один прекрасный день ты не попался в свою же западню, — тоном предсказателя заметил Холдену Уордл.
— А я уже попался. Добровольно согласился лететь, зная, на каком корыте мы полетим. Разве не так?
— Так. Но лучше, если ты не будешь понапрасну дразнить гусей.
В камере стояло двенадцать грубо сколоченных коек, напоминавших деревянные ящики, перевернутые вверх днищем. На каждой поверх девяти футов плохо обструганных досок лежало девять футов вытертого, сомнительной чистоты одеяла. В дальнем конце камеры помещалась ржавая раковина, над которой торчал кран.
— Номер со всеми современными неудобствами, — пробурчал Фоули, сильнее других страдавший от тягот военной службы с ее отсутствием комфорта.
— Двенадцать коек, а нас только семеро, — сказал Олпин Маколпин. — Интересно, не подселят ли к нам стамитов или алюэзинцев? Это было бы очень здорово: мы могли бы сразу вступить с ними в контакт.
— Подождем. Торопливость нам ни к чему, — возразил Уордл.
Он подошел к двери и попытался ее открыть. Дверь не поддавалась.
— Самозащелкивающийся замок. Дверь из прочного металла. М-да! Я бы не удивился, если бы этот гвард-майор вообще оставил бы ее открытой.
Уордл направился к одному из четырех окон. Решеток на них не было. Обыкновенные рамы на петлях. Он взялся за косяк и довольно легко открыл окно. Бежать? Нет ничего проще, если имеешь крылья. С крыльями отсюда убежал бы даже слон.
Остальные тоже подошли к окну и высунули головы наружу. Отвесная стена: шесть этажей вниз, четыре вверх. И никаких карнизов, никаких выступов. Ни одной расщелины или трещины.
Внизу лежало сорок футов пространства, покрытого твердым бетоном. Прыгнуть туда было бы равнозначно прыжку на тот свет. Пространство оканчивалось внешней стеной. Значит, их камера выходит не во двор. Есть ли в этом какие-то преимущества или нет, пока было неясно.
Они не ошиблись: внешняя стена действительно была никак не меньше шестидесяти футов. Пол их камеры был на пару футов выше, что позволяло землянам обозревать не только парапет стены, но и приличный кусок окружающей местности.
Подсчеты продолжались. Ширина парапета достигала примерно пяти футов. По его краям, съедая по футу с обеих сторон, тянулось окаймление: тройной ряд металлических шипов высотой шесть дюймов. И только три фута оставалось на узкий проход. По нему-то и вышагивали часовые. Казалось, их больше занимает происходящее за пределами тюрьмы, чем внутри нее.
— Знаешь, я нашел простой способ легко сбросить этих остолопов со стены, — сказал Фоули, тронув за рукав Холдена.
— Как ты это сделаешь?
— С твоей помощью. Ты что-нибудь крикнешь, чтобы привлечь внимание часового. Он повернет голову, увидит твою жуткую физиономию, упадет в обморок прямо на шипы, а оттуда — вниз. И все, труп готов.
— Умнейшая речь. Годами не слышал таких перлов, — поморщился Холден, — Мне так и хочется от восторга кататься по полу.
— Будет вам языками чесать, — вмешался Уордл.
Он сел на край койки.
— Оценим положение, в котором мы оказались.
Остальные шестеро тоже сели и приготовились слушать.
— Я еще на Земле слышал от экспертов, что Космическому Союзу очень досаждает одна особенность менталитета здешних рас. Она присуща и нашим союзникам, и нашим врагам. Мы, земляне, в этом отношении существенно отличаемся и от тех, и от других. Не знаю, уникальны ли мы, или когда-нибудь нам встретится раса, обладающая здравым смыслом, схожим с нашим. Согласны?
Его товарищи кивнули.
— Продолжаю. Кастанцы, и не только они, убеждены: попасть в плен — значит обречь себя на позор и бесчестье. Даже освобожденные из плена отказываются возвращаться домой. Их близкие скорее предпочтут оплакивать погибшего, чем принять того, кто, по их мнению, опозорил себя пленом. Поэтому пленные и не пытаются бежать. Ради чего? Правда, для некоторых из них побег — удобный способ быстро и без лишнего шума уйти из жизни. Короче говоря, мы обладаем преимуществом, которого нет у наших союзников. Верно?
Все снова кивнули.
— И стамиты, и алюэзинцы учитывают лишь убитых и раненых. Официально у них нет ни попавших в плен, ни пропавших без вести. Смотрите, что получается: в плену на Гатине томится мощная, боеспособная армия, солдаты и офицеры которой у себя на родине давно записаны в покойники. Да и они сами тоже записали себя в покойники. — Уордл помолчал и с усмешкой добавил: — И они еще называют землян чокнутыми!
— Не будь мы чокнутыми, разве мы бы тут оказались? — вставил Холден.
Уордл оставил его замечание без ответа.
— Эксперты правильно нам предрекали: если мы окажемся в плену, врагам и в голову не придет, что мы будем мечтать о побеге. Только если кому-то из нас станет невыносимо жить дальше. Вспомните, что искали кастанцы, когда взяли нас в плен? Оружие, документы, но только не веши, которые могут пригодиться для побега. Мы в этом сами убедились.
— Угу, — подтвердил Холден, нащупывая карманные часы, которые только внешне напоминали карманные часы.
— Эксперты утверждали: все, что нужно врагам от пленных, — это их полное и беспрекословное подчинение. Работа спустя рукава — других сложностей пленные кастанцам не доставляют. Неудивительно: у пленных, которые сами себя записали в мертвецы, хватает ума не выбиваться из сил. Они делают ровно столько, сколько положено. И забот у кастанцев до сих пор было только две: медленная работа пленных и довольно редкие случаи самоубийства. Им и не снились различные формы забастовок, саботажа, не говоря уже об организованных побегах и прочем. Нашей психологии кастанцы не знают. Подумаешь, горстка слабосильных землян!
Уордл задумчиво почесал подбородок.
— Выходит, пока что наши всезнайки-эксперты на Земле были правы. Мы в этом убедились на своей шкуре. Так?
— Угу, — за всех ответил Холден.
— Отлично! Теперь нам предстоит убедиться, что и все остальные их рассуждения верны. Если нет, тогда наше дело дрянь. Тогда нам придется задержаться здесь до самой смерти.
Уордл загнул палец и перешел к следующему пункту.
— Наши дорогие эксперты утверждают, что кастанские тюрьмы построены и оборудованы ничем не хуже наших, но имеют одно существенное отличие. Их система охраны ориентирована главным образом на отражение возможных внешних атак. Как мы уже говорили, ни о каких внутренних бунтах тюремщики и знать не знают. Они допускают, что Космический Союз может напасть на их тюрьмы, но не ради освобождения пленных, а с целью лишить кастанскую экономику дармовой рабочей силы.
— Все это — не более чем догадки и прикидки на будущее, — вмешался Олпин Маколпин. — Я бы не стал полагаться на оценки каких-то там экспертов. Хорошо им сидеть на Земле и рассуждать о менталитете кастанцев, которых они и в глаза не видели. Нам нужно самим накапливать факты и сопоставлять. И самим делать выводы.
— Об этом я и говорю. — Уордл выразительно поглядел на Холдена. — На какое-то время нам придется стать смирными и послушными. Превратиться в усердную рабочую скотину и одновременно за всем наблюдать и все подмечать. То, что происходило с нами до сих пор, вполне подтверждает мнение экспертов о кастанцах.
— А чего ты так уставился на меня? — недовольным тоном спросил Холден.
— Да потому что ты у нас слишком шаловливый мальчик. Тебе, как и остальным, нужно играть свою роль, а тебя несет в опасную импровизацию.
— Плевать мне на роли! Мне что, пресмыкаться перед этими кастанцами? Моя ступень эволюции намного выше, чем их.
— Наша, между прочим, тоже. Но нам до поры до времени придется скрывать этот драгоценный факт. Хорошие манеры — это искусство делать вид, что ты ни в чем не выше других.
Услышав эти слова, Фоули во все горло расхохотался.
— Ты рассуждаешь, как тибетцы.
— Это почему? — спросил Уордл.
— Они стремятся не показывать своего превосходства даже над яками.
Со стороны двора гулко заухал колокол.
— Наш ужин, — объявил Фоули, направляясь к двери. — Тюремная трапеза. Посмотрим, как мы будем смеяться после нее.
Щелкнула открывшаяся дверь. Земляне вышли в коридор, где не было ни души, и спустились во двор. Там их встретил охранник и вручил каждому деревянную миску и деревянную ложку.
— С посудой обращаться бережно. Потеря или порча влекут серьезное наказание.
Указательный палец охранника, напоминающий средней величины банан, прочертил в воздухе кривую и застыл, достигнув нужной цели.
— Вы всегда будете вставать в очередь вон за теми стамитами. Всегда, если только вам не прикажут поменять группу.
Земляне побрели по двору и пристроились к концу указанной им очереди, состоящей из стамитов. Очередь, змеясь, уходила вперед ярдов на двести, втекала в проход между тюремными корпусами и заворачивала в сторону тюремной кухни. Поблизости медленно ползли еще четыре таких же очереди: одна целиком состояла из стамитов, две — из алюэзинцев, а последняя была смешанной.
Стамиты, как и алюэзинцы, были человекоподобной расой и ростом заметно превосходили землян. Эта схожесть облика уже давно никого не удивляла. Все разумные виды жизни, до сих пор встреченные в исследованной части Вселенной, развивались на планетах земного типа и отличались от людей лишь ростом и незначительными особенностями в строении тела. Об этом было написано великое множество книг с весьма претенциозными названиями вроде Человекоподобие как доминирующая форма развития разумной жизни во Вселенной.
Однако схожесть в облике отнюдь не сопровождалась схожестью менталитетов. Стамиты были превосходными бойцами, но не отличались воинственностью и агрессивностью кастанцев. В отличие от алюэзинцев они не вели ночного образа жизни. У них напрочь отсутствовало столь ценимое землянами чувство юмора. Шуток стамиты не понимали. Их расу отличали серьезность и глубокая рассудительность, а потому в их литературе размышления преобладали над действиями. Музыка стамитов была полна мрачноватой гармонии и предназначалась не столько для ушей, сколько для внутреннего состояния слушающего.
Холден слегка толкнул стоявшего перед ним стамита. Тот обернулся и склонил голову, поскольку был заметно выше Холдена. Своим мрачным, скорбным видом стамит напоминал чле-на-учредителя какого-нибудь «Общества завзятых пессимистов».
— Привет, дружище. Как здешняя кормежка? Вы довольны? — спросил Холден.
— Плохо и мало.
— Так я и думал.
— Значит, теперь они берут в плен и землян, — заключил стамит. — Неужели у них такие значительные успехи, хунэ? Выходит, мы почти проиграли войну. Так, хунэ?
— А тебе-то что печалиться? Ты ведь уже угодил к крокодилам.
— Крокодиллум? Простите, я не понимаю этого слова.
— Так называют улыбающегося кастанца, — пояснил Холден. — Только не говори, от кого ты это услышал.
Очередь медленно ползла вперед. Откуда-то появилась новая группа стамитов и встала позади землян. Они стояли молча, не проявляя никакого любопытства к землянам и не пытаясь заговорить с новичками. Если их спрашивали, стамиты отвечали, но односложно. Каждый из них страдал от недоедания. Куда ни глянь — везде безучастные лица с потухшими глазами. Одежда стамитов и алюэзинцев была одинаково истрепавшейся. Далеко не у всех была обувь.
У раздаточных окошек кухонного барака стояли бесстрастные алюэзинцы — по паре возле каждого из двадцати дымящихся котлов. Они механически орудовали черпаками. Один взмах, и черпак почти полностью наполнял миску. За раздачей зорко следила многочисленная кастанская охрана.
Холден первым из землян получил свою порцию варева. Он пригляделся к содержимому миски, понюхал его и хрипло спросил:
— Из чего вы варите это пойло?
— Что? — не понял ближайший к нему охранник.
— Это же вопиющий позор, а не еда. Понял, драндулет двуногий?
— Вам запрещается говорить на своем языке, — проворчал кастанец. — Все разговоры только на экстралингве.
Взяв наполненные миски, земляне пробрались сквозь живые цепочки очередей и последовали примеру остальных пленных, ужинавших, сидя прямо на бетоне двора. Зачерпывая ложками содержимое, все почти одновременно отправляли его в рот. На вкус здешнее варево напоминало овощной суп. В мисках плавали бесформенные куски какой-то массы. По-видимому, они и были теми самыми овощами. Неизвестно, как воспринимали запах этого варева стамиты и алюэзинцы, но землянам он навевал воспоминания об ароматах зоопарка.
Проглотив ужин (об аппетите на неопределенное время можно было забыть), земляне вымыли под краном миски и ложки и неспешно побрели по двору, ожидая, что будет дальше. Некоторое время картина оставалась более чем заурядной: кто-то. поужинав, слонялся по двору, кто-то сидел и ел, а кто-то еше продолжал стоять в очередях, дожидаясь своей порции пойла. Когда все пять очередей растаяли и последние пленные отошли от раздаточных окошек, сжимая в руках наполненные миски, двор охватило странное возбуждение. Внешне оно было почти незаметным. Однако повсюду ощущалась непонятная напряженность.
Потом один из охранников возле кухонного барака прорычал что-то невразумительное. И сейчас же туда со всех ног бросилась толпа пленных. Шум бегущих ног перемежался с выкрикиваемыми приказами, кастанскими ругательствами и свистом плеток. Вскоре толпа побрела в обратную сторону.
Возле землян остановился алюэзинец с воспаленными от усталости глазами. Он сел, поднес миску ко рту и стал жадно пить. Потом он вздохнул, откинулся назад, уперся локтями в пол и равнодушно оглядел двор. Одежда алюэзинца была черной от угольной пыли. По грязному лицу тянулась кровоточащая полоса — след удара плетью.
Уордл повернулся к нему и спросил:
— Почему возникла эта суматоха?
— Сверх, — только и сказал алюэзинец.
— Сверх? — удивился Уордл. — Что сверх?
— Суп, — ответил пленный. — Бывает, после положенной раздачи в котлах остается немного супу. Тогда охранники кричат по-кастански: «Кому добавки?» Первым из подбежавших достается несколько глотков.
— И ради этих глотков вы, как звери, побежали к кормушке?
— Мы — пленные, — мрачно-рассудительным тоном напомнил алюэзинец, — А пленный — тот же зверь. Кем же еше ему быть?
— Воином, — сердито бросил Уордл.
— Не имея оружия и утратив честь? Глупые слова.
Алюэзинец встал и поплелся прочь.
— Слышали? — спросил Уордл, оглядывая товарищей. — Теперь понятно, против чего нам придется сражаться?
— Философия скотов, — презрительно сморщился Холден.
— Мы не вправе их упрекать, — предостерег Уордл. — Все это им внушается с самого детства. К тому же алюэзинцам приходится труднее всех. Они вынуждены работать в то время, когда привыкли спать, и наоборот. Из-за этого плена все в их жизни перевернулось вверх тормашками. Не удивлюсь, если и тот алюэзинец чувствует себя на последнем издыхании.
— Да и стамитам не намного легче, — включился в разговор Людовик Пай. — Я тут перебросился словами вон с тем парнем. — Он указал на долговязую фигуру со скорбно опущенными плечами, идущую так, как идут за гробом. — Рассказал мне, что находится здесь уже четыре года, работает, как лошадь, а мяса не видит даже во сне.
— Ну вот вам и еще одно небольшое наше преимущество, — заметил Уордл. — Порции кастанского вонючего варева рассчитаны так, чтобы пленные не потеряли работоспособность. Но какие пленные? Стамиты и алюэзинцы, которым требуется вдвое больше пищи, чем нам. Разумеется, наши тюремщики не будут из-за семерых землян перестраивать всю систему раздачи. Мы получаем порции наравне с остальными. Значит, если стамиты и алюэзинцы находятся в полуголодном состоянии, мы будем недоедать лишь на четверть.
— При таком количестве наших преимуществ странно, что кастанцы еще не капитулировали, — язвительно бросил Пай.
— Будь уверен, приятель, они обязательно капитулируют, — заверил его Холден.
Уордл встал.
— Пока все складывается удачно, начнем действовать. Предлагаю разойтись в разные стороны и попытаться выудить из пленных дополнительные сведения. Заговаривайте с каждым, в чьих глазах есть хоть искорка жизни. Нам нужно выяснить, есть ли среди этой массы старшие офицеры и, если есть, сколько их.
Предложение было здравым и не вызвало возражений. Земляне разбрелись по двору. Первым в попытках завязать разговор, как всегда, оказался Холден. Он заметил стамита, который выглядел чуть бодрее остальных. Холден направился к нему и сразу же спросил:
— В этой дыре есть старшие офицеры?
— Конечно. Начальник тюрьмы. Разве вы не видели его, когда вас сюда привезли?
— Я спрашиваю не про Фестерхеда и его прихвостней. Есть ли старшие офицеры среди заключенных?
— Нет.
— Как это понимать? Их направили в другую тюрьму?
— Здесь нет офицеров, поскольку у заключенных нет званий, — терпеливо, будто последнему идиоту, объяснил стамит. — Здесь мы все имеем одно звание — пленные. Офицеры остались в прошлом.
— Вот оно что, — пробормотал Холден. — Что ж, по-своему вы правы.
Он нахмурил брови и двинулся дальше. Ему расхотелось заниматься расспросами. Через какое-то время Холден увидел Казазолу — самого молчаливого из семерки. Казазола говорил лишь в редких случаях, когда без слов было уже никак не обойтись.
— Представляешь, они считают, что раз попали в плен, о чинах надо забыть. И потому у них нет офицеров, — сказал ему Холден.
Казазола лишь скорчил рожу и пошел дальше. Заметив Фоули, Холден направился к нему и слово в слово повторил то, что говорил их молчуну.
— Будет врать! — поморщился Фоули и пошел продолжать свои бесплодные расспросы.
Вскоре Холдену стало скучно. Выбрав укромный уголок, он сел, скрестив ноги, зажал миску между колен и начал стучать по ней ложкой, заунывно подвывая тоненьким голоском:
— Мамка нэту, папка нэту. Пожалей минэ, гаспадин, подай во имя Аллаха.
— Сколько раз повторять, что ваш язык гномов здесь запрещен?
Приказ прозвучал откуда-то сверху. Глаза Холдена уткнулись в сапоги двадцатого размера. Подняв голову, он увидел хозяина сапог.
— О, добрый вечер, гвард-майор Слобович.
— Мое имя произносится Словиц, — заорал гвард-майор, обнажая лошадиные зубы.
Щелкнула дверь камеры, заперев их на ночь. Пять коек так и остались пустыми. Уордл долго глядел на них, потом сказал:
— Одно из двух: либо кастанцы еще не успели заполнить этот корпус тюряги своими рабами, либо они намеренно отделили нас от остальных пленных. Первая догадка лучше.
— Какая разница? — спросил Пай.
— Разница есть. Если нас поместили в отдельную камеру, значит, кастанцам известно о землянах больше, чем мы думали.
Возможно, они знают и о нашей военной тактике. Мне предпочтительнее, чтобы враг был большим, неуклюжим и тупым.
— Вряд ли они знают о нас много, — пустился возражать Пай. — Кастанцы — самая сильная и многочисленная из известных нам рас. Под их владычеством находится около шестидесяти планет в разных частях Вселенной. Однако кастанская разведка еще никогда не совала свой нос в наши пределы. Им хватало бесконечных войн со стамитами и алюэзинцами. И пока нас поблизости не было, они знали о нас лишь по слухам.
Пай пренебрежительно фыркнул.
— Держу пари, они вдоволь наползались по «Элси» и решили, что лучшего мы не имеем.
— Не выношу, когда говорят скабрезности о женщинах, — поморщился Холден, изображая из себя блюстителя морали.
Уордлу было не до шуток.
— Мы теперь сами убедились, что эксперты совершенно правильно обрисовали нам психологию союзников. Никто из стамитов и алюэзинцев и пальцем не пошевелит, чтобы вернуться домой. Они прекрасно знают, что ждет их на родине. Отвергнутые собственной семьей и обществом, без гроша в кармане, они станут изгоями. Им нет смысла бороться за свободу.
— Пока нет смысла, — возразил Холден.
— Скоро он появится. Эксперты думают, будто они нашли способ пробить брешь в сложившихся представлениях союзников. Перспективы заманчивые: Космический Союз становится сильнее, а кастанцам приходится поджать хвост. В теории это так. Нам нужно добиться практических результатов. Мы попали, можно сказать, в самую гущу событий. Как вы, мальчики, оцениваете наши шансы?
— Делать выводы еще слишком рано, — высказал свое мнение Холден, — Нужно пообтереться недельку, тогда многое станет понятнее.
— А я, честно говоря, не верил нашим земным умницам, — признался Пай. — Оказалось — чистая правда. Буквально до мелочей. Толпа изможденных зомби — вот кто эти пленные сейчас. Нам придется совершить чудо, иначе не назовешь. По-моему, работенка не из легких.
— Конечно, если считать психологию стамитов и алюэзинцев непреодолимой преградой, — ответил ему Уордл. — Это же известный трюк: стоит только допустить мысль, что задача трудна, и трудности в ее выполнении повылезают из всех щелей. А ты постарайся мысленно ее упростить.
— Что ты хочешь этим сказать?
— И стамиты, и алюэзинцы, по сути, — превосходные воины, храбрые и смышленые. Но… только до тех пор, пока у них в руках оружие и — что еще важнее по их представлениям — они не утратили личной чести. Стоит их разоружить и дать коленкой под зад — все, личной чести как не бывало. Все их лучшие качества летят коту под хвост из-за какого-то племенного обычая, возникшего неизвестно сколько веков назад.
— Но, согласись, это же глупо.
— У нас тоже есть освященные временем бессмысленные обычаи. Возможно, когда-то, в незапамятные времена, эти обычаи были разумными и полезными. Тогда все определяла физическая сила, и слабые становились опасной обузой. Но потом появились взрывчатые вещества, паралитические газы и представления о войне в корне изменились. Между нами и остальными пленными есть всего лишь одно различие. Нас можно раздеть догола, и все равно у нас останется нечто, чего они лишены.
— Что именно?
— Невидимое и неосязаемое качество, называемое боевым духом.
— Гм, — только и сказал скептически настроенный Пай.
— Пленные либо обладают им, либо не обладают, — продолжал Уордл. — Толпа, которую мы видели во дворе, его лишена. Они не виноваты; они — жертвы укоренившихся представлений. Им никогда ни о чем подобном не говорили. Либо они просто слепы. Нам нужно помочь им прозреть и ясно увидеть, что боевой дух существует и что его нельзя отнять вместе с оружием.
— Ты говоришь известные вещи, — посетовал Пай. — Мне довелось провести пять лет на милой планетке по имени Гермиона. Может, все вы слышали, что гермионцы отличаются поразительной зоркостью, однако различают только черный и белый цвета да еще оттенки серого. Мы же не станем упрекать их за это, если их цивилизация сформировалась вот в таких условиях. Ты можешь распинаться перед ними до скончания времен, но так и не объяснишь им, что такое краски мира, и не убедишь их, чего они лишены.
— Не путай одно с другим. Мы не собираемся наделять стамитов и алюэзинцев неким качеством, которого у них никогда не было. У нас другая задача: восстановить то, что они утратили. То, чего им было не занимать, пока у них в руках находилось оружие. Не спорю, наша задача — не из легких. Но она не является безнадежной.
— Как это понимать?
— Ты о чем?
— О слове «безнадежный».
— Забудь о нем, — усмехнувшись, посоветовал Уордл, — Такого слова не существует.
Холден наклонился к Паю и тоном благовоспитанного отличника сказал:
— Слышишь, что говорит наш наставник? Нет такого слова.
Уордл подошел к окну и выглянул наружу. Стемнело, и на темно-синем, с фиолетовым оттенком, небе высыпали звезды. Часть неба была залита бледно-желтым светом — это взошла одна из трех лун Гатина.
По всему парапету внешней стены горели фонари, дававшие узкий, горизонтально направленный свет. Освещение предназначалось исключительно для часовых, чтобы те не оступились и не грохнулись с высоты шестидесяти футов.
— Нужно выяснить, с какими интервалами ходят часовые, — сказал Уордл, — Придется спать поочередно. Мы должны как можно быстрее узнать все подробности их ночных обходов.
— Нам не помешает где-нибудь раздобыть небольшой яшик, а еще лучше — трехфутовую стремянку.
— Зачем? — не понял Уордл.
— Рано или поздно нам понадобится скинуть кого-то из часовых вниз. Тому, кто этим займется, явно потребуется стремянка. Как еще ты сбросишь верзилу ростом в восемь футов? Столько всего надо обдумать — просто голова кругом.
Выбрав себе койку, Холден растянулся на ней и глянул по сторонам. На соседней койке лежал неисправимый молчун Казазола.
— Парень, ты по прежнему с нами? — спросил Холден. — Ты ведь у нас — как розочка среди сорняков.
Казазола не удостоил его ответом.
Ранним утром землян осчастливил своим визитом импозантный гвард-майор Словиц. Он широко распахнул дверь, шагнул в камеру и ткнул каждого из спящих рукояткой плети.
— Немедленно вставать и одеваться. Потом во двор, на утреннюю раздачу пищи. Сразу после еды всем построиться у командного корпуса.
Рукоятка плети еще несколько раз уткнулась в драные одеяла.
— Это понятно?
— Понятно, — ответил Уордл.
Словиц величественно удалился. Фоули высунул голову из-под одеяла, звучно зевнул и сел на койке, потирая покрасневшие глаза.
— Что он там сказал?
— Чтобы не залеживались и топали ням-ням, — сообщил Уордл.
— После завтрака мы приглашены к Фестерхеду на коктейль, — добавил Холден.
— Лучше уж ко всем чертям, — огрызнулся Фоули. — Что Фестерхеду от нас понадобилось?
— За скромную плату я поделюсь с тобой этим секретом, — пообещал Олпин Маколпин.
Вчерашняя процедура повторилась. Через какое-то время очередь вывела их к кухонному бараку, где каждому налили по миске вонючего супа. Земляне уселись на пол и принялись завтракать.
— Нравится, хунэ? — спросил сидевший поблизости стамит.
Бедняга здорово дошел; похоже, лакание этого пойла было последней из оставшихся у него радостей жизни.
— Что тут может нравиться? — накинулся на него Фоули. — Воняет, впору нос зажимать.
— Прямое оскорбление желудка, — поддержал товарища Шеминэ.
— У нас даже свиньи такое жрать не станут, — заявил Людовик Пай.
— Гордитесь! Вас превратили в стаю псов, грызущихся из-за объедков! — во весь голос прокричал Холден.
Слов его никто, кроме землян, не понял, но десять тысяч пар глаз моментально повернулись в его сторону, а десять тысяч деревянных ложек застыли над мисками. К нарушителю спокойствия бросились охранники.
— Что это значит? — спросил первый из подбежавших кастанцев.
Бегать ему приходилось редко, и сейчас он сильно запыхался.
— Что именно? — с ласковой улыбкой идиота спросил Холден.
— Ты кричал. Почему ты кричал?
— Я всегда кричу по четвергам, спустя два часа после восхода солнца.
— Что такое четверги?
— Святые дни.
— А зачем надо кричать?
— Это моя религия, — лучась благочестием, ответил Холден.
— У пленного нет религии, — важно произнес охранник, — И больше не вздумай кричать.
Охранник удалился вместе с остальными кастанцами. Десять тысяч пар глаз потеряли всякий интерес к Холдену, а десять тысяч пар ложек вновь стали черпать варево из мисок.
— Этот балбес настолько туп, что принял глину за название планеты, — потешался Холден.
Стамит, который недавно восторгался баландой, беспокойно огляделся по сторонам и заговорщически прошептал:
— Знаете, что я вам скажу? Все земляне — сумасшедшие.
— Не все, — возразил ему Уордл. — Только один из нас. Всего один.
— И кто это? — поинтересовался стамит.
— Не подлежит разглашению, — ответил Холден. — Военная тайна.
— У пленных не может быть тайн, — с солидной долей уверенности заявил стамит.
— У нас есть! — Холден шумно облизал губы. — Нравится, хунэ?
Стамит встал и благоразумно удалился. Вид у него был несколько ошалелый.
— И это ты называешь быть смирным и послушным? — накинулся на Холдена Уордл. — А что же будет, когда мы решим показать характер? Кстати, ты не имел чести принадлежать к племени малолетних правонарушителей?
Холден невозмутимо доел свой суп.
— Насколько помню, мы не говорили о безграничном послушании. Мы же боремся за состояние сознания этих пленных. Их покорность сидит у меня, как кость в горле. Чем раньше мы выбьем их из спячки, тем лучше.
— В чем-то ты прав. Но нужно действовать разумно и осмотрительно, чтобы не наломать дров и не выдохнуться самим. Мы должны показать стамитам и алюэзинцам, что они способны одержать победу и вернуть уважение к самим себе. Если же все наши слова и поступки они начнут считать безумными выходками и бредом сумасшедших, мы только усложним себе задачу.
— А если мы начнем улыбаться направо и налево и заискивать перед всем и каждым, мы тоже далеко не продвинемся.
— Ладно, поступай, как знаешь, — сдался Уордл.
Стамиты и алюэзинцы строились в колонны. Охранники выводили их через центральные ворота. Ряды были плотно сбитыми. Миски и ложки пленные несли с собой. Скорее всего, инструменты они оставляли там, где работали. Охранники без конца подталкивали пленных, заставляя их двигаться быстрее. Если кто-то спотыкался и падал, кастанцы пинками быстро поднимали его и загоняли в строй.
Земляне, как и было приказано, стояли напротив командного корпуса. Над крышей, на высоком шесте, развивался большущий кастанский флаг. Холден разглядывал полотнище. Со стороны могло показаться, что он буквально заворожен внушительным зрелищем.
Последние колонны пленных покинули территорию тюрьмы, и ворота с лязгом закрылись. Двор и корпуса опустели. Сверху доносились шаги часовых, вышагивавших по парапету. Издали долетали крики охранников, разводивших пленных по местам работы. Судя по отдаленным звукам, часть пленных уже принялась за дело.
В бесцельном ожидании прошло более часа. Наконец из командного корпуса показался Словиц.
— Заходите. Отвечать на все вопросы, — рявкнул он.
В комнате сидели пятеро кастанских офицеров во главе с тюремным командиром, расположившимся посередине. У всех были скучающие лица фермеров, которым предстояло составлять отчет по надоям молока.
— Вот ты. — Фестерхед ткнул пальцем в сторону одного из пленных. — Как тебя зовут?
— Олпин Маколпин.
— Чем занимался?
— Радиосвязью.
— Значит, разбираешься в технике?
— Да.
— Хорошо! — обрадовался Фестерхед. — Нам нужна квалифицированная рабочая сила. А то большинство пленных вашего Космического Союза — обыкновенная солдатня, годная лишь на тяжелые работы.
Он перебросился несколькими фразами с офицером, сидевшим слева, и вынес решение:
— Годится. Пусть Радума берет его к себе.
Фестерхед вновь поднял глаза на семерку землян и указал на следующего:
— А ты кто?
— Людовик Пай.
— Род занятий?
— Инженер-электронщик.
— Этого тоже к Радуме, — бросил Фестерхед. — А ты кто будешь?
— Генри Казазола. Инженер-оружейник.
— Главные мастерские, — распорядился начальник тюрьмы. — Следующий!
— Робер Шеминэ. Инженер-механик.
— Главные мастерские. Следующий!
— Джеймс Фоули. Корабельный врач.
— Тюремная больница, — быстро решил Фестерхед, — Дальше!
— Фрэнк Уордл. Пилот и командир корабля.
— Пилот? Вражеские пилоты нам не нужны. Ты давно служишь в своих военно-космических силах?
— Восемь лет.
— А чем занимался до этого?
— Был лесничим, — ответил Уордл, стараясь сохранять на лице полное бесстрастие.
Фестерхед хватил рукой по столу и удовлетворенно воскликнул:
— Превосходно! Запиши его в лесной отряд. Этот, по крайней мере, не заблудится и не перепутает север с югом.
Оставалось разобраться с последним пленным. Фестерхед вопросительно уставился на него.
— Уильям Холден. Штурман.
— Какой нам прок от штурмана? Никакого! Другими техническими специальностями владеешь?
— Нет.
— А кем ты был раньше?
— Управляющим в каменоломнях.
Фестерхед, почти сияя от радости, сообщил:
— Наши каменоломни давно тебя дожидаются.
Лицо Холдена озарилось ответной радостной улыбкой, которую он никак не мог подавить. В его памяти всплыли слова, услышанные еще на Земле от одного седовласого старика.
— Все разумные расы обязательно занимаются строительством. Крупные строительные предприятия используют природные материалы, в особенности камень. Камень, как известно, добывают в карьерах и каменоломнях. И в том и в другом случае применяется взрывной способ. Следовательно, тот, кто работает в каменоломне, имеет доступ к взрывчатым веществам, а они в девяти случаях из десяти вообще не охраняются. Поэтому мы сочли целесообразным прочитать вам курс лекций о добыче камня, сделав особый упор на взрывчатых веществах.
Не обратив внимания на ликующего Холдена, Фестерхед повернулся к Уордлу.
— Это ты командовал земным кораблем, совершившим вынужденную посадку?
— Да.
— Однако все члены экипажа почему-то находятся в звании капитана. Объясни, с чем это связано.
— Каждый из нас получил капитанское звание в своей специальности.
— Мне это кажется странным, — признался Фестерхед. — Должно быть, у вас на Земле все делается шиворот-навыворот. Впрочем, сейчас это уже не имеет значения. У меня есть заботы поважнее.
Взгляд его стал холодным. По-видимому, Фестерхеду думалось, что его глаза просвечивают Уордла насквозь.
— Сегодня утром мы получили сообщение с Касты. Там принимаются все необходимые меры по поимке Белоснежки.
Уордл кусал губы, чтобы не улыбнуться и не расхохотаться. Это стоило ему немалых сил.
— Почему эта женщина оказалась у вас на борту?
— Нам было приказано доставить ее в штаб сектора, — соврал Уордл, не осмеливаясь взглянуть на товарищей.
— Зачем?
— Я не знаю. Таков был приказ, а приказы не обсуждаются.
— Почему ее имя отсутствует в документах, которые мы забрали с вашего корабля?
— Этого я не знаю. Документы оформлялись земным начальством. Я не несу ответственности за их содержание.
— А как этой женщине удалось бежать, если вы семеро попали в плен?
— Сразу же после посадки она скрылась в лесу. Мы остались возле корабля, пытаясь его отремонтировать.
— Она что-нибудь взяла с собой? Оружие или какое-нибудь снаряжение? — Фестерхед подался вперед. — Например, передатчик дальнего радиуса действия? — спросил он, сверля Уордла глазами.
— Я не знаю. Мы тогда возились с поломкой и не заметили.
— Говори правду, или я от вопросов перейду к иным способам получения сведений! Белоснежка — агент разведки?
— Кто мне сообщал такие подробности? — сердито махнул рукой Уордл. — Даже если и так, власти не обязаны ставить экипаж в известность.
— Она молодая или не очень?
— Очень молодая.
— И красивая?
— Да, я вполне могу назвать ее красивой.
Уордл почувствовал, как его спина покрывается потом.
Фестерхед ухмылялся с видом завсегдатая ночных клубов.
— У тебя есть основания предполагать, что она является любовницей какого-то высокопоставленного командира?
— Вполне, — согласился Уордл, улыбаясь, словно деревенский простак.
— Следовательно, она для нас — очень ценная заложница, — продолжал Фестерхед. Казалось, он и впрямь поверил, что имеет дело с простаком.
— Вполне, — повторил Уордл.
— Опиши ее во всех подробностях, — потребовал довольный собой начальник тюрьмы.
Уордл не забыл ни одной детали, описав Белоснежку вплоть до усыпанных бриллиантами серег. Картина получилась мастерская, достойная какого-нибудь искусного и вдохновенного враля. Фестерхед внимательно слушал, а один из кастанских офицеров все подробно записывал.
— Незамедлительно передайте эти сведения на Касту, — распорядился Фестерхед, когда Уордл закончил свой словесный портрет.
Вспомнив о существовании Словица, начальник тюрьмы приказал:
— Земляне должны сегодня же начать работать. Проследи, чтобы их отвели туда, куда мы их определили.
Допрос закончился.
Впервые за многие месяцы землянам пришлось расстаться. Встретились они только вечером, в очереди за ужином.
— Сейчас никаких разговоров, — вместо приветствия сказал Уордл. — Приберегите ваши впечатления до камеры.
Холден повернулся к стоящему за ним Казазоле. Тот разглядывал дно пустой миски.
— Слышал, что сказал наставник? Никаких разговоров. Так что, держи пасть за замке.
Казазола, как всегда, промолчал.
Когда землян привели в камеру и дверь защелкнулась на ночь, Уордл спросил:
— Не возражаете, если я потреплюсь первым?
— Пожалуйста, — великодушно разрешил Пай, говоря от имени шестерых.
— Я оказался в отряде стамитов. Они занимаются валкой и транспортировкой леса. Нас стерегли шесть охранников. Все, как на подбор, ленивые и беспечные. Они уселись себе в сарайчике и погрузились в игру, похожую на наши карты. На пленных — ноль внимания. Кастанцы абсолютно уверены, что никто не сбежит. Куда бежать, если у этих бедняг нет даже родного дома? Короче говоря, дисциплины в этих зарослях — почти никакой.
— А ты бы хотел, чтобы кастанцы постоянно дышали тебе в затылок? — спросил Холден.
Уордл пропустил его реплику мимо ушей и продолжал рассказ:
— Я вдоволь наговорился со стамитами, и ни один охранник не обратил на это внимания и не потребовал, чтобы я заткнулся. Похоже, кастанцы живут здесь по своему времени, хотя гатинские сутки длятся больше двадцати восьми часов. Я выяснил, что кастанский час равен примерно сорока двум нашим минутам. Часовые совершают обход по периметру стены четыре раза в час. Грубо говоря, каждые десять наших минут.
— Мы это выяснили еще ночью, когда следили за их прогулками, — напомнил ему Пай.
— Таким образом, каждый, кому не терпится спуститься со стены, должен уложиться в десять минут. Если смельчака засекут, убьют на месте. Не за попытку побега — за неповиновение. Сами понимаете, десять минут — не ахти как много.
Уордл на несколько секунд умолк.
— Кастанцы соблюдают эту канитель с обходами не потому, что опасаются побегов. Просто таково требование военного времени — чтобы нападение извне не застигло их врасплох. Но нам от этого не легче. В глазастости кастанцам не откажешь.
— Что насчет ворот? — спросил Фоули.
— Ворота круглосуточно охраняются. Там дежурят двенадцать кастанцев, и еще дюжина находится в состоянии готовности на случай разных неожиданностей. Всего же нашу тюрьму охраняют четыреста кастанцев. На Гатине есть еще сорок подобных тюрем, десяток из которых расположены достаточно близко. А некоторые — настолько близко, что наши лесорубы работают бок о бок с тамошними.
— Сколько до ближайшей тюрьмы?
— Всего какая-то миля. Если бы не холмы и деревья, мы бы видели ее из окон камеры.
Уордл посмотрел на товарищей и хитро улыбнулся.
— Самую приятную новость я приберег на десерт. Вы заметили странное сооружение позади хором Фестерхеда? Так это не что иное, как тюремный арсенал. Там хранится не менее четырехсот автоматических винтовок и тьма-тьмущая боеприпасов.
— Твои расспросы выбили из мертвой спячки хоть одного стамита? — спросил Холден.
— Пока не заметил. — Уордл досадливо поморщился. — Думаю, они приписали их моему праздному любопытству. Ну а каковы ваши успехи?
Холден рассмеялся хриплым, жутковатым смехом, чем-то напоминающим стук гроба, грохочущего вниз по лестнице. Из кармана бывший штурман вытащил ком мягкой сероватой массы, подбросил в воздух и стал им жонглировать, после чего принялся его разминать.
— Что это у тебя? — спросил Фоули.
— Адамит.
— И зачем он?
— Да так, захотелось поиграть с пластичной взрывчаткой.
— Ты окончательно спятил! — завопил Фоули и перелетел через койку, торопясь скрыться подальше.
— Убери свою игрушку, — взмолился Пай. — Мне не по себе от одного ее вида.
— Да что вы, ребята? — усмехнулся Холден. — Ее можно даже пробовать на вкус, и ничего не произойдет. Без детонатора она не опаснее навозной лепешки.
— Ты, наверное, и детонатор прихватил с собой?
— Нет, что-то лень было тащить. Я в любое время могу принести их хоть полсотни. И тонну адамита в придачу. Этого добра там сколько угодно, а кастанцам и в бошки не приходит, что кто-то может найти аламиту иное применение. Они привели рабов на место и сразу же смылись.
Последовала новая порция леденящего смеха.
— Я ведь раб. Что с меня взять? А вот я могу взять много чего.
— Ну, мальчики! — восхищенно произнес Уордл. — Один хороший взрыв у дверей арсенала, и четыреста винтовок у нас в руках.
— Это еще не все мои скромные приобретения.
Запихнув аламит в карман, Холден снял куртку и рубашку.
Его пояс был туго обмотан тонкой, но прочной веревкой.
— Она, бедняжка, лежала и умоляла, чтобы ее подобрали. Нравится, хунэ?
— Спрячь ее понадежнее. Веревка нам явно понадобится, и, может, даже очень скоро. А что ты скажешь? — спросил Уордл у Маколпина.
— Нас привели в большую ремонтную мастерскую. Не знаю почему, но нам с Паем позволили работать вместе. Ничего особо сложного нет: обычный ремонт, наладка и проверка радио- и телевизионного оборудования космических кораблей. Сначала кастанцы пялились на нас во все глаза. Им нужно было убедиться, что мы разбираемся во всем этом и умеем работать. Потом они сразу потеряли к нам интерес и оставили без присмотра.
— Можно как-то саботировать эту работу?
— Пока рано, — с сожалением вздохнул Маколпин. — Позже, может, и получится. Там всем заправляет некий Радума. Придирчивый тип, но, надо отдать должное, дело свое знает до тонкостей. Ему подай все тип-топ, любую недоделку воспринимает как личное оскорбление. Всю нашу работу он сразу же волок на испытательный стенд и проверял качество. Ну как, много тут насаботируешь?
— Думаю, что нет. Но судя по твоим словам, этот Радума скорее придирчив, чем подозрителен.
— Верно. Мне знаком этот тип спецов. Он не станет возиться ни с какой аппаратурой, если ее невозможно или нецелесообразно ремонтировать. А потому целые узлы и блоки выбрасываются на свалку и ржавеют там.
— И что?
— А то, что мы можем периодически навещать эту свалку. Разумеется, не на виду у кастанцев и при условии, что наша работа не будет вызывать нареканий. Там горы аппаратуры. Стянуть нужные детали не составит труда. Нужно лишь не попадаться на глаза. Главная забота — незаметно переправить все компоненты.
— Вы сумели бы поднести их к кромке джунглей? — спросил Уордл.
— Уверен, что да. Но только не дальше. Нам нельзя исчезать из цеха больше чем на пять минут.
— Дальше это уже моя головная боль. Вы только заранее предупредите меня, когда и где я найду ваш гостинец. Я изобрету способ перенести его в нужное место. Наш миляга Фестерхед не зря определил меня на лесоповал. Сколько времени вам понадобится, чтобы раздобыть все необходимое?
Маколпин прикинул в уме.
— Усилитель мы можем сделать в мастерской, прямо под носом у кастанцев. Параболическую антенну тоже несложно разобрать и вынести по частям, а потом собрать в нужном месте. Думаю, на все наши монтажно-крадежные работы уйдет самое малое недели две. Это при условии, что нас не застукают и не схватят.
— Перенести оборудование — только половина дела, — резонно заметил Пай. — Нужно ведь еше найти место. Какую-нибудь тихую полянку, где будет стоять радиомаяк. И чтобы вблизи — никаких дорог, иначе нашу штучку могут заметить кастанцы или слишком болтливые пленные. И еще одно условие. Нам нужна линия электропередач для питания маяка.
— Как далеко может отстоять маяк от линии?
— Не более восьмисот ярдов, — сказал Пай. — Думаю, такое количество провода мы вполне сумеем стащить.
— О’кей. Вы думаете над тем, как дотащить детали маяка до границы леса. Я подыскиваю место и переношу их туда.
— Как?
— Пока не знаю. Но это уже моя забота. И я обязательно найду способ.
Взгляд Уордла упал на стоявшего рядом Фоули.
— А у тебя какие новости?
— Неутешительные. Тюремная больница — хуже некуда. Основная забота персонала — вернуть полумертвых рабов на работу, затратив на это минимум времени, сил и средств. Даже больным кастанцам там приходится несладко. Оборудования почти никакого, обращение с пациентами жестокое, а начальника больницы Мачимбара я бы даже не решился назвать врачом. Странно, что он не пошел в палачи.
— Предупреждение принято, — сказал Уордл и оглядел остальных, — Если кто-то вдруг заболеет, делаем все возможное, чтобы не стать подопытными землянами Мачимбара.
— Догадайтесь, какие слова я услышал от Мачимбара, когда пришел и доложил, кто я и зачем явился, — подначил товарищей Фоули.
— «С этой минуты единственная цель твоей жизни — угождать мне всегда и во всем», — подсказал Холден.
— Совершенно верно. А теперь — о двух важных для нас моментах. Первый. Больница находится за тюремной стеной и совсем близко от джунглей. Теоретически это идеальное место для побега. Плохо лишь то, что туда помешают по-настоящему больных.
— Учтем. И какой второй момент?
— Я разыскал стамитского полковника.
— Как тебе удалось?
— Мне на глаза попался один доходяга-стамит, и я спросил его, кем он был до плена. Оказалось, полковником. Его отряд подвергся газовой атаке. Очнулись они уже в кандалах. По-нашему, стамиты попали в безвыходное положение. Им не в чем себя винить. Но этот полковник думает по-другому. Он считает главным виновником себя и говорит, что опозорил свою расу.
— Полковник может нам пригодиться, — сказал Уордл.
— И не только он, — ответил Фоули, — По словам этого ста-мита, среди пленных есть еще четыре бывших полковника и один бывший алюэзинский генерал-майор.
— Имя узнал?
— Генерал Парта-ак-Ваим.
— Нам нужно обязательно его разыскать. Найдем укромное местечко и поговорим с ним.
— Вы еще заставьте его мыслить по-земному, — язвительно заметил Пай, сомневающийся, что семерым землянам удастся изменить укоренившиеся представления других рас.
— Мои любезные соплеменники, — подал голос Холден. — Время еще совсем не позднее. С этим удачно сочетается присутствие среди нас некоего мужа по имени Робер Шеминэ, которого специально учили открывать любые замки, сделанные любыми мыслящими существами. Путем нехитрых расчетов я установил: на территории нашего принудительного нахождения стоят четыре корпуса. Следовательно, вероятность отыскать в нашем корпусе этого… Патак-дальше-не-знаю-как…
— Его зовут Парта-ак-Ваим, — напомнил Уордл.
— Вот-вот. Значит, вероятность найти его здесь — один к четырем, — закончил свою тираду Холден. — Чего вы ждете, мальчики? Или у вас ножки не ходят?
— Ты можешь открыть нашу дверь? — обратился к Шеминэ Уордл.
Кряжистый Шеминэ, на челюсти которого еще не зажил синяк, полученный при захвате в плен, молча порылся в карманах и извлек связку надфилей.
— Скучно проторчать целый день в мастерских и ничего не взять на память, — сказал он и пошел возиться с дверью.
— Вы ведь оба работали в мастерских. А тебе что-нибудь удалось прихватить оттуда? — спросил Уордл у молчуна Казазолы.
Вместо ответа Казазола полез к себе за шиворот, нащупал веревочную петельку и вытянул то, что до сих пор размещалось у него между лопаток. Молчун взял «на память» среднюю часть рессорной пластины от кастанского грузовика, похожую на слегка изогнутую металлическую линейку. Длина пластины была не менее тридцати дюймов, а ширина — один дюйм. В ее центре было просверлено два потайных отверстия, у концов — по одному. Казазола отдал пластину Уордлу.
— И ты сумел незаметно для окружающих просверлить эти отверстия? — спросил Уордл.
Казазола кивнул.
— Ну и виртуоз! А проволоку тебе удалось захватить?
Казазола равнодушно подал ему моток проволоки. Но этим его «сувениры» не исчерпывались. На ладонь Уордла легла дюжина шестидюймовых гвоздей с обкусанными шляпками. С того конца Казазола сделал пропилы. Острия гвоздей он дополнительно заточил.
— Ах ты, наша трудолюбивая пчелка! — сказал довольный Уордл.
Казазола улыбнулся краешком губ и снова кивнул.
— Ты будешь открываться, чертова коробка? — выругался на замок Шеминэ, — Если тебя ставили кастанцы, это еще не значит, что больше никому тебя не открыть. К счастью, у них хватило мозгов не прикрутить тебя вверх тормашками.
Шеминэ что-то ковырнул в замке. Тот протестующее скрипнул, потом щелкнул и поддался. Дверь открылась.
— Ничего особо хитрого. Теперь его можно открывать, когда угодно.
— Кто-нибудь пойдет со мной? — Уордл вопросительно оглядел товарищей.
— Меня прошу не тревожить, — зевнул Холден. — Притомился я сегодня.
— Мне так и так придется идти, — сказал Шеминэ. — Кто еще вам откроет двери камер?
— Думаю, что и мне нужно пойти, — рассудил Фоули. — Я ведь получил от стамитского полковника нечто вроде рекомендации. Возможно, это облегчит нам установление контактов.
— Здесь ты прав. — Уордл осторожно выглянул в коридор. Пусто, — Троих вполне достаточно. Незачем лезть целой оравой. Если нарвемся на охранников, будем строить из себя идиотов. Скажем, что дверь в нашей камере была не заперта. Мы не знали, что нельзя ходить по коридорам, и больше не будем.
Немного подумав, он сказал:
— Начнем поиски с верхнего этажа. Так и шуму меньше, и меньше опасности нарваться на кастанцев.
Уордл быстро и почти неслышно шел по коридору к лестнице. По ночам здание не освещалось, но это не мешало сносно видеть. При трех лунах и изобилии звезд на Гатине не бывало непроглядно темных ночей. Помимо естественного света, коридору кое-что перепадало от соседства с освещенным парапетом стены.
Выйдя на лестницу, Уордл остановился, махнул Шеминэ и Фоули, чтобы не шевелились, а сам стал вслушиваться. Наверху было совершенно тихо: ни топота сапог охранников, ни приглушенных голосов пленных.
Представляю, если бы этот корпус был целиком заполнен землянами, подумал Уордл. Какая там тишина! Тут бы все шумело и бурлило, и в самом воздухе ощущался бы бунтарский дух. В какой-то книге Уордл вычитал странное сравнение тюремных бунтов с… цепной реакцией. Где-то, в одной из камер, собирается достаточное количество человеческой «критической массы» — и пошло. Немало таких бунтов были просто выплесками слепой ярости и стихийного протеста. Но на другой планете и при иных обстоятельствах подобная «цепная реакция» — великое благо. Вот только достаточно ли будет «критической массы» семерых землян, чтобы она началась?
Уордл поднялся на седьмой этаж, заглянул в пустой, никем не охраняемый коридор, затем стал подниматься дальше. Шеминэ неслышно следовал за ним. Фоули, похожий на черную тень, был замыкающим.
На площадке десятого этажа Уордл остановился. Шеминэ и Фоули мгновенно замерли, думая, что он услышал какие-то звуки. Нет, вокруг по-прежнему было тихо.
— В чем дело? — спросил у него Фоули.
— Да так. Мне странно, что Холден не пошел с нами. Как-то не похоже на него.
— Он же заявил, что устал.
— Это я слышал, — отмахнулся Уордл, — Но Холдену ничего не стоит и соврать. Я только сейчас вспомнил, какая заговорщическая была у него физиономия, когда он говорил про свою усталость. Просто ему понадобилось мое отсутствие. Но если только, пока мы здесь гуляем, он затеет какую-нибудь пакость…
— Нам сейчас не до него, — недовольно прошептал Фоули. — Нам подвернулся шанс. Не возвращаться же обратно из-за возможных проказ Холдена.
— Черт бы побрал этого штурмана! — вполголоса выругался Уордл. — Мне хватило его Белоснежки. Разболтанный до крайности.
— А мы что, образцы послушания? — Фоули слегка подтолкнул его. — Вперед. Если тебе безразличен сон, я не откажусь хоть немного выспаться.
Уордл, не переставая хмуриться, скользнул дальше. Подойдя к одной из дверей, он приложил ухо. Изнутри слышался негромкий храп и сопение.
— Попробуем зайти сюда.
Шеминэ привалился к замку и, немного повозившись, открыл. Замок привычно щелкнул, но открывающаяся дверь предательски громко заскрипела. Уордл вошел. Какой-то проснувшийся стамит торопливо сел на койке и недоверчиво выпятил на него большие, словно у совы, глаза.
— Здесь есть алюэзинцы? — вполголоса спросил Уордл.
Стамит открыл рот, закрыл, снова открыл. Его глаза стали еще больше. Казалось, слова застыли у него в горле.
— Отвечай быстро! Алюэзинцы есть?
— Третья дверь по коридору, — выдавил из себя стамит.
— Спасибо.
Уордл вышел, осторожно закрыв дверь камеры.
Разбуженный им стамит выполз из постели и разбудил соседа.
— К нам только что приходил землянин. Вермер, ты слышишь? Землянин не выполняет распорядка и ходит по камерам.
— Ну и что ему понадобилось у нас? — довольно сердито спросил Вермер. — Должно быть, тебе это приснилось.
Натянув одеяло, он повернулся на бок и снова захрапел.
Указанная стамитом дверь отрылась бесшумно. Тихо, словно призраки, земляне вошли в камеру. Однако здесь их сразу же увидели и услышали. Алюэзинцам так и не удалось приучить себя спать по ночам. К тому же их раса обладала тонким слухом и превосходным ночным зрением.
Все двадцать обитателей камеры сидели на койках и во все глаза глядели на землян.
— Мы ищем Парту-ак-Ваима, — без околичностей сообщил Уордл, — Кто-нибудь из вас знает, где его можно найти?
Одному из пленных хватило самообладания быстро и четко ответить на вопрос:
— Он в этом здании, на втором этаже, в средней камере, выходящей во двор.
Уордл одобрительно посмотрел на алюэзинца.
— Какое у тебя звание?
— У пленных нет звания. Неужели землянам этого не объяснили?
Фоули попробовал зайти с другого конца.
— А какое звание было у тебя до плена?
— Командир полета.
— То есть офицер военно-космических сил?
— Да. Но теперь у нас нет офицеров.
— Как тебя зовут? — спросил Фоули.
