АМБЕРСКИЕ РАССКАЗЫ

Дальше: * * *

Синий конь и танцующие горы

Я взял вправо к Горящему Колодцу и избежал встречи с дымящимися призраками Артинского нагорья. Я сбил со следа предводительницу кертов из Шерна, когда ее стая гнала меня от своих высоких насестов среди скалистых каньонов. Остальные отказались от погони, и мы остались одни под зеленым дождем, падавшим с грифельно-черного неба. Мы неслись вперед и вниз, туда, где на равнинах извивались пыльные демоны, поющие о печальной вечности в скалах, которыми они когда-то были.

Наконец ветры утихли, и Шаcк, мой смертоносный скакун, синий жеребец из Хаоса, замедлил бег и встал перед красными песками.

— Что случилось? — спросил я.

— Мы должны пересечь перешеек пустыни, чтобы добраться до Танцующих гор,— ответил Шаcк.

— А далек ли туда путь?

— Туда идти оставшуюся часть дня,— сказал он.— Здесь самое узкое место пустыни. Мы уже заплатили часть своего искупления. Остальное ждет нас в самих горах, поскольку нам придется пересечь их в том месте, где они наиболее активны.

Я поднял фляжку и потряс ее.

— Стоит того,— сказал я,— если только они не пляшут в самом деле по шкале Рихтера.

— Нет, но на Великом Перешейке между тенями Амбера и тенями Хаоса происходят некие природные изменения в том месте, где они встречаются.

— Мне не впервой сталкиваться с теневыми грозами, а там, похоже, находится постоянный тенегрозовой фронт. Но мне все же хотелось бы скорее прорваться, чем ночевать там.

— Я говорил тебе, когда ты выбрал меня, лорд Корвин, что могу нести тебя быстрее любого другого скакуна в дневное время. Но ночью я превращаюсь в неподвижную змею, замирающую на камне, холодную, словно сердце демона, и оттаивающую лишь с рассветом.

— Да, я припоминаю,— сказал я,— и ты служил мне хорошо, как и говорил Мерлин. Возможно, нам стоит заночевать по эту сторону гор и пересечь их завтра.

— Фронт, как я говорил, перемещается. В некоторых точках он может налететь на вас еще в предгорьях или даже раньше. Когда добираешься до этих мест, уже неважно, где заночуешь. Так что спешивайтесь сейчас, пожалуйста, расседлывайте и разнуздывайте меня, чтобы я мог превратиться.

— Во что? — спросил я, спрыгивая на землю.

— Полагаю, форма ящерицы лучше всего подходит к условиям пустыни.

— Хорошо, Шаcк, делай, как тебе удобно. Стань ящерицей.

Я начал снимать с него поклажу. Было приятно почувствовать себя свободным.

Шаcк в качестве синей ящерицы был головокружительно проворным и практически неутомимым. Он перенес меня через пески засветло и, пока я стоял, созерцая тропинку, уходящую в предгорья, заговорил свистящим голосом:

— Как я уже сообщал, тени могут застать нас здесь повсюду, а я еще достаточно силен, чтобы взлететь наверх за час с небольшим, прежде чем придет время разбивать лагерь, отдыхать и ужинать. Каков наш выбор?

— Вперед,— сказал я ему.

Деревья сбрасывали листву буквально на глазах. Тропинка была безумно неровной, резко меняла направление и характер. Времена года приходили и уходили — снежные шквалы сменялись порывами горячего ветра, затем налетала весна и расцветали цветы. Перед глазами мелькали башни и металлические люди, дороги, мосты, туннели — и все это мгновенно исчезало. А вслед за этим пляска прекращалась вовсе, и мы просто взбирались по тропе, как обычные путники.

В конце концов мы разбили лагерь в укрытии недалеко от вершины. Пока мы ели, небо затянуло облаками, и в отдалении раздалось несколько раскатов грома. Я устроил себе невысокую лежанку. Шаек превратился в огромную змею с головой дракона, крыльями и оперением и свернулся рядом.

— Спокойной ночи, Шаcк,— окликнул я его, когда упали первые капли дождя.

— И... тебе... того же... Корвин,— тихо сказал он.

Я лег, закрыл глаза и почти мгновенно уснул. Не знаю, как долго я спал. Разбудили меня ужасающие раскаты грома, раздававшиеся, казалось, прямо над головой.

Прежде чем затихло эхо, я понял, что сижу, наполовину вытянув из ножен Грейсвандир. Я потряс головой и прислушался. Мне показалось, что чего-то не хватает, но я не мог определить чего.

Раздался еще один громовый раскат, сопровождаемый алмазной вспышкой. Я вздрогнул и стал ждать продолжения, но наступила тишина.

Тишина...

Я положил на лежанку руку, затем голову. Дождь прекратился. Вот чего не хватало — дробного стука капель.

Мой взгляд привлекло сияние, исходившее из-за соседней вершины. Я натянул сапоги и покинул укрытие. Снаружи застегнул ремень, к которому были прикреплены ножны, и застегнул у горла плащ. Необходимо было произвести рекогносцировку. В месте, подобном этому, любое явление может представлять угрозу.

Проходя мимо, я потрогал Шаска, который и впрямь был как каменный, и направился туда, где изгибалась тропа. Она была на месте, хотя и сузилась. Я ступил на нее и стал взбираться вверх. Источник света, к которому я стремился, казалось, медленно перемещался. Теперь в отдалении мне почудился слабый звук дождя. Возможно, он доносился с той стороны вершины.

По мере приближения я все больше убеждался, что гроза продолжается неподалеку. За шумом дождя можно было расслышать завывание ветра.

Внезапно меня ослепила вспышка из-за вершины. Как обычно, ее сопровождал резкий разряд грома. Я остановился на мгновение. В это время мне показалось, что сквозь звон в ушах до меня донесся отрывистый смех.

Я побрел дальше и наконец добрался до вершины. И тут же ветер стал дуть в лицо, бросая в меня полные пригоршни воды. Я плотнее запахнулся в плащ и двинулся дальше.

Через несколько шагов я узрел ложбину внизу слева. Она была освещена жутковатым светом пляшущих шаровых молний. Я разглядел две фигуры: одна сидела на земле, другая, со скрещенными ногами, висела вниз головой в воздухе без видимой опоры наискосок от первой. Я выбрал наиболее скрытую тропинку и стал подбираться поближе.

Большую часть пути мне не было их видно, поскольку выбранный маршрут пролегал под деревьями с густой листвой. Внезапно я понял, что нахожусь совсем близко, ибо дождь прекратил мочить меня и я больше не ощущал давления ветра. Это было похоже на то, словно я вошел в мертвую зону урагана.

Я осторожно продолжал продвигаться вперед, временами припадая к земле и поглядывая сквозь ветви на двух стариков. Оба рассматривали фигуры трехмерной игры, которые висели над лежавшей на земле доской со слабо вырисовывавшимися в свете молний квадратами. Человек, сидевший на земле, был горбат, он улыбался и был мне знаком. Это был Дворкин Бэримен, мой легендарный прародитель, исполненный долгих лет, мудрости и богоподобного могущества, создатель Амбера, Узоров, Труб и, возможно, самой реальности, как я ее понимал. К несчастью, сталкиваясь с ним в последнее время, я стал замечать, что он явно спятил. Мерлин уверял меня, что Дворкин уже излечился, но я сомневался. Богоподобные существа часто грешат определенной степенью нетрадиционного мышления. Похоже, это неотъемлемая часть их дара. В общем, это вполне в духе старого плута — надевать на себя маску здравомыслия, гоняясь при этом за всевозможными парадоксами.

Другой человек, повернувшийся ко мне спиной, протянул руку и передвинул фишку, которая, по всей видимости, соответствовала пешке. Она символизировала зверя Хаоса, известного как Огненный Ангел. После того как он завершил ход, вновь вспыхнула молния, ударил гром, и я содрогнулся всем телом. Теперь Дворкин передвинул одну из фигур, Виверна. Вновь гром, молния, содрогание. Я увидел, что отступающий Единорог играл роль Короля в фигурах Дворкина, клетка рядом с ним символизировала дворец Амбера. У его противника короля изображала выпрямившаяся Змея, а рядом располагался Телбэйн — огромный, похожий на иглу дворец Короля Хаоса.

Противник Дворкина, смеясь, передвинул фигуру.

— Мандор,— объявил он.— Он считает себя кукловодом и создателем королей.

После треска и вспышки свою фигуру двинул Дворкин.

— Корвин,— сказал он/— Он вновь свободен.

— Да. Но ему неведомо, что он бежит наперегонки с судьбой. Сомневаюсь, чтобы он вернулся в Амбер вовремя, чтобы успеть предстать в зеркальном зале. Сможет ли он действовать без их ключей?

Дворкин улыбнулся и поднял глаза. На мгновение мне показалось, что он смотрит прямо на меня.

— Полагаю, что он успевает, Сухей,— сказал он,— к тому же я запустил несколько частичек его памяти, которые нашел несколько лет назад, плыть над Узором в Ребме. Хотелось бы мне получать ночной горшок из золота каждый раз, как я его недооцениваю.

— А для чего они тебе? — спросил другой.

— Чтобы у его врагов были дорогостоящие шлемы.

Оба расхохотались, и Сухей развернулся на девяносто

градусов по часовой стрелке. Дворкин же поднялся в воздух и стал наклоняться вперед, пока не завис параллельно земле, разглядывая доску. Сухей протянул было руку по направлению к женской фигуре на одном из верхних уровней, но тут же отдернул ее. Внезапно он вновь пошел Огненным Ангелом. Не успел стихнуть гром, как Дворкин уже сделал ход, так что гром продлился, не обрываясь, и вспышка повисла в воздухе. Дворкин сказал что-то, чего я не сумел расслышать за грохотом. Очевидно, он назвал какое-то имя, поскольку ответом Сухея было: «Но ведь это фигура Хаоса!»

— И что с того? Правила этого не запрещают. Твой ход.

— Я хочу подумать,— сказал Сухей.— Мне нужно время.

— Возьми с собой,— отозвался Дворкин.— Принесешь завтра вечером.

— Я буду занят. Может быть, послезавтра?

— Тогда буду занят я. На третий вечер?

— Да. В таком случае пока...

— ...Спокойной ночи.

Треск и вспышка, последовавшие за этим, ослепили и оглушили меня на несколько минут. Внезапно я ощутил и ветер, и дождь. Зрение мое прояснилось, я увидел, что ложбина опустела. Возвращаясь, я миновал вершину и спустился в лагерь, который опять поливало дождем. Тропа вновь стала широкой.

На рассвете я поднялся, позавтракал и стал ждать, пока Шаcк пошевелится. События прошедшей ночи не казались сном.

— Шаcк,— позвал я наконец,— ты знаешь, что такое дьявольская скачка?

— Я слышал об этом,— отозвался он,— как о тайном способе преодоления больших расстояний за короткое время, который применяется Домом Амбера. Говорят, что это очень вредно для умственного здоровья благородного скакуна.

— Ты поражаешь меня своей выдающейся стабильностью, как эмоциональной, так и интеллектуальной.

— Ну что же, спасибо, тронут. А что за спешка?

— Ты проспал великолепное представление,— сказал я,— и теперь у меня свидание с бандой отражений, если только я сумею поймать их прежде, чем они исчезнут.

— Если это необходимо...

— Мы едем за золотыми ночными горшками, мой друг. Поднимайся и будь конем.

Зеркальный коридор

Оба мы не подозревали о перемене, пока те шестеро не выскочили на нас из засады.

Мы с Шаском провели ночь в Танцующих горах, после того как наблюдали там странную игру между Дворкином и Сухеем. Я слышал малоприятные истории о людях, которым случалось остановиться там на ночлег, но выбирать особо не приходилось. Бушевал ураган, я устал, мой конь превратился в истукана. Я не знаю, чем все закончилось, хотя, как участник, вежливо заметил, что не прочь узнать.

На следующее утро мы с моим синим конем Шаском, а точнее, моей синей ящерицей Шаском пересекли песчаный перешеек между Амбером и Хаосом. Шаcк — теневой скакун, которого мой сын Мерлин подыскал мне в королевских конюшнях Владений.

Двое мужчин выступили из-за камней по противоположным сторонам дороги и направили на нас арбалеты. Еще двое выскочили впереди, один с луком, другой — с красивым мечом, наверняка краденым, судя по роду занятий нынешнего владельца.

— Стой! И мы тебя не тронем,— сказал тот, что с мечом.

Я натянул поводья.

— Если речь о деньгах, то я и сам на мели,— сказал я,— а на скакуна моего вы все равно не сядете, даже если захотите.

— Может, не сядем, а может, и сядем,— покачал головой главный.— Мы люди непривередливые, берем что придется.

— Нехорошо отнимать у человека последнее,— заметил я.— Некоторые обижаются.

— Мало кто уходит с этого места.

— Это что, смертный приговор?

Главарь пожал плечами.

— Меч у тебя вроде ничего,— сказал он/— Покажи-ка его.

— По-моему, это ты плохо придумал.

— Почему?

— Если я вытащу меч, то могу ненароком вас убить.

Он рассмеялся.

— Ладно, заберем его с твоего трупа.— Главарь поглядел сперва направо, потом налево.

— Все может быть.

— Показывай.

— Если ты настаиваешь...

Я выхватил Грейсвандир, и он запел. Глаза главаря расширились: клинок описывал дугу, рассчитанную снести ему голову. Разбойник взмахнул мечом в ту самую минуту, когда Грейсвандир, не замедлясь, прошел сквозь его шею. Мой противник обрушил клинок на Шаска, лезвие прошло сквозь синюю лопатку. Ни тот, ни другой удар не причинили вреда.

— Ты — чародей? — спросил разбойник, когда я с размаху рубанул его по плечу. Меч должен был отсечь руку, но прошел сквозь нее свободно.

— Не из тех, кто выкидывает подобные штучки. А ты?

— И я нет,— сказал он, ударяя снова.— Что происходит?

Я убрал Грейсвандир в ножны.

— Ничего. Займитесь кем-нибудь другим.

Я тронул поводья, и Шаcк двинулся вперед.

— Подстрелите его! — крикнул главарь.

Арбалетчики по обе стороны дороги спустили тетивы, стоящий впереди лучник тоже. Все четыре стрелы из арбалетов прошли через Шаска, трое разбойников ранили или убили своих визави. Стрела из лука прошла сквозь меня, не вызвав никаких неприятных ощущений. Главарь снова ударил мечом, но тоже ничего не добился.

— Вперед! — приказал я.

Шаек послушался, и мы отправились дальше, не обращая внимания на несущуюся вслед брань.

— Похоже, мы попали в странное положение,— заметил я.

Зверь кивнул.

— По крайней мере, это убережет нас от неприятностей.

— Забавно. Мне казалось, что ты предпочитаешь на них нарываться,— отвечал Шаcк.

Я хохотнул:

— Может, да, а может, и нет. Интересно, надолго эти чары?

— Возможно, их придется снимать.

— Черт! Это всегда морока.

— Лучше, чем оставаться бестелесным.

— Тоже верно.

— Наверняка кто-нибудь в Амбере знает, как с ними справиться.

— Будем надеяться.

Мы продолжали ехать и больше никого в тот день не повстречали. Укладываясь спать на плаще, я чувствовал острые камни. Почему их я чувствую, но не чувствовал, к примеру, удара мечом? Поздно было спрашивать Шаска о его ощущениях, поскольку он уже превратился в камень.

Я зевнул и растянулся на земле. Высунувшийся из ножен Грейсвандир на ощупь был вполне обычным. Я убрал его на место и заснул.

После моего утреннего омовения мы двинулись дальше. Шаcк оказался вполне годен для адской скачки, не хуже большинства амберских скакунов. Кое в чем даже лучше. Мы мчались через быстро меняющуюся местность. Я думал об Амбере впереди и о своем плене во Владениях.

Медитации до крайности обострили мою восприимчивость. Не это ли, вместе с другими специфическими упражнениями, сделало меня неуязвимым? Не исключено, хотя я подозревал, что главный вклад внесли все-таки Танцующие горы.

— Интересно, что это означает и откуда взялось? — сказал я вслух.

— Держу пари, что с твоей родины,— отвечал Шаек,— и предназначено специально для тебя.

— С чего ты взял?

— По дороге ты рассказывал мне о своей семье. Я бы им не доверял.

— То время давно прошло.

— Кто знает, что могло случиться в твое отсутствие? Старые привычки легко возвращаются.

— Но нужна же какая-то причина!

— Насколько я понял, у одного из них причина есть, и самая основательная.

— Возможно. Но мне в это не верится. Меня долго не было, мало кто знает, что я на воле.

— Тогда расспроси этих немногих.

— Посмотрим.

— Я просто стараюсь помочь.

— Продолжай в том же духе. Слушай, а что ты собираешься делать после того, как мы окажемся в Амбере?

— Еще не решил. По натуре я — бродяга.

Я рассмеялся:

— Вот зверь по моему сердцу! Чувства у тебя вполне человеческие. Так чем мне отблагодарить тебя за дорогу?

— Подожди. Сдается мне, Судьбы решат это за нас.

— Пусть будет так. А пока, если что-нибудь придумаешь, скажи.

— Помогать тебе, лорд Корвин, большая честь. Давай сойдемся на этом.

— Ладно. Спасибо.

Мы проносились через одну Тень за другой. Солнца пробегали вспять, с прекрасных небес налетали бури.

Мы угодили в вечер — кого другого бы это задержало, но только не нас,— выбрались в сумерки и там подкрепились. Вскоре после этого Шаcк снова обратился в камень. Никто не напал на нас в ту ночь, а сны такие спокойно можно было бы не смотреть.

На следующий день мы рано тронулись в дорогу, и я использовал все маленькие хитрости, способные сократить наш путь через Тень домой. Домой... Мысль эта согревала, несмотря на замечание Шаска о моих родственниках. Я и не думал, что буду так тосковать по Амберу. Много раз я отсутствовал куда дольше, но обычно хоть в общих чертах представлял, когда соберусь обратно. Темница во Владениях — не то место, где приходится загадывать наперед.

Мы мчались и мчались. Ветер над равниной, пожар в горах, вода в узком ущелье. В тот вечер я впервые почувствовал сопротивление, возникающее на теневых подступах к Амберу. Я пытался доскакать тем же днем, но не сумел. Мы провели ночь неподалеку от того места, где проходила Черная Дорога. От нее не осталось и следа.

На другой день продвижение замедлилось, зато чаще и чаще мелькали знакомые Тени. Ночевали мы в Ардене, однако Юлиан нас не нашел. Мне то ли мерещился во сне, то ли действительно слышался вдалеке его охотничий рог; так часто предвещавший смерть и разрушение, он лишь навеял на меня трогательные ностальгические воспоминания. Наконец-то я почти дома.

На следующее утро я проснулся до рассвета. Шаcк, конечно, по-прежнему был синей ящерицей и лежал свернувшись под большим деревом. Я приготовил чай, потом съел яблоко. Провизия была на исходе, но мы приближались к чертогам изобилия.

Мы тронулись, медленно и неспешно, поскольку на моей любимой дороге предстоял тяжелый подъем. На первом привале я попросил Шаска снова принять конский вид, он согласился. Похоже, это ему было не трудно, поэтому я попросил его и дальше оставаться конем. Мне хотелось показать всем его красоту.

— Ты как, довезешь меня и сразу назад? — спросил я.

— Я хотел с тобой об этом поговорить,— отвечал Шаcк/— Во Владениях невесело, и у меня нет постоянного хозяина.

— Вот как?

— Тебе понадобится хороший скакун, лорд Корвин.

— Это точно.

— Я бы попросился к тебе на неопределенное время.

— Сочту за честь. Таких, как ты, поискать.

К полудню мы были на вершине Колвира, а несколько часов спустя — во дворце. Я отыскал Шаску хороший денник, почистил его, накормил и оставил отдыхать. Он тут же превратился в камень. Я нашел табличку, написал на ней наши имена и прикрепил к двери.

— Увидимся,— сказал я.

— Когда вам будет угодно, хозяин, когда вам будет угодно.

Я вошел через кухню, где суетились незнакомые повара. Они меня не узнали, но, похоже, различили своего. По крайней мере, почтительно ответили на мое приветствие и не возражали, когда я прихватил несколько фруктов. Они спросили, прислать ли мне что-нибудь в комнаты, я ответил, что, мол, да, бутылку вина и курицу. Главная повариха — рыжая женщина по имени Клара — посмотрела на меня пристально и несколько раз перевела взгляд на серебряную розу. Я не хотел пока называть свое имя и подумал, что в ближайшие часы челядь побоится его угадать. Мне хотелось отдохнуть и порадоваться возвращению. Поэтому я поблагодарил всех и пошел к себе.

Я начал подниматься по лестнице, которой пользуются слуги, чтобы проскользнуть незамеченным. На середине подъема путь мне преградили козлы. На ступенях лежали инструменты, хотя рабочих было не видать. Я не знал, обрушилась ли часть лестницы сама, или ей помогли.

Я вернулся и стал подниматься по парадной лестнице. Повсюду виднелись признаки ремонта, причем явно заменялись целые стены и куски пола. Множество комнат было открыто взгляду. Я заторопился убедиться, что в их число не попали мои.

К счастью, они уцелели. Я уже собирался войти, когда из-за угла вышел высокий рыжеволосый малый и направился прямиком ко мне. Я пожал плечами. Какой-то заезжий чиновник, не иначе...

— Корвин! — крикнул он/— Как вы здесь оказались?

Он подошел ближе и пристальней вгляделся в меня.

Я поступил так же.

— Полагаю, что не имею чести быть знакомым,— сказал я.

— Бросьте, Корвин. Вы застали меня врасплох. Я думал, вы там, со своим Путем и «Шевроле» пятьдесят седьмого года.

Я покачал головой:

— Не уверен, что понимаю, о чем вы говорите.

Рыжеволосый сузил глаза:

— Вы, часом, не призрак Пути?

— Мерлин что-то рассказывал, когда освободил меня из Владений. Но я не уверен, что кого-либо из них встречал.— Я закатал левый рукав.— Рубаните меня. Пойдет кровь.

Он с серьезным видом разглядывал мою руку. На мгновение мне показалось, что он поймает меня на слове.

— Ладно,— сказал рыжеволосый.— Чуть-чуть. В целях безопасности.

— Я по-прежнему не знаю, с кем говорю,— сказал я.

Он поклонился.

— Простите. Я — Люк из Кашфы, иногда меня называют королем Ринальдо I. Если вы тот, за кого себя выдаете, то я — ваш племянник. Ваш брат Брэнд был моим отцом.

Вглядевшись в черты молодого человека, я заметил сходство и протянул руку.

— Давайте,— сказал я.

— Вы это серьезно?

— Серьезней не бывает.

Он вытащил из-за пояса кинжал и глянул мне в глаза. Я кивнул. Он коснулся лезвием моей руки — ничего не произошло. То есть произошло, но не вполне предвиденное и отнюдь не желаемое.

Острие вошло в мою руку на полдюйма. Оно продолжало свое движение и наконец показалось с обратной стороны. Кровь не выступила.

Люк попытался снова. Ничего.

— Черт! Не понимаю. Будь вы призраком Пути, брызнуло бы пламя. А так даже отметины не осталось.

— Можно одолжить ваш кинжал? — спросил я.

— Конечно.

Он передал мне клинок. Я внимательно на него поглядел. Потом прижал к руке и провел черту с три четверти дюйма. Выступила кровь.

— Черт побери! — сказал Люк.— Что происходит?

— Думаю, дело в чарах, которые я подцепил в Танцующих горах, когда недавно там ночевал,— отвечал я.

— Хм.— Люк задумался,— Сам я не имел такого удовольствия, но рассказы об этом месте слыхал. Не знаю, есть ли простой способ снять заклятие... Моя комната там.— Он указал в южную сторону.— Если вы согласитесь зайти, я посмотрю, что тут можно придумать. Я изучал хаосскую магию с отцом и с матерью, Джасрой.

Я пожал плечами.

— Моя комната ближе,— сказал я,— кроме того, мне несут курицу и бутылку вина. Давайте поставим диагноз там, а потом вместе перекусим.

Люк улыбнулся.

— Лучшее предложение за сегодняшний день,— сказал он.— Только позвольте мне зайти к себе за орудиями труда.

— Ладно. Я пройду с вами, чтобы знать дорогу — вдруг понадобится.

Он кивнул и повернулся. Мы направились в холл.

За углом мы пошли с запада на восток, мимо покоев Флоры, в направлении самых роскошных гостевых комнат. Люк остановился перед дверью и полез в карман, надо полагать, за ключом. Потом замер.

— Корвин! — позвал он.

— Да?

— Эти два канделябра в форме кобр,— сказал он, указывая вперед по коридору.— Бронзовые, наверное.

— Вероятно. Что с ними?

— Я всегда считал, что они тут только для украшения.

— Верно.

— В последний раз, когда я на них смотрел, между ними висела маленькая картина или шпалера.

— Мне тоже так помнится,— сказал я.

— Ну а сейчас между ними вроде бы коридор.

— Не может быть. Коридор есть чуть дальше...— начал я.

И тут же осекся, потому что понял. Я шагнул в ту сторону.

— Что происходит? — спросил Люк.

— Он зовет,— отвечал я.— Мне надо идти. Узнать, чего он от меня хочет.

— Кто?

— Зеркальный Коридор. Он появляется и пропадает. Он приносит иногда полезные, иногда двусмысленные вести тому, кого призывает.

— Он призывает нас обоих или только вас? — спросил Люк.

— Не знаю,— отвечал я.— Я чувствую, что он влечет меня, как случалось и раньше. Можете пойти со мной. Вдруг и для вас припасено что-нибудь хорошенькое.

— А было такое, чтобы два человека говорили с ним одновременно?

— Нет, но все когда-то происходит в первый раз,— сказал я.

Люк медленно кивнул.

— А, черт! — воскликнул он.— Играю.

Он прошел со мной до змей, и мы заглянули внутрь. По стенам справа и слева горели свечи. Сами стены искрились бесчисленными зеркалами. Я шагнул вперед, Люк — следом.

Зеркала были в рамах всех мыслимых форм. Я пошел очень медленно, заглядывая в каждое, и велел Люку делать то же самое.

Сперва зеркала отражали лишь нас и противоположную стену. Внезапно Люк остановился и застыл, повернув голову влево.

— Мама! — вырвалось у него. Из медной, в зеленой патине рамы, изображавшей уроборосскую змею, смотрела красивая рыжеволосая женщина.

Она улыбнулась:

— Я так рада, что ты поступил правильно, заняв трон...

— Ты серьезно? — спросил Люк.

— Конечно,— отвечала женщина.

— Я думал, ты рехнулась. Мне казалось, ты хочешь сама его занять.

— Хотела когда-то, но проклятые жители Кашфы меня не оценили. Сейчас я в Страже и собираюсь ближайшие несколько лет посвятить изысканиям, к тому же все здесь дышит трогательными воспоминаниями. Покуда кашфанский трон остается в семье, знай, что я довольна.

— Ну, э-э... я рад это слышать, мама. Очень рад. Буду продолжать в том же духе.

— Давай,— сказала она и исчезла.

Люк обернулся ко мне, губы его тронула ироническая усмешка.

— Редкий случай в моей жизни, когда она меня похвалила. Не за то, за что я похвалил бы себя сам, но все равно... Насколько это реально? Что именно мы видим? Было это сознательным разговором с ее стороны? Или...

— Они — настоящие,— ответил я.— Не знаю, как, почему или какая часть собеседника реально присутствует. Они могут быть стилизованными, сюрреалистическими, могут даже утянуть к себе. Но в каком-то смысле они реальны. Вот все, что мне известно. Фу ты!..

Из огромного зеркала в золотой раме впереди и справа выглядывал суровый лик моего отца Оберона.

— Корвин,— сказал он.— Ты был моим избранником, но всегда умел поступить наперекор.

— Это выволочка? — поинтересовался я.

— Верно. А после стольких лет с тобой не пристало говорить, как с ребенком. Ты выбирал свои дороги. Иногда это наполняло меня гордостью. Ты был мужествен.

— Э-э... спасибо... сэр.

— Я повелеваю тебе немедленно сделать одну вещь.

— Какую?

— Вытащи кинжал и ударь Люка.

Я разинул рот.

— Нет,— сказал я.

— Корвин,— промолвил Люк.— Это будет вроде того доказательства, что вы — не призрак Пути.

— Если вы даже и призрак, плевать! Мне-то что.

— Речь не о том,— вмешался Оберон.— Это явление другого порядка.

— Какого же? — спросил я.

— Проще показать, чем объяснить,— сказал Оберон.

Люк пожал плечами.

— Кольните меня в руку,— попросил молодой человек.— Делов-то.

— Ладно. Посмотрим, чем показ лучше объяснения.

Я вытащил из-за голенища кинжал. Люк закатал рукав и протянул руку. Я легонько ударил.

Лезвие прошло сквозь руку, словно сквозь клуб дыма.

— Черт! — сказал Люк.— Это заразно!

— Нет,— возразил Оберон.— Это явление совершенно особого рода.

— То есть?

— Не будете ли вы так любезны обнажить меч?

Люк кивнул и вытащил знакомого вида золотой клинок. Лезвие издало пронзительный плачущий звук, от которого затрепетало пламя ближайших свечей. Тут я понял, что это — меч моего брата Брэнда, Вервиндль.

— Давненько я его не видел,— промолвил я под продолжающиеся рыдания клинка.

— Люк, сделайте милость, резаните Корвина вашим мечом.

Люк поднял глаза, встретился со мной взглядом. Я кивнул. Он царапнул острием мою руку. Пошла кровь.

— Теперь ты, Корвин,— сказал Оберон.

Я вытащил Грейсвандир — он тоже запел, торжествующе, воинственно, как в величайших битвах прошлого. Обе ноты слились в жуткий дуэт.

— Резани Люка.

Люк кивнул, я провел Грейсвандиром по тыльной стороне его ладони. Царапина сразу покраснела. Пение клинков вздымалось и падало. Я убрал Грейсвандир в ножны, чтобы утихомирить. Люк так же поступил с Вервиндлем.

— В этом кроется какой-то урок,—сказал Люк.—Только провалиться мне, если я понимаю какой.

— Дело в том, что эти мечи — братья, наделенные общими волшебными свойствами. Собственно, их объединяет мощная тайна,— сказал Оберон.— Объясни ему, Корвин.

— Это опасная тайна, сэр.

— Пришло время ее раскрыть. Говори.

— Ладно,— сказал я,— В начале творения боги создали несколько колец, с помощью которых их посланцы умиротворяли Тень.

— Знаю,— отвечал Люк.— Мерлин носит спикард.

— Да,— сказал я.— Каждый имеет способность черпать из многих источников во многих Тенях. Все они различны.

— Так говорил Мерлин.

— Наши были превращены в мечи, мечами они и остались.

— Вот как? — сказал Люк.— И что дальше?

— Какой вывод вы можете сделать из того, что они способны причинить вам вред, а другое оружие — нет?

— Похоже, наша заговоренность как-то связана с ними,— предположил я.

— Верно,— подтвердил Оберон.— В предстоящей борьбе — какую бы вы сторону ни заняли — вам понадобится необычная защита от своеобразной мощи некоего Джарта.

— Джарта? — переспросил я.

— Потом,— сказал Люк,— я все расскажу.

Я кивнул.

— Только как пользоваться этой защитой? Как мы сможем вернуть себе проницаемость? — спросил я.

— Не скажу,— последовал ответ,— но кое-кто впереди вас просветит. И что бы ни случилось, да будет с вами мое благословение — хотя оно, вероятно, уже немногого стоит.

Мы поклонились и поблагодарили. Когда мы снова подняли глаза, Оберон исчез.

— Здорово,— сказал я.— Вернулся меньше часа назад и уже по уши в амберской недосказанности.

Люк кивнул:

— В Хаосе и Кашфе, похоже, не лучше. Возможно, главное назначение государства — плодить неразрешимые проблемы.

Я хохотнул, и мы пошли дальше, разглядывая себя в озерцах света. Через несколько шагов в красной овальной раме слева от меня появилось знакомое лицо.

— Корвин, какая радость,— произнес голос.

— Дара!

— Похоже, я подсознательно желаю тебе зла сильнее, чем кто другой,— сказала она,— и поэтому именно мне выпало удовольствие сообщить самую неприятную новость.

— Да?

— Я вижу, как один из вас лежит пронзенный клинком другого.

— Я не собираюсь его убивать,— отвечал я.

— Взаимно,— поддержал Люк.

— Ах, но в этом-то вся и прелесть,— сказала она.— Один из вас должен заколоть другого, чтобы к уцелевшему вернулась утраченная материальность.

— Спасибо, но я отыщу другой способ,— возразил Люк.— Моя мать, Джасра,— могучая волшебница.

Дарин смех прокатился по коридору, словно звон разбиваемого зеркала.

— Джасра! Моя бывшая фрейлина! Все, что она знает об Искусстве, подслушано у меня. Она пусть и способная, но осталась недоучкой.

— Отец завершил ее обучение,— заявил Люк.

Дара посмотрела на Люка. Улыбка сошла с ее лица.

— Ладно. Скажу тебе честно, сын Брэнда. Я не знаю другого способа разрешить твои затруднения, кроме того, что уже назвала. А поскольку мне ты ничего плохого не сделал, то желаю тебе победы.

— Спасибо,— ответил он,— но я не собираюсь сражаться с дядей. Кто-нибудь да снимет это заклятие.

— В историю втянуты сами орудия,— сказала Дара.— Они принудят вас к бою, и они сильнее смертного чародейства.

— Спасибо за совет, — кивнул Люк.— Может, что-нибудь из этих сведений нам пригодится.

Он подмигнул Даре; она покраснела, чего я никак не ожидал, и пропала.

— Мне не нравится, куда ветер дует,— сказал я.

— Мне тоже. Что, если нам повернуть назад?

Я покачал головой:

— Коридор затягивает, и лучший совет, который я когда-либо получал,— взять от него все, что удастся.

Мы прошли футов десять. Прекраснейшие зеркала и мутные старые стекляшки отражали одно и то же.

Щербатое зеркало в желтой лаковой раме, исписанной китайскими иероглифами, заставило нас остановиться. Громовой голос моего покойного брата Эрика выкрикнул:

— Я вижу ваши судьбы! — Он раскатисто хохотнул.— И вижу поле боя, на котором они свершатся. Это будет занятно, брат. Если, умирая, услышишь смех, то знай — смеюсь я.

— Ты всегда был большим шутником,— ответил я.— Кстати, покойся в мире. Ты ведь герой, знаешь ли.

Эрик всмотрелся в мое лицо.

— Безумный брат,— сказал он, отвернулся и пропал.

— Это был Эрик, который недолгое время занимал здешний престол? — спросил Люк.

Я кивнул и добавил:

— Безумный брат.

Мы двинулись дальше.

Из стальной рамы с заржавевшими розами высунулась тонкая рука.

Я замер и повернулся, внезапно угадав, кого сейчас увижу.

— Дейрдре...—начал я.

— Корвин,— мягко отозвалась она.

— Тебе известно, что тут нам наговорили?

Она кивнула.

— Что из этого правда и что — собачья чушь? — спросил я.

— Не знаю и не думаю, что остальные знают — во всяком случае, наверняка.

— Спасибо. Буду этим утешаться. Что дальше?

— Если вы возьметесь за руки, вас легче будет перенести.

— Куда?

— Вы не можете уйти из коридора своими ногами. Вы попадете прямиком на поле боя.

— И ты хочешь нас туда перенести, солнышко?

— У меня нет выбора.

Я кивнул и взял Люка за руку.

— Что вы об этом думаете? — спросил я его.

— Думаю, надо соглашаться,— сказал он.— А когда узнаем, кто за этим стоит, разорвать негодяя на части раскаленными клещами.

— Мне нравится ход ваших мыслей,— промолвил я.— Дейрдре, показывай путь.

— Мне это не по душе, Корвин.

— Если, как ты говоришь, выбора нет, то какая разница? Веди нас, госпожа. Веди.

Она взяла меня за руку. Мир вокруг завертелся колесом.

Кто-то задолжал мне курицу и бутылку вина. Я еще за ними вернусь.

Очнулся я, кажется, на поляне под освещенным луной небом. Я не шевелился и лишь чуть-чуть приоткрыл глаза. Лучше не показывать, что я бодрствую.

Очень медленно я повел зрачками. Дейрдре не видно. Уголком правого глаза я различил костер и несколько человек возле него.

Я скосил глаза налево и заметил Люка. Вроде больше никого рядом не было.

— Не спите? — прошептал я.

— Ага,— отвечал он.

— Никого поблизости нет,— сказал я, вставая,— кроме вот тех у костра справа. Возможно, нам удастся отсюда выбраться — через карты, через Тень. А может, мы и застряли.

Люк послюнявил палец и поднял его, словно проверяя ветер.

— Влипли. Похоже, придется драться.

— На смерть? — спросил я.

— Не знаю. Но, судя по всему, нам не отвертеться,— отвечал Люк. Он встал.

— Меня смущает не драка, а знакомство,— сказал я.— Зачем только я вас узнал.

— Вот и я о том же. Кинем монетку?

— Орел — идем отсюда. Решка — остаемся и смотрим, что из этого выйдет.

— Годится.— Люк полез в карман, вытащил двадцати-пятипенсовик.— Сделайте милость.— Он подбросил монетку. Мы оба опустились на колени.— Решка. Первый раз не считается?

— Считается,— сказал я.— Пошли.

Люк спрятал монетку в карман, мы повернулись и двинулись к костру.

— Их всего десяток. Справимся,— сказал Люк мягко.

— С виду они не очень враждебные,— заметил я.

— Верно.

Мы подошли, я кивнул и заговорил на тари:

— Здравствуйте. Я — Корвин из Амбера, а это — Ринальдо I, король Кашфы, иначе Люк. Вы не нас, случаем, дожидаетесь?

Старик, сидевший у костра и палкой ворошивший поленья, встал и поклонился:

— Меня зовут Рейс. Мы — свидетели.

— Чьи? — спросил Люк.

— Мы не знаем имен. Их было двое в капюшонах. Один показался мне женщиной... Перед тем как вы начнете, мы можем предложить вам еду и питье...

— Ага,— сказал я.— Из-за этой истории я пропустил обед. Покормите меня.

— И меня,— добавил Люк.

Старик и еще двое принесли мяса, яблок, хлеба и кубки с красным вином.

Пока мы ели, я спросил Рейса:

— Вы можете мне растолковать, как все это произойдет?

— Конечно. Мне объяснили. Вы подкрепитесь, перейдете на другую сторону огня, и вам все станет ясно.

Я рассмеялся, потом пожал плечами:

— Ладно.

Покончив с едой, я взглянул на Люка. Тот улыбнулся.

— Если за обед надо расплачиваться представлением,— сказал Люк,— то покажем им десятиминутный спектакль и сочтем, что мы квиты.

Я кивнул:

— Идет.

Мы поставили миски, встали и обошли костер.

— Готовы? — спросил я.

— Разумеется. Почему бы нет?

Мы обнажили мечи, разошлись на шаг и отсалютовали друг другу. Клинки запели, мы оба рассмеялись. Внезапно я почувствовал, что атакую, хотя собирался дождаться его атаки и вложить первую энергию в ответный выпад. Движение было непроизвольным, хотя очень точным и быстрым.

— Люк,— сказал я, когда он парировал,— все происходит помимо меня. Будьте осторожнее. Что-то творится странное.

— Знаю,— сказал он, переходя в блестящее наступление.— Я не собирался.

Я отбил и с удвоенной силой стал наступать на Люка. Тот попятился.

— Неплохо,— пробормотал он.

Я почувствовал, что мою руку отпустило. Я фехтовал по своей воле, ничто мною не управляло, но страх, что это вернется, остался.

Внезапно я понял, что мы деремся в полную силу, и мне это не понравилось. Если я буду сражаться без злости, на меня снова найдет. А если буду сражаться отчаянно, кто-то из нас может некстати сделать опасный выпад.

Мне стало не по себе.

— Люк, если с вами творится то же, что и со мной, то мне этот спектакль не по вкусу.

— И мне,— отозвался он.

Я взглянул на костер. Возле огня стояли двое в плащах. Они были небольшого роста, у одного под капюшоном что-то белело.

— Зрителей прибавилось,— произнес я.

Люк обернулся; я с трудом удержал предательский выпад. Бой возобновился, Люк покачал головой.

— Не узнаю никого из них,— сказал он.— Похоже, это серьезнее, чем я предполагал.

— Да.

— Мы оба способны оправиться и после серьезной переделки.

— Верно.

Клинки звенели. Время от времени раздавались ободряющие возгласы.

— Что, если нам друг друга ранить,— предложил Люк,— потом повалиться на землю и ждать их приговора? Если хоть один подойдет близко, можно будет для смеха его прикончить.

— Годится,— кивнул я.— Если вы согласитесь подставить левое плечо, то я согласен на укол в среднюю линию. Впрочем, пусть насладятся кровью, прежде чем мы выйдем из игры. Раны в голову и в руку. Главное, неглубокие.

— Идет. И разом.

Мы продолжали бой. Я все ускорялся и ускорялся. Почему бы нет? Это своего рода игра.

Внезапно мое тело совершило движение, которое я не планировал. Глаза у Люка расширились. Грейсвандир прошел сквозь его плечо. Кровь хлынула фонтаном. Через мгновение Вервиндль вонзился мне в живот.

— Простите,— сказал Люк.— Послушайте, Корвин, если вы останетесь жить, а я — нет, то вам стоит узнать, что в замке вообще творится кутерьма с зеркалами. В ночь перед вашим появлением мы с Флорой отражали нападение выползшей из зеркала твари. Тут еще замешан странный чародей — он запал на Флору. Никто не знает, как его зовут. Полагаю, он как-то связан с Хаосом. Может ли быть такое, что Амбер начал отражать Тень, а не наоборот?

— Привет,— произнес знакомый голос.— Дело сделано.

— Воистину,— подхватил другой.

Говорили двое в капюшонах. Один был Фионой, другой — Мэндором.

— Что бы ни было дальше, здравствуйте, милые принцы,— сказала Фиона.

Я силился встать. Люк тоже. Я пытался даже поднять меч. Тщетно. Мир снова померк, я истекал кровью.

— Я выживу... и доберусь до вас,— выдавил я.

— Корвин,— чуть слышно донесся до меня ее голос.— Напрасно ты нас винишь. Это было...

— ...исключительно ради моего блага, готов поспорить,— пробормотал я, и тут все окончательно потемнело. Я застонал, поняв, что не успел использовать предсмертное проклятие. Когда-нибудь...

Я очнулся в амбулатории Амбера. Люк лежал на соседней койке, под капельницей, как и я.

— Вы будете жить,— сказала Флора, отпуская мою руку. Она щупала мне пульс.— Расскажите, что с вами произошло.

— Нас нашли в коридоре? — спросил Люк.— А Зеркального Коридора и след простыл?

— Все так.

— Корвин,— сказал Люк,— когда вы были ребенком, Зеркальный Коридор появлялся часто?

— Нет,— отвечал я.

— Его почти не видели, когда росла я,— подхватила Флора.— Он сделался таким активным только в последние годы. Как будто сам дом проснулся.

— Дом? — переспросил Люк.

— Складывается впечатление, что в игру вступил новый участник,— промолвила она.

— Кто? — сказал я. Речь доставляла мне боль.

— Как кто? Конечно, сам замок,— отвечала Флора.

Кстати, о шнурке

Мало радости висеть привязанной к кроватному столбику, когда на душе и без того кисло.

Я непроизвольно переключалась из видимого состояния в невидимое. С другой стороны, способность к общению мало-помалу возвращалась. Пробужденное сознание не покидало меня со времени странного путешествия с Мерлином по Тени. Однако обратное перемещение в эту реальность повергло меня в шок, от которого я теперь медленно отходила, хотя некоторые чувства запаздывали. В итоге я отвязывалась дольше, чем делала бы это в обычных обстоятельствах.

Я — Фракир. Удавка Мерлина — лорда Амбера и принца Хаоса. Опять-таки, в обычных обстоятельствах он бы так со мной не поступил: не бросил бы в развороченных покоях Брэнда, покойного принца Янтарного Королевства и несостоявшегося повелителя Вселенной. Однако Мерлин находился под заклятием, оставленным Брэндом для своего сына Ринальдо. Мерлин так долго дружит с Ринальдо, у них столько общего, что чары подействовали и на него. Сейчас он их, должно быть, уже стряхнул, тем не менее я осталась в неловком положении, а он наверняка уже перенесся во Владения.

Мне совершенно не улыбалось дожидаться здесь, пока идут всевозможные переустройства и ремонт. Вдруг кровать, к которой я привязана, вздумают выбросить и заменить новой?

Я наконец распуталась; Хорошо хоть Мерлин завязал меня обычным узлом, не волшебным. Впрочем, затянул он крепко, и мне пришлось основательно поерзать, прежде чем узел ослаб и я сумела освободиться.

Я соскользнула по кроватному столбику на пол. Теперь можно было улизнуть, соберись кто выносить мебель. Мне вдруг пришла мысль, что совсем неплохо убраться с дороги от греха подальше.

Я отползла от кровати (из покоев Брэнда в комнату Мерлина), гадая, что за тайна кроется в кольце, которое он нашел и надел на палец,— спикарде.

Такому существу, как я, очевидно было, что кольцо обладает огромной мощью и способно черпать энергию из множества источников. Ясно и другое: это предмет одного порядка с Вервиндлем, как бы ни разнились они в человеческих глазах. Мне вдруг подумалось, что Мерлин мог этого не заметить и надо ему как-то сообщить.

Я пересекла комнату. Когда требуется, я могу ползти по-змеиному. Я не умею переноситься по волшебству, как почти все мои знакомые, поэтому решила поискать кого-нибудь, кто умеет. Затруднение было одно: в семье, где принято скрывать все, кроме рецептов магического суфле, многие даже не подозревают о моем существовании.

...А я, кстати, не знаю, как расположены комнаты остальных членов королевского рода, за исключением Мерлина, Брэнда, Рэндома с Вайол и Мартина, у которого мой хозяин иногда бывал. До Рэндома и Вайол в этом разгроме не доберешься. Поэтому я доползла до комнат Мартина и проскользнула под дверь. По стенам висели портреты рок-звезд и колонки приводимого в действие волшебством проигрывателя для лазерных дисков. Увы, самого Мартина не было; а как узнаешь, когда он заявится?

Я вернулась в холл и заскользила по полу, прислушиваясь, не различу ли знакомые голоса, заглядывая под двери в комнаты. Вдруг из-за двери дальше по коридору донесся голос Флоры, сказавший: «Тьфу ты, пропасть!» Я поспешила туда. Флора — одна из немногих, кто обо мне знает.

Дверь была закрыта, но я протиснулась в щель внизу и оказалась в ярко отделанной гостиной. Флора каким-то клеем чинила сломанный ноготь.

Оставаясь невидимой, я пересекла комнату и обвилась вокруг ее правой щиколотки.

— Привет,— сказала я.— Это Фракир, подруга и удавка Мерлина. Поможешь мне?

Флора ответила не сразу.

— Фракир! Что стряслось? Что тебе надо?

— Меня несправедливо бросили,— объяснила я,— а Мерлин находится под действием странных чар. Мне надо с ним связаться. Я поняла кое-что такое, чего он не знает. И потом, я хочу обратно на его запястье.

— Попробую его карту,— сказала Флора,— хотя, если он во Владениях, мне его скорее всего не достать.

Я услышала, как она выдвигает ящик стола, потом несколько мгновений шуршали карты. Я попыталась настроиться на мысли Флоры, но не смогла.

— Извини,— промолвила она через какое-то время.— Не выходит.

— Все равно спасибо,— сказала я.

— Когда ты рассталась с Мерлином? — спросила она.

— В тот день, когда Силы встретились в коридоре.

— А что за чары на Мерлине?

— Они свободно висели в покоях Брэнда. Понимаешь, комнаты Мерлина и Брэнда — соседние; когда разделяющая их стена рухнула, он из любопытства зашел взглянуть.

— Фракир, я не верю, что это была случайность,— сказала Флора.— Наверняка все подстроила та или другая Сила.

— Если подумать, то, наверное, да, принцесса.

— И что ты собираешься делать дальше? Я бы хотела помочь,— сказала она.

— Мне бы как-нибудь попасть к Мерлину, — отвечала я.— Вот уже некоторое время его окружает ореол опасности, к которому я особенно чувствительна.

— Понимаю,— сказала Флора,— и что-нибудь придумаю. Может быть, потребуется несколько дней, но я справлюсь.

— Ладно, подожду,— согласилась я.— Мне выбирать не приходится.

— Можешь до тех пор побыть у меня.

— Хорошо,— сказала я.— Спасибо.

Я нашла удобного вида столик, обвилась вокруг его ножки и впала в состояние стаза, если надо это как-то назвать. Стаз — не сон, не обморок, но и мыслей в обычном понимании нет. Я просто выхожу из своего восприятия и существую, пока не понадоблюсь вновь.

Сколько я пробыла свернутой, определить не могу. Я была одна в гостиной, хотя и слышала, как дышит за соседней дверью Флора.

Внезапно она вскрикнула. Я отцепилась от ножки и шмякнулась на пол.

Пока я торопливо ползла к двери, раздался еще голос:

— Извините, за мной гонятся. Мне ничего не оставалось, кроме как ворваться без приглашения.

— Кто вы? — спросила Флора.

— Чародей,— отвечал он.— Я прятался в вашем зеркале, причем далеко не первую ночь. Я запал на вас и с удовольствием наблюдал, чем вы тут занимаетесь.

— Вы подглядывали! Извращенец! — вскричала Флора.

— Ничего подобного. Я считаю, что вы — дама исключительно приятной наружности, и мне нравится на вас смотреть. Вот и все.

— Вы могли бы познакомиться со мной принятым порядком.

— Да, но это крайне осложнило бы мою жизнь.

— А, вы женаты?

— Хуже,— сказал он.

— Так что же?

— Сейчас некогда. Я чувствую, она приближается.

— Кто?

— Гизель. Я послал ее убить другого чародея, но тот разделался с моей и отправил против меня свою. Я и не знал, что он на такое способен. Я не умею с ними справляться. С минуты на минуту она выползет из зеркала, а тогда нас ждет ужасный конец. Как-никак мы в Амбере и все такое — нет ли поблизости героя, мечтающего заслужить очередной шеврон за храбрость?

— Думаю, нет,— отвечала она.— К сожалению.

Зеркало начало темнеть.

Я уже некоторое время ощущала идущую от незнакомца угрозу. Впрочем, это моя работа.

Теперь я различила и саму гизель. Огромная, в два человеческих роста, червеобразная, безглазая, но с акульим ртом, с множеством коротких ножек и рудиментарными крылышками. Ее черное туловище пересекали красная и желтая полосы. Она ползла по отраженной комнате, постепенно изгибаясь.

— Когда вы спрашивали про героя,— полюбопытствовала Флора,— вы хотели сказать, что гизель пройдет сквозь стекло и нападет на нас?

— Коротко говоря,— произнес странный коротышка,— да.

— Когда она нападет,— сказала я Флоре,— швырни меня в нее. Я зацеплюсь и поползу к горлу.

— Ладно. И еще кое-что можно сделать.

— Что же? — спросила я.

— Помогите! Помогите! — закричала Флора.

Гизель начала выползать из серебристого зеркала в цветочной раме. Флора сняла меня со щиколотки и бросила. У твари не было шеи, но я обвила ее туловище перед самым ртом и начала стягиваться.

Флора продолжала кричать. В коридоре загрохотали тяжелые башмаки.

Я сжимала и сжимала хватку, но горло у твари было как резиновое.

Чародей направлялся к двери, когда та распахнулась и в комнату вошел высокий, подтянутый рыжеволосый Люк.

— Флора! — сказал он, потом увидел гизель и обнажил клинок.

В недавнем путешествии с Мерлином между Тенями я обрела способность общаться на сложных уровнях. Мое восприятие — которое совершенно изменилось — обрело новую остроту. Оно не показывало мне ничего необычного в Люке, чародее или гизеле, а вот Вервиндль лучился теперь совершенно особым светом. Я поняла, что это не просто меч.

Люк встал между Флорой и гизелью. Чародей сказал:

— Что это за клинок?

— Его зовут Вервиндль,— отвечал Люк.

— А вы...

— Ринальдо, король Кашфы.

— Ваш отец — кто он был?

— Брэнд, принц Амбера.

— Разумеется,— сказал чародей, вновь направляясь к двери.— Этим мечом вы сумеете уничтожить тварь. Прикажите ему черпать энергию. Он может получать ее практически в неограниченном количестве.

— Почему? — спросил Люк.

— Потому что на самом деле это не меч.

— А что же?

— Извините,— сказал чародей, глядя на гизель, которая уже подползала к нам.— Я страшно тороплюсь. Мне надо отыскать другое зеркало.

Я видела, что он, не зная о моем присутствии, сознательно дразнит Люка, поскольку разгадала загадку и понимала: объяснение не заняло бы времени.

В следующее мгновение я отцепилась и быстро-быстро соскользнула на пол, потому что Люк размахнулся Вер-виндлем, а мне не хотелось оказаться изрубленной на куски. Я не знала, что бы со мной сталось: разделилась бы я на две мудрые, остроумные, сознательные части или погибла бы. А поскольку желания проверять теории на собственной шкуре у меня не было, самым разумным представлялось отползти.

Я шмякнулась на пол в ту секунду, когда удар обрушился на гизель. Ее головной сегмент упал рядом, продолжая извиваться. Я ринулась к щиколотке Люка. Флора схватила стул и, несмотря на сломанный ноготь, с силой обрушила его на хвост твари. Она повторила это еще несколько раз. Люк продолжал крошить свою половину.

Я доползла, куда собиралась, взобралась по ноге и уцепилась покрепче.

— Слышишь меня, Люк? — позвала я.

— Да,— отвечал он.— Кто ты?

— Мерлинова удавка Фракир.

Люк с размаху рубанул хвостовую часть, которая ползла на него, выставив когтистые лапки. Потом развернулся и рассек нападающую переднюю. Флора снова ударила по задней стулом.

— Мне известно, что знает чародей,— сказала я.

— Вот как? — произнес Люк, отрубая очередной сегмент и оступаясь на брызнувшем из него клейком соке.

— Вервиндль может вобрать в себя энергии довольно, чтобы разрушить мир.

— Серьезно? — удивился он, пытаясь вскочить с пола. Обрубок гизели с размаху бросился на него.— Ладно.

Люк встал на ноги, коснулся обрубка острием меча и тут же отдернул — обрубок скорчился.

— Ты права. В этом что-то есть.— Он вновь кольнул атакующий сегмент, тот вспыхнул синеватым пламенем и исчез.— Флора, Флора, назад! — закричал Люк.

Она отступила, и Люк превратил в пепел наступавший на нее хвостовой сегмент. Потом следующий.

— Ну вот, вроде пошло,— сказал он, поворачиваясь к очередному обрубку.— Только я не понимаю, как это получается.

— Это не меч,— сказала я.

— А что же тогда?

— Перед тем как стать Вервиндлем, он был спикар-дом Раутом.

— Спикардом? Как то кольцо, которое подобрал Мерлин?

— Именно.

В несколько быстрых движений Люк разделался с остатками газели.

— Спасибо, Фракир, что объяснила, как эта штука действует. Поищу-ка я этого чародея, хотя сильно подозреваю, что он укрылся в ближайшем зеркале.

— Я тоже так думаю.

— Как его зовут?

— Он не сказал.

— Выясним... Флора,— продолжал Люк.— Я пойду на поиски чародея. Скоро вернусь.

Она улыбнулась, он вышел. Нет необходимости говорить, что чародей не отыскался.

— Интересно, откуда он попал в зеркало? — промолвил Люк.

— Понятия не имею,— отозвалась я.— Но сама я скорее заинтересовалась бы тем, кто отправил за ним эту тварь.

Люк кивнул.

— Что теперь?

— Думаю, надо сказать Флоре, что ее извращенец ударился в бега. Ты — чародей. Можно ли что-нибудь сделать с ее зеркалами, чтобы он не принялся за старое?

— Думаю, да,— отвечал Люк, подходя к ближайшему окну и выглядывая на улицу,— Я этим займусь. А ты?

— Я хотела бы вернуться к Мерлину.

— Если он во Владениях Хаоса — а я подозреваю, что это так,— то мне не удастся отправить тебя через карту.

— Как насчет Вервиндля?

— Я еще не понял, как он действует. Надо немного попрактиковаться.

— Слушай, а как ты здесь оказался?

— Хотел поговорить с Вайол,— сказал Люк.— Она пообещала, что Корвин скоро вернется, а потом предложила мне стол и кров, чтобы я подождал его несколько дней.

— Тогда ты можешь носить меня на себе, пока он не объявится, а я постараюсь напроситься с ним. У меня предчувствие, что они с Мерлином скоро увидятся.

— Может, я и сам его встречу, но пока трудно сказать.

— Ладно. Ближе к делу решим.

— А как по-твоему, что вообще затевается?

— Что-то жуткое в вагнеровском духе,— сказала я,— с морем крови, громами и гибелью для нас всех.

— А, как всегда,— отвечал Люк.

— Именно,— отозвалась я.

Окутанка и гизель

Очнувшись в темной комнате, я осознал, что занимаюсь любовью с некой дамой, при этом мне не удалось вспомнить, как она оказалась у меня в постели. Жизнь иной раз преподносит сюрпризы. Порой у них бывает непривычно сладкий вкус. У меня не было желания нарушать наше согласие, и я продолжал, снова и снова, совершать те действия, за которыми меня застало пробуждение, продолжала их совершать и она, пока мы не достигли той точки, когда понятия «отдать» и «взять» сливаются воедино, момента уравновешенности и успокоения.

Я сделал незаметное движение левой рукой, и приглушенный свет возник и замерцал над нашими головами. У нее были длинные черные волосы и зеленые глаза, высокие скулы и широкий лоб. Когда зажегся свет, она засмеялась, приоткрыв зубы вампира. Однако на ее губах не было следов крови, и я посчитал невежливым потрогать свое горло в поисках следов укусов.

— Сколько лет, сколько зим, Мерлин,— мягко сказала она.

— Мадам, преимущество на вашей стороне,— сказал я.

Она вновь засмеялась.

— Едва ли,— ответила она и произвела несколько телодвижений, которые имели целью окончательно повергнуть меня в смущение и вызвать целую бурю в моем теле.

— Это несправедливо,— сказал я, вглядываясь в эти глубокие, словно море, глаза и гладя этот бледный лоб. В ней было нечто ужасно знакомое, но я не мог понять что.

— Подумай,— сказала она,— ибо я хочу, чтобы меня вспомнили.

— Я, право... Ранда? — спросил я.

— Твоя первая любовь, так же, как ты — моя,— сказала она, улыбаясь,— помнишь, там, в мавзолее? Просто заигравшиеся дети. Но это было восхитительно, не правда ли?

— Это и сейчас восхитительно,— отозвался я, гладя ее волосы.— Нет, я не забыл тебя. Хотя и не надеялся увидеть тебя вновь после того, как нашел ту записку, где говорилось, что твои родители больше не разрешают тебе играть со мной... они думали, что я вампир.

— Было похоже на то, мой принц Хаоса и Амбера. Твои необычайные силы и твоя магия...

Я посмотрел на ее рот, на ее не прикрытые губами клыки.

— Странный запрет для семьи вампиров,— отметил я.

— Вампиры? Мы не вампиры,— сказала она.— Мы принадлежим к последним из окутанов. Нас осталось всего пять семей во всех секретных образах всех теней отсюда до Амбера — и дальше, в самом Амбере и вплоть до Хаоса.

Я еще крепче сжал ее в объятиях, и через мой мозг пронеслась лавина странных воспоминаний. Через некоторое время я сказал:

— Прости, но я не имею ни малейшего представления о том, кто такие окутаны.

Помолчав, она нехотя ответила:

— Было бы странно, если бы ты знал о нас, поскольку мы всегда были тайной расой.— Она открыла рот, и я увидел в призрачном свете, как ее клыки медленно втягивались в десны, принимая вид нормальных зубов.— Они появляются в минуты страсти, не только от предвкушения пира,— подчеркнула она.

— Значит, вы используете их так же, как это делают вампиры,— сказал я.

— Или упыри,— согласилась она.— Их плоть еще вкуснее, чем их кровь.

— «Их»? — переспросил я.

— Плоть тех, кого мы выбираем.

— И кто ими может оказаться? — спросил я.

— Те, без кого мир стал бы лучше,— ответила она.— Большинство из них просто исчезает. Некоторые гуляки, попировав, оставляют части плоти.

Я помотал головой.

— Госпожа окутанка, я не все понимаю,— сказал я ей.

— Мы приходим и уходим, куда захотим. Мы неуловимый народ, гордый народ. Мы живем по кодексу чести, который защищает нас от всего вашего унылого понимания. Даже те, кто подозревает о нашем существовании, не знают, где нас искать.

— И все же ты приходишь и рассказываешь мне все эти вещи.

— Я наблюдала за тобой большую часть жизни. Ты нас не выдашь. Ты ведь тоже живешь по кодексу чести.

— Наблюдала за мной? Каким образом?

Но в этот момент наше взаимное возбуждение вновь достигло высшей точки. Я, разумеется, не дал ему схлынуть. Когда мы уже лежали бок о бок, я повторил вопрос. Но теперь она была готова к ответу.

— Я — мимолетная тень в твоем зеркале,— сказала она.— Когда я выглядываю, ты не успеваешь меня заметить. У каждого из нас, любовь моя, есть свои питомцы, люди или увлечения, которым мы предаемся. Ты всегда был моим увлечением.

— Почему ты пришла ко мне сейчас, Ранда? — спросил я.— После стольких лет?

Она отвернулась.

— Может так случиться, что ты скоро умрешь,— ответила она, помолчав,— и мне захотелось воскресить память о наших счастливых днях, проведенных вместе в Диком лесу.

— Скоро умру? Я живу среди опасностей. Не могу этого отрицать. Я слишком близок к Трону. Но у меня есть сильные защитники — и сам я сильнее, чем думают люди.

— Как я уже сказала, я наблюдала за тобой,— настаивала она.— И я не сомневаюсь в твоей доблести. Я видела, как ты освоил много заклинаний и способен применять их. Некоторые из них даже я не понимаю.

— Так ты колдунья?

Она покачала головой.

— Мои знания в этой области хотя и обширны, но остаются чисто академическими,— сказала она.— Моя собственная сила не в этом.

— А в чем? — поинтересовался я.

Она показала на стену. Я долго рассматривал ее, потом признался: «Не понимаю».

— Ты можешь повернуть это вверх? — спросила она, кивнув в сторону источника призрачного света.

Я подчинился.

— А теперь перемести это к зеркалу.

Я вновь подчинился. Зеркало было очень темным, но здесь все тонуло в темноте, в этом гостевом домике Мэн-дора, где я решил провести ночь после нашего недавнего примирения.

Я вылез из кровати и пересек комнату. Зеркало было абсолютно черным, в нем ничто не отражалось.

— Странно,— заметил я.

— Ничего странного,— сказала она.— Я закрыла и заперла его после того, как вошла сюда. Так же как и все остальные зеркала в доме.

— Ты пришла сюда из зеркала.

— Да. Я живу в зеркальном мире.

— А твоя семья? И четыре остальные семьи, которые ты упомянула?

— Все мы устраиваем свои жилища вне пределов отражения.

— И оттуда ты путешествуешь с места на место?

— Именно так.

— Очевидно, для того, чтобы присматривать за своими питомцами. И поедать людей, которых ты не одобряешь?

— И это тоже.

— Ты пугаешь меня, Ранда.— Я вернулся к кровати, пристроился на краешке и взял ее за руку.— И все же приятно видеть тебя вновь. Жаль, что ты не приходила раньше.

— Я приходила,— сказала она,— используя наши собственные сонные чары.

— Жаль, что ты не будила меня.

Она кивнула.

— Я хотела бы остаться с тобой или взять тебя к себе домой. Но на этом этапе своей жизни ты неминуемо принесешь с собой опасность.

— Похоже на то,— согласился я.— И все же... Если оставить в стороне очевидное, почему ты здесь?

— Опасность распространилась. Теперь она затрагивает и нас.

— Вообще-то я думал, что опасности моей жизни в последнее время немного сократились,— признался я.— Мне удалось отбить попытки Дары и Мэндора управлять мною и достичь с ними определенного понимания.

— И все же они продолжат свои интриги.

Я пожал плечами.

— Это в их природе. Они знают, что я знаю, и знают, что во многом наши мысли совпадают. Им известно, что я для них созрел. Что касается моего брата Джарта... с ним мы тоже пришли к пониманию. А Джулия... нас помирили. Мы...

Она засмеялась.

— Джулия уже использовала ваше «примирение» для попытки восстановить Джарта против тебя. Я наблюдала за этим. Я знаю. Она подогревает его ревность намеками на то, что больше заботится о тебе, чем о нем. Чего ей действительно хочется, так это твоего устранения, так же как и семерых твоих соперников — и остальных, кто готов вступить в борьбу. Она будет королевой Хаоса.

— Ей далеко до Дары,— сказал я.

— После того как ей удалось разгромить Джасру, она очень высокого мнения о себе. Ей еще не пришло в голову, что Джасра сделалась такой вялой и растерянной в результате трюка, а не под натиском силы. Джулия переоценивает свое могущество. И в этом ее слабость. Она склонна объединиться с тобой, чтобы притупить твою бдительность, а также стремится вновь восстановить против тебя брата.

— Теперь я предупрежден и благодарю тебя — хотя на самом деле на трон претендуют, кроме меня, только шестеро. Я был наследником номер один, но в последнее время откуда-то появилось полдюжины соперников. Ты же упомянула семь. Неужели есть кто-то, о ком я не знаю?

— Есть один тайный претендент,— сообщила она.— Имени его я тебе сказать не могу, потому что не знаю, мне известно лишь, что ты видел его в бассейне Сухея. Я знаю его внешность, хаосианскую и человеческую. Мне известно, что даже Мэндор считает его достойным соперником, когда речь идет об интригах. И напротив, я думаю, что Мэндор является основной причиной, почему он укрылся в нашем царстве. Он боится Мэндора.

— Так он живет в зеркальном мире?

— Да, хотя ему до сих пор неизвестно о нашем существовании в этом мире. Он обнаружил зеркальный мир по чистой случайности, но ему кажется, что он сделал восхитительное открытие — тайный путь, ведущий почти что куда угодно, позволяющий видеть почти все, что угодно, не рискуя быть обнаруженным. Нашим людям до сих пор удавалось избегать обнаружения, используя искривления, которых он не ощущает. Но жизнь в зеркальном мире дала ему несравненные возможности в борьбе за Трон.

— Если он может заглянуть куда угодно — даже подслушать — с помощью зеркала, не рискуя быть замеченным; если он может выйти из зеркала, убить кого угодно и ускользнуть тем же самым путем — да, я с этим согласен.

Ночь внезапно показалась очень холодной. Глаза Ранды расширились. Я потянулся к стулу, куда бросил свою одежду, и начал одеваться.

— Это своевременно,— сказала она.

— Есть что-то еще, да?

— Да. Укрывшийся в Зазеркалье обнаружил и вытащил на свет кошмар нашего мирного царства. Он где-то нашел гизель.

— Что такое гизель?

— Существо из наших мифов, считавшееся давно вымершим в нашем зеркальном мире. Ее сородичи почти истребили окутанов. Чудовище уничтожало целые семьи до последнего.

Я застегнул ремень для ножен и натянул сапоги. Управившись с одеждой, я пересек комнату, подошел к зеркалу и подержал руку перед его чернотой. Да, оно казалось источником могильного холода.

— Ты закрыла и заперла их все? — спросил я.— Все зеркала поблизости?

— Укрывшийся послал по зеркальным путям гизель, чтобы уничтожить своих девятерых соперников в борьбе за Трон. Сейчас она добирается до десятого — до тебя.

— Понятно. Гизель может сломать твои замки?

— Не знаю. Смею надеяться, это непросто. Однако известно, что от нее исходит холод. Она притаилась за зеркалом. Она знает, что ты здесь.

— Как она выглядит?

— Крылатый угорь с множеством когтистых лап. Около десяти футов длиной.

— А если ее впустить?

— Она нападет на тебя.

— А если нам самим войти в зеркало?

— Она нападет на тебя.

— На какой стороне она сильнее?

— На обеих, я думаю.

— Вот черт! А можем мы войти туда через другое зеркало и напасть на нее с тыла?

— Может быть.

— Давай попробуем. Идем.

Ранда поднялась, быстро оделась в кроваво-красное платье и последовала за мной через стену в комнату, которая на самом деле находилась на расстоянии нескольких миль. Как большинство аристократов Хаоса, брат Мэндор предпочитал в целях безопасности разбрасывать свои резиденции по пространству. Продолговатое зеркало висело на дальней стене между письменным столом и большими хаосианскими часами. Я увидел, что часы, почувствовав наблюдателя, стали готовиться к немелодичному бою. Отлично. Я обнажил меч.

— Я даже не знала, что здесь еще одно зеркало,— сказала Ранда.

— Мы находимся на некотором расстоянии от комнаты, в которой я спал. Введи меня туда.

— Хотела бы сначала предупредить тебя,— сказала она.— Предания говорят, что никому еще не удавалось убить гизель мечом, а также посредством магии. Гизель способна поглощать заклинания и натиск силы. Ей не страшны самые жестокие раны.

— Какие, в таком случае, будут предложения?

— Сбей ее с толку, возьми в плен, прогони прочь. Это может оказаться эффективнее, чем пытаться убить ее.

— Хорошо, будем играть теми картами, которые сданы. Если я попаду в переплет, постарайся извлечь из этого пользу.

Вместо ответа окутанка взяла меня за руку и шагнула в зеркало. Поскольку я следовал за ней, старинные хаосианские часы начали неритмично отбивать время. Внутри зеркала комната казалась точно такой же, как по ту сторону, только все было перевернуто. Ранда повела меня через комнату влево и шагнула за угол.

Мы попали в перекошенное, тускло освещенное пространство, где громоздились башни и огромные дома, очертания которых были мне незнакомы. В воздухе здесь и там летали пучки каких-то волнистых, искривленных линий. Она подошла к одному из пучков, вставила в него свободную руку и шагнула сквозь него, увлекая меня за собой. Мы очутились на изогнутой улице, обрамленной перекошенными зданиями.

— Спасибо,— сказал я тогда,— за предупреждение и за шанс нанести удар.

Она сжала мою руку.

— Я сделала это не столько для тебя, сколько для своей семьи.

— Я знаю,— сказал я.

— Я бы не стала этого делать, если бы не верила, что у тебя есть шанс одолеть эту тварь. Но я также помню один день... там, в Диком лесу... когда ты обещал быть моим рыцарем. Тогда ты казался мне настоящим героем.

Припомнив тот пасмурный день, я улыбнулся. Мы читали рыцарские сказки в мавзолее. В припадке благородства я вывел Ранду наружу, хотя в небе грохотал гром, и, стоя среди могильных камней неизвестных смертных — Денниса Кольта, Ремо Уильямса, Джона Гонта,— поклялся быть ее рыцарем, если ей когда-нибудь понадобится помощь. Она поцеловала меня, и я искренне надеялся, что в ту же минуту произойдет какое-нибудь ужасное событие, чтобы я мог пожертвовать ради нее жизнью. Но ничего не произошло.

Мы двинулись вперед, она отсчитывала двери, остановившись перед седьмой.

— Эта дверь,— сказала она,— ведет через искривление к месту, расположенному позади запертого зеркала в твоей комнате.

Я отпустил ее руку и шагнул мимо нее.

— Хорошо,— сказал я,— пора на охоту за гизелью,— и отправился в путь.

Гизель избавила меня от труда петлять в изгибах пространства, появившись передо мной прежде, чем я добрался до места.

Это было существо десяти или двенадцати футов в длину, безглазое, насколько я мог заметить, покрытое быстро трепещущими ресничками с той стороны, где, по моим расчетам, была голова. Гизель была интенсивно розового цвета; длинная зеленая полоса пересекала ее тело в одном направлении, а синяя — в другом. Она приподняла конец тела фута на четыре над землей и закачалась из стороны в сторону. При этом она издавала скрипучий звук. То, что мне показалось головой, повернулось в мою сторону. Внизу я заметил большой треугольный рот наподобие акульего; она несколько раз открыла и закрыла его, и я увидел множество зубов. Зеленая, ядовитая по виду жидкость капала из этого отверстия и дымилась на земле.

Я подождал, пока она приблизится, и она приблизилась. Я внимательно наблюдал за тем, как она двигается — быстро, как выяснилось,— с помощью мириад маленьких ножек. В ожидании нападения я выставил клинок перед собой в позиции «еп garde». Про себя я повторял заклинания.

Она подползла ближе, и я поразил ее заклинаниями Ускользающего Бьюика и Пылающего Фасада. Она мгновенно замерла в ожидании начала их действия. Воздух сделался морозным, от ее рта и живота повалил пар. Когда пар исчез, она двинулась дальше, и я наслал на нее заклинание Инструментов Безумной Силы. И вновь она остановилась, впала в неподвижность и задымилась. На этот раз я бросился вперед и нанес ей страшный удар мечом. Она зазвенела, словно колокол, но больше ничего не случилось, и я отступил.

— Кажется, она пожирает мои чары и перерабатывает их в холод,— сказал я.

— Это замечали до тебя,— отозвалась Ранда.

Не успели мы договорить, как гизель выгнула тело таким образом, что ее жуткий рот оказался на самом верху, и метнулась ко мне. Я воткнул ей меч в горло, но ее удлинившиеся ножки вцепились в меня множеством когтей. Оттесняя меня назад, она сжала зубы, и я услышал треск сломанного металла. В руке у меня осталась лишь рукоять. Гизель откусила клинок. Гнусный рот вновь раскрылся, и я в страхе начал искать источник дополнительной силы.

Ворота спикарда были открыты, и я поразил тварь сырой энергией, извлеченной откуда-то из Тени. И вновь существо оказалось замороженным, а воздух вокруг меня — нестерпимо холодным. Я оторвал от себя когтистые ножки, тело мое кровоточило от множества мелких ран. Откатившись прочь, я вскочил на ноги, продолжая избивать гизель спикардом, чтобы она не размораживалась. Я старался расчленить ее, но она пожирала всю силу моих атак, оставаясь статуей из розового льда.

Потянувшись через Тень, я отыскал себе другой меч. Его кончиком я начертил в воздухе треугольник, вписав в центр его светящийся круг. Силой воли и желания я дотянулся до него. Через мгновение я почувствовал контакт.

— Отец! Я чувствую тебя, но не вижу!

— Призрачное Колесо,— сказал я,— я бьюсь за свою жизнь и, без сомнения, за множество других жизней. Приди ко мне, если можешь.

— Я пытаюсь. Но ты попал в странное пространство. Похоже, у меня нет туда доступа.

— Проклятье!

— В самом деле. Я сталкивался с этой проблемой и раньше во время своих странствий. Эта проблема не имеет готовых решений.

Гизель вновь зашевелилась. Я попытался не потерять контакт, но он становился все слабее. «Отец — крикнул Призрачное Колесо, чувствуя, что я ускользаю.— Попытайся...» И тут он умолк окончательно. Пятясь, я взглянул на Ранду. Теперь рядом с ней стояли десятки других окутанов, все они были одеты в черные, белые или красные одежды. Они затянули странную мелодию, наподобие погребального песнопения, словно включился мрачный саундтрек, необходимый для нашей битвы. Похоже, эта музыка замедлила движения гизели.

Я откинул голову назад и издал тот неповторимый улюлюкающий крик, который слышал однажды во сне и не смог забыть.

И мой друг пришел на зов.

Кергма — живое уравнение — скользнул одновременно из многих углов. Я терпеливо ждал, наблюдая, как он/она/оно — в этом я никогда не был вполне уверен — наконец соединился в нечто целое.

Кергма был моим другом детства, вместе с Глат и Гриллом.

Ранда, должно быть, тоже вспомнила это существо, которое могло проникать куда угодно, поскольку я услышал ее вздох. Кергма принялся кружиться вокруг ее тела, совершая обряд приветствия, затем проделал то же самое со мной.

— Друзья мои! Как давно вы не звали меня поиграть! Я так скучал без вас!

Гизель подалась вперед, невзирая на песнопение оку-танов, словно начиная превозмогать его силу.

— Это не игра,— ответил я.— Этот зверь уничтожит нас всех, если мы прежде не прижмем его к ногтю,— сказал я.

— Значит, я должен решить это для вас. Все живое суть уравнение, сложное сочетание чисел. Я говорил вам об этом много лет назад.

— Да. Попытайся. Пожалуйста.

Я опасался бить зверюгу спикардом, пока Кергма работал над своими вычислениями, старался только, чтобы она ему не мешала. Меч и спикард я держал наготове, а сам продолжал медленно отступать. Окутаны пятились вместе со мной.

— Убийственное равновесие,— сказал, наконец, Кергма.— У нее замечательное уравнение жизни. Ну-ка, останови ее на время своей игрушкой.

Я вновь заморозил гизель спикардом. Песнь окутанов возобновилась.

Через продолжительное время Кергма сказал:

— Есть оружие, которое может уничтожить ее при благоприятных обстоятельствах. Однако ты должен до него дотянуться. Это скрученный клинок, который ты когда-то держал в руках. Он висит на стене бара, где вы однажды выпивали с Люком.

— Меч Ворпала? — спросил я.— Он может убить ее?

— Если отрезать кусок за куском при определенных обстоятельствах.

— Ты знаешь эти обстоятельства?

— Я их вычислил.

Я сжал свое оружие и вновь поразил гизель силой спи-карда. Она заскрипела и застыла. Тогда я отбросил свой меч и потянулся — далеко-далеко, сквозь Тень. Я много времени провел в поисках, преодолевая мощное сопротивление так, что мне пришлось добавить силу спикарда к своей собственной, и вот наконец он пришел ко мне. Вновь я держал в руках сияющий изогнутый меч Ворпала.

Я шагнул вперед, чтобы ударить им гизель, но Кергма остановил меня. Мне пришлось вновь поразить ее силой, добытой из спикарда.

— Не так. Не так.

— А как тогда?

— Нам нужен дайсоновский вариант зеркального уравнения.

— Покажи.

Зеркальные стены стремительно сомкнулись, окружив со всех сторон меня, гизель и Кергму, но не Ранду. Мы поднялись в воздух и поплыли к центру образовавшейся сферы. Отовсюду на нас надвигались наши собственные изображения.

— Пора. Но не позволяй ей дотрагиваться до стен.

— Запомни свое уравнение. Оно мне может пригодиться позднее.

Я ударил дремавшую гизель мечом Ворпала. И вновь она издала металлический звон, но осталась неподвижной.

— Нет,— сказал Кергма,— пусть оттает.

Я послушался и стал ждать, пока она не зашевелится, собираясь напасть. Все оказалось не так просто. Снаружи доносилось еле слышное пение окутанов.

Гизель очнулась быстрее, чем я предполагал. Но я размахнулся и снес ей половину головы, которая тут же рассыпалась на множество полупрозрачных изображений, разлетевшихся во всех направлениях.

— Калу! Калэй! — выкрикнул я, размахиваясь вновь, и отрубил изрядный кусок ее правого бока, который повторил трюк с разлетающимися призрачными мотыльками. Гизель шагнула вперед, и я вновь ударил. Еще один ломоть отделился от извивающегося тела и исчез тем же манером. Как только ее судорожные движения подталкивали ее к внутренней поверхности сферы, я заслонял ее собственным телом и мечом, продвигая ее назад к центру и продолжая кромсать эту розовую колбасу.

Вновь и вновь она надвигалась на меня или отскакивала к стене. Каждый раз я рубил ее. Но она не умирала. Так я сражался, пока лишь кусочек извивающегося хвоста не остался передо мной.

— Кергма,— сказал я тогда,— мы отправили большую ее часть странствовать по неизведанным путям. Не можешь ли ты перепроверить уравнение? Тогда я извлек бы с помощью спикарда массу вещества, достаточную, чтобы ты смог создать для меня другую гизель — такую, которая вернулась бы к тому, кто послал эту, и приняла его за добычу.

— Думаю, что смогу,— сказал Кергма.— Я так понимаю, что ты оставил этот последний кусочек, чтобы новая гизель съела его?

— Да, такова моя идея.

И это было исполнено. Когда стены вновь раздвинулись, новая гизель — черная, с красной и желтой полосами — терлась о мои лодыжки, словно кошка. Пение прекратилось.

— Иди и отыщи укрывшегося,— сказал я,— и верни ему послание.

Она заспешила прочь, нырнула в изгиб и исчезла.

— Что ты сделал? — спросила меня Ранда.

Я объяснил ей.

— Укрывшийся теперь будет считать тебя самым опасным соперником,— сказала она,— если выживет. Возможно, отныне он удвоит усилия, направленные на борьбу с тобой, став более изощренным и свирепым.

— Хорошо,— сказал я.— Я надеюсь на это. Мне хотелось бы настоящей конфронтации. Думаю, что и ему отныне станет неуютно в вашем мире, ведь он никогда не будет знать, когда новая гизель выйдет на охоту.

— Верно,— сказала она.— Ты мой рыцарь,— и она поцеловала меня.

В эту самую минуту из ниоткуда возникла мохнатая лапа и вцепилась в лезвие меча, который я держал в руках. Другая лапа помахала перед моим носом двумя листами бумаги. Вкрадчивый голос заговорил:

— Ты взял этот меч напрокат, не расписавшись за него. Будь любезен, сделай это сейчас, Мерлин. Другой листок для последнего раза, когда ты сможешь воспользоваться им.

Я нашел в складках плаща шариковую ручку и подписал договор. К тому времени кот материализовался целиком.

— С тебя 40 долларов,— сказал он.— 20 баксов за каждый неполный час.

Я порылся в карманах и протянул ему деньги. Кот ухмыльнулся и начал таять.

— С тобой приятно делать бизнес,— промурлыкал он сквозь улыбку.— Приходи к нам поскорее. Очередная выпивка за счет заведения. И захвати Люка. У него классный баритон.

Когда он растворился окончательно, я заметил, что семейство окутанов тоже исчезло.

Кергма пододвинулся поближе.

— А где двое остальных — Глайт и Грилл?

— Глайт я оставил в лесу,— ответил я,— хотя теперь она уже могла вернуться в вазу Виндмастера в музее Грэмбла на Путях Савалла. Если увидишь ее, скажи, что здоровенная тварь не съела меня, и мы когда-нибудь выпьем с ней теплого молока, и я расскажу ей свои новые сказки. Грилл, я думаю, на службе у дяди Сухея.

— Ах, Виндмастер... вот это было время,— сказал он.— Да, мы должны опять собраться и поиграть все вместе.

Спасибо за то, что позвал меня на эту игру,— и он скользнул одновременно во многих направлениях и исчез вслед за остальными.

— Что теперь? — спросила Ранда.

— Возвращаюсь домой, в постель. — Я поколебался и предложил,— Пойдем со мной?

Она тоже поколебалась, потом кивнула.

— Давай закончим ночь тем же, чем мы ее начали,— сказала она.

Мы прошли через седьмую дверь, и она отперла зеркало. Я знал, что, когда я проснусь, ее не будет рядом.

Сказка торговца

Я с энтузиазмом планировал надолго оставить Мерлина в Хрустальной пещере. С равным энтузиазмом он не желал там оставаться. Когда я все-таки положил конец нашей громогласной беседе, расколов стакан с ледяным чаем и завопив: «Черт! Я расплескал его...», в здоровой руке у меня оказалась Труба Страшного Суда.

Мусорный лес. Прелестная картинка, вот уж действительно. Впрочем, меня не волновало, что на ней изображено, именно поэтому я заставил Мерлина бросить карты рубашкой вверх и вытянул одну наугад. Это было сделано напоказ, просто чтобы разрушить лабиринт. Все они указывали на места, находящиеся на расстоянии плевка от Хрустальной пещеры, что, в сущности, и оправдывало их существование. Их единственным предназначением было заманить Мерлина в Пещеру, после чего сигнализация синего кристалла должна была известить меня о свершившемся. Согласно моему плану, мне предстояло поспешить туда и попробовать захватить его в плен.

К сожалению, когда он помог Сфинксу бежать от мамы, меня никто не известил. Ее нейротоксины прервали сигнал тревоги, исходивший от его нервной системы,— один из множества способов, которыми она с легкостью путала мои планы. Впрочем, это уже не имело значения. Так или иначе, мне удалось заманить туда Мерлина. Вот только... после этого все изменилось.

— Люк! Ты глупец! — Послание лабиринта пронзило меня, словно заключительный номер рок-концерта. Но Мусорный лес уже прояснился, и я заторопился продолжить игру, пока лабиринт не осознал, что на него льется не столько моя кровь, сколько холодный чай.

Когда лабиринт растаял, я вскочил на ноги и пошел вперед, пробираясь среди кустов из ржавых пил и покосившихся балок, торчавших, как деревья, среди которых весело поблескивали разноцветные клумбы разбитых бутылок. Я побежал, кровь капала из разрезанной ладони правой руки. У меня даже не было времени перевязать ее. Как только лабиринт оправится после шока и обнаружит, что невредим, он тут же начнет прочесывать Тень в поисках меня и остальных. В границах другого лабиринта они будут недосягаемы, у меня же была иная защита. Стены Хрустальной пещеры обладали способностью блокировать любые парафизические явления, на которые мне удалось их протестировать, и у меня было предчувствие, что они заслонят меня и от пристального внимания лабиринта. Мне только нужно было во что бы то ни стало попасть туда прежде, чем он начнет шарить по Тени...

Я ускорил шаг. Я был в хорошей форме. Мог бежать. Мимо ржавеющих машин и маленьких смерчей матрасных пружин, расколотых изразцов, сломанных ящиков... По аллеям из сажи и пепла, по тропинкам, вымощенным бутылочными пробками и крышечками тюбиков... Внимание. Ждем. Ждем, не начнет ли мир кружиться и раскачиваться, не загремит ли в ушах голос лабиринта: «Попался!»

Я завернул за угол и уловил в отдалении синий блеск. Мусорный лес — результат древней Теневой бури — внезапно кончился, и я начал спускаться по пологому склону, чтобы через несколько шагов попасть в другой лес, более привычного вида.

Шагая между деревьями, я даже услышал, помимо собственных размеренных шагов, несколько птичьих трелей и жужжание насекомых. Небо было затянуто тучами, и, разгоряченный быстрой ходьбой, я не мог определить температуру или направление ветра. Мерцающий голубой огонек становился все ярче. Я не сбавлял шага. К этому моменту остальные должны уже находиться вне опасности, если поторопились. Черт! Сейчас им уже ничто не должно угрожать. Даже если совсем недолго находиться в этом потоке времени, путь назад занимает целую вечность. Они, должно быть, сейчас сидят за столом, едят, шутят. Кто-то уже задремал. Я подавил желание выругаться, чтобы сберечь дыхание. Все это могло означать, что лабиринт занимался поисками гораздо дольше, чем мне казалось... Голубой огонек стал больше, гораздо больше. Мне захотелось проверить, насколько хорошо я подготовлен к последнему рывку, и я переключился на предельную скорость. Земля и небо, казалось, завибрировали, словно от раскатов грома. Это раздражение могло проистекать из того факта, что я наконец-то был обнаружен. А может, я просто сам превратился в раскат грома.

Я продолжал набирать обороты, и секунду спустя мне показалось, что пора притормаживать, чтобы не врезаться в хрустальный пьедестал. Никаких молний, однако, не последовало, и я принялся карабкаться вверх по хрустальной поверхности, работая пальцами рук и ног,— мне никогда прежде не приходилось взбираться по этому пьедесталу,— при этом мои легкие надрывались, словно кузнечные мехи. Начался моросящий дождь, он смешивался с паром моего дыхания. Я оставлял кровавые следы на камне, но их должно было смыть.

Добравшись до вершины, я торопливо подполз на четвереньках к отверстию и проскользнул в него ногами вперед, сначала повиснув на краю, а затем просто рухнув в черную утробу, игнорируя наличие лестницы. Время решало все. Лишь почувствовав, что стою на ногах в сумрачной голубизне, все еще задыхаясь от напряжения, я ощутил себя в безопасности. Как только дыхание восстановилось, я позволил себе рассмеяться. У меня получилось! Я сбежал от лабиринта. Я разгуливал по камере, возбужденно хлопая себя по бедрам и стуча кулаками по стенам. Такая победа была хороша на вкус, и я не мог позволить этому мгновению пройти неотмеченным. Я шагнул к кладовке, достал бутылку вина и сделал хороший глоток. Затем я пробрался в боковую пещеру, где все еще лежал спальный мешок, уселся на него и, посмеиваясь, стал вновь проигрывать в памяти нашу эпопею с первичным лабиринтом. Моя леди Найда была просто великолепна. Неплох был и Мерлин, по крайней мере на этот раз.

Мне было любопытно, неужели лабиринт действительно затаил злобу. Иными словами, сколько должно пройти времени, чтобы я мог продолжить путь, не чувствуя себя в постоянной опасности? Ответа у меня не было. К сожалению. Разумеется, когда столько народу, то есть амберитов, шатается вокруг лабиринта, ему приходится вести себя соответственно. Разве нет? Я сделал еще глоток. Мне придется долго проторчать здесь.

Можно изменить свою внешность с помощью заклинаний, решил я. Когда я выйду отсюда, у меня будут черные волосы и борода (поверх зачатков настоящей бороды), серые глаза, прямой нос, скулы немного шире, а подбородок поменьше. Я буду казаться выше и гораздо тоньше. Я поменяю свое обычное яркое одеяние на темное. Придется воспользоваться и косметикой, причем не каким-нибудь легким макияжем, а сильными косметическими заклинаниями, проникающими глубоко, меняющими структуру тканей.

Размышляя над этим, я встал и отправился на поиски еды. Мне удалось найти немного тушенки и печенья, и я воспользовался легким заклинанием, чтобы разогреть банку супа. Нет, это не было нарушением физических законов места, в котором я оказался. Кристаллические стены блокировали любые входящие и исходящие чары, но мои заклинания пришли вместе со мной и вполне нормально действовали внутри стен.

За едой я опять стал думать о Найде, Мерлине и Короле. Что бы сейчас с ними ни происходило — дурное или хорошее,— время работало на них. Даже если я пробуду здесь совсем недолго, развитие событий дома будет несоизмеримо с тем временным отклонением, которое создавало это место. Какой же тип времени заключал в себе лабиринт? Похоже, это были все возможные типы — точнее сказать, его собственное время,— но я также чувствовал, что он особенно привязан к тому основному потоку времени, в котором существовал Амбер. Вообще-то я был почти уверен в этом, поскольку именно там и разворачивалось основное действие. Поэтому если я хотел быстро включиться в игру, мне следовало оставаться здесь, пока не заживет рука.

Но вот другой вопрос: насколько страстно лабиринт желает заполучить меня? Что я на самом деле значу для него? Каким он меня видит? Королем небольшого королевства Золотого Кольца. Убийцей одного из принцев Амбера. Сыном человека, который когда-то намеревался разрушить его, лабиринт. При этой мысли я невольно заморгал, но отметил, что до сих пор лабиринт давал мне жить спокойно, не упрекая за действия отца. Что же касается моего участия в данном деле, то оно было минимальным. Его главной целью, похоже, был Корэл, а потом Мерлин. Возможно, я был чрезмерно осторожен. Скорее всего он просто перестал принимать меня в расчет, как только я исчез. И все же я не собирался выходить отсюда без маскировки.

Я доел суп и допил вино. Когда я выйду отсюда? И что буду делать? В моем мозгу теснились сотни предположений. Но вместе с тем меня начала одолевать зевота, а спальный мешок выглядел так заманчиво. Где-то блеснула молния, промелькнув за хрустальной стеной голубоватой волной. Затем донесся раскат грома. Значит, завтра. Завтра все продумаю...

Я заполз в мешок и устроился поудобнее. Через мгновения меня уже не было.

Не имею представления, как долго я спал. Проснувшись, я по привычке удостоверился, что пока нахожусь в безопасности, проделал серию изнурительных упражнений, почистил одежду и съел легкий завтрак. Я чувствовал себя лучше, чем вчера, и рука уже начинала заживать.

Затем я сел и уставился в стену. Это длилось, наверное, несколько часов. Каков наиболее разумный вариант моих действий?

Я мог броситься обратно в Кашфу, к своему королевскому трону, мог начать охотиться за своими друзьями, мог просто спуститься под землю, лечь на дно и ждать, чем все это закончится. Вопрос заключался в приоритете. Что наиболее полезного мог я совершить во благо остальных? Над этим я размышлял до самого ланча.

Поев, я достал свой альбом и карандаш и начал вспоминать одну даму, воспроизводя ее черты на бумаге одну задругой. Я оттачивал изображение до самого вечера, чтобы скоротать время, хотя знал, что и так вышло похоже. Когда я занялся ужином, план моих завтрашних действий приобрел в голове законченную форму.

На следующее утро моя рана заметно уменьшилась, и я соорудил себе зеркало, протерев гладкую поверхность стены. Используя масляную лампу, чтобы не тратить даром чары на добывание света, я воспроизвел поверх собственных форм длинную, темную, костлявую фигуру и набросал орлиные черты лица поверх своих, дополнив их бородой. Я оглядел свою работу и увидел, что это хорошо. Затем я изменил вид своей одежды так, чтобы она соответствовала моему новому облику,— на это я затратил одно небольшое заклинание. При первой возможности мне необходимо было достать новую одежду. Нет нужды делать такую энергоемкую работу, чтобы приобрести нечто столь тривиальное, как тряпки. Все это я проделал сразу как проснулся, потому что мне предстояло провести в этом камуфляже весь день и мне хотелось, чтобы он как следует обмялся, пристал ко мне; к тому же необходимо было проверить, нет ли в моей работе скрытых дефектов. По той же причине я решил немного поспать в своей маскировке.

Днем я опять достал альбом. Сначала я рассмотрел набросок, сделанный накануне, затем открыл чистый лист и нарисовал Козырь. Выглядел он вполне боевито. На следующее утро я вновь оглядел себя в зеркале, остался доволен, а затем водрузил лестницу и выбрался из пещеры. Было сырое холодное утро, высоко в небе, затянутом тучами, виднелись редкие голубые промоины. Мог опять начаться дождь. Но какое мне до этого дело? Я был на пути избавления.

Я потянулся было за альбомом, но передумал. Вместо этого мне вспомнился другой Козырь, с которым я имел дело многие годы, а также еще кое-что. Я достал свою колоду карт. Распечатав ее, я стал медленно перебирать карты, пока не дошел до печальной карты одинокого отца. Я хранил ее не ради пользы, а из сентиментальных побуждений. Он выглядел точно так, как я его запомнил, но я отыскал эту карту не с целью пробудить воспоминания. Меня интересовал предмет, висевший у него на боку.

Я сосредоточился на Вервиндле, мече, по всем признакам обладавшем магическими возможностями, в чем-то родственном Грейсвандиру Корвина. И я вспомнил рассказ Мерлина о том, как его отец вызвал для него Грейсвандир после побега из амберских темниц. Между ним и тем мечом было какое-то родство. Я задумался. Теперь, когда события развиваются так быстро и впереди маячат новые приключения, было бы разумно встретить их оснащенным достойной сталью. Хотя отец был мертв, Вервиндль оставался живым. Хотя я не мог дотянуться до отца, нельзя ли дотянуться до его клинка, пребывающего, по некоторым сведениям, где-то в Хаосе?

Я сосредоточился на мече, мысленно взывая к нему. Мне почудилось, будто я что-то услышал, и когда я дотронулся до того места на карте, где он был изображен, оно показалось мне холодным. Я стал тянуться. Дальше, сильнее. И затем возникла ясность, и близость, и ощущение холодного, чуждого разума, изучающего меня.

— Вервиндль,— тихо произнес я.

Если можно вообразить звук эха при отсутствии первоначального звука, то это именно то, что я услышал.

— Сын Брэнда,— донесся вибрирующий шепот.

— Зови меня Люком.

Наступило молчание. И вновь вибрация: «Люк».

Я потянулся вперед, ухватился за меч и потянул на себя. Вместе с ним я вытянул и ножны. Я ухватил меч обеими руками и вытянул его из ножен. Он блестел, словно расплавленное золото. Я поднял его, протянул вперед, нанес удар воображаемому противнику. Он был словно создан для меня. Он был идеален. Казалось, будто за каждым его движением кроется неизмеримая сила.

— Благодарю,— сказал я, и эхо смеха донеслось до меня и умчалось прочь.

Я поднял свой альбом и раскрыл его на нужной странице, надеясь, что настало время осуществить вызов. Я рассматривал нежные черты нарисованной дамы, ее рассеянный взгляд, который свидетельствовал о широте и глубине ее натуры. Через несколько мгновений страница стала холодной под моими пальцами, и рисунок, сделавшись трехмерным, казалось, начал шевелиться.

— Да? — донесся голос.

— Ваше величество,— сказал я.— Хотя вы, возможно, уже догадались сами, я хотел бы сообщить вам, что радикально изменил свою внешность. Я надеялся, что...

— Люк,— сказала она,— разумеется, я узнала тебя...— Ее взгляд по-прежнему оставался несфокусированным.— Ты в беде.

— Это действительно так.

— Ты желаешь выбраться оттуда?

— Если это не слишком обременительно.

— Разумеется.

Она протянула руку. Я почтительно сжал ее, и комната, где она сидела, начала становиться ярче, заслоняя собой серое небо и хрустальный холм. Я сделал шаг вперед и оказался у нее. В тот же момент я упал на колени, расстегнул пояс и протянул ей свой клинок. До меня донеслись отдаленный стук молотков и пение пил.

— Встань,— сказала она, коснувшись моего плеча.— Подойди и сядь. Выпей со мной чашку чая.

Я встал на ноги и подошел вслед за ней к столику в углу. Она сняла запыленный фартук и повесила его на деревянный гвоздь, торчавший из стены. Пока она готовила чай, я рассматривал небольшую армию статуй, выстроившихся вдоль одной стены и располагавшихся случайными группками по всей огромной студии — маленькие, реалистичные, импрессионистские, красивые, гротескные. Она работала в основном с глиной, хотя самые маленькие статуи были выполнены в камне. В дальнем конце комнаты стояли печи для обжига, но сейчас они были холодны. Несколько металлических мобилей причудливой формы свешивались с потолочных балок.

Подсев ко мне, она коснулась моей левой руки и потрогала кольцо, которое когда-то подарила мне.

— Да, я ценю оберег королевы,— сказал я.

— Несмотря на то, что ты сейчас сам являешься монархом страны, находящейся с нами в дружественных отношениях?

— Даже несмотря на это,— сказал я.— И ценю настолько, что хотел бы частично возвратить свой долг.

— О?

— Я совершенно не уверен, что в Амбере слышали о недавних событиях, в которых я принимал участие или о которых мне хорошо известно и которые могут повлиять на его благополучие. Если только, конечно, Мерлин в последнее время не вступал с ними в контакт.

— Мерлин не вступал в контакт,— сказала она.— Однако если у тебя есть информация, жизненно важная для королевства, тебе следует передать ее непосредственно Рэндому. Его нет здесь сейчас, но я могу связаться с ним через Козырь.

— Нет,— сказал я.— Я знаю, что он не любит меня и ни в малейшей мере не доверяет мне как убийце своего брата и другу человека, который поклялся разрушить Амбер. Я уверен, что он был бы рад увидеть меня низложенным и посадить своих марионеток на трон Кашфы. Полагаю, что когда-нибудь я должен выяснить с ним отношения, но этот день еще не настал. Сейчас вокруг меня слишком много всего происходит. Однако информация, которой я владею, выходит за пределы местной политики. Она затрагивает Амбер и Хаос, лабиринт и Логрус, смерть Свэйвилла и возможное восшествие Мерлина на престол Хаоса...

— Ты говоришь серьезно?

— Клянусь. Я знаю, что он выслушает тебя. И даже поймет, почему я все рассказал именно тебе. Позволь мне избежать встречи с ним. Грядут значительные события.

— Расскажи мне все,— сказала она, поднимая чашку с чаем.

Я рассказал ей, что знал, включая то, что сообщил мне Мерлин, вплоть до конфронтации в первичном лабиринте, и о своем полете к Хрустальной пещере. В процессе рассказа мы выпили целый чайник чая, и, когда я закончил, наступило долгое молчание.

Наконец она вздохнула.

— Ты поручил мне доставить важные данные разведки,— сказала она.

— Я знаю.

— И все же я чувствую, что это лишь небольшое звено гораздо более значительной цепи.

— Как так? — спросил я.

— Несколько мелких фактов, о которых я слышала, узнала, догадалась, которые, возможно, мне пригрезились, а некоторых, кажется, я просто опасаюсь. Все это не имеет отчетливых очертаний. Тем не менее этого достаточно, чтобы было о чем расспросить землю, с которой я работаю. Да. Теперь, когда я это обдумала, можно попытаться. Самое время.

Она неторопливо поднялась и, помедлив, высоко вскинула руки.

— Это будет Язык,— сказала она, и ее движение вызвало к жизни один из мобилей, заставив его зазвенеть на разные лады.

Она подошла к правой стене. На фоне огромной студии ее фигурка в серо-зеленом одеянии, с каштановыми волосами, струившимися до середины спины, казалась совсем миниатюрной. Ее пальцы начали легко ощупывать выстроившиеся вдоль стены статуи. В конце концов остановившись перед широколицей скульптурой с узким торсом, она принялась толкать ее по направлению к центру комнаты.

— Позвольте мне сделать это, ваше величество.

Она покачала головой.

— Зови меня Вайол,— сказала она.— Но нет, я должна расставить самостоятельно. Эту я назову Памятью.

Она поставила ее немного к северо-западу от Языка. Затем она подошла к группе фигур и, выбрав одну из них — тонкую, с приоткрытыми губами, поставила ее к югу от Языка, который служил компасом.

— А это Желание,— сообщила она.

Третью фигуру — долговязую и прищурившуюся — она наметила быстро и поместила ее на северо-востоке.

— Опасение,— сказала она, продолжая свою работу.

Женщина с широко откинутой правой рукой заняла место на западе.

— Риск,— продолжала она.

На востоке оказалась другая дама, у которой обе руки были широко раскинуты.

— Сердце,— сказала Вайол.

На юго-западе встал высоколобый, всклокоченный философ.

— Голова,— объявила она.

...А на юго-западе расположилась улыбающаяся дама,— невозможно было определить, с какой целью она подняла руку — приветствуя или готовясь нанести удар.

— Шанс,— закончила она, вдвигая последнюю статую в круг, который напоминал мне одновременно Стоунхендж и остров Пасхи.

— Принеси два стула,— сказала она,— и поставь их здесь и здесь.

Я повиновался, и Вайол уселась на северной стороне позади последней фигуры, которую она поставила: Предвидение. Я занял место позади Желания.

— А теперь молчи,— проинструктировала она.

Сама она несколько минут сидела неподвижно, положив руки на колени.

Наконец она заговорила:

— На глубочайшем уровне,— сказала она,— что угрожает миру?

Слева от меня Опасение, казалось, заговорило, хотя его слова вызванивал Язык у нас над головой.

— Перераспределение древней власти,— произнес он.

— Каким образом?

— То, что было скрыто, становится явным и начинает ходить по свету,— ответил Риск.

— В это вовлечены и Амбер, и Хаос?

— В самом деле,— ответило Желание, стоявшее передо мной.

— «Древние силы»,— продолжала Вайол.— Насколько древние?

— Когда еще не было Амбера, они уже были,— объявила Память.

— Еще до того, как появился судный Камень — Око Змеи?

— Нет,— отозвалась Память.

Вайол внезапно вздохнула.

— Их количество? — спросила она.

— Одиннадцать,— ответила Память.

При этих словах Вайол побледнела, но я продолжал хранить молчание, как она велела.

— Те, кто несет ответственность за это осквернение праха,— вымолвила она наконец,— чего они хотят?

— Возврата славы прошедших дней,— заявило Желание.

— Возможен ли подобный конец?

— Да,— отозвалось Предвидение.

— Можно ли это предотвратить?

— Да,— сказало Предвидение.

— Это опасно,— добавило Опасение.

— С чего следует начать?

— Расспросить хранителей,— сообщила Голова.

— Насколько серьезна ситуация?

— Все уже началось,— ответила Голова.

— И опасность уже существует,— сказал Риск.

— А также благоприятная возможность,— добавил Шанс.

— Какого рода? — продолжала допрос Вайол.

Но тут из другого конца комнаты донесся внезапный лязг — это мой клинок вместе с ножнами грохнулся на пол там, где я его оставил прислоненным к стене. Вайол посмотрела на меня.

— Мое оружие,— сказал я,— просто соскользнуло.

— Назови его.

— Это был меч моего отца, он называется Вервиндль.

— Я знаю о нем,— сказала она. И объяснила: — Этот человек — Люк. Есть какая-то тайна, связанная с его клинком и братом этого оружия, они как-то замешаны во всем этом. Но я не знаю их историй.

— Да, они связаны,— сказала Память.

— Каким образом?

— Они были сделаны в едином стиле, примерно в одно и то же время, и они наделены частью тех сил, о которых мы говорили,— отозвалась Память.

— Будет ли в связи с этим конфликт?

— Да,— сказало Предвидение.

— Какого масштаба?

Предвидение хранило молчание. Шанс рассмеялся.

— Я не понимаю.

— Смех Шанса свидетельствует о неуверенности,— заключила Голова.

— Будет ли Люк участвовать в конфликте?

— Да,— ответило Предвидение.

— Следует ли ему искать встречи с хранителями?

— Он должен попробовать,— сказала Голова.

— А если он потерпит неудачу?

— Некий принц уже близок к тем, кто знает больше об этих делах,— сказала Голова.

— Кто это?

— Освобожденный узник,— ответила Голова.

— Кто?

— Он носит серебряную розу,— сказала Голова.— У него другой клинок.

Вайол подняла голову.

— У тебя есть еще вопросы? — спросила она меня.

— Да. Но сомневаюсь, что получу ответ, если спрошу, победим мы или нет.

Шанс вновь рассмеялся, и Вайол встала.

Она позволила мне помочь расставить статуи по местам.

Затем, вновь усевшись на стул, я спросил ее:

— Что значит «искать хранителей»?

— Существует затворник, а возможно, и двое,— ответила она.— Принц Амбера в добровольном изгнании и его сестра долгое время хранят часть той силы. Будет разумно убедиться, что они все еще живы, все еще ни на что не претендуют.

— Добровольное изгнание? Но почему?

— Личные мотивы, связанные с покойным Королем.

— Где они сейчас?

— Я не знаю.

— Тогда как мы их найдем?

— На это есть Козырь.

Она встала и подошла к небольшому бюро. Открыв один из ящичков, она достала колоду карт в коробочке. Медленно отсчитала карты с верхушки колоды и вытянула одну.

Вернувшись ко мне, она вручила мне карту, на которой был изображен худой человек с волосами цвета ржавчины.

— Его зовут Делвин,— сказала она.

— Ты полагаешь, мне следует просто позвать его и спросить, владеет ли он еще тем, чем когда-то владел?

— Сразу же подчеркни, что ты не от Амбера,— сказала она мне,— но укажи свою родословную. Спроси, не пострадала ли его способность управлять спикардами. Постарайся выяснить, где он находится, или пройти сквозь Тень и обсудить все с ним лично, если сможешь.

— Понятно,— сказал я, не желая рассказывать ей, что уже разговаривал с ним — очень коротко,— когда искал союзников в войне против Амбера. Он тогда прогнал меня, но я не хотел ворошить память Вайол о тех днях. Поэтому я просто сказал: — Хорошо. Я попытаюсь.

Я решил сначала коротко переговорить с ним, дать ему время подумать, осознать, что я не один, не упустив ничего из нашего прежнего разговора. Моя измененная внешность должна была в этом помочь.

Я начал устанавливать контакт.

Сначала холодок, затем внезапное ощущение личности.

— Кто это? — Я почувствовал вопрос еще до того, как изображение обрело глубину и ожило.

— Люк Рейнард, известный еще как Ринальдо,— ответил я, когда карта сделалась живой и я почувствовал близость человека.— Король Кашфы и кандидат наук в области бизнес-менеджмента, Калифорнийский университет в Беркли.— Наши взгляды скрестились. Он не выглядел ни враждебным, ни дружелюбным.— Я хотел узнать, не пострадала ли ваша способность управлять спикардами.

— Люк-Ринальдо,— сказал он,— что тебе за дело до этого и как ты узнал обо всем?

— Хотя я не из Амбера,— ответил я,— но мой отец был амберитом. Я знаю, что скоро это начнет волновать людей в Амбере, поскольку Мерлин — сын Корвина — находится на прямой линии наследования трона Хаоса.

— Я знаю, кто такой Мерлин,— сказал Делвин.— Кто твой отец?

— Принц Брэнд.

— А мать?

— Леди Джасра, бывшая королева Кашфы. А сейчас не могли бы мы немного обсудить то, что меня волнует?

— Нет,— сказал Делвин.— Не могли бы.

Он сделал жест рукой, намереваясь разорвать контакт.

— Погодите! — сказал я.— У вас есть микроволновая печь?

Он колебался.

— Есть что?

— Это устройство, похожее на ящик, в нем можно разогревать пищу в считанные минуты. Я разработал общее заклинание, позволяющее действовать в большей части Тени. Вам приходилось просыпаться среди ночи с непреодолимым желанием поесть горячей запеканки из тунца? Достаньте пакет с запеканкой из морозильника, разорвите и положите в микроволновку. Что такое морозильник? Рад, что спросили. Это еще один ящик, с вечной зимой внутри. В нем хранят пищу, а потом достают оттуда и засовывают в микроволновку, как только захочется полакомиться. И... да, морозильником я тоже могу вас обеспечить. Не хотите говорить о спикарде, давайте поговорим о бизнесе. Я могу снабдить вас этими и тому подобными устройствами в любом количестве и по цене, которую вам не предложит ни один поставщик — впрочем, сомневаюсь, что вы сможете найти другого поставщика. И это еще не все, что я могу для вас сделать...

— Простите,— сказал Делвин.— Распространителей товаров прошу не беспокоиться,— и он вновь шевельнул рукой.

— Подождите! — крикнул я.— Я сделаю вам предложение, от которого вы не сможете отказаться!

Он разорвал связь.

— Вернись,— взвыл я над его изображением, но оно уже обрело двухмерность и нагрелось до комнатной температуры.

— Сожалею,— сказал я Вайол.— Я сделал ему наилучшее предложение, но он ничего не покупает.

— Сказать правду, я не надеялась, что ты его так долго продержишь. Но могу подтвердить, что он интересовался тобой, пока ты не упомянул свою мать. Потом что-то изменилось.

— И это не в первый раз,— сказал я.— Но я не оставляю надежды попробовать как-нибудь попозже.

— В таком случае возьми Козырь.

— Он мне не нужен, Вайол. Я сделаю собственный, когда придет время.

— Ты художник и мастер Козырей?

— Ну, рисую немного. Иногда довольно серьезно.

— Тогда ты должен осмотреть все мои работы, пока ждешь. Твое мнение ценно для меня.

— С удовольствием,— сказал я.— Ты хочешь сказать, пока я жду...

— ...Корвина.

— Ах так. Спасибо.

— Ты можешь стать первым постояльцем тех новых комнат. С тех пор как лабиринт и Логрус столкнулись в поединке, мы тут много перестроили и перепланировали.

— Я слышал об этом,— сказал я.— Очень хорошо. Интересно, когда Корвин прибудет?

— Я чувствую, что скоро,— сказала она.— Я поручу слуге помочь тебе устроиться. Другой слуга пригласит тебя пообедать со мной попозже, и мы сможем поговорить об искусстве.

— Это будет чудесно.

Мне было интересно, куда все это меня заведет. Похоже, большая картина вот-вот изменится до неузнаваемости.

Однако я был рад, что Делвин не заинтересовался микроволновой печкой. Чтобы разработать такое заклинание, надо потратить чертову уйму времени.

Назад: Часть I Здесь водятся драконы

Дальше: * * *