Майкайла наблюдала, как гигантская птица уносит Файолона на юг. Она вполне понимала его нежелание задерживаться в башне после возвращения Харамис. Только поэтому она согласилась вызвать ламмергейера; для Харамис она вряд ли стала бы это делать.

Девушка прошла к себе в комнату, заперлась, уселась на кровать и выудила из-под платья шарик. Она вызвала изображение летящего на ламмергейере Файолона, но говорить с ним не стала. Не стоит отвлекать внимание человека во время подобного путешествия. Она видела, как птица пролетает над Тернистым Адом, Черной Топью, затем Зеленой Топью, как мелькают под ее могучими крыльями верхушки деревьев Тассалейского леса и как где-то внизу появляется наконец русло реки Большой Мутар, протекающей через Вар и впадающей в Южное море. Направляемая Файолоном птица стала снижаться, чтобы опустить седока на западном берегу, примерно в одной лиге к югу от границы между Рувендой и Варом. «А у него ведь вовсе и не было никаких причин просить меня вызвать ламмергейера, — осознала вдруг Майкайла. — С таким же успехом он мог бы проделать это и сам».

Не успела она об этом подумать, как тут же на довольно длительное время вовсе лишилась способности рассуждать здраво. Файолон соскользнул с птичьей спины, и как только ноги его коснулись земли Вара, весь мир начал, будто юла, вращаться вокруг юноши и, соответственно, вокруг Майкайлы, ибо между ними существовала связь. Она бессильно опрокинулась на кровать, а сам Файолон рухнул на землю. Странное ощущение овладело юношей а через него и Майкайлой.

Казалось, будто вся варская земля, вся страна протянула могучую руку и схватила его; будто сам Вар пытается заполнить собою тело Файолона. Здешние реки, в особенности Большой Мутар, заменили ему кровь. Дующие с Южного моря ветры сделались его дыханием, наполнили юноше легкие и стали распространять свою энергию по всему телу. Происшествие того дня, когда их лодочка перевернулась в месте впадения Голобара в Нижний Мутар, показалась сущим пустяком по сравнению с этими ощущениями.

Несмотря на то что уже начиналась зима, повсюду было полно зелени, но в отличие от неукротимого буйства растительности, что покрывает дикие болота Рувенды, то были аккуратно возделанные поля озимых паков. Они занимали большую часть варской земли — от Тассалейского леса, сокрывшего под ветвями своих могучих деревьев границу с Рувендой, и почти до самого моря.

Файолон оказался совершенно не готов к встрече с морем, и оно потрясло его. От одного края горизонта до другого плескалась вода, омывая длинное варское побережье. Файолона охватило такое чувство, будто часть его тела лежит на берегу и каждая накатывающаяся волна омывает его, в то время как в другой части тела протекает Большой Мутар, а еще какую-то часть составляют засеянные поля.

И все-таки в его теле нашлось место и для городов — маленьких, подобно рувендским, и многолюдных, как Мутавари, столица Вара и его главный порт. Откуда-то из глубин детства пришло смутное воспоминание о жизни в Мутавари, но все-таки Файолон не представлял себе, что столица так велика и в ней такое множество народа. Все пространство вокруг многочисленных причалов, построенных по обоим берегам полноводной реки, было запружено кораблями. Тут же взад и вперед сновали толпы людей прибывших из самых отдаленных уголков обозримого мира. Они спешили по делам, разгружали и нагружали свои суда, заключали сделки друг с другом… К счастью, он не был связан со всеми этими людьми. И все-таки Файолон чувствовал, как чей-то мозг начинает взаимодействовать с его собственным…

— Майка? — Мысль эта скользнула как-то слабо и мимолетно, но Майкайла тут же ухватила ее. Что бы там ни происходило с Файолоном, никакие события не могут разорвать прочную связь между ними, даже когда оба чувствуют себя так, будто голова сейчас взорвется от переполнивших ее рек, полей, городов и побережья Вара. Да и все тело кажется до смешного маленьким, чтобы вместить то, что вливается в него.

— Я здесь, Файолон.

— Ты их слышишь?

— Эти голоса? Да. — Майкайла отчетливо слышала, как волна за волной накатывает какая-то причудливая смесь разговоров и мыслей. — Это не человеческие голоса…

Оба поняли это одновременно.

— Это туземцы.

Если раньше они с Файолоном вели лишь обыкновенные разговоры, то теперь в обеих головах одновременно шел единый поток мыслей — настолько единый, что определить, кому из них принадлежит та или иная мысль, было попросту невозможно.

— Это не ниссомы… не виспи… совершенно ясно, что не скритеки… хотя некоторые из них явно дикари… Да, верно, их здесь две разные группы… дело происходит в Варе, значит, это глисмаки — именно они относятся к разряду дикарей — и еще вайвило.

— А почему мы способны их услышать? — Эта мысль явно принадлежала Файолону.

— Я могу их слышать, потому что можешь ты, — раздался ответ Майкайлы. — А теперь ответь мне; у Вара когда-нибудь бывали Великие Волшебницы?

— Я, по крайней мере, об этом ничего не слышал. — Голова у Файолона кружилась, река продолжала струиться сквозь его тело, а море — омывать его накатывающимися через равные промежутки волнами, и все-таки рассудок начинал проясняться. — Разумеется, я не был в Варе со времен самого раннего детства и не знаю его истории так хорошо, как знаю нашу. И все-таки точно могу сказать, что никогда не слышал, чтобы у Вара была Великая Волшебница.

— Ну, теперь такая личность в Варе есть.

— Кто?

— Ты, Файолон. Ты и есть Великий Волшебник. Подумай сам: Харамис с Узуном провели три года, усердно стараясь обучить меня всему, что должна знать и уметь Великая Волшебница, а ты с легкостью усвоил все, что узнала я, да еще до многого дошел сам. Ты отлично понимаешь, что Вар все эти долгие годы ждал именно тебя…

— Ждал, чтобы вцепиться в первую же попавшуюся подходящую кандидатуру…

Файолон чувствовал землю всем своим телом.

— Ясно, что страна меня заарканила, — продолжал он рассуждать, — но как мне с нею управляться? Я даже не знаю, сколько времени лежу здесь пластом и ощущаю всю землю, но не чувствую толком собственного тела и совершенно не могу двигаться.

— Попытайся применить музыку, — прозвучала у него в голове мысль Майкайлы, — она ведь всегда была твоим излюбленным методом создания гармонии из хаоса.

— Музыка…

Файолон глубоко вдохнул и сделал медленный выдох, стараясь взять верх над эмоциями.

Шум ветра начал трансформироваться и перешел постепенно в звучание ансамбля духовых различных размеров и диапазона. И вот они зазвучали слаженно и гармонично. Накатывающиеся на берег волны обратились в четкий ритм ударных инструментов — ведущий ритм, дополнявшийся вторившими ему переливами вод Большого Мутара. Все, что пульсировало на этой земле, постепенно пришло в гармонию. Файолон слышал удары собственного сердца, укладывавшиеся в тот же самый ритм, — казалось, это сам Большой Мутар несет свои воды к морю. Производимый глисмаками и вайвило шум стал стихать, отошел на второй план и, обретя наконец свое место в общей гармонии сделался контрапунктом основной музыкальной линии. Теперь он не мешает воспринимать все остальное; подробнее его можно будет рассмотреть и изучить попозже. Файолон открыл глаза и медленно сел. Все тело затекло и побаливало — значит, пролежал он так довольно длительное время. Но рядом по-прежнему стоял ламмергейер, спокойно наблюдая происходящее.

— Белый Лорд, — птичьи мысли вошли в голову Файолона гак же ясно и четко, как и размышления Майкайлы, — желаете ли вы продолжить путешествие?

— Ты можешь доставить меня в Мутавари? — Юноша удивленно посмотрел на птицу.

— Разумеется, Белый Лорд.

Ламмергейер вытянул крыло, помогая Файолону взобраться на свою спину, и вскоре они уже летели дальше на юг, в сторону моря, к королевскому двору Вара.

Майкайла открыла глаза и попыталась сесть. Когда это не удалось, она просто скатилась на пол. «Неужели Харамис именно это имела в виду, — подумала Майкайла, неуклюже стоя на четвереньках, — когда говорила о том, что нужно чувствовать землю? Надо будет ее спросить».

Девушка с трудом поднялась на ноги и заковыляла по комнате, хватаясь руками за стены и мебель. Она продолжала ходить до тех пор, пока ноги наконец не стали снова ее слушаться. «Сколько же времени я так провалялась? — думала она — Было бы очень кстати раздобыть что-нибудь поесть; голод кажется просто невыносимым».

Однако желание узнать, что с Файолоном, оказалось сильней, чем голод. Майкайла придирчиво осмотрела себя в зеркало, рассудив, что в ее внешности не должно быть ничего, что раздражало бы Харамис. Хотя, конечно, трудно было что-либо поделать с бледным, осунувшимся лицом. Оставалось лишь причесаться да привести в порядок платье, что Майкайла и сделала перед тем, как отправиться в спальню волшебницы.

Сквозь приоткрытую дверь она увидела погруженную в сон Харамис. Бевис дежурила тут же, сидя в кресле возле постели. Майкайла поискала глазами Узуна, но место у изголовья кровати, где она видела арфу в последний раз, оказалось пусто. «Ах да, — вспомнила Майкайла в тревоге, — Файолон ведь говорил, что здесь слишком жарко для инструмента».

Она побежала в кабинет. Узун стоял на прежнем месте — в углу, возле самого камина.

— Узун! Что с тобой? — воскликнула Майкайла. Она тут же плюхнулась на колени перед камином и принялась раздувать огонь.

— Файолон оказался прав.

Майкайла почувствовала, как глаза ее переполняются слезами. Струны арфы оказались совершенно расстроены, а голос Узуна звучал совсем не так, как прежде, сделавшись скрипучим. Майкайла с помощью магической фразы зажгла лампы, комната осветилась тлеющими углями, и она разглядела облупившийся лак и трещины на раме инструмента.

— В комнате госпожи было слишком жарко, — продолжал Узун, — а в коридорах — слишком холодно. Да и здесь, в кабинете, температура теперь не та, что нужно…

Майкайла пришла в ярость. Она вскочила на ноги и принялась не переставая дергать за шнур звонка.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем экономка услышала и явилась в кабинет — в пижаме и не переставая зевать.

— У вас, кажется, дурное настроение? — Энья недружелюбно взглянула на Майкайлу. — Госпожа приказала накормить вас, как только вы пожелаете покинуть вашу комнату. Но все-таки я хотела бы спросить: имеете ли вы какое-нибудь представление о том, сколько сейчас времени?

— Мне дела нет, сколько сейчас времени! — яростно накинулась на нее Майкайла, указывая на арфу. — Ты посмотри только на камин! Вы что тут, умышленно стараетесь сжить со свету Узуна? Ты-то уж наверняка знаешь, прослужив здесь столько лет, какое должно быть пламя в камине.

— Во имя Цветка! — Энья растерянно перевела взгляд с арфы на камин, затем на мгновение закрыла глаза и с помощью телепатии вызвала других слуг. — Через пару минут сюда принесут еще дров, принцесса, — торопливо заговорила она. — Прошу прощения; я раскаиваюсь до глубины души. Дело в том, что мы перестали поддерживать огонь, когда Харамис повелела перенести господина Узуна наверх, — ведь с тех пор этой комнатой никто не пользовался. Госпожа только вечером велела перенести его обратно, и вот мы… — И тут голос Эньи затих.

«Вы забыли», — мысленно закончила Майкайла. Продолжать ее отчитывать уже нет смысла: замечание сделано, и Энья отлично понимает, что произошло.

— Теперь господин Узун снова здесь, да и я намерена продолжать пользоваться этой комнатой, — сказала она спокойным тоном, — поэтому была бы очень признательна, если бы температура поддерживалась такой, как и прежде.

— Да, принцесса, — быстро ответила Энья, — я об этом позабочусь. А теперь пойду принесу вам поднос с едой, вы ведь не ели уже несколько дней.

— Спасибо, Энья. — Майкайла заставила себя улыбнуться, несмотря на то что ее все еще переполняло раздражение. — Очень мило с твоей стороны. Я, кажется, заработалась и потеряла счет времени.

— Заработалась? — переспросил Узун, как только Энья удалилась настолько, что не могла уже их слышать. — Сидя взаперти в собственной комнате больше двух дней? Что же такое ты там могла делать?

— Больше двух дней? — поразилась девочка. — В таком случае неудивительно, что я так проголодалась. Надеюсь, Файолона как следует накормят, когда он доберется до Мутавари.

— Ты опять поддерживала связь с Файолоном. — Слова Узуна не были вопросом, а значит, и не имеет значения, что он не видит, как Майкайла кивнула. — А что с ним случилось?

— Все это странно, Узун, — начала Майкайла и остановилась, потому что вошел виспи с большой охапкой дров и стал разводить огонь. Он все еще продолжал возиться у камина, когда вернулась Энья с глубоким блюдом адопового супа и половиной буханки хлеба на подносе.

Но вот они остались одни, и Майкайла подробно рассказала о случившемся.

— Как ты думаешь, Файолон теперь действительно покровитель Вара? — спросила она, закончив повествование.

— Судя по твоему рассказу, это, пожалуй, действительно так, — ответила арфа. — Но, на мой взгляд, Харамис об этом не стоило бы рассказывать.

— Я и не собираюсь, — заверила Майкайла. — Но если спросить у нее, какие испытываешь ощущения в тот момент, когда становишься Великой Волшебницей, она ничего не заподозрит, как ты думаешь?

— По крайней мере, никаких подозрений по поводу Файолона у нее не возникнет, — сухо заметил Узун и с удовлетворением вздохнул. — Ну вот, огонь разгорелся, и я теперь чувствую себя гораздо лучше, принцесса. Благодарю тебя.

— Им следовало позаботиться об этом и без моих напоминаний, — сказала Майкайла с досадой, — но раз уж они умудрились позабыть, что ты мыслящее живое существо, о котором надлежит заботиться, я сама буду следить, чтобы такого больше никогда не случалось!

На следующее утро она отправилась к Харамис. Навести старуху на воспоминания о днях юности не составило труда, и вскоре Майкайла, слушая ее подробные описания, перестала сомневаться в верности своей гипотезы. С Файолоном случилось именно это.

Однако когда Майкайла попыталась задать довольно общий вопрос по поводу того, что ощущаешь, когда начинаешь чувствовать землю, Харамис ответила вдруг торопливым подозрительным взглядом.

— У тебя возникло чувство земли по отношению к Рувенде? — резко спросила она.

— Нет! — в испуге ответила девушка.

«Во имя Цветка, — пришло ей вдруг на ум, — ведь Харамис утратила чувство земли! Но совершенно точно, что у меня его нет, да и у Файолона тоже — по отношению к Рувенде. Так к кому же оно теперь перешло? Или в данный момент его вообще нет ни у кого?»

Ситуация выглядела более чем печальной. Майкайла сосредоточилась, стараясь почувствовать, что же творится со страной. В ответ она получила лишь слабые отголоски происходящего. Страна по-прежнему нездорова, а Майкайла ничего не может с этим поделать.

— Я только полюбопытствовала, вот и все, — пояснила она. — Вы как-то об этом упоминали.

— Ну а это пока что тебя не касается. — Харамис бросила на собеседницу высокомерный взгляд. — Отправляйся в библиотеку и продолжай заниматься.

— Иду, госпожа. — Майкайла сделала реверанс и вышла.

Она давно уже прочитала все до единой книги в библиотеке Харамис, но понимала, что если поступит сейчас вопреки приказанию, слуги об этом сообщат, а потому пошла в библиотеку и провела остаток дня за размышлениями, уставившись отсутствующим взглядом в раскрытую книгу. Размышления эти вряд ли можно было бы назвать радостными.