Майкайла решила начать поиски сверху и постепенно продвигаться вниз. Самые интересные вещи наверняка собраны в нижних этажах и в подвале, но кто его знает, может быть, и наверху найдется что-нибудь стоящее. За все то время, пока Майкайла пробыла в башне, Харамис никогда не выходила за пределы средних этажей. Самые верхние ярусы оказались переполнены всевозможным хламом — покрытыми толстым слоем пыли сундуками со старым тряпьем (Майкайла однажды провела целый вечер, развлекаясь тем, что переодевалась в самые разные костюмы, которые по большей части были ей велики), набитыми старомодной посудой. Один сундучок оказался полон странных, шитых серебром одеяний, комплект которых дополнялся перчатками и парочкой таких же странных и тоже серебряных масок. Это, очевидно, был набор из двух парных костюмов — одного для мужчины и одного для женщины. На ощупь они оказались сделанными из какого-то странного и необычного материала: Майкайлы даже мурашки побежали по спине от этого прикосновения. Она аккуратно засунула костюмы обратно, даже не подумав их примерить. «Они что, тоже принадлежали Орогастусу? — задумалась она. — Я почти уверена и этом; но для кого тогда тот второй, женский? Не надевала ли его когда-нибудь Харамис?»

После нескольких недель тщательного обследования всей башни, за исключением спальни Харамис — Майкайла знала, что та не на шутку разозлилась бы, если бы ее подопечная начала там рыться без разрешения, — она наконец добралась до самого нижнего уровня. Девочка очень надеялась, что именно там устройства Исчезнувших, а Узун совершенно определенно говорил, что Орогастус всю жизнь собирал их и доставлял сюда. Поскольку эту коллекцию она до сих пор не нашла, значит, все собранное Орогастусом хранится где-то на нижнем уровне башни, а может быть, и под ним. Что находится там, ниже этого самого первого уровня, она не знала, но решила в конце концов выяснить.

Майкайла шагала по винтовой лестнице, сложенной, как и вся башня, из камня, вниз. Ее очень удивило, что лестница идет не только до самых конюшен, которые казались ей самым нижним из уровней башни, но и куда-то еще дальше. Здесь, однако, лестница разделилась на две. Одно ответвление выходило на площадь, а другое, изгибаясь, продолжало углубляться куда-то дальше, под тот настил с наклонной поверхностью, что выводил из конюшен к площади.

Под конюшнями оказалась обширная кладовая — размерами во все пространство основания башни. Майкайла произнесла заклинание, зажигавшее свет во всех остальных помещениях, и загорелась единственная лампа, свешивающаяся с потолка. Огонек мерцал довольно тускло и постоянно мигал; лампу давно следовало привести в порядок, вычистить и подрезать фитиль.

В тусклом свете девочке все-таки удалось рассмотреть содержимое комнаты. В ней оказалось полно корзин и бочек, нагроможденных совершенно хаотично. На каждой такой емкости была соответствующая надпись, сделанная большими, легко читаемыми даже при этом тусклом свете буквами. Вернее, они были бы читаемы, если бы хоть одно слово оказалось написанным на знакомом девочке языке.

«Все это не похоже на домашнюю кладовку для продовольствия, — подумала Майкайла, вздыхая и оглядываясь по сторонам. — Не иначе как мне придется вскрывать каждую емкость, чтобы понять, что там внутри.

Пол устилали плиты из какого-то странного серебристо-черного материала. Майкайла никогда не видела ничего подобного. У нее возникло ощущение, что об этих плитах следует непременно что-то узнать, что-то очень важное, но что именно, она пока еще не могла понять. «Что ж, это понимание придет потом», — подумала она. Девочка прошла в дальний конец комнаты. «Лучше начать с самого отдаленного угла и постепенно продвигаться обратно… Владыки Воздуха, да что же это такое?»

«Это» оказалось длинным туннелем в самой задней части комнаты, ведущим куда-то в сторону башни. Судя по направлению хода и по монолитным каменным стенам, он, очевидно, уходит прямо в центр горы. По бокам со вбитых в стены штырей свисали лампы, расположенные на одинаковом друг от друга расстоянии, но ни одна из них не горела.

Майкайла прошептала магическое слово, зажигавшее все светильники наверху, и, к огромной ее радости, здесь оно тоже подействовало. Лампы в туннеле начали оживать по очереди, начиная с той, что висела ближе всего к Майкайле, и дальше вглубь, как если бы огонь постепенно передавался от одного светильника к другому. Из головы девочки мгновенно вылетели все предупреждения Узуна, и, не обращая внимания на холодную как лед поверхность скалы под ногами, обутыми в легкие тапочки, она заспешила вперед, к дальнему концу туннеля.

Ход этот закончился покрытой изморозью дверью. Она была почти вдвое выше девочки. Майкайла ухватилась за огромное кольцо, служившее дверной ручкой, и потянула всю эту громадину на себя. Дверь неохотно подалась, петли жалобно заскрипели, как будто им стало больно от такого резкого и ставшего уже непривычным движения, но Майкайла ни на что не обращала внимания и быстро протиснулась внутрь.

Оглядевшись, она увидела, что попала в большой сводчатый зал с каменными стенами, в швах каменной кладки которых виднелись вкрапления горного льда. Пол устилали ровные плиты из черного камня; тот же камень послужил материалом и для встроенных в стены шкафов, а также дверей, которые, по-видимому, вели в соседние комнаты. К одной из таких дверей и приблизилась Майкайла. Она толкнула ее, но с таким же успехом могла толкнуть стену. Ни единого выступа, за который можно было ухватиться и потянуть на себя, на двери не было — лишь маленький желобок вдоль одного края. И тут Майкайла наконец сообразила, что эта штуковина предназначена для того, чтобы отодвигать ее в сторону, а не толкать или тянуть на себя. Она вставила пальцы в желобок, и дверь подалась неожиданно легко.

Открывшаяся за нею комната оказалась совсем маленькой, всего лишь около шести шагов в длину, и жутко холодной. «Все же мне абсолютно необходимо раздобыть теплую одежду», — подумала Майкайла, пряча ладони под мышки и переминаясь с ноги на ногу. Того и гляди подхватишь простуду. Но зато теперь перед ней, пожалуй, самые интересные вещи, какие только приходилось в жизни встречать. Знает ли о них Харамис?

Большая часть стены, которую она рассматривала, скрывалась под слоем льда, но темно-серого цвета участок в самой середине оставался довольно чистым. На темной блестящей поверхности Майкайла видела собственное тусклое отражение.

— Что это такое? — прошептала она почти что благоговейно.

Прямо у нее на глазах зеркало вдруг посветлело, и откуда-то изнутри его раздался голос. Был он на удивление тихим, и Майкайле даже сперва показалось, что это только игра ее воображения.

— Сделай запрос, пожалуйста.

«Это сон, — подумала девочка. — А может, все дело в, том, что я слишком много времени проводила с говорящей арфой. Зеркала не умеют говорить… Может, это, какая-то необычная разновидность устройства, чтобы следить за происходящими где-то далеко событиями? Как бы мне хотелось, чтобы здесь был Узун! Если бы он оказался здесь, то наверняка сразу же пожелал бы увидеть Харамис».

— Я хочу видеть Харамис, — сказала она вслух.

— Вызвать изображение принцессы Харамис? — шепотом осведомился голос.

Майкайла невольно вздрогнула: голос этот явно не принадлежат ни человеку, ни оддлингу…

— Да, — решительно проговорила она.

— Сканирую…

В зеркале появилось изображение Харамис. Цвета выглядели довольно тусклыми, но все-таки каждая деталь была ясно различима. Майкайла сразу узнала комнату для гостей в Цитадели, в которой спала Харамис. Рядом, возле кровати, сидела Айя, присматривая за своей подопечной. Девочка заметила, что заклинание, которым Харамис постоянно пользовалась в присутствии других людей для изменения внешности, сейчас не работает, но дыхание волшебницы, судя по звуку, остается глубоким и равномерным.

Изображение вдруг исчезло, и еле слышный голос шепотом сообщил:

— Системы энергопитания разряжены. Для продолжения работы требуется подзарядка или использование солнечных батарей.

«Какое совпадение, — усмехнулась про себя Майкайла, — солнце нужно и мне. Похоже, я совсем замерзаю!»

Она заставила себя подняться, вышла из комнаты, потом быстро миновала похожий на пещеру коридор и снаружи навалилась плечом на ведущую в него дверь, ибо опасалась, что, если дверь оставить открытой, расположенные в подземелье приборы могут пострадать от перемены температуры или влажности.

Освещающие туннель огни едва теплились. «Да это вообще чудо, что они хоть как-то горят, — подумала Майкайла, торопясь скорее добраться до теплых помещений. — Готова поклясться, что слуги сюда никогда не заглядывают. Надо будет расспросить обо всем этом Узуна, может быть он хоть что-нибудь знает. И первым делом принять горячую ванну. А уж прежде чем снова сюда спущусь, я обязательно должна раздобыть теплую одежду, зимние сапоги, да и перчатки тоже!»

Когда она наконец отогрелась, воспользовавшись ванной в той самой комнате, где принимала водные процедуры Харамис, время обеда уже прошло. Майкайла надела сразу два домашних платья и отправилась побеседовать с Узуном, задержавшись только на несколько минут возле кухни, чтобы захватить поднос с едой, а заодно кувшин горячего сока ладу.

— Узун, — спросила она, перекусив и выпив полкувшина сока ладу, после чего почти пришла в себя, — ты когда-нибудь слыхал о пещере в горе под этой башней?

— Да, — неторопливо ответил он, — Харамис мне говорила, что Орогастус поклонялся силам Тьмы в здешних пещерах из черного льда и что там у него было магическое зеркало, которое позволяло видеть любого человека или оддлинга в нашем королевстве, стоило лишь назвать его имя. С помощью этого зеркала он показывал Харамис ее сестер.

— Значит, то, что показывает зеркало, происходит на самом деле?

— Насколько мне известно, да. Я так понимаю, что ты его нашла? Мне казалось, уже много лет, как оно перестало работать. Ну и что же ты там увидела?

— Харамис, спящую в комнате посреди Цитадели, и Айю — это одна из тамошних служанок, — сидящую возле ее кровати.

— Айю я знаю, — произнес Узун, — это сестра Эньи.

— Правда? — Майкайлу это озадачило, и она призадумалась. «Вероятно, Покровительница не так уж всевидяща, как хочет нам показать. Просто у нее полно шпионов по всему королевству».

— Как выглядела Харамис? — взволнованно спросил оддлинг.

— Ее заклинание не действовало, — ответила девочка, — а потому выглядела она старой и уставшей, но дыхание у нее по-прежнему глубокое и ровное. Судя по всему, она спокойно спала. Там, в Цитадели, о ней, видимо, очень хорошо заботятся, — добавила Майкайла успокаивающе. — Кстати, как именно она говорила: зеркало Орогастуса действительно магическое или это он так считал?

— Она говорила, что он называл его магическим зеркалом.

— Это ничего не значит. В нем нет ни капли магического, это просто один из древних приборов Исчезнувших, и к тому же он не слишком хорошо работает: зеркало показывало мне то, о чем я спрашивала, очень недолго, а потом заявило, что ему требуется дополнительная энергия. — Майкайла нахмурилась, стараясь в точности припомнить, что произнес голос. — Оно говорило что-то о подзарядке солнечных батарей.

— Что такое «солнечная батарея»? — спросил Узун.

— «Солнечная», очевидно, означает, что она имеет какое-то отношение к солнцу… — Майкайла вдруг замолкла, неожиданно поняв, почему серебристо-черное покрытие пола показалось ей столь знакомым. — Я сейчас вернусь, — заявила она Узуну и побежала в свою комнату за спрятанными там музыкальными ящичками.

Через несколько минут она возвратилась, неся в руке один из этих ящичков, и поставила его на стол между подсвечниками, отправив оставшиеся от обеда тарелки на кухню, чтобы они не мешали. В свете свечей ящичек начал издавать мягкие, мелодичные звуки.

— Это старая музыкальная шкатулка Харамис, — проговорил оддлинг. — В детстве это была самая любимая ее игрушка. Не знал, что она ее сохранила. А эта штука, видимо, сильно износилась за прошедшие годы. Раньше музыка была громче.

— Она вовсе не сохраняла его, — сказала Майкайла. — По крайней мере, я склонна считать, что это именно ее ящичек мы с Файолоном нашли в своей комнате для игр в Цитадели. И он по-прежнему там. А это один из тех, что мы обнаружили в развалинах возле реки Голобар, как раз перед тем как Харамис отыскала нас там.

— Ты говоришь, один из них? — произнес Узун в таком возбуждении, какого Майкайла не ожидала от него. — Так вы нашли и другие? Были ли там такие, что играют другие ноты?

— Да ты ничуть не лучше Файолона! — рассмеялась девочка. — Мы нашли их там шесть или семь, если мне не изменяет память. Он почти все забрал с собой, когда Харамис отправила его домой, но у меня в комнате осталось еще два. Хочешь их послушать?

«Ну и глупый же вопрос», — подумала она про себя.

— Ну конечно, хочу, — ответил Узун, — только потом. Я так понимаю, что для тебя он сейчас важен по какой-то другой причине, а не из-за музыки. Перед тем как пойти в свою комнату, ты что-то говорила про солнечные батареи.

— Да, — сказала Майкайла, — а еще раньше ты сказал о том, что музыка стала очень тихой. Так вот, слушай внимательно.

Она достала еще четыре свечи, расставила их вокруг ящичка. Музыка стала громче.

— Теперь звук гораздо сильнее, — сказал Узун, — и все-таки он не такой громкий, каким должен был бы быть.

— Вспомни, когда ты слушал его раньше, на него ведь падал прямой свет солнца, да?

— Да, — в недоумении подтвердил он. — Харамис держала его на столе около окна, когда намеревалась развлечься этой музыкой, а если она вдруг убирала его в темноту, он замолкал.

— Вот именно! — воскликнула Майкайла удовлетворенно. — Он получает силу от света — предпочтительно солнечного, поскольку свет солнца самый яркий и, соответственно, дает больше всего энергии.

Она потушила лишние свечи, и музыка вновь стала тихой.

— Помнишь, как этот ящичек выглядит? — спросила Майкайла.

— Боюсь, что только приблизительно.

— С каждой стороны, — напомнила Майкайла, — вставлен кусочек некоего блестящего черного материала, гармонично вписывающегося в общий внешний вид ящичка. А теперь прислушайся, что произойдет, если я закрою такое пятнышко. — Майкайла аккуратно прикрыла пальцами каждый серебристо-черный кусочек. Музыка стала стихать и наконец совсем замолкла. — Я прикрыла только те места, где инкрустированы кусочки этого самого вещества, — объяснила она, — вся остальная поверхность ящичка по-прежнему освещена. Я полагаю, что это и есть те самые «солнечные батареи», только очень маленькие: музыкальному ящичку не нужно слишком много энергии. А вот так называемое «магическое зеркало» Орогастуса требует ее куда больше. Эту башню ведь построил он сам, верно?

— Если верить преданиям, именно он. И уж совершенно точно, что во времена моего отца никакой башни здесь не было.

— Пол в комнате под конюшнями вымощен плитами из такого же на вид материала, как и эти «солнечные батареи», а пол этот находится как раз вровень с внутренним двором башни. Ты знаешь, как выглядит двор, когда он не покрыт снегом?

— Нет, я никогда не видел его без снега.

— А вот я видела, — заявила Майкайла, — вечером того самого дня, когда я тут устроила дождь, и как раз перед тем как укрыла образовавшийся ледяной каток слоем снега. Конечно, тогда все было покрыто льдом, и поэтому я не вполне уверена, но мне кажется, что весь двор — большая солнечная батарея. Честно говоря, я думаю, что и вся башня построена на поверхности той площадки, что предназначалась для снабжения энергией установленных в ледяных пещерах приборов Исчезнувших. Это было бы вполне в духе Орогастуса, уверенного, что все эти приборы — магические. — Слово «магические» она произнесла с неповторимым сарказмом, вспомнив, что говорила Харамис о том, как понимал магию Орогастус. — Ему и в голову не пришло поискать другой, реальный источник энергии. Готова дать голову ни отсечение, что он ни за что не узнал бы этот источник, даже найдя его у себя под ногами, что, собственно, и произошло — в буквальном смысле.

— Я думаю, ты, по всей вероятности, права, — сказал Узун. — Сможешь ли ты это проверить? Удастся ли тебе заставить это зеркало работать, чтобы следить за Харамис?

Майкайла нахмурилась:

— Там, в кладовке под конюшнями, можно, конечно, развесить фонари, но большая часть пола закрыта, да и фонари вряд ли окажутся достаточно яркими… Кажется, нужно воспользоваться магией погоды. Ты велел Файолону передать Харамис, что будешь учить меня. Это означает, что ты меня можешь научить?

— Да, разумеется, я могу тебя научить, принцесса, — отозвался оддлинг. Казалось, он немного залет подобным вопросом.

— Можешь ли ты научить меня магии, связанной с погодой? — спросила она. — То есть я имею в виду, можешь ли ты это сделать теперь, когда не можешь передвигаться и видеть?

— Справимся, — коротко ответил Узун. — Другого выбора у нас нет. Так чему ты хочешь сперва научиться?

— Вначале, наверное, мне следует убедиться, что я не ошиблась в том, что весь двор — большая солнечная батарея. Я очищу на нем маленький кусочек возле самого обрыва, чтобы можно было сваливать снег оттуда вниз. Стоило бы мне заполучить несколько виспи в качестве помощников, как тебе кажется? Они ведь хорошо переносят холод. И кстати, — продолжила она, — мне придется порыться в гардеробе Харамис: никакой одежды для улицы у меня нет. И придется поручить слугам приготовить мне такую одежду на будущее. Я, пожалуй, спрошу Энью за завтраком, но вполне возможно, что при этом мне не обойтись без твоей поддержки. Подозреваю, что Харамис могла приказать ни в коем случае не давать мне теплую одежду, чтобы у меня не осталось шансов удрать отсюда.

— Этого не может быть! — вспыхнул Узун. — Харамис ни за что так не поступила бы.

— В таком случае тот факт, что у меня есть только легонькое домашнее платье и тапочки, пригодные лишь для ходьбы по чистому сухому полу, следует считать странным совпадением.

— Мы раздобудем тебе теплую одежду, — пообещал Узун. — Я и вправду забыл, как здесь холодно — за пределами этого кабинета и остальных натопленных комнат в середине башни. С тех пор как я куда-то передвигался, прошло так много лет…

«Ну вот, — подумала Майкайла, расстроившись, — опять я ранила его чувства». Она быстро вернула разговор в прежнее русло:

— Если весь двор — это солнечная батарея, я сброшу как можно больше снега в пропасть, а потом с помощью дождя очищу все остальное. Поверхность площади перед башней слегка наклонена в сторону пропасти, поэтому все должно получиться. Тебе знакомы окрестности башни? Не случится ли внизу какое-нибудь бедствие, если сбрасывать в пропасть снег, а потом дать стечь туда дождевой воде?

— Не должно бы, — сказал Узун, — но не забывай, что мои знания об этой местности происходят только от магического рассматривания ее да от наблюдений за тем, как Харамис колдовала над столом для погодной магии. Здесь слишком холодный климат, чтоб ниссом мог выходить на улицу. Если Харамис нужно послать кого-то из них в долины — например, с запиской, — она упаковывает его в особого рода спальный мешок и прикрепляет этот мешок ремнями к спине лиммергейера. Ламмергейер приземляется где-то в деревне, в теплой долине, примерно у края Большой дамбы. Местные селяне распаковывают мешок с вестником, после чего он продолжает свой путь пешком или верхом на фрониале.

— Но как же он в этом мешке дышит? — не без подозрения спросила Майкайла. — Мешок ведь должен практически не пропускать воздуха, чтобы в нем сохранялась температура, приемлемая для ниссомов.

— В нем действительно становится очень душно, — признал Узун, — но перелет длится очень недолго.

— А не проще ли послать одного из виспи? — спросила Майкайла.

Узун рассмеялся:

— Виспи категорически отказываются покидать горы. В чем, в чем, а уж в этом они совершенно непреклонны.

— Почему?

— Точно сказать не могу, — ответил оддлинг. — Вероятно, одна из причин — их связь с мифическими Глазами Урагана, о которых мало что известно.

— Подождем до утра, — сказала Майкайла решительно, — и будем надеяться, что они своим ураганом сметут хоть сколько-нибудь снега в пропасть.

Она мысленно перечислила свои задачи на следующий день, расставляя все по местам: выяснить, действительно ли там на дворе солнечная батарея, и если да, то расчистить его, чтобы солнце зарядило приборы…

— Я поняла, что мне нужно. Ближайший раздел погодной магии, который надо изучить, — это как сохранить небо безоблачным. Сможешь научить меня?

— Без труда, — заверил Узун.

— Спасибо, — сказала Майкайла. — А теперь я, пожалуй, отправлюсь спать. Спокойной ночи, Узун.

— Спокойной ночи, Майкайла, — ответила арфа, и струны ее машинально начали наигрывать колыбельную. Девочка шагала вниз по лестнице и улыбаясь, слыша позади музыку.