Ялтан был очень древен, и очень долго его окутывала тишина. Теперь же в окнах зданий вокруг бассейна горели светильники, озаряя путь к саду. Там и сям торопливый топот ног. Хасситти, сходя с ума от радости, шарили, что бы еще отыскать для удобства тех, кто наконец-то вернулся.

Кадия погрузилась в ночную безмятежность сада, обретая спокойствие духа и легкость тела. Одна рука придерживала теперь пустую фляжку. Она исполнила желание Исчезнувших — на ступенях у нее за спиной не осталось ни единой статуи. Ожившие мужчины и женщины удалились в здания, некогда служившие им домами. Она толком не знала, что именно они ищут. Возможно, броню, какую надел Ламарил, а может быть, и оружие, куда более мощное, чем даже ее меч.

А пока ей выпала, наверное, краткая передышка. И она впивала тихую целительность сада, следя слипающимися глазами за пляской крылатых огоньков, перелетающих с цветка на лист, с листа опять на цветок.

Болота, несмотря на их липкую грязь и опасности, всегда ее завораживали. Страна Исчезнувших была исполнена несказанной красоты и свободна от опасностей. Но сад… Кадия вздохнула. Даже теперь, когда она попыталась забыть настороженность, отбросить нетерпеливость, все равно она ощущала себя здесь чужой. Но где же она своя? Она надменно покинула Цитадель, выбрав для себя болота. Да! Королевский двор не для нее. Анигель будет править справедливо и гордо с трона, предназначенного для истинной королевы. Харамис в северных горах будет жить ради знаний, стремясь все больше и больше обогащать свою внутреннюю Силу. Когда все опасности останутся позади, если она не погибнет, что потом? Девушка решительно отогнала от себя этот вопрос.

Совсем недавно она попробовала еще раз связаться с Харамис с помощью чаши Салин, но зов ее остался без ответа. Или ее сестра узнала об опасности и покинула свои горные высоты, чтобы стереть следы Тьмы?

Кадия чуть подняла голову. Волосы она заплела в тугие косы, и только на макушке кудрявились короткие прядки, оставленные ее кинжалом. Кожа у нее была вся в царапинах и ссадинах, она совсем исхудала… В городе она приняла ванну со всеми принадлежностями, какие только нашлись у хасситти. Не без труда она отказалась от драгоценностей и сохранившихся роскошных одеяний, которые они притащили ей. И вновь на ней была кольчуга из Страны Цветка.

Позади нее послышался шорох. Опять явился какой-нибудь хасситти узнать, не пожелает ли она чего-нибудь?

Обитель сновидений…

Нет, эта мысленная речь не могла принадлежать хасситти. Кадия оглянулась и хотела встать, но Ламарил удержал ее и сел рядом, царапнув кольчугой по каменной скамье.

— Ялтан, каким он стал сейчас, — задала она вопрос, который преследовал ее весь этот день, — вызывает у тебя печаль?

Он не ответил, и она смутилась. Быть может, с обычной своей опрометчивостью она вторглась куда не следовало? Сумрак мешал ей уловить выражение его лица. А вдруг воспоминания дарят ему только удовольствие и радость?

— Ты видишь глубоко, — наконец донесся до нее ответ. — Эти стены прячут сны, которые переносят нас в дни детства, заставляют искать былое тепло и безмятежность. Да, это лишь тень былого… Но не следует позволять, чтобы тени заслоняли то, что существует теперь. Мне был знаком былой Ялтан. А этот — иной, и мне надо знакомиться с ним заново… если хватит времени.

— Горы… — Она опустила ладонь на рукоять меча.

— Горы нас ждут, — согласился он. — Салин говорила со своими. И сновидцу-хасситти нашлось, что сказать нам. Да, Тьма возвращается, чтобы выпустить на свободу древнее страшное Зло.

— Так что же нам делать? Она знала, как сражаться с людьми, со скритеками. Может быть, теперь, как в дни вторжения, она должна обратиться к Харамис и Анигели, чтобы каким-то образом они вместе вновь превратили талисман в грозное оружие?

— Они спят. Пятеро ждут, чтобы шестой вернулся от Варма и разбудил их. Это владыки Тьмы, которых сразить нам не удалось. Тогда мы связали их, заточили с помощью заклятий, которые считали вечными.

— А потом Орогастус вмешался и нарушил равновесие сил? Так? Но если вы не смогли сразить их тогда, как можем мы надеяться, что нам удастся сделать это теперь? — спросила Кадия.

— Спящие, они беспомощны. Мы должны остановить вестника прежде, чем он их разбудит. Но, королевская дочь иных времен, ты уже исполнила возложенный на тебя долг…

Кадию словно обожгло. Значит, ее отошлют, точно ребенка, который выполнил небольшое поручение, но не должен мешать старшим, когда они занимаются серьезным делом?

— Да, времена теперь иные! — Она старалась подавить вспышку гнева, убедить его, не выдав своих чувств. — Несколько десятков дней назад я дала клятву служить трясинам и всей Рувенде. Мои соплеменники плохо знают болота. Но с самого нежного детства я слышала зов этой затопленной земли. Когда я попросила о помощи ниссомов, пришли и уйзгу, хотя прежде не покидали трясины ни для кого — даже для моего отца Крейна. Все, что касается этого края, все, что угрожает ему, для меня самое важное, так как это мои времена. Вот здесь, в саду, мне в руку было вложено оружие, — она вынула меч из ножен. Глаза были широко открыты, хотя не посылали губительные лучи. Казалось, будто они видят по-настоящему, рассматривают ее и Ламарила. — И пока он со мной, всякая война в трясинах — мое дело.

Он помолчал, а потом медленно наклонил голову.

— Раз ты решила твердо, Кадия, мы не можем тебе отказать. Но ты не знаешь, что ждет впереди. В ход может быть пущена такая Сила, что твой талисман обратится в пепел. Даже мы не знаем, удастся ли нам противостоять спящим, если они пробудятся и Варм вооружит их. Слишком долго мы жили вне времени и в покое. Нет, мы не забыли того, что умели, но долго не пользовались этим умением. Не думай, будто мы всемогущи. Мечи ржавеют в ножнах, если остаются в них год за годом. В этом времени мы можем погибнуть столь же легко, как твои люди или малыши, которых вы называете оддлингами.

Внезапно он схватил ее свободную руку и положил к себе на запястье. Кожа под ее пальцами казалась совсем такой же, как ее собственная. Холодность камня исчезла.

На его палец опустилось какое-то насекомое. Он согнал его, а потом сказал:

— Видишь, крылатые твари жалят и нас. Мы очень уязвимы.

— Но вы же — Исчезнувшие! Этот город был покинут, и его опутали лианы прежде, чем мой народ. переселился сюда, а мы здесь уже шестьсот лет. И все же ты помнишь эти улицы и дома, помнишь, как жил тут прежде.

— Здесь правит время. Только за Вратами кончается его власть. Мои соплеменники долговечны, но конец ждет и их. Разве Бина не умерла? Она решила остаться во времени, и оно сжимало свои тиски все крепче и крепче. Когда ты помогла нашим сущностям проникнуть за преграду и вновь обрести тела, мы попали во власть времени и смерти, вернулись в иную жизнь.

— Значит, мы отправляемся в горы, — объявила Кадия.

Да, сказители говорили, что Исчезнувшие бессмертны. Но Ламарил объяснил, что, вернувшись сразиться со злом, они вновь стали подвластны смерти и времени.

— Дорогу мы знаем, хоть нам и неизвестно, что ждет нас в ее конце. Кадия, расскажи мне о своем народе. Ты сказала, что выбрала трясины, как свою долю, после гибели колдуна Орогастуса. Но, сделав такой выбор, от какой жизни ты отказалась?

Да, она избрала иную жизнь — как Ламарил и его товарищи, когда они решили вернуться. Она подумала о Цитадели. Хотя некоторые воспоминания о ее жизни там были, точно яркие прекрасные цветы, многое ей хотелось забыть навсегда: страшные дни, когда Волтрик взял Цитадель и ее прежняя беззаботная и счастливая жизнь кончилась безвозвратно.

Она заговорила о счастливых годах, протекавших в огромной крепости, конечно построенной тоже соплеменниками Ламарила, о празднике Трех Лун в пору смены сезонов, о прибытии торговцев, плывущих в Тревисту, об охоте на болотах с Джеганом, о докучных дворцовых церемониях, когда она еле подавляла зевоту.

Затем она намеренно перешла к ужасам: позорная мучительная казнь ее отца и его рыцарей, труп ее матери, разрубленный вражескими мечами и секирами, бегство по потайным ходам, уводившим все ниже и ниже к самому сердцу земли.

— Про остальное я уже рассказывала, — закончила она. Ее пробирала дрожь, хотя ветерок в саду был теплым. Можно ли смыть кровь, обагрившую память?

Вновь он взял ее руку и сжал не крепко, но ласково, и тепло этого прикосновения прогнало внутренний холод. Кадии пришла в голову мысль, за которую она ухватилась, укрылась за ней, как можно укрыться за щитом. Между ней и сестрами существовала связь, но хрупкая: слишком уж они были не похожи, и говорила в них лишь общая кровь.

С Джеганом ее связывало боевое товарищество, но они принадлежали к разным народам. Она знала, что он всегда придет к ней на помощь, но внезапно она обнаружила внутри себя пустоту, настолько скрытую, что прежде она о ней и не подозревала.

Это пожатие было точно ее меч — ключом к чувству, ей доселе незнакомому.

Нет, она не хочет повернуть этот ключ! Здесь и сейчас — ничего больше! Никаких волнений, никакого заглядывания в будущее!

Кадия вырвала руку почти грубо и поторопилась задать новый вопрос:

— А этот горный тайник, он далеко?

— За Золотой Топью, — ответил он. — По ту ее сторону лежат предгорья. Дорога туда была завалена, скрыта, насколько это было нам по силам в прежние дни. Путь предстоит нелегкий. Кадия вскочила со скамьи.

— А есть ли в трясинах легкие пути? Реки и речки могут послужить нам, но текут они не прямо. Мы пойдем к горе Джидрис или Бром? Там живет Харамис. Ее Сила…

— Нет. Мы обогнем Тернистый Ад, отправимся на юг через страну уйзгу, а оттуда к вершине Ротоло.

— Но виспи? Там их страна. Разве они не знают про опасность?

Ламарил покачал головой.

— Мы думаем, что древняя ограда заклинаний вокруг спящих еще держится. Служителю Варма, который возвращается разбудить их, было выгодно сохранить ее до своего возвращения. Салин искала, и маленький сновидец хасситти старался найти то, что угрожает горному краю. Но он находит только страх и еще ужас смерти, расползающейся по трясинам. Уже все уйзгу отправились на юг, спасаясь от этой губительной опасности, которая превращает их край в гниющую пустыню.

— Но ты уверен, что знаешь, где погребены спящие? — Кадия не понимала, почему задала этот вопрос. Конечно же, он уверен!

К ее изумлению, он ответил не сразу.

— Земли изменились, — медленно произнес он. — Двое среди нас обладают дальновидением. И видят они опустошения, оставленные «желтой смертью». Нам надо как-то пройти через зараженные болота.

Кадия подумала о своем мече. Хватит ли ее энергии, чтобы расчистить им путь?

— Огонь (он словно читал ее мысли, хотя она не ощутила прикосновения к ним) послужит нам. Это в наших силах. Если тот, кто идет туда же, не употребит еще какое-нибудь оружие.

Сказания, которые она слушала с детства, повествовали о всемогуществе Исчезнувших, и в ней жила вера в это. Но его слова не успокаивали ее, не укрепляли ее веру, а посеяли в ней сомнения. Быть может, настоящей безопасности обрести нельзя — во всяком случае, по эту сторону стены. Но это ее земля, и жить она хочет здесь!

Утром они отправились в путь очень рано. К большому удивлению Кадии, к ним присоединились шестеро хасситти. Лохмотья пышных одежд они сбросили, хотя некоторые оставили драгоценные ожерелья. На спине у каждого был дорожный мешок. Двоих впереди Кадия узнала — целительницу Тостлет и сновидца Куава.

Они были вооружены длинными ножами, которые при их маленьком росте больше походили на мечи, и еще палками с ремнями на конце. Для чего могли служить эти подобия хлыстов, Кадия не знала.

Она не понимала, зачем синдоны взяли малышей-хасситти с собой. Но Ламарил и все остальные как будто сочли это само собой разумеющимся.

Из города они вышли через ворота, снаружи казавшиеся разрушенными, и направились на запад, в другую сторону от Тернистого Ада. Земля тут была по большей части твердой, и можно было не опасаться зыбких ловушек. Кадия воспринимала мысленную речь, если ее посылали прямо ей, но не могла уловить тех слов, которыми обменивались синдоны между собой, а может, и с хасситти.

Она шла рядом со своими товарищами — Джеганом, Смайлом и Салин, которая опиралась на посох, Ламарил во главе отряда шел не очень быстро.

Затем Джеган и Смайл ушли вперед на разведку, хотя синдоны, казалось, не считали нужным принимать такую меру предосторожности.

Они уже были от Ялтана довольно далеко, когда Кадия восприняла мысленное предостережение оддлингов и поспешила нагнать Лама-рила.

— Скритеки! Боевой отряд. Джеган пересек их след.

Женщина, шедшая за командиром, обернулась. Кадия знала, что это Лалан, хотя ее лицо скрывал шлем. Она откинула голову, точно к чему-то принюхиваясь.

Арьергард, —она послала эту мысль всем. — Исчадие Варма идет быстро, и чешуйчатые следуют за ним.

И уйзгу, —Кадия восприняла новую мысль Джегана. — Они бегут от заразы. Смайл поспешил вперед предупредить их.

Ламарил только кивнул, но ускорил шаг, и Кадия с неохотой вернулась к Салин: идти так быстро без чьей-либо помощи ведунье было бы не по силам.

Все равно они начали отставать, и тут их окружили хасситти. Двое из них бесцеремонно отодвинули Кадию и понесли старушку.

Мы справимся, Благороднейшая, —восприняла она успокаивающую мысль. — А ты иди вперед, где понадобится Сила!

Часть хасситти засеменила так быстро, что присоединилась к головной части отряда одновременно с Кадией.

Ламарил извлек из футляра на поясе, где мог бы висеть меч, тонкий жезл, кончик которого словно задрожал. Кадия пошатнулась, лоб ей пронзила острая боль. Синдон, рядом с которым она шла, протянул руку и опустил забрало ее шлема, которое она подняла, так как ей надоело смотреть в узкие прорези.

И сразу боль исчезла. Девушка уже обнажила меч и теперь почувствовала, как он теплеет в ее руке. Глаза открылись, и, подчиняясь порыву, она подняла меч повыше, как бы заботясь о том, чтобы они видели лучше, понимали, что происходит и что требуется от них.

Синдоны нарушили тесный строй, которым двигались от Ялтана, и развернулись полумесяцем, точно загонщики на большой охоте — так, вспомнила Кадия, ниссомы загоняли дичь в сети на большом острове, где стояла Тревиста.

Теперь все они держали в руках жезлы, и, хотя Кадия более не слышала этого пронзительного звука боли, она не сомневалась, что он поражает всех, на ком нет шлема. Однако он как будто не действовал на хасситти — малыши все так же бодро семенили вперед, иногда опережая синдонов.

Они уже почти достигли густых кустов — первого препятствия на их пути с тех пор, как покинули Ялтан. Внезапно ветки начали бешено раскачиваться. Из них, шатаясь, появился скритек. Из его разинутого рта капала зеленая пена. Глаза горели тем багровым огнем, который, как знала Кадия, разгорался в них вместе с жаждой крови.

Однако если этот скритек и был прежде вооружен, свое оружие он бросил. Обе руки он прижимал к голове с вытянутой зубастой пастью. Она тряслась. Выскочив из кустов, он не удержался на ногах и теперь, как ни пытался, не мог подняться с колен.

Красные глазки туманились болью, и Кадия ощутила жар его ненависти к ним. К нему подбежал хасситти, и Кадия рванулась вперед, не сомневаясь, что страшные челюсти перекусят малыша пополам. Но рука Ламарила преградила ей путь.

Хасситти подскочил к скритеку, хлыст в его руке со свистом опустился на чешуйчатую морду. Топитель попытался подняться на ноги, замахнулся когтистой лапой на врага. Но хасситти успел отскочить, глядя, как его жертва упала ничком, судорожно дергаясь всем телом.

Несколько мгновений малыш переминался с ноги на ногу, словно в победной пляске. Какой силы удар нанес этот хлыст, Кадия судить не могла, но, несомненно, своей цели он достиг. Ни синдоны, ни хасситти больше не удостоили распростертого скритека ни единым взглядом, хотя он явно был еще жив: Кадия видела, что он дышит, хотя и с мучительным трудом.

Теперь они оказались перед преградой из сплетенных кустов и остановились. Ламарил отломил веточку, покатал ее вместе с листьями между пальцев, а затем поднес смятый комок к носу, чтобы определить по запаху, что он сорвал.

Затем он бросил комок и медленно провел пальцем по жезлу. То же сделали и его товарищи. А потом подняли жезлы и пошли вперед так спокойно, будто путь перед ними был открыт. Но он и был открыт. Листья, ветки, толстые стебли… исчезли. В воздухе повис зеленый туман, точно густой дым. Шагая позади Лама-рила, Кадия помахала рукой и почувствовала, что кожа увлажнилась, увидела, как она стала зеленой, точно ее намазали краской, какой уйзгу покрывают свои тела.

Едва кусты исчезли, как стало видно, что впереди еще пять скритеков катаются по земле, бросив оружие. Вновь хасситти, к которому присоединился еще один, пустил в ход хлыст, и омерзительные твари утратили способность двигаться.

Только одного им пришлось преследовать: он упрямо полз и полз, мотая головой и угрожающе лязгая зубами. Его чешуйчатую шею обвивала черная металлическая цепь, с которой свисали серые косточки — фаланги пальцев. Кадия узнала отличительный знак искусного охотника, вожака. Он повернулся навстречу им.

Его голова вскинулась, словно он собирался воем излить свою муку небесам. Кадия попятилась — этот вой поражал, точно звук, который синдоны использовали как оружие. Это была обнаженная исступленная ненависть, такая жгучая, что казалось, будто ей в лицо брызнули ядом.

Трое хасситти двинулись на него, но осторожно. Скритек тяжело оперся на одну руку и замахнулся другой. Его растопыренные когти почти задели пластины на груди ближайшего хасситти. Двое других прыгнули — Кадия никогда бы не подумала, что с такими короткими ногами и плотными туловищами они способны на подобные прыжки. Их хлысты одновременно опустились на голову врага.

Последняя вспышка необузданной ярости… И все. Хотя тело на их дороге все еще дергалось, пока они его обходили.