«Бри» попал в восточный океан столь незаметно, что никто не смог бы сказать, когда именно начались изменения. Ветер день за днем крепчал, и вот уже настало время поставить паруса, как при плавании в открытом море. Река расширялась ярд за ярдом, потом миля за милей, и вот уже с палубы не стало видно ее берегов. Но здесь пока еще не кишела, не бурлила жизнь, которая окрашивает огромные океанские просторы в разные оттенки и при наблюдении из космического пространства придает этой планете такой диковинный вид; но вкус «воды» уже начал меняться, и моряки один за другим, к своему большому удовлетворению, убеждались в этом.

Они продолжали идти на восток, ибо по сведениям, получаемым от Летчиков, путь на юг все еще загораживал длинный полуостров. Погода держалась хорошая, а если бы она стала меняться, об этом их предупредили бы странные существа, которые так внимательно следили за движением корабля. Продовольствия на борту было еще много, его должно было с избытком хватить на то время, пока они не достигнут богатых областей в глубоких морях. Команда была довольна.

Капитан тоже был доволен. Руководствуясь отчасти собственными наблюдениями и экспериментами, отчасти отрывочными объяснениями Лэкленда, он выяснил, почему полая лодочка вроде каноэ может нести гораздо больший груз, нежели плотик такого же размера. Он уже вынашивал планы постройки большого судна — такого же, как «Бри», если не больше, — построенного по тому же принципу. Его розовую мечту не мог поколебать и пессимизм Дондрагмера; а между тем помощник чувствовал, что должны же быть какие-то причины, по которым его народ не строит подобных кораблей, хотя понятия не имел об этих причинах.

— Это же слишком просто, — говорил он. — Если бы что-то не мешало, кто-нибудь обязательно додумался бы до этого давным-давно…

В ответ Барленнан просто указывал на корму, где на буксире за кораблем весело бежала маленькая лодочка, в которой умещалась добрая половина их продовольственных запасов. Помощник не мог покачать головой, как это некогда делали старые кучеры при виде экипажей, бегущих без помощи лошадей, но он бы непременно сделал это, будь у него шея.

Когда, наконец, они повернули на юг, его осенила новая идея.

— Вот увидите! — воскликнул он. — Как только мы окажемся в широтах с нормальным весом, она немедленно потонет. Такие суда, может быть, и годятся для каких-нибудь туземцев на Краю Света, но уж в наших широтах нет ничего лучше доброго крепкого плота!

— Летчик с этим не согласен, — ответил Барленнан. — Да ты и сам не хуже меня знаешь, что здесь, на Краю Света, осадка у корабля такая же, как у нас дома. Летчик объясняет это тем, что метан здесь тоже весит меньше, и это похоже на правду.

Дондрагмер не ответил; он только молча и, если можно так выразиться, с самодовольной улыбкой взглянул на один из главных навигационных приборов корабля — весы с пружиной из твердого дерева и подвешенный к ним грузик. Когда грузик начнет опускаться, уверял себя помощник, непременно произойдет что-нибудь такое, о чем ни капитан, ни Летчик не подумали. Он не знал, что именно, но был в этом совершенно уверен.

Тяжесть медленно нарастала, а каноэ как ни в чем не бывало следовало за кораблем. Осадка его была, правда, ниже, чем это было бы на Земле, поскольку вода вдвое плотнее метана; при нынешнем его грузе «ватерлиния» проходила примерно посередине между планширом и килем, так что «надводный» борт отделяло от поверхности всего четыре дюйма, но дни шли, а осадка не изменялась, и помощник ощущал что-то вроде разочарования. Что если Барленнан и Летчик все-таки правы?

Пружинные весы начали едва заметно отклоняться от нуля (конечно, инструмент был сконструирован для плаваний в условиях гравитации, в десятки и сотни раз превосходящей земную), и тут монотонность плавания нарушилась. Сила тяжести превышала земную уже в семь раз. Обычный вызов с Турея почему-то запаздывал, и капитан с помощником начали было думать, уж не могли ли сломаться сразу все оставшиеся радиоаппараты, когда Турей наконец вышел на связь. Но вызывал не Лэкленд, а метеоролог, с которым они в последнее время близко познакомились.

— Барл, — без предисловий начал «хозяин погоды», — я не знаю, какие бури считаются у вас по-настоящему опасными — кажется, вы смотрите на это несколько спокойнее, — но сейчас надвигается такая буря, в какую я бы не решился выйти на сорокафутовом плоту. Идет страшный циклон, я бы сказал, ураган даже по месклинским понятиям. Я проследил его на протяжении тысячи миль. Он такой свирепый, что выворачивает море наизнанку и оставляет за собой отчетливо видимый след другого цвета.

— Все понятно, — произнес Барленнан. — Как нам увернуться от него?

— В том-то и дело, что это пока не очень ясно. Он еще далеко от тебя, и я не совсем уверен, что он пересечет твой курс как раз в тот момент, когда ты будешь у него на пути. Тут есть еще парочка обычных циклонов, которые должны пройти неподалеку от тебя и слегка сбить тебя с курса, а может быть, они даже воздействуют на направление этого урагана. Я рассказываю тебе сейчас все это вот почему. Примерно в пятистах милях к юго-востоку от тебя расположена группа довольно больших островов. Возможно, ты надумаешь свернуть к ним. На них ураган обрушится непременно, но там множество отличных гаваней, где ты смог бы укрыть свой «Бри» и отсидеться, пока ураган не кончится.

— А я успею добраться до них? Если на этот счет есть серьезные сомнения, то по мне лучше встретить ураган в открытом море. Любые берега во время урагана опасны…

— При твоей скорости у тебя вполне достаточно времени, чтобы дойти туда и отыскать подходящую гавань.

— Хорошо. Дай мои координаты на полдень.

Под покровом атмосферы было бы невозможно разглядеть кораблик ни в какой телескоп, но люди пристально следили за движением «Бри», лоцируя сигналы его передатчиков, и метеоролог без труда дал капитану требуемые координаты. Паруса были установлены должным образом, и «Бри» лег на новый курс.

Погода пока оставалась ясной, хотя дул сильный ветер. Солнце прочерчивало дугу от горизонта к горизонту, и ничего не менялось ни в небе, ни в направлении ветра; но вот в вышине возникла и постепенно стала сгущаться призрачная дымка, солнце из золотого диска превратилось в пятно перламутрового света, тени стали размытыми, и наконец, когда небо превратилось в белесый, равномерно светящийся купол, исчезли совсем. Все эти изменения происходили очень медленно, в течение многих дней, а тем временем миля за милей по-прежнему скользили под плотиками «Бри».

До островов оставалось уже меньше сотни миль, когда внимание моряков, поглощенное признаками надвигающейся бури, было отвлечено еще одним странным явлением. К тому времени цвет моря вновь изменился, но это никого не обеспокоило; все давно привыкли видеть его и синим, и красным. Никто не ожидал встретить на таком расстоянии признаков близости суши, так как течения здесь в основном пересекали курс корабля, а птиц, предупредивших Колумба, на Месклине не водилось. Возможно, и за сотню миль можно было бы заметить высокое кучевое облако, какие часто образуются над островами; но оно едва ли было бы различимым на фоне белесой дымки, заволокшей все небо. Земляне сверху больше не видели островов, и Барленнан плыл, руководствуясь только навигационными расчетами и надеждой.

Но странное событие произошло именно в небе. Далеко впереди по курсу «Бри» появилось крошечное темное пятнышко, которое то ныряло, то взмывало вверх, что было непривычно для месклинитов и хорошо знакомо землянам. Впрочем, долгое время его никто не замечал, а когда заметили, оно было уже слишком близко и слишком высоко для телепередатчиков. Первый моряк, заметивший его, издал привычный вопль, выражающий удивление, и этот вопль перепугал наблюдателей на Турее, ничего им не объяснив. Они отвлеклись, а когда вновь устремились к экранам, то увидели только, что все моряки команды «Бри» глядят в небо, задрав вверх переднюю часть своих гусеницеподобных тел.

— Что там, Барл? — сейчас же позвал Лэкленд.

— Не знаю, — ответил капитан. — Сначала я подумал, что это спускается ваша ракета, что она ищет острова и будет показывать нам дорогу, но эта штука меньше и совершенно другой формы…

— Но она летает?

— Да. Шума от нее никакого, не то, что от ваших ракет. Я бы сказал, что ее будто ветром несет, вот только движется она слишком гладко и ровно, да к тому же против ветра. Не знаю, как ее описать… В ширину она больше, чем в длину… несколько напоминает мачту, привязанную поперек крепежной балки. Других слов я как-то не подберу.

— А ты бы приподнял один из аппаратов, чтобы мы могли взглянуть на нее…

— Сейчас попробуем.

Лэкленд связался по телефону с одним из биологов.

— Ланс, кажется, Барленнан наткнулся на какое-то летающее животное. Мы сейчас пытаемся все устроить так, чтобы взглянуть на него. Приходи в экранный зал, объяснишь, что мы видим…

— Иду незамедлительно…

Конец фразы прозвучал едва слышно — видимо, биолог был уже в дверях. Он явился в зал прежде, чем моряки успели установить аппарат на подпорки, но вопросов задавать не стал и молча рухнул в кресло. Барленнан продолжал:

— Она летает над кораблем взад и вперед, иногда по прямой, а иногда вроде бы кругами. Когда она поворачивает, то слегка кренится, а больше ничего не меняется. Кажется, в том месте, где палки скрещиваются, видно какое-то маленькое тело…

Он продолжал описание, но, очевидно, объект был слишком непохож на то, что он видел раньше, и ему не всегда удавалось отыскать подходящие слова в чужом языке.

— Как только эта штука появится на экране, сразу же зажмурьтесь, — произнес один из техников. — Я подстроил к экрану скоростную кинокамеру, и чтобы получить хороший фильм, мне придется резко увеличить яркость изображения…

— …Поперек длинной палки укреплено несколько палочек меньшего размера, и между ними натянуто что-то вроде тонкого паруса. Вот она опять летит на нас, теперь уже совсем низко… Сейчас, по-моему, она будет прямо перед вашим «глазом»…

Зрители застыли, рука оператора замерла на двойном переключателе, который должен был одновременно включить камеру и увеличить яркость. Но хоть оператор и был наготове, объект успел проскочить половину экрана, прежде чем щелкнул переключатель, и все невольно зажмурились от яркого света. Однако того, что они видели, было вполне достаточно.

Пока оператор проявлял пленку током высокой частоты, пока перематывал ее, пока разворачивал камеру к пустой стене, никто не проронил ни слова. Каждому было о чем подумать в течение тех пятнадцати секунд, которые потребовались на эти приготовления.

Пленку прокручивали в пятьдесят раз медленнее, и все нагляделись досыта. Неудивительно, что Барленнан не смог дать описание «этой штуки»; ведь еще несколько месяцев назад, до первой встречи с Лэклендом, он понятия не имея, что такое полет, и в его языке не было слов, которые обозначали бы этот вид движения. И в число немногих выученных им к тому времени английских слов не входили такие термины, как «фюзеляж», «крылья», «хвостовое оперение»…

Объект оказался не животным. Он имел корпус в три фута длиной и был вдвое короче каноэ, которым завладел Барленнан. Тонкий шест, выступающий на несколько футов из задней части корпуса, нес на конце рулевые плоскости. Размах крыльев составлял футов двадцать, и их структура — лонжероны и множество поперечных ребер — легко просматривалась сквозь покрывавшую ее почти прозрачную материю. Да, описания, данные Барленнаном, при всей их наивности были удивительно точными.

— Как она движется? — вдруг спросил один из зрителей. — Я не заметил ни пропеллеров, ни реактивного устройства… да и Барленнан говорил, что она летает бесшумно…

— Это глайдер, — заговорил один из метеорологов. — Планер. И его пилот, подобно нашим земным чайкам, умеет пользоваться восходящими токами воздуха от переднего фронта волны. Такое устройство может легко нести двух существ ростом с Барленнана и парить до тех пор, пока им не понадобится прекратить полет для еды и сна.

Но мало-помалу команда «Бри» начала нервничать. Машина летела в полной тишине, и невозможно было разглядеть, кто или что в ней находится, и вообще кому это может понравиться: тебя кто-то разглядывает, а ты его не видишь… Планер не совершал угрожающих маневров, но моряки были не в состоянии спокойно смотреть на все это. Некоторые выразили желание тут же испытать на практике благоприобретенные навыки по части бросания и принялись уже подбирать с палубы разные предметы, но Барленнан строго-настрого запретил им делать глупости. Они продолжали идти под парусами и тревожно следили за летательным аппаратом, пока купол неба не заволокло ночным мраком. И никто не знал, радоваться или тревожиться, когда на рассвете нового дня оказалось, что летающей машины и след простыл. Ветер усилился, он дул теперь почти поперек курса «Бри», с северо-востока; волны еще не следовали за ним, а лишь беспорядочно приплясывали. Впервые Барленнан обнаружил слабое место у каноэ: метан, который задувало или захлестывало в лодку, там и оставался. Еще до конца дня капитан принял решение втащить суденышко на внешние плотики и поставить двух моряков вычерпывать жидкость — выполнять работу, для которой у них не было ни подходящего термина, ни подходящего инструмента.

Дни проходили, а планер так и не появлялся, и постепенно все, кроме специально назначенных наблюдателей, перестали поглядывать на небо, дожидаясь его возвращения. Но дымка все сгущалась и темнела и в конце концов превратилась в тучи, которые нависли в каких-нибудь пятидесяти футах над поверхностью океана. Землянин объяснил Барленнану, что погода сделалась нелетная, и тот сейчас же отменил наблюдение за небом. Как и люди, Барленнан спрашивал себя, каким образом этот планер проложил путь в ночи, когда туманы не дают ориентироваться по звездам…

Первый замеченный ими остров был очень высок; он круто поднимался над морем и уходил в тучи. Он лежал с подветренной стороны от того пункта, где его впервые заметили; Барленнан, сверившись с картой архипелага, которую он набросал по описаниям землян, продолжал идти прежним курсом. Как он и ожидал, еще прежде, чем скрылся из виду первый остров, прямо по курсу появился другой, и Барленнан изменил курс, чтобы подойти к нему с подветренной стороны. Эта сторона, по наблюдениям сверху, казалась очень изрезанной и должна была иметь подходящие гавани; кроме того, Барленнану совершенно не хотелось идти вдоль наветренного берега несколько ночей подряд, которые несомненно потребуются для поисков.

Этот остров тоже оказался высоким; его холмистые вершины утопали в тучах, а когда «Бри» приблизился к подветренному берегу, то ветер заметно стих. Береговая линия действительно изобиловала фьордами; Барленнан вознамерился просто заходить для осмотра в каждый по очереди, но Дондрагмер предложил уйти как можно дальше от моря. По его мнению, вдали от моря убежищем для «Бри» сможет стать любой пляж. Тогда Барленнан решил доказать помощнику, что тот не прав. К сожалению, это похвальное намерение обернулось для экспедиции новыми неприятностями. Первый фьорд, в который они зашли, в полумиле от океана резко поворачивал и оканчивался неким подобием озерца, почти совершенно круглого и диаметром в сотню ярдов. Прямо из «воды» поднимались скалистые стены и исчезали в тумане наверху. Проход был только в двух местах: в устье фьорда, куда вошел «Бри», и рядом с ним — в ущелье поуже, из которого в озеро вливался поток. Между этими двумя проходами и располагался единственный доступный для высадки участок берега шириной в несколько ярдов.

Времени для обеспечения безопасности корабля и грузов оставалось еще достаточно; тучи были обязаны своим происхождением не столько грозному урагану, сколько второму из «обычных» циклонов, о котором упоминал метеоролог. После прибытия «Бри» в эту гавань несколько дней снова стояла ясная погода, хотя по-прежнему дул сильный ветер. Барленнан смог удостовериться, что гавань в сущности представляет собой дно чашеобразной долины, но склоны ее вовсе не так круты, как ему показалось вначале, и не выше сотни футов. Поднявшись по склону, можно было через расщелину, прорытую речушкой, заглянуть довольно далеко в глубь острова. Как только небо прояснилось, Барленнан совершил такое восхождение и тут же сделал весьма неприятное открытие: среди растений, покрывавших склоны, были в изобилии разбросаны ракушки, водоросли и кости довольно крупных морских животных. Продолжая исследования, он обнаружил, что эти останки совершенно равномерно распределены по всей окружности долины и их можно найти даже в тридцати футах над нынешним уровнем моря. Многие останки были древние, почти начисто истлевшие и наполовину занесенные грунтом; их можно было отнести за счет сезонных изменений уровня океана. Другие, однако, были явно недавнего происхождения. Смысл всего этого был совершенно ясен: в каких-то случаях море поднимается гораздо выше теперешнего уровня; и не исключается, что положение «Бри» в этой гавани не такое уже безопасное.

Лишь одно обстоятельство уменьшало силу месклинских ураганов и делало океаны пригодными для мореплавания: метановые пары гораздо плотнее водорода. На Земле водяные пары легче воздуха, и они только необыкновенно усиливают начавшийся ураган; на Месклине пары метана, поднятые с океанской поверхности ураганом, напротив, в сравнительно короткие сроки тормозят и останавливают эти потоки. Кроме того, тепло, которое выделяет метан, конденсируясь в штормовые тучи, составляет всего одну четвертую часть того количества тепла, которое выделяется при конденсации такого же объема водяных паров; а между тем, после того как солнце дало ему первоначальный толчок, это тепло служит для урагана настоящим топливом.

Но несмотря на все это, месклинский ураган — не шутка. Хотя Барленнан и сам был месклинитом, но он только тут понял, что такое здешний ураган. Он начал было раздумывать, уж не оттащить ли «Бри» бечевой вверх по речке как можно дальше от гавани, насколько время позволит, как вдруг положение резко изменилось: уровень озера внезапно упал, оставив корабль на грунте ярдах в двадцати от берега. Секундой позже ветер изменил направление на девяносто градусов и задул с такой силой, что моряки, спасая свою жизнь, принялись хвататься за что попало — кто оставался на палубе, вцепились в крепительные планки, а кто сошел на грунт, впивались клешнями в стебли растений. Капитан пронзительно закричал, приказывая всем немедленно вернуться на борт, но его никто не услышал; а ведь их еще прикрывала кольцевая стена долины! Впрочем, нужды в приказах не было. Моряки ползли от куста к кусту, цепляясь за них по меньшей мере двумя парами клешней сразу, и упорно продвигались к кораблю, а на корабле их товарищи торопливо привязывали себя к плотикам, изо всех сил затягивая узлы, а корабль трясся и содрогался, готовый вот-вот взлететь и унестись в объятьях ветра. И вдобавок ко всему несколько минут, показавшихся вечностью, хлестал дождь, — вернее, целые потоки брызг, несущихся через весь остров; затем, словно по волшебству, ветер стих, и дождь прекратился. Никто не осмелился ослабить привязи, но самые медлительные воспользовались затишьем, чтобы сделать последний рывок к кораблю. И они едва успели.

«Глаз бури» на уровне моря имел, вероятно, около трех миль в диаметре, и он передвигался со скоростью шестидесяти или семидесяти миль в час. Ветер прекратился лишь ненадолго: это означало, что центр циклона достиг долины. Сюда переместилась зона низкого давления, и когда она охватила устье фьорда, начался стремительный прилив. Уровень озера поднимался все быстрее и быстрее, жидкий метан хлестал из фьорда в долину, как вода из брандспойта. Он ринулся вдоль склона и на первом же круге подхватил «Бри», а уровень все поднимался и поднимался… пятнадцать футов, двадцать, двадцать пять… Корабль втянуло в центр этого водоворота, и тут ветер ударил вновь.

Хотя мачты и были сделаны из очень прочного дерева, они давно уже сломались. Двое моряков исчезли — видимо, они привязались слишком небрежно. Новый удар ветра подхватил лишенный мачт корабль и отшвырнул в сторону, а затем, словно щепку, беспомощного и незначительного, его бросило в бешеный поток жидкости, устремившийся вверх по речному руслу в глубь острова. Ветер прижал его к самому краю потока, но тут давление вновь подскочило, и жидкость ринулась обратно так же стремительно, как поднималась… нет, не совсем так; поток, увлекший «Бри», мог отступать лишь по тому же узкому проходу, а на это требовалось время. И если бы день продлился еще хотя бы одну минуту, Барленнан успел бы даже в таких условиях вывести его на середину стремнины; но как раз в этот момент солнце село, и ему пришлось действовать в кромешном мраке. Несколько секунд замешательства оказалось достаточно; жидкость продолжала спадать, и когда солнце опять засияло на небе, оно увидело беспорядочный набор плотиков в двадцати ярдах от ручья, слишком узкого и слишком мелкого даже для одного-единственного плотика.

За холмами не было видно моря; обмякшая туша двадцатифутового морского чудовища, выброшенного на грунт по ту сторону ручья, казалось, символизировала беспомощное положение экспедиции «Тяготение».