Лоза дала последний плод.

Они все вместе смотрели, как Джайлс срывал его и некоторое время бережно держал в ладонях. Плод был крупный, мягкий, полный сока; он оставался на лозе до самого последнего момента. Контейнер с соком был полон примерно на три четверти, что составляло шесть дней жизни при половинном рационе. Они проделали такой долгий путь, пока не наступил этот день, — и вот сорван последний плод, отжата последняя капля, а дальше...

Хэм осторожно поднял ручку пресса, чтобы Джайлс смог положить плод в отверстие. Затем надавил на ручку, потом еще и еще, пока весь сок, до последней капельки, не стек в контейнер. Сока оказалось ужасающе мало. Джайлс извлек отжатую мякоть плода и тщательно разделил на восемь равных частей.

— Съешьте это прямо сейчас, — сказал он. — В мякоти еще осталось немного сока, так что сегодня можно пропустить одну раздачу. А с завтрашнего дня мы станем получать по половине обычного рациона, пока не кончится весь сок, имеющийся у нас в запасе. Это единственный способ выжить. Мы должны растянуть запас на все то время, пока жива надежда.

Возражений не последовало. Они проглотили мякоть плода, тщательно высосав каждую капельку содержащегося в ней сока, насухо вылизав миски. Джайлс отправился к пульту управления — проверить дневной курс. Теперь он гораздо быстрее справлялся с этим. Как только поправка вводилась в систему управления, ему, по сути, нечего было делать в течение шести часов. Звезды на обзорном экране казались совершенно неизменными, похоже, они никогда не изменятся, подумал он и с трудом поборол чувство черного отчаяния, готовое вот-вот окутать его душу. К нему подошла Мара, она теперь, как и все, ходила очень медленно; одежда болталась на ее исхудалом теле. Мара указала на экран.

— А это что за звезда? — спросила она. — Нет, я имею в виду не планету 20 В-40. Я знаю, что ее мы увидеть не можем. Я имею в виду солнце ее системы.

Он ткнул пальцем в пятнышко света, ничем не отличающееся по виду от множества остальных.

— Разве ему уже не пора становиться больше или ярче?

— Нет. До тех пор пока мы в последний раз не выйдем из подпространства. Этот экран служит лишь для космической навигации. В любом случае та или иная звезда не выглядит ни больше, ни ярче до тех пор, пока до нее не останется один-два дня полета.

Но мы действительно идем теперь верным курсом? — Голос Мары звучал так, словно ей очень нужно было, чтобы ее еще раз в этом убедили.

— Я полагаю, что да, — сказал он.

— Если курс правильный, сколько еще продлится наш полет?

— По словам Капитана, мы должны достигнуть цели примерно через десять суток. Но это в том случае, если бы курс прокладывала она сама, то есть при идеальных условиях навигации. Не думаю, что от меня можно ожидать столь же блестящих результатов, даже если мы теперь и идем верным курсом. Все-таки, наверное, больше десяти дней.

— Что-то вы не слишком бодро об этом сообщаете. — Мара сделала слабую попытку улыбнуться.

— Извини... — Он продолжал следить за экраном и не мог придумать, что бы сказать еще.

Разговор увял, едва начавшись. Впрочем, в последнее время все разговоры не клеились. Джайлс задремал, сидя в кресле, а когда проснулся, Мары уже не было. Звезды на экране смотрели холодными глазами, очень холодными.

Сорок первый день. 12 часов 00 минут.

Последняя капля сока с легким шлепком упала из раструба в чашку. Самая последняя. Говорить было не о чем, и они молча выпили свои порции. Последние порции сока.

Бутонов на лозе больше не появлялось, хотя они упорно высматривали их. Бутонов не было, как не было и плодов. Лоза выглядела достаточно здоровой, с блестящими плоскими листьями. Они попытались жевать листья, но это оказалось бессмысленной затеей, ибо листья были безнадежно сухими и горькими, и, чтобы разжевать их, требовалось больше слюны, чем то количество сока, которое они могли дать.

Сорок второй день.

Сорок третий день.

Сорок четвертый день.

Сорок пятый день.

Сорок шестой день.

— Вы по-прежнему следите за курсом? — спросила его Мара шепотом. Голос ее звучал горько. — Вы все еще надеетесь?

— Да. Я должен... — прошептал Джайлс в ответ. Состояние его было не лучше, чем у остальных. Жажда и приходящая с ней тупость мышления не имеют уважения к представителям высших классов, думал он.

— Я поняла, что все мы скоро умрем. Ди, похоже, уже впадает в состояние комы, глаз давно не открывает, и, думаю, первой умрет она. Я не хочу так умирать, просто сдавшись. Вы сможете застрелить меня?

— Нет. — Он поднял голову. — Пока жив хоть кто-то, мы все будем живы.

— Вы просто не хотите помочь мне. Вы хотите заставить меня страдать. — Впервые в голосе ее звучала обида, злость; она бы, наверное, расплакалась, если бы в пересохших глазах были слезы.

Он сидел в командном кресле. Остальные лежали — кто на койке, кто прямо на полу, не имея ни сил, ни желания сдвинуться с места. Кто-то включил динамик на полную громкость, и ни у кого не поднималась рука выключить его. Какая-то девица пела песенку, причем на редкость пронзительным голосом, в котором слово «любовь» повторялось совершенно неестественное число раз. Ее пение сопровождали однообразный треск барабана и бесконечный грохот ударных. В любое другое время Джайлс сошел бы с ума от такой музыки, но сейчас едва замечал ее. Горло у него болело, глаза жгло, тело казалось высушенным, абсолютно обезвоженным; все желания и чувства исчезали. Возможно, Мара права: это не самый лучший способ умереть. Певица завизжала, ударные совсем расходились. Открылась дверца, ведущая в камеру шлюза. Он как бы попал в плен галлюцинаций, которые сначала толкнули его за дверцу, ведущую в камеру шлюза, а затем заставили в пустом пространстве космоса увидеть жителя Альбена-рета на длинных тонких ногах, одетого в скафандр и в данный момент снимающего шлем.

Когда рядом с ним раздался не то вопль, не то стон, он осознал, что и остальные видят то же. А может, это не галлюцинация? Задыхаясь, он приподнялся, подперся локтями, подобрал ноги и с трудом встал, держась за край пульта. Из-под шлема появилось покрытое рубцами и морщинами темнокожее лицо жителя Аль-бенарета, который уставился на Джайлса.

— Вы не вышли на связь, — голос инопланетянина звучал не очень уверенно, поскольку пользовался он терралингвой.

— Воды... — прошептал Джайлс; голос, казалось, царапал горло, как наждачная бумага.

— У меня с собой нет. Вы получите ее позже. Но связь... мы вызывали вас...

— Я не знаю, где включается связь, как ею пользоваться... Воды!

— Неужели что-то случилось с лозой иб?

Джайлс упал на постель, беззвучно смеясь; он не мог удержаться от смеха, то сгибаясь пополам, придерживая диаграмму, то откидываясь назад. Воды! Что-то случилось с лозой! Воды!! Им нужно сейчас только одно — напиться воды!

Что-то тяжелое ударило в корпус корабля. Это был сорок шестой, и последний, день их пути.