В суматохе, воцарившейся в крепости, когда стражников призвали к оружию, никто не приметил, что придворная, сопровождавшая Деви, выскользнула через главные ворота и растворилась в темноте. Высоко подняв юбки, она помчалась в город. Бежала она не по дороге, а напрямик через поле и пригорки, огибая заборы и перепрыгивая через ирригационные канавы с ловкостью профессионального бегуна. Прежде чем она достигла стен Пешкаури, стук копыт всадников за пригорками затих. Девушка не пошла к главным воротам, возле которых, опершись на копья, напрягали взор стражники, вглядываясь в темноту и стараясь понять причину царящего в крепости замешательства. Она пошла вдоль стены, пока не дошла до места, с которого увидела возносящуюся меж зубцов башню. Тогда она приставила ладонь к губам и издала тихий, необычный и странно резкий звук.

Почти сразу же из амбразуры высунулась чья-то голова, и вдоль стены спустилась длинная веревка. Девушка схватилась за нее, вставила ногу в петлю на конце веревки и помахала рукой. Быстро и плавно ее втащили на отвесную каменную стену. Уже через минуту она взбиралась на зубцы и стояла на плоской крыше дома, прилегающего к крепостной стене вокруг Пешкаури. У открытых ставней мужчина в тоге из верблюжьей шерсти спокойно сматывал веревку, словно ему никакого труда не стоило втащить взрослую женщину на пятнадцатиметровую стену.

— Где Керим Шах? — выдохнула она.

— Спит внизу. Ты принесла весть?

— Конан украл Деви из крепости и увез ее в горы! — выпалила она, от торопливости проглатывая слова.

На лице Хемсы не отразилось никаких чувств, он только кивнул головой, обвязанной тюрбаном, и сказал:

— Керим Шах будет доволен, когда узнает об этом.

— Подожди! — Девушка обняла его за шею. Она тяжело дышала не только от бега. Ее глаза пылали во мраке, как два черных алмаза. Она приблизила свое лицо к лицу Хемсы, который, правда, принял ее объятия, но не ответил, — Ничего не говори гирканцу! — выдохнула она, — Мы сами используем это известие. Губернатор и его люди поехали в горы, но с таким же успехом они могли бы преследовать духа. Чундер Шан никому не сказал, что похитили именно Деви. Кроме нас, в Пешкаури и в крепости никто об этом не знает.

— А какая в этом польза для нас? — сказал в раздумье мужчина. — Мои господа послали меня вместе с Керим Шахом, чтобы я помогал ему в каждом…

— Помоги себе! — крикнула она с яростью. — Сбрось ярмо!

— Ты хочешь сказать… Я должен оказать неповиновение моим господам? — пробормотал он, и девушка, прижавшаяся к его груди, почувствовала, как его тело содрогнулось от ужаса.

— Да! — Она со злостью встряхнула его. — Ты тоже колдун! Почему же ты должен быть невольником, направлять свои силы и искусство только на то, чтобы возвеличивать других? Пора уже самому воспользоваться всем этим!

— Нельзя! — Хемса дрожал, как в лихорадке. — Я не принадлежу к Черному Кругу. Только по приказу моих хозяев я осмеливаюсь пользоваться знанием, которым благодаря им располагаю.

— Но можешь использовать его намного лучше! — упорно убеждала она. — Сделай то, о чем тебя прошу! Это бесспорно, что Конан Похитил Деви, чтоб держать ее как заложницу и обменять на пойманных семерых вождей. Убей их, чтобы Чундер Шан не мог использовать их для выкупа Деви. Потом подадимся в горы и отнимем ее у афгулов. Их ножи не помогут против твоего колдовства. Мы возьмем выкуп, сокровища вендийских королей будут наши, а когда их получим — обманем кшатриев и продадим Деви королю Турана. Мы станем богаче, чем сами можем себе вообразить! Будем в состоянии заплатить наемникам. Займем Корбул, выбьем туранцев с гор и вышлем наши войска на юг. Мы будем властителями империи!

Хемса тоже начал тяжело дышать, дрожа, как лист, в ее объятиях. Крупные капли пота стекали по его побледневшему лицу.

— Люблю тебя! — страстно крикнула она, извиваясь в его объятиях, крепко прижимаясь к нему и внезапно его встряхивая, — Сделаю тебя королем! Из любви к тебе я изменила своей госпоже, из любви ко мне измени своим магистрам! Почему ты боишься Черных Колдунов? Полюбив меня, ты уже нарушил один из их запретов! Нарушь и остальные! Ты так же могуществен, как и они!

Даже человек изо льда не выдержал бы огня страсти и ярости, веющего от ее слов. С невыразительным возгласом Хемса прижал к себе девушку, отклонил ее голову назад и осыпал градом поцелуев.

— Я сделаю это! — сказал он охрипшим от страсти голосом. Он шатался, как пьяный, — Сила, которой наделили меня магистры, будет служить не им, а мне! Мы завладеем миром! Миром…

— Ну идем же! — Осторожно вызволившись из его объятий, она взяла его за руку и повлекла к люку в крыше, — Мы должны быть уверены, что губернатор не обменяет этих семерых афгулов на Деви.

Хемса пошел за ней, как в трансе, они спустились по лестнице и оказались в небольшой комнате. Керим Шах неподвижно лежал на ложе, прикрывая лицо согнутой в локте рукой, словно ему мешал неяркий свет медной лампы. Девушка схватила Хемсу за руку и быстрым жестом провела ребром своей ладони по шее. Хемса поднял было руку, но потом, изменившись в лице, покачал головой:

— Я ел его соль, — шепнул он. — Кроме того, он нам вряд ли помешает.

Они с девушкой вышли через дверь, ведущую на узкую крутую лестницу. Когда их осторожные шаги затихли, Керим Шах поднялся с ложа, вытерев пот со лба. Он не боялся удара ножом, но Хемсы боялся, как ядовитого гада.

— Люди, устраивающие на крышах заговоры, должны помнить о том, чтоб говорить тише, — шепнул он себе, — Хемса восстал против своих господ, а ведь только через него я мог с ними общаться, значит, на их помощь уже нечего рассчитывать. Отныне действую на свой страх и риск.

Встал, быстро подошел к столу, достал из-за пояса перо и пергамент, потом начертал несколько коротких предложений:

«Косра-хану, губернатору Секундерама: Киммериец Конан похитил Деви Жазмину и отправился в афгульскую деревню. Есть шанс схватить Деви, чего так давно жаждет король. Не откладывая, вышли три тысячи верховых. Буду ждать их с проводниками в долине Гурашах».

Окончив, он приписал внизу свое имя, которое даже и близко не напоминало имя Керим Шах.

Потом достал из золотой клетки голубя и тоненькой ниткой прикрепил к его ноге свернутый в маленькую трубочку пергамент. Затем быстро подошел к окну и выпустил птицу в ночь. Голубь затрепетал крыльями, обрел равновесие и исчез в темноте, как быстрая тень. Схватив плащ, шлем и меч, Керим Шах вылетел из комнаты и сбежал вниз по крутой лестнице.

Здание тюрьмы в Пешкаури находилось за массивной стеной, в ней были только одни, обитые железом и расположенные в полукруглом портале, ворота. В висящем над порталом светильнике горели смоляные щепки, а возле двери на корточках сидел стражник со щитом и копьем, опираясь головой на древко своего оружия и время от времени позевывая. Вдруг стражник вскочил на ноги. Он дал бы голову на отсечение, что не сомкнул глаз, и все же перед ним стоял человек, появления которого он не заметил. На мужчине была тога из верблюжьей шерсти и зеленый тюрбан. В отблесках мигающего света факела на его лице горели странно сверкающие глаза.

— Кто там? — спросил стражник, выставляя вперед копье. — Кто ты?

Пришелец не выказывал смятения, хотя острие копья касалось его груди. С необычайным вниманием он вглядывался в стражника.

— Что ты обязан делать? — спросил он вдруг.

— Охранять ворота! — машинально ответил тот сдавленным голосом и замер, как изваяние, его глаза остекленели, вид сделался отсутствующим.

— Неправда! Ты должен слушаться меня! Ты посмотрел мне в глаза, и твоя душа тебе уже не принадлежит. Открой эту дверь!

Словно каменный, с лицом, застывшим в удивленной гримасе, стражник повернулся, вынул из-за пояса большой ключ, повернул его в огромном замке и широко распахнул ворота. Потом встал поодаль, глядя перед собой невидящим взором.

Из тени выскользнула женщина и нетерпеливо положила руку на плечо гипнотизера.

— Скажи ему, чтоб дал нам коней, Хемса, — шепнула она.

— Зачем? — ответил Хемса. Чуть-чуть повысив голос, он сказал стражнику: — Ты исполнил то, что должен был исполнить. Теперь убей себя!

Воин, как в трансе, оперся концом копья о землю у стены и прислонил узкое лезвие к своему животу пониже ребер. Медленно, флегматично налег на него всей тяжестью тела, так что острие прошило его насквозь и вышло между лопатками. Тело соскользнуло по древку и спокойно легло с высоко торчащим древком, похожим на ствол какого-то страшного дерева.

Девушка глядела на все это с мрачным восторгом, пока Хемса не схватил ее за плечо и не повлек за собой. Факелы освещали узкое пространство между стенами — внутренней и внешней. Внутренняя была ниже, в ней было много несимметрично расположенных дверей. Охраняющий это пространство воин медленным шагом подошел к открывающимся воротам, чувствуя себя в полной безопасности и ничего не подозревая, пока из темноты перед ним не появился Хемса с девушкой. Было слишком поздно. Хемса не тратил время на то, чтоб загипнотизировать жертву, но его спутнице и сейчас показалось, что она — свидетель колдовства. Стражник грозно замахнулся копьем и уже открыл было рот, чтобы закричать, что созвало бы сюда целый отряд стражников из караульной, но Хемса левой рукой отбил древко, как соломинку, в сторону, а его правая рука описала короткую дугу, словно мимоходом коснувшись шеи воина. Стражник рухнул с переломанной шеей на каменную мостовую, не издав даже крика.

Хемса больше не обращал на него внимания. Подошел к первой же двери и прислонил раскрытую ладонь к массивному бронзовому замку. Дверь с раздирающим слух треском уступила. Идя следом за Хемсой, девушка увидела, что по толстому тиковому дереву двери пошли трещины, бронзовые засовы погнуты и вырваны из гнезд. Даже сорок воинов, бьющих тысячефутовым тараном, не смогли бы нанести двери большего разрушения. Опьяненный свободой, Хемса играл своей чудесной силой, радуясь ей и тешась, как молодой исполин с избытком темперамента использует силу своих мускулов в рискованных выходках.

Выломанная дверь вела в маленький дворик, освещенный светом факелов. Напротив двери они увидели толстую решетку из железных прутьев. Заметили схватившуюся за решетку волосатую руку и белки блестящих в темноте глаз.

Хемса какое-то мгновение стоял неподвижно, вглядываясь в темноту, из которой отвечал ему взгляд пылающих зрачков. Потом сунул руку за пазуху и высыпал на каменную мостовую горсть блестящей пыли. Вспыхнул зеленый огонь, освещая дворик. Вспышка высветила фигуры семерых людей, неподвижно стоящих за решеткой, осветив каждую деталь их поношенной гуральской одежды и орлиные черты заросших лиц. Никто из них не отозвался, но в глазах у них был ужас, волосатыми руками они крепко сжимали прутья.

Огонь погас, но блеск остался, дрожащий блеск зеленого шара, пульсирующего и трепещущего на камнях у ног Хемсы. Узники не могли оторвать от него взгляда. Шар постепенно вытянулся, превратился в спираль из ярко светящегося зеленоватого дыма, который изгибался и скручивался, как огромная змея, напрягающая блестящие, волнующиеся сплетения. Эта лента вдруг превратилась в облако, медленно движущееся по мостовой прямо к клетке. Узники смотрели на него широко открытыми от ужаса глазами, дрожь отчаянно сжавшихся на прутьях пальцев передавалась клетке. С раскрытых губ горцев не слетало ни единого звука. Зеленая тучка доползла до решетки, закрывая ее от глаз девушки. Как туман, проникла она сквозь прутья и окутала горцев. Из густых клубов раздался сдавленный стон, словно бы кто-то погружался под воду.

Хемса дотронулся до плеча девушки, которая смотрела на это широко раскрытыми от удивления глазами. Она обернулась и машинально пошла за ним, все время оглядываясь через плечо. Мгла стала рассеиваться: прямо возле решетки была видна пара обутых в сандалии ног, торчащих вверх, а также неясные абрисы семи неподвижно лежащих в беспорядке тел.

— А сейчас оседлаем верховую лошадь, которая быстрее любого из скакунов, взращенных в конюшнях смертных, — сказал Хемса. — Будем в Афгулистане еще до рассвета.