Всю долгую холодную ночь марсианин молчал и лежал не шевелясь. Еще в сумерки Эрик Джон Старк привел его в разрушенную башню, закутал в одеяло и уложил на снег. Из сушняка он развел костер, и теперь оба они молчали, одинокие на огромной равнине, опоясывающей северный полюс Марса.

Перед рассветом Камар-марсианин заговорил:

— Старк…

— Да?

— Я умираю.

— Да.

— Я не увижу Кушата.

— Да.

Камар кивнул и снова умолк.

Подул ледяной северный ветер, но полуразрушенные стены преградили ему путь — мрачные, огромные, без крыш, они были такие высоченные, что скорее походили на гранитные утесы, а не на стены. Если бы не Камар, Старк не подошел бы сюда и на пушечный выстрел. Что-то в них было не так; Старку чудилось здесь нечто дьявольское и полузабытое.

Высокий землянин печально посмотрел на Камара.

— Каждый хочет умереть дома, — сказал Камар.

— Мне очень жаль тебя.

— Хозяин всемогущ, он не назначает встреч. Нет. Не для того я вернулся в Северные земли… — Лицо марсианина исказила гримаса. — Не увижу Кушата…

Старк владел марсианским языком почти так же свободно, как и Камар. Он сказал спокойно:

— Я знаю, на душе моего брата лежит груз более тяжкий, чем гнет смерти. — Он подался вперед и положил большую ладонь на плечо марсианина. — Мой брат отдал свою жизнь за мою. А теперь я, если сумею, возьму на себя его груз.

Старк не желал груза Камара, каким бы тот ни был. Но марсианин дрался с ним плечом к плечу — там, на юге, всю долгую партизанскую войну среди непокорных племен у границы Пустынных земель и понимал, что делает, когда принял на себя пулю, предназначенную Старку. Они были друзьями.

Вот почему Старк принес Камара в этот суровый край, вот почему пытался добраться до города, где тот родился. Марсианина что-то терзало. Он боялся умереть раньше, чем доберется до Кушата.

Теперь выбора не осталось.

— На мне грех, Старк, — тихо произнес марсианин. — Я украл священную вещь.

Старк наклонился к нему пониже:

— Какую вещь?

— Ты явился издалека и ничего не знаешь о Бан Круаче и о талисмане; Бан Круаче оставил его, когда навсегда ушел за Врата Смерти.

Камар сбросил с себя одеяло и сел. Голос его окреп.

— Я родился и вырос в Воровском квартале под Стеной. Я гордился своим умением воровать, и талисман дразнил меня. Его хранили как зеницу ока; со времен Бан Круаче вряд ли кто-нибудь смог даже прикоснуться к нему. Да что говорить, все это было давным-давно. Люди тогда чтили обычаи и еще не забыли богов. «Хорошенько стерегите Врата Смерти, — говорил Бан Круаче, — это защита города. И всегда храните талисман, ибо наступит день, когда вам потребуется его сила. Ни один враг не проникнет в Кушат, пока талисман остается тут». Но я был вором, тщеславным вором, и я украл талисман.

Камар дотронулся до поношенного кожаного пояса, попытался нащупать выступ на поясе, но пальцы ему уже не повиновались.

— Возьми, Старк. Нажми вот здесь, с этой стороны, видишь, тут вырезана голова однорога?

Старк взял у Камара пояс и нажал на скрытую пружину. Круглая крышка на выступе отскочила. Внутри лежал какой-то предмет, завернутый в шелковый лоскут.

— Мне пришлось уйти из Кушата, — прошептал Камар. — Вернуться нельзя было и помыслить. Но дело стоило того: я получил талисман.

С благоговением, гордостью и раскаянием марсианин глядел, как Старк разворачивает лоскут.

Вообще-то его слова Старк не принял всерьез, но все равно он ожидал зрелища куда внушительней, чем то, что предстало пред его взором.

Это был виртуозно ограненный кристалл дюйма четыре в окружности. И все же — лишь кусочек хрусталя.

Старк нахмурился, повертел его. Огранка была непростой. Кристалл, казалось, состоял из сплетения множества граней, сплетения невероятно сложного. Слишком сложного, подумал Старк, для того уровня техники, который должен был существовать при Бан Круаче. Он заметил, что кристалл, если долго на него смотреть, гипнотически завораживает.

— Как им пользоваться?

— Мы словно дети. Мы все забыли, — прошептал Камар. — Но в нем действительно заключена большая сила. Ты увидишь, Старк. Некоторые верят, что, если Кушату будет грозить опасность, камень вызовет Бан Круаче из-за Врат Смерти и он снова возглавит нас. Я не знаю.

— С той стороны Врат Смерти не возвращаются, как бы нам того ни хотелось, — сухо сказал Старк. — Может быть, у вас в Купите эти слова имеют другое значение?

Камар ответил:

— Так называют проход, что открывается за Кушатом в Черных горах. Город охраняет его. Ни один человек не знает почему. Говорят, это великая тайна.

Во взгляде старого марсианина, устремленном на талисман, смешались гордость и боль.

— Ты хочешь, чтобы я отнес талисман в Кушат? — спросил Старк.

— Да, да! — Камар радостно посмотрел на Старка. Потом взгляд его омрачился, и он покачал головой: — Нет. На севере нет дорог для чужих. Со мной ты был бы в безопасности, но один…

Нет, Старк. Ты и так уже достаточно рисковал. Уходи. Уходи с Северных земель, пока не поздно.

Он снова лег на одеяло. Старк увидел, как на его запавших веках появились голубоватые тени.

— Камар, — сказал он и повторил: — Камар…

— Да?

— Умри с миром, Камар. Я отнесу талисман в Кушат.

Марсианин вздохнул, улыбнулся, и Старк обрадовался, что пообещал ему исполнить долг до конца.

— Наездники Мекха — волки, — внезапно сказал Камар. — Они охотятся в ущельях. Будь осторожней.

Географию этой части Марса Старк представлял себе крайне смутно, но знал, что на севере, между ними и Кушатом, лежат горные долины. Камар рассказывал ему о горных воинах, и Старк заранее решил не лезть головой в петлю.

Камар не мог больше говорить. Старк понимал, что ждать ему осталось недолго. Голос ветра походил на игру органа. Луна скрылась, и в башне было очень темно, лишь слабо искрился снег.

Старк посмотрел на мрачные стены и невольно вздрогнул. В воздухе уже чувствовался запах смерти.

Он отогнал от себя мрачные мысли, склонился к огню и принялся изучать кристалл. Орнамент в виде ряда символов… Странный орнамент для короля варваров, жившего на заре развития Марса. Отблески огня играли на гранях, и казалось, что кристалл вбирает в себя свет. Потом он запылал белым дьявольским огнем и будто ожил в руках.

Старка захлестнула волна непонятного ужаса. Усилием воли он заставил себя отшвырнуть кристалл прочь. Та часть его сознания, которая оставалась цивилизованной, вынудила его сесть и обдумать, что же делать с талисманом, но в глубине души ему хотелось закинуть кристалл в снег, и как можно дальше.

Талисман. Завет давным-давно умершего короля, безопасность города. Кусок хрусталя, украшенный легендой и мистикой, — вот и все, что он собой представляет. Просто свет костра и бред Камара да еще приближение смерти разбудили воображение. Всего лишь кусок самого обычного хрусталя…

И все же кристалл ярче и ярче разгорался в его руке, теплый и живой. Он приковывал к себе внимание и завораживал взор. Ветер бормотал в каменной впадине, и вскоре Старку показалось, что он слышит голоса; очень слабые и отдаленные, они вкрадчиво и незаметно проникали в его сознание. Он вздрогнул, охваченный суеверным страхом, и поднял голову. Потом вслушивался и вслушивался в тишину, однако слышал только вой ветра, сухой шорох снега и слабое дыхание Камара.

Старк посмотрел на кристалл и заставил себя не отводить взгляда — хотя при этом и отвернулся от костра, чтобы преградить к кристаллу доступ света.

Воображение, сказал он себе. В подобном жутком месте можно что угодно услышать и увидеть.

Но кристалл продолжал пылать, как будто теперь, когда свет был недосягаем для него, он питался теплом живых человеческих рук. Светящиеся изнутри грани приковывали взгляд Старка к своим темным глубинам, что тянулись где-то вне пространства и, возможно, вне времени…

Тихие голоса заговорили вновь — зовущие, шепчущие звуки, которые шли из неправдоподобного далека, находящегося за миллион миль отсюда, такого далека, что ни одно ухо не должно было их слышать.

Но Старк их слышал. И слышал достаточно внятно, чтобы в конце концов что-то понять, а когда понял, он закричал и в слепом животном страхе отшвырнул кристалл прочь, потому что знал: откуда бы ни шли эти голоса и как бы ни были связаны они с Кушатом, принадлежать человеческим существам они не могли.

Кристалл упал в сугроб у самой двери и беззвучно исчез в нем. Старк сперва оцепенел, дрожа всем телом, но через минуту-другую неуверенно принялся ругать себя за глупость.

Голоса стихли, а он, затаив дыхание, пытался уловить их и убеждал себя, что всему виной его сверхчувствительность, стремление найти необычное и дьявольское в каждом, даже незначительном событии. Примитивный абориген был в нем еще силен. Он находил в себе его черты, часто считая их своим проклятием и очень редко — благословением. Полуголый мальчишка, который бегал с Тикой и остальными среди острых скал на краю Сумеречного Пояса, все еще проделывал трюки с Эриком Джоном Старком.

Он неподвижно стоял, вслушивался в вой ветра, шелест снега, дыхание Камара…

Но дыхание Камара замерло.

Старк подошел и опустился перед другом на колени; теперь его обуревало желание отказаться от обещанного. Он сложил руки Камара на груди в ритуальном жесте и накрыл его лицо краем плаща.

Сделав прощальный жест, он поднялся и пошел туда, где упал талисман. Встал на колени, принялся разгребать снег… И вдруг однорог, привязанный снаружи у башни, проснулся и зашипел. Вдали послышался ответный крик.

Старк отчаянно и торопливо начал раскапывать сугроб, нащупал гладкую овальную поверхность талисмана, вытащил его, положил в тайник на поясе, разыскал возле костра фляжку и сделал из нее большой глоток.

Потом стал ждать.

Тихо ступая заросшими шерстью ногами, подошли мускулистые горные однороги, изящно двигаясь среди обломков и руин. Всадники — высокие мужчины со злыми глазами и красновато-коричневыми волосами — не проронили ни звука. На них были кожаные плащи, в руках длинные, прямые копья. Силуэты во мраке вокруг башни…

Их было так много, что Старк и не подумал доставать пистолет. Еще очень юным он узнал разницу между отвагой и глупостью.

Старк пошел им навстречу; он двигался достаточно медленно, чтобы в него не метнули копье, но не настолько медленно, чтобы выказать страх. В знак приветствия он поднял правую руку.

Всадники не ответили — просто сидели на своих однорогах и смотрели. Старк понял, что Камар говорил правду.

Это были наездники Мекха, и они были волки.