Часть II
Урбосинтез

Бет смотрела на паука. Паук загадочно смотрел на нее. Девушка сглотнула. Ростом с человека, он изящно покачивался на телефонном кабеле, идущем в переулок, на восьми остроконечных ногах. Нижние щитки, гладкие, как стеклопластик, отражали свет фонаря под ними. От паука исходил треск, словно бормотание чуть ниже уровня слышимости.

– Ну, – парень с асфальтовой кожей, засунув руки в карманы, оперся о стену. – Как тебе наша лошадка?

Бет хмуро на него взглянула:

– Лошадка? Это же огромный паук.

Филиус поджал губы, пожимая плечами, будто говоря: «Не могу отрицать очевидного».

– Он опасен? – спросила Бет.

– Разве он выглядит опасным? – возразил парень.

– Да: он выглядит как огромный наук.

– Ого, впечатляющая наблюдательность.

– Я не нахожу это ободряющим, Фил.

Она сократила «Филиуса» до «Фила» – как будто односложным именем можно было приручить этого дикого парня с выпирающими костями и измазанной сажей кожей. Он привел ее к обычному адски исчирканному «Би-Тишному» таксофону на Хай-стрит, поднял трубку и замялся. Когда Бет спросила, не нужна ли ему мелочь, Фил лишь полуулыбнулся ее наивности.

– Это не та плата, которую они взимают.

Парень поднес телефонную трубку ко рту и довольно удачно сымитировал щелчки и жужжание, раздающиеся на линиях с очень плохим приемом. Остановился, послушал, с довольным видом повесил трубку…

…и завел девушку за угол, в переулок, где она лицом к лицу столкнулась с пауком размером с небольшой автомобиль.

– Напомни еще раз, почему мы должны это сделать? – спросила она. Глаза существа походили на посверкивающие зольные ямы.

– Связь, – отвечая, Фил не сводил взгляд с существа. – Какой смысл иметь армию, если не можешь поговорить с нею? – Он подошел к пауку еще ближе.

– Окей, – кивнула Бет. В том, как парень приближался к созданию, чувствовалась нерешительность, которая девушке совсем не понравилась. Тревога кольнула ее в шею.

– Но – извини, если вопрос идиотский, – почему мы подкрадывается к нему так, будто боимся оказаться съеденными?

Взгляд, который он бросил на девушку, говорил: «Ты действительно хочешь, чтобы я ответил?»

Фил положил руку на голову паука. Тот расплылся, как телевизионная картинка с плохой передачей, потом снова затвердел и пополз вниз по проводам. Парень заметно расслабился и поманил Бет. Гордая тем, что сумела свести дрожь до минимума, она потянулась к существу. Покровы паука оказались прохладными и гладкими.

Звучание, исходящее от него, стало громче, и девушка уловила обрывки разговоров, вибрирующие вокруг головы.

– Люблю тебя, милая, – говорили они и:

– Удачного дня! Я горжусь тобой, – и:

– Не могу дождаться вечера, так хочу тебя увидеть.

– Я люблю тебя.

– Люблю тебя.

– Люблю.

Множество выговоров, мужских и женских голосов, наслаивающихся один на другой, полных любви и заботы, загудели в ее голове. Бет почувствовала, как сердце наполнилось ими. Стыдливое тепло коснулось ушей, и девушка поняла, что улыбается.

На Бет нахлынуло головокружение, и она почувствовала, что сейчас упадет, но паук вытянул сухую ногу, похожую на клинок, подхватывая девушку и подтягивая ее ближе к брюху – ближе к голосам.

– Я люблю тебя, – шептали они.

– Эй! – Фил резко стукнул паука по панцирю своим прутом. – Довольно!

Голоса потонули в фоновом шуме, и голова Бет прояснилась. Она вздрогнула.

– Что это было? – выдохнула девушка. Лапа паука, холодная, как сталь, обвилась вокруг талии. Бет толкнула ее, но та не сдвинулась с места.

– Фил! – позвала она.

– Немного перестарался, – пробормотал тот и наклонился прямо к пауку, пока их лбы не соприкоснулись. – Ты это брось, маленький дерьмовик. Понял меня?

Существо жалобно загудело.

– Ага, знаем мы, как ты просто пытался ее расслабить, – фыркнул он. – Сделаешь это снова, и я расслаблю тебя – навсегда. Самой большой картонкой, которую только смогу удержать в руках.

Создание подогнуло передние лапы, очевидно в красках представляя угрозу.

Фил оглянулся на Бет:

– Ты в порядке?

Девушка поймала его пристальный взгляд. Сердце колотилось, она чувствовала себя, как будто ее вот-вот стошнит, но все, что Бет слышала, так это его слова, сказанные на мосту: «Есть ли хоть один шанс, что ты не будешь обузой?» Она не должна показывать свой страх:

– В порядке.

Фил наклонился к пауку еще ближе, зашептав ему, и передняя лапа также обвилась вокруг парня. Тот не сопротивлялся, и, глядя на него, Бет тоже расслабилась. На мгновение она увидела свое лицо, искаженное в изгибе массивного экзоскелета паука, а потом огромная тварь с невероятной скоростью заскользила по телефонным проводам, оставив позади облачко последнего вздоха девушки.

Под ними искаженными полосками света и ревущими порывами шума проносились дома, улицы, заводы и машины. Филиус, сидящий напротив нее, стал зернистым и постепенно растворился, Бет почувствовала, что и ее собственное тело заискрилось, а рука распалась на пиксели. Девушка больше не задыхалась, и мгновение за мгновением страх рассеивался. Биение паучьего пульса успокаивало.

Ощущение движения рассеялось, время изменилось. Город потерял определенность, стал темным и расплывчатым. Что было реальным и ярким, так это сеть: кабели вились между призрачными зданиями и убегали под землю, сияли, прорезая городскую темноту, оживлявшуюся бормочущими голосами.

На горизонте проступило очертание: поднимающаяся на холме в южной части города тонкая стальная башня, пылающая светом и звуком. Нити паутины сходились к ней, неуклонно растущей, сияющей, затмевающей небо, направляющей взгляд Бет в небытие. Ропот миллионов разговоров сливался в рев…

…а потом настало ничто. Свет погас, словно задутая спичка, голоса стихли. Бет наклонилась вперед и схватилась за металлические перила. Холодный воздух хлестал ее по щекам, и девушка потерла глаза, привыкая к темноте. Она была высоко.

По-настоящему высоко.

Бет стояла на платформе на металлической башне. Ей потребовалась секунда, чтобы узнать переплетение металлических стоек радиомачты «Кристал-Пэлас». Город в сотне футов ниже мерцал, словно армия светлячков, роящихся в темноте.

– Я на «Крист»… – ее дыхание сбилось, и кожу защипало от полного отсутствия чего-либо между нею и бездной. – Я на башне «Кристалл-Пэлас»? Это… Это правда прекрасно. – С губ Бет сорвался истеричный смешок, когда девушка поняла, как далеко они забрались. Паучки, не больше тех, что можно найди в любом доме, поблескивали то тут, то там, появляясь и исчезая, лезли отовсюду, копошились в кипах проволоки и в спутниковых тарелках своими заостренными лапками. Паук, принесший Бет с Филом, вздрогнул и рассыпался на сотню маленьких восьминогих телец, быстро растворившихся в кишащей массе. Бет поежилась от их дерганых движений и дрожания крошечных брюшек-бусинок. По мере того, как уши привыкали к звукам, ветер все больше и больше распадался на голоса, слышимые сквозь помехи, накатывая волнами потрескивающих разговоров.

Фил растирал руки и ноги, возвращая им чувствительность. Он посмотрел вверх, на самую верхушку башни.

– Останься здесь, – сказал он. – Она не знает тебя, а ты не захочешь знать ее. – Он помедлил, на лице отразилось страдание, взгляд стал беспокойным. – Будь осторожней, хорошо? – Я получил для нас индульгенцию на разговоры у Матушки Сети, но здесь дети, – он кивнул на толкущихся паукообразных, – они могут быть немного кусачими. Впрочем, они питаются исключительно голосами: держи рот на замке, и с тобой все будет в порядке.

Парень попробовал стойку босой ногой и начал стремительно карабкаться по внутренней части конструкции, – так уверенно, будто сам был пауком, – пока не скрылся из виду.

Бет обхватила себя руками: чувство свободы обдало холодом. Девушка подумала о знакомых людях там, внизу, гадая, увидит ли их снова.

«Тебя предупредили, что это смертельно опасно, Би, – напомнила она себе. – Ты уже сказала свое “прощай”».

Она помедлила. Би. Почему она так себя назвала? Только один человек обращался к ней с подобной вальяжной фамильярностью. Бет подумала о Каре, и воспоминание отозвалось болью в груди, тоской, отчаянным желанием разделить с подругой этот пейзаж, этот вид, которым никто никогда не наслаждался. Девушка поспешила задвинуть это чувство на задворки сознания.

Из-за высоты Бет подташнивало, так что она отвернулась осмотреться на крыше – и заметила какой-то сверток.

Высотой примерно пять футов и, может быть, три – шириной: моток стальных проводов свешивался со стойки над нею, словно внушительное металлическое осиное гнездо. С его нижней части свисало что-то тонкое. Она нахмурилась и подошла поближе, чтобы рассмотреть.

Шнурок от ботинок.

Грудь Бет сжало, и она с ужасом по-новому оценила размеры свертка. Девушка протянула руку, пальцы коснулись свертка, и тот закачался в пустоте.

Пауки стрекотали, не обращая на нее внимания.

Беззвучно выругавшись, Бет ухватилась за стойку и начала карабкаться к свертку. Ее рука соскользнула по усыпанной бисеринками дождя стали, желудок перевернулся, но она заставила себя снова крепко вцепиться в металл.

«Полегче, Бет, – предостерегла себя девушка. – Ты карабкалась и не на такую дрянь, чтобы бояться этой чертовой верхотуры».

Оказавшись на одном уровне с верхней частью свертка, девушка увидела несколько пробивающихся сквозь провода прядей рыжих волос, развевающихся, словно водоросли в струях течения. В пробелах между металлическими нитями Бет разглядела лицо: девушка, немного старше нее. Воротник куртки был запятнан улицей. Нити паутины опутывали глазницы. Толстый кабель высовывался изо рта, и Бет сама едва не подавилась, увидев, как горло несчастной натянулось вокруг него.

Металлические голоса изливались в воздух, словно текли из проводов, просачиваясь девушке в уши.

Глаза рыжеволосой девушки были не до конца закрыты: каждое слово заставляло веки счастливо подрагивать.

«Они питаются голосами», – вспомнила Бет слова Фила, когда сигналы пауков закружились в воздухе. Кабель во рту девушки непристойно дрожал и выгибался, будто доил звук из ее горла.

Бет потянулась и схватила кабель. Когда она дернула его, все вокруг стало кошмарно медленным.

Глаза пленницы резко распахнулись.

Когда конец кабеля вышел из ее рта, она закричала.

Пауки немедленно встрепенулись, и в их хаотичных движениях появился порядок. Они прокатились по металлу сверкающей волной, и прежде, чем Бет успела даже подумать, поползли по костяшкам ее пальцев, по волосам, покалывая ножками-иголочками голову и кожу на груди. Девушка потеряла самообладание и завизжала, но пара хелицер проколола кожу на ее шее, и звук в горле заглох, как будто его выкачали.

Пауки, проползя по плечам, подобрались к ушам. Бет видела, как из их брюшек потянулись проволочные нити. Голоса-помехи усилились до крайности.

Украденные слова запульсировали в мозгу, душа страх, словно морфий. Бет отчаянно попыталась сконцентрироваться на страхе – настоящей эмоции, единственно нормальной в данной ситуации, но понимала, что он тонет под любовью к паукам.

Бет безнадежно замахала свободной рукой, шлепая по тварям, уничтожая некоторых, исчезающих в треске помех.

Мы любим тебя, – злобно затрещали голоса. – Но ты все испортила.

Мысль пронзила ее как копье. Одурманенная и обессиленная, Бет обмякла на холодном металле. Ее страх теперь казался чем-то очень далеким.

Что-то промелькнуло в воздухе: серая фигура упала рядом, пролетев сквозь полую сердцевину башни. Костлявая рука жестко взяла Бет за талию, и она рухнула, едва сознавая себя, едва понимая, что падает.

Бет в изумлении подняла глаза и обнаружила держащего ее Фила.

Он кричал на нее, лицо его было мертвенно бледным…

…но с губ парня не срывалось ни единого звука.

Мы любим тебя мы любим тебя мы любим тебя мы любим тебя, – вот все, что она могла слышать. Испортила испортила испортила.

Парень прыгал от опоры к опоре, замедляя их спуск, тело Бет сотрясалось от каждого толчка, пока, наконец они не повалились на мокрую траву у подножия башни.

Фил вскочил на ноги и сердито ткнул в нее пальцем. Сначала беззвучно, но потом в его горле начал протрескиваться голос.

– Темза и Кровавая река! – выругался он. – Когда я сказал об индульгенции, то не подразумевал, что ты можешь выдергивать вилку из их долбаного запаса продовольствия!

Бет глазела на него, с трудом поднявшись на одно колено. Паучьи голоса отступили, уступая дорогу тошноте, нахлынувшей вместе со страхом. Кричащее лицо рыжеволосой девушки стерло все остальное из головы Бет.

– Там кто-то, – она задыхалась, – есть…

– Рыжая девочка? – переспросил он. – Да, я знаю. К счастью, несмотря на твою клоунаду, им удалось переподключить ее, и я, возможно, по-прежнему смогу иметь с ними дело.

– Дело?! – заорала на него Бет, ее страх переплавился в ярость. – Как ты можешь иметь дело с этими штуками? Мы должны спасти ее! Она пленница!

– Пленница? – деланно удивился парень. – Насколько я видел, она не кричала, пока тебе не приспичило ее освободить.

Бет не могла в это поверить. Она несколько раз открыла и закрыла рот, прежде чем смогла подобрать слова:

– Хочешь сказать, она желает там быть?

– Почему бы и нет? Теперь ее мозг проводит каждую минуту, погруженный в любовь, буквально залитый ею. Раньше она была одинока – они всегда из таких. Матушка Сеть так их и выбирает: находит на улицах – потерянных, сиротливых, замерзших, – дает шанс сделать последний телефонный звонок тем, кому на них наплевать. Их отчаянье для нее, как маяк: она концентрирует на нем свое внимание и предлагает им выбор.

– А что будет, если они передумают?

Лицо парня напряглось, но взгляда он не отвел:

– Это однократная сделка. Балковые пауки не меняют решения.

Внезапно Бет увидела своего отца, буквально кишащего горем. Вообразила его рыдающим от благодарности, когда команда пауков притаскивает кабель к его губам и заполняет уши своей успокаивающей песней.

– Дерьмо, – выплюнула она. – Неважно, как все плохо и как низко они пали: люди исцеляются. Нельзя просто взять и разрешить им хоронить самих себя. Нельзя позволять этим созданиям предоставлять им какой-то там выбор. Они просто получают с этого чертову выгоду!

Принц-оборванец медленно выпрямился в полный рост. Голос его был проникнут презрением:

– Что ж, – сказал он, – спасибо Матери Улиц, что послала нам тебя, дабы исправить грехи наши. – Он сплюнул на землю и поинтересовался: – С чего ты взяла, что вправе решать, сколько люди могут получить, прежде чем захотят уйти? Кроме того, даже если ты и права, – а как же пауки? Они – отдельная раса. Думаешь, у них нет чувств? Они не думают? И, блин, не любят? Они не могут есть ничего другого, Бет; как бы сильно я или ты этого ни хотели, они просто не могут. Им нужен голос, если они не получат его, то сдохнут от голода. Это не их вина, и не моя тоже, так что заканчивай так на меня смотреть. – Тон его был ровным. – Гораздо больше жизней поставлено на карту, чем жизнь кого-то из плоти и крови, кого-то с четырьмя конечностями, кого-то, похожего на тебя. Тебе нужно понять это, и побыстрее, пока ты не разбила нашу армию еще до того, как Высь задействовал свои краны.

Бет закусила губу и опустила глаза. Она все еще слышала отголоски шипящих украденных голосов пауков. Все испортила. Кажущийся запачканным мозг болезненно очищался.

Филиус уставился на девушку прищуренными глазами.

– Что они тебе сказали? – наконец спросил он. – Это ведь не была обычная песнь любви? Что еще они сказали?

Бет сильнее закусила губу, не в силах поднять на него глаза. Она не ответила. Рассвет занимался над щетиной города на горизонте. Филиус повернулся и, не говоря ни слова, чинно удалился от башни.

– Тогда чья это вина? – спросила вдогонку Бет. – Если не твоя и не их, кто виноват, что для этих штук я – добыча? – произнеся последнее слово, она мучительно поежилась.

Парень остановился.

– Тот, кто создал их такими, – в конце концов произнес он. – Мать Улиц. Моя мать.