Ошеломленный Эдгар сидел за кухонным столом. Что сейчас произошло? Он чувствовал, что решение приняли за него: кто-то невидимый взял его за плечи, развернул и направил по пути, которого он не выбирал.

Одной ногой Эдгар качал колыбельку Пака, а руки невольно потянулись к карандашам и блокноту. Все еще не в себе, он начал рисовать – а затем, обнаружив, что штрихами наносит ресницы на портрет Изолы Уайльд, вырвал лист из блокнота, смял и кинул в мусорное ведро. Промахнулся – попал в Кассио, который обозвал его всеми худшими словами из лексикона десятилетнего мальчишки, пнул ведро и затопал наверх. От шума Пак проснулся и заплакал, но Эдгар подхватил его на руки, пока Цветок Лотоса не начала ругаться, и выбросил в ведро блокнот.

Когда мама попросила его сходить за покупками, он тупо кивнул, мысленно находясь совсем не в доме номер тридцать семь, а где-то в темных колючих зарослях.

Купив на Главной улице тканевых подгузников для Пака и семян для Цветка Лотоса, Эдгар зашел в городскую библиотеку. Углубился в поиски, но не нашел в каталоге ни единой книги, хотя и перепробовал все варианты написания имени «Пардье, Лилео».

Он даже не понимал толком, зачем ищет экземпляр этой книги. Вряд ли Изола снова воспылает к нему нежными чувствами, если он прочтет наизусть несколько строк из ее любимого сборника сказок. Вопреки здравому смыслу он потратил минуту на поиск в Интернете по имени и фамилии – «Изола Уайльд». Поиск принес плоды: в местной газете Эдгар обнаружил ее недавнее фото. Изола с комом сладкой ваты в руках стояла на фоне сияющей неоновыми огнями вечерней ярмарки, а рядом с ней маячил Джеймс Соммервелл. Джеймс улыбался, а Изолу, видимо, застали врасплох – ее рот был открыт, когда фотограф нажал на кнопку.

В конце Главной улицы Эдгар увидел красный автомобиль с нарисованными на капоте усами и постучал в окно. Джеймс опустил стекло и высунул руку, стряхивая пепел с сигареты.

– Чего надо?

– Джеймс? Я – Эдгар, помнишь меня?

Джеймс лениво затянулся, казалось, смеривая его взглядом, и Эдгар переложил пакеты с покупками из одной руки в другую.

– Ага, – наконец протянул Джеймс.

– Можно задать тебе вопрос?

«Ты любишь Изолу? – рвалось с его губ, до этого успев полностью заполнить разум. – И, что еще более важно, любит ли она тебя?»

– Дай-ка угадаю, – фыркнул Джеймс. – Изола крутит с тобой динамо?

Эдгар не ответил, и Джеймс довольно нервно рассмеялся, прикуривая очередную сигарету. Затянулся и продолжил:

– Слушай, скорее всего, дело не в тебе. Она просто такая. Сначала делает что-то одно, потом сразу противоположное. Словно пытается быть двумя Изолами сразу. – Его лицо стало равнодушным. – Надеюсь, ты тот, кого она ищет.

Эдгара охватило смятение.

– Я видел вашу фотографию, – выпалил он, пока Джеймс переключал передачу, намереваясь продолжить движение. – Совсем недавнюю, где вы с Изолой на каком-то карнавале. И я просто подумал, ну, вы…

Джеймс снова рассмеялся, сощурив темно-карие глаза.

– Мне нравилась эта девушка, чувак, – признался он, игнорируя невысказанный вопрос. – Я думал, что смогу снова сделать ее счастливой.

– А кто говорит, что она несчастна? – Эдгар почувствовал, что щеки краснеют от этого мнимого пренебрежения. Неужели это он сделал ее такой печальной?

– Это из-за ее мамы, приятель, – ответил Джеймс, качая головой. – Уже семь лет прошло, а она до сих пор несчастна из-за мамы.

Эдгар вспомнил слова Изолы о болезни мамы и о том, как она винила в этом себя и свое рождение. Провел рукой по голове – волосы на ощупь внезапно показались колючими – и холодно произнес:

– Ее мама не могла уберечь себя от болезни, Джеймс. В этом никто не виноват.

– Ага. Именно так Зола всегда и думала. Что ее мама не выбирала, болеть или нет. Ну конечно.

Молчание было таким же невыносимым, как и разговор. Джеймс заполнил паузу, выдохнув дым из ноздрей, словно дракон.

– Она словно пытается жить чужой жизнью, – спустя несколько секунд тихо сказал он, глядя прямо перед собой. – Не знаю, может, она подхватила это от своей психованной мамаши. Думаю, именно поэтому она постоянно меняет внешний вид, понимаешь? Как будто пытается приспособить к себе вторую личность.

– Ага, – кивнул Эдгар, и моментально вспомнил – словно обухом по голове ударили. – Типа вроде как первая Изола была настоящей Изолой… – пробормотал он себе под нос.

За автомобилем Джеймса выстроилась уже вереница машин. Водители нетерпеливо жали на клаксоны; Джеймс и Эдгар услышали это одновременно и вынырнули из глубоких вод своих тяжелых мыслей.

Когда красная машина тронулась, а окурок Джеймса вылетел из окна, словно нежное прощание, Эдгар задумался.

Неужели в этом все дело? Неужели Изола думает, что из-за общего имени с покойной сестрой поэта должна расплачиваться за годы, которые не суждено было прожить первой Изоле? Раньше она говорила, что считала, будто умрет в девять лет, и с того самого девятого дня рождения жила в подсознательном ожидании смерти, которая так и не пришла. А теперь, в шестнадцать, не знала, как жить дальше.