К маю шею Изолы обвивал уже весь лунный цикл – те же отметины, что и у задушенных птиц, но больше и четче, словно засосы. Именно за них эти синяки примут девочки в школе. Изола присмотрелась к идеальной ущербной луне в ямочке на шее, к полумесяцу на ключице, и решила замазать отметины тональным кремом и затянуть форменный галстук по возможности туго.

В розовом кусте в паутине госпожи Ферлонг что-то поблескивало. Паучиха сплела прощальный поцелуй. Изола улыбнулась, и на этот раз улыбка коснулась и глаз.

Лоза приклеила к внутренней стороне дверцы шкафчика фотографии олимпийцев, твердо вознамерившись убрать с живота несуществующий жир до начала летних соревнований по плаванию.

Изола обхватила себя руками, глядя, как Лоза роется в стопках книг: та разыскивала домашнее задание, но, похоже, сомневалась, что оно там найдется. Обе девочки притворялись, что происшествия в часовне не было, но лицо Лозы выражало подлинное беспокойство за Изолу – и это ободряло, пусть Изоле и хотелось не давать подруге поводов для волнения.

– Ты сама не своя, – неуверенно заметила Лоза. – Заболеваешь?

«Ага, тошнит от этого вопроса», – подумала Изола, но вслух сказала:

– Все путем.

– Как скажешь… – Лоза приуныла. – Просто, Изола, не пойми меня неправильно, но ты так сильно похудела…

– А сама-то! – быстро перевела разговор с опасной темы Изола. – Выглядишь совсем как Зена – королева воинов.

Лоза усмехнулась. Изола знала, что подруга не вылезает из бассейна, тренируя мышцы рук и пресса перед грядущими соревнованиями: Лоза постоянно демонстрировала бицепсы и ей, и Элли Блайт, и Джеймсу по любому поводу.

– Думаешь, если я выиграю достаточно ленточек, сестра Кей позволит мне обменять их на хорошие оценки? – пошутила Лоза.

– Ага, а твои родители, может, забьют на все эти «академические успехи», когда ты победишь на Олимпиаде, – закивала Изола.

Помимо домов Артура и Гиневры, в школе Святой Димфны также имелись дома Ланселота (желтый) и Мерлина (зеленый). Красная пластмассовая корона, из тех, что раздали всем девочкам из дома Артура, лежала в заднем углу шкафчика Лозы. Бриджит Маккейд тоже числилась в доме Артура. Красные выигрывали каждый турнир, потому что за команду выступали сильные спортсмены, и победы были заслуженными, но Бриджит и ее подпевалы носили эти короны так, словно те положены им по праву рождения.

Изола и Эдгар прыгали на батуте на заднем дворе дома По. Пушистые волосы Изолы развевались на ветру, а Эдгар делал неуклюжие сальто, размахивая в воздухе огромными ступнями.

Прыгая, они пытались целоваться – парочка влюбленных, презревших гравитацию.

– Если тебе не нравится Гиневра, – произнес Эдгар, оторвавшись от губ Изолы, – ты всегда можешь выступать в одиночку за собственный дом.

Они столкнулись зубами. Изола засмеялась и отстранилась.

– Например?

– Ну, как Мордред.

– Напомни, кто это?

– Мерзкий плод инцеста, который убил своего отца, короля Артура.

– Ах да. Но на что еще он мог надеяться с таким именем?

Эдгар произнес по слогам:

– Мордред. Чертовски злющее имечко.

– Может, Зайчику Мордред понравится больше, – вслух подумала Изола.

– Что?

Изола тут же приникла к Эдгару в поцелуе. Казалось, они зависли в воздухе на невидимых ниточках, словно гравитация разжала свои удушающие объятия.

Может, Лоза и была права, говоря, что Изола заболевает. И зола проспала большую часть выходных и плохо себя чувствовала: голос охрип, и ей было не по себе в болезненно худом теле.

Она сняла одежду, встала перед зеркалом и, сощурившись, критически разглядывала свое отражение. Тело походило на фигуру Марии-Антуанетты после того, как рацион из пирожных, сладостей и притворства сменился строгой диетой из редких глотков лунного света, проникающего сквозь тюремную решетку.

Зайчик выполз из-под кровати, и Изола поспешила прикрыться.

– Я проголодаться, – объявил горгуль.

Изола натянула через голову рубашку, пригладила волосы и бросила:

– Так съешь что-нибудь.

– Дурочка, дай мне еды.

– Ты же не ешь ничего из того, что я тебе предлагаю. Только тоннами лопаешь сладкое. Чего ты хочешь?

Зайчик, казалось, осторожно подбирал слова.

– Сливы не ем, – медленно проговорил он. – Только если совсем оголодаю. Ревень не ем. Сладости и мясо, конфеты и потроха, о да.

– Мясо? – повторила Изола, надевая юбку. – Ладно, заскочу в индийскую закусочную по пути домой.

– Не ваше мерзкое мясо! – Красные глаза горгуля вспыхнули, и он облизал верхнюю губу. – Редкое мясо… Вкусные сырые юркие деликатесы…

– Ты о чем?

– Мясо Детей Нимуэ, – пояснил Зайчик. – Волшебное мясо, глупый девочка. Феи, фурии, гоблины, призраки, я ем их всех, да… Но немного, – добавил он, очевидно пытаясь утешить И золу. – Кусочек то там, то сям. Фей, только если они не переборщат с нектаром, а больше всего Зайчик любит единорогов – самые редкие и самые вкусные. Их мясо придает мне силы, чтобы я защищать!

Потрясенная Изола схватилась за кольцо на цепочке.

– Заруби себе на носу, – онемевшими губами промолвила она, – я дала обещание Алехандро кормить тебя и предоставлять крышу над головой. Ты никогда не говорил, что я должна убивать единорогов! Мы так не договаривались!

– Не единорогов! – запротестовал горгуль. – Единорога. Всего одного хватит надолго!

– Но они – вымирающий вид! Я сама никогда их не видела! Им так сложно выживать в нашем мире! Даже в Авалоне для них уже небезопасно! У них только недавно родился первый детеныш за много лет…

– Отлично. Жеребенок – ням-ням. Придаст мне сил надолго, девочка.

– Забудь!

– Тогда забудь о нашем уговоре! Дурочка еще глупее, чем Зайчик думал. Дурочка жертвует свой жизнь ради ребенка чудовищ!

– Они не чудовища! – закричала Изола. – Они умные и чувствительные создания! Они живые, и не тебе решать, когда им умирать!

– В таком случае дурочка сам решил умереть. – Он скрылся в комоде среди детских игрушек, которые Изола так и не отважилась выбросить. Спустя секунду она услышала шорох конфетных оберток: горгуль поедал сладости, припрятанные на черный день.

– А я-то думала, что кормить Цветочка – это жесть, – пробормотала Изола.

– Я уходить, – объявил Зайчик, словно подросток, который говорит, что уйдет из дома, но надеется, что родители станут умолять его остаться. – Без еды я теряю силы.

Изола и ухом не повела.

– Если я уйдет, ты станешь одержимой, – проворчал горгуль, – и она тебя уничтожит.

– И ты все равно собираешься уйти? – фыркнула Изола.

– Неважно. Ты уже одержимая.

Изола замерла.

– Уже давно. Она собрала вокруг тебя темную силу. Но ты сильнее, когда у тебя есть стены – призраки, русалки и все такое. Зайчик – твоя последняя стена. Нет стены – нет Изолы.

Он запрыгнул на подоконник и носом приоткрыл створку.

– Зайчик, подожди!

Он насмешливо оглянулся.

– Значит, ты все же можешь выговорить мое имя, а?

Горгуль презрительно фыркнул и соскочил с подоконника. Приземлившись, он стремглав рванул в лес, словно порыв ночного ветра. Изола швырнула ему вслед карамельку на дорожку. Ей было наплевать, что сказал мерзкий горгуль. Она сама построит вокруг себя стены.

Когда Изола вытащила из-под кровати листовку, позвонила в Церковь Разомкнутых Сердец и сказала секретарю, чего хочет, первым делом ее спросили не о душевном здоровье, а об имени.

– Люкс Лисбон.

– Будем рады вам помочь, мисс Лисбон. Вы правильно поступили, решив позвонить нам. А теперь, пожалуйста, ответьте на несколько вопросов. Верите ли вы в Бога всем сердцем?

Шива. Вишну. Афродита. Нимуэ.

– Конечно.

Акриловые ногти защелкали по клавиатуре, словно подкованные мурашки по спине Изолы. Она поежилась.

– Ага. И сколько вам лет, мисс Лисбон?

– Шестнадцать.

На проводе повисла пауза.

– Извините, – наконец произнесла секретарь. – Мы не изгоняем бесов из подростков.

– Наконец, принцев больше не осталось. Но не осталось и драконов, потому что принцы убили их всех и теперь горячо молились мертвыми руками и губами за любимую сестру. Лежа в логове драконов, принцесса чувствовала, как братья один за другим покидают этот мир, и знала, что за ней никто не придет, и поэтому ей нужно найти в себе силы одолеть последнего и самого страшного дракона.

– Какого?

– Одиночество.