Светлая и утренняя
– Спасибо, что заехал, Джейми.
– Ты шесть гребаных лет не называла меня Джейми, – фыркнул он.
– Да? Ну, ты ко мне не заходил примерно столько же.
Он пожал плечами и спрятал руки в карманы, как будто правда была написана у него на ладонях.
– Был занят.
Изола знала, что это неправда и он все еще злится на нее, но услышала что-то новое в его голосе – лед между ними начал таять.
– Значит, ко мне? Или хочешь погулять в лесу Вив?
Изолу накрыла волна тошноты, змеями расползшаяся по животу, пока они садились в машину.
– Нет. Куда-нибудь подальше отсюда. Я так устала от окрестностей!
Пока мотор «Пепито» прогревался, Джеймс перечислил варианты: пляж, местный парк, «Точка Джи».
– Нет, нет и однозначно нет, – отмела их все Изола, сползая с пассажирского сиденья и укладывая ноги на приборную панель (синяки скрывались под колготками).
Джеймс сделал последнюю затяжку и выбросил окурок из окна.
– Постой-ка… На другом конце города сейчас передвижная ярмарка, – вспомнил он. – Может, туда?
– Давай. – Изола глубоко вдохнула, заставляя себя произнести это вслух: – Но только как друзья. Ты ведь считаешь себя моим другом?
На удивление, Джеймс усмехнулся.
– Конечно. Что бы между нами ни происходило.
В кармане Джеймса мелодично позвякивала мелочь. Они приехали на ярмарку в последний день перед закрытием: назавтра та уже отправится дальше.
Хаотично мерцающие фонари, длинные ряды аттракционов, игровые автоматы, настроенные на минимальный процент возможного выигрыша. Под ногами, словно юркие мальки, сновали дети.
Изола купила с лотка сладкой ваты и принялась отрывать кусочки липкой сахарной субстанции и класть их в рот. Они таяли на языке, эфемерные, как ее сны. Сахар растекался по венам, словно героин. За несколько секунд нейроны полностью зарядились, и Изола смогла сосредоточить внимание на происходящем вокруг. Она почти физически ощущала, как расширяются зрачки, движутся по сосудам кровяные тельца и оживают мышцы, соединительные ткани, суставы и сухожилия, из которых она состояла. Внутри нее царил кровавый карнавал.
Сердце нетерпеливо билось в грудной клетке. Изола и Джеймс встали в очередь на карусель, и, пока стояли, Изола думала, каково было бы достать сердце из груди и наконец заставить его замолчать. Каково было бы держать его в руке – влажную птицу, королевский рубин.
Она чувствовала, что кто-то смотрит на нее с высоты, но не смела поднять глаз. Она и так знала, кто там.
Это было то самое место.
Та самая ярмарка, где веснушчатый подросток спрыгнул с верхней точки сверкающего огнями колеса обозрения, и в мир Изолы просочилась смерть. Инфекция, проникающая в организм сквозь мелкую царапину, – то, что доктор Азиз называл первой стадией. Семейная история.
Изола выбрала на карусели лошадку, чем-то похожую на предводителя стада единорогов, – вот только в последний раз она видела его, когда ей было девять, худого как скелет и умирающего от голода. Алехандро не уставал повторять, что единорог все еще жив, но наглядных свидетельств этому не было. Изола наклонилась, обвила руками холодную шею игрушечной лошади и зажмурилась, защищая глаза от лучей прожекторов, плясавших, словно бесноватые дервиши. Даже здесь и сейчас она не могла спрятаться от Детей Нимуэ.
Опустив взгляд, чтобы не смотреть на мрачно темнеющий силуэт на колесе обозрения, Изола попыталась притвориться, будто перенеслась в прежние времена.
Та ночь состояла из обрывков воспоминаний, похожих на кусочки шоколадной плитки: аттракционы, качели, вагончики, взмывающие в небо кабинки, оптические иллюзии, попкорн и яблоки в карамели. А потом Джеймс взял ее за руку и привлек к себе слишком близко, но Изола машинально отстранилась.