Рассказ русалки
Лоза вынырнула в конце дорожки: волосы убраны под шапочку, глаза спрятаны за очками для плавания.
– Ну, как я?
– Неплохо, – ответила Изола и показала ей циферблат водонепроницаемого секундомера.
Лоза слегка понурилась и тихо ругнулась.
«Неплохо» никогда не означало «достаточно хорошо». Соревновательная жилка в Лозе была настолько сильна, что, казалось, определяла всю ее суть. Лоза до седьмого пота тренировалась в гимнастическом зале под бодрые симфонии Моцарта и плавала в городском бассейне Авалона, а Изола засекала для нее время.
Лоза приподняла очки; кожа под ними сморщилась от хлорки, из стекол потекла вода.
– Тебе правда не скучно?
Изола покачала головой. У нее была любимая книга и целый сонм мрачных мыслей, не дававших заскучать. Ей не нравилось плавать в бассейне – он казался океаном для узников, а хлорка придавала волосам зеленоватый оттенок.
– Давай, Миэко, – приказала она, обращаясь к Лозе по ее первому имени. – Туда и обратно, марш!
– Но…
Изола щелкнула секундомером, и Лоза торопливо поплыла прочь – соревновательный дух требовал принять вызов.
Там, где только что трепыхалась Лоза, расцвела копна красных волос, и русалка улыбнулась Изоле.
– Итак, – произнесла Кристобелль, устраиваясь на тумбе для ныряния, – что происходит с парнем?
– С Джеймсом? – уточнила Изола, присаживаясь рядом с ней. – Не знаю, он по-прежнему…
– Нет-нет, не с ним! – Русалка вильнула хвостом, и золотистые чешуйки ярко блеснули.
– Тогда с каким еще парнем?
– Сама знаешь – с тем парнем.
Кристобелль радостно подмигнула Изоле единственным глазом – ярко-красным, на несколько оттенков светлее ее волос. Правый глаз прикрывала бледно-розовая ракушка в форме сердца – вернее, под ней скрывалось место, где когда-то был глаз. Его выколол мужчина, укравший сердце Кристобелль, – молодой моряк, рыбак, которого она любила издалека. Житель побережья, с солью в крови, он любил оба мира – его ноги твердо стояли на земле, но ботинки медленно наполнялись водой.
Тоска привлекла Кристобелль слишком близко к его кораблю, и она попалась в сети. Моряк прижал ее к палубе и увидел в ее левом глазу будущее – видение славы и богатства, во сто крат превышающего любовь в его настоящем. «Я стану владельцем прекрасной русалки в бродячем цирке уродов», – думал он, больно сжимая ее плечи.
Испуганная Кристобелль извивалась, кричала и била его могучим хвостом. Моряк ударил ее по лицу, и в ее потрясенном правом глазу увидел другие картины будущего: воплощенную ярость моря, бурные черные волны и затонувший в полночь корабль. Свою смерть в цепких руках русалки, ее кроваво-красные локоны на своем горле.
Он крепко зажал русалку и ножом выколол ей правый глаз – предвестник ужасного будущего. Моряк пригрозил, что если она не прекратит сопротивляться, он чешуйка за чешуйкой срежет ее чешую ржавым ножом, выпустит страдающие от безнадежной любви кишки на палубу и выставит ее в цирке уродов как чучело морской ведьмы.
Он успел забрать у нее только глаз, прежде чем обещанное будущее настало. Кристобелль сумела опутать его волосами и утащить за борт. Она хранила его скелет в подводной пещере, время от времени наведываясь туда, чтобы продеть водоросли между его ребрами, возложить на череп венок из кораллов и отдаться ненависти, смеху и горю над останками самого любимого врага.
Отчего-то Кристобелль по-прежнему обожала саму идею любви.
– Он приятный, – сказала Изола, – но будет нечестно втягивать его во все это.
– Во что?
– Ну, ты знаешь. – Изола повела рукой в символическом жесте, описывающем ее мир. – Все это.
– Ты к нему неровно дышишь, – поддразнила Кристобелль.
– А еще ко мне прицепилось злобное привидение, – возразила Изола. – Он заслуживает большего, чем такую, как я, да еще и с мертвячкой в придачу.
Лоза вольным стилем плыла обратно. Кристобелль скользнула в воду и понимающе подмигнула И золе.
– Это будет в высшей степени неразумно, – добавила Изола. – Разум говорит «нет».
Русалка улыбнулась, подчеркивая еще один изъян своего лица – родинку на щеке, куда ее любимый когда-то моряк воткнул крюк, чтобы пленница перестала кричать.
– У разума и души, – мудро сказала Кристобелль, прежде чем нырнуть, – нет ничего общего, кроме гласных.