Когда мама Уайльд была маленькой, ей никогда не разрешали праздновать день рождения. Ее мать, глубоко религиозная женщина, настаивала, что единственным особенным и безгрешным человеком на земле, достойным ежегодного празднования, был младенец Иисус. Прошли годы, мама Уайльд выросла и прославилась на весь Авалон великолепными праздниками, которые устраивала для единственной дочери: зеленые лужайки в разгар лета и роскошные торты с написанным глазурью возрастом именинницы. Мама Уайльд приглашала всех.

Но в последний раз подобный праздник состоялся на десятилетие Изолы. Потом мама слишком плохо себя чувствовала – после того, что случилось.

Но Изола прекрасно помнила эти вечера. Одним из любимых в ее памяти остался пятый день рождения. Тематикой праздника были феи – традиционные, из классических сказок, – и все девочки надели короны из цветов, сплетенные мамой Уайльд, а мальчики, потрясавшие скипетрами Оберона, вставили бутоньерки в петлицы. Изола встречала гостей у калитки с почтовым ящиком, а ее мама складывала подарки в художественную груду на складном столике.

Матушка Синклер, пухлая шотландская медсестра из дома номер тридцать девять, прибыла в цветастом сарафане и с улыбкой до ушей. Обладая внушительным бюстом, она славилась крепостью своих объятий и в тот день чуть не задушила Изолу, прижав ее к своей пышной груди.

Когда миновала лихорадка срывания упаковок и разрезания лент, все подарки Изолы выложили на траву, чтобы другие дети тоже могли на них взглянуть и поиграть с новыми игрушками, Изола заметила, что матушка Синклер сидит в густой тени тогда еще прекрасной сливы и обмахивается пухлой рукой, а в другой сжимает маленькую розовую коробочку.

– Иди сюда, посмотри, что у меня для тебя припасено! – позвала она, и Изола проковыляла к ней и плюхнулась у ног. Матушка Синклер вручила ей коробочку, Изола жадно сорвала бумагу и увидела потемневший серебряный футляр для украшений.

– О, какая красота! – восхитилась подошедшая мама Уайльд, в ярком солнечном свете казавшаяся лишь черным силуэтом. – Поблагодари миссис Синклер.

– Спасибо, – послушно сказала Изола.

– Это музыкальная шкатулка, – сияя, пояснила матушка Синклер. – Открой же ее, Изола.

Изола открыла коробочку, но оттуда не полилась механическая музыка, а выпорхнул ярко-розовый пузырек. Он подлетел к кончику носа Изолы, клюнул веснушку и громко сказал:

– Какая же ты огромная! Почти такая же большая, как матушка Синклер!

– Вот, – помогла мама Уайльд, забирая из липких ручонок Изолы подарок. – Ее надо завести… О, как мило!

Шестеренки механизма вращались, проигрывая колыбельную – незнакомый мотив, который все они откуда-то знали, словно он всегда играл фоном в их мечтах, – а крошечная девочка с прозрачными крылышками порхала вокруг головы Изолы, внимательно ее изучая. Изола тоже молча разглядывала летунью: она никогда не видела подобных существ.

– Я заберу ее в дом, Изола. Слишком ценная вещь, – сказала мама Уайльд, когда мелодия пошла по второму кругу. – Чудесный подарок, матушка Синклер.

Когда она ушла, матушка Синклер оглушительно расхохоталась так, что груди задрожали как желе.

– Я так и знала, – выдохнула она. – У тебя все на лице написано, Изола Уайльд! В этом я никогда не ошибаюсь. Ты и впрямь Дитя Нимуэ.

Изола поняла только одно: матушка Синклер обо всем догадалась.

– Как… как вы?..

Матушка Синклер постучала себя по носу.

– Видала я, как они собираются и летают туда-сюда из твоего окна и обратно…

– Вы имеете в виду принцев? – спросила Изола, но тут же спохватилась и зажала рот ладонью: отец всегда злился, когда она о них упоминала.

– Принцы, говоришь? Ты их так называешь? Мы зовем их Детьми Нимуэ.

Изола встала на колени.

– Чьи-чьи дети?

– Нимуэ! Ты никогда не слышала о Нимуэ? Ты ведь живешь совсем рядом с ее прекрасным лесом.

– Но ведь это лес Вивианы.

– У старушки Нимуэ много имен. – Матушка Синклер хлопнула себя по коленке и наклонилась вперед. —

Нимуэ и Вивиана – одно и то же. В старых легендах ее зовут Владычицей озера, дочерью магии и тайны. Волшебник Мерлин любил ее, и Вивиана – то есть Нимуэ – хитростью выспросила у старого колдуна все его волшебные приемчики, а потом заманила его в очарованный лес и заточила в могучий дуб.

– В этот лес? – распахнула глаза Изола, указывая пальцем на деревья.

– Возможно, – кивнула матушка Синклер. В ее глазах плясали искорки. – Никогда не знаешь наверняка. Говорят, ее дети появляются из места, где Озеро встречается с Деревом. Все они – волшебные создания, как бы их ни называли – призраки, феи, пикси, гоблины, сирены или кто там егце. Но иногда они – просто люди, такие, как я и ты, малышка. Это крохотное Дитя Нимуэ, – добавила она, вытягивая палец, на который тут же приземлился розовый пузырек и принял образ девочки, – зовут Цветочек. Она из маленького народца.

– Маленького народца? – непонимающе переспросила Изола.

– Из фей, милая.

Цветочек сделала книксен, придерживая крошечную юбку из листка, и улыбнулась Изоле всем своим телом, включая заостренные ушки, пальцы ног и глаза. Изола никогда не видела ничего подобного.

– Ты мне нравишься, – громко объявила фея. – А я тебе?

– Э-э… да.

– У тебя очаровательный сад.

– Спасибо. Моя мама…

– Ага, – мечтательно протянула Цветочек. – Выглядит таким вкусным.

Она перелетела с руки матушки Синклер на колено И золы, где тут же свернулась калачиком и начала грызть ногти на ногах.

– Цветочек много лет составляла мне компанию, а я не давала ей голодать, – хихикнула матушка Синклер. – Но я скоро вас покину и вот подумала, что тебе не помешает егце один… как ты там их назвала? Ах да, принц.

Изола нервно глянула на чумазую фею.

Цветочек вытащила большой палец ноги изо рта и заявила:

– Я хочу есть.

– А чем ты питаешься?

– Больше всего люблю жимолость.

Изола вопросительно посмотрела на матушку Синклер.

– Просто цветы, малышка. Чем красивее, тем лучше. Она мало ест. Только следи, чтобы никто не принял ее за вредителя и не опрыскал пестицидом! – Она встала с пластмассового стула, потянулась и на секунду замерла, глядя, как по рукам двигается тень. – Веди себя хорошо, Цветочек, букашка ты моя, – улыбнулась матушка Синклер. – И еще раз тебя с днем рождения, Изола Уайльд. – Она осторожно погладила кончиком пальца головку феи, потом провела ладонью по голове Изолы и направилась прочь.

– А куда вы, матушка Синклер? – окликнула ее Изола. – То есть почему вы больше не сможете быть с Цветочком?

Пухлая леди из дома номер тридцать девять обернулась и хохотнула.

– Благословенна будь, маленькая Дочь Нимуэ, – я возвращаюсь домой!

Две недели спустя матушку Синклер похоронили на Высоком кладбище на лысом холме с видом на городок. На покойнице были ортопедические ботинки, а на груди красовалась брошка с портретом Флоренс Найтингейл. Ее муж, будущий Страшила Рэдли, долго говорил о борьбе жены с болезнью: «Попытки победить рак всегда называют борьбой, но моя красавица-жена не верила в войну». Он описывал ее сад и землю, въевшуюся в морщины матушки Синклер. Рассказывал, как она умудрялась делать так, чтобы цветы цвели круглый год. Говорил о ее связи с землей и о любви к детям и животным, объятиям и подаркам, лесу Вивианы.

Стоя в третьем ряду сзади, Изола думала об огромной груди матушки Синклер и о музыкальной шкатулке с таинственной феей внутри. Человеческое Дитя Нимуэ вернулось от озера и дерева в землю.

Цветочек проливала крохотные розовые слезы в нагрудном кармане Изолы.

До этого Изола была на похоронах лишь однажды – в четыре года, когда умерла ее бабушка.

– Не бойся, – сказала тогда мама Уайльд, а слезы текли по ее лицу, пока она успокаивала Изолу, гладя по спине, – она умерла во сне.

Мама имела в виду, что бабушка не мучилась перед смертью, но той ночью Изола боролась со сном, боясь закрыть глаза. Она натянула одеяло до подбородка и смотрела, как тени пляшут по стенам комнаты.

– Алехандро, – тихо спросила Изола, чтобы не услышала мама, – что случится, если я умру во сне?

Дух всегда являлся на ее зов, но он не смог заверить Изолу, что не позволит этому случиться. Пока она не расстроилась еще больше, он вытащил из нагрудного кармана две незнакомые золотые монеты.

– Плата перевозчику, querida, – просто сказал он, кладя деньги на прикроватную тумбочку. – На случай если ты умрешь во сне.

Бабушкины похороны прошли пышно и торжественно; лицо безучастного Иисуса на окне напоминало витраж. Бабушка в гробу была на себя непохожа – перестарались с гримом. Будь она жива, то скривилась бы и сказала, что выглядит как уличная бродяжка.

Прежде чем закрыли крышку, Изола сунула в гроб папин кошелек, надеясь, что бумажных денег хватит на билет в один конец.

Похороны матушки Синклер были совсем другими – земными и благоуханными, а под черными пиджаками пришедших скрывались яркие наряды. У могилы Изола щупала в кармане прохладные монеты, те самые, которые год назад ей дал Алехандро. Тогда она не понимала и еще долго не поймет, насколько они ценны: то был последний подарок, который Алехандро получил от своих младших сестер. Изола кинула в глубокую могилу веточку жимолости, в цветах которой скрывались две монетки из ее собственной свиньи-копилки.