– Где ты был все выходные?

– А что? – Алехандро взъерошил ей волосы. – Скучала по мне, querida?

Изола тут же пригладила прическу и хмуро ответила:

– Нет. Ко мне приходила гостья.

Алехандро наклонился и поцеловал ее в щеку. Изола вытерлась.

Под глазами у Алехандро постоянно темнели круги, совсем как у Изолы по утрам, если она не смывала тушь перед сном. У обоих были тонкие жеребячьи ноги, вот только худоба Алехандро объяснялась юностью, прошедшей в наркотическом угаре. Его сногсшибательный костюм (в котором он и умер) являл собой последний писк викторианской моды. Алехандро каждый день привносил в свой облик что-то новое, хотя тот простой факт, что он мертв, навеки делал его неизменным. Свой темно-фиолетовый шейный платок он повязывал то как галстук, то как повязку на голову, то как нарукавник. По-разному закалывал бриллиантовые запонки на кружевных манжетах и карманах пальто, иногда выстраивая их в созвездия. На день рождения

Изолы он выложил бриллиантами на накрахмаленном лацкане цифру «16».

Когда они вошли в лес Вивианы, Алехандро молча забрал у Изолы рюкзак. Вечный джентльмен.

– Итак, могу я полюбопытствовать, кем ты меня заменила?

– Соберись я тебя заменить, то выбрала бы кого-нибудь поживее ее – той девочки, которую мы видели на прошлой неделе. Мертвой, в клетке.

Алехандро напрягся.

– Что ей было нужно?

– Ну, сначала она попросила сделать так, чтобы мое сердце билось потише. А потом велела держаться подальше от проклятого леса.

Алехандро нервно подергал шелковый шейный платок.

– Я не стану делать ни того, ни другого, – заявила Изола, встряхивая белыми, как снег, волосами. – Это мое сердце. И мой лес. Я пришла сюда первой.

– Мне это не нравится, Изола. – Брови Алехандро сошлись на переносице. – Если Цветочек сказала правду о том… что случилось… Подобная смерть может плохо влиять на людей. Ломать их.

Изола слишком хорошо помнила свисающую из тесной клетки ногу. Она поежилась и отрывисто бросила:

– С каких это пор Цветочек хоть что-то понимает?

– К феям стоит прислушаться, Изола, – продолжил увещевать ее Алехандро. – Голосок у них тихий, но они не бросают слов на ветер.

Изола лишь повела плечами. Она не хотела верить, что это правда… но все же она своими глазами видела пустую глазницу и слышала скрипучий голос, похожий на старую пластинку с записью девичьей речи. – Что сталось с телом?

– Я его оставил на корм единорогам.

– Жестоко, – пробормотала Изола.

– Она уже мертва, querida. Думаю, более жестоко позволить стаду голодать еще одну зиму.

Лоза наконец-то появилась в школе, вернувшись к занятиям позже всех. Она бережно поддерживала согнутую руку в гипсе, словно драгоценного птенца.

– Семь дней постельного режима? Из-за этого? – поддразнила ее Изола.

– Я не тратила время зря! – обиженно отозвалась Лоза. – Вот, смотри! Я стала амбидекстром.

Она весь день писала на уроках левой рукой и плохо скрывала свою радость, вручая учителям листки, исписанные белибердой, хотя каждая монахиня раздраженно ей втолковывала, что можно не сдавать вообще ничего. Лоза восприняла это как вызов и начала писать контрольную по математике, зажав ручку в зубах.

Урок рисования после обеда Изола провела, лениво разрисовывая гипс Лозы: темно-фиолетовые грозди винограда, розовые феи, пустая птичья клетка…

– Жаль, что ты все пропустила, – тем временем тараторила Лоза. – Было так смешно: я подбежала и столкнула Магеллу в бассейн, а она выскочила из воды и погналась за мной, а я – по лестнице наверх, налетела на Элли Блайт Неттл – помнишь ее? – и упала со ступенек. Было до одури смешно, только рука жутко болела, но я вроде как напилась и уже не соображала.

– Прости, что я все пропустила.

– Почему ты всегда так быстро сваливаешь? Так нельзя! Люди начнут подозревать…

– Что?

Лоза расплылась в улыбке Чеширского кота.

– Что ты – Бэтмен!

Лоза была единственным плюсом школы Святой Димфны. Религиозного воспитания Изолы не получила: ее крестили только для того, чтобы успокоить набожную бабушку, которая через несколько лет воспарила в строгий консервативный рай, которого так и не обрела на земле. В школу Святой Димфны отец решил отправить Изолу после целой череды подростковых беременностей в местной общеобразовательной школе; видимо, он полагал, что католические школьницы никогда не беременеют и даже смотрят на парней косо.

В этой строго католической, битком набитой монахинями, однополой и пропагандирующей воздержание, антидарвинистской и антиизоловской школе первый день Изолы прошел так.

: бывший женский монастырь с тайными бомбоубежищами времен Второй мировой и древними лестницами, которые вели в никуда, но сносить их не разрешалось. Комната смеха с витражными окнами и асбестом под половицами.

В ухоженном палисаднике стоял потрясающий фонтан, посвященный памяти жесточайшей из монахинь, учившей еще маму Уайльд в бытность ее школьницей.

– И еще она была ужасной, в первый же день разбила мне костяшки пальцев, – сказала мама, когда Изола зашла в ее полутемную спальню, чтобы попрощаться перед уходом в школу, и в конце концов забралась к ней под одеяло.

– Как это?

Мамины глаза, припухшие со сна, распахнулись шире.

– Знаешь, поводов было много.

За волшебным отпугивающим мужчин забором в садике монастырской школы три принца ждали, чтобы пожелать Изоле удачи и попрощаться. Это был единичный случай: Алехандро, конечно, не собирался отступать от своего правила, запрещавшего Детям Нимуэ вторгаться в другой мир Изолы. Но он понял, что она нуждается в подругах, которые пожали бы ее потную ладошку на прощание, и сделал исключение.

Руслана стояла у фонтана: серебряный нагрудник поблескивал на солнце, заплетенные в косу волосы змеились по спине. Над плечом парил пузырек розового света – Цветочек. Золотистая чешуя Кристобелль сверкала в воде фонтана, а русалочий хвост перехватывала розовая ленточка.

– Все будет хорошо, – заверила Руслана, наклоняясь поправить складки на юбке Изолы.

– Натопай на любого, кто тебя обидит! – пропищала Цветочек. Топот был ее ответом на все Большие Неприятности, и она была уверена, что такие огромные существа, как люди, способны растоптать любые раздражители.

– Удачи, дорогая, – промурлыкала Кристобелль, посылая Изоле воздушный поцелуй из-под воды. Изола потянулась за пузырьками, и они лопнули на ладони, охладив ее влагой.

Цветочек облетела вокруг головы Изолы, а Руслана в последний раз нервно поправила ее школьный галстук.

– И не делай ничего, чего не сделала бы я, – напутствовала Руслана.

Изола вопросительно подняла взгляд на возвышающуюся над ней фурию.

– Но ты способна на все.

Черные губы Русланы растянулись в улыбке.

– Вот именно.

Изола так никогда и не привыкла называть их сестрами; сестра – это монашка-садистка, которая била маму по рукам, а сестры в сказках почти всегда были злыми, поэтому Руслана, Кристобелль и Цветочек навсегда остались для Изолы братьями-принцами. Защитниками, которые мокрыми от слез глазами гордо смотрели, как их маленькая сестренка-принцесса надевает ранец и сливается с толпой девчонок в синей форме.

Первая встреча Изолы с властями предержащими прошла предсказуемо. На одном дыхании монахиня – сестра Кэтрин Винсент, позже ставшая для Изолы просто сестрой Кей, – высказалась по поводу прически новой ученицы, длины ее юбки и высоты носков, «которые, кстати, разные, юная леди; вы что, хотите быть наказанной в первый же учебный день, вы же представляете эту школу и производите такое ужасное первое впечатление».

– Как вас зовут?

– Риган, – мило улыбнулась Изола. – Как девочку в «Изгоняющем дьявола».

Изола не выносила фильмов ужасов – они, казалось, проникали в ее сны всякий раз, когда она осмеливалась посмотреть на экран хотя бы сквозь пальцы, – и не смотрела «Изгоняющего дьявола», но ей хватило коварства, чтобы противопоставить растиражированный массовой культурой сатанизм угрозам одной из морщинистых Христовых невест.