Питер Кроутер Цепь Артемиды - Страшные сказки. Истории, полные ужаса и жути (сборник) - Рэмси Кэмпбелл - RutLib.com

Книга: Страшные сказки. Истории, полные ужаса и жути (сборник)

Питер Кроутер
Цепь Артемиды

«Выкрали раз у одной матери домовые из колыбели ребенка, а вместо него подложили оборотня с большой головой да пучеглазого, и знал он только одно – есть да пить».

– Братья Гримм (Домовые, Сказка первая)

«У фей есть магическая сила… они убьют тебя раньше, чем ты успеешь убить их».

– Карен («В меньшинстве»)

Пролог

Чарльз Кавана свернул с шоссе и выехал на прямую дорогу, местами, казалось, слишком узкую даже для одного автомобиля. До этого они побывали в доме уже два раза. Резко повернув направо, на мостик, ведущий к широким воротам и саду, Чарльз остановил машину и вышел. Присвистнув, он помотал головой.

– Приехали?

Джеральдина Кавана стянула с головы наушники и шлепнула брата по руке.

– А что, разве похоже, что приехали?

Ответа не последовало, и Джерри буркнула: «Тормоз».

Подняв голову, Том увидел, что сестра выводит имя «Джулиан Тиббетс» и рисует вокруг сердечки. Он делано кашлянул и тихонько шепнул «проститутка», заслужив от сестрицы новый удар.

– Джеральдина! – окрикнула с переднего сиденья Труди Кавана.

– Он меня обозвал. – Джерри спрятала тетрадь под мышку, пока мать не увидела, чем она занималась.

– Ну да, – невинно вытаращился Том, – уткой.

В этот раз Джерри пошире размахнулась и отомстила наглецу.

– Ай! – Он разделил это слово на слоги, растянув как мог: «Ай – йииии», – и потер руку.

– Джерри, я не буду повторять!

Отлично, меня это устраивает, подумала девочка.

– Ладно, извини, – сказала она вслух.

– Не мне говори, брату.

– Извини, Брат, – произнесла Джерри. Прозвучало неубедительно.

– Мне надо отлить, – заявил Том.

– Том! – настала очередь отца принять участие в дебатах. Том пожал плечами и самым послушным голосом, каким мог, попросил:

– Тогда скажи, чтобы она на меня не смотрела.

– Мы там будем через минуту, солнышко, – отозвалась Труди. – Ты уж потерпи, все будет хорошо.

Том уже зажал между ног кулак, и сестра, заметив это, брезгливо поморщилась и отвернулась к окну.

– Гадость какая.

– «Весь этот нескончаемый пасмурный день, в глухой осенней тишине, под низко нависшим хмурым небом, я одиноко ехал…»

– Дорогой?

– Пап, с тобой все в порядке?

– Это из «Падения дома Ашеров», – пояснил Чарльз и опустил стекло.

– Ну пап, – заныл Том, – Холодно.

– «Я одиноко ехал верхом по безотрадным, неприветливым местам – и наконец, когда уже смеркалось, передо мною предстал сумрачный дом Ашеров».

Чарльз тряхнул головой и уставился на дом за полем, как будто ему открылось нечто удивительное.

– Разве он не прекрасен?

Никто не ответил.

– Все в точности, как написано у По.

Труди протянула руку и ласково потрепала мужа по колену. Том, привалившийся к спинке переднего сиденья, заметил это и, хотя тогда не смог бы внятно объяснить, что именно произошло, тем не менее увидел в этом, казалось бы, незначительном жесте нечто, что запомнил на всю жизнь… воспоминания об этом возвращались, когда он меньше всего ожидал этого. И, честно говоря, хотел этого.

– Грусть разлита здесь повсюду, правда. – Чарльз поднял руку, показывая пальцем на какие-то предметы, на которые никто, кроме него, не обратил внимания. – Но в этом есть прочность, и это история, и еще…

– Там есть кров, дорогой. – Она снова потрепала его, на сей раз намекая, что пора ехать. – А Томми хочет пи-пи.

– Мам! Это даже хуже, чем «отлить»!

– Том, сколько раз можно повто…

– Но ты же сам говорил… Ладно, проехали. – Том откинулся на спинку сиденья и состроил гримасу. Его поразило, когда Джерри нагнулась и шепнула ему на ухо: «Две минутки, и мы на месте», а потом потрепала брата по ноге, так же, как мама трепала папину ногу.

– Похоже, дождь собирается, – сказала Труди, когда они переехали мост и направились к Грейнджер Холлу.

Так оно и было. Небо на западе было похоже на разбитое колено сплошь в синяках – багровых и холодных зеленовато-желтых.

Том все сильнее хотел в туалет – потребность облегчиться росла, кажется, с каждым ярдом, приближавшим их к мощеной подъездной площадке и парадному входу.

Издалека Том заметил пугало, одиноко торчавшее сбоку от молодой рощицы. Тут машина вильнула вправо, Том схватился за ручку двери и придержал свои комиксы, чтобы не упали. Когда он снова выглянул в окно, пугало уже скрылось из виду, заслоненное деревьями.

Через несколько минут он уже был наверху, в туалете, облегченно повизгивая, когда столько времени сдерживаемая струя ударила в застоявшуюся воду в унитазе.

– Не забудьте вымыть потом руки, юноша! – крикнула Труди из кухни, заставленной – как и все комнаты, мимо которых они проходили, – пирамидами из коробок. Опершись руками о мойку, она глядела в окно. Местность казалась пустынной и унылой.

На втором этаже Том как раз повернулся к раковине, когда за дверью скрипнули половицы и раздался звук, как будто по коридору тащили что-то тяжелое. Звук, хотя и очень тихий, нарастал. Что бы это ни было, оно двигалось из западной части дома к восточной… прямо мимо комнатки, в которой сейчас был Том.

– Джер?

Том слышал голоса внизу, но на таком расстоянии не мог различить, кому они принадлежат.

Прямо за дверью послышался новый звук, теперь это было сопенье.

– Джерри, не смешно, слышишь? Вообще не смешно. Фх… фх-фх-фх…

– Джерри, может, хватит уже?

Шум внезапно прекратился. Том замер и тихо глядел на стеклянные вставки в двери туалета. В коридоре было темно – очень уж быстро стемнело, когда они приехали. Сколько времени с тех пор прошло? Пять минут? Семь?

– Джерри, кончай валять дурака!

Нет ответа.

– Пожалуйста, Джер.

Ответа по-прежнему не было. Возможно, она продолжала над ним издеваться, но вряд ли, какой ей смысл, в конце-то концов, она…

Что это?

Том закрутил головой, стараясь лучше расслышать.

Вот опять. Он проворно обернулся к двери, как раз вовремя, чтобы увидеть, что круглая ручка медленно поворачивается.

Потом в бачке что-то плеснуло. И тут ручка двери опять начала поворачиваться.

Джерри ввалилась в дом с охапкой курток и потащила их в гардеробную.

Чарльз бросил ключи от машины на массивный деревянный стол, у которого был такой вид, будто он стоял здесь целую вечность. Чарльз прошел на кухню, обнял жену и развернул ее к себе лицом.

– С новым домом, дорогая.

Труди обеими руками обхватила Чарльза, привстала на цыпочки, чтобы поцеловать.

– И тебя с новым домом, мой Чарли Великий.

– Довольна?

– Довольна? Господи, дорогой, да я счастливее, чем ты можешь представить.

Он кивнул.

– Я не кажусь счастливой?

– У тебя был немного грустный вид.

– Когда? Когда это было?

– Когда я вошел, прямо в этот момент. – Чарльз кивнул на окно. – Ты смотрела туда.

– А, я просто думала. Знаешь… вспоминала прошлое.

– Но воспоминания были счастливыми, да?

Труди кивнула и крепче обняла его.

– Да, я думала о хорошем… Но воспоминания… – Она понизила голос. – Как бы мы без них жили а?

– Как приятно слышать, что родители говорят хорошее о своих детях! – Это Джерри вернулась из гардеробной.

– Ну ты и размечталась, Джерри! – улыбнулся Чарльз – видимо, хотел ее поддразнить.

Джерри не отреагировала.

– Пойду переоденусь. Мои коробки в комнате?

– По идее, да, зайка.

Когда Джерри поднялась наверх, Труди повернулась к Чарльзу:

– Эта ерунда в машине…

– Ерунда в машине?

– «Падение дома Ашеров». Как ты все это запомнил? В смысле – ты же цитировал слово в слово. Декламировал, как… как артист.

– Ты же знаешь, как я люблю По, эту «ерунду», как ты выразилась. Я выучил наизусть только несколько отрывков – вот этот, начало «Падения дома Ашеров», кусочки из «Ворона» и «Преждевременного погребения» – и «Маску Красной смерти», конечно же…

Труди улыбнулась и притворилась возмущенной:

– Конечно же!

Чарльз заглянул ей в лицо. Пальцем коснулся одинокой слезинки, катившейся по щеке.

– Ты устала, – сказал он.

– Да, устала – вымоталась, как кляча, если хочешь знать правду.

Она прыснула, но тут же снова стала серьезной.

– Да нет, я просто думала – так, ерунда, на самом-то деле. О нашем прошлом, о вещах, без которых я теперь не смогла бы жить.

– О чем, например?

Труди набрала полную грудь воздуха и выдохнула, надувая щеки.

– Помнишь, когда я и Мо – Морин, из колледжа, не забыл ее?

Чарльз кивнул и огляделся, проверяя, не подслушивает ли Джерри на лестнице.

– Так вот – когда мы пришли к тебе в банк, где ты работал летом…

Он застонал.

– Да, кошмар!

– Ты был тогда таким приветливым и симпатичным – по-моему, тогда я впервые подумала, что у нас с тобой могло бы что-то получиться. Понимаешь?

Он ничего не ответил, только подмигнул и улыбнулся.

– Ты заплатил за наш ланч, – продолжала Труди. – у Мо тогда были проблемы в семье – а потом, уже после, мы с ней сходили в книжный магазин Остика и купили для тебя…

– «Городок и город», первый роман Джека Керуака!

– Ты помнишь!

– Конечно, помню. Я вообще не знал про эту книгу тогда, хотя «В дороге» прочитал еще лет в тринадцать-четырнадцать. До сих пор помню, как она начинается, – удивительная книга.

Он обнимал Труди за плечи, сцепив руки в замок, смотрел ей в лицо и видел, что глаза у нее на мокром месте.

– Если бы меня спросили, могу ли я точно назвать момент, когда почувствовал, что влюбился в тебя, я назвал бы этот. Когда вы с Мо вернулись в банк и вручили мне «Городок и город» Керуака в полосатом бумажном пакете – в такие тогда у Остика клали покупки.

Труди положила ладони на лицо Чарльза.

– Видишь, – сказала она, – а теперь представь, если бы тебя лишили этого воспоминания, убрали бы его из твоего… банка памяти. Из запоминающего устройства. Представь, что бы ты чувствовал.

Чарльз поцеловал жене руку.

– Могу только сказать, что я чувствую сейчас.

Труди нахмурилась.

– Я бы не огорчился, ни капельки. Я знаю. Знаю. Звучит как святотатство… но ведь если это изъяли бы из моей памяти, то я и знать не знал бы ни о книге, ни об обстоятельствах, при которых ее получил.

Он посмотрел на нее.

– Ты сейчас наверняка думаешь о своей маме, да?

– Да. Но я думаю и про нас тоже. О наших воспоминаниях. Когда я училась в университете, как-то на одной лекции нас попросили выбрать, без какого чувства мы могли бы обойтись.

– Обойтись?

– Да… понимаешь, мы как будто могли выбрать, от чего отказаться… Понимаю, звучит глупо, но представь, что тебе говорят: можешь оставить только одно из своих чувств: обоняние, вкус, слух или зрение…

– Примерно как в «Выборе Софи», но о чувствах.

Труди кивнула:

– Выбор Труди.

Чарльз поцеловал ее в щеку, но Труди решительно отстранилась, недовольная, что муж держится с ней покровительственно. Он отстранился и серьезно кивнул.

– Так вот, я тогда чуть с ума не сошла, пытаясь выбрать, чем же пожертвовать. Отказаться от слуха – и никогда больше не услышать «Гобелен» моей любимой Кэрол Кинг – или от зрения, но тогда я никогда не увидела бы твоего лица.

Она отбросила волосы со лба и переступила с ноги на ногу.

– И вдруг Джереми, как же его фамилия – не помню, но все еще называли его Джем… Робертс! Это был Джем Робертс! Он поднимает руку и спрашивает, включил ли лектор память в этот список. А лектор выждал минуту, а потом говорит (весь из себя такой умник): «Это не чувство, это функция».

– Как-как? Что за хрень!

Труди с чувством закивала:

– Да, полная хрень.

Она замолчала.

Чарльз поторопил: «Что же было дальше?»

Труди пожала плечами:

– Ничего больше не было. Вернее, я не помню, чем все кончилось. Но он попал прямо в точку. Джем Робертс, да…

Труди рассеянно оглядела темный коридор, ведущий в гостиную, и попыталась улыбнуться.

– И с тех самых пор я панически боюсь лишиться памяти, забыть тебя или места, где бывала. Видишь ли, можно ослепнуть, оглохнуть, потерять обоняние или вкусовые сосочки – все это было бы ужасно и трагично, особенно как подумаешь про сэндвичи с беконом, – но в памяти… вот как сейчас, – и она прикрыла глаза, – я думаю о твоем лице и могу его увидеть. Я думаю о песне Кэрола «Ты будешь любить меня завтра» и могу ее услышать. Ты понимаешь, о чем я?

– Понимаю.

– И даже сэндвичи с беконом – если очень постараться, я могу вызвать в памяти их запах. Черт, знаю, что не могу, но я сохраню это воспоминание и смогу… смогу его вызвать. – Труди прищелкнула пальцами. – Легко, вот так.

– А вкус?

– Вкус – это индийская еда. Обходиться без нее было бы пыткой. Но я уверена, что смогла бы воспроизвести по крайней мере некоторые вкусы, вызывая из памяти те потрясающие блюда, которые я когда-то ела. – Труди потерла лоб. – По большей части вместе с тобой, дорогой мой Карл Великий.

Внезапно повисла тишина – как это иногда случается, – и Чарльз первым решился ее нарушить:

– Ну-ну, родная… Избави нас боже от чего-то подобного.

– Мама забывает одно за другим, в тот же день… иногда даже забывает фразу, еще не договорив.

– Но она счастлива.

– Как животное, – сказала Труди, и это прозвучало резко. – Как собака, которая даже не знает, что умрет. Не знает, что ее собачий друг умер.

– Ты об отце?

– Да, о папе. Она даже не знает, как его зовут.

– Ну и пусть, родная. Ей хорошо. Она же знать не знает, чего лишилась. Тебе трудно это осознать, я понимаю.

– Эмили Дикинсон сказала, что «искупится разлукой Рай, исчерпан ею ад».

– Замечательно. Кто-кто, а она имела право так сказать!

Том подошел к раковине и открутил кран с горячей водой – но горячей воды не было. Все это время он ни на миг не спускал глаз с дверной ручки.

В коридоре раздались шаги, они приближались, становились громче. Он даже не успел ничего сказать, как ручка повернулась и вошла сестра.

– Господи, Томми, – сказала она. – Запирайся в следующий раз.

– Почему ты мне не отвечала, – спросил он, озираясь и ища, чем вытереть руки. – И зачем крутила ручку?

– Не крутила я никакую ручку. Просто вошла…

– У тебя есть полотенце?

– Разве похоже, что у меня есть полотенце?

– Может, принесешь?

– Сам принеси.

Том посмотрел на окно, но занавесок не было.

– Эй, может, выйдешь уже из туалета? Мне вообще-то нужно.

Том бочком вышел, и Джерри затворила дверь.

– Понимаешь, снаружи кто-то был, – сказал Том. – Сопел.

Он пересек коридор и обтер руки о неровную стенку.

– Я думал, это ты…

Было слышно, как Джерри спустила за собой, потом раздался звук льющейся из крана воды, и Джерри открыла дверь, стряхивая капли с мокрых рук.

– Слушай, эта стена… тут доска какая-то.

– Давай потом. – Сестра прошла мимо Тома. – Мы, кажется, едем ужинать.

Том захлопал в ладоши.

– Ура, я умираю с голоду!

– Мы едем ужинать? – спросил Том, влетая в кухню.

– В городе есть «Пицца-Экспрес», – сообщил Чарльз. – Как вы на это смотрите? Пицца и паста – что скажете?

– Я скажу «да», мистер По, – отозвалась Труди, направляясь к двери.

Том наморщил лоб. Мистер По? Пожав плечами, он выскочил следом. Непонятные они, эти взрослые, а родители непонятнее всех.

Взяв со стола ключи, Чарльз собирался выходить, когда с криком «Эй, подождите меня!» выбежала Джерри. Чарльз обхватил дочку за плечи и притянул к себе.

– Куда едем? – спросила она.

– В город.

– Ужинать?

Он кивнул:

– Пицца. И паста, – добавил он, закрыл дверь и подергал, проверяя, надежно ли заперто.

Через минуту взревел «Ягуар», вскоре шум мотора стих вдали, и остался только шум ветра в листве деревьев. Внутри дома закипела работа.

I. Шкаф в стене

Как раз перед тем, как закричала Джерри, снаружи раздался громкий треск. Труди решила, что кто-то что-то сломал.

Это был второй день в Грейнджер Холле, их новом доме – не новом в смысле возраста, но новом для их семьи. Итак, они прибыли сюда, на побережье Северного моря, после двадцати пяти лет сухопутной жизни в Йорке и четырех месяцев, проведенных в Манчестере. День был в разгаре, а здесь уже будто смеркалось и обещало стать еще темнее.

Джерри оповестила о своем открытии: «Здесь потайной шкафчик!» – но ее слова почти утонули в шуме ливня, забарабанившего в окна нового дома.

– Идите сюда, посмотрите!

Том оторвался от разматывания перепутанных проводов от антенны, телефона и кабелей, побросал их на некрашеный пыльный дощатый пол и стремглав бросился в комнату сестры. Одиннадцатилетний сорванец вечно носился во весь опор. Даже лодыжка, которую он сломал в Харрогите, спрыгивая с баскетбольного кольца, закрепленного на крыше гаража, его не остановила, он и в гипсе бегал по дому и мощеным дорожкам с непостижимой скоростью.

– У него высокий болевой порог, когда-нибудь это сыграет с ним плохую шутку, – так Чарльз всегда отзывался о «способностях» сына.

– Ну-ка, поглядим! – пронзительно крикнул Том, тормозя рядом с сестрой.

– Томас, успокойся, пожалуйста, – воззвала снизу Труди. Она пыталась дозвониться до местного мастера-умельца, рекомендованного их риелтором. Эсси была массивной женщиной – на весах она тянула больше двадцати стоунов, вдобавок с неправильным прикусом и такими редкими зубами, что между ними, пожалуй, легко проскочила бы сосиска.

Труди долго слушала телефонные гудки и уже собралась дать отбой, как трубка рявкнула: «Да?»

Грубость на том конце провода застала ее врасплох, и она попыталась собраться с мыслями:

– Мистер Блеймир?

– По-вашему, я похожа на «мистера»? – произнес голос (теперь было ясно, женский), за этим последовал довольный смешок.

– Я Черити Блеймир. Вам нужен Кэрол.

– Не дергай, – услышала Труди крик дочери и тоже чуть не хихикнула.

– Кэрол? – переспросила она.

– Да, так зовут моего мужа. – Последовавший за этим смех не показался веселым. – Как песня, ясно?

– Какая песня?

– Ух, тут тесновато, – послышался теперь голос Тома, как будто сквозь стиснутые зубы.

– Ну, тот малый, что поет кантри, у него еще есть песня о парне по имени Сью?

– А… – откликнулась Труди, высовываясь в коридор, чтобы лучше слышать, что там происходит. – Джонни Кэш?

Повисло молчание, и Труди ясно представила, как женщина качает головой и смотрит на телефон со смешанным выражением жалости и разочарования. Однако все, что сказала женщина, было:

– Неважно… – И добавила: – Его нет, он уехал…

– Когда он вернется?

Том слетел вниз по лестнице через две ступеньки.

– Не имеет значения, – сказала Труди, знаками показывая сыну, чтобы не шумел. – Я перезвоню позже.

Она положила трубку, вздохнула и рукой перекрыла дорогу сыну.

– А ну, притормози-ка, дружище.

– Ничего там не видно, – объяснил Том, не обращая внимания на неодобрительно насупленные мамины брови. – Я вставал на цыпочки и дотянулся почти до конца, но…

– До самого конца чего? Ничего не видно где?

Мальчик повернулся и посмотрел вверх.

– Там шкафчик. В стене, – добавил он, в таком возбуждении, что голос упал почти до шепота.

Когда Труди зашла в спальню (Джеральдины или Томми? – она не помнила точно), Том уже был у стены, безуспешно пытаясь забраться в большой встроенный шкаф, футах в пяти над полом.

– Джер, подсади меня! – пыхтел Том, барахтаясь и стараясь опереться обо что-нибудь, чтобы залезть повыше.

– Там ничего больше нет.

– Я просто хочу посмотреть еще раз!

Со вздохом Джерри подсадила братишку, так что он смог опереться локтями об узкую деревянную кромку.

– Да, пусто, – подтвердил он через несколько секунд уже обычным своим голосом.

– Я же тебе говорила.

Том громко фыркнул и скорчил рожицу. Обернувшись к Джерри, он сказал:

– Ну и запах. Ты, похоже, пукнула?

Джерри метнулась к нему, Том увернулся. Скользнув вниз по стене, он свалился на кучу мусора под проемом шкафа.

– Ну, вы даете, просто молодцы, оба! – Труди подошла и осмотрела стену, ощупала квадратный проем по периметру.

– Это все Том, – объяснила Джерри, кивая на мальчишку, который, морщась, тер бок.

– Она точно пукает, – огрызнулся Том.

– Я не пукала!

– Нет, было, было, скажешь, нет? – Он повернулся к Труди и заныл: – Мам, пусть скажет!

– Хватит об этом, давайте-ка лучше поскорее приберем тут. Папа вернется через… – Она не договорила и отвернулась от шкафа, поперхнувшись. Потом помахала рукой перед носом и сморщилась. – Фу, здесь и впрямь пованивает.

Она вопросительно взглянула на дочь, подняв бровь.

– Ну, мам! – возмутилась было Джерри, но Труди уже была занята другим. Она подняла стопку бумаг и сосредоточенно их перебирала.

– Гм… Да, долго же он простоял запертым. В том-то все и дело.

Забыв о своем «ранении», Том вскочил на ноги, переводя взгляд с матери на шкаф.

Труди положила бумаги на стул. Она потянула за нижнюю кромку шкафа, и вдруг, как по волшебству, та поехала вверх, а навстречу ей сверху спустилась другая такая же.

– Ух ты, вот это да! – воскликнул Том. – Дверцы! Да еще и закрываются как интересно – съезжаются сверху и снизу, а не с боков – круто!

– Это кухонный лифт, – сказала Труди.

– Что еще за штука?

– Маленький подъемник между этажами. Их использовали, чтобы подавать еду из кухни в комнаты наверху.

Труди смотрела на оклеенный обоями кусок фанеры, стоящий у стены. – Люк был закрыт этим?

Джерри кивнула.

– Я простукала стенку и заметила, что в одном месте, – она показала на шкаф – звук был пустой. И он двигался.

– Двигался?! – У Тома округлились глаза.

– Не сам по себе, балда. Он сдвинулся, когда я нажала.

– А как же ты умудрилась отодрать фанеру?

Джерри пристально разглядывала свои тапки.

– Прорезала монеткой по швам – их можно было нащупать под бумагой.

– Хм-м, не успели приехать, как придется делать ремонт.

Замечание было бы строгим, но она смягчила его интонацией. Том и Джерри воздержались от дальнейших комментариев, к тому же, Труди уже отвернулась и набирала номер на мобильнике.

– Я вниз, на кухню, – объявил Том.

Слушая, как на другом конце линии раздаются гудки, Труди рассматривала кухонный лифт и прислоненный к стене кусок фанеры. Вряд ли лифт переносил только еду, слишком уж велик для этого. Ничего себе, да он смог бы поднять даже…

– Алло? – прозвучал голос, и Труди отвернулась.

Джеральдина углубилась в свои записи.

Ни одна из них не заметила двух толстых веревок, проходивших сквозь крышу кухонного лифта и убегавших вниз сквозь его днище.

II. Пугало

Том проворно повернулся и выбежал из комнаты. Издалека было слышно, как он – через две ступеньки – сбегает вниз по лестнице. Вот он на нижнем этаже, подошвы звонко стучат по плиточному полу, который обнаружился в прихожей под потертым ковром. Он предупредил сестру: «Я тебе покричу. Стой там. Около лифта».

Джерри неодобрительно поцокала языком и покачала головой, подражая матери.

Какая ворчунья, а ведь всего четырнадцать. Труди сама прищелкнула языком и отвернулась, скрывая улыбку.

– Да, алло. Это Труди Кавана из Грейнджер Холла. – Она подождала. – На Ханипот-лейн, сразу за Клифтон Роуд.

Новая пауза.

Издалека раздался голос, окликающий Джерри: «Я на кухне, но не могу найти лифта!»

Труди вышла из спальни, объясняя собеседнику на том конце линии, что ей до сих пор не доставили новые шкафы, хотя уже стемнело и надвигается ночь.

Когда мать вышла из комнаты, Джерри посмотрела в окно, на поле и дорогу за Кайндлинг Вуд. Посреди поля виднелась одинокая фигура на покосившемся шесте, одна рука вытянута вверх, ветер полощет одежду. Джерри подалась вперед, загораживаясь ладонью от света отраженной в стекле лампы. Ей вдруг показалось, что фигура повторила ее движение – передразнила.

– Джер, иди сюда! – звал Том.

– Да-да, я еще здесь. – Труди продолжала телефонный разговор, когда Джерри прошла мимо. – Нет уж, лучше я подожду у телефона.

– Там на поле пугало, – сказала Джерри, подходя к лестнице.

– Хм-м? (Труди вернулась в спальню и посмотрела в окно.) Что там делает пугало? – пробормотала она. – Это же пастбище, так зачем… Да, алло! – Она отошла от окна. – Да, миссис Ка-ва-на. Грейнджер Холл. Ханипот-лейн. На съезде со старой Клифтон Роуд!

На кухне Том ощупал стену в месте, соответствовавшем отверстию кухонного лифта этажом выше, но ничего не нашел. Он простучал стенку, прислушиваясь к звуку костяшек.

– Вот здесь шахта, верняк, – заявил он, подтверждая свои слова тремя гулкими ударами, а затем тремя глухими ударами в том участке, где стена явно была кирпичной. – Но выхода наружу тут, похоже, нет.

– Дай-ка я посмотрю! – Джерри оттолкнула брата, медленно пробежала пальцами по гладкой стене, стараясь обнаружить хоть какой-то намек на что-то скрытое за обоями, но там ничего не было.

В дверях появилась Труди, явно не в духе. Дети прижимали головы к стене и к чему-то прислушивались.

– Что слушаем?

– О господи! – Джерри встала, досадливо поджав губы.

– Нельзя ли повежливее, юная леди. Если не хотите провести вечер, простукивая стенки в своей комнате.

Джерри фыркнула и свирепо взглянула на Тома, показавшего ей язык.

– Том!

– Извини, мам.

– Я все видела.

– Знаю. Извини, мам.

Мгновение все трое стояли молча, потом Труди вздохнула.

– Не заказать ли нам ужин с доставкой?

– Да!

– Только не рыбу с картошкой фри, – добавила Труди, роясь в груде рекламок, оставленных риелтором, и пытаясь найти меню единственного в городке индийского ресторана.

– Бе-е! – протянул недовольный Том, выражение лица у него было соответственное.

Труди отыскала меню и приступила к опросу.

– Тикка из курицы, – начала Джерри, – и суп тарка дал.

– И картошку Бемби, – с восторгом добавил Том.

– Бомбей, а не Бемби, – поправила Джерри и выдохнула еле слышно: – Невежа.

Том ее проигнорировал.

– Не забудь про картошку Бемби, – настойчиво повторил он.

– Ты еще не сказал, какое выбрал основное блюдо, – откликнулась Труди. Она еще хмурилась, хотя суровость в голосе была напускной.

– Карри, – последовал ответ. – Из курицы. Вкуснотища!

Потирая живот и облизываясь, Том подошел к высокому табурету. Взгромоздившись на него, мальчик посмотрел в окно на темнеющее небо.

– Ого, – сказал он.

Труди закончила набор номера и почти мгновенно заговорила:

– Добрый вечер, могу ли я заказать ужин на дом? У вас есть доставка? – Она отошла от детей, а Джерри подошла к брату и прошипела: «Что?»

Том ткнул пальцем в дорогу, идущую между Черрифилд-роуд справа и Кайндлинг Вуд слева.

– Поле, – пояснил он.

– Что с ним такое?

– Грейнджер Холл, – говорила Труди в трубку. – Да… что?

– Ты вроде сказала, что там было пугало? – сказал Том.

Джерри посмотрела на свое отражение, которое приблизилось к стеклу, и ладонью прикрыла глаза.

– Было, – прошептала она.

– Почему? – недоумевала Труди.

– Значит, кто-то его забрал, – заявил Том.

– Хорошо, – говорила Труди, – Большое спасибо.

– Кому могло понадобиться пугало? – недоумевала Джерри.

– Как странно, – сказала Труди, вешая трубку и не обращаясь ни к кому конкретно. – Они отказывались доставить нам заказ.

Том взвыл:

– И что же нам теперь делать?!

– Все в порядке. Я выразила свое неудовольствие, так что они все-таки согласились. Но сначала не хотели.

– Почему?

Труди взъерошила Тому волосы.

– Может быть, это слишком далеко, – предположила она.

Том немного помолчал, а потом обратился к сестре:

– Не могло же оно просто встать и уйти?

Входная дверь с шумом распахнулась, так что они вскочили от неожиданности.

– Прошу прощения, – сказала Чарльз, нагибаясь, чтобы собрать бумаги, разлетевшиеся по полу по обе стороны двери. – Это все проклятый ветер.

Ногой он захлопнул дверь и вошел в прихожую.

– Есть хочу, умираю, – сообщил он, бросая на стол бумаги и свою папку.

– Привет, Чарли Великий, – сказал Труди. – Скоро прибудет индийская еда. Устал?

III. Звонок в дверь

В ожидании доставки из ресторана Том вымерял шагами и отмечал на стене место, где должен был бы открываться лифт. Но лифта не было.

– Ее тут нет, – в который уже раз сообщил он матери.

Снаружи тьма поглотила последние остатки дневного света. Внутри дома атмосфера была сонной, напряженной, даже тревожной… недобро поскрипывали половицы. По окнам хлестали струи дождя.

– Чего нет, где? – спросила Труди.

– Дурацкой дырки для дурацкого лифта. В стенке ее нет, а должна быть. – Нахмурившись, мальчик прикусил губу. Потом оживился снова: – Ой, а подвал у нас есть?

– И не один. – Чарльз добавлял последние штрихи к статье о Натаниэле Готорне. – Вход за углом.

Он показал на дверь в кладовую.

Труди сперва промолчала – она сосредоточенно изучала газету, – но, поняв вдруг, что сын до сих пор ждет ответа, взглянула на него и сдвинула очки с кончика носа. – Прости, милый. Что?

– Кухо́нный лифт, – пояснил Том. – Его нет.

– Ку́хонный лифт, – поправил его отец. – Ударение на «у». У нас есть кухонный лифт?

– Это я его нашел, – гордо сообщил Том и добавил: – А теперь его нет.

– Не мог же он исчезнуть, Томас. – Труди поднялась из-за стола.

– Вообще-то его нашла я, – уточнила Джерри. Последние несколько минут она развлекалась, нажимая кнопки на своем телефоне, не обращая внимания на разговоры за столом.

– А почему бы вам, молодые люди, не постелить себе постели?

– Так мы ж не ужинали! – возмутился Том, уперев руку в бок. – И никто так и не объяснил, куда подевался лифт.

– Я не предлагаю вам ложиться спать голодными. Просто хотела сэкономить время.

– А история на ночь будет?

– А как же! – Чарльз с вызовом уперся обеими руками в бока и улыбнулся сыну. – Будто вас когда-то лишали истории. Как вы могли подумать!

– Только недолго, дорогой, – попросила Труди. – Я хотела, чтобы ты мне помог разнести по комнатам хоть некоторые коробки.

– История будет страшная? – осведомился Том.

– А, сказки братьев Гримм, – уточнила Джерри. – Я тогда, пожалуй, воздержусь.

Чарльз встал со стула, потянулся.

– Тебе они не нравятся?

– Она боится, – презрительно скривился Том.

– Не боюсь я.

В дверь позвонили.

– Еда, еда! – Том изобразил радостный танец. – Ура!

Труди отошла от раковины, взяла полотенце:

– Я открою.

– Обжора, дурында! – Джерри хотела было огрызнуться на братишку, но, подумав, что ссора может осложнить ей жизнь на ближайшие несколько дней, придержала язык и только состроила рожу. Том ответил тем же.

В коридор ворвался сильный порыв холодного воздуха.

Чарльз приоткрыл кухонную дверь и крикнул: «Ну что, есть у нас ужин, наконец?»

Труди выглянула в темноту. Когда Чарльз подошел с приготовленными деньгами, она растерянно сообщила: «Там никого нет».

Отстранив жену, Чарльз высунулся в ночь.

– Что за идиотизм, – буркнула Труди, ни к кому не обращаясь.

Дети сбились у нее за спиной, толкая друг друга. Чарльз, сунув деньги в карман, подошел к калитке, выглянул на улицу, посмотрел влево, вправо. Фонари не горели, но светила полная луна, так что видимость была прекрасная. Пожав плечами, Чарльз повернулся к ним.

– Никого, – сообщил он. – Но я же ясно слышал звонок. Вы тоже слышали?

– Я еще удивилась, что еду привезли так быстро, – сказала Джерри. – Они сказали, что приедут через час, а прошло от силы минут пятнадцать.

– Ой, глядите! – Том замахал рукой. – Пугало.

Обтрепанная шляпа на голове у чучела покачивалась на ветру, и на какую-то секунду всем показалось, что его застали врасплох, пока оно за ними шпионило… стоя в чистом поле прямо против их окон, с торчащими из рукавов пиджака растопыренными руками в перчатках.

Джерри попятилась с крыльца назад, в дом и больно стукнулась о подставку для зонтиков, ту, что миссис Финч подарила родителям, когда они уезжали из Манчестера.

– Его тут не было, – сказала девочка, тряся головой.

Том посмотрел на сестру, потом опять на пугало, которое гордо возвышалось в поле за дорогой, ярдах в десяти-двенадцати от рыхлой и растрепанной живой изгороди.

Чарльз хмурился, не зная, что сказать.

– Его тут не было, – повторила Джерри.

– Я тоже слышала звонок, – сказала Труди.

Все четверо уставились на пугало.

Никто не мог произнести ни слова – честно говоря, Том уже думал, что его семья навсегда лишилась дара речи. Сестрица время от времени изрядно его донимала, но сейчас, видя, как она испуганно сжимается в комок, Том невольно ощутил сочувствие. А заметив, что мать подняла воротничок на блузке, будто прячась в доспехи, он и сам поежился от внезапного страха. Нужно было что-то предпринять.

– Я слышал, – сказал Том. – Я слышал звонок.

Чарльз вглядывался в пугало. Он прищурился и прикрыл глаза от лунного света. Потом шагнул вперед. Том прыгнул за ним и пристроился рядом.

– Останься, побудь со своей матерью.

Со своей матерью! Похоже, дела серьезные. Том попытался было спорить, но следующей репликой отец пресек все возражения.

IV. Не образец элегантности

– Слышишь, Том. Вернись в дом, – прикрикнул Чарльз. Он был реалистом и обычно не предавался фантазиям, но сейчас чувствовал, что что-то не так. Сама дорога казалась странно пустынной, хотя с чего это сельская ночная дорога без машин и прохожих вдруг вызвала его подозрения, Чарльз и сам не понимал.

Не снимая руки с плеча сынишки, Чарльз обернулся. В глазах жены он увидел тревогу и безмолвную мольбу – скорее вернуться в дом, где за занавесками горит свет, а один из лучших ведущих на Радио-4 ведет перепалку, вполне пристойную, с каким-то политиком.

– Беги! – Он подтолкнул Тома как раз вовремя, пока мальчик не успел завести ну почему мне нельзя с тобой, вдвоем веселей.

– Томми, скорее домой, – позвала Труди строгим голосом, который в совершенстве отработала за четырнадцать лет в роли родителя.

Увидев, что сын благополучно переступил порог и его без церемоний втащили в дом, Чарльз испытал двойственное чувство облегчения и одиночества. Он со вздохом повернулся к дороге, живой изгороди и пугалу, которое по-прежнему торчало на слегка покосившейся палке, растопырив руки в парусящих на ветру перчатках.

У изгороди он остановился. До пугала оставалась всего пара футов (отсюда было видно, что голова под шляпой – всего-навсего колготки, набитые тряпьем). На месте глаз были пришиты две пуговицы, полоска черного фетра изображала улыбающийся рот, а в центре «лица» красовался деревянный колышек. Чарльз чуть не рассмеялся, но подавил смех. Вот ведь чушь, что таинственного может быть в этом «посланце ночи». С чего это он…

А потом он разглядел поле, на котором был воткнут шест с пугалом. Это было типичное пастбище: ни у кого не было причин распугивать птиц на этом участке земли, потому здесь не было никаких посадок. Скорее всего, здесь вообще никогда ничего не сеяли и не сажали. Продолжая осматривать поле позади пугала, Чарльз вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд. Он проворно развернулся так резко, что пугало, маячившее у него на периферии зрения по правую руку, теперь оказалось с другой стороны, слева. Чарльз скосил глаза. Вопрос, который у него напрашивался, был настолько диким, что хотелось о нем тут же забыть. Но он все же задал его себе, почти беззвучно, чтобы никто не услышал и не посмеялся над ним: Уж не пугало ли меня рассматривает?

И Чарльз повернулся к пугалу лицом.

– У тебя там все в порядке? – окликнула Труди.

– Пап, иди уже в дом, – позвала Джерри.

Том ничего не кричал. Это была необычная ночь, он чувствовал это, как дети чувствуют, что кто-то или что-то действительно прячется под кроватью, когда выключат свет. Или что кто-то дожидается, пока родители, сказав спокойной ночи, закроют дверь детской и можно будет неслышно войти в тихую комнату и пройтись на пальчиках (если только у них такие же пальцы, как у нас) по залитому лунным светом ковру, отбрасывая уродливую тень.

Чарльз подошел к изгороди и немного в сторону, чтобы поравняться с пугалом. Перескочив через кусты, он оказался на пастбище. Пугало оказалось тщедушным и кренилось на сторону, будто отвешивало поклон. Вся конструкция представляла крестовину из двух палок, накрепко перевязанных пучком травы. На пугале был твидовый пиджак, рубаха без воротника и замусоленная шляпа с обвисшими бесформенными полями. Не образец элегантности. Может, виной был ветер, шевеливший и качавший пугало, но сейчас Чарльз ясно видел вместо пуговиц два черных углубления – небрежный штрих, нанесенный черным углем, казался крохотной слезинкой в углу одного глаза. Как, удивился Чарльз, он мог принять это за пуговицы?

А в середине уродливого лица – лица, полюбить которое (да и просто смотреть на него без отвращения) смогла бы, честно говоря, только пугалова мать – торчал не колышек, а странная конструкция: шарнирное сочленение, прорвавшее ткань и согнутое под неестественным углом вниз, к косому рту, один угол которой поднимался вверх, а другой убегал вниз.

– Дорогой?

– Все в порядке, – крикнул Чарльз. – Это просто пугало.

Так ли это? То ли оно, чем кажется? Простая штука, поставленная, чтобы птицы улетали прочь? Он вытянул шею, снова посмотрел за изгородь, на землю за ней. Ничего не изменилось, все то же, просто луг, где пасут коров. Только кругом ни одного животного… и не было, когда они приехали.

– И пугал не было, – сказал он тихо. – Не было здесь пугал.

– Иди домой! – снова позвала Труди.

Чарльз обернулся, собираясь вернуться в дом – и заметил это. За другой живой изгородью, проходившей под прямым углом к первой, шедшей вдоль дороги, тянулась какая-то длинная прямоугольная конструкция (кормушка для скота, решил Чарльз), хотя животных и так не было видно. А видно было другое пугало, почти точно такое же, как стоявшее перед ним. Он сравнивал, переводя глаза с одного на другое. Да, они были совершенно одинаковыми.

– Там еще одно, – сообщил Чарльз и был раздосадован тем, что не смог скрыть беспокойство и растерянность в голосе.

– Что? Что ты сказал? – крикнула Труди.

– Папа… скоро ты…

– Я говорю, там еще одно. Еще одно чертово пугало.

Налетел ветер, и пугало на шесте жалобно скрипнуло. Чарльз увидел, что пугало за кормушкой покосилось направо, будто нагнулось за чем-то.

Чарльз бросил взгляд на поле за изгородью и на первый взгляд ничего особенного не обнаружил. Но, потирая ободранные после атаки на изгородь руки, всмотрелся внимательнее и заметил одинокую фигуру, стоящую сразу за тем местом, где начинался спуск к Кайндлинг Бек.

Еще одно пугало.

Три пугала – как минимум, подумал он. Их могло быть и больше – и все торчали посреди поля, на котором явно ничего не росло.

– Папа?

Почему это его волнует? Какие-то пугала…

– Чарли, иди же домой.

– Я иду домой, – шепнул Чарльз ближайшему пугалу. Он почти верил, что эта груда тряпья с перчатками на руках-палках наклонится к нему и шепнет грубым хриплым голосом: И я с тобой… Устроим вместе вечеринку.

Но пугало не ответило.

Чарльз глубоко вздохнул и резко повернулся на месте. Со стороны, наверное, его можно было принять за танцора, странного человека, который на холоде, среди ночи выписывает пируэты перед пугалом, рядом с живой изгородью.

Впереди что-то хрустнуло, Чарльз инстинктивно согнулся, ожидая нападения. Его не последовало.

– Пугало свалилось! – закричал Том. В его голосе звучало нескрываемое удивление, как если бы он просто крикнул: «Оно живое!»

Чарльз посмотрел через плечо – разумеется, пугала за изгородью не было. Оно упало, конечно… деревянный шест не устоял и треснул. И ничего зловещего. Ветер – больше ничего, прошептал голос в голове у Чарльза. Прокаркал ворон…

– Ну, вот и все, – объявил он, хлопая в ладоши. – Ужинаем, а потом время историй.

V. Марш наверх и баиньки

Было уже почти девять, когда, наконец, прибыл ужин в большом пакете из коричневой бумаги. Его доставил парнишка лет девятнадцати или двадцати, который горделиво встряхивал гривой угольно-черных волос, жевал какой-то корешок и все время улыбался.

– Очень хорошо, – нараспев повторял разносчик, пока Чарльз отсчитывал купюры и клал ему в протянутую руку. А когда Чарльз, поразмыслив, добавил сверху три фунтовых монеты, юноша молитвенно сложил руки и поклонился. «Очень хорошо, – снова сказал он. – я вам очень благодарен».

– Не стоит благодарности. – Чарльз сдерживался, стараясь не подражать напевным интонациям парня, но, закрыв за ним дверь, расплылся в улыбке.

В окошко под лестницей Том наблюдал, как разносчик оседлал свою видавшую виды «Хонду» и завел ее ножным стартером. Машина встала на дыбы, и целую минуту Том ждал, что седок опрокинется на спину, но «Хонда» взревела и метнулась к старому сараю. Парень помахал, выкрикнул что-то очень похожее на «Очень хорошо!», хотя Том и не был уверен, и поехал куда-то в сторону от дома.

Чарльз задвинул засов на входной двери.

– Куда это он? – спросил он.

– Обратно на работу. Ку… Том! – Труди шлепнула сына по руке, которой он пытался выудить кусок курицы из соуса масала.

– Он перемазал все пальцы, мам, – сообщила Джерри.

Том передразнил сестру, качая головой: «Ах, мамусечка-пупусечка, какой ужас, он перемазал все пальцы, ах…»

Чарльз тряхнул головой. «Какая разница?» И присоединился к суматохе, всегда царившей перед едой в семействе Кавана. Они устраивались за большим столом, двигали коробки по кухне.

– Я поставлю музыку, – предложила Джерри, но мать положила руку ей на плечо и устало улыбнулась.

– Не сейчас, – попросила Труди.

Тысячу раз в подобных ситуациях Джерри поднимала скандал, жалуясь, что мама ненавидит музыку, и убегала к себе в комнату, чтобы немного позже, после уговоров, вернуться, уладив вопрос. Но не в этот вечер.

– Радио? – предложил и Том, уплетая сложенную вчетверо лепешку с чесноком и кориандром.

– Ммм. – Труди благодарно кивнула.

– Радио-3? Классик-FM?

Он откусил еще кусок лепешки, обмакнув ее в соус, и подошел к стойке. Скоро по кухне поплыли тихие звуки музыки, и постепенно все снова почувствовали себя в своей тарелке.

С едой было покончено, а по дому носились головокружительные ароматы экзотических пряностей.

Часы Тома с Капитаном Америкой на циферблате показывали 21:22, когда он, наконец, улегся и до подбородка натянул одеяло.

– А вам обязательно нужна сказка про фей? – интересовалась Джерри. Взглянув на нее, Чарльз был ошеломлен: его маленькая девочка, понял он, незаметно превращалась в женщину. Да нет, какое, подумал он, Джеральдина Кавана уже женщина – четырнадцатилетняя, конечно, но тем не менее женщина. Боже, когда же это случилось?

– Тебе не нравится про фей? – спросил Том.

– Эй, – Чарльз погладил дочь по плечу, – пожалуйста, не становись слишком взрослой для сказок про фей, не торопись с этим.

Джерри со вздохом забралась на свободную кровать.

– Хочешь, я приду к тебе и почитаю в твоей комнате?

Подумав несколько секунд, Джерри мотнула головой.

– Да нет, – сказала она, – все нормально. Я остаюсь.

– Ну что ж, – сказал Чарльз, – тогда я начну.

И он начал.

«Выкрали раз у одной матери домовые из колыбели ребенка, – читал Чарльз, – а вместо него подложили оборотня с большой головой да пучеглазого, и знал он только одно – есть да пить. И пошла она по случаю такой беды за советом к соседке. А соседка сказала ей…»

Дальше у братьев Гримм следовала история о кипячении воды в яичных скорлупках; о том, как уродец признал, что хоть он и стар, как гора Вестервальд, однако никогда не видывал ничего подобного. Потом он начал хохотать, чем привлек внимание домовых, которые вернули похищенного ребенка, а оборотня забрали с собой.

– Так мать с ребенком снова стали жить вместе, – закончил Чарльз.

– Как домовые услышали? Смех, я имею в виду.

– Домовые слышат все, на любом расстоянии. – Чарльзу показалось, что таким объяснением он ловко увязал все концы.

Джерри не согласилась.

– В этом нет никакого смысла. – И, подумав, она прибавила: – И нет смысла в том, что я в моем возрасте должна слушать детские сказочки.

После секундного размышления Чарльз решил не реагировать на ее слова. Он хотел привлечь к обсуждению Тома, но услыхав тихое посапывание сынишки (из-под одеяла виднелся только хохолок его волос), не стал этого делать.

– Ладно, – шепнул он дочери. – Пойдем, пожалуй, пусть спит.

Прошедший день утомил его, и напала вдруг такая неудержимая зевота, что Чарльз даже испугался, что голова распадется на две половинки, как у кукол из «Маппет-шоу».

Он крепко обнял дочку.

– Как ты?

– Нормально. – Она пожала плечами. – Что мне сделается?

Где-то в недрах дома загудела труба, скрипнула половица.

– Что это? – Хотя Джерри старалась этого не показать, сказка отца ее испугала. Выглянув в окно, она с облегчением увидела, что небо очистилось и светит луна.

– Да ты что, испугалась?

Дочка решительно мотнула головой:

– Не-а.

Когда она легла, Чарльз сказал:

– Ты же знаешь, иногда бояться – это нормально.

– Я. Не. Боюсь.

– Вот и хорошо. – Он поднял руки и потянулся. – Не бояться, наверное, тоже нормально.

Чарльз улыбнулся.

Успокоенная Джерри натянула простыню на лицо так, что не было видно рта.

Но она тоже улыбалась.

VI. То ли берег, то ли море

Том находился в том странном состоянии медленного парения, какое возникает между сном и бодрствованием, в те волшебные мгновения, когда мозг осознает происходящее, но не может или не хочет ничего с этим делать.

«То ли берег, то ли море», как называл это дедушка Тома по отцу. Это выражение очень нравилось Тому, но неведомо почему пугало его сестру. В ту ночь он ясно чувствовал сразу две вещи: океан, распростертый у его ног, мокрые холодные волны, набегающие и отступающие, игривые и ласковые, и совсем другое – песок, не мягкий, но и не твердый, просачивающийся сквозь пальцы правой ноги, пока левая ощущала холод и сырость. Но когда он уже начал склоняться к бесконечным волнам, в коридоре раздался какой-то звук.

Том широко раскрыл глаза и, не поворачивая головы, скосился в сторону коридора. Дверь спальни была приоткрыта. Там кто-то есть? Том превратился в слух. Мама и папа еще внизу, он слышал, как они негромко разговаривают, слышал, как радио играет тихую мелодию.

Он сел в кровати, завернулся в простыню и попытался расслышать еще что-нибудь. Для этого звуки надо было рассортировать.

Была музыка – струнные, валторны, гобой, цимбалы, – он узнавал эти звуки, с ними было уютно, спокойно. Мысленно Том отложил их в сторону. Не сводя глаз с приотворенной двери, он прислушивался к голосам отца и матери… разделял их мысленно: папин – с резким западно-йоркширским выговором, со сглаженными гласными и нечетким «т», и мамин певучий мидлэндский акцент. Том зевнул – и чуть не пропустил шум, донесшийся с лестничной площадки.

Глаза привыкли к темноте, но даже сейчас он не мог понять, что могло стать источником этого звука. Чем больше он всматривался в щель, чем больше сомневался, не ошибается ли. Может, звук раздался снаружи, а совсем не в доме, не на лестнице.

Очень медленно и осторожно Том перевернулся так, чтобы дотянуться до подоконника, и, вытягивая шею, выглянул в окно.

Что особенного можно увидеть ночью в деревне…

Дверь за спиной скрипнула.

– Джер? – шепнул Том. Может, это она его разыгрывает, как вчера, когда крутила дверную ручку.

Ты же не веришь в это, возразил внутренний голос Тома. Ты же не дурак. Тебе хотелось бы так думать, но ты знаешь, ту ручку поворачивала не твоя сестра.

По спине пробежал холодок. Даже не поворачиваясь, Том знал, что его внутренний голос прав: он уже не один в комнате.

Вдруг стало очень холодно и захотелось поскорее забраться в теплую постель, но Том был слишком занят: он увидел вереницу огородных пугал, уходящую за горизонт. Всего он насчитал их восемь, каждое со своим шестом, которые они волочили за собой. Тучи неслись по небу слева направо, то заслоняя луну, то открывая, так что местность на несколько мгновений заливал серебристый свет. Над пугалами вились птицы. Птицы? Ты и сам знаешь, никакие это не птицы, прошептал голос в голове у Тома. Это летучие мыши.

Летучие мыши! Том никогда в жизни их не видел, по крайней мере вблизи. Видел, конечно, по телеку, в передачах про природу, и все.

То, что заходило в комнату к Тому (что бы это ни было), теперь постукивало чем-то прямо в дверном проеме. Тому ужасно хотелось обернуться, особенно когда раздался звук падения. Что-то покатилось по полу и закатилось под кровать.

– Джерри? – повторил Том. Можно было бы закричать, позвать Джерри, маму, папу, и они тут же прибежали бы, спрашивая, что случилось, – и обнаружили бы, что он, как маленький, стоит в кроватке и таращит на них глаза и ничего не может объяснить. Потому что здесь уже ничего не будет.

А пугала как же? – спросил голос у Тома в голове.

Да, это был отличный довод. Как быть с пугалами? Теперь кто-то ощупывал его кровать. Том почувствовал, как коснулись простыни. Он едва слышно жалобно заплакал, и в то же мгновение все шевеления у кровати прекратились.

Далеко у горизонта, где поле шло под уклон, в сторону Кайндлинг Вудс, пугала развернулись лицом к дому. Над головами у них все так же вились летучие мыши. Но головы ли это на самом деле? Нет, конечно, нет. Даже отсюда, с расстояния больше ста ярдов…

(Матрас с одной стороны просел: теперь кто-то пытался залезть на кровать.)

… он видел, что это не головы… это были просто куски старой ткани и одежды, обрезки ношеных платьев и рубашек, одеял и тому подобного, носы из деревяшек, а улыбающиеся рты сделаны из разрезанных пополам круглых губок, вроде тех, которыми пользуется мама, когда пудрится. И глаза – тоже не глаза, а…

(Что-то как будто коснулось голой щиколотки Тома?)

… а пришитые пуговицы… и из-за крошечных отблесков лунного света на пуговичных глазах пугал он не должен терять самообладания…

(Самообладание? Это у тебя-то самообладание, тормоз? Том живо представил, как сестра говорит ему это. Ты даже не знаешь, что это такое – самообладание.)

… самообладания – и не позволять этой штуке, чем бы она ни была…

(Это существо забралось-таки к нему на кровать; Том чувствовал, как его под весом перекосился матрас.)

– Джерри, если это ты… – шепнул он комнате, хотя и знал, что это не сестра.

Прикосновение к лодыжке было осторожным, почти нежным. Том прислушался к своим ощущениям. Прикосновение не было противным, резким или агрессивным, только немного липким. Откуда ни возьмись (должна же она была откуда-то взяться… хотя от земли до окна спальни было, между прочим, не меньше двадцати футов) в окне показалась голова пугала и прижалась лицом к стеклу. Замусоленная шляпа залихватски съехала набекрень, руки торчали в стороны. Рот был пришит немного наискось, так что пугало насмешливо улыбалось, глаза-пуговицы тоже сидели косо, отчего оно смотрело с укором, словно собиралось наказать его за скверное поведение.

Это рука, думал Том, пока голова пугала медленно скрывалась из виду, шляпа на ней балансировала и качалась, пока не упала, обнажив матерчатый шар с торчащими из него соломинками.

Чья-то рука держит меня за ногу, думал он.

Потом:

Том, это я.

Джерри? Но на самом деле он не произнес вслух имени сестры. Ее голос звучал по-другому. И еще, прикосновение ее руки (это ведь была ее рука, разве нет?), сейчас оно было… любящим и теплым. А ведь его сестра не была – никогда в жизни не была – любящей и теплой…

Том стал поворачивать голову, медленно-медленно а рука тем временем…

(Господи, пожалуйста, пусть окажется, что это рука – ой, какие острые на ней ногти.)

… продолжала гладить его лодыжку.

Том пытался не обращать внимания на лицо пугала в нижней части окна, прижавшееся к стеклу носом-узелком… и вдруг – это было почти здорово! – черные пуговичные глаза подмигнули ему, почти дружески – держись, приятель! – и за грубыми стежками ниток на миг приоткрылось что-то совсем другое, темное и очень глубокое.

Больше Том выдержать не мог. Он еще повернул голову так, что теперь смотрел на стену рядом с окном. Когда глаза привыкли, он увидел тени, мельтешащие среди теней, и глубокую тьму, окутывающую приглушенно-темные рельефные очертания предметов. Он еще чуть-чуть повернул голову, почти не думая о том, кто гладил ему лодыжку.

А потом, наконец, он повернулся окончательно.

VII. Кто такой Джеральд?

– Они легли?

Чарльз кивнул и рухнул на диван.

– Боюсь я сегодня мало на что годен. – Он заметил на столе чайник, и ему ужасно захотелось чая из трав.

– Ничего страшного, Чарли Великий. Куда ты?

Он ткнул пальцем в чайник.

– За чашкой.

Он налил себе чаю и отхлебнул. Почти остыл, но все равно неплохо.

– Что с пугалами? – спросила Труди.

– А что с ними?

– Здесь не пахотная земля. Знаешь, да?

– У нас нет шоколадки? Мне надо подкрепиться.

Труди указала на груду неразобранных коробок.

– В верхней. – Она вздохнула и потянулась. – Завтра весь день буду распаковывать вещи – ох, только что вспомнила: завтра к нам придут.

– Кто? – спросил Чарльз, откусив большой кусок Сникерса.

– Кэрол Блеймир.

– Кто такая?

– Такой. Это он.

Что-то, оставшееся незамеченным, издало протяжный рокочущий звук. Шум прокатился прямо над их головами.

– Кэрол Блеймир – мужчина?

– Так поведала его жена, а я думаю, она точно знает. Что в имени, милый мой Чарли Великий?

– Сущая правда, – согласился Чарльз.

Он слышал собственное чавканье. Но было и что-то еще. Другие звуки.

За стеной что-то двигалось.

Оба они насторожились и как по команде вскинули головы, прислушиваясь.

– Джеральди… – прошептала Труди.

Они отвернулись в груде коробок, послушали, как шелестят упавшие бумаги, дребезжат и постукивают предметы в коробках.

– Что ты сейчас сказала?

Труди нахмурилась.

– Что?

Они услышали на ближней лестничной площадке скрежещущий звук, похожий на скрип ногтями по доске.

– Ты что-то сказала. Что?

– Не знаю…

– Ты сказала «Джеральд и…» – кто такой Джеральд?

На лестнице что-то упало. Как будто уронили говяжий бок – что-то мягкое, большое… и тяжелое.

Что бы это ни было, оно задвигалось.

– Вроде бы… – начала Труди и остановилась.

Посмотрев на жену, Чарльз увидел, что она морщит лоб.

– Вроде бы это… ребенок. – Вид у нее был смущенный и растерянный.

– Ребенок?

– Ммм, – нерешительно прошептала она, – Томми…

– Томми… – повторил Чарльз.

Над ними что-то разбилось. Может, с прикроватного столика упал стакан.

– Пора ложиться, – пробормотала Труди.

Чарльз скомкал обертку от шоколада и швырнул в камин. Когда он поднял глаза на Труди, та уже крепко спала.

Он тихонько побродил по комнате и стал смотреть в окно.

Наверху открылась дверь. Чарльз не видел этого, но чувствовал.

Он прикрыл глаза и снова подумал: Джеральд? Кто такой Джеральд?

Кто-то спускался по лестнице, медленно… Том, подумал Чарльз. Не Джеральд. «Кто же такой Джер…» – он попытался было произнести это вслух, но просто не мог больше противиться сну, глаза закрылись сами собой.

Последнее, что услышал Чарльз перед тем, как дверь в гостиную со скрипом отворилась, было похрапывание Труди.

VIII. Ночной гость

На краю кровати Тома примостилось что-то кругловатое, похожее на нелепую, наспех слепленную куклу. Складки бледной, как тесто, одутловатой плоти набегали одна на другую, из них торчали узловатые лапки. Пальцами на конце одной лапки существо мягко, но прочно обхватило Тома за щиколотку.

В оконное стекло что-то ударилось. Томми хотелось обернуться и посмотреть – лишь бы только оторвать глаза от сидящего перед ним существа (брюхо у того шевелилось и раздувалось, одна нога чиркнула вниз по бедру), при взгляде на которое стыла в жилах кровь. Как только Том отвернулся, существо почему-то оставило его лодыжку в покое и замерло, как уродливый кролик-переросток в лучах автомобильных фар.

В этот миг Том был озадачен двумя странными вещами.

Первое было то, что он не закричал и не отдернул ногу, а просто опустился на колени, не снимая рук с подоконника и извернувшись всем телом к распахнутой двери. В коридоре он заметил четырех крошечных человечков, совершенно голых. За спиной у каждого были крылья – Том отчетливо видел это в зыбком лунном свете… он видел мертвенно-бледные, обтянутые кожей лица, длинные гениталии (все они были, кажется, мужского пола, хотя Том заметил, что кое у кого имелись также и обвисшие груди, доходящие почти до грязных ног с почерневшими растрескавшимися ногтями).

Второе – с ума сойти, Том даже чуть не захохотал – было то, что сидящее рядом уродливое существо оказалось очень-очень похоже на самого Тома, но не точно, а как если бы он смотрелся в кривое зеркало на ярмарке: заплывшие глаза, раздутые щеки, кожа в пятнах и рытвинах, мешки под глазами, двойной подбородок. Он моргнул, и человечки в коридоре отступили от двери. Ему даже показалось, будто он слышит, как они спускаются по лестнице.

Лодыжку неожиданно пронзила острая боль, но и сейчас Том не закричал, а постарался собраться. Он нанес удар ногой и почувствовал, что попал существу в грудь. Как только оно отшатнулось, мальчик резко подтянул к себе левую ногу, кривя лицо от боли. В окно опять что-то стукнуло, но Том не обернулся: он не решался отвести взгляд от странной сцены в дверном проеме, похожей на жутковатый перепев сказки о приключениях медвежонка Руперта в волшебном лесу близ Натвуда.

Два крылатых человечка, кряхтя от натуги, пытались снова втолкнуть раздутое чудовище в комнату. Существо тянуло вверх руки, похожие больше на цепочки из мягких шариков от подмышек до запястий и узловатых искривленных пальцев.

– О господи, – выдохнул Том. Лодыжку нестерпимо жгло как огнем.

Человечки в дверях вытягивали шеи в его сторону и разевали рты в опасливых улыбках, как будто их чрезвычайно веселило бедственное положение мальчика. Но, хотя и угрожающе шипя, они оставались на месте, не решаясь приблизиться. В это время Том заметил одну вещь, которая его не на шутку удивила: существа – и человечки, и это круглое чудище с кровати – оказывается, опасались его не меньше, чем он их.

Все это ему снится, разве нет? (Разве?) Так что никаких…

Грохот…

… никаких последствий все равно не будет.

Круглое чудище зарычало и выпрямилось. Раскачавшись всем телом, оно бросилось на дверь, и та ударилась о коробки с вещами. Вот уж теперь-то, – подумал Том, – теперь-то мама с папой услышат шум и прибегут, пусть даже все это просто ужасный, кошмарный сон.

Существо подняло голову и покрутило шеей, как будто пытаясь высвободить ее из слишком тугого воротничка. До этого черты существа постепенно приобретали более отчетливые очертания, но после того, как Том пнул его в грудь, голова и руки снова стали терять форму.

В животе у Тома возникло странное тянущее чувство, как будто из него…

Грохот…

… что-то вытаскивали. Он медленно поднял правую руку и прижал ладонь к животу, и тут внезапно осознал, насколько реально то, что происходило вокруг него, перед ним… Он подозревал, что то же самое происходит и позади него.

– Джерри, – позвал Том. Он старался не кричать слишком громко: ему все-таки не хотелось, чтобы родители услышали и прибежали, потому что это могло подтвердить его подозрения, что все происходящее не сон.

Он изменил положение тела, встав на кровати, но сразу же почувствовал себя совершенно беззащитным. Уж слишком упруг матрас. Если он свалится, это чудище – а за ним и человечки с крыльями набросятся на него со всех сторон.

– Джер-ри. – В этот раз Том постарался, чтобы голос…

Грохот…

… звучал нараспев и не настолько встревоженно: он вовсе не испугался, а просто, просто так зовет сестру.

Одутловатое чудище тем временем отпятилось к двери и присоединилось к человечкам, которые толпились в коридоре у самых дверей, но не решались войти в спальню к Тому. Все пятеро просовывали в дверь свои физиономии и громко рычали, размахивая грязными руками с когтями на концах пальцев.

Том сдвинулся на край кровати и…

Грохот…

… а это что еще такое?

Том как раз вовремя повернулся к окну, чтобы увидеть, как за спиной у него что-то двигается, в нескольких дюймах над полом, но когда он вгляделся, там уже ничего не было.

Снаружи кто-то бросил камешек в окно.

Грохот…

Том стремительно развернулся, и пятерка существ отскочила назад, ворча, плюясь и выставляя перед собой когти.

Он сел боком, так, чтобы можно было без особого труда контролировать и комнату, и окно. Но теперь нужно было заставить себя встать и на цыпочках подкрасться к окну, чтобы посмотреть, кто бросил камешек.

Внизу стоял человек, под ветром и дождем – не таким уж сильным, отметил Том, но холодным и неприятным, – и он махал Тому.

– Можно мне войти? – крикнул человек, сложив ладони рупором.

За спиной у Тома что-то снова задвигалось, на сей раз выше по стене – как будто разбегаясь. Он оглянулся на дверь, и человечки все еще были там, но он больше не был единственным объектом их внимания. Возможно, они тоже заметили разбегающееся нечто.

– Я говорю, – кричал человек снизу, но Том не слышал окончания фразы. Он увидел, что там двигалось, и существа в дверях тоже увидели. Это не был кто-то носящийся по стенам, а скорее…

– Можно?..

… сами стены.

Этого Том выдержать не мог: «Мама! Папа! – А потом, когда никто не ответил: – Джерри! Кто-нибудь… пожалуйста!»

Спальня Тома, казалось, в несколько раз увеличилась в размерах, и это пространство величиной с бальный зал продолжало растягиваться и двигаться. Между кроватью и дверью виднелись крошечные вихри из штукатурки и цементной пыли, они напоминали туманных призраков, кружащих и парящих в воздухе – в точности как паровые призраки по телевизору, которые вылезают из канализационных люков на улицах Нью-Йорка.

Том прикинул, сможет ли добежать от кровати до двери – но расстояние теперь было слишком велико. И он не представлял, что может подстерегать его там. Вместо этого он облокотился о подоконник и поглядел вниз, на человека, стоящего на улице.

На том была водонепроницаемая куртка, темная шапка – черная, решил Том, – прикрывающая уши, а в руке длинный посох. Но самым странным было то, что его сопровождало несколько пугал, которые стояли, держа руки почти по швам, как странные воины, готовые к атаке. Человек снял мокрую шапку и отряхнул ее, похлопав о свободную руку, а потом надел снова. «Ну?» – спросил он.

«Ну?» Том проворно обернулся, чтобы увидеть, что в дверном проеме опять никого нет… но путь туда по-прежнему очень далек. И еще он заметил, что стены кое-где поросли густой травой, как и пол, который в некоторых местах сильно вспучился.

– Так можно мне войти?

– Войти? – Том не мог сдержать облегченного вздоха. – Да, да, конечно, о Господи. Пожалуйста. Я сейчас спущусь…

Он уже хотел сказать, что спустится и откроет дверь, но понял, что ни за что не тронется с места и не пойдет туда, в темноту.

А человек как-то вдруг оказался здесь, в комнате Тома, а четыре пугала выстроились в ряд у его кровати и замерли неподвижно.

IХ. Что тебе известно о феях?

– Ну вот, – сказал человек, – это было не слишком уж трудно.

Он улыбнулся:

– Том, если не ошибаюсь.

Том кивнул.

– Том, – повторил он, все еще недоумевая, как человек очутился у него в комнате. Он прикрыл глаза и поморщился.

– Тебе больно?

Том кивнул и приподнял ногу. Глаза у него так расширились, что чуть не вылезли из орбит. Кожа на лодыжке в том месте, за которое его держало круглое существо, слезла полосами, и там были глубокие, до кости, раны.

– Ах ты, бедняжка, – сказал человек. – Том…

Он произносил имя так и этак, словно пробовал его на вкус.

Откуда-то из-за двери эхом отозвался громкий крик или стон, как будто блуждающий по лесу зверь плакал от голода и одиночества.

– Так я и предполагал, по запаху. – Человек потянул носом воздух и громко чихнул.

– По запаху?

Человек снова чихнул, еще громче.

– А ты его не чувствуешь, этот запах? Дерьма и ванили.

– Дерьма и ванили?

– Да, именно так. Феи. А где феи, там всегда одни неприятности. – Он показал на ногу Тома. – Вот такие, к примеру.

– Что со мной? – спросил Том. Он окинул взглядом комнату как раз вовремя, чтобы заметить, что кругловатая тварь тянет свои пухлые лапы, пытаясь уцепиться за простыню, а один из крылатых человечков – его отвратительное тело было прекрасно видно в льющемся в окно свете отмытой дождем луны – карабкался вверх (да-да, вверх!) по стене к верхушке шкафа.

– Секундочку, – сказал человек. Он быстро осмотрелся и приметил старую длинную палку с крючком для закрывания штор. Шагнув вперед, человек схватил палку и со всей силы огрел по спине крылатого человечка, ухитрившись заодно приложить и круглое существо, так что оно отлетело в другой конец комнаты. Крылатый взвыл во все горло и упал на пол, и человек одним пинком вышвырнул его за дверь.

– Кто вы? – спросил Том. – И что происходит?

Вдруг он испуганно открыл глаза.

– Джерри! – закричал он и спрыгнул с кровати. – Моя сестра Джерри.

Еще не закончив говорить, он почувствовал, что тут какая-то ошибка. Джерри – имя мальчика, он что-то напутал? На самом деле… на самом деле, уверен ли он, что у него вообще есть сестра?

Человек печально покачал головой:

– Боюсь, ее они уже захватили.

А когда жалобный стон раздался снова, добавил: «Это она».

– Тогда бежим, спасем ее, – предложил Том, но вяло и, сказать по правде, не совсем искренне. Весь этот сон слишком уж затянулся. И он по-прежнему сомневался, что у него когда-нибудь была сестра.

– Не так это просто. – Человек нагнулся к самому лицу Тома. – Спасти твою сестру, я хочу сказать. Особенно с такой ногой.

Незнакомец был прав: состояние ноги не улучшалось. Наоборот, с каждой минутой положение становилось все хуже. На икре мышцы ссохлись, и нога сейчас была не толще, чем оконная палка в руках у человека.

– Ничего, если я сяду? – А когда Том подвинулся, он добавил: – Хочу рассказать тебе одну историю.

Они уселись рядышком на кровати величиной с озеро, в комнате просторной, как собор двенадцатого века, и незнакомец начал:

– Меня зовут Кэрол – кошмарное имечко для мальчика, как думаешь?

Том не знал, что думать, и на всякий случай промолчал.

– Кэрол Блеймир. Язык сломаешь. – Он чихнул и с минуту, не меньше, молча смотрел на Тома. Потом он спросил: – Что тебе известно о феях?

Том нахмурился. Он, конечно, знал про эльфов, которые живут в лесу, летают, как бабочки, и носят платье из паутины, осыпанной звездной пылью, но что-то ему подсказывало, что сидящий перед ним человек имеет в виду не их.

– Ох, черт! – вырвалось у Тома, хотя папа за такие слова и наказал бы его на неделю. Но он просто не знал, что еще сказать, и ничего не чувствовал, только сильную боль. Боль распространялась по ноге и поднималась в живот.

В коридоре что-то загрохотало. Казалось, это было очень, очень далеко, а ведь дом, хоть и просторный, был не слишком велик. Звук не стихал несколько секунд, после чего послышалось решительное кряхтенье и хрюканье, сопровождавшееся топаньем множества ног, доносившемся пока издалека.

– Что это? – спросил Том тихонько.

– Тролли, – спокойно ответил Блеймир. – Это Цепь Артемиды.

– Арте… что?

– Цепь Артемиды.

– Что это?

– Это цепь из троллей, которая протянулась снизу, из Страны фей, вверх и прямо к вам в дом.

Том закричал, стал звать мать и отца.

– Боюсь, они не слышат тебя.

– Они… они умер…

– Нет, они не умерли. Просто спят.

– Легли спать? – Желудок полоснула такая резкая боль, что Том в испуге задрал футболку. По животу шла рябь, словно под кожу и в самом деле что-то пробралось и передвигалось там.

– Для начала нужно помочь тебе.

Том растерянно моргнул и опустил футболку.

– Где они? Мама и папа?

– Внизу.

Стук и топот перемежались теперь треском и грохотом, как будто что-то ломалось. Тому все это напоминало концерт труппы ирландских танцоров, когда они все дружно бьют и прищелкивают своими каблуками, подбитыми метеллическими пластиночками.

– Кто такие тролли? – Том смотрел однажды на DVD иностранное кино с субтитрами (Джеральдина вечно дразнила его за то, что он не любит фильмы с субтитрами… Джеральдина? Кто такая Джер… Но тут что-то сильно сдавило ему живот, и он вскрикнул), и там тролль был большущий, как Кинг-Конг, поэтому Том не понимал, как хоть один тролль может уместиться в их доме, даже несмотря на кутерьму со стенами и вещами.

– Это тоже своего рода феи, только совсем уж безмозглые, – ответил человек.

Кэрол Блеймир, что за дурацкое имя.

– И еще они не могут находиться далеко от воды. Потому-то часто и живут под мостами.

– Если они не могут быть далеко от воды, тогда что они делают здесь, – Том ткнул пальцем в сторону двери, – почему топочут здесь, в нашем доме?

Он оттянул ворот футболки и успел заметить, как что-то проползает по его ребрам. Мальчик ощутил ноющую боль и почувствовал, как что-то переворачивается у него под кожей и уходит вбок. Скорчившись от боли, он упал на кровать.

– Это Цепь Артемиды, – повторил человек. Он протянул руку и положил ладонь Тому на лоб. – Один из них стоит в воде и держится за другого. Тот, в свою очередь, держит еще одного… и так далее. Так, один на другом, образуя цепочку, тролли могут передвигаться на любые расстояния, главное – не терять связи и продолжать цепляться друг за друга, и…

– Мама! Папа!

– Я говорил тебе, они спят. Как и твоя сестра.

– Какая сестра? – выкрикнул Том и продолжал: – Нет у меня никакой…

– Джерри! – сказал Блеймир. – Ее зовут – звали – Джерри. Джеральдина.

– Ерунда какая-то. Но что с ней… что с моей сестрой – которой у меня нет? Что с Джерри?

– Джерри захватили. – Человек покосился на дверь. – Она открыла портал, потому и пришли именно за ней.

– Тролли уже забрали ее? Я слышал…

– Нет, тролли еще только на подходе. Они тяжеловесы. Что-то вроде вышибал у фей. – Блеймир наморщил лоб и немного подумал. – Ты знаешь, кто такие вышибалы? Например, в ночных клубах, что-то в таком роде?

– Вышибалы… а, понял. Такие громилы и задиры, которых нанимают, чтобы они били людей, – догадался Том, и человек просиял.

– Точно, – сказал он почти весело, – В самое яблочко. Вышибалы-тролли поддерживают порядок – что-то отдаленно похожее на порядок, – а феи и эльфы ими командуют.

Они разом повернули головы и посмотрели на дверь.

– Мне кажется или шум стал сильнее? – спросил Том.

– Он становится громче.

– Вы мне правда поможете? Дело в том, что я совсем не понимаю, что происходит, что случилось, что…

– Осталось четыре, – перебил Блеймир таким тоном, как будто все уже уладилось и нет никаких причин для беспокойства. (В комнате, снаружи за дверью и дальше, дальше, дальше по всему ставшему вдруг невероятно длинным коридору разносилось оглушительное мычание, как будто от стада коров, такого огромного, что не окинуть взглядом… но еще громче был звук щелкающих каблуков… он нарастал с каждой минутой.) – Четыре портала.

Ахххххум!

– Что это?

– Они идут. – Больше Блеймир не прибавил ни слова.

Том подождал немного и сам спросил:

– Порталы? Это вроде такие двери?

– Вот именно, двери. Через них можно войти – и выйти (и ни в коем случае нельзя забыть выйти, если уж вошли), это способ попадать в Страну фей и выходить из нее.

За перестуком каблуков последовал леденящий душу вой, от которого у Тома захолонуло сердце. Он и сам невольно заговорил громче:

– А где они, эти порталы? Один из них здесь?

Блеймир кивнул.

– Из четырех оставшихся один в грязном тупике, прямо за оживленным уличным рынком в провинции Чжэцзян, к югу от Шанхая, в дельте реки Янцзы. Второй – в неприметной кладовке для метел в заброшенном и заколоченном особняке на Бликер-стрит в Нью-Йорке. Третий занимает обширный участок в лесу у озера Чезанкук, в штате Мэн, а последний…

– …здесь, – прошептал Том.

– Да, здесь.

– Стенной шкафчик.

– Кухонный лифт. Так точно.

– Вы говорили, что… – Том поводил рукой в воздухе и поморщился от боли в ноге, – как же ее? Видите, я уже забы…

– Джеральдина. Джерри. Ты называл ее Джер.

– Вы сказали, что это она нашла кухонный лифт. Я этого не помню. Но сам-то этот маленький шкаф в стене помню.

– Это из-за того, что ее забрали феи. Мы обязательно займемся твоей сестрой, только не сейчас. И, скорее всего, не здесь.

Том скрючился на кровати и принялся растирать ногу, пытаясь унять боль в икре и лодыжке. Он поглядывал на дверь. Теперь до нее было далеко, как до другого края футбольного поля. Тогда мальчик скосил взгляд на гостя и заметил, что тот смотрит на него с печалью.

– У нас не так много времени, – сказал Блеймир. – А путь предстоит долгий.

Том наклонился и прислонился к плечу Блеймира. Тот обнял мальчика за плечи, защищая и успокаивая.

– Куда же… куда мы идем? – спросил Том.

– Вниз. К твоим родителям.

Том со стоном прикрыл глаза.

– Вы вроде сказали, что идти придется далеко.

– Это дальше, чем ты думаешь.

– А что со мной происходит?

– Оборотень – то существо, которое ты видел в самом начале… которое держало тебя за ногу… оборотень сейчас похищает тебя так же, как он, или другой точно такой же, похитил твою сестру.

– Значит, я умру? – вдруг спросил Том.

Человек ответил не сразу. Наконец, он отозвался:

– Оборотень крадет твою плоть… твое тело.

– За что? Что я сделал?..

– Ты не сделал ничего дурного, юный Том. Здесь игра не по тем правилам, не баш на баш, вовсе нет. Это просто выживание. Когда фея просыпается, в голове у нее пусто. Никаких мыслей, ничего. Все, что случилось с ней накануне, за день, за два до этого и так далее… все, что с ней было, даже самое малое, самое привычное… все стирается из памяти. Исчезает начисто. Как корова языком слизала. Они могут получить все, что только захотят. – Блеймир щелкнул пальцами, показывая, как это просто для феи, и смолк. Спустя минуту он продолжил: – Но они не могут иметь воспоминаний. Не знают даже, как их зовут. Не помнят своего любимого цвета или запаха, вкуса или книги. У них ничего нет. Они даже не помнят, как нужно стирать или подтереть грязную попу, они даже не умеют разговаривать. Так что в первые мгновения утра, как проснутся, они всему заново учатся, даже тому, как дышать. Вот почему они… – Бреймир помолчал, подыскивая верное слово. – Вот почему они стремятся поглотить тебя… съесть и выпить каждую крохотную деталь, связанную с тобой.

Он вытянул руки вверх ладонями.

– Ибо что есть эта замысловатая система из сухожилий и крови, костей и хряща, как не сложнейшее хранилище воспоминаний… мы становимся старше, растем, толстеем, худеем. Мы для них лакомая добыча. Temptatio.

– Тим Тацио, – шепотом повторил Том. Он никогда не слыхал про этого типа.

Тролли взревели Ахххххум! и ударили, снова взревели Ахххххум! и снова ударили.

– Они – как животные, да?

– Они просто чуют запах крови. И все.

Если это было сказано, чтобы хоть немного успокоить Тома, попытка не удалась. У мальчика голова шла кругом. Он чувствовал, что теряет сознание. Не просто засыпает – тут было что-то другое, более глубинное, но он не знал, как выразить словами то, что чувствует. Это было все нарастающее чувство отчуждения. Чувство, что он перестает существовать.

Не в силах удерживать глаза открытыми, Том только чувствовал движение вокруг себя, но еще он чувствовал, как крепкие и надежные руки-палки в грубых перчатках несут его тело легко, будто это тоненький рулон пергаментной бумаги, которой его мама пользовалась, когда пекла.

– Кажется… – начал он, сам удивляясь тому, как спокойно он это говорит, – кажется, я умираю.

Далеко в конце коридора топот ног и звериный хор стали, казалось, тише. Словно прочитав мысли Тома, Блеймир заметил: «Дом становится все больше. Он превращается в настоящую границу… на стыке между волшебным царством и миром людей».

– Людей, – улыбнувшись, тихо повторил Том, и тут боль прострелила все его тело, от живота до лопаток.

Хрупкая на вид рука-ветка погладила Тома по голове и взвалила его кому-то на плечо: Блеймиру? Он не знал. И не мог сделать даже малого усилия – открыть глаза и посмотреть. Он дышал, преодолевая боль, и чувствовал, как лицо задевают соломинки… а пахло и в самом деле ванилью и дерьмом. Он не смог бы объяснить, почему чувствует именно этот запах, но так оно и было.

– Пугала… – вздохнул Том. – Ну кто бы мог подумать?

А про себя подумал еще, что пугала – это, пожалуй, очень даже хорошая цепь.

X. Когда сирень цвела

Примерно на третий день после того, как отряд покинул спальню Тома, мальчик окончательно перестал цепляться за жизнь и угас, даже не открыв больше глаз.

Они уже многое повидали, и была надежда – например, разлитый в ночном воздухе аромат душистых левкоев, – что многое еще увидят.

Пугала по очереди несли тело мальчика (теперь уже совсем легкое), а человек по имени Кэрол Блеймир шел впереди. Коридор за дверью спальни был залит фиолетовым светом. Они по-прежнему слышали Цепь Артемиды, звуки то стихали, то становились громче… но, останавливаясь и прислушиваясь, они каждый раз их слышали. Впрочем, у них времени на привалы совсем не осталось. Вместо этого они упорно продвигались сквозь воспоминания.

– Это дурное воспоминание, Ринтаннен, – сказал, наконец, Блеймир. Они остановились на минуту, пока одно пугало передавало мальчика другому. Блеймир огляделся вокруг. Ландшафт и обстановка непрерывно менялись. – И кому только оно принадлежит? – пробормотал он, не обращаясь ни к кому конкретно.

Пугало поправило тело Тома на плече и замерло в ожидании команды. Человек похлопал пугало по спине.

– Вперед, Ринтаннен! – вскричал он.

Следующую остановку они сделали рядом с «Вэллансом», магазином электротоваров. Был вечер, и три ступеньки вели к запертым дверям – это были давно прошедшие времена, когда к шести вечера все магазины уже закрывались. Блеймир сел на верхнюю ступеньку рядом с пугалами и положил неподвижного мальчика себе на колени.

Ахххххум!

Блеймир не обратил внимания на выкрик, первый за довольно долгое время.

Любопытно, думал он, наблюдая, как приходят к месту свидания юные влюбленные, что юноши собираются слева от входа в магазин, а девушки сбиваются в стайку с правой стороны.

Какой-то человек опустился на ступеньку рядом с Блеймиром и положил голову ему на плечо.

– Я предложил Сильвии встретиться сегодня и вместе пообедать, – сообщил он. – Не надо было этого делать.

Не похоже было, чтобы он ждал ответа, поэтому Блеймир промолчал.

– Мы чуть не потеряли дом, – продолжал тот и вдруг разрыдался. – Потому я позвонил ей и пригласил на обед. Сильвию, я о ней говорю.

– Сильвия, – сказал Блеймир. – Красивое имя.

– Мы лишились дома. – Теперь его голос звучал тише и спокойнее. – Я не должен был обрекать ее на это.

Минуту-другую никто не говорил ни слова. Четыре пугала, что облокотились на огромную витрину «Вэлланса», два человека на ступеньке и чахлое тельце на коленях у Блеймира, все невидящими глазами смотрели перед собой, за дорогу с оживленным движением, на бесконечное пустынное поле по другую сторону. Блеймиру мало что было видно с того места, где он сидел.

– Это лишь воспоминание, – сказал, наконец, Блеймир. – Вовсе не факт, что это ваше воспоминание, и неизвестно даже, было ли – или будет ли – все это на самом деле.

Не оборачиваясь, тот человек снова затрясся в рыданиях.

– Я убил ее, – сказал он, – убил вот этим.

Он сунул руку в карман пиджака и вынул молоток на толстой ручке.

– Я бросил ее на железнодорожных путях.

– Может, да, а может, и нет. Возможно, она сейчас дома, ждет вас.

– Я убил ее. – Человек глубоко вздохнул и, внезапно выпрямившись, ударил себя молотком в лицо. Молоток перебил переносицу и застрял в глазнице. Человек вздрогнул, будто через его тело пропустили электрический ток.

Блеймир закрыл глаза и сложил руки на груди.

– Все это лишь обрывки чьих-то воспоминаний. Промельки, мимолетные видения из прошлого или будущего. Им необязательно сбываться.

Когда он вновь открыл глаза, мужчины на ступеньках не было. Мальчик, свернувшись калачиком, лежал под деревянным столом, за которым четыре пугала играли в «три листика».

Женский голос крикнул: «Почему? Я не понимаю».

Блеймир поднялся на ноги. Ринтаннен тоже встал. Место, где они оказались, напоминало сад за чьим-то жильем. Сверху на него со всех сторон смотрели дома. Блеймир, перешагнув низенький забор, оказался в соседнем саду. От детских качелей вдоль стены шла дорожка к приоткрытой двери. По ней прохаживалась женщина, она сжимала голову и непрерывно бормотала.

– Но что я такого сделала? – повторяла женщина. – Скажи мне – что?

Еще одно пугало, подойдя, зашагало рядом с Блеймиром, положив руку в перчатке тому на плечо. Из рукава пугала выпала игральная карта – четверка пик.

– Она встала сегодня утром, и жизнь была радостна и прекрасна, – проговорил Блеймир. – И вдруг все разом пошло под откос.

Ахххххум!

Женщина увидела их и поспешила к двери, открыв ее шире.

– Он не говорит мне, что я такого сделала! – крикнула женщина.

– Ложись спать, – шепнул Блеймир. – Попытайся снова.

Когда он от нее отвернулся, четыре пугала стояли на заснеженной дороге. Одно из них держало на руках мальчика и как будто пыталось что-то ему сказать. Или спеть.

Подойдя поближе, Блеймир расслышал: «…расскажу ему, что знал, о чем мечтал, когда сирень цвела».

– Долго мы уже идем? – осведомился Блеймир, поравнявшись с отрядом пугал.

Пугала не шевельнулись и не сказали ни слова. Они никогда ничего не говорили. Честно говоря, Блеймир и сам не знал, умеют ли вообще разговаривать. Может, просто показалось, – подумал он. – Кому это «ему»? И где сирень цвела?

Ахххххум!

Они шли по дороге, время от времени замечая оклеенные обоями стены среди непрекращающегося снегопада, ветра и круговерти мелкого снега. Блеймир потрогал лоб мальчика. Серого цвета, как и вся кожа, он был совершенно твердым. Совершенно твердым? Можно ли здесь говорить о степенях сравнения или «твердый» является относительным прилагательным?

Он поднял голову от доски и увидел мистера Джонса, своего учителя английского языка. Тот уставился на него, подбрасывая в воздух кусочек мела и ловя его. Кэрол только что написал на доске несколько имен – ДИК ДЬЮИ, УИЛЬЯМ ДЬЮИ, ФЭНСИ ДЭЙ, ДЖЕФФРИ ДЭЙ, ФРЕДЕРИК ШАЙНЕР, ВИКАРИЙ МЕЙБОЛД – и как раз заканчивал фразу «Что за секрет вспомнила Фэнси, “который она никогда никому не откроет”?»

– Вы задаете слишком много вопросов, мастер Блеймир, – ответил мистер Джонс.

– Сэр?

– Повторяю, вы задаете слишком много вопросов.

Он кивнул:

– Это был викарий, сэр. Викарий Мейболд. – Он окинул море лиц, глядящих на него, пока учитель продолжал подбрасывать мелок. – Вот какой секрет был у Фэнси Дэй.

Они шли по горбатому мосту. Машины ехали не по своей стороне дороги – а водители в них сидели не на своих местах, – и у Блеймира перехватило дыхание. Два пугала шагали перед ним, но мальчика не было видно. Он обернулся и посмотрел прямо в пуговичные глаза Ринтаннена, который нес парнишку.

– Почти дошли, – сообщил он пугалу. Пугало по имени Ринтаннен кивнуло. А когда Блеймир снова повернул голову, чтобы идти вперед, он увидел, что крутой спуск моста превратился в лестницу, ведущую в коридор перед спальнями.

А сами они были почти внизу.

Над ними, издалека, но неуклонно приближаясь, доносился звук Цепи Артемиды.

Ахххххум!

Блеймир шагнул в коридор и распахнул дверь в кухню.

XI. Воспоминания

Большие часы над дверью черного хода показывали почти шесть часов. Чарльз Кавана, видимо, спал неглубоко, потому что сразу вскочил, когда вошел Кэрол Блеймир.

– Кто вы? – спросил Чарльз.

Труди Кавана всхрапнула и от этого проснулась, удивленно глядя на незнакомца.

– Меня зовут Кэрол, – начал Блеймир.

– А, мистер Блеймир, – отозвалась Труди, пытаясь привести в порядок прическу. – Ох, раненько в ваших краях начинается день. Неужели я…

– Миссис Кавана, у нас совсем немного времени. Я предлагаю…

– Это ваши? – перебил Чарльз, кивая на четверку растрепанных пугал, торчащих на фоне упаковочных коробок и шкафов. На одном, стоявшем впереди, была засаленная фетровая шляпа, толстый вязаный шарф, порванный во многих местах, рубаха без воротника (которая сразу показалась Чарльзу знакомой), галстук-бабочка и куртка цвета хаки, вся в жирных пятнах. Глаза-пуговицы (как показалось Чарльзу) смотрели на него с мольбой. Внезапно пугало покосилось и бесформенной грудой приземлилось на пол. – Я не уверен, что им здесь…

Ахххххум!

Труди, нахмурившись, посмотрела на дверь, как раз за спиной у Блеймира.

– Что это значит? Я имею в виду шум.

Блеймир сделал глубокий вдох, заметно округлившись, потом выпустил воздух и так же заметно уменьшился.

– Нам нужно поговорить.

Труди чихнула и недовольно поморщилась:

– А это что, чем здесь пахнет?

– По-моему… – Блеймир сделал паузу и продолжил: – Это ваниль. И…

– Больше похоже на нечистоты, – перебила Труди.

– Как я уже сказал, нам необходимо поговорить.

– Поговорить?

И они начали… Говорил в основном Блеймир, хотя у Труди и Чарльза Кавана возникали вопросы, и прежде всего этот:

– Дети? Но у нас нет детей.

Чарльз включил электрочайник и, подойдя к жене, положил ей руку на плечо.

Блеймир достал из кармана куртки обтрепанный коричневый конверт и вынул из него пачку фотографий – старых, судя по состоянию. Блеймир перебрал их, потом, удовлетворенно хмыкнув, вытянул одну и протянул Труди.

Чарльз смотрел на то, что лежало на полу. Это было похоже на фигурку человека из папье-маше – может быть, ребенка – в такой позе, как будто он глубоко спит или даже умер.

– Что это? – заинтересовался Чарльз.

Он уже нагнулся было над принесенными Блеймиром бумажками, когда заговорила Труди:

– Где вы это взяли?

Чарльз снова спросил, что это такое.

Ахххххум!

– Откуда это у вас? – снова спросила Труди.

Блеймир подмигнул прямо-таки на иностранный манер – «ah, comme ci comme ca, madame» – и чуть заметно пожал плечами.

– Ведь это же наш дом в Брэмпоре? – продолжала Труди. Она посмотрела на мужа, но Чарльз в это время отвернулся, разглядывая груду… рядом с которым (или даже на нем) устроилось пугало, явно охраняя и защищая.

– Что это за девочка? – полюбопытствовал Чарльз. Он испытующе посмотрел на Блеймира, на Труди. – Кто эта маленькая девочка?

У Труди вдруг ни с того ни с сего заколотилось сердце.

– Маленькая девочка, – повторила она слова напряженно и очень тихо. – Понятия не имею.

– Это ваша дочь, – объяснил Блеймир. Его голос прозвучал очень мягко.

– Я в жизни никогда ее не виде…

– Дорогая… – Чарльз показал пальцем на неясный силуэт в дверях, стоящий за спиной девочки на снимке.

Труди наклонилась, чтобы присмотреться получше, как вдруг лестницу сотряс удар.

На шум никто даже не повернулся, но Блеймир сказал, не отрывая взгляда от фотографии:

– Нам нужно спешить. Они идут за вашим сыном.

Труди вскинула голову:

– Кто «они»?

Блеймир развел руками, его терпение иссякало – но это было почти незаметно.

– Тролли.

Ахххххум!

– Это они, – добавил он, кивая в направлении грохота. – И еще феи – помните запах?

– Нечистот?

– Дерьма и ванили, простите за выражение. Да еще оборотни. Вся компания. Они захватили вашу дочь, а теперь идут за сыном.

Ахххххум! – опять раздался вопль, а следом за ним беспорядочный топот.

– Это они?

Блеймир кивнул.

– Феи… – повторила Труди. – Дерьмо и ваниль.

Она смотрела на Блеймира.

– Почему я так спокойна? – Она здесь, в новом доме, в их доме, где они провели от силы пару дней, и вот они оба заснули, сидя на стульях (Труди была уверена, что не ложилась в постель), а потом появился незнакомец и заявил, что у нее есть двое детей, что на них наступает армия троллей и фей, они приближаются к ним с криками и топотанием, идут неизвестно откуда и…

– Мне кажется, вам лучше уйти, – проронил Чарльз, вставая.

Труди схватила мужа за руку.

– Нет, Чарли Великий, – возразила она. Повернув к себе фотографию, она поднесла ее к его лицу, к самым глазам, ткнула пальцем на размытый силуэт в дверях. – Смотри сам. Это же я. Я смеюсь, глядя на какого-то… какого-то ребенка, которого никогда раньше не видела.

Чарльз поглядел на снимок, а потом на жену и снова на снимок. Потянувшись через стол, она выхватила еще одну фотографию из стопки. Повернула к себе и увидела ту же девочку, только здесь она была немного старше. Скрестив руки на груди, девочка изучающе смотрела на маленького мальчика, а тот явно пытался ее оттолкнуть. А на все это смотрело сверху все то же лицо: молодая женщина весело смеялась, держа в руке бокал с чем-то напоминавшим белое вино. (Боже, подумала Труди, вот бы мне сейчас этот бокал.) Все трое находились в саду в Брэмхоупе.

А еще там была тень на траве, тень человека с фотоаппаратом, который и заснял всю сцену.

– Это ты. – Труди погладила Чарльза по руке и улыбнулась ему. – Ты нас снимаешь.

Чарльз вырвал у нее фото и впился в него глазами.

– А теперь, мистер Блеймир, ответьте еще на один вопрос. – Труди махнула рукой в сторону завернутых в тряпье останков, лежащих у стены. Когда она так сделала, в окно, видимо, ворвался ветер (хотя Труди не заметила, чтобы хоть одно окно было открыто), потому что пугало, свернувшееся вокруг этих жалких останков, заерзало из стороны в сторону, точно готовясь отразить нападение. – Это мой…

Блеймир кивнул и отошел от стола.

– Они уже совсем близко, – сказал он, но обращаясь не к Труди. – Нам нужно приготовиться, Ринтаннен.

Самое большое пугало вскочило, за ним поднялись и остальные, растопырив руки, будто скривившиеся марионетки. Возможно, это было только воображение, но Труди показалось, что лица пугал посуровели – что глаза их сузились, тщедушные плечи распрямились, ноги окрепли и обрели устойчивость.

– Господи Иисусе! – только и смог вымолвить Чарльз.

Труди не хватило и на это. Она прижала ладони ко рту, стараясь скрыть внезапный восторг от того, что мир снова обретал утраченную радость, детскую радость. Да, в нем были опасности, в этом новом прекрасном мире, были и вещи, которых она не понимала… но в нем было еще и волшебство.

Ахххххум!

Грохот за кухонной дверью звучал все громче, от ударов посуда на столе подпрыгивала и дребезжала.

Дверь распахнулась.

– Они здесь, – объявил Блеймир.

XII. Битва на кухне

Блеймир сгреб фотографии и вручил Труди, вложив в ее ладони, точно это были бесценные сокровища. Труди задрожала, ее тело сотрясалось, словно под ударами тысячи кулаков.

– Сосредоточьтесь на мальчике. – Голос Блеймира был не громче шепота.

Все тело Труди содрогалось в конвульсиях, но не под физическим натиском, а от наплыва образов и картин.

– Моя… моя д-д-дочь, – вот все, что ей удалось вымолвить. – Гм… ээ… оооо… мммм.

Каждая попытка заговорить была похожа на реакцию на сильные удары в солнечное сплетение.

Блеймир погладил ее по плечу. Труди попробовала повернуться, и тут же одно из пугал склонилось над застывшим тельцем мальчика и, подняв, положило его на кухонный стол, сдвинув в сторону посуду и приборы.

– Сосредоточьтесь на мальчике, – повторил Блеймир, не сводя глаз с кухонной двери.

Этого всего просто не может быть, думала Труди. Она слышала слабый, отдаленный звук, похожий на стенание. Она видела, как остальные пугала поднялись на своих шестах и вперевалку, как пингвины, окружили мистера Блеймира. Труди стиснула зубы и проглотила комок… ее удивило и встревожило, когда стенание внезапно прекратилось.

– Дорогая, – прошептал Чарльз, – это все нам только кажется, правда же?

Она посмотрела на съежившуюся фигурку на столе и с любовью погладила личико.

– По-моему, нам не кажется, Чарли, – ответила она. – Это наш сын.

– Наш сын… – Он мог бы задать вопрос, но в этом больше не было никакого смысла. Такова была реальность – это реальность?! – с которой они столкнулись.

– Поговори с Томом, – сказала жена. – Расскажи ему все, что знаешь.

Блеймир вскрикнул, и Труди вовремя подняла голову, чтобы увидеть коренастого лысого человека, приоткрывающего кухонную дверь. Он крякнул, и за ним показались другие, целая вереница странного вида людей, крепко уцепившихся друг за друга.

Чарльз изумленно озирался, одну руку он положил на тельце на столе, другую вытянул вперед в защитном жесте, будто отгоняя злых духов.

Но существа, ломившиеся в дверь, не были духами, по крайней мере, не в привычном понимании этого слова – скорее, они напоминали заглавных персонажей «Трех балбесов», только их было намного больше: высокие и коротышки, тощие и раздутые, как бочки на ножках. У одних были костлявые лица с темными кругами вокруг глаз, у других круглые физиономии, лоснящиеся от жира, с узкими прорезями ртов без намека на улыбку или приветливость.

Ахххххум! – вопили они, долгополые бурые одежды развевались на них, как плащи, когда они разом поворачивались и бросались вперед, держась за руки, кто топоча по дощатому полу сапогами, кто цокая когтями. От тех, кто находился в коридоре, на полу с мягким ковровым покрытием, звук шел более приглушенный.

– Посмотрите в ящиках, – распорядился Блеймир.

В кухню протиснулось еще несколько существ, они вытягивали перед собой цепкие лапы, но тут…

Ахххххум!

… несколько застряли в двери.

– Цепь Артемиды, – сказала Труди.

Два пугала бросились к кухонным шкафам и принялись выдвигать ящики, главным образом пустые, потому что Труди не успела еще распаковать вещи – впрочем, она все равно не представляла, что ищут ее странные гости.

– Оружием может стать все, что угодно, – отрывисто бросил Блеймир.

– Вы читаете мысли?

Блеймир не ответил ей, а только крикнул: «Да!», когда одно из пугал повернулось, размахивая большим разделочным ножом.

– Значит, нужно найти того, что в воде, и разрушить его соединение с остальными? – спросила Труди.

– Ну, можно, конечно…

Ахххххум!

… поступить проще – пробраться к кухонному лифту и разрубить цепь как можно ближе к нему.

– И что тогда?

Ахххххум!

– Они все равно будут прибывать, но мы выиграем время.

– Для чего?

– Чтобы вернуть мальчика.

Чарльз слушал их, а сам перебирал фотографии. Он хмурился. Может, эти снимки были сделаны в каком-то другом, параллельном варианте мира? Он уже начинал думать, что так оно и было. Он посмотрел на Труди.

Ахххххум!

– Он велел нам сосредоточиться на мальчике, – напомнила она.

Перебрав еще несколько фотографий (которые, казалось, все прибывали и прибывали, уж во всяком случае, сейчас их было намного больше, чем в начале), Чарльз откликнулся:

– Что я должен делать?

– Рассказывайте ему что-нибудь, – сказал Блеймир. – Обо всем, что видите на фотографиях… там на них много, много историй. В конце концов, разве не этого все мы хотим, разве не в этом нуждаемся? В рассказах и историях.

Чарльз наклонился над фигуркой на столе.

– Привет, Том! – Имя правильно легло на язык, как попкорн в кинотеатре. (Они с Труди водили когда-то этого мальчика в кино? Чарльз вообразил, что это было, что они делали это, много раз.) Он порылся в фотографиях, одну за другой выложил их перед лицом мальчика. Но у мальчика закрыты глаза… так ли? В самом ли деле закрыты? Чарльз был уверен, что заметил щелочку, похожую на полоску света под дверью. И тут, как раз собравшись перевернуть еще один снимок, он замер… на фотографии был мальчик, тот самый мальчик, что лежал сейчас перед ним, и он обнимал Чальза за ноги так крепко, как только сын может обнимать за ноги своего отца. – Это ты… – начал он хрипло.

Том, его зовут Том, – сообщил голосок внутри.

– Ты стоял рядом со мной. Ты был огорчен, – сказал Чарльз. Он сказал так, потому что помнил это. – Я помню… я это помню! – крикнул он и впился глазами в фотографию. Он не представлял, кто мог их снимать, потому что Труди тоже стояла в кадре, с огорченным видом.

Труди подняла на него глаза и…

– Хомяк, – сказал Чарльз, как будто напоминал ей про что-то само собой разумеющееся. Но Труди…

Ахххххум!

… безучастно смотрела на снимок.

– Том, – прошептал Чарльз и погладил лоб сына, наклонившись к нему как можно ближе. И он напомнил мальчику, как у них в гостях были Рэй и Джин, как Том хотел показать хомяка двум их дочкам, Ребекке и Лоре. Но был так возбужден и так торопился, поднимая деревянную дверцу клетки, что…

Чарльз помотал головой.

– Я никогда этого не делал, – проговорил он. – Никогда не… я никогда не мастерил клетку для хомяка.

– Расскажи до конца, – прошептала Труди. – Смотри.

Она показала на…

Ахххххум!

… мальчика – тот облекался плотью. В этом не могло быть никаких сомнений. И краска медленно возвращалась на его щеки.

– … в общем, ты уронил дверцу и придавил хомяка.

– Толстик, – вмешалась Труди, – Его звали Толстик… твоего хомяка.

Пораженный Чарльз воззрился на жену.

Ахххххум!

Повернув голову, он увидел, что одно из пугал размахивает лопаткой, обнаруженной в ведерке для угля у черного хода. Лопатка ударила двух троллей, и они расцепились, нарушив Цепь Артемиды, – и лучше всего было то, что они находились довольно близко к началу цепи, поэтому все тролли, стоявшие дальше, тут же разлетелись снопами искр.

Труди погладила мальчика пальцем по щеке. Ей показалось, или там была слезинка?

И разве не стало лицо мальчика мягче на ощупь?

– Продолжай, – сказала она.

На следующем фото мальчик сидел у Чарльза на коленях.

– Боже! – выдохнул Чарльз.

– Что такое?

Ахххххум!

Он начал цитировать по памяти: «Начнем с того, что стоял октябрь, месяц, особенный для мальчишек…»

У них за спиной Блеймир ухватил тролля за голову и, крякнув, крутанул ее так, что раздался громкий треск. Продолжая слушать и глядя, как тролль рассыпается зеленым фонтаном искр, Труди подумала, что если у боксеров и борцов уши бывают похожи на цветную капусту, то у этих тварей целые физиономии, как цветная капуста.

Вокруг них вели бой Блеймир и пугала, размахивая предметами, найденными в коробках и ящике для кухонной утвари.

– «Июнь…» – говорил Чарльз, между тем как на стол упал тролль с искривленной от боли пастью и тут же исчез, превратившись в алое облачко пузырьков газа. – «Тут уж всякому ясно…» – продолжал он.

Веки дрогнули.

Ахххххум!

– «Июнь лучше всех: двери школы распахиваются настежь, и до сентября не меньше миллиона лет».

Труди схватил мужа за руку и сжала.

– Он вспоминает, Чарли.

Ахххххум!

На этот раз боевой клич прозвучал намного слабее.

Потом Ахххххум! раздался снова и Ахххххум! снова. С каждым разом все тише.

Блеймир и пугала швырялись в троллей стульями, ломая им шеи и выбивая из Цепи Артемиды. Наконец, хотя звук кличей еще слышался в кухне, но доноситься сюда стал совсем издалека, из прихожей.

Блеймир начал озираться во внезапном приступе паники.

– Ринтаннен!

В ответ раздался стон, и Блеймир кинулся к двери, распахивая ее на бегу.

– Ринтаннен!

– «И они пошли», – говорил Чарльз и гладил мальчика по руке.

Снаружи в коридоре – на удивление длинном коридоре, заметила Труди – на полу лежало одно из пугал. Ноги и руки были выдернуты из тела троллями, которым еще удавалось орудовать одной лапой, тем временем как сотоварищи держались за их шеи и головы. Пугало снова застонало и хотело было шевельнуть рукой, но не смогло. Тролли сцепились лапами, и раньше, чем Блеймир добежал до Ринтаннена, тварям удалось дотянуться и отделить голову пугала от тела. Один тролль оторвал пуговичные глаза и швырнул их о стену. Блеймир бросился вперед, воткнул два пальца в глазницы троллю и дернул. Тварь взвыла и, поскольку связь с остальными была нарушена, взорвалась. Второго тролля постигла та же участь, спустя мгновение он тоже бесследно исчез.

– «Но куда бы они ни пришли, – упорно продолжал рассказывать Чарльз, – и что бы ни случилось с ними по дороге…»

Блеймир поднял изуродованную голову пугала и поднес к лицу. Труди не было слышно, что он ей говорил.

– «Здесь, в Зачарованном Месте на вершине холма в Лесу, маленький мальчик будет всегда…»

– «… всегда играть со своим медвежонком», – договорил Том последнюю фразу и закончил историю. – Привет, пап.

Эпилог

Блеймиру казалось, что сама земля, по которой они шли, устремляется ему навстречу, так что расстояние сокращалось вдвое быстрее, чем можно было ожидать.

Впереди перед ним простирался лес, казавшийся бесконечным.

Позади вид был точно таким же.

И по обе стороны он тоже ничем не отличался.

В этом пейзаже только одно пятнышко выглядело иначе, очень далекое пятнышко, но он знал, что это значит. Блеймир поднес к глазам бинокль, который дала ему Труди Кавана.

– Я верну, – пообещал он. И ушел. – Это там, – сказал он. Пугала промолчали, но хотя бы оказали ему любезность и посмотрели в том направлении, куда он вытянул руку.

Блеймир не представлял себе, как устроены эти существа и так ли они воспринимают мир, как люди. Ни разу он не замечал у них проявлений страха или волнения… зато верности и честности сколько угодно. Он отогнал непрошеное воспоминание о Ринтаннене с оторванной головой и руками, безжалостно отломанными от тряпичного тела.

– Идем! – Он снова пошел, а пугала вперевалку тронулись следом.

Он пообещал супругам – Чарльзу и Труди Кавана (хорошие люди, подумал он), что найдет их дочь. И ее я тоже верну, – уверял он Труди. Как хотите, сказали ее глаза, хотя на лице отразился интерес и даже благодарность. На самом деле никому из Кавана, казалось, не было до этого дела. Но вообще-то, рассуждал Блеймир, это вполне естественно, когда в дом является странный незнакомец в компании ходячих огородных пугал и рассказывает о феях и оборотнях, о Цепи Артемиды, составленной из шумных троллей, и – да, между прочим, они еще и увели у вас дочь… Кому угодно трудно переварить такое.

Слева от него тащились два пугала, переваливаясь, как всегда, с боку на бок, с торчащими в стороны руками. Справа шло еще одно, а в рюкзаке за спиной у Блеймира (его я тоже верну, обещал он Труди Кавана. Как хотите, отвечала она с милой улыбкой) – лежало все, что осталось от Ринтаннена.

Блеймир не знал, сумеет ли сделать хоть что-нибудь для погибшего пугала (умирают ли пугала? Он не знал и этого. Если вдуматься, он вообще много чего не знал), но хотел попытаться.

Как хотите, – вспомнились ему слова Труди Кавана.

На плечо Блеймира опустилась рука-палка в перчатке, и он остановился. Одно из пугал смотрело на дорожный указатель, торчащий из земли прямо перед ними. Из доски было вырезано подобие руки с тощими, почти как у скелета, пальцами, ногти были обломаны и растрескались. На ладони, ближе к кривым ногтям, красовалась надпись:

ЭТО ДОРОГА В СТРАНУ ФЕЙ

– Если кто-то передумал, еще не поздно повернуть, – сказал Блеймир.

Пугала поднялись, зашагали. Перед ним, теперь уже яснее, виднелась стена. Это была внутренняя стена дома, снизу обшитая деревянными панелями, сверху оклеенная обшарпанными обоями с прихотливым цветочным орнаментом. Подойдя поближе, Блеймир остановился и закрыл глаза.

– Черити? – окликнул он.

Мысленный ответ было получен мгновенно, как он и ожидал:

– Ты уже там?

– Почти.

Они помолчали, потом Блеймир спросил:

– Они еще там, Кавана?

– Обживаются. Но их только трое, имей в виду. Ты намерен это исправить?

Он кивнул, хотя и знал, что она не увидит.

– Тебе нужно починить кухонный лифт, вот и все, – сказала его жена.

Блеймир открыл глаза. В нескольких шагах перед ним из ниоткуда возникала стена со встроенным в нее кухонным лифтом.

– Ладно, – сказал он. – Может, и так.

Они снова помолчали, а потом другой голос сказал:

– Она там, да?

– Да, она здесь.

– И вы уже к ней близко?

– Да, мы совсем близко.

Одно из пугал постучало его по плечу. Дверцы кухонного лифта подрагивали в своих пазах.

Когда Блеймир снял со спины рюкзак, остальная часть коридора тоже начала обретать форму, стены, потолок и пол, и другие двери появлялись через каждые несколько шагов. Под его взглядом некоторые двери начали открываться очень медленно. Он расстегнул мешок, вынул топоры и раздал пугалам.

– Что ж, пойду, пожалуй, – сказал он, снова взвалив рюкзак на плечи и поправляя лямки.

– Будь осторожен, – сказала жена и хихикнула. – Я всегда это говорю, да?

– Каждый раз, это точно.

– Я вернусь.

– Да уж постарайся.

И она пропала.

Когда дверцы кухонного шкафа начали разъезжаться, Блеймир поднял топор, уперся ногой в оставшийся пятачок земли и глубоко вздохнул.

– Ммм, – заметил он, – сильнее, чем я ожидал.

– Дерьмо и ваниль, – ответило пугало сбоку от него. Блеймир повернулся, пораженный.

– Так вы можете говорить!

А потом дверцы открылись полностью.

* * *

Питер Кроутер получил множество наград за свою писательскую, редакторскую, а также издательскую (в рамках издательства PS Publishing) деятельность. Его произведения переводят на иностранные языки и адаптируют для телевидения по обе стороны Атлантического океана; они входят в сборники «Самая длинная нота», «Одинокие дороги», «Прощальные песни», «Слабые утешения», «Пространство между строк», «Земля в конце рабочего дня», а также готовящиеся к выходу «Сокровища в пыли». Он соавтор (совместно с Джеймсом Лавгровом) книг «Эскарди Гэп», «Рука, которая кормит», а также его перу принадлежат научно-фантастические циклы «Вечные Сумерки» и «У волшебного дуба». Кроутер живет и работает вместе со своей женой Ники, которая является и его партнером по PS, на Йоркширском побережье в Англии. В данный момент он работает над серией повестей, посвященных вторжению пришельцев и взрыву мультивселенной.

Назад: Сказка вторая

Дальше: Лесная старуха