Энни проснулась, когда Джилли начала готовить обед. Помогла нарезать овощи для вегетарианского рагу, которое затеяла Джилли, послонялась немного по студии и остановилась у рабочего стола, который тянулся вдоль всей задней стены комнаты, где стоял мольберт. Нашла среди разного бумажного мусора, журналов, набросков и засохших кистей брошюру о выставке «Студии пяти поющих койотов», взяла ее и принесла на кухню, где села за стол и перелистывала ее, пока Джилли заканчивала приготовления к обеду.

– Ты и правда считаешь, что от этого что-нибудь изменится? – спросила Энни, перевернув последнюю страницу.

– Ну, смотря какие перемены ты имеешь в виду, – ответила Джилли. – Софи договорилась, чтобы одновременно с выставкой прошла серия лекций, а еще она организовала в галерее два дискуссионных вечера, чтобы люди, которые придут посмотреть наши работы, могли поговорить с нами – о своей реакции на выставку, о чувствах, которые она вызвала, может быть, даже рассказать о том, что случилось с ними, если им захочется.

– Да, а как же дети, о которых тут речь? – спросила Энни.

Джилли повернулась от плиты к ней. Энни совсем не походила на юную будущую мать, которая светится радостью в ожидании ребенка. Скорее она походила на обиженную, растерянную девочку с непомерно большим животом, атмосфера вокруг нее, как на картинах Ральфа Стедмана, была насыщена лихорадочным беспокойством.

– Мы смотрим на это дело так, – сказала Джилли, – если хотя бы одному ребенку удастся избежать того ада, через который прошли мы, значит, выставка пройдет не зря.

– Да, но ведь туда наверняка придут только те люди, которые и так знают, что это такое. Будете убеждать тех, кто уже верит.

– Может быть. Но там будут журналисты: о выставке напишут в газетах, может, даже в новостях покажут. И если нам удастся до кого-нибудь достучаться, то только с их помощью.

– Наверное.

Энни еще раз перелистала брошюру, нашла четыре фотографии на последней странице.

– А почему здесь нет Софи? – спросила она.

– Фотоаппараты рядом с ней перестают нормально работать, – сказала Джилли. – Прямо колдовство какое-то, – улыбнулась она.

Уголок рта Энни дрогнул в ответ.

– Расскажи мне об этом, ну знаешь… – Она показала на картины Джилли из серии «Горожане». – Магия. Колдовство всякое.

Джилли поставила рагу на малый огонь, чтобы доходило, взяла блокнот с карандашными набросками для готовых картин, которые выстроились вдоль стены. Городской пейзаж на рисунках был дан только намеком – ничего, кроме резких штрихов и очертаний, – зато феи были прорисованы во всех подробностях.

Пока они листали блокнот, Джилли рассказывала о том, где она делала эти наброски и что видела или, точнее, примечала краешком глаза, прежде чем нарисовать их.

– Ты правда видела этих… волшебных человечков? – спросила Энни.

Тон у нее был скептический, но Джилли сразу поняла, что она хочет верить.

– Не всех, – сказала Джилли. – Некоторых я придумала сама, а другие… вот эти, например. – Она показала сделанный в Катакомбах набросок, где возле брошенной машины бродили какие-то странные фигуры, чьи классически правильные, как на картинах прерафаэлитов, лица совсем не вязались с их лохмотьями и развалинами вокруг. – Они существуют.

– Но может, это просто люди. У них ведь нет крыльев и они не такие маленькие, как другие.

Джилли пожала плечами:

– Пусть так, но они не просто люди.

– А чтобы их увидеть, надо и самой быть волшебной?

Джилли покачала головой:

– Просто надо обращать внимание. Иначе их не замечаешь или видишь что-нибудь другое – то, что ожидаешь, а не то, что есть на самом деле. Голоса фей становятся ветром, а бодах, вот такой, как этот… – она перевернула страницу и ткнула пальцем в крошечного человечка ростом не выше кошки, который метнулся с тротуара в сторону, – кажется всего лишь обрывком газеты, который подхватила струя воздуха от прошедшего мимо автобуса.

– Обращать внимание, – повторила Энни с сомнением.

Джилли кивнула:

– Так же, как мы должны обращать внимание друг на друга, чтобы не упустить то важное, что происходит с нами.

Энни перевернула еще страницу, но на рисунок смотреть не стала. Вместо этого она внимательно вглядывалась в острые, как у пикси, черты лица Джилли.

– Ты правда-правда веришь в магию, да? – сказала она.

– Правда-правда, – ответила Джилли. – Но я не просто принимаю ее на веру. Для меня искусство тоже волшебство. Я показываю другим душу того, что вижу: людей, мест, таинственных существ.

– Ну а если я не умею рисовать? Где же тогда магия?

– Жизнь – это тоже магия. У Клары Хемилл есть в одной песне строчка, которая, по-моему, все объясняет: «Если нет магии, нет и смысла». Без магии – или без чуда, тайны, природной мудрости, как хочешь, так и назови, – все теряет глубину. Остается только поверхность. Ну, что видишь, то и есть на самом деле. Я честно верю, что все на свете имеет более глубокий смысл, хоть картина Моне в какой-нибудь галерее, хоть старый бродяга, спящий в подворотне.

– Не знаю, – сказала Энни. – Я понимаю, что ты говоришь о людях и прочем, но все остальное – это больше похоже на то, что видишь, когда сидишь на кислоте.

Джилли покачала головой:

– Я принимала наркотики, и я видела фей. Это не одно и то же.

Она встала, чтобы помешать рагу. Когда она вернулась к столу, Энни уже закрыла блокнот и сидела, прижав руки ладонями к животу.

– Чувствуешь ребенка? – спросила Джилли.

Энни кивнула.

– Ты уже думала о том, что будешь делать дальше?

– Думала. Я не уверена, хочу ли я оставить этого ребенка.

– Решай сама, – сказала Джилли. – Что бы ты ни выбрала, мы тебя поддержим. В любом случае жилье мы тебе найдем. Если решишь воспитывать ребенка и работать, мы подыщем дневную няню. Захочешь сидеть с ребенком сама, еще что-нибудь придумаем. В этом и заключается спонсорство. Мы не собираемся говорить тебе, что делать; мы просто хотим помочь тебе стать тем, кем ты должна была бы стать.

– Не уверена, что из меня вышло бы что-то хорошее, – сказала Энни.

– Не надо так думать. Это неправда.

Энни пожала плечами:

– Наверное, я боюсь, что сделаю со своим ребенком то же, что моя мать сделала со мной. С этого все и начинается, так ведь? Моя мамка все время драла меня, неважно, за дело или без дела, вот и я буду так же.

– Ты только зря растравляешь себя такими мыслями, – сказала Джилли.

– Но ведь это может быть, разве нет? Господи, да я… Знаешь, я уже два года с ней не живу, а мне до сих пор кажется, что она стоит у меня за спиной или поджидает где-нибудь за углом. Похоже, мне никогда от нее не уйти. Когда я жила дома, у меня было такое чувство, как будто я живу в доме злейшего врага. Я убежала, но ничего не изменилось. Чувствую то же самое, только теперь все вокруг мои враги.

Джилли протянула к девушке руку и положила ладонь поверх ее ладони.

– Не все, – сказала она. – Ты должна в это поверить.

– Это непросто.

– Знаю.