Глава 20
На секунду Шарлотта испугалась, что Бэй останется, и тогда они никогда толком не вымоются. И не оденутся, если уж на то пошло. Все закончится тем, что они будут ужинать в ее или в его комнате, утоляя другой свой голод.
Бэй помог организовать небольшую процессию служанок, которые поднимались по лестнице с горячей водой и пушистыми полотенцами, и даже лично принес большущую бадью, полную исходящей паром воды. Ирен представила двух служанок, сестер Мэри и Китти Гутакер, и объяснила, что они приходят только на день, и каждый вечер возвращаются к себе домой в деревню.
Шарлотта выглянула из окна. Небо было шиферно-серым, дождь лил как из ведра.
— Но сегодня вам лучше остаться, девочки. Наверняка в таком большом доме найдется место, где вы сможете переночевать.
— Наша мама будет волноваться, мисс, — сказала Китти, более темненькая из двух сестер. Она была невысокая, тоненькая и выглядела слишком хрупкой для того, чтобы таскать ведра с водой. Хороший порыв ветра мог бы унести ее. Она может подвернуть тонкую лодыжку и свалиться в канаву.
— Не думаю, что она захотела бы, чтоб вы одни в темноте ходили под таким дождем.
— Мистер Фразьер провожает нас, мисс Фэллон, у него есть большой фонарь. — Мэри поймала взгляд сестры и захихикала. Китти покраснела под оборками своего чепца.
— Мистер Фразьер? — Шарлотта подумала, что вспыльчивый солдат — последний человек, которого она могла бы представить в качестве чьего-то ухажера. Но Китти юна, свежа и значительно ниже весьма невысокого мистера Фразьера.
— Тише, Мэри! Вы не подумайте, мисс Фэллон, ничего такого. Ангу… мистер Фразьер просто провожает нас домой. Всю эту неделю он вел себя как настоящий джентльмен.
Шарлотта спрятала улыбку.
— Я немного знакома с мистером Фразьером. Он очень храбрый и преданный. Возможно, если вы заночуете здесь, то сможете узнать его получше. Ирен, пожалуйста, дай знать миссис Келли о моем желании. — Если они все к ее услугам, то почему бы ей не воспользоваться этим?
— Но наша мама…
Мэри ткнула Китти локтем в ребра.
— Она все равно будет дрыхнуть и не хватится нас. Любит прикладываться к бутылке, да.
Китти хмыкнула, не одобряя неблагоразумное поведение своей сестры, но промолчала.
Шарлотта знала, каково это иметь пьющую мать. И отца тоже.
— Значит, решено. Ирен, пойди с девушками вниз и посоветуйся с миссис Келли. Как только поужинаете, можете заниматься, чем пожелаете. До утра ты мне не понадобишься, Ирен.
— Даже не надо помочь вам одеться к обеду?
Шарлотта рассмеялась.
— Ирен, дорогая, ты ведь распаковывала мою одежду. Я не собираюсь ко двору.
— Вам надо было взять с собой то красное платье.
— Мои вещи собирал сэр Майкл и, должно быть, пропустил его. — Шарлотта почти ничего не видела из-за слез, когда бросала свои вещи в саквояж на Джейн-стрит в тот день, когда бежала от Анны Уитли. Главной задачей было как можно быстрее уехать из города. Вернуться в свой домик. К своей жизни. Но она все же взяла непрактичное платье и письма Бэя. Романтическая дура.
Когда служанки ушли, она опустилась в лохань и стала энергично скрести себя мочалкой. Что ж, подумала Шарлотта, потайная лестница могла быть и хуже. Она ужасно не любила пыльные, замкнутые пространства, но Бэй прокладывал ей путь через паутину, таща по лестнице.
Теперь он никогда не заставит ее войти в туннель, ведущий к морю. Когда-то Байяр-Корт был домом контрабандистов. Это привлекало деда Бэя, который и сам любил рисковать. Он купил дом для своей юной жены и исчез, чтобы богатеть дальше.
Шарлотта подумала, что Грейс Байяр была одинока. Она растила сына, а потом внука в этом изолированном великолепии. Дом, с его бесконечными извилистыми коридорами легко мог бы вместить дюжину детей. Шарлотта могла понять, почему Бэй после возвращения с войны предпочел лондонскую жизнь — с плещущимися волнами и колышущейся травой особенно не разговоришься. Куда как веселее окружить себя куртизанками, чем наблюдать, как стареющая бабушка ухаживает за своим садом, хотя он очень сильно любил ее.
Шарлотта вымыла и подсушила волосы, обернув голову полотенцем, порадовавшись бодрому огню в камине. Если б на дворе не стоял июнь, она совсем не удивилась бы, увидев снежные хлопья. Снова закутавшись в халат, она стала расчесывать спутавшиеся пряди пальцами.
Тело ее было теплым и расслабленным, воспоминания о Бэе отпечатались на каждой выпуклости, на каждой впадинке. Она надеялась, что сможет найти в себе силы отсечь чувства, когда закончится их месяц, но это будет нелегким делом. Возможно, самым трудным в ее жизни.
Бэй стоял у окна в утренней комнате, глядя на сплошную пелену дождя. Шарлотта сидела за столом, ее руки мелькали с коклюшками и нитью. Он понаблюдал за ней, и у него чуть не закружилась голова от быстроты и ловкости, ее движений. Узор был приколот к маленькой подушечке. Ему точно было бы обеспечено косоглазие, если б он попытался разобраться во всем этом. Раньше он никогда не задумывался о кружеве или других женских занятиях, если уж на то пошло. Бабушкины интересы были ограничены садоводством и сплетнями. А его главным делом в течение целых десяти лет было таскаться по грязи с тяжелым ранцем и убивать врага. После наградой стало распутство и азартные игры.
— Как ты научилась плести кружево? — спросил он, склоняясь над ее плечом и намеренно выдыхая ей в шею.
Ее умные руки замерли, потом возобновили свою работу.
— В Бексингтоне у нас была соседка. Мы с Деб навещали ее, когда наши родители были заняты другим. — Она уныло вздохнула. — Они пили. Вначале забавы ради, как и все. Все это было так весело — домашние вечеринки, развлечения. Поездки в город. У них была куча друзей. Мой отец мог обаять кого угодно. Мама была истиной леди, она всегда наставляла нас, но мало-помалу в ее чай стал подливаться бренди, а по утрам появилось шампанское, со стен начали исчезать картины. Мистер Пичтри стал практически членом нашей семьи. Деб пустилась во все тяжкие, да и я, в конце концов, тоже.
— Шарли. — Его голос прозвучал хрипло. — Ты была помолвлена. Роберт, свинья, воспользовался тобой.
— Возможно, это я воспользовалась им. — Коклюшки неутомимо щелкали. — Знаешь, я хотела сбежать. Как Деб. Думала, если отдам Роберту свое тело, он скорее женится на мне. Я ошиблась.
Он положил ладонь ей на плечо, и ее руки наконец затихли. Что бы она ни говорила, Шарли стала жертвой Роберта. Какая жалость, что женская чистота важнее, чем мужская, но таково главнейшее предписание общества.
Бэй начинал чувствовать его несправедливость. Десять лет назад волосы Шарли не были пронизаны серебристыми нитями. Она была полна надежд. Она действовала из ошибочной веры, из любви, направленной на недостойный объект, и вот куда ее это привело — к одинокой жизни старой девы. Шарли заслуживает лучшего. Много лучшего.
Она пожала плечами:
— В любом случае все это уже в прошлом. Я давно это пережила. — Коклюшки снова с головокружительной скоростью замелькали в ее руках.
Бэй гадал, сколько же лет ей понадобилось, чтобы перестать винить себя. То, что она считала себя, виноватой, нелепо. Он никогда не жалел о своих любовных приключениях, разве что с той испанской маркитанткой, которая расцарапала ему спину, как взбесившаяся пантера. Фразьер потом несколько недель смазывал царапины мазью, ворча, что женские ногти убьют майора скорее, чем штык. Фразьер никогда особенно не одобрял его похождения. Но если то, что говорит Шарли, правда, Фразьер сам сейчас ухаживает за одной из горничных. С ума сойти.
— Ты права. Нет смысла говорить о прошлом. Как насчет того, чтобы спланировать наше будущее?
Коклюшки выскользнули из пальцев Шарли.
— Ч-то ты имеешь в виду?
— Наш день. В такую погоду никуда не выйдешь. И, разрази меня гром, если я буду сидеть здесь целый день, наблюдая, как ты плетешь ярды кружева, каким бы завораживающим ни был этот процесс.
— Это мой заработок, Бэй. — Она подцепила нитку, которая выскользнула из узора.
— Теперь у тебя нет нужды в заработке. Ежемесячное пособие, которое я назначил тебе, прекрасно обеспечит тебя всем необходимым, останется еще и на благотворительность, и на всех бездомных кошек, которых ты захочешь приютить. Ты можешь вести праздную жизнь.
Ее нижняя губа выпятилась. Этот упрямый взгляд Бэй видел уже много раз, и он ему не нравился.
— Праздная жизнь не по мне.
— Откуда ты знаешь, если никогда не пробовала?
— Я не создана для того, чтобы прожигать жизнь, как ты.
Бэй приложил руку к сердцу.
— Прожигать жизнь? Я смертельно оскорблен.
— Извини, если правда глаза колет. Чем ты занимаешься помимо развлечений?
Она смотрела на него так, как, бывало, смотрела его старая гувернантка, насуплено и неодобрительно.
— Я управляю своими капиталовложениями. И собираю картины.
Шарли фыркнула.
— Картины, которые служат опять же для того, чтобы принести тебе удовольствие.
Как она догадалась, что разглядывание обнаженных фигур на картинах возбуждает его? Бэй почувствовал, что краснеет.
— Ты забыла, что я десять лет провел на службе его величеству? В условиях, которые, уверяю тебя, были далеко не приятными.
— Не пытайся почить на лаврах. Что ты сделал в последнее время?
— Я… я… — Что же он делает? Ну, конечно же, посылает деньги в благотворительные ветеранские общества. Хотя, надо признаться, церковь посещает редко. Он добр к детям и животным, когда они встречаются на его пути. Не так уж много, но все же есть чем похвастаться.
— Чем ты хотел заниматься, когда был мальчиком? Помимо контрабанды.
Он хотел быть художником. Его карикатуры в школе были убийственно точными, пока один старшеклассник не возмутился своим изображением в виде быка и только доказал сходство, отколошматив Бэя. После этого Бэй спрятал все свои кисти и мелки и принялся зубрить латинские глаголы. Анна позировала ему, когда они поженились, но те карандашные наброски он давно уничтожил. До тех пор, пока Анжелика не настояла на потолочных фресках, он предпочитал восхищаться искусством, вместо того чтобы создавать его.
— Я покажу тебе. Оставайся здесь.
Перескакивая через две ступеньки, он помчался в свою комнату. В гардеробной стоял видавший виды сундук. Внутри обнаружились высохшие акварели, несколько пожелтевших альбомов для набросков и тупые цветные мелки. Бэй взял нож и заточил кончики, порезавшись при этом. Не слишком воодушевляющее начало для возобновления карьеры художника.
Он ненадолго заскочил в комнату Шарли и через несколько минут уже был внизу с альбомами под мышкой.
— Раздевайся, моя дорогая.
Шарлотта недоуменно взглянула на него. Он льстил себя надеждой, что она с нетерпением ждет повторения их утренней интерлюдии перед завтраком, но дело прежде всего.
— П-прямо здесь, в утренней комнате? — заикаясь, пробормотала она.
— Да, ибо здесь хороший свет, во всяком случае, то, что от него осталось из-за этого треклятого дождя.
— Наверняка ты уже знаешь наизусть, как я выгляжу.
— Действительно, знаю каждый прелестный дюйм. Твое тело восхитительно. И я хочу увековечить его.
Шарлотта, казалось, только сейчас заметила альбом.
— Ты хочешь нарисовать меня? — Это прозвучало так, словно он намеревался поджарить ее и скормить диким зверям.
— Не могу придумать более стоящего объекта. Ты дашь всем моим итальянкам сто очков вперед.
— Ты — художник? — В ее голосе прозвучали неприятные нотки сомнения.
— Помнишь потолок на Джейн-стрит? Всех тех ангелочков, облака и все прочее?
— Так это ты нарисовал?
Ее потрясение было воистину комичным. Впрочем, вряд ли это потому, что она считает его следующим Микеланджело.
— Сюжет выбирал не я, и исполнение так себе, признаю. Но у нас полно времени. Во всяком случае, есть двадцать девять дней. Я готов работать, пока не добьюсь полного сходства. Даже пририсую тебе крылья, если хочешь.
— Я определенно не ангел. — Она бросила плести кружево и встала. — Дай взглянуть на твои рисунки.
Бэй пожал плечами.
— Я уже сто лет не прикасался к ним, но бабушка их тщательно сохраняла. Считала, что я подаю надежды. — Он вручил ей старую коллекцию рисунков. Она улыбнулась, когда увидела первый — карандашный набросок его спаниеля Гомера. Быть может, Бэю следует подумать над тем, чтобы снова приобрести собаку? Собаки забавные, а если он собирается жить в этом огромном доме, хорошая компания ему не помешает.
Шарли осторожно переворачивала страницы.
— Она была права. Почему ты перестал рисовать?
— Полагаю, я перерос это. Когда был в армии, сослуживцы то и дело просили меня нарисовать то лошадь, то портрет, но свободного времени было не много.
— Дай мне взглянуть на остальные.
Он подал ей второй альбом. Страницы по большей части оказались пустые, а часть листов была вырвана.
— Что случилось с рисунками?
Бэй сглотнул ком в горле. Он надеялся, она не заметит.
— Видишь ли, это были рисунки с медового месяца. После того как медовый месяц и мой брак закончились, казалось неправильным хранить их.
— Ох, Бэй. — Она положила ладонь ему на рукав. — Прости. Как все это ужасно.
— Но сейчас я начинаю думать, что счастливо отделался. — Бэй посмотрел на Шарли. Волосы ее были уложены слишком аккуратно. Скоро он это исправит.
— Леди Уитли, возможно, не повредилась бы умом, если б все эти годы была леди Байяр.
— Ты очень добра и великодушна, Шарли. — Он наклонился, чтобы коснуться ее губ.
— Едва ли, — пробормотала Шарлотта. Она ответила на его поцелуй, безыскусно углубив его. Если так будет продолжаться, то Бэй бросит бумагу в огонь и уложит Шарли на оттоманку. Она пробуждает его страсть, как не удавалось еще ни одной женщине после Анны.
Он мягко отстранился.
— Позже, любовь моя. Давай-ка я расшевелю угли. Не хочу, чтоб ты подхватила простуду.
— Ты серьезно насчет наброска? Но почему бы тебе не нарисовать меня в одежде?
— Какой же в этом интерес? Кроме того, это платье явно не стоит увековечивания.
— У меня нет ничего лучшего. Да мне и не надо ничего лучшего.
— Какая жалость, что твоя сестра умыкнула всю одежду, но, по крайней мере, у нас есть это. — Он вытащил из кармана рубиновое ожерелье. Она схватила его.
— Я же его спрятала! Как ты нашел?
— Милая, от меня ничто и никто не скроется. Нашел ведь я тебя в Малом Укропе, не так ли?
— Ты рылся в моих вещах! — Ее рот упрямо сжался. «Интересно, — подумал Бэй, — что еще она прячет от него?».
— Всего лишь в стопке носовых платков и в парочке чулок. Больше не буду, обещаю. Все твои секреты в безопасности, стой спокойно. — Он стал расстегивать крючки, развязывать шнуровку, вытаскивать шпильки. Щеки ее пылали, соски сморщились и потемнели. Забрав рубиновое ожерелье из ее вялой руки, Бэй застегнул его вокруг шеи. Центральный камень лег прямо в ложбинку между грудей. Бэй отступил назад. — Идеально!
— Едва ли…
— Ох, не возражай мне, все равно не переубедишь. — Он по-другому расставил мебель, подтянув оттоманку поближе к окнам. Выбрал удобный стул для себя и сорвал штору.
— Это для кое-какой необходимой драпировки.
— Я же буду чихать, не переставая.
— Глупости. Я совершенно точно знаю, что все шторы этой весной снимались и вытряхивались. Я же был здесь.
— О! — Без своего отвратительного серого мешка, прикрывающего ее, она выглядела очень неуверенно. — Что я должна делать?
— Превратись в пудинг, такой однородный и бескостный. Я буду прикасаться к тебе повсюду. Постарайся не вздрагивать. Сядь на кушетку, пожалуйста.
Он ловко усадил ее, гладя руками атлас кожи. Он знал, что ведет себя, как проказник. Обхватил ладонью одну грудь, погладил сосок, наблюдая, как ее кожа покрылась мурашками. Приподнял ногу, погладил стопу, слегка прикрыл бедра тканью.
— Тебе все видно! Ты совсем не задрапировал меня, — пожаловалась Шарли.
— В следующий раз. А теперь постарайся молчать, пока я буду работать. — Он вытащил из кармана мелок и приступил к наброску.
— Это будет нетрудно. Мне нечего сказать. Ты ведь запер дверь, да?
— М-м.
— Бэй! А вдруг кто-то из служанок войдет, чтобы стереть пыль или еще что? Твоя челядь, конечно, уже ко всему привыкла, но Мэри и Китти еще совсем дети. Пожалуйста, сию же минуту запри дверь.
Пальцы Бэя летали над бумагой, мелок был продолжением его руки. Он не задумывался над тем, как идет творческий процесс, только понимал, как приятно и успокаивающе снова рисовать. Ну, было бы приятно и успокаивающе, если б его натурщица так не хмурилась и не пыталась встать.
— Лежи и не двигайся. Я закрою через минуту. — Он добавил нежный изгиб лодыжки, большой палец ноги. Сама же нога спустилась на пол. — Ну ладно, ладно.
Бэй громко щелкнул дверным замком, чтобы успокоить Шарли, затем вернулся на свой стул. Она снова приняла нужную позу, хотя в теле было почти осязаемое напряжение.
— Расслабься.
— Легче сказать, чем сделать. Я чувствую себя жуком под увеличительным стеклом.
— О, ну, ты определенно не жук. Скорее, цветок. Белая роза.
— Чья первая пора цветения давно миновала.
— В цвету, в полном цвету, со множеством солнечных дней впереди. Не напрашивайся на комплименты, Шарли. Это тебе не идет.
— Я не напрашиваюсь! — Она скорчила кислую рожицу.
Прекрасно. Он покажет ей, как именно она выглядит. Набросок был быстрым и черновым, но Бэй только-только начал входить во вкус.
— Нос чешется.
— Должно быть, это паук со шторы.
В мгновение ока она с визгом соскочила с оттоманки, подпрыгивая и вытирая лицо обеими руками. Он сдержал смех, любуясь ее подпрыгивающими грудями и беспорядочно рассыпавшимися волнистыми волосами.
— Да не сиди же ты там! Сними его с меня!
Бросив альбом на пол, он заключил ее в объятия и поцеловал в кончик носа.
— Ну вот, теперь все в порядке.
Ее глаза сузились.
— Ах ты, злодей. Не было никакого паука, да?
— Я же сказал тебе, что шторы чистые, — мягко проговорил он. — Я бы никогда не подверг тебя такой опасности. Ну что, попробуем еще разок? Теперь ты уж точно прогнала всех насекомых.
— Ты просто невозможен. Как бы тебе понравилось, если бы это ты лежал раздетый, а я глазела на тебя? — Она вновь устроилась на кушетке, прижимая к груди подушку. Он вырвал ее и расположил Шарли в нужной позе.
— Я бы счел себя счастливчиком. Ты имеешь надо мной невероятную власть. Я и сам не совсем ее понимаю.
Шарли фыркнула и состроила одну из своих мин.
— Эй, перестань смотреть так надменно и снисходительно. — Он взял рисунок и показал ей. — Прелестно все, кроме выражения лица. Как будто ты лимон проглотила.
Шарлотта прищурилась.
— О Боже. Мне жаль, что я испортила рисунок. Но я чувствую себя так… так неловко…
— Представь, что меня здесь нет. — Он откинулся на спинку стула и взял чистый лист. — Представь, что ты в гареме султана. На дворе ослепительно светит солнце, но ты в затемненной, прохладной половине дома. К твоим услугам любая роскошь, потому что ты — любимица султана. В доказательство он подарил тебе это украшение.
Шарлотта потрогала ожерелье.
— Я была продана в рабство?
— О нет. Ты — наследная принцесса. Твой отец, король, получил за тебя несколько баранов. — Он увернулся от подушки, которую она запустила в него. — Правда, у тебя ужасно вспыльчивый нрав, но сегодня ты счастлива. Полна неги. Не гримасничай так. Я хочу увидеть естественную улыбку.
— Почему я счастлива?
— Потому что султан исполнил твое самое заветное желание. Да-да, вот лицо, которое я люблю. Эта загадочная улыбка. Скажи мне, чего ты просила?
— Свободы, разумеется. И не только для себя, но и для своих сестер в гареме.
Бэй покачал головой:
— Невозможно. Султан очень любит тебя, но он никогда тебя не отпустит. Кроме того, куда ты пойдешь?
— Я поймаю верблюда и поскачу в пустыню.
— Но там ты только попадешься в лапы кочевникам: по сравнению с ними твой шелудивый верблюд покажется тебе ароматным цветком. А их зубы? — Бэй передернулся. — Нет-нет, спасения нет. Просто откинься на подушки и дай волю своему телу и чувствам.
— Я не собираюсь быть игрушкой какого-то султана.
— Ты опять выглядишь сердитой. Вспомни, он предпочитает тебя всем другим. Он лично заботится, чтобы твои финики были слаще, твой вуали прозрачнее, твои драгоценности ярче. Султан здоровый, привлекательный мужчина. Воин.
— Мускулы — это хорошо, но есть ли у него мозги?
— Разумеется. Стихи, которые он слагает, восхваляя твои достоинства, заставляют всех других жен зеленеть от зависти, и сам Байрон хочет покончить с собой, зная, что ему никогда не сравниться с таким талантом. — Бэй получал удовольствие от этой игры, наблюдая за эмоциями, мелькающими на лице Шарли. Холодный дождь снаружи барабанил непрерывно, но они были далеко, в вымышленной чувственной гавани, теплой, экзотической, эротичной. Ресницы Шарли отяжелели и опустились. Он легко мог представить ее любимой женой султана. Легко мог представить ее своей женой.
Иисусе, откуда взялись подобные мысли? Ему надо выйти под дождь и остудить свое разгулявшееся воображение. Он сосредоточился на рисунке, добавив несколько штрихов к обстановке.
— Ну вот, открой глаза.
Шарлотта приподнялась и села. Она начала воспринимать слова Бэя всерьез, убаюканная теплом огня и мыслями о нескончаемой роскоши в каком-то воображаемом восточном дворце. Когда она бросала вызов его праздности, то никак не ожидала обнаружить этот его скрытый талант. Может, она и не была в восторге от вульгарных ангелочков на потолке в доме на Джейн-стрит, но Бэй определенно умеет рисовать.
Она разглядывала рисунок. Вальяжная наложница возлежит на диване под шелковым пологом. Блюдо со сластями стоит на низком, изысканно украшенном столике, и наложница выглядит так, словно уже полакомилась ими. Тело ее пышное и спелое, как финик.
— Я такая толстая! — вскричала она.
— Не говори чепухи. Ты идеальная. Женственная.
В голосе Бэя послышались оскорбленные нотки, и Шарлотта поспешила добавить:
— Я не критикую твою работу. Она прекрасна. Более чем прекрасна — бесподобна. Просто я не знала, что выгляжу… вот так.
Она выглядела не только пышнотелой. Она выглядела греховной. Глаза чуть приоткрыты, на губах играет улыбка кошки, съевшей канарейку. Такая расслабленно самодовольная, словно ее только что страстно любил султан, великолепный любовник. Возможно, лучший любовник во всем Дорсете. Или, точнее, в Оттоманской империи.
— Э… красиво. Очень лестно.
Бэй забрал у нее рисунок.
— Тебе не нравится?
— Нравится! Он чудесный, правда. Все детали выписаны так исключительно. Просто… эта женщина выглядит такой роскошной.
Он скептически вскинул бровь. Шарлотта торопливо продолжила:
— Я обыкновенная. Скучная. Совсем не такая роскошная. И, конечно же, моя грудь не такая большая.
Бэй взглянул на портрет, потом на ее грудь.
— Ну, не знаю. Мне кажется, я был предельно точен. Попробуем еще раз?
Шарлотта почувствовала, что покраснела до корней волос. Ей бы следовало сослаться на головную боль и закончить этот художественный эксперимент. И чего-нибудь поесть. Но после обильного завтрака, который она съела, Бэй не поверит, что она уже проголодалась. Сегодня утром у нее, наконец, проснулся аппетит. Скоро она растолстеет еще больше, если будет есть все, что готовит миссис Келли.
— Но на этот раз я хочу быть задрапирована. — Она знала, что это прозвучало раздражительно, но ничего не смогла с собой поделать. Это как-то неестественно, когда ты лежишь обнаженной среди бела дня, и довольно ухмыляющийся мужчина рисует тебя.
— Ну хорошо. Располагайся.
Шарлотта вернулась к кушетке. Она завернулась в штору как в саван и легла.
— Нет, нет и нет. — Бэй дергал и тянул до тех пор, пока не обнажились груди и половина живота. Он подпер ей щеку кулаком, подсунул подушки под локоть и разложил волосы. — Вот так лучше. Если тебе не нравится история про султана, выбирай сама. Скажи мне, кто ты.
— Я — Шарлотта, — проговорила она сквозь зубы. Костяшки пальцев впились в скулу.
— Что, обыкновенная, скучная женщина?
— Не будь таким противным. Я не могу говорить, моя рука должна оставаться неподвижной. — Она устремила взгляд на серый дождь и серое море.
— Ну хорошо. Значит, придется тебе доверить следующую фантазию мне.
Краем глаза Шарлотта видела быстрые движения руки Бэя, летающей нал альбомом, который лежал на коленях.
— Ты — женщина, дожидающаяся возвращения своего мужчины с моря. Его не было очень долго, и ты не уверена, что он вообще когда-нибудь вернется. Иногда по утрам, просыпаясь, ты чувствуешь себя слишком одинокой, чтобы вставать с постели.
Шарлотта слишком хорошо знала, каково это. Неделя перед появлением Бэя была ужасной.
— Ты хранишь все его письма и читаешь их, когда на тебя накатывает уныние.
Она резко повернулась, чтобы посмотреть на него, но он был поглощен работой и ничего не заметил.
— Он морской капитан?
— Вообще-то пират. Довольно известный.
— С женщиной в каждом порту, — сухо заметила Шарлотта.
— О, он предан тебе всей душой — пират-пуританин, если хочешь. Это рубиновое ожерелье — из зарытых на одном тропическом острове сокровищ. Он не может дождаться, когда приплывет домой и подарит его тебе.
— А где он сейчас? Накачивается ромом?
— Он попал в шторм. Мачта сломана, и паруса разодраны в клочья. Он может никогда не вернуться домой.
— Ох, какой же ты несносный! Это ужасная история! — Она села и прикрылась портьерой. Бэй присел к ней на оттоманку.
— Именно. Быть может, ты одобришь этот вариант?
Эта Шарлотта выглядела совсем не пресыщенной, но невыносимо печальной, выглядывая в окно в надежде увидеть корабль своего пирата. Теперь она была меньше выставлена напоказ, но все равно смущающе пышная.
— Что ты думаешь?
— Думаю, это грех, что ты отказался от рисования. Ты отвратительно талантлив.
— Что ж, спасибо. Правда, не уверен насчет определения «отвратительно». — Он провел испачканной мелками рукой по волосам. — Черт, мне надо подстричь волосы. Интересно, удастся ли оторвать Фразьера от… кто там, Китти или Мэри?
— Китти. Я могу подстричь тебя. — Хотя жаль будет отрезать прекрасные локоны.
— Ага! Далила в моем доме! Ни за что. Я серьезно отношусь к своему мужскому достоинству. Не хочу искушать тебя острыми ножницами.
— Я бы ни за что не причинила тебе вреда, — сказала Шарлотта. За последнее время она поумнела, усвоила кое-какой урок. В следующий раз она вспомнит мамин совет и сосчитает до десяти, прежде чем выходить из себя.
— Очень приятно слышать. Пожалуй, тебе следует одеться к ленчу. Давай-ка я помогу.
Он размотал штору, в которую она была завернута, словно разворачивал подарок, затем взглянул ка кучку одежды, аккуратно сложенную Шарлоттой.
— Нет, — бросил он. — Пожалуй, не сейчас.
Он опрокинул ее назад, на оттоманку, на этот раз уложив не для позирования, а для удовольствия. По обыкновению, его рот и пальцы довели Шарли до завершения прежде, чем он вошел в нее. Она давно утратила всякое самообладание в руках своего султана-пирата. Теперь в ней сливались отчаянное желание тоскующей жены и чувственное мастерство гурии, она прижималась в его горячему, твердому телу, обхватив ногами, растягивая и сжимая мышцы, пока его семя не выплеснулось глубоко внутри ее. Не было в мире ничего, кроме них двоих, их неровного дыхания, влажной и ароматной кожи. Шарлотта благословила непогоду за то, что она держит их в доме. Когда бы еще Шарли так радовалась ненастью?
— Я знаю, о чем ты думаешь, — прошептал Бэй.
— Глупый. — Она взъерошила ему волосы. — Тебе нипочем не догадаться.
— Ты очень счастлива, что вернулась в Дорсет.
— Это правда, но не это главенствовало в моих мыслях.
Он привлек ее еще ближе.
— Тогда расскажи.
Шарлотта испытала непреодолимое желание рассмеяться.
— Не обижайся, Бэй, но я думала о погоде. В конце концов, я же обыкновенная, скучная англичанка.
