Глава 4
Господи, какая же она дура!
Вероника устроилась поудобнее на мягком сиденье открытого ландо и плотнее натянула накидку. Что на нее нашло, когда она сказала сэру Себастьяну, что сегодня будет кататься в парке? Наверное, это произошло потому, что она отвлеклась на тетушку и сэра Хьюго – необходимо было развести их в разные стороны, пока сэр Хьюго не пострадал… физически. Она решила, что в это время года в парке будет мало народу, что входило в ее планы. Как бы Вероника ни пренебрегала условностями, очевидных глупостей она предпочитала не делать. А парк – публичное место, и обвинить ее в чем-то непристойном никак нельзя. Во время светского сезона едва ли можно было двигаться быстрее черепахи, но ведь в сезон в парке гуляли исключительно для того, чтобы на других посмотреть и себя показать. Вероника любила кататься в бодрящую погоду, однако в этом году холод наступил слишком быстро. Уже и в октябре, и в ноябре шел снег. Кто знает, что сулит декабрь?
Слуги сочли ее ненормальной, когда она настояла на том, чтобы опустить верх экипажа. И кучер, и дворецкий, и горничная, все пытались переубедить ее, но зря старались. Вероника крайне редко меняла свое решение. Но в общем, все оказалось не так уж страшно. Она укутала колени одеялом, а ноги поставила на горячий кирпич. Это ее согрело, и она перестала дрожать.
А где же сэр Себастьян? Столь маленькая неприятность, как холодная погода, разумеется, не могла остановить такого бывалого путешественника, как он. Вероника выпрямилась и обвела глазами парк, затем со вздохом откинулась на спинку сиденья. Может, она высказалась чересчур неопределенно? А может, отпугнула его своей склонностью к жарким спорам и передовым взглядам? Но все-таки нужно что-то большее, чем ее прямолинейность, чтобы отпугнуть храброго и стойкого мужчину, каким является сэр Себастьян, – его подвиги это доказали. Если только она не обманывалась на его счет… Вполне вероятно, что он опасается этой встречи так же, как она.
Страх и неуверенность были несвойственны Веронике. Но ведь прежде она ни разу не пыталась завоевать мужчину. Если уж быть честной, то она не была полностью уверена в том, что действует правильно, пытаясь добиться задуманного. Вероника поморщилась. Конечно, она подкалывала Порцию, заявив ей о своем намерении стать любовницей Себастьяна, но насколько бы это все упростило.
Как замечательно было бы просто сказать ему, что она приняла для себя это решение по многим причинам, которые его не касаются. А потом добавить, что она выбрала его по причинам, которые опять же его не касаются, но очень ее привлекают.
Вероника посмотрела вперед и увидела знакомую одинокую фигуру, направлявшуюся к ней по запорошенной снегом траве. Какое облегчение! Он шел большими решительными шагами с таким целеустремленным видом, словно его ожидали более неотложные дела, чем обычная прогулка в карете по парку. Вероника довольно улыбнулась. Это будет не совсем обычная прогулка.
Она узнала и о его книгах, и о путешествиях – хотя это ее не слишком увлекло – задолго до того, как познакомилась с его кузиной. Он ведь очень известный человек. Ее покойный муж им восхищался и в своей библиотеке имел книги сэра Себастьяна.
Но Вероника прочитала их совсем недавно, несколько месяцев назад. Она не была уверена в том, что мысль стать любовницей сэра Себастьяна пришла ей в голову после прочтения его книг. Возможно, это было счастливым совпадением – она заинтересовалась этим человеком в то самое время, когда решила, что предпочитает быть любовницей, а не женой. И как кстати оказалось, что он – родственник одной из ее любимых подруг.
Он приближался, и сердце у нее затрепетало. Вполне понятные волнение и опасение. Хотя у Вероники были свои собственные моральные устои и правила поведения, которые, вполне возможно, оскорбляли тех, кто придерживался строгих рамок приличий, но, помимо мужа, других мужчин в ее жизни никогда не было. Обольстил ее только Чарлз, и она не сопротивлялась этому. Иногда она себя спрашивала, способна ли вообще любая женщина питать к этому отвращение. Чарлз пользовался дурной репутацией, когда они познакомились. В основном в отношении женщин. Нельзя сказать, что она откликнулась на его притязания не раздумывая. Она его… хотела, ощущая незнакомое доселе томление. Это был скорее зов плоти, а не любовь. Но разочарованной она не осталась. Веронике казалось весьма странным, что многие жены считают интимные отношения скорее долгом, чем удовольствием. Но в таком случае Чарлз был необычным мужчиной. Так же, как она – необычной женщиной.
– Генри, – крикнула она кучеру, – останови карету!
– Но, леди Смитсон… – Генри увидел сэра Себастьяна и все понял. – Вы намерены идти пешком, миледи?
– Не в этих же туфлях. – Ее взгляд был прикован к сэру Себастьяну – на его лице появилась широкая улыбка, он помахал ей рукой и ускорил шаг. – Думаю, что ко мне присоединится сэр Себастьян.
– Как пожелаете, миледи, – бесстрастно ответил Генри, но в его голосе прозвучало едва заметное неодобрение.
Родственники Порции были не одиноки в своих мыслях о том, что три года – вполне достаточный срок для траура у женщины ее возраста. Но если бы Генри точно знал, что у нее на уме, то неодобрение отразилось бы и на его лице. Выгода от того, что слуги работают у тебя не один год, это их безусловная верность. Они были почти частью ее семьи наравне с кровными родственниками. С другой стороны, Генри и остальные слуги были слишком хорошо вышколены, чтобы произнести что-либо вслух, но в то же время не стеснялись показать, что́ они думают о ее поведении. Она частенько думала о том, как же трудно быть верным, безупречным слугой, когда твоя госпожа живет по собственным правилам, отличным от тех, что приняты в светском обществе.
– Какой хороший день, леди Смитсон, – радостно произнес сэр Себастьян. Вероника надеялась, что эта радость распространяется и на нее, а не только на морозную погоду.
– Добрый день, сэр Себастьян, – кивнула она. – Удивительно, что вы пешком. Я думала, что вы намеревались покататься.
– В такой замечательный день? Да никогда. – Он глубоко вдохнул свежий воздух и огляделся. Очевидно, его радость распространялась исключительно на чудесную погоду.
– Да? – Она изогнула бровь. – Кажется, довольно холодно.
– Это освежает. – Он сделал еще один глубокий вдох. – И очень бодрит. Заставляет кровь быстрее бежать по жилам.
– В тщетной попытке согреться, – еле слышно произнесла Вероника.
Он засмеялся:
– Да что вы, леди Смитсон. Согласен, что сейчас немного холоднее, чем обычно в это время года, но в холодном воздухе есть что-то такое… оживляющее.
– Мне представляется, что тот, кто часто жил в тропическом климате, как вы, питает отвращение к холоду.
– Как раз наоборот. – Он покачал головой. – Когда от жаркого солнца кожа покрывается волдырями, начинаешь ценить тот климат, в котором прожил бо́льшую часть жизни. По крайней мере со мной происходит так.
– В таком случае ваше следующее путешествие – это полярная экспедиция.
Он хмыкнул.
– Думаю, что даже для меня это слишком холодно. Но сегодня идеальный день для прогулки. Вы не присоединитесь ко мне?
Она улыбнулась.
– С удовольствием. Генри, – окликнула она кучера, – я все же пройдусь.
Генри чуть не задохнулся, потом закашлял.
– Как пожелаете, миледи.
– Будь так добр, езжай следом за нами.
Сэр Себастьян открыл дверцу кареты и помог ей выйти. Его рука была теплой и крепкой. У нее по телу пробежала приятная дрожь. Он предложил ей руку, и они неспешно пошли вперед. Себастьян старался идти с ней в ногу, приноравливая к ней свои длинные шаги.
– Скажите, сэр Себастьян, вы собираетесь пожить в Англии, или вы уже намечаете следующее путешествие?
– Мои планы никогда не бывают определенными. – Он засмеялся. – Но обозримое будущее я собираюсь провести в Англии. Я бы хотел какое-то время сосредоточиться на написании книг. Большинство людей никогда не увидят тех мест, где побывал я, и я нахожу огромное удовольствие в том, чтобы разделить с ними мои приключения. Я также подумываю о том, чтобы изложить мой опыт в художественной прозе.
– Как мистер Хаггард с его героем Аланом Куотермейном?
– Что-то вроде этого.
– «Копи царя Соломона» пользовались большим успехом, как вы знаете, и этот роман объявили даже самой занимательной из когда-либо написанных книг.
Он взглянул на нее.
– Вы его прочитали?
– Пока нет. Должна признаться, что в последнее время я была занята чтением подлинных историй о путешествиях – а именно книг сэра Себастьяна Хэдли-Эттуотера.
– И?..
Она удивленно приподняла брови.
– Ждете комплимента?
Он улыбнулся.
– Разумеется.
– Хорошо. – Она на секунду задумалась. – Я нахожу ваши книги чрезвычайно захватывающими. Мне также нравится манера изложения – ваш стиль, я хочу сказать. По правде говоря, я даже не представляю, как приключения вымышленного героя могут быть более убедительными, чем то, что пережили вы в действительности. Такого комплимента достаточно?
– Достаточно, – кивнул он. – Помимо писательской деятельности, есть еще мой дом. И должен признаться, что я по нему скучаю.
– Не может быть, – удивилась она.
– Вас это поразило? – усмехнулся он. – Никто не считает людей, подобных мне, сентиментальными там, где дело касается дома и семьи. – Он взглянул на нее. – У меня, видите ли, довольно большая семья.
– Порция говорила об этом, – кивнула Вероника. – Кажется, три сестры, помимо вашей кузины, а также два старших брата.
– Я младший из четырех братьев, но мой самый старший брат, Ричард, умер несколько лет назад.
– Примите мои соболезнования, сэр Себастьян, – с искренним сочувствием произнесла она.
Он пожал плечом, словно это уже пережитая утрата, но грусть, промелькнувшая в его глазах, сказала ей обратное.
– Он никогда не отличался крепким здоровьем по сравнению с остальными. – И снова оживился. – Мы выносливые и смелые. Даже Порция, хотя она предпочла бы, чтобы ее такой не считали.
– Смелость – не то качество, которое характерно для Порции, – засмеялась Вероника. – Однако она говорила о том, что выносливость необходима, когда растешь среди семерых детей.
– Прошу учесть, что упрямые характеры моих братьев и сестер ни в коей мере не отрицают добропорядочности семьи в целом. – Он печально покачал головой. – Порция не одинока в своем стремлении к благопристойности. Мы – на редкость приличная семья, славящаяся своей респектабельностью и совершенно не склонная к скандалам.
– За исключением вас?
– Мне всегда доставлял удовольствие изрядный скандал… к ужасу моей семьи. – Он доверительно склонился к ней. – Я – паршивая овца в стаде.
– Да, у вас есть определенная репутация в этом отношении.
Он засмеялся:
– Уверяю вас – хотя я ее заслужил, – все немного преувеличено.
– Что неудивительно, не правда ли? – Она одарила его милой улыбкой.
– Это – самая неприятная сторона известности.
– Неприятная? С трудом в это верю.
Он покачал головой.
– Я бы предпочел, чтобы мне воздавали должное за мои реальные дела, хорошие или не очень, чем за то, что предполагается.
– Значит, легионы женщин – это предположения?
Он закашлял и с удивлением покачал головой:
– Господи, леди Смитсон, а вы прямодушны.
– Разве Порция вас не предупреждала?
– Она говорила, что вы весьма откровенны. Она считает откровенность скандальной.
– Могу ли я сказать вам кое-что по секрету, сэр Себастьян?
– Сделайте милость.
– С самой первой встречи с Порцией я не нахожу ничего занятнее, чем поддразнивать ее своей откровенностью.
– Вас это веселит?
– Чрезвычайно. – Она рассмеялась. – Скажите, а вам нравится шокировать вашу семью?
– Мою семью легко шокировать. – Он тяжело вздохнул. – Всем было бы намного приятнее и спокойнее, изучай я право, или служа в армии, или даже занимаясь каким-нибудь почтенным видом коммерции. Или если бы я пошел по церковной линии. – Он поднял брови. – Вы можете представить меня священником?
– О, ваши проповеди были бы очень интересными.
– Боюсь, что меня лишили бы сана после первой же, – рассмеялся он. – И даже в этом случае у нас в семье есть те, кто предпочел бы неспособного пастора любителю приключений, путешественнику, писателю, лектору…
– Не забудьте про исследователя.
– Исследователь – это звание, которое дается тому, кто отважится выйти за границы обычного эксперимента. Его надо заслужить. – Он покачал головой. – Я никогда не был первым человеком, ступившим на необитаемую землю. Я никогда не открывал потерянных цивилизаций или неизвестного доселе устья большой реки. Также я ни разу не сделал никакого важного открытия, хотя то, чему посвятил свое время, было не так уж плохо.
– Понимаю. – Ее взгляд сделался внимательным. – Вы сожалеете об этом?
– О замечательном времени? – Он сверкнул улыбкой. – Ни одну минуту.
– Я имела в виду другое: то, что вы не открыли ничего значительного.
– А мне следует сожалеть? Полагаю, что было бы приятно открыть что-нибудь эдакое. – Они молча шли по дорожке. – В мои намерения не входило открывать неизведанные миры, когда я впервые занялся путешествиями. Но то, что можно назвать орудием для открытий, определило мой жизненный путь.
– Да?
Он остановился, полез в карман жилета и извлек маленький компас.
– Я еще мальчиком нашел его в старом сундуке. Никто из домашних не мог мне сказать, кому принадлежал старинный компас. С тех пор я с ним не расстаюсь. Это моя самая ценная вещь. – Он протянул ей компас. Она взяла его и с любопытством стала разглядывать. Металлическая вещица хранила тепло его тела. – На крышке надпись, – сказал он.
Она перевернула компас и прочитала едва заметно выгравированные слова: «In ambitu, gloria». Вероника посмотрела на Себастьяна:
– Я не сильна в латыни. Что это значит?
– «В поисках славы».
– Это фамильный девиз? – Она вернула ему компас.
– Нет. Теперь это мой девиз. – Он положил компас обратно в карман. – Мне он подходит. Путешествие важнее, чем цель.
– Как мудро. – Она задумалась. – Если вы не собирались открывать неизведанное, то, может, вы, учитывая выбор профессии, всего лишь хотели поразить семью?
Он весело на нее взглянул.
– Леди Смитсон, если бы я не был уверен, что это не так, то счел бы вас журналисткой одной из тех газет, которые всегда перевирают факты. А может, вы и есть журналистка? – Он шутливо сдвинул брови.
– Нет, конечно, – рассмеялась она. – Но какая замечательная мысль.
– Вы задаете очень много вопросов.
– А вам удается на многие не ответить.
– Прошу меня простить. Я не хотел показаться уклончивым. У меня просто нет ответов. – Он на секунду задумался. – Когда я начал вести – и веду до сих пор – ту жизнь, которая меня интересует больше всего, я не ставил никакой особой цели, за исключением, возможно – и как вы это отметили, – не делать того, чего от меня ждала семья. – Он внимательно посмотрел на нее. – Это, конечно, не назовешь достойной восхищения целью, на достижение которой можно тратить свою жизнь.
– И все же вы, кажется, весьма в этом преуспели.
– Поверьте мне, никто больше, чем я, не шокирован этим фактом.
Она засмеялась. Он предложил ей руку, и они продолжили прогулку.
– Дороги жизни, по которым мне предлагалось идти, все представлялись ужасно скучными. Провести свои дни, занимаясь делом, которое мне не по душе… подобная судьба была для меня хуже смерти. Это было бы существованием, а не жизнью.
Она кивнула.
– Но у вас был выбор.
– Что вы имеете в виду?
– Вы – мужчина и могли делать то, что захотите, независимо от того, одобряет это ваша семья или нет. У женщины такого выбора нет.
– И все же, насколько я понял, вы делаете то, что пожелаете.
– Я не типичная женщина. – Вероника улыбнулась. – Мне повезло – в моей семье у всех передовые взгляды. К тому же я никогда материально ни от кого не зависела. Ничто не делает тебя свободной от осуждения общества, как финансовые возможности жить так, как хочешь. Большинству женщин не столь повезло.
– Везение никогда не следует недооценивать. – Он усмехнулся. – Я хорошо заучил истину, что удача лучше, чем мастерство. Благодаря удаче вы попадаете в нужное место в нужное время. Например: везение заставляет вас нагнуться, чтобы вынуть камешек из башмака и таким образом избежать стрелы, которая просвистела у вас над головой.
– Вы писали об этом случае. – Она плотнее приникла к его теплой руке, чтобы согреться. – Я согласна – удачу часто недооценивают.
– И еще удача, леди Смитсон… – он смотрел ей прямо в глаза, – удача – это когда твоя любимая кузина становится ближайшей приятельницей дамы, которая может изменить твою жизнь.
Сердце у нее подскочило. Но почему? Как раз сердце ее не задето. Конечно, она рассчитывает на привязанность, но ничего большего. Сердце никогда прежде не бунтовало против задуманного ею.
Вероника фыркнула.
– Полнейшая глупость.
– О, я весьма искусен по части всех видов глупости, – серьезно заметил он.
– В таком случае, сэр Себастьян, хватит глупостей. – Ей не удалось скрыть улыбку. Этот человек очень ее занимает.
– Не будете ли вы столь любезны называть меня Себастьяном?
– Это было бы в высшей степени неприлично, – высокомерно ответила она.
– Но ни вы, ни я не придаем особого значения приличиям.
– Тем не менее…
Он наклонился к ней и тоном заговорщика произнес:
– Это повергнет в ужас Порцию.
– Тогда выхода у нас нет, Себастьян. – И, помолчав, сказала: – В свою очередь, предлагаю отказаться от леди Смитсон. Я просто Вероника.
– В вас нет ничего простого, Вероника. У меня предчувствие, что, познакомившись с вами, я открою для себя самую сложную женщину, каких я когда-либо знал. И… – он положил ладонь поверх ее руки, – я намерен добиться успеха в этом исследовании.
И снова предательское сердце затрепетало у Вероники в груди. Она решила не придавать этому значения и легкомысленным тоном произнесла:
– Что ж, я – та дама, которая в конце концов изменит вашу жизнь.
Он улыбнулся, и его улыбка показалась ей уж чересчур довольной.
– Отчего вы так улыбаетесь?
– По-моему, это очевидно.
– Вовсе нет. – Она нахмурилась. А вот это не входило в ее план. Во-первых, он не согласился с ней относительно погоды – вернее, не высказал несогласия по этому поводу, а она не припоминала, когда в последний раз уступила чьему-либо мнению по поводу погоды или вообще по любому поводу. Затем он вынудил ее пройтись, хотя у нее не было намерения это делать, учитывая холод и то, что ее туфли не предназначены для прогулок по снегу. С ним, конечно, весело, он обладает несомненным шармом. Она не знала, как это произошло, но… верховодит он. И всего лишь благодаря одному загадочному замечанию о том, что она меняет его жизнь. Что за полнейшая глупость… как нелепо.
Она остановилась, убрала руку с его руки и сделала глубокий вдох.
– Себастьян, я… – И тут она чихнула.
– Господи, вы замерзли? – В его глазах появилась озабоченность. – Прошу меня простить, Вероника. Какая беспечность с моей стороны. – Он взял ее руки в свои и начал быстро растирать обтянутые перчатками пальцы. – Как же я не подумал, что вы не одеты для прогулки пешком! – Он снова взял ее под руку и повел к карете. – Вы меня прощаете?
– Все не настолько…
– Позвольте мне загладить свою вину. – Они подошли к карете, и он повернулся к ней лицом. – У меня есть билеты на пьесу в Театр принца Уэльского. Спектакль состоится через три дня, а еще через три дня будет банкет в Клубе путешественников в честь… чего-то или кого-то. Я был бы счастлив, если бы вы вместе со мной посетили оба этих вечера.
Она покачала головой:
– Я, право, не уверена…
– Я приглашаю вас вместе с вашей восхитительной тетушкой, – добавил он. – Чтобы соблюсти все правила приличия.
– Я думала, что мы одинакового мнения на этот счет.
– Разумеется. – Он взял ее руку и, глядя прямо в глаза, поднес к губам. – Я пренебрегаю условностями, Вероника, но не сейчас.
– Не сейчас?
– Нет. – Он помог ей сесть в карету и повернулся к кучеру: – Генри!
– Да, сэр?
– Генри, пожалуйста, отвезите леди Смитсон прямо домой и проследите, чтобы она как следует согрелась. – Себастьян наклонился к ней и понизил голос: – Я сожалею, что не смогу сам этим заняться.
Жар бросился ей в лицо, но она не придала этому значения и тоже понизила голос:
– Что вы имеете в виду, сказав «не сейчас»? Что вы задумали?
– Вероника, не может быть, чтобы вы на самом деле хотели это узнать. Это испортит вам веселье. – Его глаза озорно зажглись. – И мне тоже. – Он дал знак Генри, и карета двинулась вперед.
– Я не дала согласия ни на театр, ни на банкет, – крикнула она. – У меня могут быть другие планы.
На его лице играла все та же довольная улыбка, которую она у него уже видела. Он дотронулся до полей шляпы и кивнул на прощание:
– До свидания, леди Смитсон.
Повернулся и ушел. Она смотрела ему вслед. Нет, все произошло совсем не так. Иначе она представляла себе их первую встречу. А знала ли она точно, как это будет? И уж конечно, она не думала спрашивать о его намерениях. Но это и не важно – у нее свои собственные намерения: она должна стать его любовницей. Это похоже на преследование с ее стороны, но, очевидно, он этого не понимает.
А как получилось, что ее план вдруг дал трещину? Ведь из-за него она… разволновалась. Да, именно так. Разволновалась. Вероника Смитсон никогда не волновалась и не нервничала, и ей это совсем не понравилось. Мало того – у нее внутри что-то кольнуло… похожее на желание. Господи, что с ней? Ну, все будет по-другому, когда они встретятся в театре… Если только она туда пойдет.
Конечно, пойдет. Что касается того, чтобы прийти вместе с тетей… Это нарушит ее план побыть с ним наедине. Но все же… приличия будут соблюдены, и это… безопасно.
Боже! Она раньше никогда не думала о том, что опасно, а что нет. Женщины, которые вознамерились стать любовницами, не должны беспокоиться об опасности. Но в этом человеке было что-то такое, что затронуло опасные зоны глубоко внутри. Предательское сердце, несомненно. Почему оно то прыгает, то трепещет? Она не допустит подобной глупости, никакого томления или желания.
А как объяснить, почему он ее взволновал? Объяснение, очевидно, кроется в том, что она до сих пор никогда не добивалась расположения мужчины. Поэтому-то сердце у нее к этому не готово. Привязанность к нему вполне допустима, но о любви не может быть и речи. Она давно заметила, что любовь все портит и толкает женщин на необдуманный выбор. Она не ищет любви. Один раз она любила, и это было замечательно. К тому же шансы, что какой-то мужчина сможет полюбить ее такой, какая она есть, а не такой, какой, он считает, ей следует быть, весьма незначительны. Поэтому нет смысла добиваться любви.
Начиная с этого момента, что бы ни ждало ее в дальнейшем с Себастьяном, все будет происходить на ее условиях, а не на его.
– Очень надеюсь, сэр Себастьян, что ваши намерения не отличаются благопристойностью ни в малейшей степени, – пробормотала она и удобно устроилась на мягком сиденье. – Мои намерения определенно таковыми не являются.
